Текст книги "Военные пацаны"

– …Не надо… здесь нет бандитов… не надо…

Избиение продолжалось минуты полторы-две, но этого оказалось достаточно: кажется, ребро сломали.

– Отставить! – В комнату вошел командир. – Поднимите его!

Двое, подхватив избитого под руки («С-сука»), резким рывком поставили на ноги; сжав кулаки и трясясь не от страха – от ущемленной гордости, Хизир стоял перед ним молча, глядя прямо в глаза и не отводя взгляда от тоже вперившихся в него глаз офицера.

– Объясни! – коротко распорядился старлей.

– От бомбежек в подвале хоронились с соседями… – Когда Хизир начал говорить, языком обнаружил во рту сломанный зуб; выплюнул его со сгустком солоноватой крови: – А куда еще прикажешь деваться, когда нас бомбите? Вы всю мою семью убили, убейте и меня: я вас не боюсь.

– Ты чеченец?

– Да! И за это убейте!

– А я русский… и фамилия у меня Иванов… – задумчиво произнес молодой командир. – А ты чисто по-русски говоришь, без акцента, – не то спросил, не то сделал умозаключение старший лейтенант.

– Да…

– Семенов! – Офицер отвел глаза в сторону, не от того, что не выдержал взгляд; просто этот чеченский парень стал ему уже неинтересен: судя по всему, подвал не похож на бандитский схрон. – Командуй всем на выход!..

Когда из помещения вышел последний, Хизир, присев на свою кровать, тихо произнес:

– Извините, гости, угостить нечем было. – И мысленно добавил: «В следующий раз угощу обязательно».

Вполне возможно, что офицер в данной ситуации, сам того не подозревая, показал свою порядочность; тем не менее эта встреча подтолкнула Хизира на принятие решения. Все-таки он сделал свой выбор в этой жизни: задача была для него ясна – яснее некуда…

* * *

Иванов недолго пробыл в звании старшего лейтенанта. Через пару месяцев после событий в доме Хизира, в войсковую часть, где он служил, приехал с проверкой генерал – некто Фаршев или Капустин. Никак фамилию не могу вспомнить, но точно не лошадиная.

И вот командиры построили подразделения части для проведения строевого смотра. Для начала генерал решил блеснуть знанием устава:

– Строевой смотр проводится в целях определения степени одиночной строевой выучки и строевого слаживания подразделений. На строевом смотре также проверяется внешний вид военнослужащих, наличие и состояние снаряжения, вооружения, боевой и другой техники. При инспектировании на строевом смотре, кроме того, производится опрос военнослужащих в порядке, изложенном в уставе…

В этот момент через КПП из очередного боевого выхода прошел взвод Иванова. Дежурившие на КПП солдаты, конечно же, сообщили об этом своему офицеру. Нужно было бы взводу схорониться где-нибудь на задворках и постараться не показываться на глаза генералу во время смотра. Но хорошая мысля, как говорится…

– …В уставе внутренней службы. Опрос военнослужащих может также производиться при… – Генерал обернулся к своей свите: мол, как это я выдал, без единой запинки, заметьте!

Свита изобразила восхищение глубокими познаниями. И вот тут-то генерал и заметил шагающий мимо построенных начищенных шеренг взвод старшего лейтенанта Иванова. Притормаживает, подзывает к себе взводного, начинает спрашивать:

– Та-ак, товарищ старший лейтенант, в чем дело, почему в таком непотребном виде? – Вновь обернувшись к своей свите, сокрушенно покачал головой: – Вот, полюбуйтесь, каков командир, таковы и подчиненные!

Свита в ответ слаженно закивала:

– Безобразие!

А вид у взвода, справедливости ради надо признать, и в самом деле отнюдь не парадный: одежда пропыленная, грязная, обувь нечищеная, на лицах суточная щетина, глаза злые.

– Стыд и срам!..

– …Позор!

– А не пошел бы ты в… генерал! – ответил старлей, этим поставив в беседе точку. Развернулся и зашагал дальше. Ну, перемкнуло у парня – и такое бывает.

На следующее утро Иванов стал лейтенантом и был переведен в тыловую часть на должность командира взвода комендантской роты. Задача у вверенного подразделения – обеспечение нормальной жизнедеятельности части, содержание в исправном состоянии коммунального хозяйства: водоснабжение, канализация, отопление и все прочее. Знающие люди подтвердят: работа беспокойная, не из легких. Это подразделение можно сравнить с любой гражданской жилищно-коммунальной конторой, на которую обычно при известных случаях все кому не лень валят все шишки и навешивают собак. Но при отсутствии таких подразделений все превратится в клоаку, наступит хаос местного значения. Работа трудная, неблагодарная, но нужная; но результат добросовестной работы этих подразделений при этом обычно никто не замечает либо не желает замечать.

Случилось так, что в расположении части перекрыло трубу фекальной емкости, и эту самую трубу необходимо срочно прочистить. Безжалостное начальство послало на устранение аварии группу из трех солдат, а чтобы солдаты работали, а не создавали видимость, командовать парадом доверили, как самому молодому и ответственному, лейтенанту Иванову. При этом опыта подобной работы ни у кого из участников этой ответственной операции не было. Ведающие люди, однако, посоветовали, что, кроме лопат, собственно, ничего и не нужно, разве что ОЗК на себя натянуть.

Солдаты, превозмогая брезгливость, спустились по железной лестнице в эту фекальную емкость и начали прочищать лопатами трубу в надежде обнаружить причину засора. Лейтенант, естественно, остался на свежем воздухе контролировать ситуацию. Поначалу снизу был слышен мат и специфические чавкающие звуки, издаваемые лопатами и сапогами, но через некоторое время все затихло…

Иванов даже не сразу обратил внимание на то, что наступила полная тишина. У заглянувшего в люк офицера от ужаса расширились глаза: в клоаке бездвижно лежали тела солдат! Когда речь идет о жизни и смерти, тут уж не до брезгливости. Быстро спустившись, лейтенант поднял ближайшего к нему и взгромоздил на спину. Стараясь удержать солдата и к тому же удержаться и самому, стал карабкаться по лестнице наверх. От нехватки кислорода начал задыхаться, на грани потери сознания перевалил тело через бортик люка. Как ныряльщик, быстро глотнул воздух и снова спустился за следующим. Вытащив второго, потерял сознание.

Их обнаружили только через час, да и то случайно. Выжил сам Иванов и тот, первый солдат. В жаркую погоду в той среде, в фекальной емкости, скопился газ сероводород, это и стало причиной отравления – такой диагноз поставили военные доктора. А двоих умерших солдат списали на боевые потери – такой «диагноз» поставило руководство отдельной бригады. Всех четверых участников «боевой операции» наградили медалями. А как же не наградить? Если огласить правду – это же скандал и огромный минус бригаде! А боевые потери, например при проведении зачистки какого-нибудь городского квартала, – это немалый плюс.

А сколько небоевых потерь понесла армия в результате реформ? Не счесть – тысячи и тысячи офицеров, прапорщиков, мичманов, их семьи, дети бултыхаются и погибают сейчас в этой «емкости». Они все забыты, и никому до них дела нет. Как, собственно, нет дела и до пенсионеров, заслуженных ветеранов армии и других силовых структур. Создается впечатление, что делается все это целенаправленно, с единственной целью: ослабить былую мощь вооруженных сил, унизить честь и достоинство офицера, оболванить сотрудника. Это ж получается – не тех в сортире мочат? Вот такими невеселыми мыслями поделился однажды лейтенант Иванов с автором этой книги.

Одноклассники

Достойный человек не бывает без друзей.

Чеченская пословица

Это было в конце июля, в самое пекло. Я привез оружие в госпиталь. Когда Сергея Охотника принимали в санчасть, начальство приказало его автомат с пистолетом забрать, ибо находиться раненому в медицинском заведении с автоматом не положено. Охраны и своей вполне достаточно. Причем на КПП и меня разоружили: на территории госпиталя посторонним с оружием находиться тоже нельзя. Так вот – Охотник излечен, выписан и готов к дальнейшим подвигам.

Сразу же на попутке прибыли в штаб мобильного отряда для оформления кое-каких нужных отряду документов и списания покореженной при подрыве снайперской винтовки «Вал». Практика показала, что ездить или ходить по Грозному малыми командами в составе нескольких человек гораздо безопасней, чем передвигаться в составе колонны, даже с группой боевого охранения. Хоть это и регламентируется особыми приказами, но малые отряды на них плевали с высокой колокольни – своя жизнь дороже.

Сергей Охотник по этому поводу выдал целую теорию: передвижение в колонне – это как лотерея: могут обстрелять, а могут и подорвать; можешь пострадать ты, а может и кто-то другой.

Не помню случая, чтобы кто-то по причине хождения по городу малой группой к нам придрался – некому: ведь начальство же никакими группами не ходит. И в каком районе города находился штаб, я тоже совершенно не помню: много лет уже прошло. Слева – руины полностью разрушенного гастронома, рядом с ними – автобусная остановка; справа, среди таких же руин, совершенно не гармонирующий с окружающей средой, какой-то крутой свежепостроенный ресторан, причем не имеющий ни одной мало-мальски серьезной царапины на окрашенных в веселый желтый цвет стенах. Вглубь, по дороге, – сам мобильник.

Неподалеку от этого места, если не ошибаюсь, «Три дурака» – известная площадь в Грозном, на пересечении Победы и Маяковского. Такое неказистое народное название площадь Дружбы народов получила за то, что на ней стоит памятник трем революционерам: русскому, чеченцу и ингушу. Памятник символизировал братскую дружбу трех народов. У всех трех каменных фигур мирные и добродушные чеченцы во время своей «революции» зачем-то оторвали головы, и они валялись рядом с блоком КПП-14, где нес службу таганрогский ОМОН.

Сейчас же на пьедестале стояло шесть каменных ног. В 1996—1999 годах на этом месте был самый большой и довольно оживленный рабский рынок и приводились в исполнение расстрелы по приговорам шариатского суда; довольно часто их транслировали по телевидению – цензурой не запрещалось. Вот так: казнили или продавали – своих и чужих, взрослых и оставшихся без родителей беззащитных детей. Дети, как правило, приобретались для плотских утех.

Вскоре после нашего отъезда здесь подорвался на мине боец таганрогского ОМОНа. Выжил. Но остался без ног.

При въезде в мобильный отряд, на возвышении, стояла зенитная установка с колоритным, неопределяемым войском в обслуге. Ствол орудия смотрел в направлении подъезжающих к воротам автомашин.

Почему войско неопределяемое? Опытный глаз, конечно, установит, что это милиционеры, но, к примеру, человек, впервые увидевший этих парней, скажет, что это какие-то раздолбаи – анархисты-революционеры времен гражданской войны, по ошибке забредшие в наше время. Одеты они как-то по-особому разно и расхлыстанно: тельники, разгрузки, банданы, береты, пулеметные ленты. И причем все как один с улыбками на лицах.

Конечно, не нужно предполагать, что у них постоянно эти улыбки на лицах приклеены. В данном случае срабатывает эффект фотоаппарата. Зной, жара, пыль, усталость. Кто такие? Такие-то. Пара шуточек. Щелк! Кадр зафиксирован, пошли дальше.

Правда, и мы от этих парней мало чем отличались.

На территории мобильного отряда меня поразила уже порядком подзабытая идеальная чистота. Аккуратные ряды жилых домиков-вагончиков с чистенькими кроватями и постелями; у дверей, на ковриках, чистая сменная обувь; покрашенные синей краской штабные корпуса; хаотичное мельтешение также прибывших по бюрократическим делам представителей всевозможных, если можно так выразиться, родов войск МВД – всяких спецназов и особназов. Много зелени. Нет, не покрашенная зеленой краской растительность, а натуральная, ухоженная.

У меня на боку болталась сломанная винтовка «Вал» без глушителя. Всех спецов она почему-то очень привлекала, многие просили ее подержать в руках и рассмотреть повнимательней. Без приклада, без глушителя, без оптики и с дырчатым стволом, она представляла собой довольно интересное малогабаритное «короткоствольное оружие». «Валов» в отрядах в то время было очень мало, и мало кто имел дело с таким оружием. Все многозначительно цокали языками и восхищались «новейшей милитаристской разработкой».

Раздобыв без каких-либо бюрократических проволочек необходимые нашему отряду бумаги, документы, акты списания и проставив на них печати, мы двинулись обратно. Пешком. Идти нам предстояло долго и далеко. В поле зрения попадались молодые чеченские милиционеры в новенькой, чуть ли не парадной форме, какие-то небритые личности кавказской принадлежности, одетые в камуфляж и с автоматами через плечо. Парни в белых рубашках навыпуск, под которыми отчетливо проступают контуры пистолетных кобур. Говорят, если этих людей проверить, они непременно предъявят удостоверение какого-либо серьезного ведомства.

Рядом с нами притормозила черная «Волга».

– Куда направляетесь ребята, подвезти? – Местные тоже безошибочно определяют «наших-ваших». – Сами знаете, по Грозному байки55
  Байки – боевики (жарг.).


[Закрыть] ходят.

– На «Северный».

– Садитесь! – В машине молодой водитель и улыбчивый мужчина в возрасте. Оба чеченца в белоснежных рубашках. – Подвезем вас поближе, я зам прокурора Грозного такой-то.

Представились и мы:

– Антон.

– Охотник.

Сев в машину, я сразу же задал вопрос:

– Что-то милиционеры на дорогах все какие-то «новенькие»?

Он меня прекрасно понял.

– Да форму новую недавно получили. – Немного подумав, добавил: – Днем они милиционеры, ночью – бандиты… ну, не все, конечно… Анекдот рассказать, ребята?

– Можно.

– Беседуют Лебедь и Куликов. Куликов заявляет: чеченцев – давить! Все эти чеченцы и прочие урюки – это же все сплошные бандиты! Лебедь ему отвечает: господин Куликов, урюк – это же сушеный абрикос! Куликов: знаем мы этих абрикосов, днем он мирный абрикос, а ночью – вооруженный урюк!

Посмеялись. Надо признать, анекдот довольно старый, но если бы мы им его рассказали, неизвестно, как дальше обернулось бы дело. Вероятно, этим анекдотом мужчина хотел нам показать: смотрите, мы смеемся над самими собой, мы такие же, как и вы, мы – свои и у нас общий враг. Нас не надо бояться.

Между делом узнали от них новость: на окраине города подорвана автомашина с чеченскими омоновцами, погибли двадцать три человека – происшествие серьезное. Туда работник прокуратуры и направлялся. Основная опергруппа уже находилась на месте – все-таки какое-то подобие власти имело место быть. Далее перебросились фразами: «Откуда? Куда? Как там у вас погода?» – и мы уже преодолели солидное расстояние. Несмотря на разбитые дороги, медленно ездить нельзя: опасно, могут обстрелять, а в быстро движущуюся машину попасть труднее.

– Ну, все, ребята, нам прямо, вам налево, мимо центрального рынка, потом…

– Спасибо большое, знаем!

Надеюсь, что этот человек до сих пор жив. Хотя кто знает, столько сообщений было о покушениях на представителей госорганов…

На перекрестке находится вагончик-кафешка, у входа манит ароматным дымком мангал. Неподалеку от него стоит кузов густо изрешеченного пулями «уазика» без колес, с надписью на борту не то углем, не то толстым грифелем: «Танк сушеный. Просто добавь воды!»

Сергей предложил:

– Ну что, по шашлычку?

– Давай! Не вижу причины отказаться от обеда.

Расположились у столика возле входа в вагончик, сели друг напротив друга, чтобы была возможность наблюдать за окружающей обстановкой, автоматы на колени положили. В пределах видимости ни одного прохожего не видно. Только сейчас начинаешь понимать, как нам повезло: ведь на развалах могли быть снайперы. Какими же разгильдяями мы в то время были!

Сергей почему-то начал вспоминать свои проблемы, которые остались где-то далеко-далеко:

– …Всю сантехнику менять надо! Жена пилит-пилит, а я что сделаю? Мать тоже ругается, говорит, лучше бы работягой каким-нибудь был. Постоянно что-то по хозяйству делаю!..

Но я его не слушаю.

Чудно все это выглядит: полнейшая разруха – и симпатичная кафешка, с любовью оборудованная из простенького вагончика. Вклейте в черно-белую фотографию разрушенного Сталинграда цветную вырезку современного ресторанчика – и посмотрите, что получится.

– …Перед отъездом в туалете полочки классные сделал, отполировал, лаком покрыл… Все равно недовольны. Что им там – картины с натюрмортами понавешать, что ли…

А хозяйка все хлопочет: то угольки пошурует в мангале, то шампуры повертит: угодить клиентам старается.

– А чем эта работа хуже, а, Антох? Работаю себе по-человечьи, семью содержу в исправности…

Хозяйка заведения принесла чай, конфеты. Серега все стонет:

– Бандита раненого в санчасть положили, тоже лечат…

– Что?

– Бандит, говорю, с нами лежал. Ты что, Антох, меня не слушаешь?

– Что за бандит?

– Обыкновенный, бородатый.

– Как это?

– А вот так: определили в госпиталь, и все; лежит себе в палате, простреленный насквозь, и лечится.

– Ну нихренассе!

– Прикол там был, рассказать?

Я ж тебе рот не затыкаю, Серега, слушаю внимательно.

– Оно и видно…

В госпиталь определили чеченца, натурального ваххабита. Страшный такой, косматый, на щеке родинка размером с кулак, которую даже борода не прикрывает. Привезли его туда какие-то серьезные люди, тоже чеченцы, в общевойсковой форме – вроде бы союзники, но без единого намека на принадлежность к роду войск и званий – и поместили болезного в соседнюю четырехместную палату, даже охранника к нему приставили. Вероятно, очень важной персоной этот человек был.

Так никто и не понял, почему этот раненый, явно махровый бандюган, лежит на излечении в военном госпитале среди славных российских воинов. Конечно, слухи поползли: мол, за все уплачено идрит, Рассея-мать продана итит. Говорили также, что пуля у него рядом с сердцем прошла, но держится молодцом. Просвета в этом темном деле не было: парень ни с кем не общался. Охранник в коридоре каждые сутки новый был. Тоже помалкивали.

Однажды ночью Сергей проснулся от сильного внутреннего давления. Давил мочевой пузырь. Посмотрел на часы – скоро должна подойти медсестра с милыми веснушками на лице для втыкания укола. Стал размышлять: дождаться сестру, а затем идти в туалет или сперва в туалет, а потом дождаться сестру и попробовать ее внаглую «уговорить».

Ничего не хочется делать: ни вставать, ни дожидаться. Охота только быстро «уговорить» и затем спать. Но ведь невмоготу! Хочется и того, и другого, и все вместе! Ночные желания кого хочешь с панталыку собьют. Чуть ли не с закрытыми глазами Серега все-таки для начала почапал в туалет. Краем глаза заметил: серьезный охранник спал на стуле у окна, желанной медсестры не видно.

Туалет – это единственное место, где можно уединиться и прийти в себя; здесь можно расслабиться, даже релаксировать и, набравшись сил и позитивной энергии, вновь выйти в мир общественных взаимоотношений и сумятицы.

Посещения туалета весьма полезно совмещать с чтением газет, журналов, рекламных буклетов. Здесь можно разгадывать кроссворды, рассматривать цветные картинки с изображением различных экзотических животных, брюнеток и блондинок; быть в курсе всех мировых событий, перечитывая новости месячной давности; либо, позабыв обо всем на свете, можно окунуться в мир грез: томик Некрасова, несмотря на местами вырванные страницы, вне всяких сомнений – отменный антидепрессант. Можно просто помечтать – например о миленькой медсестре с веснушками.

Встреча с прекрасным – вот что это такое! Человек, выходящий из этого заведения, преображается: походка становится легче, пружинистой, уже нет той суетливости, торопливости; глаза излучают мудрость и какое-то скрытое, спрятанное глубоко в себе тайное знание.

Но так как была глубокая ночь, сил у Сереги хватило только на то, чтобы прочесть на стене: «Ну, чего уставился?! Сцы давай!»

Облегченный, неторопливой походкой, но с сонными глазами, Серега пришаркал в палату и направился к своей кровати у стены. Его кровать была занята: лицом к стене лежал неизвестный. Бывает такое: кто-то сквозь дрему тоже прочитал надпись на стене в туалете, после чего по ошибке влез в чужую постель в чужой палате – ничего удивительного: практически все палаты одинаковы.

Серега, хоть и мечтатель, но не настолько наивен; он, конечно же, был стопроцентно уверен, что это не медсестра, и поэтому не стал мастыриться сбоку, а осторожно, по-дружески, потряс лежащего за плечо. Бородатый ваххабит, не открывая глаз, откинул одеяло, смущенно улыбнулся, спустил трусы и перевернулся на живот. У Сереги отвисла челюсть.

– Да вы че это?! Оху… опупели?! – С соседней койки, облокотившись на локоть, на них с восторгом смотрел раненый солдат.

Только тут Серега и понял, что это он ошибся палатой! Сон улетучился у всех находящихся в комнате. Серега с расширенными от ужаса глазами пулей вылетел из помещения и тут же наткнулся на страшненькую конопатую медсестру со своими блестящими кастрюльками в руках.

– Ты где шарахаешься, херувимчик?

– В туалет ходил.

– Оно и видно! Опять выпиваете?!

От шума проснулся личный охранник ваххабита, оценил ситуацию, что-то взвесил про себя, сунул руку в карман и направился в шумную палату к своему «подопечному». Серега, пропуская его, посторонился:

– Да какой на хрен «выпиваете»? – Желание «уговорить» полностью улетучилось. – Оно мне надо?! Сцать ходил…

– Оно и видно: шары залил, думает, не вижу ничего!

– И вообще, не домогайся до меня, – отмахнулся от назойливой медички Сергей, – спать хочу! Вот ведь пристала…

Утром общество начало «кушать» Серегу, смеху было через край. Чеченца, правда, тактично не трогали, но и ему было неудобно. Тем не менее он тоже прекрасно понимал создавшуюся «шутку юмора»: в любой больнице ночью, когда медсестра обходит с уколами, все, не просыпаясь, снимают трусы и переворачиваются.

Сергей продолжил свой рассказ:

– А потом, значит…

Но тут подъехал автобус…

Подъехал простреленный поверху автобус «КАВЗ» с чуваками. Ох уж эти «КАВЗ»! Всякие автобусы покореженные видел, но как только «КАВЗ», так обязательно простреленный, и именно поверху. А чуваки – это сводный отряд из Чувашии. К нашему удивлению, с ними оказалось и несколько человек из якутского СОМа, и… радости моей не было предела: среди земляков оказался мой одноклассник Валерка Васильев, один из лучших моих друзей! Да-а, и покуролесили же мы с ним одно время… Лет десять с ним не встречались: женившись, он с семьей уехал в район, и с тех пор я его не видел. Как выяснилось, земляки направлялись туда же, откуда возвращались мы – в мобилу, и, увидев нас, конечно же, остановились.

Завязались оживленные разговоры. К радости хозяйки («Да вас тут у меня никто не тронет!»), посыпались заказы на шашлык, пивцо. Со стороны центрального рынка, как бы между прочим, донеслись отзвуки гранатных разрывов и яростного скоротечного боя. Мы с омоновцем тут же сделали умозаключение, что нам крайне повезло с этой кафешкой: задержала она нас как раз на то время, достаточное для того, чтобы не попасть под обстрел в районе рынка. Привыкшие ко всему чуваши не обратили на этот шум абсолютно никакого внимания.

Наевшись и вдоволь наговорившись, чувашский отряд с земляками загрузился и уехал по своим делам; мы же двинулись в сторону авиапорта. К слову сказать, того одноклассника я так до сегодняшнего дня и не видел. Знаю только, что у него все хорошо: работает, дети растут. Мать его рядом с нами живет, рассказывает про него иной раз.

Владислав Сылларов тоже частенько рассказывал про своего однокашника: после окончания школы вместе поступили в университет, жили в общаге, в одной комнате. Друг был чеченцем, коренным якутянином, но после смерти родителей уехал на родину. Хизир был парень простой, как и все: особо ничем не выделялся, разве что был кандидатом в мастера спорта по классической борьбе и имел на щеке родинку размером с пятак. Девушкам эта родинка никаким боком не мешала, даже нравилась.

Как и положено, в студенческом общежитии существовала строгая межкурсовая иерархия, то есть старшекурсники частенько «прижимали» младших. Однажды под новогодний праздник Влад, второкурсник, что-то не поделил с третьекурсником – высоким парнем волейболистом Женей Стругановым. Ну и благодаря природной настырности вернулся в свою комнату с солидным фингалом под глазом; там находилась компания друзей и уже несколько раз проигравшийся в карты и столько же раз бегавший в магазин за винишком Хизир.

– Владик, что с тобой, – спросил Хизир, – кто тебя?

– Сам разберусь! – Но по Владику видно, что в данный момент он «разбираться» не в состоянии. – Козел!..

– Кто козел?!

– Струганов!

В то время пуля, которая продырявила его шею через много лет на чеченской войне, еще не существовала, посему Владик не картавил и особо не выражался.

Хизир молча отставил стакан в сторону и вышел. Буквально через пару минут в коридоре раздались визг и крики – это разъяренный чеченец ураганом ворвался в комнату к третьекурсникам, бесцеремонно схватил лежащего на кровати заслуженного волейболиста за длинные волосья и выволок в коридор, где на глазах у опешивших друзей стал его мутузить.

Картина избиения была довольно забавная: длинный Женя стоит раком, коренастый Хизир намотал волосы на кулак левой руки и не дает тому разогнуться, а правой и обоими коленями смачно отделывает обидчика своего друга. Никто вмешиваться не желает. Напоследок Хизир презрительно всадил носок туфли в задницу стоящего на четвереньках Жени, после чего сплюнул и гордо удалился.

После всего этого надругательства Женя, приняв вертикальное положение, вытащив из своего тела заднюю часть штанины и чувствуя себя во всех смыслах обиженным, прихрамывая, побежал к своим однокурсникам – двум братьям-кабардинцам:

– Мужики, наших бьют!

– Кто?!

– Шылларов!

С чего он взял, что кабардинцы ему в чем-то помогут, – непонятно. Все население общаги стало свидетелем какой-то мутной, ни к чему не приведшей, разборки: кабардинцы минут пять, эмоционально жестикулируя руками, потолковали в коридоре с чеченцем на никому не понятном языке и, ничего не объясняя вызвавшему их Струганову, удалились.

Позже Хизир объяснил Владу, что многие кавказцы, даже разговаривая на разных языках, понимают смысл сказанного. Но смысл сказанного при этом Владу не объяснил.

Если бы подобный случай произошел в наше время, кавказцы, без сомнения, наверняка оказались бы крайними. А раньше ни национальности, ни вероисповеданию абсолютно никакого особого значения нормальными людьми не придавалось. Протестант на Пасху мог запросто позволить позвать к себе в гости православного соседа, причем неважно – старообрядца или какого другого, и дальше разбития крашеных яиц шума не было. Бывали случаи, когда праздник продолжался у соседа-мусульманина. Сразу оговорюсь, это не кощунство, такова уж природа нашего человека, а против природы, как известно, не попрешь. Банкет должен иметь целостный и завершенный финал: желающие на выбор танцуют мазурку, лезгинку, польку или, на худой конец, цыганочку. Если уж праздник сильно в голову вдарил, то и «евреечку» сбацать не возбраняется. У хорошей картинки должна быть красивая рамка.

Имелись, конечно, временами выпады отдельных представителей уважаемой конфессии: «Наша вера правая, мы лучше всех!» – но это, как правило, приводило лишь к безобидным столкновениям шумных бабушек, фанатично любящих Бога и преданно – своих духовных лидеров. К какой-либо явной победе или вражде между верующими это не приводило.

На первом же попавшемся на нашем пути блокпосту тормознули легковушку, и водитель – молодой кавказец – как-то радостно согласился довезти нас до «Северного».

Так как расстояние до авиапорта было довольно значительным, времени для разговоров, кроме стандартных вопросов – откуда, куда и как там у вас погода, тоже оказалось достаточным для того, чтобы парень рассказал нам свою историю. Чеченца звали Руслан.

В то время у меня и в мыслях не было, что когда-нибудь я буду излагать все эти рассказы на бумаге. По прошествии многих лет каждая фраза, услышанная мною там, на войне, обретает особый смысл. А изложенные без каких-либо комментариев эти повествования обретают множество направлений для размышлений.

Конечно, рассказывал он не так пафосно, как описано здесь, и не так длинно, но, уловив суть, можно и приукрасить. Вот его рассказ.

Стало известно, что войны все-таки не избежать. Русское население в срочном порядке покидало республику. По телевидению все чаще стали произноситься призывы вести борьбу с врагом. А кто враг – русские? Эта мысль была настолько абсурдна, что я никак не мог в нее поверить; мне казалось, что все вокруг просто спятили и весь этот ажиотаж с призывами в ополчение и с непонятными штабами скоро закончится. Утрясется и закончится. Хотя кто его знает, рыба-то гниет с головы. Посмотришь на Ельцина с нашим фюрером – Дудаевым, так только удивляться и приходится.

Вообще-то была у меня мысль: может, это я спятил, а все вокруг меня совершенно нормальные? Но потом на улицах появились люди с автоматами. Это как-то само собой произошло, будто так и должно быть. Появились вспышки насилия в отношении русскоязычного населения.

А у меня был друг детства, русский парень, Слава, в школе вместе учились, представляете, даже в армии в одном взводе служили. Мы с ним были как братья, жили в одном подъезде. Ну, покуролесили с ним одно время, шебутной такой был, девушки его любили…

Его семья уезжать не захотела, здесь осталась. А не надо было. Кто ж знал?.. Убили его. Просто толпа на улице окружила и железными прутьями забила до смерти. Его мать после этого чуть с ума не сошла: тело сына на кусок мяса похоже было. Страшно вспомнить. Я потом на всякий случай автомат купил за два миллиона (до деноминации), чтобы его родителей защищать. Позже, когда стало ясно, что у власти стоят обычные бандиты, они уехали куда-то.

А автомат я потом уже за три миллиона рублей продал, денег хватило некоторое время прожить…

По всей видимости, на Сергея этот рассказ произвел сильное впечатление. Уже на борту вертолета он меня спросил:

– Слушай, Антоха, а ты бы защищал моих родителей?

Признаться, я не понял, о чем речь:

– От чего?

– Этот парень, чеченец, про одноклассника рассказывал. Если бы у нас дома такая же ситуация была, ты бы защищал моих родителей?

Надо сказать, Сергей – мой старинный друг.

«Мы здесь для того и находимся, чтобы спасти Р-родину! На нас с великой надеждой смотрит все прогрессивное человечество! Россия в опасности! На нас возложена почетная миссия…» Нет, этого я не говорил. Даже и не думал. Ответил просто:

– Конечно, Серега!..

Как ни высокопарно это звучит, но у каждого своя работа: мы здесь для того и находимся, чтобы дома не случилось подобной ситуации.