Текст книги "Агентство потерянных душ"

Поломка носителя происходила по выбору и волеизъявлению человека, поэтому сигналов в БИМП о насильственном лишении жизни не поступало. Однако пирату было известно точное время покидания человеком носителя – он подстраивал его сам.

Так пират дожидался события, схватывал человека сразу на выходе из организма и исчезал.

Не многие пираты были настолько жестокосердны, чтобы использовать в своих махинациях детей.

Маша пошла в архив, который сохранился на одном из подвальных этажей агентства с докомпьютерных времен, и, пока шла, вспомнила, кто это был.

Это был некий Слив, в миру Доминик Сливовски. «Что ж, Слив, поглядим», – бормотала себе в нос Маша, листая пожелтевшую папку, которую так никто и не удосужился до сих пор перевести в цифровой формат.

Интуиция Машу не подвела. Тридцать один год назад Маша, разыскивая жертву, попутно посадила в галактическую тюрьму и похитившего её пирата – тем, что нашла и передала БИМПу.

А выслан наш друг был на тридцать лет. Очень интересно.

Ага, а вот и его личностные характеристики.

Маша вернулась в кабинет и настрочила на клавиатуре послание в центральный БИМП – мол, проверьте местонахождение Сливовски и уже оттуда поищите жертву. Это понятно, что сейчас-то Слив по мнению полиции добропорядочный гражданин. Но если это пиратствовал он, то рядом будет обнаруживаться на психолокаторе и жертва: уж сам-то он должен быть в состоянии её засечь, а то какой тут контроль?

И пока Маша ждала ответа из Центрального БИМПа, ей в голову пришла идея – не столько блестящая, сколько ужасная, навеянная Сливом и его ловлей на живца.

Из Центрального БИМПа ответили, что да, и Слив и жертва найдены и помещены в БИМП для дальнейшего размещения, но эти приятные новости уже донеслись до Маши как бы издалека: её голова была уже забита другим.

Она закрыла папку, отложила другие папки в сторону и позвонила Гектору, условившись о встрече.

Гектор примчался в гости к Маше, отпросившись с работы и приобретя в каком-то попутном магазинчике жалкий букетик цветов и коробку конфет. Однако, увидев свою пассию в настроении отнюдь не игривом, несколько обеспокоенно прошёл в кухню.

Маша, открыла ему коробку его конфет, налила чаю, вздохнула и… будто обрушила на него ушат холодной воды: рассказала ему, что с древних пор является сотрудницей Агентства потерянных душ, что вообще это за агентство и БИМП, что она была внедрена в спиритионику и долгие годы поставляла информацию о работе организации БИМПу, что их супружество обманом не было и она действительно любила Гектора-Марка, и что смерть разлучила их, поэтому их нынешние отношения не могут считаться близкими, поскольку у неё было множество мужей и жён в разные эпохи, и всем сразу женой и девушкой быть не получится.

Она вывалила ему эту кашу без запятых и точек.

Гектор сидел в оцепенении, нечаянно раздавив в руке шоколадную конфету, и единственное, что он смог – это прошипеть:

– Ты…

Его колошматило, как в стиральной машине: он не мог вместить в своё сознание одновременно Великолепную Блистательную Невероятную Виолу и Предательницу Змею Подколодную Виолу. Да ещё и Машу, в которую она превратилась.

Наконец, он взял себя в руки.

– И зачем ты меня сюда позвала, поиздеваться надо мной?

Маша взяла его за руку.

– Гектор, мы должны спасти людей, которые ушли из своих тел, оставив их умирать на руках Проводников. И мы должны спасти саму спиритионику!

– Что теперь до этих людей, они мертвы.

– Гек, если бы они были мертвы! Но им гораздо хуже, чем если бы они умерли: они в тюрьме. И я не знаю, где эта тюрьма и что она вообще такое. А потом я обещаю тебе всё-всё подробно рассказать!

– И убить меня после этого за то, что я знаю тайны вселенной.

– Да какие там тайны вселенной… Агентство никогда не было тайной организацией. Да у тебя жена там работала даже, – она попыталась растопить лёд в глазах Гектора, и это немного удалось.

– Чем же я могу тебе помочь, великой и могучей? – горько вопросил он.

– Ты должен провести мне «Финальную процедуру».

У Гектора аж чай в руке расплескался.

– Да ты в своём уме, Вио… Маша? «Финальную процедуру»? Хочешь оставить свой труп у меня на руках?

– У меня есть преимущество, Гектор, – Маша, наконец, сама успокоилась настолько, что даже сама взяла из коробки конфету и стала её жевать, – Я сотрудница агентства, у меня иммунитет к воздействиям БИМПа на рядового поселенца. Это поможет. Я хочу сама попасть в эту тюрьму, понять её местоположение, понять как освободить всех спиритиоников, что там содержатся. И выйти обратно вместе с ними. Для этого я хочу попытаться стать невидимкой для психолокаторов.

Повисла тишина.

– Да, я оставлю свой труп у тебя на руках, – сдалась Маша, – Но я обещаю вернуться. Кроме того, я совсем не уверена, что это будет труп.

Повинуясь какому-то несколько необычному и не совсем осознаваемому для неё позыву, Маша вдруг встала, лёгким движением обошла стол, присела рядышком с Гектором, обняла его и положила свою голову ему на плечо.

Гектор осторожно, словно стеклянную, обнял Машу и погладил по волосам.

– Ты же сказала, много мужей… Сразу всем женой быть не получится… – с дрожанием в голосе проговорил он, но Маша поцелуем не дала ему договорить.

В эту ночь Гектор домой не ушёл.

А наутро Маша, посвежевшая и весёлая, заявилась в кабинет к Маэстро.

– Шеф, я хочу в отпуск! – заявила она, улыбаясь во весь рот.

Маэстро аж очки протёр от удивления.

– Отпуск? Зачем тебе отпуск, Мария?

– Да вот, хочу на пару недель отдохнуть, в тёплые страны слетать, коктейли попить на морском берегу. Уже лет двести в отпуске не была.

– Какие лет двести. Ты только недавно больше двадцати лет на работе отсутствовала!

– Это не отпуск, Маэстро, – вздохнула Маша притворно, – это наказание. А я хочу в отпуске книгу написать. Книгу сказок.

– Книгу? Маша, ты… – начал Маэстро строго, и вдруг расплылся, – А, я понял! Что же ты сразу не сказала. У тебя появился молодой человек! Ну что ж, что ж – давайте, дело молодое… Успехов вам, успехов, две недели отпуска одобряю… Деньги в тумбочке.

Маэстро засуетился, как заботливый отец, что готов для дочери на всё и с удовольствием это показывает.

– Ну, – начала Маша объяснять, что имела в виду другое, но решила не разочаровывать старика и так и не закончила фразу.

Маша быстро передала дела Кате, получила от неё свою порцию «давайте, дело молодое», не забыла забрать в тумбочке деньги и вышла прочь.

На следующий день на всех интернет-ресурсах страны появились сообщения о том, что молодой автор пишет захватывающее продолжение сказки дядюшки Римуса про Братца Кролика и Братца Лиса. «Братец Лис пропал, – рассказывали анонсы в заголовках, – но где же Братец Кролик? Какова дальнейшая судьба тернового куста? И не попадёт ли Братец Кролик в своё новое смоляное чучелко?»

А на следующий день утром мобильный телефон Маши пропиликал свою обычную мелодию.

– Экстравагантно, очень экстравагантно, – прозвучал в трубке ухмыляющийся голос Лиса, – я уверен, ещё половина БИМПа догадалась, что надо молодому автору. Нельзя было сделать это менее… очевидным?

– У меня слишком мало времени, Лис, чтобы делать это менее очевидным. Ничего: кто что-то заподозрит, тот как-нибудь себе это объяснит. Мне нужна помощь. Долг платежом красен.

– И без долгов помогу. Сегодня днём на квартире молодого автора.

– Молодой автор приготовит что-нибудь вкусненькое, – мечтательно ответила Маша, отложила телефон, потянулась и с удовольствием прижалась обратно к Гектору, всё ещё лежащему в кровати.

– Мне пора на работу, – прошептал тот, но нашёл ещё минуту и всю минуту тискал в объятиях довольную бывшую жену, после чего, наконец, вскочил и начал натягивать брюки, – Он не причинит тебе вреда, этот Лис?

– Он такой же изгой, как и ты, Гек, – ответила Маша, – он не предаст.

Лис заявился часов через шесть.

– Извини, Братец Кролик, самолёт долго летел, – смущённо оправдался он, не сказав, однако, откуда летел самолёт.

– Ничего, мы не опоздали, – махнула рукой Маша, – проходи.

Она вкратце ввела Лиса в курс дела и своих планов.

– Рисковая девушка, – помотал головой Лис, – смелая и глупая изрядно, да.

– Молодая ещё, – в тон ему ответила Маша, и они рассмеялись.

– Мой секрет… – ответил, наконец, Лис, – Пожалуй, я могу рассказать тебе мой секрет, поскольку это всё равно ничего не изменит. Это просто глупый фокус. Я просто убрал свои личностные характеристики из базы.

– Но как же, – удивилась Маша, – они там. Я сама лично проверяла тебя по ним, и тебя было невозможно найти! Тебя не существует в природе.

– Я же говорю – фокус. Имя-то там стоит моё. А личностные характеристики – не мои. Свои я убрал. Там стоят личностные характеристики несуществующего человека. Довольно трудно найти несуществующего человека.

– Старый Лис! – захохотала Маша, – это вроде как ты в телефоне напротив своего имени поставил придуманный номер, мы тебе звоним и удивляемся, что дозвониться не можем. Лис, ты прохвост!

– Жизнь заставляет, Братец Кролик, – усмехнувшись, ответил тот, – если просто убрать себя из базы, это заметно. А так – поди докажи, что в базе что-то стёрто. А если и докажешь – поди восстанови старые значения. Невозможно.

– Ты можешь помочь мне… поменять мой номер?

– Это службишка, не служба, как говаривал этот – как его?

– Конёк-Горбунок.

– Именно, он самый. Ты удивишься, но уйдя из БИМПа, я оставил себе незаметный канал управления сервером.

– Не удивлюсь. Чтобы Лис – да не оставил? Сделай, пожалуйста.

– Пожалуйста.

– Лис, чуть не забыла. Убедись, что у меня там стоит галочка, что я спиритионик. Я не знаю, поставили мне её или нет – ведь я сотрудник агентства и работала Проводником, будучи в миссии. Если я не считаюсь в файлах спиритиоником, меня не заберут к остальным.

Лис достал из своего заплечного рюкзака ноутбук, вышел в сеть и минут десять поколдовал над клавиатурой.

– Всё. Машинка сгенерировала случайные вибрации, неотличимые от достоверных, и я поставил их на место настоящих. Теперь, извини, если ты потеряешься в лесу, тебя больше не найдут.

– Спасибо, Лис! – Маша обняла его за плечи, – Возможно, если дело выгорит, ты спас много людей. На самом деле людей, а не носителей.

– Ладно, ладно. И в список спиритиоников я тебя тоже внёс. И, кстати, я сделал ещё кое-что, о чём ты не подумала, девушка с суицидальными наклонностями.

Маша непонимающе посмотрела на него.

– Убрал блокировку вот этого вот, – он тыкнул пальцев Маше в бок, – носителя. Теперь он не отключится, когда ты уйдёшь из него, даже если ты помечена как спиритионик.

– Спасибо, Лис… Ты сейчас на самом деле спас меня.

– Долг платежом красен!

– Но послушай… Ведь если можешь делать такое. Ты сможешь сделать столько для планеты! Ты сможешь освободить спиритиоников, можешь удлинить жизни носителей, можешь дать свободу тем, кого Майрус Квинт заставил вечно сидеть здесь, можешь… Ты столько можешь сделать!

Лис покачал головой.

– Нет. Мои мелкие шалости сходят мне с рук, поскольку их не замечают. А вот если я стану делать что-то большее, внешнее влияние заметят и просто снесут систему, как бы им ни хотелось её сохранить. И тут я буду уже бессилен. Поэтому здесь нужен другой путь. А теперь давай корми меня, как обещала, что у тебя тут?

Через час, когда Лис ушёл, а Гектор ещё не пришёл, Маша села в кресло и попыталась думать о предстоящей ей тайной операции. Когда через час Гектор вернулся с работы (поскольку работа Проводника была под запретом, работал он на данный момент слесарем на вагоноремонтном заводе), в голове у Маши не вырисовалось ничего: она даже не представляла, что ждёт её… там.

Процедуру наметили на завтра.

– Давай сделаем так, – рассказывала Маша Гектору, – Когда я уйду, носитель не отключится. Он будет лежать в режиме ожидания, и ему по-прежнему нужна будет еда, вода. И отсутствие пролежней, желательно, поскольку я ещё хочу видеть его симпатичным. Поэтому тебе нужно будет это устроить.

Гектор кивнул.

– И я постараюсь вернуться поскорей. В конце концов, у меня отпуска полторы недели осталось. Ты готов?

Гектор кивнул, хотя сильно сомневался в правдивости своего ответа.

– Ладно, сегодня давай высыпаться – и завтра с утра… Боженька, помоги мне, – последние слова Маша еле слышно прошептала себе под нос. Что её ждёт? К тому, что ждёт, не подготовишься. Девушка с суицидальными наклонностями, черт бы тебя побрал…

Два кресла да пособие по «Финальной процедуре» – вот и всё, что нужно для «Финальной процедуры». Ну и ещё Проводник и, разумеется, ведомый, который готов к процедуре и знает её назначение.

Слушая, что говорит Гектор и выполняя его команды, Маша перестала чувствовать своё тело, а затем всем сознанием вдруг ощутила, как мир сдвинулся, внезапно стал более блёклым, затем зрение подкорректировалось, будто изображение на экране телевизора, и он стал удивительно чётким, цветным, полным запахов и прикосновений.

Маша сначала чуть не захлебнулась от этого танца жизни, внезапно обрушившегося на неё, а затем, раздвинув воображаемыми руками потоки восприятий, влезла внутрь и вошла в ритм.

И увидела свой носитель в стороне и немного под собой – он лежал в общем умиротворённо, но губы его были поджаты.

«Видно, в последний момент нахождения там я боролась со всей этой стихией», – подумала Маша.

Внезапно над головой возник яркий, призывный свет, за которым, казалось, скрывалось райское блаженство. Переливаясь всеми цветами радуги, он казался добрым и мягким, словно родимая бабушка, что баюкала внучка сказочными колыбельными… И так хотелось идти туда, под её мягкие, пахнущие пирожками ладони…

«Не лети, мотылёк, на огонь ночника», – подумала Маша. Она прекрасно знала, что это за свет: это канал БИМПа для привлечения поселенцев, которые вышли из испорченных носителей. Пойди сейчас Маша туда, и она окажется в общей комнате для программирования, где тысячи поселенцев одновременно кодируются на помещение в новый носитель.

Но ей сейчас не туда. А куда?

Но ей не пришлось решать, куда. Направленный точно на неё силовой луч схватил её бесплотное тельце и мощным рывком вогнал в темноту.

Несколько секунд Маша пыталась прийти в себя: хватка силового луча тактичностью не отличалась.

А затем она услышала в темноте стоны, ужасные стоны боли и бессилия сотен существ, которые находились вокруг неё во всех направлениях.

Нет, это не были резкие вскрики, будто кого-то резко огрели бичом. Это были долгие, мучительно-нечеловеческого напряжения вибрации, похожие на то, как скрипят напряжённые до предела ванты парусника в момент, когда они уже готовы разорваться. Это было за гранью мучения, и в человеческом мире такого бессилия в голосах услышать было нельзя, потому что жизнь человеческая в носителе обрывается куда раньше момента, как интенсивность страдания дойдёт до подобной точки.

Это были не звуки, а вибрации бесконечного страдания. Когда ты падаешь без чувств от гнева к горю, затем к полному безразличию к жизни, а затем пробиваешь дно и летишь через саму смерть в пропасть беспамятства, обычные боль и слёзы кажутся полными играющей жизни и счастья. Но те, кто издавал эти стоны, – из них вытянули все жилы жизни и смерти, и осталось от этих когда-то человеческих существ… что?

– Я тебе отомщу, тварь… – прошептала Маша одной мыслью.

Она попыталась объять окружающую мглу вокруг неё и прощупать её всеми имеющимися чувствами, но вокруг была лишь бесконечная пустота.

Тогда Маша попыталась локализовать источник стонов и обнаружила, что их несколько. Она двинулась к одному из них, самому ближайшему, но так и не смогла понять, приближается или нет: трудно осознать движение, если нет ничего со стороны, за что мог бы зацепиться взгляд.

Однако она всё же двигалась. Движение привело её к сосредоточению магнитных полей, к некой точке в пространстве, где ощущались сильнейшие электромагнитные вибрации. И на пересечении этих магнитных линий было размазано что-то, что можно было отдалённо назвать…

Если взять сознание человека и обозначить его силу за сто процентов, можно двинуться вниз и рассмотреть всё более и более низкие значения. В своём исследовании наблюдатель пройдёт через разум высшего животного, затем спустится куда-то к пресмыкающимся и насекомым, затем он посетит царства бактерий, различной фауны, вирусов…

Там ещё не ноль. А что ещё ближе к нулю? Ещё ближе к нулю было это существо. И его можно было назвать жизнью лишь потому, что где-то валялась коробка, в которой оно раньше лежало, и на этой коробке было написано «тут была жизнь». Или «от бесконечно любящей семьи, покойся с миром» где-то на кладбищенском надгробье.

Тонкая, в атом толщиной плёнка того, что ещё хранила в себе потенциал жизни, которую распластало по векторам магнитного поля, была ещё почти неразличимо жива. Стоны, а точнее, некие вибрации, будто листва на ветру, издавала именно она.

Маша дотронулась до неё своей воображаемой рукой в попытках понять, насколько прочно этот обломок души застрял в своей магнитной паутине. Это было ошибкой. Физика не была Машиным сильным местом.

Поле будто схватило душу девушки за руку и, словно неумолимый токарный станок, в который попал рукав растяпы-токаря, втянуло её внутрь в себя, распластав по своим линиям.

Маша рванулась, но было поздно. Теперь она точно почувствовала, что застряла. Ещё несколько рывков ничего не дали.

И тут же она узнала, что магнитное поле никогда не одиноко: оно создаётся мощным потоком электрического тока, который мгновенно пронизал эфемерное, почти придуманное тельце Маши.

Если бы Маша была здесь в носителе, носитель бы разорвало в клочья или обуглило до черноты – настолько интенсивное было здесь напряжение. Маша же чувствовала, будто сквозь неё проходит очень мощный поток воды и как бы потряхивает её своим напором. Тот же напор помогал магнитному полю не выпускать существо из ловушки просто за счёт своей упругости.

Маша даже представить не могла, каково здесь другим. Чем более очеловечившимся было существо, тем больше материальных зацепок, крючочков оно несло на себе: материя и энергия должны за что-то зацепляться. Чем больше было на нём таких зацепок, тем больше страданий оно испытывало, поскольку искренне считало себя частью этого мира и носителя.

Висевшие здесь были людьми. Да, нашедшими в себе силы выйти из носителя и покуситься на свободу, но настолько людьми!

Маша, будучи агентом БИМПа, была со своим иммунитетом почти нечеловеческим существом. Она хранила сознание и волю. Но и она не могла вырваться наружу.

Вокруг по-прежнему мгла.

«Так. Я вишу на чужом месте. Надо за что-то зацепиться». Маша, пускай сама и не могла выйти за пределы фокуса полей, потянула свои невидимые энергетические ручки, одновременно боясь получить по ним и желая на что-то наткнуться. Нет, пока нет.

Где ближайшие соседи? Маша прислушалась в попытке определить направление, откуда доносились ближайшие стоны, и уловила что-то прямо позади себя. Неловко перевернувшись, как переворачиваются спящие под одеялом, она потянулась и действительно нащупала вдали мягкое покалывание. Это проявляло себя ещё одно поле.

«Так, ну давай, тяни меня», – прошептала она, тужась, и поле схватило кончики её воображаемых пальцев, словно изо всех сил спасая падающего с вершины альпиниста. Маша тянулась дальше, и вот она почувствовала, что два поля начинают делить её на равных. Рваться в душе Маши было нечему, поэтому она позволила силам взять над собой верх, лишь слегка направляя себя в их мощных объятиях.

И вот, раздался почти физический звук «чпок», и Маша рывком вылетела из кокона поля и повисла между двумя равносильно перетягивающими её точками.

«Так, лиха беда начало», – ухмыльнулась одной эмоцией девушка и стала искать третье поле, чтобы зацепиться за него. И четвёртое, а потом пятое.

Этого оказалось достаточно. Маша оказалась распространена между полями подобно материи спортивного батута, что растянут в металлическом кольце. Теперь она была большая, если можно оперировать размерами, говоря о бесплотном существе, не имеющем размеров.

Она рывком сжалась и одновременно рванула свои лапки из магнитных полей. Это оказалось немного больно, но теперь девушка была свободна. Ещё немного просканировав окружающую тьму, она осторожно двинулась в одну сторону, старательно обходя пощипывавшие издали сгустки из электричества, магнетизма и разрушенной жизни.

Через несколько часов Маше показалось, что она бредёт в бесконечном космосе, пытаясь найти что-то на расстоянии вытянутой руки, хотя до ближайшей звезды не менее сотни световых лет. Однако вариантов не было, новых мыслей тоже, поэтому Маша продолжала двигаться.

И через полчаса набрела на стену.

Это было самое реальное во всём этом мире пустоты и магнетизма. Стена была настоящая, немного шершавая, и она была не защищена ни силовыми полями, ни электротоком. Поэтому Маша просто прошла через неё.

И её ослепил яркий свет! Оглянувшись, она увидел громадину дома высотой во множество километров, из стены которого она только что выплыла.

Где-то вдалеке справа она увидела огромнейшие двустворчатые двери для великанов десятикилометрового роста, а высоко вверху – распахнутые створки окна шириной с небольшой городок.

Небеса вокруг дома переливались каким-то бутылочным цветом, земля немного гудела, передавая Маше свою вибрацию, а с неба, подобно строительным плитам многоэтажки, падали огромные блестящие пластины, отражавшие свет, идущий со всех сторон.

Домик что-то Маше напоминал. Пряничный домик – пришла вдруг мысль. Это же пряничный домик, только невероятных размеров! Что это за планета?

Маша взметнулась к небесам и обнаружила, что небесный свод шарообразен и сделан из стекла. Пулей пролетев сквозь небо, Маша остановилась в бесконечном изумлении. Она была в офисе, обычном офисном помещении вполне земного типа, только размером с солнечную систему. Солидный стол, равный расстоянию от Земли до Луны, за ним кресло, в невообразимой дали – плафоны освещения и дверь, шкафы и полки…

И сразу пришло понимание. И пришла злость, ненависть и презрение, и бесконечное удивление, как живое существо может поступать так с другим живым существом. Машина душа несколькими рывками выросла в сотни раз за несколько секунд и стала своего обычного размера.

Она висела и смотрела на рождественскую игрушку, которая стояла на столе: милый стеклянный шарик пяти сантиметров в диаметре, внутри которого стоял игрушечный домик, окружённый метелью из блёсток.

Грозная тюрьма для существ, настолько забитых силовыми лучами, превращённых в точки и спрятанных в несколько граммов пластмассы, что одной пальчиковой батарейки хватало на то, чтобы удерживать их на месте.

«Ну что, и много ли ангелов может уместиться на острие иглы?» – единственная внятная мысль, которую она смогла подумать в этот момент.

Если бы у Маши были руки, она бы взяла игрушку и со всей мочи запустила бы ей в стену. Но, к сожалению или счастью, способности Маши к управлению материальными объектами были не настолько велики.

Тогда она рванула снова внутрь, уже не уменьшая своего размера, и точным ударом маленькой юркой молнии выжгла контакты батарейки.

Домик погас.

Однако тюрьма продолжала работать, Маша безошибочно чувствовала её вибрации. И да, эти вибрации не могла издавать пальчиковая батарейка.

Маша огляделась, прощупала пространство вокруг, и нашла то, что не видела ранее: на потолке офиса одиноко висел небольшой излучатель, который генерировал тонкий, как игла, но очень мощный силовой луч.

Луч шёл сверху и заканчивался в печной трубе домика. Маша взмыла к потолку, проникла сквозь колпачок излучателя и небольшим, но горячим ударом закоротила часть микросхемы.

И в этот момент почувствовала: двери ловушки открыты.

И в этот момент взвыла сирена.

Маша метнулась обратно к домику и проникла в него своим существом.

Заключённые, что стонали и вибрировали под воздействием электротока и разрывающего их поля, не суетились и не пытались толкаться в дверях на выход. Они мягко и совершенно бессильно, словно выброшенные волной медузы на морском берегу, продолжали висеть на своих местах, похожие на разорванные кусочки тончайшего целлофанового пакета.

Полминуты Маша думала, что с ними делать. Сами они не уйдут, их надо забирать. Но как вести за собой толпу коматозных больных?

В итоге она поняла. Это её люди, она сроднилась с ними тогда, в спиритионике, и чувствовала духовную связь и сейчас. Маша проникла в них, прочувствовала их изнутри, пропустила через себя их страдания – и сделала частью себя. Теперь она уйдёт только с ними.

И в этот момент вошёл он.

Его портрет висел на стене её кабинета: в агентстве была традиция выставлять портреты руководителя БИМПа как символ общего дела и лояльности руководству.

Он зашёл, осмотрелся, подошёл к столу и взял в руки игрушечный домик. Сам себе спокойно кивнул головой. Затем подошёл к столу, нажал кнопку какого-то приборчика и внимательно посмотрел на него. А потом откинул крышечку невзрачной панели, которая ютилась в углу его стола, и нажал на кнопку.

– Что ж, ты здесь, Лис, поздравляю, – сказал Майрус Квинт спокойным, доброжелательным голосом, – я ожидал чего-то подобного. Я, конечно, не вижу тебя, но я вижу этих олухов. А раз они здесь, то и ты здесь.

Он подождал ответа, но Маша застыла на месте и молчала. Её очень настораживало спокойствие того, кого только что обокрали.

– Думаю, окажу тебе добрую услугу, – наконец, сказал Майрус Квинт, – если скажу, что комната окружена антиментальным полем. Уж лучше тебе не высовываться. Ты попался в капкан, Лис.

Ах вот оно что! Маша мысленно перекрестилась, что не ушмыгнула при первых словах директора БИМПа. Антиментальное поле – страшное изобретение БИМПа – не позволяло живому существу пройти сквозь него. Точнее, позволяло, но с другой стороны живое существо вываливалось неживым и растворялось в вечном небытии, и речь шла не о бионосителе, а о самом человеке.

– Что ж, ты, возможно, думаешь, что мне тоже отсюда не выйти, – продолжил Квинт, – Но это-то как раз и не проблема. Все необходимые условия для жизни существуют здесь, внутри. Я могу сидеть здесь хоть целый год. А вот я сейчас отдам распоряжение искать твой носитель, пока он лежит где-нибудь. И лучше бы, Лис, он лежал под присмотром, поскольку носители больше трёх дней без воды не выживают.

«Я попала», – подумала Маша, – «Если я через десять дней не выйду из отпуска, меня хватятся, зацепятся за Гектора и мгновенно найдут».

Она начала усиленно думать.

Майрус Квинт же сел в своё кресло и начал просматривать какие-то сводки.

Маша решилась. Она объединила своё пространство с пространством Квинта и сказала где-то в глубине его головы:

– Я не Лис. Но я хочу забрать этих людей и уйти, после чего оставить тебя в покое. Что ты за это хочешь?

– А вот это я удивлён, – улыбнулся Квинт, – я не думал, что на этой планете существуют ещё такие же как он. Но я не чувствую в тебе раскаяния и страха, преступник.

Находясь в одном пространстве, живые существа понимают и чувствуют друг друга на порядок лучше, чем в разъединённом состоянии. Это нельзя назвать чтением мыслей – скорее это можно назвать чтением намерений и чувств. Маша тоже была удивлена.

Она была уверена, что в глубине своей души Квинт кишит грязными, отвратительными червями ненависти и страха. Но Квинт был куда чище. Он лучился острой, закалённой годами уверенностью, которая не требовала низких чувств, потому что не встречала сопротивления. Он был уверен, что прав.

Майрус Квинт точно понимал, как видела Маша, что он спасает мир от преступников. Все поселенцы, что приходят на Землю, являются потенциальными преступниками – любой человек, что не находится под жёстким контролем, может сотворить всё, что угодно: взрывать города, лишать женщин чести, травить животных, уничтожать лесные массивы целых стран… Смещать с поста и истязать Директора БИМПа. Поселенцы должны быть под контролем.

Квинт не зачислял в исключения даже себя – он точно знал, что он с огромным удовольствием будет перерезать глотки всем, кто захочет выйти на так называемую свободу. И будет при этом чувствовать огромное удовлетворение… Удовлетворение – это когда все вокруг в ужасе перед страхом наказания находятся под твоим контролем и не могут и пальцем шевельнуть без разрешения.

Вот тогда в мире будет мир и настоящая свобода, тогда Майрус Квинт будет считать, что его работа выполнена.

Маша ужаснулась логике того, что прочитала в голове Директора. Это было логично, но во всей его уверенности был какой-то подвох, который Маша могла прочувствовать, но не могла объяснить. У неё было совсем иное мироощущение.

– Я не отсюда, – наконец, ответила она ему, – но я вижу, мне Вас не переубедить.

– Переубедить меня? – засмеялся Квинт добрым, отеческим смехом, – Ты же преступник, существо. Моя работа и призвание заключаются в том, чтобы ловить преступников. Кроме того, ты в невыигрышном положении, тебе нечего мне предложить. Я не отпущу тебя, даже если ты решишь оставить мне эти жалкие ошмётки спиритиоников и других подобных им.

– Земля – это не планета-тюрьма, поселенцы имеют право прибывать и убывать как из носителей, так и с планеты. Вы совершаете преступление, Директор, даже просто задерживая их здесь. Не говоря уж о том, что вы подвергаете существа насилию с помощью электрического тока!

– Ой, девочка, мальчик, или кто бы ты там ни был! – презрительно отбил подачу Директор, – не нужно здесь этого слюнявого гуманизма. Во-первых, законы, что забирают у планеты статус лаборатории, давно уже лоббируются в сенате Конфедерации и не в этом году, так в следующем будут приняты. И как ты думаешь, существо, какой новый статус получит эта планета?

Маша молчала.

– Боюсь, что статус мусорной свалки или что-то около того. Потому как, после множества экспериментов, после которых на ней остались одни отбросы общества, на большее она не способна.

И это во-первых. А во-вторых, для становления общества, где царит мир, покой и порядок, нет ничего лучше хорошей электрической порки. Потому как целые эры опыта говорят нам о том, что без жёсткого ошейника неподконтрольные массы черни срываются, разносят в клочья бывших хозяев, своих же собратьев, всю накопленную культуру, а затем всей сворой ухают в пропасть забвения.

И я из тех хозяев, которые не допустят этого. Так что оставьте свой неуместный пацифизм для детишек во дворе.

Маше нечего было отвечать. Она и Директор были разными людьми, и спорить с ним означало просто всё дальше и дальше влипать в идеи человеконенавистничества. Влипать до тех пор, пока не примешь точку зрения, которую раньше на дух не переносил.

Стоило подумать скорее о том, как отсюда выбраться. И думала Маша минут пять.