Текст книги "Великий Вождь"

Андрей Фёдоров.

Товарищ Великий Вождь.

«Пуля – дура, если стрелок дурак»

Неизвестный автор.

В тот день решилась судьба континента. Великий Вождь с тяжёлым сердцем нажал на красную кнопку. Тысячи, по словам генералов, ракет начинённые ядерным зарядом, будто горящие стрелы Аполлона, устремились в голубую небесную высь, совершив полёт по параболической траектории в сторону проклятого, ненавистного свободному человеку врага. Уже через двадцать минут окрылённые могучим и яростным ударом по столь презренному всей страной, партией и народом противнику генералы объявили вождю о безоговорочной победе великой народной армии.

– Товарищ Великий Вождь! Проклятый супостат был уничтожен! Неотвратимый удар нашей непобедимой армии не был отражён хвалёными системами вражеской ПРО! В очередной раз партия, народ и армия доказали всему остальному прогнившему от жадности и гедонизма миру, что наши великие воины, наша самая развитая на планете наука, наши самые преданные идеям верховного граждане – все мы стоим на голову выше наших ничтожных соперников, возомнивших из себя способных указывать нашему Великому Вождю, как ему править, нашему великому народу, как нам жить. Враг тысячу раз пожалел, что пытался навязать нам свой мерзкий и противный, а главное противоречащий идеалам и историческому пути нашей очаровательной отчизны, по мнению Великого Вождя, образ жизни. И пусть каждый живущий на планете земля теперь знает, что наша доблестная, непобедимая армия сможет дать отпор любому врагу, который только попробует посягнуть на нашу свободу, суверенитет нашей великой Родины! Я поздравляю вас с победой, товарищ Великий Вождь! Желаю вам счастья, здоровья, сил и энергии для дальнейшего безукоризненного правления своим великим народом, который вы вот уже в течение восьми лет после смерти своего Великого Отца, а до него не менее Великого Деда, ведёте от победы к победе! Ведите нас дальше с прежним рвением, упорством и удачей, товарищ Великий Вождь! Армия, партия и народ сплотились вокруг вас как никогда раньше, и готовы пойти даже на смерть ради нашей великолепной Родины, если товарищ блестящий Великий Вождь отдаст такой приказ! Слава армии, партии и народу! Слава нашему Великому Вождю! Ура!

Все собравшиеся в командном пункте все разом быстро захлопали в ладоши, не скрывая слёз от счастья, когда увидели покрасневшего, как помидор, Верховного, определённо польщённого такими словами своего подчинённого до глубины души. Он взмахнул кулаком ввысь и громогласно проверещал своим мерзким писклявым голоском:

– Победа!

Шампанское лилось рекой, прислуга в лице небезызвестного «взвода наслаждений», набиравшегося из незамужних красавиц, подавала деликатесы с икрой, рыбой и прочие яства. Генералы армии и государственной безопасности, министры и советники всех мастей, кто имел право присутствовать в бункере в тот день, весело хохотали, обнимали друг друга. Как звон похоронного колокола для врагов, звучали, отражаясь от стен зала, стуки бокалов друг о друга. И хоть многим уже было за шестьдесят, а медалей на мундирах было столько, что обывателю за границей казалось столь странным, как они вообще двигаются с места под тяжестью золотых и рубиновых орденов, окаймлённых бриллиантами, тем не менее, они прыгали от счастья, будто малые дети! А это, наверно, тяжело, если свободного пространства на форме не осталось и приходится колоть себе новые ордена и медали, полученные доблестными стратегами непобедимой армии в мирное время, прямо на брюки. Наоборот, те только рады были носить на себе такую ношу. Ведь это дар от самоговерховного, для них, будто бога во плоти, полученный за заслуги перед партией и трудовым народом! Грех жаловаться, если уж получили своей беззаветной, многолетней, искренней службой Родине!

Великий Вождь с довольной улыбкой уселся на своё рабочее место, осмотрел карту, выпил шампанского, закусил деликатесом и то ли с самодовольным блаженством, то ли с детской наивностью подумал: «Теперь проклятые эксплуататоры больше не посмеют нам перечить! Все остальные страны мира с ужасом взглянут на то, что произошло с идейными врагами партии и народа за рубежом и уж точно пойдут на переговоры, отменят свои треклятые санкции и позволят развивать стране ядерные вооружения! А заодно наконец-то возобновят гуманитарные поставки продовольствия и товаров первой необходимости, которых так не хватает в условиях тотальной милитаризации страны в этот тяжёлый, во многом определяющий будущее государства период. Теперь…»

В командный пункт, представлявший из себя огромный зал с бетонным потолком, на котором мозаикой были выложены подвиги деда товарища Великого Вождя во время оккупации страны клятыми эксплуататорами и гладким, чистым мраморным полом, огромным круглым дубовым столом и кучей аппаратуры для связи с войсками, забежал молодой офицер и что-то прошептал на ухо одному из генералов. Тот заметно встрепенулся, взволнованно подбежал к вождю, бряцая своими «боевыми» наградами и прошептал на ухо:

– Скорее, за мной!

Они оставили своих окрылённых генералов и спустились в тайный подземный бункер, специально построенный, чтобы выдержать прямой точечный ядерный удар, так как верхний уровень был рассчитан только на попадание неядерными зарядами. Вдоль коридоров, освещённых тусклыми лампами к входу, и быстро внутрь, как кроты в норку. Массивная стальная дверь захлопнулась, только они вошли. Генерал облегчённо вздохнул, вытирая пот со лба. Даже такие коротенькие забеги с его-то одряхлевшей с возрастом сердечнососудистой системой были по ощущениям, как олимпийский марафон на самую дальнюю дистанцию.

Через несколько секунд послышался страшный грохот. Со стен бункера обвалилась штукатурка, бетонная пыль на полу буквально подскакивала вверх от трясущегося грохота.

– Это землетрясение? – спросил Верховный. Генерал в ответ ничего не произнёс, лишь стоял с побледневшим лицом, зажмурив глаза. Весь этот ужас, будто астероид сродни тому, что убил динозавров, упал на землю, продолжался ещё около минуты. Потом всё стихло. Ни единого звука, только сопение трясущегося от страха генерала и потрескивание запущенного несколько мгновений назад допотопного, пожалуй, пылившегося ещё времён гражданской войны, электрогенератора.

– Товарищ генерал, – взволнованно громким голосом переспросил Великий Вождь, – что случилось?!

Тот открыл глаза, еле дыша от волнения, стёр пот со лба, медленно повернулся к Верховному и протараторил, как скороговорку:

– Товарищ Великий Вождь, не беспокойтесь! Враг неожиданно и вероломно нанёс по нашим позициям ответный ядерный удар. Но для беспокойства нет причины! Потери минимальны, наша непобедимая армия смогла отбить столь подлую атаку бесчестного супостата. Партия, армия и народ по-прежнему верны вам, сильны и полны решимости, как никогда раньше! Какие ваши приказания? – выдохнул.

Великий Вождь нахмурился. Его глаза блеснули огнём праведного мщения. Потом расслабился, мило улыбнулся и сказал:

– Приказываю войскам начать наземную фазу сокрушительного удара по проклятым эксплуататорам великого трудового народа!

– Так точно начать наземную фазу сокрушительного удара по проклятым эксплуататорам великого трудового народа! – прокричал в ответ генерал так, что, казалось, даже лампочки на потолке затряслись от страха перед неумолимой рабоче-крестьянской армией.

– Выполняйте! – медленно махнул рукой, будто бы держа курительную трубку, Великий Вождь, будто пародируя своего кумира, величайшего отца народов, друга свободного народа, его не менее Великого Деда и партии страны, товарища Иосифа Виссарионовича Сталина.

– Так точно, выполнять! – развернулся на сто восемьдесят градусов и чуть ли не побежал, бряцая звонкими орденами, в сторону уборной. Открыл дверь, зашёл внутрь, закрылся изнутри и сел на унитаз. Потом достал из кобуры табельный пистолет, зарядил и приставил дулом к подбородку.

Его сейчас одолевала единственная мысль, не дававшая покоя. А расскажи он товарищу Великому Вождю всю правду, пришлось бы ему сейчас заканчивать последнюю главу своей жизни в таком непотребном для совершения самоубийства месте? А правда была горькой. На вооружении непобедимой, доблестной армии было всего десять ядерных ракет. И те были сбиты проклятым супостатом ещё на подлёте к цели. Ошалевший от подобной наглости омерзительный враг запустил в ответ свои ракеты, нанеся любимой Родине такой удар, что после него не выжил никто, кроме тех, кто находился в бункере. Не было уже ни великой, непобедимой армии, ни мудрой, любимой партии, ни храброго, терпеливого народа. Они все погибли. Генерал смог бы отдать приказ только призракам тех миллионов, что служили в армии до войны, и то если бы умел разговаривать с мертвецами. Это, разумеется, было невозможно с точки зрения идеологии Великих Вождей, а, значит, генералу более ничего не оставалось, как признать поражение великой страны, непобедимой армии, что согласно законам любимой Родины каралось расстрелом. Можно было, конечно, и спектакль разыграть: связаться с несуществующими армиями и приказать им идти в бой, а потом ждать, пока презренный враг придёт по их души. А потом надеяться на милость клятых капиталистических свиней. Но, в конце концов, он генерал, а не клоун, чтобы даже перед товарищем Великим Вождём разыгрывать глупый комедийный спектакль, лишь бы ублажить его святейшую для каждого добропорядочного гражданина душу и разум. Лучше уж пулю себе в лоб в уборной! «Хоть уйду, как солдат!» – генерал решительно вдавил дуло в подбородок и нажал на курок.

Великий Вождь аж подскочил от глухого хлопка, раздавшегося в уборной. Обернулся в сторону двери весь побледневший с ошалелыми от испуга глазами.

– Товарищ Великий Вождь, вы только не переживайте! – подбежала к нему товарищ секретарь, встала на колени и погладила ноги.

– Ужас какой! – возмутился Верховный и поднял бедную товарища секретаря с колен. Та, пожалуй, на седьмом небе от счастья была, понимая, что сейчас находится в объятьях лидера нации. Остальные, кто находился в бункере (было их семеро: двое телохранителей и пять секретарш, более никто спуститься вниз не успел), ревниво глядели в сторону товарища секретаря, ибо каждый из них сам желал оказаться в объятьях Великого Вождя, независимо от пола. Чем она такая, сякая заслужила сию великую честь быть сейчас в руках Верховного?!

– Простите, товарищ Великий Вождь! – сердечко товарища секретаря волнительно билось, как после пробежки, желало вырваться из груди от подобного блаженства. Сам Верховный её порицает! Да пусть хоть расстрелять прикажет! Значит, заслужила!

– Не позволяйте себе более подобного поведения перед первыми лицами страны! – Возмущённо произнёс он.

– Товарищ Великий Вождь, только скажите, и я её тут же расстреляю! – резко вставил один из телохранителей.

– Прошу вас, товарищ Великий Вождь, – залилась слезами товарищ секретарь, – прикажите расстрелять меня! Большего счастья, чем быть расстрелянной по приказу товарища Великого Вождя, во имя Родины и народа я и не заслуживаю!

– Да перестаньте вы уже! – отрезал тот в ответ, устало вздыхая. Показал рукой в сторону уборной, – лучше пойдите и разузнайте, почему товарищ генерал так долго не выходит из туалета, а то самому уже немного хочется…

– Так точно, разузнать, почему товарищ генерал так долго не выходит из уборной, потому что товарищ Великий Вождь сам хочет! – и строевым шагом, будто на площади во время парада, телохранитель двинулся в сторону туалета. Второй глянул на него с нескрываемым презрением: «Подхалим…»

Открыв дверь, первый телохранитель отскочил, как ошпаренный, чуть не упал, увидев труп генерала с размазанными по стенам и смывному бочку мозгами. Медленно развернулся и с побледневшим лицом, выражавшим ощущение абсолютной катастрофы, и трясущимися руками подошёл к Верховному, отдал честь и пролепетал:

– Товарищ Великий Вождь, товарищ генерал застрелился!

– Как застрелился? А кто будет войсками командовать? – возмущённо переспросил Верховный.

– Не могу знать!

– Ай, как нехорошо… – покачал головой, цокая языком.

– Что прикажете делать?

– Приказал бы расстрелять… – не успел закончить реплику Великий Вождь, как телохранитель перебил его:

– Так точно, расстрелять!

Направился строевым шагом к уборной.

Великий Вождь стукнул рукой себе по лбу от стыда.

– Зачем?! Он уже мёртв, ты сам сказал… – скрючив лицо от досады, продолжил, – отставить расстрелять! Будем ждать сводок с фронтов.

– Так точно, ждать сводок с фронтов! – развернулся, встал смирно, будто изваяние, приподнял взгляд и более не двигался с места.

Для Великого Вождя настали долгие часы ожидания. Радиостанция была включена, но кроме помех и шумов не было слышно ни звука, что очень волновало его. Попытки выйти на связь были тщетными, с той стороны также никто не связывался. Верховный ходил из стороны в сторону, не находя себе места. Постоянно почёсывал затылок, предаваясь размышлениям, почему до сих пор нет сообщений об освобождении вражеской столицы его доблестной, непобедимой армией от проклятых эксплуататоров, поработивших свои народы, постоянно обманывающих их и ненавидящих свободу, которой у них, как им казалось, этого было в избытке. Минута за минутой, он тревожно следил за часами, стараясь найти ответ на свой вопрос. Вдруг остановился и загляделся на собственное пузо. Мозгу от желудка начал поступать сигнал, мол, пора кушать. Но, вот беда, от волнения и кусок в горло не лез. «Когда уже, когда?!» – мучил себя Великий Вождь одним и тем же вопросом, потом снова загляделся на живот и поправил руками бурдюк: «Зато похудею!» Улыбнулся и продолжил ходить вокруг да около, периодически требуя от подчинённых связаться с войсками. И спустя час, и два армии на связь так и не вышли. Расстроенный Верховный надул щёки от досады и молвил:

– Что-то кушать хочу…

– Так точно, найти что-нибудь покушать товарищу Великому Вождю! – прокричала громче всех одна из подчинённых, чтобы выполнить приказ раньше остальных, притом с непоколебимым рвением и особой ответственностью, ибо кушать хочет не кто-нибудь, а сам товарищ Великий Вождь нашей прекраснейшей, непобедимой Родины!

Подбежала к холодильнику со скоростью пули, открыла его. К её удивлению, там было пусто. Никто же и представить не мог, что враг нанесёт мощный ответный удар, поэтому в свете грядущей блистательной победы никто заполнить холодильник продуктами для любимого Великого Вождя не удосужился. А ещё ведь так хотелось самой покушать! Верховный же не скупердяй – как пить дать, поделится. Только перевелась на такую высокую должность, сдав самые сложные, какие вообще можно придумать, экзамены, пройдя всевозможные отборы и проверки на лояльность семьи правящему режиму до десятого колена, так сразу удивилась обилию яств и выпивки на столах первых лиц страны. В её родной деревне в день из-за засухи и санкций противнейших внешних и внутренних врагов давали всего миску риса на человека в день! А тут мясо, рыба, хлеб, лапша, салаты, закуски, алкоголь! От такого количества наивкуснейшей еды в первый день она чуть сознание не потеряла. Зато теперь её семье давали не одну, а две с половиной миски риса в день! Что, по словам её матери, повысило престиж и зависть других семей к их роду в разы. А товарищ секретарь радовалась: теперь хоть младший брат с голоду пухнуть не будет…

Развернулась:

– Товарищ Великий Вождь, холодильник пуст!

– Как пуст? – удивился тот.

Не дав начать реплику стоявшей около холодильника, другая товарищ секретарь встряла в разговор:

– Товарищ Великий Вождь, если хотите, то можете съесть меня. Это будет великой честью, быть приготовленной на обед товарищу Великому вождю!

– Да что вы… – Верховный выпучил глаза от изумления подобным предложением.

– Товарищ Великий Вождь, хотите, я её расстреляю за такую дерзость? – спросил второй телохранитель.

– Нет! – визгнул в ответ Великий Вождь, дабы никто не перебил, – надо просто сходить наверх за едой.

У всех, кто находился в бункере, после его слов про выход наверх глаза из орбит вылезли.

– Никак нельзя выйти наверх, товарищ Великий Вождь! – робко, почти вполголоса произнёс телохранитель, по-прежнему стоявший около уборной.

– Это ещё почему? – возмутился Верховный.

– Мы сами выйдем! – отвечал другой.

Тут уже нервы Великого Вождя не выдержали:

– Так… – выставил вперёд ладонь, – нет, уж! Я сам выйду.

У тех, кто это услышал, сердце чуть было не остановилось.

– Никак нельзя!

– А вы мне запрещать не смейте, товарищи! Кто тут товарищ Великий (выделил интонацией) Вождь?!

Все покорно с тревогой и тоской опустили головы, не смея перечить в ответ. Прекрасно знали, что за такую дерзость можно и расстрел заслужить, и трудовые лагеря. И подобной участи они боялись гораздо меньше, чем навязчивой мысли о том, что с их любимым, очаровательным, неповторимым Великим Вождём на поверхности что-то может произойти. Никто даже и пропищать не смел, что сигналы по радио с поверхности им всё-таки приходили. Призывы о помощи, последние отчаянные крики умиравших под слоем ядерного пепла. Так сильно желавших жить, но не способных более терпеть страшную боль от слезавшей с них кожи, волдырей, ожогов и рвоты. И даже самый отъявленный моральный урод не сможет придумать болезнь страшней и мучительней, чем лучевая. И вот, выйдет Верховный на поверхность, увидит всех этих умирающих. То, что впадёт в депрессию, чего телохранители и секретари непременно обязаны были избежать, это ещё ладно. Но сама мысль в голове, что товарищ Великий Вождь умрёт от лучевой болезни, уже заставляла тех, кто не пускал его на поверхность, пустить скупую слезу скорби. Такое истинным сынам и девам своей великой Родины стерпеть и пережить было не по силам.

Но Великий Вождь, увы, был непреклонен:

– Что за трусость, товарищи?! Мой народ и армия ждут меня! Нужно вдохновить их на борьбу с нашими презренными врагами, чтобы все, как один встали на защиту отечества! Они должны знать, что я, – гордо поднял голову ввысь, – и партия не бросили их в такой сложный, ответственный для нашей великой Родины период! И вы, товарищи, не смеете мне этого запрещать!

– Вы можете связаться с народом по рации, товарищ Великий Вождь!

– Ну, уж нет! Вы сами говорили, что там одни помехи… С вашего позволения, выйду сам. Один, если позволите!

Все, как по команде, со слезами на глазах падают на колени, хором умоляя товарища Великого Вождя не выходить. Тот же только рукой махнул. Потом приказал:

– Откройте двери бункера! Немедленно!

Побоявшись гнева товарища Великого Вождя, ибо приказ был ясный – хранить нервную систему и душевное равновесие верховного несмотря ни на что, телохранители сдались. К тому же, желание Верховного – закон. Подошли к системе управления, ввели коды.

– Позвольте нам пойти первыми?

– Нет, я сам! Оставайтесь здесь! – отвечал товарищ Великий Вождь, вдохнул полную грудь воздуха и вышел за пределы бункера.

«Слава мне, отвязался от них» – подумал он, медленно продвигаясь по полуразрушенному коридору. Там было очень темно, дорогу освещало лишь несколько лампочек то горящих, то затухающих. Подбадривая себя, Великий Вождь шёл дальше, то и дело, спотыкаясь об осколки стекла и бетона. Перед собой он видел лишь неосвещённый участок коридора вдали. На секунду остановился. Страх одолевал всё сильнее, пульс участился. Снова вдохнув и выдохнув, Верховный вошёл во тьму.

Фонарика при себе не было, поэтому двигался на ощупь. Наконец, наткнулся на дверь. Изнутри веяло холодным мартовским ветром. Медленно отворил ручку и зашёл.

То был зал, где Великий Вождь с генералами праздновал победу над врагом. Теперь же от него остались лишь развалины с зияющей дырой в потолке, уничтоженной мебелью, трупами погибших генералов, советников, министров. Только сейчас Великий Вождь понял: системы ПРО доблестной, непобедимой армии проспали контрудар вражеских ракет. Времени было совсем мало, поэтому генерал так спешил завести Верховного в бункер. Попытка эвакуировать всех находившихся в зале вниз в тот момент обернулась бы давкой и непростительным в таких случаях промедлением. Спасать Великого Вождя нужно было немедля, поэтому тот застрелившийся генерал и сделал именно такой столь нелёгкий для себя выбор. У Верховного сама собой выдавилась слеза от наступившей печали, стёкшая по опухшим от чрезмерного поедания сладостей щёкам.

Великий Вождь не мог сдержать чувств. Всё это время всем составом члены главнокомандования ему врали. Доблестная, непобедимая армия была не готова к отражению массированного ответного ядерного удара. Вражеская столица не падёт ни через сутки, ни через месяц. А вероятность того, что противные безупречной идеологии страны враги через пять-шесть часов займут то, что осталось от нашей столицы, возрастали с каждой минутой. Услышав шум радиопомех и вражескую речь в эфире, Верховный с ужасом осознал: рации работали! По каналам связи уже звучали слова супостата об удачном переходе параллели, не встречая сопротивления. И никто не мог уже остановить ту волну цунами, что двигалась на столицу. Потому что некому было это сделать. Все уже погибли.

«И это моя доблестная армия…» – обрушался Великий Вождь: «Как же долго мне лгали, льстили! А я и не знал. Ничем не мог помочь, что-либо переделать, потому что потревожить меня и заставить нервничать было строго запрещено. И я сам этот закон и выпустил! Глупец…»

Через огромную дыру в стене он выбрался на открытый воздух. Огляделся и застыл от ужаса.

Город был полностью разрушен. Панельные дома новенького, только недавно построенного, элитного района развалились, как карточные домики. Высаженные рядом вдоль тротуаров деревья, теперь лежали на земле с обуглившимися стволами без листвы. Страшно представить, насколько сильна была взрывная волна, вырвавшая стволы из-под земли прямо с корнем. Небо было затянуто слоем пепла, поднявшимся от земли после взрыва. Сейчас же он выпадал обратно на поверхность, словно серый снег вперемешку с витающими в воздухе ярко-оранжевыми, тлеющими угольками от пожаров, бушевавших тут и там. Именно огонь сейчас освещал всё, что было видно вокруг. Зарево от пламени отражалось в небе, придавая ему зловещий багровый оттенок. Скорее всего, именно такие образы и приходили в голову Данте при описании третьего пояса, седьмого круга ада: бесплодная пустыня и капающий с неба огненный дождь. И теперь, благодаря своему невежеству, нежеланию находить общий язык с инакомыслящими, неутолимой жажде крови люди своими же руками сотворили преисподнюю на земле.

Великий Вождь вылез из-под развалин бункера и двинулся вдоль по улице, наблюдая своими глазами всё то безумие, что он устроил всего одним нажатием красной кнопки. Шёл, еле передвигая ноги. Те стали, будто вата и тряслись как при эпилепсии. Глаза обливались слезами, но Верховный не позволял себе истерики. Он всё-таки вождь, как-никак!

Вдали виднелись развалины гостиницы «Рюгён», бывшей когда-то символом города, визитной карточкой для тех безбашенных туристов, что всё-таки решались приехать в самую закрытую страну мира. Теперь же этот некогда исполин мало чем на вид отличался от прохудившихся со временем колоссальных сооружений эпохи античности. Будто почти уничтоженный Колизей в Риме. Хотя обывателю из индустриально развитых стран всё это больше напомнит развалившиеся от разрухи заводы и фабрики, оставленные на растерзание природе и времени, или разобранные людьми по кусочкам ради постройки собственных домов. Либо уничтоженными вандалами, дабы лицезреть падение в одночасье того, что строили годами не покладая рук, и получить удовлетворение от своего собственного мнимого величия, мол, смотрите, мы уничтожили, мы всесильны! Монумента идей Великих Вождей вдали не было видно вообще, а ведь это был символ мощи, величия страны, гордости, непрогибаемости под пяту проклятых супостатов и эксплуататоров. Теперь она была снесёна ядерной волной за доли секунды! А ведь должна была простоять века, пока над островком здравого смысла в океане безумия и бесчестия сияло солнце могущества, процветания и справедливости. Только телебашня продолжала стоять. Воистину, чудо, что она не пала перед силой столь разрушительной и немыслимой, какую выдаёт атомная бомба. Повернувшись назад, Великий Вождь поднял голову вверх. Над тем, что осталось над городом, надменно, будто Дуче, завоевавший Эфиопию, возвышался ядерный гриб, переливавшийся в зареве пожаров в бардовые, красные, кроваво-оранжевые оттенки. И было как-то мертвецки тихо. Не слышно даже малейшего стона или грохота. Лишь пузырьки воздуха постоянно разрывались внутри догорающего дерева. Стояла такая тишина, что Великий Вождь мог слышать, как кровь переливается по сосудам в ушах.

Он шёл дальше. Холодный мартовский ветер пронизывал до костей. Иногда от огня веяло теплом, но, тем не менее, Великий Вождь продрог, так, будто гулял в домашнем халатике и тапочках по безжизненной антарктической пустыне. Чтобы согреться, сложил руки крест-накрест, засунув ладони в подмышки. Тоскливо продолжал глядеть на серые, безжизненные руины города и почувствовал себя…

Одиноким.

«Где ты, мой несчастный народ?» – обрушался Великий Вождь, следуя дальше и дальше вдоль улиц: «Где та великая победа, что обещали мне мои генералы?! Нет, нет! Этого не должно было произойти! Всё, что вижу, сон! Не более». Изредка он спотыкался о сгоревшие трупы людей, не замечая их под слоем пепла и грязи. Падал, снова вставал и шёл, с ужасом озираясь по сторонам. Всё время протирал глаза, надеясь на то, что творящееся вокруг – лишь галлюцинация. Всего-то разыгравшаяся в сознании жуткая фантазия, не вполне приемлемая для взрослого человека причуда воспалившегося мозга. «Я не верю!» – продолжал говорить про себя Великий Вождь: «Что же я наделал… Это же я нажал на красную кнопку! Я обрёк мой великий народ на страдания и муки! Вы любили меня, верили, страдали и терпели, а я подвёл вас в одну секунду, пожелав расправиться с нашими врагами! Да будут прокляты те, кто обещал, что наша доблестная армия дойдёт до столицы супостатов за считанные часы, те, кто врал мне, что враг не решится нанести ответный удар, а если и хватит у них духу, то мы его отобьём, будто бы ракетка теннисный мячик! Ядерное оружие должно было стать нашим щитом, а не поводом, чтобы сравнять мою великую страну с землёй! Будь прокляты враги! Мы были для них, как муха для слона! Они не пошли на переговоры, не захотели пойти на уступки, сколько ни бряцали бы мы оружием! Советники лгали мне, что противник струсит и не решится на такое! Я поверил им всем, и теперь вижу, как сгоревшая в ядерном огне мать укрывает своё новорождённое дитя от вспышки, от ударной волны. На лице её навсегда отразилась гримаса боли, отчаяния от неминуемости гибели. Мольба о помощи! А ребёнок корчится от страданий, что и Бог, если он существует, вынести будет не в силах. Если бы малютка умела уже мыслить, то наверняка просила судьбу прекратить так мучить её, невинную и беспомощную. Ведь крохе от силы годик только был… Будь прокляты все! Будь проклят я!» Великий Вождь приблизился к трупу матери с ребёнком. Стоило только слегка дотронуться до них, как они в долю секунды развалились на мелкие кусочки угольной пыли, которые тут же развеяло в разные стороны по ветру.

Он шёл дальше, размышляя о союзниках, не пожелавших прийти на помощь. Предатели! Обещали помочь и бросили на произвол судьбы, хотя клялись все ракеты врага ещё на подлёте сбить! Но кто пожелает их судить за предательство? Не побояться такой участи, значит, быть глупцом. «А кто больше всех орал во всё горло о великом возмездии?! Разве не я?! Кто на параде всему миру показывал, сколько у нас танков, самолётов, орудий?! Всё то, враньё было! Ракеты оказались бесполезными кусками железа! Не смогли они народ мой от беды спасти! Люди ради них же голодали! Казалось, с таким арсеналом, только дурак на нас и нападёт… Они из-за них постоянно в отношении страны санкции и вводили. Невозможно было ничего купить за рубежом! И за миску риса каждый здесь убить был готов, а я знал. И молчал. Делал вид, что всё в порядке, что траву есть станем, если будет нужно! И союзники мои, то же самое врагам говорили, дабы запугать, заставить пойти на переговоры, но на самом деле знали, что всё это пропагандистская ложь. Что и травы то не осталось… Люди землю от голода готовы были есть! А я с министрами, депутатами и генералами, советниками и сотрудниками безопасности голода не знали. Всё на столах было. Контрабандой или по тайным дипломатическим каналам что угодно можно достать. Вот только делиться с рабочим и крестьянином мы не собирались. Простой народ и потерпеть мог. Ради безопасности, то! Только где она теперь, безопасность эта…» – бурдюк Великого Вождя снова безотлагательно потребовал поскорее наполнить его вкусняшками. Появилось чувство тошноты. Кушать вроде и хотелось, а кусок и в горло бы, после увиденного здесь ада, не полез. Вождю пришлось постоянно глотать слюну, чтобы подавить рвотный рефлекс. Шёл дальше, не обращая внимания на чувство голода. Но мысли только о еде и были: «Что лучше: умереть от ядерного взрыва или от голода?» Потом глупо ностальгировал по поводу съеденного вчера бифштекса. Вдруг остановился.

Вдалеке послышался чей-то тихий, жалобный, писклявый голосок. Сквозь воющий, будто стая волков, шум ветра Великий Вождь смог разобрать: «По-мо-ги-те!» Предположив, откуда слышен голос, не отвлекаясь, ринулся ему навстречу.

Двигался долго, осматривая буквально каждый камень на своём пути, надеясь там найти человека, что так отчаянно молил о помощи. Найди его, казалось Великому Вождю в тот момент, и он сможет загладить свою вину перед народом, что безалаберно отправил на бессмысленную бойню. Так сказать, замолить свой грех, осознанный им только сейчас, очевидно, слишком поздно. Впервые за долгие годы своего правления его одолело искреннее чувство вины за свои деяния, наплевательское отношение к тем, кто был готов ни много, ни мало, пожертвовать своей жизнью ради него. Ведь согласно идеологии Великих, Вождь и есть Родина, а это слово для каждого жителя страны значило больше, чем просто территория, где они живут. Вдохновлённые подвигами предков, историей вечной борьбы за существование и независимость от других, более могущественных держав, они были готовы умереть за свою страну даже вчера, если бы потребовалось. Но будет ли эта смерть осмысленной, если враг, судя по творящемуся вокруг ужасу, победил? Гибель героев прошлого, самопожертвование во имя чего-то высшего даже целой нации была хоть чем-то оправдана. Несмотря на миллионные потери, им удалось отстоять право на такую жизнь, которой они все вроде как хотят (хотя, как правило, на деле большую роль играл страх за родственников, которых за сдачу в плен или сотрудничество с врагом обещали смешать с грязью в трудовых лагерях, а то и расстрелять. Хотя, неясно, что было лучше). А теперь смерть целой нации теряла всякий смысл, ибо главной цели, победы над врагом, добиться не удалось. По правде говоря, это фиаско. Только бы дурак не согласился. Тогда, быть может, стоило прислушаться к супостату, у которого из уст постоянно и звучала поговорка: «Выживи сегодня, чтобы сражаться завтра?» Если с той стороны вообще кто-нибудь и погиб, то их гибель имела хоть какой-то толк. Ибо, побеждают в войнах живые, а не мёртвые.