Текст книги "Вечер гениев"

Глава двадцать восьмая

Жене казалось, что у него волосы встают дыбом. По дороге в университет он читал свежий номер газеты. Под рубрикой «Криминальная хроника» ему попалась на глаза небольшая заметка, озаглавленная «МОЛОДОЙ УЧЕНЫЙ ЗАНИМАЛСЯ СИНТЕЗИРОВАНИЕМ НАРКОТИКА». В ней говорилось: «В Воронеже милицией задержан аспирант научно-исследовательского института, который пытался изготовить синтетический наркотик триметилфентанил. В лаборатории института он синтезировал около килограмма органического вещества амин, которое является продуктом предпоследней стадии производства наркотика. Заведующий лабораторией обратил внимание на странный запах, который исходил из лаборатории во время работы в ней аспиранта. Его требование дать исчерпывающие объяснения относительно химических реакций аспирант игнорировал. Почуяв неладное, завлаб вызвал милицию. Если судом будет доказано, что аспирант пытался изготовить наркотик с целью сбыта, ему „светит“ от семи до пятнадцати лет. Фамилия молодого гения держится в строжайшем секрете.»

"Это Игорь, – понял Женя, пытаясь снова перечитать заметку, но буквы стали двоиться у него в глазах. – Мне конец! Следователь начнет раскручивать клубок и скоро выйдет на меня."

Он не заметил, как проехал свою остановку. "Что же делать? – лихорадочно думал он, с остервенением растирая виски. – Бежать? Прятаться? Или идти в милицию с повинной?.. Господи, это должно было рано или поздно случиться…"

И тут он понял, что нужно делать. Надо нанимать адвоката для Игоря! Опытного, талантливого адвоката, который сумел бы доказать, что Игорь проводил в лаборатории всего лишь безобидные химические опыты. А самое главное – адвокат должен доказать, что Игорь "химичил" по собственной воле и никакого Женю Нечипорука не знает. Это единственный выход, единственный шанс не загреметь за решетку. Но хороший адвокат стоит больших денег. А большие деньги Женя умеет зарабатывать только одним способом…

Он решил идти ва-банк. Он изготовит столько наркоты, что не только вернет Князю долг, но еще и заработает кучу денег на самого лучшего адвоката. Главное – сделать все быстро. Он умеет, он может. Надо только успокоиться, взять в себя в руки и мобилизовать волю.

Женя посмотрел на часы. Занятия уже начались. Что ж, легче будет выдернуть с лекции Лешку Филина. Этот парень безотказный. Добрый, послушный флегмат, чем-то напоминающий слоненка, идущего за мамашей на поводу. Какой-нибудь инициативы от него никогда не дождешься, зато – только свистни – всегда готов принять участие в каком-нибудь интересном мероприятии. Женя предложит ему сегодня вечером поехать в Погар, и в тиши глухой провинции отдохнуть от московской суеты, попариться в баньке, попить самогоночки, покататься верхом по полям, прихваченным первыми морозами. А по ночам они будут синтезировать триметилфентанил. У Ковальского получилось, и у Жени с Лешей получится. Обязательно получится. Не боги горшки обжигают.

Глава двадцать девятая

Самодельная вытяжка, которую они сделали в сарае, работала из рук вон плохо, особенно при сильном ветре, и друзья после работы испытывали сильные головные боли. Женя где-то слышал, что токсины из организма хорошо выводит парное молоко, и попросил Лену приносить его после каждой надойки – утром и вечером. Они выпивали литра по два ежедневно, но это мало помогало. Чувствовали они себя прескверно. К тому же работа шла не слишком гладко, под рукой вечно не оказывалось необходимого оборудования, и в глазах Лешки Женя все чаще замечал скептицизм.

– Ты уверен, что у нас эту гадость кто-то купит? – спросил он как-то, нагревая на горелке колбу, в которой плескалась черная маслянистая жидкость.

Женя не мог решиться рассказать Леше всю правду – что должен Князю семьдесят тысяч доз, что в Воронеже арестован Игорь Яковенко. Спросил только: "Хочешь заработать и отвлечься от учебы?"

Полгода их не баловала. От того, что приходилось часами стоять у стола, у ребят сильно мерзли ноги, и даже раскаленная до красна буржуйка не помогала. Леша загрустил. Его не радовали прогулки по пустынному, пронизываемому студеными ветрами лугу, баня и сальцо под самогоночку. Вздыхая, он вспоминал минувшее безмятежное лето, когда они с Леной дурачились на реке. Пожалуй, только Лена и выводила его из состояния уныния. Когда она, розовощекая, в белой косынке и овчинном полушубке, появлялась в избе и ставила на стол трехлитровую банку с молоком, Леша начинал улыбаться, бормотать комплименты и ласковые глупости. Все остальное время слово из него невозможно было вытащить клещами.

Предпоследнюю стадию синтеза они решили провести днем, потому как ночью из-за сильного мороза находиться в сарае стало невозможно. Работать пришлось в противогазах, потому как вытяжка из-за сильного ветра не давала тяги, и "лаборатория" наполнилась фосгеном. Кто из них забыл запереть входную дверь на засов, Ни Женя, ни Леша не помнили. Это было роковое стечение обстоятельств. Лена принесла молоко, но, не найдя парней дома, направилась в сарай. Зашла внутрь. Они стояли к ней спиной, не видели и не слышали ее. Она стояла не меньше минуты, вдыхая ядовитый газ, и смотрела, как Женя и Леша колдуют над колбами.

Потом она выронила банку и, теряя сознание, упала на пол. Только тогда парни обернулись.

– Какого черта! – глухим голосом из-под респираторной маски закричал Женя. – Как она сюда вошла?!

Был самый ответственный момент синтеза. Женя не мог отойти от стола. К девушке кинулся Леша.

– Она отключилась! – испуганно сказал он, приподнимая обмякшее тело.

– Вытащи ее на улицу! – проворчал Женя. – Как не вовремя! Я чуть не сжег раствор!

Леша потащил девушку на выход, откидывая ногами осколки банки. Ее полушубок был залит молоком. Леша совсем некстати подумал, что если бы она облилась молоком, которое продают в городе, жирного пятна не было бы. А от следов этого, деревенского, можно только химчисткой избавиться.

Он уложил ее на опилках под навесом, где был оборудован дровник, и стал шлепать ей по щекам ладонью – другого способа привести человека в чувство он не знал. Дыхание девушки было слабым, пульс едва прощупывался. Леше стало страшно. Он заглянул в распахнутую дверь и крикнул:

– Иди сюда!

Женя вышел не сразу. Сорвал с лица противогаз, под которым обнажилась улыбающаяся физиономия.

– Кажется, все нормально. Осталась последняя стадия – и все! Грамм триста сухой фракции получим точно.

– Да подожди ты со своей фракцией! – оборвал его Леша. – Ленка все никак в себя не придет.

– Надо ей на лицо водичкой побрызгать.

Они зашли под навес. Женя опустился на колено, провел ладонью по лбу девушки.

– Оклемается, – сказал он с оптимизмом.

– У нее губы посинели, – заметил Леша. – Слушай, давай ее в больницу отвезем?

– Обалдел? – пожал плечами Женя и взглянул на часы. – Мне еще доалкирировать осталось… Через семь минут…

– Женя, – с непривычной для себя строгостью произнес Леша. – Она надышалась фосгена.

– Да что ты меня все время пугаешь! – вспылил Женя. – Вон, она уже глаза открыла!

Не сразу взгляд девушки обрел осмысленность. Она села, развязала платок и стянула его с головы. Волосы рассыпались по ее бледному лицу.

– Что со мной? – тихо спросила она. – А банка где?

– Ты как? – спросил ее Леша.

– Голова болит… И перед глазами все плывет.

Она попыталась встать, но ее повело, и она упала бы, если бы ее вовремя не подхватил Леша.

– В общем так, – сказал он твердо. – Ее надо везти в больницу… Беги за машиной.

Женя недовольно засопел. Он смотрел на лежащую у ее ног девушку и думал, что она может искусно притворяться, чтобы подольше пробыть в центре внимания двух таких замечательных и образованных москвичей.

– Я все доведу до конца, – заверил Леша, поймав вопросительный взгляд Жени. – Давай, не тяни время.

– Беги за машиной! – проворчал Женя. – А где я ее сейчас найду? Может, у Славки трактор попросить?.. Слушай, а что я скажу в больнице?

Ему так не хотелось заниматься сейчас этой непутевой девчонкой, когда было дело куда более важное. Но Леша твердо стоял на своем, и Женя не стал лезть на рожон. Сходил к вечно пьяному трактористу Славке, который жил рядом с церковью, и попросил у него трактор.

– Три бутылки! – сразу согласился Славка. – Если, конечно, заведешь.

Судьба, видимо, жалела Лену. Трактор завелся, и по разбитой донельзя грунтовке Женя повез Лену в районную больницу. Она была в сознании, но тяжело дышала, и ее лицо было мертвенно-бледным.

– Я тебе писала в институт, – бормотала она. – Ты мое письмо получил?

– Какое письмо? – не понял Женя. Он сейчас думал о том, что сказать в приемном отделении.

– Я выслала тебе фотографии… которые мы летом снимали…

Трактор трясло на колдобинах, и Женя скакал на протертом сидении, как на лихом коне.

– Слушай меня! – говорил он громко и отчетливо, чтобы девушка все поняла и не переспрашивала. – Скажешь, что мылась в бане и угорела. Понятно? Скажешь, торопилась очень, и пошла мыться, когда еще уголь до конца не прогорел. И тебе стало плохо. Понятно?

– Понятно, – едва слышно ответила девушка.

Когда Женя вернулся в "лабораторию", все горелки уже были выключены, и Леша, сидя на корточках перед буржуйкой, закидывал в печь дрова.

– Ну? – нетерпеливо крикнул Женя, жадно оглядывая рабочий стол. – Как дела?

Леша кивнул на колбу с темной жидкостью.

– Очень сильная концентрация получилась, – ответил он. – А Лена как?

– Да что с ней случится! – махнул рукой Женя, бережно приподнимая колбу над столом. – Сдал в приемное отделение. Пару укольчиков сделают и выпустят… Сама виновата! Не надо было заходить туда, куда не просят… А ты уверен, что у нас все получилось?

– Какая тут, к черту, уверенность, – пробормотал Леша и взялся за бутылку с самогонкой.

Жене не понравился такой тон.

– От методики Хлыстуна, надеюсь, ты не отходил? – с подозрением спросил он, добиваясь внятного ответа, и все рассматривал жидкость.

– Методика, методика, – проворчал Леша. – Хлыстун шел своим путем, через бензил, а мы – через метил. У него бензильная защита, а у нас метильная! У него была возможность гонять все в высоком вакууме, а у нас нет! У него лаборатория, а у нас сарай!

Женя опустился на табурет, глядя на жидкость в колбе уже с ненавистью.

– Это для меня вопрос жизни и смерти, – едва слышно произнес он. – Я тебе обо всем как-нибудь потом расскажу.

Леша в душу не полез, не стал расспрашивать, что означают слова Жени. Выпил рюмку самогонки, на минуту вышел из сарая, а вернулся со своей сумкой. Женя молча смотрел, как его друг достает из накладного кармана шприц в упаковке, ампулу с дистиллированной водой для инъекций и резиновый жгут. Затем он стеклянным капилляром выбрал из колбы каплю концентрата и растворил ее в ампуле.

– Вперед! – сказал Леша и кивнул на шприц. Сам сел старое в плетеное кресло, засучил рукав и стянул руку жгутом.

На зелье он отреагировал мгновенно и неожиданно. Не успел Женя выдернуть иглу из его вены, как Леша потерял сознание. Его голова безжизненно упала на грудь, и руки повисли как плети. Испугавшись, Женя вытащил Лешу на воздух. Филин быстро пришел в себя, но еще долго молчал и, глядя в одну точку, неподвижно сидел в кресле.

– Уйди куда-нибудь далеко, – наконец, произнес Леша, – и вылей эту гадость… Никакого кайфа. Даже намека на него не было. Одно ощущение – будто дубиной по затылку шарахнули…

А утром поселок облетела страшная новость: в районной больнице умерла Лена. Причиной смерти врачи назвали отравление угарным газом.

Глава тридцатая

Женя, что называется, залег на дно. Он стал исправно ходить на занятия, наверстывая упущенное, мало общался с сокурсниками и редко проводил свое свободное время вне общежития. Дважды Князь оставлял на проходной записки с предложением встретиться, но Женя, хоть у него при этом холодела душа, игнорировал эти предложения. Он не был настолько наивным, чтобы надеяться, что Князю надоест писать ему записки, и он отстанет. Женя чувствовал, что долговая петля на его шея очень скоро затянется, но не видел выхода из создавшегося положения. Он был просто парализован страхом и последней неудачей в Погаре, и, подобно зверю, затаился в своей норе.

Князь не заставил себя долго ждать. Однажды после обеда он появился в комнате Жени. На улице шел снег, и Князь принес снежинки на воротнике дубленки. От него пахло морозом и дорогим одеколоном. Он молча ходил по комнате, скрипя кожей ботинок, и ждал, когда из комнаты выйдут посторонние.

Оставшись с Женей наедине, Князь без вступлений, тихим и усталым голосом сказал:

– Ты должен мне, но это чепуха. Лично мне твой порошок не нужен. Его ждут люди, которые без него не способны прожить даже один день. Сам понимаешь, говорить с ними, обещать, "кормить завтраками" очень трудно. Невозможно. И я устал. Мне надоело напоминать тебе о долге. Я решил перевести стрелки на тебя. Будешь сам объясняться с ними… Короче, ты отливаешь себе пулю.

Он повернулся, чтобы выйти, как Женя кинулся к нему и схватил Князя за руку.

– Подождите! – взмолился он. – Пожалуйста, подождите еще немного! У меня какая-то неудачная полоса пошла. Нет квартиры, нет химикатов, нет оборудования… Мы с другом работали в Погаре, и у нас получилась какая-то гадость, я чуть не подох!

– Две недели, – сказал Князь. – Даю тебе последний шанс. А потом не обижайся…

Он вышел. Женя упал на койку и неподвижно лежал до наступления сумерек. Когда встал и подошел к окну, на небе уже сиял обточеный с одного края месяц. Дни стали настолько короткими, что Женя уже забыл, как выглядит мир в солнечном свете. Казалось, что сутки состоят из бесконечно длинного вечера, и впереди нет ничего, кроме ночи, похожей на смерть…

– Не смей мне больше звонить! – необычно зло ответил Ковальский. – Забудь мой номер телефона! У меня ничего нет, запомни это раз и навсегда! Я завязал! Баста! Все кончено!

– Ну хоть чуть-чуть, – со слезами в голосе говорил Женя, прижимая трубку к губам. – Мне очень надо. Выручи в последний раз…

– Я разве не ясно выразился?! – крикнул Ковальский и оборвал связь. В трубке запиликало.

Несколько дней подряд Женя просил у сокурсников деньги в долг. Под большие проценты. Перетряхнул все свои карманы. Собранной суммы хватило только на химикаты. Хорошо, Лешка помог – взял ключи от квартиры у своего знакомого, который собирался по турпутевке в Египет.

Они сделали еще одну попытку изготовить триметилфентанил. На последних стадиях особенно старательно очищали и алкирировали продукт. То, что получилось, испробовал на себе Женя. Через несколько минут у него остановилось сердце, и Леша, прося у бога прощения, делал ему искусственное дыхание и неистово давил ладонями на грудную клетку.

Когда "мотор" заработал, и Женя пришел в сознание, у флегматичного и невозмутимого Леши началась истерика. Он, как сумасшедший, перевернул на кухне стол, высыпал все реактивы на пол и разбил несколько колб.

– Все!! – орал он. – С меня довольно! Я завязал! Никогда больше! Никогда!..

И, хлопнув дверью, выбежал из квартиры.

Женя сидел на полу и смотрел, как по линолеуму растекается зловонная черная жидкость. Он машинально подобрал валяющийся рядом шприц, втянул в него жидкость из лужицы и стал с удивительным спокойствием смотреть на кончик иглы. "Может, повторить? – думал он. – И больше не будет ни Князя, ни фосгена, ни химикатов, а только вечный покой… Какое это блаженство!"

Но этого блаженства он не испытал. Когда Князь в очередной раз вызвал его на телефонный переговор, Женя попросил денег на химикаты.

Глава тридцать первая

«Крокодил» расползался по югу России и Москве с ужасающей скоростью. Было зафиксировано десятки случаев смерти от передозировки. Столичный уголовный розыск работал в усиленном режиме. И все-таки следствию никак не удавалось выйти на производителей наркотика.

Когда Новикову представили очередной протокол записи телефонных разговоров Князя Мамедова, он почувствовал, что в конце тоннеля, наконец, забрезжил свет. Весьма узкий и однообразный круг знакомых Князя, включающий в себя лишь относительно законопослушных рыночных торговцев, неожиданно расширился до общежития МГУ.

КНЯЗЬ: Как тебе отдыхается в Москве, сынок? Денег хватает?

ГЮНДУЗ: Да, папа, есть пока. Я тебе, кажется, еще не говорил – мою курсовую выдвинули на общероссийский конкурс. Здесь, в Москве, об этом узнал.

КНЯЗЬ: Молодец, сынок! Я очень рад за тебя… Послушай, у меня к тебе будет просьба. Запиши, чтобы не забыть.

ГЮНДУЗ: Да, папа, я возьму карандаш.

КНЯЗЬ: Значит, общежитие химического факультета МГУ. Комната двести двадцать девять. Найди там Женю.

ГЮНДУЗ: Женю?

КНЯЗЬ: Да. Скажи ему, что послезавтра я приеду в Москву и привезу ему то, что он ждет.

ГЮНДУЗ: Хорошо, папа, я все сделаю.

Уже через час старший оперуполномоченный доложил Новикову:

– В двести двадцать девятой комнате живет студент третьего курса Женя Нечипорук. Парень весьма одаренный, в свое время был победителем и призером республиканских и всероссийских химических олимпиад школьников.

Кажется, лед тронулся. За Нечипоруком было организованное круглосуточное наблюдение. Два дня спустя оперативниками была зафиксирована его встреча с Князем.

– Задержать обоих, – приказал Новиков.

Две группы захвата одновременно задержали Нечипорука, когда он возвращался в общежитие, и Мамедова, когда тот садился в такси.

На допросе Князь все отрицал:

– Нет, я наркотиками не занимаюсь. Гашиш курю, да. Этого не отрицаю. У нас в селе все гашиш курят. Такая традиция. Я с малых лет курю. А другого наркотика я в глаза не видел.

В этот же вечер показания дал Нечипорук. Он сознался в том, что вместе с Игорем Яковенко на даче Князя под Джилалабадом изготавливал метадон, а в Погаре у бабушки вместе с Лешей Филиным безуспешно пытался синтезировать триметилфентанил.

На следующий день были задержаны Филин и сын Князя Гюндуз. В это время Новиков допрашивал Князя. Уже больше часа они вели пространные разговоры о наркотиках, но свою причастность к их производству Князь отрицал.

В какой-то момент разговора дверь кабинета неожиданно раскрылась, и в сопровождении оперуполномоченного зашел Гюндуз… в наручниках.

Увидев сына, Князь побледнел. На его лбу выступил пот.

– Вы что делаете? – строго крикнул Новиков оперу, поднимаясь из-за стола. – Кто разрешил ввести сюда этого подозреваемого?

Опер пожал плечами и начал объяснять следователю, что ошибся номером кабинета. Несколько секунд отец и сын смотрели друг другу в глаза, а Новиков не преминул сделать вывод:

– Вы понимаете, что они могли обменяться информацией, а это повредит следствию!

– Извините, – произнес оперуполномоченный, вывел Гюндуза из кабинета и закрыл за собой дверь.

Это была инсценировка. Новиков полагал, что увидев не причастного к наркобизнесу сына в наручниках, Князь начнет давать правдивые показания, чтобы следствие сняло все обвинения с сына.

Так и случилось. В течение последующих трех дней Мамедов подробно рассказал о том, как студенты по его просьбе синтезировали триметилфентанил.

Вскоре были задержаны и допрошены Сергей Хлыстун и Миша Ковальский. Хлыстун добровольно сдал десять тысяч долларов, полученных от Князя. Ковальский предоставил следствию методики, которыми пользовался при синтезировании "крокодила".

Во время обысков в общежитии, на частных квартирах, в Погаре оперативными сотрудниками было изъято несколько десятков наименований реактивов. Мензурки, бутылки и колбы полностью заняли шесть холодильных камер.

Сухой фракции триметилфентанила, изъятой во время обысков и выданной добровольно, было достаточно для того, чтобы "посадить на иглу" всю Москву. А цену этого порошка на "черном рынке" можно было бы отобразить шестизначным числом в долларовом эквиваленте.

Следствие по этому делу длилось несколько лет.

За время пребывания в сизо безусловно раскаявшиеся гении написали несколько научных трудов. Одни были посвящены проблемам уничтожения химического оружия, другие – борьбе за экологию и утилизации промышленных отходов, третьи – нейтрализации наркотика в крови человека. Миша Ковальский впервые в мире создал нетравматический диагностический метод для лечения детей.

Все эти работы получили высочайшие оценки деятелей отечественной и зарубежной науки.

А у следователя Новикова началась новая головная боль. Этих ребят, обладающих уникальными познаниями в области синтезирования наркотиков, с огромным нетерпением ждали не в научно-исследовательских институтах, не в промышленности и медицине.

Их готовились встретить с распростертыми объятиями в тюрьмах и зонах.