Текст книги "Серебряный стрелец"

…Прозвучала моя остановка. На поверхности я сразу же очутился у бесчисленных магазинов. Огромное количество женщин с горящими глазами перебегали с места на место в поисках добычи. Протискиваясь сквозь эту безумную армию, я выбрался на Невский проспект и направился к Адмиралтейству. Устроившиеся вдоль каналов лодочники агитировали покататься по Неве к Петровскому острову, но цены на речную прогулку кусались, поэтому пришлось отказаться от этой затеи. Женщина с мегафоном настойчиво зазывала всех желающих на обзорные экскурсии. Заманчивей всего прозвучало предложение открыть Петербург с колоннады, с высоты птичьего полета, но там так много ступенек и туристов, что идея сразу же показалась неудачной.

А вот и знаменитая фигурка чижика-пыжика. Птичка уселась под одним из мостов Фонтанки. Существует поверье, что если загадать желание и попасть монеткой в памятник, то оно исполнится. Монетка обязательно должна остаться лежать на камне. Проворные мальчишки барахтались в речке, несмотря на холод, и вылавливали деньги, пролетевшие мимо. Я не стал испытывать судьбу, так как мне не интересно знать заранее, что уготовано свыше.

На следующем мосту притаились заядлые рыбаки. Они, словно каменные изваяния, застыли в сидячем положении, чтобы не вспугнуть искушенных хищников. По большей части этим увлекались люди уже преклонного возраста со спиннингами советского производства. Улов в садке невыдающийся, но здесь важнее сам процесс, нежели результат. Старикам нравилось обсуждать друг с другом последние новости из мира политики, вспоминать вместе лихие деньки своей юности. Я с полчаса наблюдал за происходящим. На крючке – одни водоросли. Настоящая рыбалка – у меня в родных краях. Помню, проснешься рано утром, за окном чуть светает, а ты уже собираешься и едешь на электричке за город, на турбазу, где выдавали лодки напрокат. Очень крепкие, сделанные из стеклопластика, они прекрасно подходили для подвесного мотора. Как же это чудесно – в погожий день плыть по реке и слушать, как волны бьются о корму, а рядом ни единого человека, лишь крики чаек над головой. Я предпочитал ловить на спиннинг из-за того, что с его помощью шансы выудить внушительного размера экземпляр увеличивались многократно. Затем я высаживался на острове, купался, разжигал костер и готовил уху. Это тоже надо суметь. Самый лучший рецепт знал Альберт, егерь, живший в плавучем доме в одном из рукавов Волги. Он хранил его в строжайшей тайне. Лишь однажды мне удалось подсмотреть, как перед самой подачей котелка на стол он окунает в него тлеющую головешку из костра. Там же, у Альберта, непременно стоит попариться в русской бане, растапливаемой дубовыми дровами.

Оскалив желто-серые зубы, мне улыбался Казанский собор. Нет, это вовсе не зубы, а колонны, пожелтевшие от старости и расположившиеся по всему периметру здания. Удивительный барельеф украшает верхнюю часть собора, которую заставили строительными лесами и реставрировали. Внутри все горело красными и желтыми цветами. Фотографировать со вспышкой запрещено, чтобы позолота не потускнела. Перед входом – огромная площадь, где любители живописи весьма абстрактно изображали свое виденье архитектурного стиля. Тут же, недалеко, молодые композиторы балуют ценителей музыки своими авторскими песнями. Свободных лавочек почти не осталось, влюбленные парочки заняли абсолютно все.

Переполненный божественным провидением, я вышел на дневной свет. Глаза не сразу отвыкли от темноты. Здесь, снаружи, все стало другим – очень спокойным и размеренным, исчезла всякая суета, а время обрело небывалую легкость. Я неторопливо побрел к заднему входу и обнаружил там уютный сквер с пустыми скамейками. Купив бутылку пива «Невское», я устало усаживаюсь на одну из них, выбившись из сил. Выглянуло солнышко, и мои мысли сразу стали разбегаться. Мне уже трудно сконцентрироваться. Сейчас я благодарен жизни за этот миг смирения и тепла, не сопротивляясь ему, а принимая. Где-то в ветвях поют соловьи, а под ногами неохотно тают последние следы уходящей зимы.

Отправляюсь дальше по Невскому проспекту и сворачиваю на Большую Конюшенную улицу. Там, в глубине, спрятался маленький ресторан, где я с удовольствием выпиваю чашку свежемолотого кофе. Стекла заведения прозрачные: видно тротуар и дорогу, посередине которой – узкий, но длинный парк. Дома с обеих сторон загораживают солнечные лучи и отбрасывают множество теней, подсматривающих за прохожими. Шпиль Адмиралтейства высится золотым кинжалом, пронзающим ненавистные тучи. Через Марсово поле, минуя Екатерининский сад, я вышагиваю на Английскую набережную. Весенний ветерок дует с Невы, донося нотки аромата скошенной травы и миндаля. Как же хорошо тут жить, под крышей, в одной из квартир с арочным окном с видом на водную гладь, и зарабатывать творчеством. Стихи мои печатают только в городской газете, да и то очень редко. Наверное, у меня совсем нет таланта.

Дойдя до Литейного моста, я разворачиваюсь, другим маршрутом направляюсь к центру города и наконец-то спускаюсь в подземку. Эскалатор похож на длинный язык, нелепо свисающий вниз. Немыслимо медленно тянется он к ровной поверхности. Поясница начинает ныть, и я уже мечтаю поскорее отдохнуть. В вагоне – давка и толчея. Я закрываю глаза. Мне чудятся разноцветные фигуры, как в детстве, когда вертишь трубу-калейдоскоп. Стоило ее покрутить, и внутри оживали разноцветные многоугольники, квадраты и кружки, образуя абстрактные узоры, сочетаниям которых не было предела. Окутанный туманом усталости и волшебных превращений, я внезапно вздрогнул. Я сплю? В отражении стекла чудятся знакомые красивые карие глаза и две четкие линии темных бровей. С моего сиденья больше ничего не разглядеть. Я сделал кислую мину и начал зевать. Электрический свет ламп обычно немного искажает действительность. Я стал аккуратно проталкиваться сквозь чащу рук и плеч, чтобы меня не обнаружили. Нет, как будто все и впрямь наяву, не может быть. Это она. Широкая спина, загораживающая нижнюю часть лица девушки, направилась к выходу, и сейчас я абсолютно уверен, что не ошибся. Мою усталость как рукой сняло. Теперь я весь внимание и наготове, а на лбу появилась испарина.

Она посмотрела куда-то вниз. Я мельком взглянул на пол и не нашел там ничего выдающегося. Обернуться не получалось – тело отказывалось слушаться. Тогда я понуро уставился в стекло, не моргая, чтобы не отвлекаться ни на секунду. Вдруг наши взгляды встретились. Изумление, печаль, радость и даже страх одновременно промелькнули в этом взоре. На ее губах появилась таинственная улыбка. Я нервно дышал полуоткрытым ртом как паровоз, не рискуя пошевелиться. Узнала ли она меня? В поезде было очень шумно, поэтому момент не самый подходящий для того чтобы заговорить, к тому же я не представлял, что вообще можно сказать. Как я оказался сегодня в Санкт-Петербурге?

Женский голос объявил название моей станции. Я услышал его где-то вдалеке, и там наверху стоял уже не мой автомобиль с иногородними номерами. Я превратился в жителя Санкт-Петербурга. Через две остановки Аня встала и пошла к дверям. На ней были черное замшевое пальто, светло-синие джинсы, спортивные черно-белые кеды и серый шерстяной платок на голове, а волосы элегантно уложены пышным «полухвостиком». Я последовал за ней, но держался на расстоянии нескольких человек, ощущая себя школьником, подсматривающим за одноклассницами, и от этого радовался еще больше. Аня резко обернулась. Я незамедлительно уткнулся в свои грязные кроссовки. Вагон выпустил своих пленников, и поток хлынул в каменные лабиринты бесконечных коридоров. Мне приходилось маневрировать, спасаясь от давки. На мгновение я отвлекся, чтобы спихнуть ботинок сорок шестого размера с моей ноги, и с ужасом понял, что потерял девушку из вида. Выпрыгнув на свободный пятачок, я осмотрелся: толпы прохожих сновали из угла в угол маленькими кучками, как муравьи. Эскалатор или переход? Что выбрать? Бросаюсь на механическую лестницу, ведущую вверх, пролетая ступеньки через одну, как вдруг слышу позади свое имя с вопросительной интонацией и делаю удивленный вид:

– Роберт?

– Я опоздал?

– Не понимаю.

– Я проехал целых три лишних остановки, чтобы поговорить с тобой. Ты, наверное, здесь не одна?

– Вообще-то, Питер – мой родной дом, у меня тут семья.

– Что же ты тогда делала в городе N?

– Мы приезжали по социальной программе обмена опытом, для того чтобы поделиться с коллегами передовыми методами обучения английскому языку.

– Вот же болван, я подумал, ты новая преподавательница.

– Кстати, что ты забыл тогда в школе? Забирал ребенка? Среди всех посетителей ты был самый мрачный, я сразу тебя заметила.

– Скорее серьезный. У меня нет детей. Получается, я зашел, чтобы встретить именно тебя.

Аня застенчиво улыбнулась.

– Мы же почти не поговорили тогда.

– Не всегда нужны слова, чтобы понять это. Тебя просто разрывали на части счастливые родители.

– Я очень увлеклась работой. Какими судьбами ты в Санкт-Петербурге?

– Я с юных лет мечтал очутиться в Северной столице весной, в зрелом возрасте, чтобы не торопясь насладиться прекрасными видами Невы, неповторимой архитектурой, разводными мостами, но не думал, что мне повезет найти такую особенную достопримечательность.

– У нас очень красиво. Давно ты тут? Уже везде побывал?

– Нет, еще почти никуда не успел, а приехал только вчера и уже понимаю, что попал в чью-то сказку, которую переписываю сам.

– Звучит романтично.

– Главное – перейти от слов к делу.

– Ты знаешь, как добраться до Казанского собора? Я завтра работаю недалеко и освобожусь где-то около четверти шестого. Если хочешь, покажу тебе окрестности.

– А сегодня ты занята?

– Меня ждут дома, да и поздно уже.

– Тогда с удовольствием воспользуюсь твоим предложением.

– Приходи к входу. Начнем экскурсию оттуда, – Аня подмигнула мне.

Мы вышли на свежий воздух и перешли улицу по светофору. Я заметил, что она побаивается автомобилей. Через несколько минут подполз старенький автобус, следующий до аэропорта Пулково.

– Мой транспорт прибыл.

– Не очень-то похож на карету.

– Зато там есть обогреватель.

– Практично. Давай я тебя провожу.

– Не стоит. Ты наш гость. Тебе противопоказаны тридцать минут тряски.

Аня ловко вскочила на подножку и скрылась в общей массе пассажиров. Я продолжал следить за ней и увидел, что она машет мне рукой на прощанье. Колымага тронулась. Очнувшись от ступора, я хотел ей ответить, но было уже поздно – от автобуса не осталось и следа.

Не помню, как мне удалось дойти до машины. Дороги, казалось, вообще не существовало. Я ничего не видел на пути и каждые сто метров спрашивал, как добраться до станции метро «Московская». Я пребывал в странном состоянии прострации, как будто выпил пару бутылок вина. Теплая волна эйфории чередовалась с легким ознобом. Улыбка периодически сама собой появлялась на лице. Я попытался вспомнить Анины черты, но не смог. Передо мной маячил лишь размытый силуэт. Я старался успокоиться и держать себя в руках. Мне даже понравилось, что пришлось приводить себя в чувство, потому что я до конца не верил в происходящее со мной, а эмоции быстро исчезнут, если их долго удерживать. Мы часто забываем свои мечты, так как боимся, что они не сбудутся, или, еще хуже, наоборот, случайно осуществятся.

Приземлившись на автомобильное сиденье, я включил зажигание. «Старушка» не заводится. Черт! Как же холодно! Пытаюсь некоторое время повозиться с проводами, но только отмораживаю себе пальцы. Спать внутри, пусть даже в одежде и под одеялом, невозможно, поэтому я собираю необходимые пожитки и решаю попытать счастья на вокзале. Там еще должно работать центральное отопление. Его отключают ближе к концу апреля, когда температура за стенами около недели держится выше десяти градусов тепла.

Последним рейсом маршрутка отвозит меня на Московский вокзал, рядом с которым жужжала какая-то живая улица, где насажали много ларьков и киосков. Там продается абсолютно все, начиная от булавок, заканчивая шаурмой и водкой на розлив. Весь скарб вывалили прямо на асфальт, а любая вещь стоит всего двадцать рублей. Женщины с тележками взяли развал в плотное кольцо, не попуская чужаков на расстояние выстрела.

Захожу в главное здание и изучаю расписание поездов. Мне приглянулся триста восемьдесят седьмой номер до Сочи, стоящий на первой платформе. На юге сейчас тепло и солнечно. Купаться, разумеется, еще нельзя, зато можно поваляться на пляже и позагорать, вытянувшись на циновке и объедаясь фруктами, а потом прогуляться по дендрарию, фотографируя экзотические растения. На перрон набилось много людей. Пирожки и рыба пользуются особенным успехом. Я усаживаюсь на деревянный парапет, закуриваю и погружаюсь в воспоминания. Город оказывает на меня завораживающее действие, вызывая самые разнообразные чувства. Тут забывается прошлое и рождается будущее, тут живешь одним днем.

Устав от самого себя, я побрел в зал ожидания. Батареи на самом деле все еще горячие, но вот сиденья у скамеек сделали совсем неудобными, с железными креплениями по три штуки без перемычек. Целиком мне не поместиться, но если поджать ноги, будет возможность хоть как-то улечься. Я взял с собой документы, ключи, деньги и поэтому устроился подальше ото всех, чтобы избежать кражи. Подложив рюкзак под голову, я отвернулся лицом к стене. Необработанные края металлических шурупов больно впивались в тело. В нескольких креслах от моего лежбища поселился сосед в рваных лохмотьях, от которого несло гнильем и тухлятиной.

Только я приспособился, как покой нарушило чье-то громогласное приветствие, прямо у меня над ухом. Сотрудник охраны вокзала, выпучив глазенки, насмешливо улыбался.

Он был похож на симпатичную лягушку, на которой фуражка казалась слишком громоздкой.

– Вечер добрый. Лейтенант Кащенко. Ваши документы, будьте любезны.

– Пожалуйста, вот мои права и паспорт.

– Город N?

– К сожалению.

– Неужели у вас там так плохо?

– Да нет, но разве где-то может быть лучше, чем в Питере?

– Пожалуй. А что на вокзале спим?

– Дело в том, что я приехал сюда на машине. Она уже «немолодая» и сломалась, не выдержав больших нагрузок. Починить ее я не успел, а без печки можно околеть.

– Это же Северная столица.

– Я выезжал из своего южного города в одной футболке, а тут снег и мороз.

– А еще тут много гостиниц.

– Не сомневаюсь, но денег на них не хватило из-за поломки, – соврал я.

– Неприятная ситуация.

– Мне самому очень неудобно, но я всю жизнь мечтал побывать в Санкт-Петербурге, погулять здесь хоть пару дней и обойти все достопримечательности, какие только возможно.

– Город по-настоящему преображается перед 9 Мая и летом, когда наступают белые ночи.

– Я надеялся, что это не последний мой визит, поэтому решил не простывать в холоде.

– Ладно, можешь остаться, путешественник. Но следи, чтобы без происшествий.

– Обещаю не ввязываться в истории.

– Все так говорят. Держись подальше от бомжей. Вещи частенько пропадают после таких ночевок.

– Спасибо. Я сплю в обнимку с сумкой.

– И правильно. Сколько ты хочешь пробыть здесь?

– Всего лишь до утра.

– Если ремонт затянется, лучше приходи в приют на Адмиралтейском проспекте. Там тебе предложат постель и ужин, а здесь ежедневно меняются патрули, и в любой момент есть риск оказаться на улице.

– Спасибо еще раз, я не доставлю неприятностей и, когда поменяю высоковольтные провода, сразу же уберусь.

Он протянул мне мои документы и отдал честь.

С трудом избавившись от непрошеного гостя, еще минут двадцать я ерзаю на стальной постели, потом мне все-таки удается задремать.

Рассвет застал меня врасплох своей неотвратимостью. Я уже успел порядком испачкаться и заплатил пятьдесят рублей за час пребывания в комнате повышенной комфортности с душем и туалетом, где побрился, причесался и поменял одежду. Водные процедуры улучшили мое настроение. Довольный, я уплетаю четыре рогалика с повидлом у стойки бара, запивая их ромашковым чаем. Новый день распростер свои щедрые объятия. Я с удовольствием прогуливаюсь по незнакомым улицам. С утра мне всегда немного лениво и сейчас некуда торопиться, так как встреча с Аней только вечером. Мое внимание привлекла вывеска музея шоколада. Экспонаты тут сделаны из настоящего шоколада и тематически расставлены в разных углах. Коня, карету, дом Белоснежки и даже «семь гномов» можно преспокойно съесть. От загребущих лап посетителей их спасают только заградительные стойки. Темно-красные тяжелые портьеры весьма кстати закрывают путь единственному нежеланному гостю – солнцу. Без них пришлось бы продавать уже не фигурки, а чашки с теплым какао. Однако цена придает лакомству горький привкус.

Я встаю в очередь за конфетами в прозрачной обертке с синей тесемкой, чтобы преподнести их Ане. Если уж что-то покупать, то дорогое и качественное. Сам бы я обошелся ирисками в первой же кондитерской. Близился мой черед расставаться с измятыми в кармане бумажками, как вдруг передо мной в цепочку вклинилась девушка в черном платке и кашемировой юбке. Я было открыл рот, чтобы возмутиться, но она непринужденно посмотрела в упор, улыбнулась и с легкостью произнесла: «У вас очень красивые глаза». Это выбило меня из колеи, так что мне расхотелось ругаться. Ни приветствия – ничего. Я смутился, немного покраснев, и промолчал, подумав в очередной раз, насколько сильно отличается культура общения в этом городе. Самое главное, даже не столько эта разница, сколько простота и непосредственность, с которой все происходит.

С кульком сладостей в руках я бодро зашагал в сторону Лиговского проспекта, который упирался в Триумфальную арку. Город-герой часто напоминал, что ему пришлось пережить в годы Второй мировой войны, когда нацистская Германия несколько лет осаждала Ленинград. На ум приходили слова «честь», «достоинство», «отвага», «жертва». Если бы люди только знали тогда, во что превратится сегодня жизнь. Не за это они сражались. С горечью теперь ветераны глядят на нас, на дорогие импортные автомобили, на государство, на воровство, на убийства, на современную молодежь, растущую в эпоху жесткости и безнравственности. Мы изувечили все то, чем гордились. Пали нерушимые идеалы. Кто в наши дни пошел бы на войну? Большинство бы сбежало от нее, как от проказы, но мне хочется верить, что остались единицы, которые будут защищать свободу, наши семьи, чтобы начать все сначала. Они смогут объяснить своим детям истинное значение тех слов, дадут почувствовать, что такое равенство и братство, окунут их в мир, где нет преступлений и насилия, а есть доброта и понимание, труд и заслуги, справедливость и понимание, человечность и взаимопомощь. Возможно, сейчас это звучит как утопия, а у нас есть лишь настоящее. Нужно приспосабливаться, привыкать, учиться выживать в условиях естественного отбора и находить что-то хорошее в плохом. Война еще непременно разразится – слишком много грязи скопилось, и ее надо смывать. Смывать кровью. И в конце концов настанет новый виток истории с другими жизнями, проблемами и радостями.

Мои рассуждения бесцеремонно прервало изображение аппетитной тарелки с супом, прилепленное на одном из ветхих домов. Половина Лиговского проспекта осталась позади. Я поднялся на второй этаж студенческой столовой, за столиками которой сидели школьники, солдаты и бродяги. Я взял холодный борщ, картошку-пюре с тефтелями, салат с неизвестными ингредиентами, четыре куска хлеба, компот и одну бесплатную салфетку. Каждая последующая стоила бы денег. Плачý в кассу и усаживаюсь у окна. Обед выдался на славу и удивительно дешево обошелся. Аню, конечно, не следует сюда приводить, но я запоминаю ориентиры, чтобы в следующий раз легко найти дорогу. Ветер усиливался, и я надел вязаную шапку из рюкзака, которая забавно надулась на голове, расправив маленькие рожки от складок по бокам.

Мы условились встретиться у Казанского собора в шесть вечера, пока еще не стемнело. Я крадучись подошел к маленькой площади за пятнадцать минут до назначенного времени. Обычно я всегда опаздывал, но в этот раз изменил себе и заранее все спланировал. Изо рта у меня плохо пахло, так как зубы чистить было особенно негде, а курил я как паровоз. Рядом со мной стоял парень лет шестнадцати, у которого я и позаимствовал жевательную резинку. Он очень удивился моей просьбе, но быстро все понял.

Повернувшись к турникетам, я увидел Аню. Она выглядела точь-в-точь, как вчера, только как будто еще больше похорошела за сутки. Глаза ее сияли. В них отражался весь мир: и молодость, и отчаяние, и бессонные ночи, и мудрость. Все померкло рядом с ней, а мысли развеялись.

– Привет. Хорошо, что ты пришел, Робби

– По-другому и быть не могло. Это тебе, – я протянул ей пакет с конфетами.

– Спасибо. Пойдем прогуляемся и вместе их скушаем. Погода замечательная.

– Я кивнул.

– Как ты устроился?

– Снял номер в гостинице в спальном районе, – солгал я.

– Как она называется?

– Я не приметил названия. Там очень уютно, а из окна открывается потрясающий вид. Излишества мне не нужны… зато есть все удобства.

Придумывать получалось на ходу. Зачем я врал? Это получалось само собой. И кроме того, не мог же я сказать, что спал на вокзале.

– Ты любишь путешествовать? Ты говорил, что бывал во многих странах.

– Я сдвинул брови и усердно пытался вспомнить, что же я тогда наплел.

– Да обо всем и не расскажешь.

– Вокруг света?

– Не то чтобы… – корабль снова понесло по волнам в море фантазии. – В Сингапуре, Таиланде, Франции, Испании.

Я стал описывать разные города и достопримечательности, людей и их нравы, автомобили и мотоциклы, голубые лагуны и скалистые бухты. О многих странах я прочитал в книгах, а что-то поведал мне Артур, побывавший в юности на соревнованиях за границей.

Аня слушала с благоговением и неподдельным интересом, перебивая очередную историю вопросами. Мне нравилось, что она полностью погружается в эту сказку, отдаваясь ей до самых кончиков пальцев. По изгибу ее шеи пробегали мурашки, и кожа становилась похожа на гусиную, когда пираты у берегов Сингапура захватывали судно и брали пленных. А иногда мне казалось, что это уже она сама лежит на золотистом песке Италии, близ бухты Капри, бултыхая ногами в голубой воде. Я с улыбкой следил за каждым мускулом на ее лице, меняя интонацию голоса, чтобы создавать эффект неожиданности. Тем не менее запас слов был исчерпан.

– Как здорово! Хочешь, сходим сегодня в Эрмитаж?

Я колебался, так как планировал побывать там один, чтобы хорошенько все изучить, сделать записи, заглянуть в столовую и затратить минимум полдня. Что мы успеем обойти за пару часов?

– Давай, – я, наконец, определился. – А чем ты занимаешься в Питере? Как живешь?

– Сейчас я прохожу курсы повышения квалификации и подрабатываю в школе учителем английского языка. А еще, еще я рисую. Люди, дома, деревья словно замирают на время у меня в глазах, а потом снова оживают на полотнах.

– Давно у тебя такое увлечение?

– Я попробовала несколько лет назад и загорелась. Сначала не все получалось, но с каждым разом линии становились прямее, а контуры четче. Для этого нужна усидчивость и вдохновение. Когда заставляешь себя работать, сразу видно, что эскиз слишком надуманный. Необходимо почувствовать воображаемую черту между реальностью и выдумкой. Эмоции должны подсказать, как правильно повернуть кисть или выбрать цветовой оттенок.

– Ты рисуешь все подряд?

– Да, наверное. Я могу написать пейзаж или просто черкать карандашом на ватмане беспорядочные фигурки. Персонажи чаще сами меня находят. Недавно мне удалось взять несколько уроков у известного художника, а потом он пригласил меня на свидание, и я решила больше не заниматься с ним.

– Почему ты отказалась?

– Он хороший мастер, но ужасно заносчивый, чересчур ухаживает за собой, как женщина, и вдобавок совсем несимпатичный, даже отталкивающий.

На мгновение я пожалел, что спросил.

– А школа тебе по душе?

– Там весело. Вокруг только дети с их проблемами и переживаниями. Иногда мне так смешно их слушать. Они постоянно делятся своими мыслями, просят дать совет, а девчонки сплетничают о мальчишках, надевают яркие вещи и красятся, чтобы им понравиться. А те кривляются друг перед другом, пытаясь показать, какие они взрослые. Мы часто проводим занятия на свежем воздухе, ездим в парки и к карьеру. Они стали мне как родные. Сама школа находится в авиагородке, это такой район на окраине Питера. Вообще-то, он называется Московский, но мы привыкли по-своему.

– А почему авиагородок?

– Потому что в самом центре находится аэропорт Пулково, а по соседству построили летную академию, гостиницу для пилотов и три развлекательных комплекса с магазинами. Там вот мы и живем и после уроков часто встречаемся на улицах по несколько раз за вечер. Молодежь гуляет кучками, но обычно все проходит тихо и мирно, и мы с братом стараемся не отставать.

– У тебя есть брат?

– Даже два. Один родной, ему тридцать пять, а другой сводный, Алекс, совсем еще ребенок. Ему всего пятнадцать, он учится в классе, где я руководитель.

– Здорово. Тебе, наверное, не приходится скучать ни минуты.

– Это точно. Вот, в конце будущей недели заезжаем в новое помещение, где будут продаваться мои авторские футболки и картины. Арендная плата в больших помещениях намного меньше.

– Так ты еще и дизайнер?

– Да, – она мечтательно улыбнулась. – На мой взгляд, это очень перспективное направление. Мне доставляет удовольствие выбирать хорошие вещи и делать их эксклюзивными. У нас в стране так мало людей с хорошим вкусом, и большинство одеваются как попало. Вот впереди идет мужчина в брюках на несколько размеров больше, чем нужно на самом деле, а эта женщина напялила на себя какой-то мешок. И самое ужасное – они этого не замечают.

Я невольно осмотрел видимую часть себя. Сколько лет джинсам? Кажется, около четырех.

– Здорово, если бы получилось создать свою собственную линию одежды и развивать ее, проводить дефиле, участвовать в выставках. Алекс помогает с ремонтом: красит стены, прикручивает всякие полочки и расставляет стеллажи.

– У вас полно работы. Ты действительно творческий человек.

– Спасибо. Я еще пыталась писать о Питере и даже отослала свой рассказ на литературный конкурс.

– И как результаты?

– Его не опубликовали, а я так старалась.

– Не расстраивайся. Они наверняка ничего не понимают в прозе, а о чем он?

– О городе и девушке, которая искала что-то настоящее и ценное.

– Это ты?

– Не совсем. Потом сам скажешь, похожа она на меня или нет.

– Хорошо.

Мы подходили к парадному входу Эрмитажа.

– Тебе сейчас хочется туда? – спросила Аня.

– Наверное. А тебе?

– Давай сбежим отсюда. Сегодня интеллигенты и туристы нагоняют на меня тоску.

Мне показалось, что она развеселилась, и в голосе появились озорные нотки.

– А куда?

– Да куда угодно. Например, пойдем на другой остров, через мост.

Она вприпрыжку побежала к парку, увлекая меня за собой. Ее рука очень приятная на ощупь, но сильно замерзшая. Вроде бы, ничего особенного не произошло, но я почувствовал, как внутри, словно снежный ком, нарастает странное волнение.

Холодный воздух ощущался в легких тяжелой гирей. Я обернулся. Кладезь мировой истории остался позади и задумчиво смотрел нам вслед. Какие секреты он хранит?

Аня как ребенок носилась вокруг меня, толкаясь и смеясь. Это какая-то игра вроде «догонялок», но мне никак не удавалось дотронуться до нее. Я сосредоточился и услышал приближающиеся сзади шаги. Извернувшись, я схватил и сжал ее как удав, и, оказавшись напротив нее, все остальное исчезло. Этот эффект уже начал пугать меня. Аня ослабла, повиснув на моих плечах, и пристально посмотрела на меня. Я коснулся ее губ своими и как будто ощутил очень нежный, сладкий, дорогой, с горчинкой, напиток. Мы простояли так, пока не начали замерзать. Юркнув в подъезд ближайшего дома, мы скрылись от ледяного северного ветра и посторонних глаз. Наши тела дрожали от холода и волнения. Если бы она спросила, я бы сказал, что люблю ее. Но каждый понимал, что сейчас тишина дороже любого сокровища.

Рядом раздался какой-то шорох, и по лестнице вниз стрелой прошмыгнула самая что ни на есть настоящая крыса. Аня вздрогнула от испуга, и мы рассмеялись. Реальность вновь обозначила себя. Не знаю, вовремя это случилось или нет? Сколько часов прошло в этом уголке мира? На улице уже почти стемнело. Ей надо возвращаться. Я поймал такси, и оно понесло нас через весь город, мимо разноцветных витрин и магазинов, памятников и соборов. В окнах домов зажигался желтый свет, и жизнь медленно перемещалась в теплые квартиры и уютные кафе, где ждали родные и друзья, душевные разговоры и новые знакомства. Мне захотелось заглянуть за эту занавеску гармонии и непринужденности.

Мы ехали, обнявшись на заднем сиденье, болтая обо всем на свете. Теперь я ничего не чувствовал, и только надвигающаяся ночь манила меня своими пестрыми крыльями. Одиночество незаметно во тьме подкрадывалось ко мне со всех сторон.

Вокруг ничего не было видно, когда автомобиль остановился у дома номер пять на улице Взлётной. Я попросил водителя подождать и проводил Аню до подъезда, который она называла парадной. У коренных петербуржцев очень необычный диалект. Произношение некоторых слов можно услышать только здесь. Многие ученые считают феномен пережитком прошлого, но мне представлялось это частью истории, отличительной особенностью, которую, несомненно, надо сохранить.

– Мне очень понравился этот день, и я хочу преподнести тебе один очень ценный для меня подарок, – сказала Аня.

– Какой? Да, отлично прогулялись.

– Потом узнаешь. Ты долго пробудешь здесь?

– Около недели… А впрочем, как получится.

– Позвони мне по этому номеру, как сможешь, – она протянула мне листочек, на котором нацарапала цифры.

– Хорошо.

– Буду думать о тебе.

– Я тоже.

– Осторожнее, пожалуйста.

Я поцеловал ее и быстрыми шагами направился к транспорту. Водитель всю дорогу разглагольствовал о знаках зодиака, их совместимости и прочей ерунде, убеждая поверить в предсказания астрологических прогнозов. Его, по-видимому, мало интересовало мое молчание в ответ, и он невозмутимо продолжал, словно говорил сам с собой. Я вышел у магазина с запчастями и приобрел там новые высоковольтные провода для свечей зажигания. После хитрых манипуляций мотор наконец заработал. У меня отлегло от сердца, мой вечер только начался. В небольшом киоске за углом я купил чай, блины с мясом и с картошкой. По вкусу они напоминали домашние и таяли во рту. Сейчас, когда я снова один, и нет никаких обязательств, когда можно спокойно расслабиться, и моего звонка ждет красивая девушка, когда от меня зависит, что будет дальше, когда сидишь вот так, сняв обувь и закинув ноги на руль, ощущается вся прелесть существования. Это, пожалуй, самый лучший момент, ради которого стоило ехать так далеко и спать на вокзале с бродягами по соседству. Или это уже настоящая жизнь, а вовсе не существование? Эмоции кипят и убегают, словно молоко из кастрюли на конфорке газовой плиты. И что она нашла во мне? Может, дело совсем не во мне? Но разве это имеет значение, когда за спиной у Ани два таких прекрасных крыла?