Текст книги "Вечный мент, или Светоч справедливости"
Автор книги: Андрей Егоров
Жанр: Ужасы и Мистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Конечно, – он поднял руку, – девушка, принесите, пожалуйста, четыре кружки пива…
– Сразу четыре? – переспросила официантка.
– Да, мы быстро пьем. – Понимание было достигнуто.
Пока мы пили пиво, я соображал, как бы отвлечь его, чтобы растворить таблеточку. Следом за первыми четырьмя кружками он заказал еще по паре пива.
Вскоре язык у Счастливцева развязался, и разговор приобрел доверительный характер, потек свободно, как водка в рюмки.
– Самое главное, – говорил Счастливцев спустя пару часов бурных возлияний, – это справедливость для всех. Вот искореним преступность в России – и тогда заживем. Только вдумайся, Василий, какая жизнь будет. Без страха, без обмана, без зависти. Все будут счастливы. И женщины тогда будут рожать много детей. И с демографией в России все будет в порядке.
– Женщины рожают больше всего в Африке, – возразил я. – А там уровень жизни невысокий.
– При чем тут Африка? – капитан тепло улыбнулся, и я понял, что его уже повело – редко, кто мог похвастаться, что видел улыбку на лице «вечного мента». – Это же совсем другая культура.
– Вот именно. А у нас культура – один, два ребенка. Это укоренилось. Это в российских традициях. В русских традициях.
– Позволь не согласиться, – возразил Счастливцев. – До революции в семьях было по шесть-семь детей. И не только в крестьянских семьях, но и в семьях дворян. Я отлично это помню… – Он осекся.
– А каком смысле, помнишь? – удивился я.
– Я хотел сказать, знаю, – поправился капитан. – И у нас так будет. Главное, чтобы все было по справедливости. Для всех и для каждого. А преступность, – он сжал кулак, – вот у меня где будет. Всех татей под корень изведу. Всю их воровскую породу.
– Девушка, – крикнул я, – принесите еще бутылку водки. – И предложил: – За справедливость надо выпить!
– Не вижу никаких препятствий, – согласился Счастливцев. Я понял, что мне удастся напоить капитана.
– Преступность совершенно распоясалась, – говорил он, хмуря светлые брови, – дошло до того, что в нашем городе законопослушный гражданин выглядит белой вороной. Грабежи и квартирные кражи случаются ежедневно.
– Некоторые умеют себя защитить, – заметил я.
– Вынуждены. Просто потому, что власти не справляются. Воры совершенно обнаглели. Даже в мою квартиру на днях забрался какой-то негодяй. Полагаю, он сильно пожалел об этом.
Я поспешно спрятал под стол левую руку, на которой были отчетливо заметны следы стальных челюстей капкана.
Мы выпили еще по кружке пива, потом еще водки, и снова за справедливость, долженствующую воцариться в мире, затем Счастливцев заказал еще по паре пива. Мне уже не хотелось пить, но капитан настаивал. Тосты говорил он, перейдя на тихие приглушенные интонации. Или мне в пьяном угаре чудились вкрадчивые нотки в голосе заговоренного мента. Затем мы выпили за честь русских офицеров. За то, чтобы не было войны, «ибо войны в двадцатом столетии постоянно сотрясали Русь и нанесли ей непоправимый ущерб». Потом тосты пошли один за другим. Поскольку право слова перешло ко мне, то в самом конце мы пили за то, чтобы бабки были и бабы любили. Сознание мое настолько затуманилось, что я напрочь запамятовал о таблеточках и о том, что мой собутыльник сегодня должен отправиться в морг. Я вообще забыл обо всем. Зато начал делиться с объектом собственными переживаниями. Говорил, что у меня работа очень нервная, что я постоянно испытываю стресс, и дошел уже до того, что меня посещают галлюцинации, да такие жуткие, что даже телевизионный психолог не помогает. Он оказался более стойким – тащил меня на себе по коридору в наше купе, сетовал, что русские не могут культурно пить, что его это всерьез расстраивает, потому что он тоже русский, хоть и самый старый из всех русских. Эти его слова меня несколько удивили, но значения я им не придал, потому что уже мало что понимал. До такой степени не наливался даже портвейном «13».
В тамбуре мы столкнулись с проводницей.
– Следи там, чтобы не наблевал, – крикнула она вслед.
Затем мы вломились в каюту, я грохнулся мимо полки и уснул…
Под утро я проснулся с мутной головой, зато на полке. Мой сосед заботливо подобрал меня с пола. Я осознал, что наговорил вчера кучу лишнего, и самое главное, так и не добился успеха в этом сложнейшем деле. Я встал, выглянул в окно, за ним были предрассветные сумерки. Яркие зарницы освещали горизонт. А Счастливцев безмятежно спал. Беззащитный кадык манил и требовал немедленных действий.
Вчера мы, конечно, хорошо посидели, я даже проникся к «вечному менту» чем-то вроде симпатии. Но что поделаешь, мир несправедлив, и каждый должен хорошо делать свою работу.
Я аккуратно поднял полку, стараясь не шуметь. Расстегнул сумку, пошарил в ней, нащупал кобуру с пистолетом, осторожно надел на себя, накинул сверху пиджак. Если бесшумно решить проблему не получается, не будем чистоплюйствовать, воспользуемся единственной возможностью. Придется прыгать с поезда, но это несложно. Он идет медленно, будто специально, чтобы дать мне возможность сделать дело и уйти по-тихому.
«Да где же этот проклятый нож?», – подумал я. И в это самое мгновение меня кто-то схватил за плечо.
– В чем дело?! – спросил я, вздрогнув всем телом. Никак не думал, что объект проснется.
– Ты мне за все ответишь, стерва! – выдавил «вечный мент» шелестящим шепотом.
– Стерва? Я это – он. То есть я – это я! – Я резко обернулся. Счастливцева было не узнать. Страшная гримаса исказила лицо, даже не лицо, а морду… существа из кошмарных снов, вместо глаз – бельма, из перекошенного рта клочьями падает слюна, нос в складках, как у волка, подергивается. Вечный мент мотал головой, словно пытался сбросить морок.
– Не надо, – попросил я, чтобы задержать расправу, и сразу же ударил врага поддых. Я привык действовать без промедления. По опыту знал, в такой ситуации лучше опередить противника. И все равно не успел. Он перехватил руку, вывернул, а потом… подхватил меня и швырнул в окно. Я приложился ногами о столик, выбил головой толстое стекло и покатился по насыпи, ударяясь попутно то пострадавшей головой, то ушибленными ногами. И остался лежать в канаве, погрузив локти в воняющую навозом грязь. Из мыслей в травмированной голове осталась только одна: «Это пи.дец!» Да и та какая-то мутная. Всё стучалась в черепную коробку: «Впустите! Впустите!» Удар был такой силы, что я так и не понял – треснуло вагонное стекло или моя несчастная черепушка. Сознание витало где-то над телом, никак не желая в него возвращаться.
Я пролежал в канаве не меньше получаса. Наконец, понял – буду жить. Из небытия меня вернул к жизни дикий крик птицы-полуночницы: «Уа-уа-уа-а-а-а!».
Я пополз на четвереньках вверх, медленно поднялся и, шатаясь, ломанулся через лес, наугад. Догнать поезд, любыми средствами вернуть объект. Придется угнать машину. Перехвачу его на какой-нибудь станции, ворвусь в купе, и прикончу. К черту осторожность, все к черту! Вот, ведь, какая сволочь этот Андрюша Счастливцев! Я к нему, как к родному. Жрал с ним водку, беседовал, делился сокровенными мыслями. Даже про таблеточку специальную забыл на время. А он меня в окно. Ну и сволочь! Редкая сволочь! Не зря на него психиатры так обозлились. Но как его такого, скажите на милость, в органах держат?! Это же психопат, опасный сумасшедший. В желтом доме ему самое место. Прав был доктор наук Викентий Павлович Туманян. Ему бы орден на грудь и очередную научную степень.
«Через окно панельной пятиэтажки я уже вылетал, – думал я, – через окно поезда тоже, осталось только выбить головой иллюминатор в самолете».
Была надежда, что это перелесок, и я выберусь к какому-нибудь шоссе. Но лес растянулся на километры. Я все брел и брел, а вокруг шуршали шаги неведомых существ, которые неотступно следовали за мной, – видения вернулись, – и гиеной хохотал некто – то слева, то справа.
– Больше вы меня не запугаете, – пробормотал я, – я и сам большой и страшный. Мы еще посмотрим, кто кого. Вечный он, видите ли. Все равно я тебя кончу.
Когда я уже отчаялся идти наугад и захотел вернуться к железнодорожному полотну, впереди забрезжил свет, и я выбрался на небольшую полянку. Возле весело потрескивающего костерка сидел подозрительного вида тип с маленькими рожками на абсолютно лысом черепе и задумчиво глядел в огонь. Обернулся, окинул меня спокойным взглядом – глаза у незнакомца оказались красные, будто два уголька, – и сказал:
– Явился, наконец.
– Ты кто такой? – прохрипел я.
– Как кто?! – Казалось, он искренне удивился. – Ах, ну да, ты ж меня никогда не видел. В общем, так, Васисуалий. Ты сильно не тушуйся. Кричать, что ты с ума сошел, совершенно незачем. Ломиться через лес тоже. Я твой бес – искуситель. Рад познакомиться.
Незнакомец протянул ладонь, чья тыльная сторона вся поросла густым черным волосом. Я поглядел на руку дружбы «беса-искусителя» с сомнением.
– Слушай, шутник, день у меня выдался не то, чтобы очень славный. Помимо того, что меня мучит тяжелое похмелье, меня к тому же только что вышвырнули с поезда. У меня такое ощущение, будто я отбил себе мозг. Так что мне не до шуток. Ясно? Если ты сейчас же не скажешь, кто ты такой и откуда знаешь, как меня зовут, клянусь богом, всажу тебе пулю в лоб. У меня это запросто.
Я вытащил из кобуры ствол и навел на лысую голову. Но мой собеседник и не думал пугаться и умолять о пощаде. Напротив, расхохотался, словно я только что рассказал отличный анекдот.
– Клянусь богом. Это ты хорошо сказал. Подходящая поговорка для великого грешника. Такого, как ты, Васисуалий. Можно я буду тебя так называть?
– Нельзя! – вскричал я. Только сейчас я понял, кого он мне напоминает. Телевизионный психолог. То же лицо. Только у мозгоправа рогов не было. И ехидным выражением лица он никогда не отличался, сохраняя серьезность.
– Да брось ты, Васисуалий. Мы же с тобой, в некотором роде, одно целое.
Рогатый психолог подмигнул, чем вызвал во мне яростную вспышку гнева. Утратив контроль над собой, я спустил курок. Пора уже было хоть кого-нибудь убить…
Мы шли мимо темных деревень и невысоких рощиц по проселочной дороге. Рогатый временами поглядывал на меня и посмеивался. От выстрела на лбу «беса-искусителя» осталось темное пороховое пятно, пуля же не причинила ему никакого вреда. После таинственного происшествия в лесу я испытывал сильное отупение – все казалось, что сейчас проснусь, и кошмары последних дней сами по себе рассеются, канут в мутные бездны сна. Вместе с этим рогатым типом, которому я не доверял. У него была такая хитрая физиономия, что к ней так и хотелось приложиться обоими кулаками сразу. Приходилось сдерживаться – во-первых, он обещал вывести меня к шоссе (как впоследствии выяснилось – обманул), во-вторых, неразумно бить того, у кого пуля рикошетит ото лба, как от стальной плиты.
Сразу после выстрела он растянул губы в улыбке, почесал место, куда пришелся выстрел, и заявил:
– Да, Васисуалий, я воспитал тебя жестоким убийцей!
Теперь мы торопливо шагали сквозь ночной сумрак и молчали… В мистику верить все еще не хотелось. Хотя вот она, идет рядом, несет надо лбом небольшие рожки и посмеивается. Никогда не понимал людей, увлеченных подобными вещами – эзотерика, магия, демонология. На мой взгляд, все они не совсем нормальны. Да и выглядят немного пришибленными. Если вдуматься, вера в потусторонний мир может существенно разнообразить жизнь. Но если принять на веру тот факт, что потусторонний мир существует, то насколько сразу девальвируются все достижения этого мира – материальные ценности, блага, которые можно купить за деньги. Нет, я решительно отвергал и отвергаю мистическую составляющую бытия. Но как быть с бесом, похожим, как две капли воды, на телевизионного психолога? Как быть с этим лысым юрким типом, отрекомендовавшимся моим искусителем? Пистолетный выстрел не причинил ему никакого вреда. Я видел все своими глазами. Значит, потусторонний мир существует? Даже если это так, я отказываюсь в это верить. Решительно отказываюсь.
Так я размышлял, пока мы шли по темной проселочной дороге, и белесая Луна освящала наш путь.
– Меня зовут Кухериал, – прервал затянувшуюся паузу рогатый.
– По барабану, – ответил я.
– Я полагал, тебе будет интересно узнать имя своего беса-искусителя. Такая возможность далеко не каждому предоставляется при жизни. Обычно люди узнают имена беса-искусителя и ангела-хранителя уже после смерти, перед судебным чертогом.
– Вот повезло-то. Что ж ко мне ангел не явился? А вместо него ты, образина.
– И этого человека я воспитывал, растил, – обиделся бес Кухериал. – Это же я тебя от опасности оберегал. А не какой-то там ангел-хранитель. А ведь Агиросион буквально жаждал тебя прикончить, как только тебе стукнуло тринадцать. Еле уломал его оставить тебя в живых.
– Кто? – переспросил я. Среди моих знакомых людей с таким именем не числилось.
– Демон, отвечающий за смерть первенцев. Убивает только тех, кто потом совершит какое-нибудь крупное прегрешение.
– Что ты мне зубы заговариваешь?! – я резко обернулся. – Говори, что тебе от меня надо?..
– Да ничего такого, что ты не смог бы сделать, Васисуалий.
– Не смей называть меня Васисуалием, – разозлился я.
– Постараюсь, Васисуалий, – пообещал бес. Он явно издевался.
– Можешь не сомневаться. Как только я найду способ тебя убить, считай, ты уже мертв, – пообещал я.
– Ну, вот. А я надеялся, мы подружимся.
– У меня нет друзей!
– Знаю. Лучше скажи, зачем ты какой-то бабке амулет прозрения подарил?
– Ты это о чем? Ах, об этой золотой штуковине, – догадался я, – которая галлюцинации вызывает.
– Отнюдь, – возразил бес, – она позволяет зрить в суть вещей. Конечно, не все, что ты видел благодаря амулету прозрения, существовало на самом деле. Но многие существа были вполне реальны. Я полагал, тебе будет полезно видеть то же, что вижу я. Но, похоже, я переоценил человеческие силы. Ты впал в весьма предосудительное и безнравственное буйство. Разве можно так напиваться?
– Значит это ты подбросил мне эту дрянь?
– Дрянь?! Да за эту вещь любой чернокнижник отвалил бы кучу империалов. Для того чтобы ее раздобыть, мне пришлось сильно потрудиться. И как, скажи на милость, ты догадался, что для того, чтобы избавиться от воздействия амулета, надо подарить его другому человеку?
– Не знаю, – буркнул я, – интуиция.
– Нет! – вскричал Кухериал. – Это не интуиция. Это он!
– Кто это он?
– Тот, кто не хочет тебе показываться. Долго ты собираешься скрываться?! – рявкнул бес.
– Я?..
– Я не к тебе обращаюсь.
– А к кому?! – удивился я.
– Да вот к этому, который у тебя за правым плечом.
Я в недоумении обернулся. Сзади никого не было.
– Разыгрываешь?
– Нет. Просто ты пока его не видишь. Аикиль, а ну покажи свою гнусную рожу.
Я услышал слабый дребезжащий голосок:
– Что же ты делаешь?! Зачем?
– Покажи, покажи, империал дам.
Мгновение спустя передо мной предстал ангел: жалкое создание – серые крылья, словно присыпанные многовековой пылью, сморщенное личико и тусклый, едва подернутый сиянием нимб.
Бывают лица выразительные, фактурные. В них отчетливо проглядывает личность. Такие лица обожают скульпторы-монументалисты. Достаточно передать всего несколько черт из такого лица – крепкую переносицу, высокий лоб, скулы, и монумент обретает силу, устремленность в будущее. А бывает так, что и наоборот. В лице своего ангела-хранителя я немедленно прочел бесхарактерность, глупость и предрасположенность к выпивке. Подтверждая мои умозаключения, он громко икнул, прикрыв рот пухлой ладошкой:
– Извиняюсь! Портвейн.
– Аикиль, – представил новоявленного божьего слугу Кухериал.
Я настороженно молчал.
– Твой ангел-хранитель, – поведал рогатый, – прошу не любить и не жаловать. А при всяком удобном случае бить его по балде. Самый жалкий тип личности, какой только можно вообразить – продажный неудачник.
– Давай, – потребовал Аикиль, протянув руку. – Трубы горят.
– Позже, – сказал Кухериал. – Ты не хочешь познакомиться со своим человеком? Между прочим, он видит тебя впервые.
– А… хм… ну да, – ангел опустил руку. – Чувствую смешение мыслей, – пробормотал он, глядя на меня с самым несчастным видом, – ты бы не слушал рогатого, Вася, он тебе зла желает. Доведет тебя до казенного дома. И бросит в одиночестве, молить бога о прощении. Раскольникова помнишь? Тот же случай.
– Вася, Вася, – передразнил ангела Кухериал, – раньше не до Васи было, когда империалы от меня получал?! А теперь, видите ли, Васю вспомнил. И свои обязанности.
– Тише, – взмолился Аикиль, – вдруг кто-нибудь услышит.
– Да не дрейфь, – скривился бес, – нет твоих поблизости. А ну говори, это ты нашептал, чтобы Васисуалий амулет прозрения другому человеку передал?
– Не я, – затряс головой ангел. – Истинно говорю, не я.
– Ладно, сейчас уже не важно, как дело было. Лучше прими к сведению вот что. Вон за теми холмами эманация темной энергии. Славный шабашик назревает. Так что свалил бы ты от греха.
– Ша-шабашик, – от волнения ангел даже стал заикаться, – ты хочешь моего человека на шабаш повести?
– Твоего человека?! Поглядите-ка на него святые негодники. Где твои благородные чувства помещались, когда ты Васисуалия за жалкие империалы продал?
– Я не продал! – Ангел выпятил грудь. – А всего лишь временно оставил без защиты. Но я бы все исправил. Честное слово.
– Так, а ну-ка заткнитесь оба! – Решил я вмешаться в перепалку. В конце концов, речь шла о моей персоне, и я имею право знать, что происходит. Единственное, что я сейчас понимал – так это то, что я вдруг, по воле каких-то сил, оказался в совершенно иной реальности. Теперь я либо найду в этом новом мире свое место, либо окончательно свихнусь. Последнее меня совсем не устраивало. – Во-первых, вы утверждаете, что ты – мой ангел-хранитель и… как там тебя?
– Бес-искуситель, – услужливо подсказал рогатый. – Твой наставник по жизни. И лучший друг.
– Насколько я понимаю, вы между собой поладили, так?
Ангел тяжело вздохнул.
– За империалы этот урод на все готов, – сообщил Кухериал, – так что, да, мы, можно сказать, поладили. Я же говорю, Васисуалий, мы с тобой одно целое. Между прочим, именно мне ты обязан тем, что сейчас ты такой сильный, красивый, уверенный в себе. Вспомни, в детстве тебя каждый мог обидеть. А ты только плакал, забивался в угол. Это же я научил тебя ударить Валеру Карпухина кирпичом по зубам. А Лешеньке Седову сунуть ракетку от бадминтона в переднее колесо велосипеда. Лешенька отправился в больницу. А ты стал героем. Ты вырос героем благодаря мне, Васисуалий! – В последних словах улавливалась фальшивая патетика.
– Погоди-ка, ты что этим хочешь сказать? Что ты мой главный благодетель? – возмутился я, крайне недовольный тем, что он настолько осведомлен о моих детских переживаниях.
– Он хочет сказать, что ты убийца потому, что он так захотел, – Аикиль снова вздохнул, – убийство – тяжкий грех. А ты – скопище всех возможных пороков. Великий грешник.
Кухериал самодовольно улыбнулся.
– Видишь, он тебя даже не любит. Ты ему не нужен. Обвинять своего человека… Тьфу на тебя, ничтожество крылатое.
– Я не обвиняю, нечестивец хвостатый! – выкрикнул ангел, смахнул текущую по щеке слезу и добавил тихим голосом: – Я скорблю. Скорблю об утрате бессмертной души.
– Эй, – возмутился я, – ты что говоришь?! Не надо меня в утиль списывать. Я, между прочим, еще могу исправиться. Может, я заслужил прощение.
– Да пусть списывает, – Кухериал мягко взял меня под локоть, заглянул заискивающе в глаза, – кому это интересно?! Ты хотя бы представляешь, что такое рай? Сборище благообразных клоунов в светлых одеждах. Ни тебе выпить, ни тебе девицу с большими сиськами обнять и пощупать. Скука смертная. А у нас настоящий угар в аду. Лучшие девочки. Выпивка льется рекой. Вспомни, на Новый год ты однажды снял трех проституток, вы купили три ящика пойла, и гуляли три дня и три ночи. Разве это было плохо?
– Голова потом болела, – проворчал я, – к тому же, одна из них часы сперла.
– Скажешь тоже, часы, – Кухериал фыркнул, – да ты себе такие часы можешь купить, благодаря работе, которую я для тебя нашел. – Он покосился на ангела: – Я не понял, летун унылый, а ты почему до сих пор здесь?!
– Не ходите на шабаш, – заныл Аикиль, – ну, пожалуйста, не ходите. Ты же знаешь, Кухериал, я и так на плохом счету. С меня потом Иезиилия голову снимет.
– Отвертишься, – бес махнул на него рукой, – в первый раз что ли… С вашим всепрощением непременно отвертишься.
– Да нет, в первый, именно в первый. О шабаше уговора не было.
– Слушай ты, лицемер, – Кухериал нахмурился, – мы же с тобой все обсуждали. Ты деньги получил? Получил. Обещал не мешать нам ровно одну земную неделю? Обещал. Убирайся теперь вон.
– Надо бы добавить, – продолжал ныть ангел, – о шабаше уговора не было. Не было…
– Да на кой нам этот шабаш?! – возмутился я. – Мне домой надо. Переодеться хотя бы. Да и черепушку проверить, – я пощупал голову. В месте соприкосновения маковки со стеклом вздулась здоровенная шишка.
– Ты что?! – накинулся на меня Кухериал. – Шабаш – это знаешь как здорово! Это же просто восторг! К тому же, я всех предупредил, что тебя приведу. Все уже ждут…
В этот момент послышался громкий шорох, и на дорогу из рощицы выбрались два парня. Я сразу смекнул, что намерения у них не самые добродушные. Оба были слегка поддаты. Шли, опустив плечи, смотрели угрюмо. Я оглянулся, ожидая увидеть Кухериала, но беса-искусителя и ангела-хранителя уже след простыл. Исчезли внезапно, как и полагается потусторонним существам.
– Эй ты, псих, – крикнул один из парней, – чего сам с собой разговариваешь?! Совсем крышу сорвало?
Второй выдал стандартную формулировку:
– Закурить не найдется?!
– Убей их, – жарко задышал в левое ухо Кухериал, так что я едва не подпрыгнул от неожиданности.
– Нет, не делай этого… – Отозвался ангел. – Ребята хватили лишку. С кем не бывает? Оставь их в покое, Вася. Не обижай. Наверное, они очень нуждаются. У того, что справа, дома жена и малые детишки. Малюткам нечего есть. И вот он с другом вышел на преступный промысел. Но он еще вернется на праведный путь.
Я достал из кобуры пистолет, снял с предохранителя и два раза выстрелил. Парни пустились бежать со всех ног. Первый раз я стрелял под ноги, второй раз над головами. Бежали быстро. Только пятки сверкали.
– Ну, вот, – материализуясь, буркнул недовольный бес, – тебе что, в детстве подарили конфетку – и ты затаил на всех добро? Совсем ты меня не слушаешь, Васисуалий. Если бы ты их здесь пришил, тебя бы никогда не нашли. Такой случай упустили.
– Это все эманация зла, – забормотал Аикиль с отрешенным видом, – она всех вокруг с ума сводит. Так бы ребятишки ни за что на тебя не напали. И зачем надо было их пугать?! Не понимаю. Это так жестоко.
– Жестоко слушать твое нытье, – сказал я.
Кухериал расхохотался, зааплодировал:
– Браво, браво. Так его. – Предложил: – Если хочешь, я могу дать Аикилю империал, и ты двинешь ему в челюсть. За деньги он способен на все. Я сам неоднократно пользовался этим его предложением.
Я смерил ангела пристальным взглядом, в котором читалось: что, неужели так нужны деньги?
– Да, нужны, – пискнул он к моему удивлению.
– Ага, мысли читает, – поделился Кухериал, – у-у-у, святые, они и не на то способны. Так что ты, Васисуалий, пока он рядом, поток мыслеизъявлений контролируй. А то прочтет что-нибудь не то, доложит в небесную канцелярию. И пришлют к тебе попов с очистительными целями. Или маету вызовут в душе такую, что сам в церковь побежишь. Или к телевизионному психологу, – бес подмигнул мне, – хорошее дело, психоанализ. Наше, адское изобретение. Никакого духовного очищения не нужно. Все можно объяснить с научной точки зрения. Просто детство у тебя было неправильное. Тяга к матери одолевала. Желание отцу насолить. И прочие желания, вполне естественные для человека с его греховной сущностью.
– Послушай, Вася… – начал опять Аикиль, – будь благоразумен. Поверь мне. Сейчас он может и даст тебе немного удовольствий, но потом ты обязательно об этом пожалеешь.
– Ага, на том свете, – Кухериал хохотнул. – Да кого это интересует? Вали отсюда. Ладно, я чувствую, так просто от тебя не избавиться. – Бес пощелкал пальцами, извлек из пустоты несколько сияющих ярче нимба Аикиля монет, каждая размером с ладонь, и кинул ангелу.
Тот ловко поймал империалы, спрятал за щеку. Морщинистое лицо его скривилось, изображая смешанную гамму чувств – то ли жалость к самому себе, то ли сожаление.
– Нифего, – обратился он к Кухериалу, – мы ефе пофмофрим, фья фосьмет!
– Лети, лети.
Аикиль, и вправду, развернул крылья, и побежал по дорожке в ночь. Только сейчас я заметил, что ангел босой. Шагов через десять, божественный посланник оттолкнулся от земли, и, тяжело взмахивая крыльями, полетел по неровной траектории в небеса.
– Жаловаться будет? – поинтересовался я угрюмо. Служители церкви вызывали у меня самое глубокое отвращение. Да и ангел тоже показался созданием отвратительным и жалким.
– Аикиль жаловаться не будет, – самодовольно заметил Кухериал, – сейчас возьмет себе портвейна «777», и будет накачиваться под завязку всю неделю. Алкоголик со стажем. Прежде чем его к тебе приставили, не одного человека довел до полного разложения. Да если бы не я, ты бы тоже давно буйным алкоголиком сделался.
Спорить не хотелось. Да и о чем тут было спорить? Тяги к алкоголю я никогда не испытывал. Только в последнее время несколько раз напился – да и то исключительно из-за нервов.
– И вообще, Васисуалий, ты меня должен благодарить за то, что до сих пор жив.
– Это еще почему? – удивился я.
– Не догадываешься?! А зря. Да ты же вел себя в последние годы, как последний псих. Деньги он, видите ли, себе копил на жизнь в забугорье. Если ты меня спросишь, я тебе расскажу, какого труда мне далось сберечь тебя от всех этих молодчиков. Они же тебя повсюду искали. Приходилось договариваться с их искусителями, обещать награду, платить империалы. Лишь бы их подопечные о тебе забыли. А ты как думал?! Наверное, считал, будешь орудовать в центре столицы, валить всех направо и налево, и тебе все с рук сойдет?
– Ну, ты, – насупился я. – Не надо присваивать чужие заслуги. Это я сам, между прочим, умело следы заметал… – Но я уже понял, что все было именно так, как говорит рогатый. Я и сам удивлялся, почему это меня другие убийцы так вяло ищут – словно неохота им за мной гоняться.
– Забудь об этом, пойдем лучше, – Кухериал потянул меня за рукав, – недалеко осталось. Лучшие шабаши, absque omni exceptione [10]10
Вне всякого сомнения (лат.)
[Закрыть], на Воробьевых горах. Бывших, хе-хе, Ленинских. Но здесь тебе тоже понравится. Очень понравится. В Москве развлечений хватает. Хотя одно из лучших, я считаю, за границей, – заметил он, – в Иерусалиме. Только представь, там можно взять напрокат крест, нацепить терновый венец и пройти весь Крестный путь по Виа Долороса. А на самом верху, у Голгофы, тебя уже будут ждать отличные фотографии. Идем же, идем…
Я нехотя потащился за бесом. Напомнил только:
– Ты обещал меня к шоссе вывести.
– Да на кой ляд тебе теперь шоссе? – Бес дружески хлопнул меня по плечу. – Ты даже не представляешь, какие перед тобой теперь возможности откроются. Я же явился не с пустыми руками. У меня есть бумага, подписанная герцогами всех адских кругов с разрешением ввести тебя в наш круг. Ты теперь наш человек, Васисуалий.
– Закоренелый грешник? – поинтересовался я осторожно.
– Бери выше. Великий грешник, уполномоченный адской канцелярией на совершение важной миссии.
– Оперуполномоченный? Я в адские менты не нанимался.
– Успокойся. Просто уполномоченный. Без оперативной приставки. Все падшие отныне на твоей стороне. Помогут тебе осуществить предрешенное. Смекаешь? Да ты же теперь такую силу получишь. Такую власть над людьми. Все адские герцоги жаждут поскорее с тобой встретиться.
– Душу не продавал, – уточнил я. – И не продам. Даже не надейся.
– Да кого интересуют эти детали? – Кухериал расхохотался. – Душу он не продавал… Да на твоей совести столько грехов, что твоя душа и так давно уже сатане принадлежит. Ты же – великий грешник. Не забыл?
Я нахмурился, определение «великий грешник» мне совсем не понравилось. Как бы далеко вы ни шагнули в ниспровержении общественной морали, а отбросить некоторые общепринятые ценности довольно сложно. Мама моя, к примеру, была человеком верующим, и пост соблюдала. Бабушка ходила в церковь каждую неделю. Иконка у нее в избе висела. Меня самого крестили в раннем детстве. Только вот крестик я потерял на комиссии в военкоманте, перед отправкой в горячую точку. Точно помню, как снимал, прятал в карман. А когда одевался, сунул руку в тот же карман, а креста нет. Да и вообще, каким бы закоренелым грешником ты ни был, но если к тебе однажды явится хитроглазый телевизионный психолог с темными рожками над морщинистым лбом и сообщит, что «душа твоя принадлежит сатане», поневоле начнешь протестовать. Ведь ходишь по жизни с душой, заключенной внутри тела, и знаешь, что она – твоя законная собственность и находится у тебя в пользовании до самого смертного часа. А тут объявляется некто и заявляет на нее права, дескать ты – великий грешник, и уже отдал нам свою душу. Ну, уж нет, ничего у рогатого не выйдет. Пусть и не надеется.
Бес, между тем, почувствовал мое настроение, заюлил, забегал вокруг.
– Васисуалий, друг мой, ты меня неправильно понял. В определении «великий грешник» смыслообразующий элемент – великий. Грешник – это так, второстепенно. Я лишь хотел сказать, что теперь ты обрел силу, равной которой нет ни у кого. И сможешь выполнить то, на что подписался.
– Ты о чем это снова? Ни на что я не подписывался.
– А мента завалить хотел?
– Ну… – я помедлил, пытаясь сообразить, какое отношение этот тип имеет к прокля тому заказу, – хотел.
– Вот и завалишь. И всем от этого хорошо станет. И вам, и нам.
– Яснее излагай! – рявкнул я. – Кому это вам-нам?
– Тут понимаешь, такое дело, – Кухериал сморщил и без того морщинистый лоб, – наверное, ты уже понял, что мусор этот не из простых смертных.
– Это точно. Он не похож на подарок киллеру к Рождеству.
– Именно. Я тебе больше скажу. Он не совсем человек. То есть человек, конечно, но очень необычный. Убить его так запросто, с бухты-барахты, просто невозможно.
– Заговоренный, что ли?
– Бери выше. Лет ему знаешь уже сколько? Ни один обыкновенный человек столько не проживет. Тем более, с экологией в России плоховато, да и дурная наследственность часто встречается. А исполнилось ему сейчас уже семьсот семьдесят шесть. А это означает, что в следующем году ему будет семьсот семьдесят семь. И тогда случится страшное, и падут на нас беды великие, и станем мы…
– Опять понес ересь! Ты можешь излагать кратко и понятно? Так, чтобы даже идиот понял.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?