Текст книги "Тетради"

Моё внимание привлекла ехавшая впереди повозка, а точнее её два автомобильных колеса. Не знаю, были ли камеры, по крайней мере наличие их не ощущалось – повозка ехала абсолютно на ободах. Покрышки проминались на неровностях дороги и готовы были в любой момент соскочить с обода, но каким-то чудом удерживались.

Рельеф местности не менялся. Ехали по кустарнику, внизу рос папоротник, справа был подъём. И дорога различалась еле-еле. «А теперь вам туда, – прервал мои наблюдения огромный мужик. – И всё время прямо, наверх», – добавил он, указывая кнутом направо вверх, в однообразную массу кустов и папоротника. И пошли мы, без всяких тропинок, решив идти, пока будем подниматься.

Добравшись до вершины, обнаружили вышку, сколоченную из брёвен. Вскарабкались на неё – и дыхание перехватило. Кругом озёра и горы, покрытые лесом. На юг, правее озера Алё и горы Лобно, между синевой леса ярко выступают разноцветные, жёлто-зелёные поля.

Пили на вышке водку, запечатлев сим, как и на горе Лобно, наше здесь пребывание.

Обратно спускались так же без дороги, прорубаясь через заросли папоротников. Пешком отправились в Самсониху на встречу с продавщицами.

Ночь. Любовные игры у костра

Мы строили самые радужные планы. Так и случилось. Нас пригласили на традиционный вечерний костёр. Тут же увивался и наш знакомый Паша, но мы-то чувствовали своё превосходство.

Паша разжёг костёр, мы уселись вокруг. Стали собираться местные девки, сплошь молоденькие. Пришли и ребята – все лет по четырнадцать-шестнадцать. Среди них был один постарше, кажется Валера, который, косо поглядывая на нас, активно ухаживал и предъявлял особые права на одну из продавщиц – Свету, ту, которая не так хороша, как её подруга Оля.

Стемнело. Вокруг костра затеялась игра «в ремешок», смысл которой для нас долгое время оставался туманным.

В землю воткнули палку, на неё повесили ремешок. И один из играющих хлестал ремешком по выбранному им лицу противоположного пола. Которое, после того как первый вешал ремень на место, делало то же самое. Восторженные крики присутствующих славили умелый удар по пикантным задним местам. Вскоре в игру включили и нас. Особенно старалась надо мной одна премилая местная девочка. Пожалуй, самая привлекательная из всех присутствующих. Я из скромности ответствовал ей только дважды.

Со свойственной мне проницательностью я высказал предположение, что ударяющий получает какие-то особые права над жертвой, как то: поцелуй или прогулка в кусты. И действительно, когда совсем стемнело, моя замечательная догадка блестяще подтвердилась. Да так лихо, что у костра остались сидеть мы одни – видно, нас трогать побоялись. Увели и наших молоденьких продавщиц. Правда, довольно быстро они вернулись, и игра возобновилась с новой силой. Я продолжал получать удары, в особенности от примеченной мною милашки, и уже начал психологически готовиться к походу в кусты. Как вдруг случилось вот что.

На большаке зарокотали моторы, две фары показались из темноты. Мотоциклы свернули с дороги и направились прямо к нам. Вскоре в освещенном круге костра появились четыре фигуры, причём сильно пьяные: две в мотоциклетных шлемах и одна с гитарой, причём она (фигура) раскачивалась сильнее всех, так что иногда пропадала и появлялась из темноты с разных сторон костра. Намерения пришельцев были непонятны. Но наши продавщицы засуетились. Оля с одним из парней удалилась в сторону для беседы, сопровождаемой с одной стороны матом, а с другой призывами: «Ну успокойся ты!» Правда, разговор их был по тону довольно ласковым. Я понял, что они встретились не впервые. Остальные три парня (кажется, наши ровесники) расположились вокруг костра с довольно агрессивным видом. Из их разговора я понял, что одному из них, а именно тому, который разговаривал с Ольгой, в Самсонихе обещали «дать здюлей». Они и приехали узнать, кто же высказал столь дерзостное желание.

Любовь-морковь

Осмотрев круг лиц, находящихся у костра, они, видимо, отмели подозрения от «мальцов» и остановили свои взгляды на нас. Один из них вызывающе встал возле меня, и я понял, что придётся драться. Эта мысль, как ни странно, не вызвала у меня никаких эмоций, и я стал рассматривать предстоящее приключение как экземпляр нашей путешественнической коллекции.

Все ребята из местных поспешили потихоньку скрыться. Остался Валера, который оказался другом мотоциклистов, продавщицы, мы да наши ночные гости.

Обстановка накалялась. Но тут гитарист, сидевший до этого молча, отложил гитару, ринулся прочь в темноту и рухнул в траву. Послышались нечленораздельные звуки и бульканье. Его рвало. Это разрядило обстановку.

Выяснив, что мы приезжие и никак не могли обещать выдать «здюлей» их другу, оставшиеся на ногах налётчики сменили гнев на милость и, рассевшись у костра, уснули.

В траве булькал гитарист. Оскорблённый вождь сей хороброй дружины продолжал беседу с Ольгой, всё отдаляясь от нас.

Я думал, что Оля говорит с ним лишь для того, чтобы оградить нас от его посягательств. Но вскоре понял, что их связывает большее, нежели я предполагал. Так его, пьяного и некультурного, она предпочла нам – умным и интеллигентным.

Вот она, жизнь, какова. Любовь-морковь!

Каскадёры

Взошла луна. Небо было чисто и прекрасно. Гитарист проснулся и подсел к костру. Он беспрестанно играл что-то невразумительное. Или, склонившись над гитарой, впадал в забытье. Но, встрепенувшись, начинал играть снова.

Его брат, бывший менее всех пьян, оказался ленинградцем и утверждал, что не все ленинградцы такие плохие, как он. Нам пришлось с ним согласиться. На наивный вопрос Светы, каково же по численности население Ленинграда, он ответил: «Миллион человек, причём больше половины приезжих». И никак не хотел поверить, что миллионов этих четыре, если не пять.

Наконец вернулись отлучившиеся любовники. Костёр догорал. Саша давно напрашивался к девкам ночевать. Теперь уже мы хотели осуществить это только для отдыха. Продавщицы решили устроить нас в магазине, причём вместе со всей этой конторой, которую они не хотели отпускать, боясь за их здоровье по причине пьяной езды на мотоциклах. Тут выяснилось, что в наличии имеется лишь один мотоцикл, второй же был утерян героем-любовником по дороге у какой-то лужи, после того как он свернул с большака.

Было темно, и поиски его длились довольно долго. Наконец проснулся второй водила. Сильно покачиваясь, он сел на мотоцикл. И тут случилось чудо: совершенно пьяный «каскадёр» так лихо спустился с горы с Валерой на заднем сиденье, что у всех трезвых, а к ним я отношу и нас, захватило дух. При свете фары они нашли-таки мотоцикл и притащили его наверх.

Гитарист уже не спал, а играл беспрерывно. Его брат сказал: «Сейчас-то он что-о играет, пьяный. Вот когда трезвый – так поёт, так поёт!»

Уже заря осветила кусок неба. Девки повели нас ночевать. Их ухажёры со дружиною послушно остались на горе ждать. Мы тепло распрощались. Каскадёры оказались вполне добрыми и хорошими ребятами. А выпили они, по их словам, «всего-то ничего – бидон бражки».

Можно ли спать на водке и не пить её?

Нас привели в магазин и указали на постель за занавеской в служебном помещении. Девки удалились. Мы лежали на ящиках, устланных чем-то мягким. Рядом стояли коробки с макаронами, зимними шапками, нашей любимой солянкой и резиновыми ботами. Вокруг обилие водки, причём различных сортов. В магазине имелись также шампанское и коньяк. Вина не было.

Я тиснул побольше конфет, и мы улеглись. Саша поминутно вскакивал и требовал, чтобы мы открыли водку, а утром выложили за неё последнюю пятёрку. Он утверждал, что спать на водке и не пить её он не в состоянии, я же был не в состоянии пить водку, а на вино согласился бы с удовольствием. Но на шампанское денег у нас не хватало, а обманывать девок нам не хотелось.

Наконец он угомонился, и мы стали жалиться друг другу на вероломство девок, не оценивших и не вознаградивших всех наших достоинств, а довольствующихся, причём с радостью, обществом пьяниц и матершинников. К тому и другому пороку (на словах) они относились очень отрицательно. Я вспомнил о милой почтальонше. С этим и заснул.

Проснулся под утро, совершенно не понимая, где нахожусь. Как понял – улыбнулся и уснул снова.

Продавщицы разбудили нас в шесть часов, отперев замок магазина. Они проводили протрезвевших мотоциклистов только что, всю ночь не спали, с ними был Валера – верный спутник Светы, чем и заслужил он мою симпатию. Думаю, связь их вполне непорочна, что кажется мне странным для местных нравов. Хотя кто их знает, насчёт нравов и связи. Мы за эту ночь поняли, что многое не понимаем.

Попили чай с пряниками и, распрощавшись, отправились на остановку. Долго ждали автобуса, совсем прозябли. Наконец автобус пришёл. Поехали. Проезжали те места, через которые так весело вчера добирались до Самсонихи. Наконец я всё-таки увидел Новоржев. В нём особенно запомнились разные плакаты и вывески, выполненные местными художниками. Трогательно и смешно.

80 рублей от мамы

До Пушкинских Гор добирались порознь. На почте ждала радость: добрая моя мама прислала телеграфный перевод, и не на 50–60 рублей, как я просил, а на все восемьдесят! Отпраздновали пивом, рисом и эстонской колбасой. И после – пивом в нашем традиционном буфете.

В кафе за нашим столиком сидела чопорная пара молодых прибалтов: аккуратно одетых и помногу оставляющих в тарелке. Мы же, грязные и голодные, производили, наверное, на них омерзительное впечатление: «Ох уж эти русские!» Я даже закашлялся от напряжения.

Вечером писали и ничего не пили.

19-20.07.84. Писали мало и неважно, мотались в Пушкинские Горы за пивом. Чего-то пили.

Сил больше нет! Пора домой!

Святогорский монастырь. Картины негра

21.07.84. Утром приехала Оля Флоренская. Да ещё и с Кузей, которого отпустили с работы на неделю. О писании и речи уже быть не могло. Вышли гулять. По дороге нас встретил «Икарус» с Мишей Глазомицким. Поехали в экскурсбюро, потом отправились в Святогорский монастырь, где попали на выставку академистов, в т. ч. и наших знакомых. Понравились работы какого-то негра: пейзажи с корпусом Святогорского монастыря (сейчас в нём общежитие для одиночных экскурсантов), с могилой Пушкина и ещё один, не помню что. У остальных написано лихо и плохо. Как и следовало ожидать.

Хранитель монастыря повёл нас на колокольню. Спустившись, отправились в ресторацию. Отобедали на славу с пивом по два рубля. После зашли в магазин и купили две бутылки водки, дабы идти в гости к А. Мы с Сашей вернулись купить что-нибудь поесть: потратились на баночку рыбки, бутылочку «Стрелецкой» впридачу и две «Агдаму». Догнали наших друзей, в гостях славно попили и поели. Хозяева – А.– очень милые люди. Миша рассказывал всякие диссидентские истории. Потом добрели до Михайловского. Оттуда домой. Дома изрядно выпили.

О. и А. Флоренские, А. Филиппов в Тригорском

Мухи кверх ногами. В Лиепаю

22.07.84. С утра были в Тригорском в доме Вульф и в баньке, где Пушкин любил пивать жжёнку. Дом произвёл приятное впечатление, но слишком всё здесь как-то музейно, если сравнивать с домом Достоевского в Старой Руссе.

Уехали на автобусе в Пушкинские Горы, попили пива, купили две «72»-го и отправились в Петровское. В Петровском встретили нашего знакомого старшину Юру, который пригласил к себе в каптёрку. Там увидели страшную картину побоища: Юра устроил травлю мух. Все горизонтальные плоскости каптёрки – стол, подоконник, стулья и скамья – были завалены трупами мух с задранными кверху ногами. Некоторые несчастные доживали последнюю минуту и в страшных судорогах гибли, Юра был очень доволен. Предложил угостить его, но мы, как истые любители трезвости, от предложения отказались. Он пропустил нас через чёрный ход в парк.

Еле-еле вернулись домой. За день прошли, кажется, более 20 км. Вечером напились, ругались. Завтра Саша с Олей уезжают, бросая нас со всем барахлом. Я и Кузя остаёмся одни. Решили путешествовать в Лиепаю через Псков и Ригу.

Здесь был эрзац-Пушкин

23.07.84. С утра писал пейзаж дневной со средней горки, боясь писать жирно, т. к. сегодня собирались всё отправлять. Плюнул на это писание, решили ехать завтра. Собрали всё хозяйство, моё и Шуры, получилось довольно много и тяжело. Чтобы всё это отправить, мне с Кузей пришлось приложить много сил физических и всё наше обаяние, дабы прельстить почтальоншу, которая таки приняла нестандартную посылку.

Вечером слушали рассказ сына хозяйки Валентина о местных нравах. Основное внимание было уделено развлечениям прошлых лет: танцам, беседам, игре в ремешки (правила её оказались более сложными, чем те, с которыми мы познакомились в Самсонихе), посиделкам, ярмаркам, дракам и поножовщине.

Выслушали также рассказ о добром толстом немце, у которого Валентин в детстве неудачно пытался украсть какой-то фирменный коробок спичек в специальном чехле, но был им (немцем) пойман и отведен к матери, которая выдала немцу за это бутыль самогона. Немец всё корил Валентина за воровство, говоря: «Зачем ворофать? Спосить меня. Зачем ворофать? Я тебе дарить». На прощание добрый немец подарил Валентину злополучные спички и, довольный полученным сосудом, удалился, оставив сие преступление без последствий.

Ещё мы узнали, что дом, в котором мы живём, замечателен своими постояльцами. Жили тут генералы, жили и художники. Один из них приезжал сюда с Пушкиным и рисовал его на «скамье Онегина». Причём этот Пушкин был неотличим от настоящего, и бакенбарды были не приклеенные, а естественные. Художник писал огромную картину 2x3 метра с лишкой, Пушкин сидел на скамье, с одной стороны лежал цилиндр, а с другой – трость. Так, с цилиндром, тростью и эрзац-Пушкиным ходил он к скамье, ставил огромный холст и писал. Фамилия его была Лактионов.

Вот в каком доме мы жили!

Вид на Сороть от Тригорского

В Лиепаю

Белая церковь плывёт над рекой

25.07.84. Сидим на дороге за Изборском: я и Кузя. Машин нет и не предвидится.

Кузя ловит «иномарку»

Вчера утром выехали из Пушкинских Гор. За день до отъезда отослали по почте холсты и краски на адрес Шуры, который бросил нас в Воронине и умотал в Л-д вместе с Олей. До Пскова добрались довольно лихо.

В Пскове побывали в местном музее, где хорошая коллекция русской живописи. Запомнился портрет ребёнка, играющего в карточные солдатики на фоне колонны. Интерьер Сороки, много хороших работ конца прошлого – начала этого веков. Иконы в другом здании интересные, но в Новгороде лучше.

Осмотрели по пути много церквей. Все отбеленные и похожие. У всех типичные звонницы и приплюснутые фасады.

Очень красивая церковь на той же стороне реки Великой, что и Кремль, но выше по течению, у самой стены, на окраине города.

Мимо неё прошли на другую сторону реки в Мирожский монастырь. Фрески хорошо сохранились, выполнены на синеватом фоне. Слева от входа, на северной стене, трогательная фигура рыбака.

По берегу дошли до кремля, там сели в автобус и добрались до Писковичей. Собор св. Матфея стоит на крутом берегу Великой, которая в этом месте изрядно широка, с высокими берегами, вокруг поля. И белая церковь плывёт над рекой.

Местное население признало во мне иностранца. По этому поводу высказало свою уверенность, что Америке нас не догнать.

Собор св. Матфея. Миша Иванов

Прошли с Кузей к самому храму. Он состоит из трёх частей: центрального храма евангелиста Матфея и двух приделов – Николы и архангела Михаила. Если не путаю. Над центральным входом свежая фреска, исполненная Мишей Ивановым. Фигуры на синем фоне написаны неплохо. Но у меня возникло ощущение, что это не фреска, а просто картонка, вставленная в нишу. Какая-то она глухая. Миша потом объяснил, что это происходит от того, что он пользовался темперой ПВА, поэтому фреска как бы не просвечивает.

Река Великая от собора св. Матфея

Собор св. Матфея и лодочная станция под ним

Кузя сфотографировал фреску, и мы приступили к поискам самого автора. Оказалось, что он с семьёй живет в сторожке напротив. Везде были видны следы активного строительства: как у церкви, так и у сторожки. Встретили Мишиных детей – очень красивых мальчиков, от которых узнали, что Миша скоро будет из Пскова. А пока пошли вниз по Великой и, оказавшись на крутом берегу, порисовали церковь с другой стороны.

Под нами красивая лодочная станция. Состояние природы волшебное: небо за церковью совершенно свинцовое, а всю землю освещает яркое солнце из-за нашей спины. Река просто черная.

Вскоре подъехал и Миша на велосипеде.

По его совету я отправился на велосипеде дальше вниз по Великой. По пути был облаян собакой. На берегу реки нашёл полуразвалившуюся часовенку, выложенную из местного известняка. Из того же камня здесь строят амбары, изгороди с замечательными арочками. А жилые дома почему-то не строят.

Далее с Кузей отправились на званый ужин к Мише. Перед тем как сесть за стол, Миша показал нам церковь и что он там делает.

Внутри церковь производит благообразный вид. Миша работает над реставрацией, а вернее, консервацией иконостаса церкви св. Матфея и нескольких других икон. Так что фреска над входом – единственная авторская работа. Служба совершается лишь в правом приделе, где мы видели современную икону, которую Миша хвалил. В левом приделе – витраж Мити Шагина. В церкви при входе много свободного помещения, где Миша думает разместить фрески. Но он этого не сделает, так как кроме него сохранить иконы некому.

Миша произвёл на меня большое впечатление: как своим самоотверженным трудом, так и отношением ко всему тому, о чём он нам рассказывал.

Михаил Иванов

Отужинав, ночью отправились в Псков. Собор в кремле обалденный: и огромный, и красивый. Спать пошли в комнату для транзитных пассажиров, в которой ещё днём забронировали две койки, уплатив за это по рублю. В «ночлежке» было очень душно, и пришлось открыть окно. Перрон был прямо под нами. Постоянно прибывали поезда, о чем сообщалось заблаговременно и несколько раз диктором. Я уснул лишь под утро.

Утром из окна видели красивую картину прибытия московского поезда.

Изборск-Рига. Кокарда SS

Позавтракали бутылкой кефира, на рейсовом автобусе отправились в Изборск. В Изборске осмотрели крепость и внутри неё действующий храм, который был закрыт. Со стены открывается красивый вид, с озером и холмами. Встретили туристов: парня и девиц. Они идут пешком из Прибалтики: спят в палатке – никаких проблем, да ещё с собакой.

Со стен Изборска

Отправились на шоссе, чтобы ехать в Ригу. Долго простояли у развилки на Печоры. Латыш Сашко на личной машине подбросил до эстонского местечка Миссо. Здесь на нас очень недружелюбно смотрели местные жители и вокруг всё время ездил мальчик на велосипеде с эсэсовской кокардой на фуражке – череп и кости. Чувствовали себя очень неуютно. Тут, слава богу, подъехали два КамАЗа и Кузя пошёл говорить с водителями. Вернулся он с радостной вестью: «Считай, что мы в Риге». «О, наконец-то уедем из этого рассадника фашизма», – обрадовался я. «Не волнуйся, они из Карпат, может, бандеровцы», – успокоил меня Кузя.

В узких улочках Риги

Но мы славно доехали с нашим хорошим шофёром до Риги. КамАЗы долго плутали по узким улочкам и наконец добрались до рынка, места своей ночёвки.

Дозвонились до Женьки, моего двоюродного брата, отправились ночевать к нему. Принял он нас молча. Но утром угостил двумя бутылками водки и песнями Аркаши Северного. Я наконец-то помылся. Ощущение замечательное, особенно с водкой!

Вечером зашли к тёте Тане, она нас изрядно накормила.

А. Филиппов в Риге

Гуляли по Риге, немного рисовали. В полночь сели на поезд в общий вагон и поехали в Лиепаю. Кузя пересказывал мне фильмы Феллини. Всю ночь просидели друг напротив друга на боковых местах.

Лиепая. Залюбовались тучами

Лиепая – замечательный провинциальный городок с маленькими домиками, мощёными улицами и узкоколейным трамваем. Много лип и дворников. Очень чисто. Вышли к морю, к памятнику женщине, ждущей рыбаков. Её одежда и волосы развеваются по ветру.

Выглядит это так:

Памятник рыбачке

Как потом узнали, дети прозвали это памятником крокодилу Гене, название прижилось.

Устроились у Кузиных знакомых. Весь день ходили по городу и рисовали. При покупке пива помог провести продавщице головокружительную финансово-бухгалтерскую операцию, чем заслужил всеобщее уважение и право беспрепятственно сдавать пустые бутылки. Вечером отужинали у наших хозяев.

Ещё гуляли, вышли на море. Нам представилась дивная картина: солнце заходило, но его не было видно, так как всё небо было в плотных тучах. Но в некоторых местах небо было совершенно ясным и неописуемого цвета, а по краям туч сияла оранжевая кайма. Дул сильный ветер, где-то шёл дождь, над морем были видны полосы дождевой пелены. На фоне туч ползли молочно-красные полосатые пятна. Наверное, это ближние редкие облачка, подсвеченные заходящим солнцем. Море – абсолютно чёрное, ближнее – с белыми барашками. Тучи двигались со страшной скоростью. Совершенно белый сияющий песок завершал контрастную дивную картину. Во всём этом было что-то демоническое. Мы так залюбовались тучами, что они нас и накрыли. Промокли до нитки.

Виды Лиепаи разныя

Костёл. Рыбы и радуга

28.07.84. С утра попали в костёл, где местный органист проводил светский концерт. Женщина у входа собирала полтинники. Мы платить не стали, а постояли около, не заходя за загородку, послушали. Костёл был огромный, под стать ему и орган, но ничего интересного я не увидел, кроме обилия лиц туристского типа, заполнивших все скамейки и имеющих одно и то же выражение.

Часам к трём отправились в Ригу. Видели радугу и красивые поля на холмах. Человек, который нас вёз, в свободное время разводит рыб в собственном пруду.

P. S. Очень вкусно поели в ресторане.

Виды Лиепаи разныя

Два махровых латыша

Ночью были в Риге, опять потревожили Женьку. Я спал на полу, Кузя – на детском диванчике. Утром 29.07.84. водкой нас не поили, и мы поскорее отправились на Ленинградское шоссе.

Стоим, мимо проносятся автомобили. Вдруг относительно медленно едет старая «Волга» и останавливается. В ней два махровых латыша, которые сажают нас на заднее сиденье и едут с ровной скоростью (70 км/ч) и ровным неспешным по тембру и частоте латышским разговором между собой. На протяжении всего пути они не сказали нам ни слова и ни разу не изменили скорость. Даже когда дорога стала плохой. В Сигулде сказали «всё», мы вышли. Очень хорошие люди!

Запахи болот

Моё здоровье всё ухудшалось, горло болело. Для подкрепления сил выпил в буфете 100 гр. водки. Отправились дальше, меняя перекладных. Пришлось ехать даже в кузове с яблоками и девками.

Наконец добрались до Пскова, где препогано отобедали и сели в КамАЗ. Шофёр оказался опять из Карпат, не в меру сексуален и речист в рассказах об этом. Довёз нас до Луги к десяти вечера. На последнюю электричку опоздали и без надежды отправились к бензоколонке.

Нам ещё никогда так не везло, никогда мы так быстро не ловили машину. Случайный КамАЗ с бешеной скоростью нёс нас в Ленинград. Прочли шофёру лекцию о путях развития искусства.

Стемнело. Впереди светились фары и стелился туман.

Когда проехали Пушкин, потянуло сыростью и гнилью. Стало холодно. Мы въезжали в город. Я чуть не плакал. Я возвращался в Ленинград. Огни города летели навстречу. Нас высадили, я доехал до «Московской» и вновь почуял запах гнили и сырости. Вот я и в своём болоте. В час ночи звонил в свою квартиру.

А. Филиппов на пути из Лиепаи