Текст книги "Дюжина межгалактических мерзавцев"

Странные вещи творятся. Если бы лично мне поручили набирать экипаж, то я взял бы дюжину крепких парней человеческой расы, – пусть убийц, но не серийных, – целеустремленных, способных свернуть шею любому противнику. Мы бы спустились на одну из планет, взяли пару языков и выбили из них все нужные сведения…

Между прочим, интересный вопрос. Боевой группой ведь кто-то должен командовать. Почему бы не сделать командиром меня? Первым делом мы сбросим через мусоросборник бородавочника, а потом можно взяться за осуществление миссии…

Я уже вовсю строил планы по управлению боевой группой, когда меня снова вызвали к следователю. Охранник буквально скрипел зубами от злости. Ему мучительно хотелось, нажав на кнопку, ткнуть меня парализатором между лопаток, но приходилось сдерживаться. Теперь я не обычный уголовник, а работаю на правительство. Так что будьте добры держать себя в рамках! О чем я ему и поведал. Заодно поинтересовался, как прошла ночь с парализатором. Выразил надежду, что как всегда хорошо.

В отличие от свирепого охранника следователь буквально лучился радостью. Даже ушибленная челюсть не могла омрачить его замечательного настроения. Он улыбался, демонстрируя мелкие желтоватые зубы, и поминутно поправлял полосатый галстук. Словно присутствовал на одном из самых волнительных событий в жизни.

– Лео Ифанофич, – проговорил он и жестом предложил занять все тот же злополучный стул.

Меня порядком удивил радужный настрой начальника пересыльной станции, но виду я снова не подал. Сохранил безразличную мину. Сел. Нога на ногу. Приготовился слушать. Охранник кабинет так и не покинул. Получил соответствующие указания – следить, чтобы я снова не выкинул какой-нибудь фортель.

– Как нафэ фдорофье? – поинтересовался следователь.

– Наше?

– Нафэ. Нафэ.

– Спасибо, не жалуюсь. А вы как поживаете?

– Тфепефь уфе лучфе.

– Рад слышать, – заверил я. – Я боялся, у вас перелом. А это, знаете ли, серьезное дело.

– Пфефелома неф. Прифол укаф.

– Что-что? – я сделал вид, что не понимаю ни слова.

Следователь совсем не обиделся, только погрозил мне пальцем, как шкодливому мальчишке.

– Прифол укаф, Глуф, из министерфтва. Фас перефодят в камефу к фафым нофым дфуфьям.

Я насторожился.

– К каким друзьям? У меня нет друзей.

– А фоф и офыбфя, – следователь задорно рассмеялся и хлопнул себя по ляжкам – такую бурную радость ему доставляло новое указание министерства. – Ф цефях нафафывания конфакта, я фафаю фаф в одну камефу.

– Кого это вас? – переспросил я, судорожно сглотнув слюну.

– Разфедфикоф, фамо фобой.

Тут я наконец понял, что меня ожидает. Вскочил и вскричал:

– Палачи! Сатрапы! Не имеете права!

Эти выкрики заставили следователя расплыться в еще более лучезарной улыбке. Он сделал охраннику жест – уводи.

– Фобифайте фефички, Глуц. Череф чаф фы буфете ф камефе с бофодафочником. Хе-хе. – Негодяй потер руки.

Провожая меня по коридору из кабинета следователя, охранник насвистывал веселую мелодию. Я тщетно пытался протестовать, требовал соединить меня напрямую с министерством обороны, орал, что отказываюсь быть разведчиком, раз имеет место быть подобный беспредел, но меня уже никто не слушал.

Вскоре меня повели на заклание. Я тащил свернутый в трубочку матрас, а в другой руке держал целлофановый пакет – нижнее белье, зубная щетка, мыло и две сигареты в мятой пачке. Трехместная камера оказалась в самом конце коридора. Она пока пустовала. Я расстелил матрас на нижнем ярусе нар, расположенных вдоль правой стены, уселся и стал ждать.

Следом за мной в камеру втолкнули Красавчика. Выглядел он именно так, как я его и представлял – тонкие черты лица, аккуратные усики и бачки. Мне такие типы никогда не нравились. Впрочем, он и не должен был мне нравиться. Парень вел себя развязно.

– Сердечно приветствую, Лео.

Он протянул узкую ладонь с ухоженными, обработанными пилкой ногтями. Я без энтузиазма пожал ее.

– Значит ты тоже в команде, – сказал Красавчик. – Я рад.

– Правда, что ли?

– Ну да. Ты, вроде бы, хороший мужик.

– С чего ты взял?

Он пожал плечами.

– Так все говорят.

– Врут.

Наглец немного подумал и заявил:

– В принципе, я так и думал… Cлушай, Лео, ты не против, если я займу полку над твоей? А бородавочник пусть устраивается напротив.

– Только за. Не хочу, чтобы ночью на меня стекала бородавчанская слизь.

– Вот и я о том же, – у Красавчика сделался озабоченный вид. – Как ты думаешь, будет еще какой-нибудь отбор?.. Я имею в виду… не могут же они, и правда, послать с нами бородавочника. О чем они там думают? Не знаю никого, кто согласился бы коротать время в компании бородавочников.

– Я размышлял на этот счет, – решил я поделиться своими соображениями, – похоже, они хотят послать на разведку представителей всех разумных галактических рас. Кто-то может оказаться близок к этим инопланетянам физически и морально. По мне, так лучше бы взяли людей. Люди, по крайней мере, не облажаются. А какой-нибудь обезъяноподобный рангун может сотворить все, что угодно.

– Я не человек, – уточнил Красавчик.

– Как это?

– Смотри сюда, – он отогнул ухо и продемонстрировал жабры. – Я с Кретории. Планета-океан. Слышал о такой? Внешне я, может, и похож на человека. Но внутри у меня все иначе устроено.

– Понятно, – я помолчал, – слышал о таких, как ты, но вижу впервые. Вас, вроде бы, совсем мало осталось…

– После семилетней войны с рангунами, да, – Красавчик погрустнел. – Но сейчас наша популяция растет. Общины имеются и в Солнечной системе, и в созвездии Стрельца.

– Плодитесь и размножайтесь, – пробормотал я, размышляя о том, что с минуты на минуту должен появиться дурно пахнущий религиозный фанатик. От перспективы оказаться в компании с бородавочником делалось тоскливо. – Значит нас уже трое, – сказал я, считая в уме, – человек, креторианец, бородавочник… Еще возьмут рангуна, таргарийца, рептилию…

– Даже школьник знает, что разумных галактических рас ровно дюжина, – поведал Красавчик, – поэтому и полетит двенадцать разведчиков.

– Дюжина межгалактических мерзавцев, – я криво усмехнулся.

– Мерзавцев, – повторил креторианец и разом посерьезнел. – Между прочим, Лео, – сказал он, – я думаю, нам стоит держаться друг друга. Они собрали на борту этого корабля черт знает кого. Я слышал, набрали убийц. Тем более, все мы принадлежим к разным биологическим видам. Наверняка, там будет натуральная свалка. Неизвестно, что произойдет, пока мы долетим до точки. Если мы сейчас заручимся взаимной поддержкой, у нас будет шанс выжить.

– Я тоже кое-что слышал, – я решил, что лучше всего убедить парня в мысли, что я на его стороне. Всегда лучше иметь союзника, чем врага. Еще один довод в пользу такого умозаключения – при случае союзника проще поиметь, чем врага. Враг всегда наготове, а союзник не ожидает удара в спину. – Будем держаться друг друга.

– Я рад, что мы мыслим одинаково… – начал Красавчик, и замолчал.

Мы одновременно услышали звуки, не предвещающие ничего хорошего. Сначала шлепанье гусиных лапищ по полу, а затем попискивание электронного замка. Створка двери отъехала в сторону, и в камеру прошествовала уродливая громадина в черной рясе, двухметровое существо, напрочь лишенное талии и шеи. Несмотря на особенности фигуры осанка его странным образом казалась величавой. Бородавочник по кличке Отец, а это был именно он, при ходьбе переваливался с боку на бок, и все же поступь странным образом отличалась внушительностью. Он вплывал в камеру, как неизбежное зло, словно накатывающее на берег цунами. С его появлением в помещении сразу стало тесно, как будто мы разом оказались в собачьей конуре, к тому же исходящая от него резкая вонь мгновенно отравила весь пригодный для дыхания кислород. Мы с Красавчиком сжались на шконке и наблюдали за сокамерником с отвращением и ненавистью.

– Приветствую вас, дети мои, – пробулькал Отец низким басом. Когда он говорил, под подбородком подергивались кожные складки, и ходил вверх-вниз массивный кадык, размерами с яблоко.

– Добрый день, – приветствовал его Красавчик, но руки на всякий случай спрятал за спину. Не приведи Всевышний, бородавочник захочет их пожать.

Я поступил точно так же и распахнул пошире рот, чтобы не задохнуться.

Отец огляделся. На двухъярусных нарах уже лежали наши матрасы. Тогда он, вздохнув, бухнул свой на лавку у противоположенной стены и плюхнулся напротив нас. Некоторое время царила тишина. Бородавочник молчал. А меня преследовало стойкое ощущение, что он хочет в меня плюнуть. Если бы только у меня имелись темные очки, я бы немедленно нацепил их, и больше не снимал. Но к несчастью, у меня не было ни темных очков, ни зажима, каким пользуются ныряльщики, ни кислородной подушки – ничего!

Я оглянулся на темнеющий в углу глазок видеокамеры. Представляю, как сейчас веселится проклятый следователь, наблюдая за нашими мучениями. Должно быть, он просто счастлив. Если бы у меня была возможность до него дотянуться, уж я бы постарался на этот раз сломать ему челюсть, желательно в двух местах.

– Думали ли вы о боге? – забулькал бородавочник. Самые худшие предчувствия начинали оправдываться.

Красавчик беспомощно оглянулся на меня.

Повисла пауза.

– Постоянно думаю, – заговорил я. Дальше тянуть с ответом не было никакой возможности. Бородавочник мог обидеться, и тогда нас ожидало настоящее «веселье». О буйном нраве Отца ходили легенды.

– О боге? – уточнил он.

– О боге, – обреченно ответил я.

– Это же прекрасно, – обрадовался миссионер. – А знаешь ли ты, сын мой, как выглядит бог?

– Сотворен по твоему образу и подобию, – откликнулся я. Кое-что об особенностях бородавчанской веры мне доводилось слышать. Воспринимать этот бред всерьез невозможно, но многие бородавочники свято верят в то, что всевышний сотворен по их образу и подобию, в то время как все остальные религии – ошибочны.

– Да! Да! Да! – Отец пришел в такой восторг, что затряс бугристой головой, и с верхней губы в разные стороны полетели едкие брызги.

– Почему бы нам не поговорить о чем-нибудь другом? – предложил Красавчик. Парень порядком испугался.

– Как ты сказал? – озадачился бородавочник… – Сдается мне, ты омерзительный язычник. – Отец выставил перед собой указательный палец, на котором немедленно повисла мутноватая капля, сорвалась и шлепнулась на пол.

– Я вовсе не язычник, – возразил Красавчик, – просто я не люблю говорить на эти темы. Это личное.

– Теософия – первая из наук. Запомни, грешный сын мой. И повторяй за мной. Бог есть. Он един. И сотворен по образу и подобию бородавочников из праматерии в самом начале времен.

– Может, хватит?! – не сдержался я. – Тебе же ясно сказали, нас это не интересует.

Отец уставился на меня с таким видом, словно только что увидел привидение. Маленькие красные глазки под припухшими мокрыми веками сверлили меня, как пара миниатюрных лазерных дрелей.

– Есть разные типы язычников, – наконец заметил он. – Безобидные, от которых нет никакого вреда нашей вере. Это те, кто пребывает во мраке заблуждений и безбожия. А есть другие. Те, кто склонен к притворству. Делает вид, будто он вместе с Богом, вместе с верой. А на деле только и мыслит о том, как бы разрушить ее устои. Ты лукав, язычник. И тем самым страшен…

Началось, понял я. Мне не улыбалось получить плевок в глаз, но и молотить бородавочника голыми руками – занятие не из приятных. Я огляделся в поисках чего-нибудь тяжелого, чем можно было бы выбить из него дух, но власти пересыльной станции убрали из камер все предметы, способные стать оружием. Тем временем, Отец стал медленно подниматься, продолжая вещать. Он словно возносился к потолку, делаясь все выше и выше, заполняя собой все пространство камеры. Поднял массивные руки и, шлепая лапищами по полу, двинулся ко мне.

– Ну, что? – я обернулся к товарищу по несчастью. – Пришла пора вспомнить то, о чем мы только что говорили…

– Ты… ты хочешь с ним драться? – На Красавчика стало жалко смотреть. Он с тоской поглядел на свои изящные ладони, тщательно выглаженную полосатую арестантскую робу, пригладил прическу и поднялся.

Следом за ним со шконки вскочил я. Сжал кулаки и принял привычную боксерскую стойку.

– Стоять! – скомандовал я. – Или я тебе морду раскрою…

Отец булькнул нечто невнятное, пошевелил губами и неожиданно плюнул. Будь на моем месте кто-то другой, ему бы не поздоровилось, но я всегда отличался великолепной реакцией – увернулся, и плевок угодил в стену, растекся желтоватым пятном.

– Ты нарвался, образина! – прорычал я и кинулся на бородавочника.

– Да-да, точно, – подтвердил Красавчик, но с места так и не двинулся.

Отец развел руки в стороны и в тот момент, когда мой кулак врезался в его омерзительную физиономию, заключил меня в объятия. После чего мы повалились на пол. Эта секунда, вне всяких сомнений, стала худшей в моей жизни. Я бухнулся прямо на бородавочника, и моя одежда немедленно пропиталась его секретом, а лицо оказалось все облеплено едкой слизью. Силясь вдохнуть хоть немного свежего воздуха, я страшно закричал и рванулся, намереваясь освободиться. Но не тут-то было. Отец держал меня крепко. Да еще приговаривал:

– Я тебя научу смирению, сын мой.

Я принялся изо всех сил дубасить бородавочника по бесформенной физиономии, и вошел в такое исступление, что перестал осознавать себя. Вел себя совсем как безумный лемуриец. Представители этой расы временами тоже впадают в боевой раж и не понимают, что творят. Очнулся я только тогда, когда один из охранников стукнул меня по затылку резиновой дубинкой. Я на мгновение прозрел и тут же отключился… Чтобы очнуться спустя полчаса в пластиковом каземате – карцер пересылочной станции. Острое облегчение – вот, что я ощутил, оказавшись здесь. Главное, тут не было бородавочника.

Я понял, что миссия нам предстоит непростая.

Карцер – отличное место, чтобы переосмыслить всю свою жизнь. Или просто углубиться в воспоминания.

Я вырос на Земле, в простой рабочей семье. Мамаша числилась медсестрой в первой городской больнице, в отделении регенерации органов. То еще отделение. В то время выживал каждый третий. Процесс регенерации был настолько болезненным, что больные стонали двадцать четыре часа в сутки. Обезболивающее помогало слабо. Само собой, такая работа выматывает. Так и вижу сейчас, как мама приходит с работы, – у нее было бледное, вечно утомленное лицо, – вот она снимает в прихожей туфли, опускается на стул и подзывает домашнего робота, чтобы он помассировал ей ступни.

Папа трудился на заводе робототехники в Зеленограде. Вытачивал металлические черепа, куда техники потом пихали электронные мозги. Меня он тоже хотел со временем приспособить к работе на заводе. Считал, что больше я ни на что не способен. Ну да, талантами я не блистал, в школе учился на тройки, а большую часть времени проводил во дворе с приятелями. Казалось, у меня совсем нет никаких интересов. Больше всего меня радовало пустое времяпровождение, когда можно было совсем ничего не делать. То есть совсем ничего…

Обычно мы сидели на заброшенной стройке, на самом верху сорокаэтажного здания, и болтали о всяких пустяках – о футболе, Нинке из третьего подъезда, которая позволяет себя трогать, переехавших в наш дом уродливых сириусянах, о вызывающем глюки контрабандном алкоголе, доставляемом на Землю из-за границы Цивилизованного космоса, о пацанах из соседнего района – они иногда приходили к нам, чтобы подраться – всю эту ерунду сейчас даже вспомнить сложно.

У меня был закадычный приятель – Олег Викторов. В отличие от меня у Олега имелся в жизни интерес – он мечтал поступить в летную школу и стать пилотом-дальнобойщиком, водить тяжелые грузовики куда-нибудь к Арктуру или в шаровое скопление Скорпиона. Он частенько притаскивал фотографии межзвездных лайнеров на фоне притягательных космических пейзажей. Постепенно и я втянулся. Мне стало казаться, что профессия пилота – это то, что мне нужно. Вот только в летную школу меня не взяли – засыпался на экзаменах. Олег же поступил без проблем. Он и в школе учился намного лучше меня.

– Не расстраивайся, Лео, – утешал меня мой друг, – поступишь на следующий год. Позанимаешься немного. Если хочешь, я сам тебя подтяну.

– Пошел ты, – ответил я. Меня обуревала тяжелая обида на весь мир. И еще зависть. Олегу все слишком легко давалось. Его любила Нинка из третьего подъезда, отец выделял ему столько карманных денег, сколько мне и не снилось, и, наконец, он поступил в летную школу и как никто близок к осуществлению своей мечты.

– Ты чего, Лео?..

Я не ответил. А через пару дней завербовался рядовым членом экипажа на грузовое судно, уходящее в дальний рейс. И оказался в компании настоящих подонков. По дороге команда подняла бунт, мы высадились на пустынном плато на одной из малообитаемых планет, где часть груза перенесли на заранее подготовленные корабли.

– Ты с нами, парень, или будешь дожидаться полиции? – поинтересовался один из грабителей, улыбчивый малый с шрамом через все лицо. Он мне нравился своей бесшабашностью и бесстрашием.

– С вами, – ответил я и ринулся навстречу своей судьбе.

Нас повязали уже через неделю. Не знаю, как федералам удалось выйти на наш след, но в одном из кабачков Вернеры-4 власти произвели удачный захват. Тогда я отделался условным наказанием и был отпущен на все четыре стороны, но уже через четыре месяца меня взяли на ограблении грузовика, и загремел на два года в колонию для малолетних преступников. А потом еще раз – уже в настоящую тюрьму.

В очередной раз оказавшись на свободе, я принял твердое решение, больше никогда не попадаться. К тому же, я не хотел больше быть рядовым исполнителем. Я собрал собственную абордажную команду, раздобыв скоростной корабль у одного бедолаги. Тот и не предполагал, что его суденышко арендуют вовсе не с целью перевезти кое-что из одной системы в другую, а для того, чтобы грабить грузовики. Когда он, наконец, понял, с кем имеет дело, то взмолился высадить его на первой же цивилизованной планете, лишь бы не иметь никакого отношения к разбою. Мы отпустили его на все четыре стороны на самой окраине цивилизованного космоса. Раз в три года в эту маленькую колонию, население которой составляли исключительно уродливые сириусяне, наведывался транспортник с Земли. Так что у него были все шансы когда-нибудь снова оказаться среди людей.

Став владельцем межзвездного судна, я развернулся на полную катушку. Лучшие дни в своей жизни я отношу к этому времени. Никогда одиночка не сможет почувствовать, что такое быть в банде. Банда – это братство. Это толпа единомышленников, которая пойдет с тобой до конца. Эти парни всегда подставят в нужную минуту плечо. Но вот спиной к ним поворачиваться не стоит. Могут сунуть нож. Между лопаток.

Добычу сгружали, чаще всего, за границей цивилизованного космоса, на планете, которая на всех картах значилась необитаемой. Там, и вправду, жили только микроорганизмы и наше золото. Я внимательно следил за членами команды. Если кто-то из ребят слишком зарывался, во время очередного рейса я оставлял его караулить склад в скафандре и с баллоном кислорода, рассчитанном на пару часов. Когда мы наведывались на планету в следующий раз, строптивый малый уже давно был тихим жмуриком, неспособным причинить неприятности капитану Лео Глуцу.

В обычное время развлечений у нас было немного – карточная игра и выпивка. Все длительные перелеты от системы к системе мы коротали за покерным столом. И женщин было в избытке на любой планете. В основном, парни пользовались благосклонностью продажных красоток, каких немало за границами цивилизованного космоса. Стоило нам зайти в первый попавшийся дикий космопорт, как вокруг уже кричали: «Посмотрите, кто прибыл! Да это же сам капитан Лео Глуц со своей командой!» И на шею парням вешались десятки местных шлюх. Далеко не все ради денег – многих привлекал разврат в чистом виде. В порту мы закупали алкоголь и оружие. Торговцы и сутенеры слетались на меня, словно федеральные агенты на засвеченную точку по продаже наркотиков.

Случалось и так, что одна из девушек с ограбленного корабля привлекала внимание кого-то из моих головорезов. Против подобных забав я не возражал. Порой и мне самому оказывалась по душе та или иная пленница. И мне хотелось схватить ее в охапку и затащить к себе в каюту. Но я обычно сдерживался. Не вижу смысла в насилии в любовных делах, если оно не доставляет удовольствия обеим сторонам. Действовал я только в том случае, если девица сама проявляла рвение. Ну, знаете, все эти женские трюки: «Ударь меня! Ударь посильнее!» Может, я и не слишком хорош собой, но мужского обаяния во мне хоть отбавляй: редкая шлюха возражает против того, чтобы позабавиться с самим капитаном Лео Глуцем.

В те времена я брил голову и носил красную бандану, а в ухе массивную золотую серьгу. Выглядел я как человек, способный перерезать горло даже председателю Верховного совета Федерации, если потребуется.

Однажды мы грабили грузовик в созвездии Андромеды. Под угрозой залпа из всех орудий произвели стыковку, ворвались в корабль.

– Лео, – сказал пилот. – Ты?

Он стоял, закрывая собой проход в коридор. Олег Викторов почти не изменился. И я бы, быть может, отпустил его восвояси с грузом, но позади меня шумела абордажная команда, два десятка самых отчаянных парней – они таких вещей, как дружба, не понимают и, что еще важнее, не прощают. Поэтому я грубо оттолкнул бывшего приятеля:

– Посторонись, если хочешь остаться в живых! – Затем обернулся к своим головорезам: – Этого не трогать. Он мне еще пригодится.

С гиканьем и улюлюканьем пираты устремились по коридору. Команду согнали в технические отсеки и там заперли. Груз – несколько тонн концентрированного топлива, подсоединив шланги, перекачали в резервуары нашего корабля. То, что не влезло, расплескали по космосу.

– Значит, вот как, – пробормотал Олег. Он единственный остался на свободе и имел возможность лицезреть разбой. Не знаю, почему я не захотел, чтобы его изолировали с остальными. Может, мне хотелось насладиться триумфом. Мол, погляди старый друг, и я чего-то стою. Но триумфа не получилось. Олег смотрел на меня с таким презрением и ненавистью, что я не выдержал и от души приложил его рукоятью лазерного пистолета по лбу.

Эпизод этот отчего-то навсегда запечатлелся у меня в памяти. Он никак не дает мне покоя. Иногда даже такой человек, как я, оглядывается назад. И тогда я вспоминаю исполненный презрения взгляд друга детства, и мне хочется весь мир стукнуть рукоятью в лоб, чтобы он перевернулся, и я оказался где-нибудь очень далеко…

Грамотно спрятать сокровища – целая наука. Ею должен овладеть любой успешный пират. Помнится, знаменитые разбойники прошлого братья Кукс как-то зарыли на одной планете кучу золота. А капитан Глог, известный своей вороватостью, вырыл сокровище и перепрятал. Оттуда, где он его перепрятал, его утащил капитан Дорган. Из хранилища Доргана золото увел знаменитый Вова Дальнорукий. А сокровища Дальнорукого нашли те же братья Кукс. То-то они удивились, увидев давно потерянные побрякушки. Такой вот круговорот добычи в природе. Вообще же, любой из нынешних пиратов очень много времени проводит не только в грабежах, но и в поиске украденного другими. Многочисленные межзвездные карты с координатами планеты и местности потому и существуют, что пиратских кладов – великое множество. Они зарыты в земле, лежат в пещерах, на океанском дне, болтаются в схронах на орбитах по всей галактике. Капитаны не очень любят наведываться к своим тайникам, потому что, во-первых, все, кто присутствует в этом рейсе, могут потом сдать своих главарей с потрохами за звонкую монету. А во-вторых, в этот момент они уязвимы, как никогда. И со мной тоже бывали подобные досадные случаи. Но в отличие от многих других пиратов я всегда выходил сухим из воды.

Помню, в очередной раз оказавшись в хранилище, я решил подвести итоги бурной бандитской деятельности. Подсчет средств занял у меня почти двенадцать часов. Я понял, что заработал на свою мечту – собственный корабль, построенный в точности по моей схеме, с огромной каютой капитана, кучей тесных клетушек для остальных членов экипажа, баром, игровым залом и огромным сейфом, куда буду иметь доступ только я один. Вопрос состоял только в том, как мне переправить все эти сокровища поближе к Солнечной системе. Там располагались мастерские, где можно собрать такое чудо, с самовосстанавливающейся обшивкой, форсированными подпространственными двигателями – почти вечный корабль, пронизывающий космическое пространство с неимоверной скоростью. Такой не снилась и федеральным судам класса А.

Я решил, привезти банкира и грузовики прямо сюда. На целом ряде планет имеются банки, весьма гибкие в вопросах финансовой морали. Им абсолютно все равно, кто их клиент и откуда взялись деньги. Их интересует только процент, получаемый со сделки.

Я выбрался из хранилища и увидел, что здесь меня уже ждут, все с кислородными масками – на планете не было кислорода. И впереди всех рангун по кличке Шустрый, глумливо улыбается и поигрывает лазерным пистолетом:

– Все, капитан, денежки мы забираем.

Я сразу понял, что к чему. Расстроился, что проглядел предателя. Обычно в таких вопросах я проявлял прозорливость. Я незаметно нащупал за спиной ручку двери, спросил:

– А как насчет меня? Бросите здесь?

– Ты, пожалуй, захочешь мстить. Так что мы с ребятами проголосовали – и решили пустить тебя в расход.

Хлопнула сейфовая дверь.

– Код известен только мне, – сообщил я. – Тому, кто убьет Шустрого, я прямо сейчас отслюнявлю двадцать тысяч.

Долго предатель не мучился. Крутанулся вокруг себя, помахивая стволом, крикнул нечто угрожающее, и погиб, расстрелянный на месте. Новому лидеру мои продажные мерзавцы предпочли проверенного временем капитана Лео Глуца. Они прекрасно знали, что хотя я и космический пират, и мерзавец, каких поискать, и порой бываю очень жесток, но с теми, кто хранит мне верность, честен.

Я спокойно открыл дверь, достал несколько пачек и швырнул убийцам Шустрого.

Всю следующую неделю я потратил на то, чтобы выявить, кто еще, кроме них, принимал активное участие в заговоре против меня. Сразу троих пришлось высадить на пустынных планетах, кишащих хищными рептилиями. Мы здорово позабавились, наблюдая, как предатели бегут по бесконечной равнине, а за ними несется с ревом стая зубастых тварей… Остальных я помиловал. Но наложил штраф – с нескольких последующих грабежей они не получили не копейки. Должен же я был возместить потраченные впустую двадцать тысяч.

Корабль я все-таки заказал и построил. И хотя к тому моменту, федеральная служба стала оснащаться самыми быстрыми звездолетами в галактике, поймать мое небольшое юркое суденышко после очередного разбоя было очень непросто. Чтобы с ограбленного корабля не вызвали федералов сразу после нашего отлета, я придумал остроумный план. Помогли хорошие знания физики. Старичок-учитель хоть и был порядочной сволочью, но кое-что сумел вложить в мою отнюдь не глупую голову.

Прежде чем пройти через стыковочный модуль, я отправлялся в машинное отделение. Там находился электрический щит, от которого тянулись тонкие едва заметные кабели. Хотя разговоры о беспроводном электричестве велись сколько я себя помню, неуловимых глазом человека проводников для переменного тока так и не изобрели. Все эти опыты с бактериями, вырабатывающими электричество, все попытки сделать невидимые глазом элементы проводниками, так ничего и не принесли. Кроме разочарования. Технологии позволяли создать нечто подобное, но производство было настолько дорогим, что строить корабли с беспроводной электрической системой стало бы настоящим безумием. Насколько я понимаю, мы по сию пору использовали технологии «каменного века» – фаза, фаза, ноль. Я вынимал предохранитель – тончайший прибор, реагирующий на любые перепады напряжения, и вколачивал на его место какую-нибудь железяку. Поменяв ноль с фазой, я имел возможность наслаждаться результатом. По всему кораблю перегорали лампы, пылала проводка, к чертовой матери летели целые системы жизнеобеспеченья экипажа. Оставив мертвый корабль болтаться в космосе, мы улетали с добычей. Судно без опознавательных знаков найти не так-то просто. Так что у нас была отличная фора. Разумеется, все современные звездолеты оснащаются системами аварийного энергообеспечения. Но для того, чтобы их включить, надо сначала выбраться из запертого помещения. Они срабатывают и самостоятельно – в том случае, если энергоподача прервана на час. Очень удобное правило для таких межзвездных корсаров, как я…

И уже потом я врывался в полутемный пассажирский салон:

– Корабль захвачен. Можете расстегнуть ремни и перекурить, если у кого есть пьянящие колоски!

Приятно почувствовать свободу. Многие, действительно, закуривали, чтобы справиться со стрессом. Некоторым я даже давал прикурить. Особенно, стюардессам. Их наманикюренные пальчики так и тряслись тряслись. Я вкладывал в них колосок, щелкал зажигалкой:

– Покури, милая. А потом скажи всем, пусть складывают драгоценности и кредитки в мешки. – Вдоль рядов уже шли мои помощники, поигрывая пистолетами и ножами.

Не все грабежи проходили гладко. У меня вошло в привычку после стыковки врываться на корабль вместе с абордажной командой – чаще всего жертвы грабежей сдавались без боя, но случалось и так, что среди них оказывались смельчаки, желающие померяться силой. Из-за этих идиотов порой были жертвы. Ведь сразу же начиналось форменное молотилово – кулачищи так и мелькали, в дело шли и ножи, и кастеты. Огнестрельного и лазерного оружия у наших жертв, как правило, не было – гражданским запрещено носить пистолеты и лучеметы. Спасибо федеральным властям. Так что можно было не опасаться, что нас встретят ружейным залпом. И все же, случались неприятности.

В тот раз мне повезло, я замешкался – стыковка была произведена из рук вон плохо, и я задал трепку пилоту. Поорав на него для острастки и двинув в ухо – не ощутив мой праведный гнев, он ни за что не сделает правильных выводов, я устремился следом за абордажной командой – в нее входили двадцать отборнейших головорезов, мастеров кулачного боя и поножовщины.

Яркая вспышка заставила меня отшатнуться. Дикий вопль огласил стыковочный модуль, запахло паленой плотью, и мимо меня, прикрывая обугленными руками лицо, пробежал один из моих парней. Он рухнул на пол, захлебываясь рыданиями. По нам вдарили из фотонной пушки – защитники груза соорудили ее из запасного сопла.

Увидев, что они натворили, я пришел в дикую ярость. Пятнадцать сапиенсов сгорели заживо в одно мгновение, еще четверо лишились зрения и навсегда остались уродами. Еще с десяток отделались ожогами разной степени тяжести. У меня самого в глазах плясали искры несколько дней кряду.