Текст книги "Кредит на милосердие"

CREDITUM XIV

Фэн Вэйань вернулся ровно через сутки после беседы Султана и будущего «посадника» Арсена. Вернулся ни с чем, зазря потратив патроны, – материалы, обнаруженные Ромашенко, были полны теорий и пустых предположений. Никакой конкретики, только выкладки, которых у Айбара и без того было полно. Просмотрев файлы, загруженные в его «балалайку» поднебесником, Темирбаев сразу впал в хмурое расположение духа. А ведь старик-геолог в своих поисках добрался почти до Снежногорска!

Думы тяжким облаком кружились над головой Султана, заставляя злобно сутулиться в кресле. Однако Фэн, и без того переживавший, что ему пришлось лишний раз оставить Тайгу, и не подумал выйти прочь, усевшись на привычное место.

– Как прошли переговоры с Арсеном, хозяин? – негромко поинтересовался он.

– А? – Темирбаев вынырнул из раздумий. Достал из стола бутылку кедровой настойки, стаканы, плеснул себе и помощнику. – Переговоры? Прошли, Фэн, прошли. Тупой ублюдок слопал наживку, заглотав крючок так глубоко, что скоро он покажется у него между ног. Гораздо больше меня тревожит Новосибирск…

Айбар допил залпом, рассеянно отставляя стакан, в то время как китаец глотал мелко, явно наслаждаясь. Усталый Вэйань даже не успел переодеться, поднявшись к хозяину сразу после возвращения в город. Пах конским потом и свежим черноземом, налипшим на подошвы ботинок.

– У нас есть что бросить им для успокоения, – осторожно предложил воин с бельмом на глазу, покачивая стаканчик в руке.

– Этого хватит, только чтобы отбить новую поставку.

– Тебе снова удалось развести их на деньги, хозяин?

– Да, удалось… – судя по голосу, Султан был не очень доволен заключенной сделкой. – Новая партия алкоголя придет уже через месяц. Фирменного, зарубежного. Еще они обещали новых девок, элитных трансеров из лучших эротических салонов… Новые наркотики. А я пока только и сумел, что слить Наукограду данные о теоретическом возвращении малопарафинистой «чернухи» с абстрактными координатами, да еще кое-что по метану…

– Мы водим их за нос не первый месяц, будем водить и дальше, – чинно кивнул Вэйань. Мир мог рушиться вокруг него, но интересы хозяина всё равно оставались на первом месте.

– Видишь ли, в чем дело, дружище… – Султан уставился за открытую балконную дверь, поглаживая усы. – Я уже устаю обманывать господ ученых…

– Не узнаю тебя, хозяин.

– Возможно. – Айбар кивнул. – Нервничаю. Уже на самом деле хочу найти проклятую нефть. Хочу получить мешок денег, оседлать коней и… Фэн, мне очень нужна кость побольше, чтобы злой зверь не откусил руку. Такими подачками столица долго сыта не будет… А тут еще такое, – он взмахнул рукой, сетуя на покойного Ромашенко и его данные, не представлявшие почти никакого интереса.

О, как бы Султан хотел, чтобы в Тайгу нагрянули представители корпораций. Наплевать, кто именно, хоть сам чертов Кауфман. Но если бы за его посад взялись серьезные игроки, сорванный банк бы можно было мерить миллиардами юаней.

Он был бы рад любой из известных корпораций. Любой из новых корпораций, построенных на руинах рухнувших колоссов. Представителям поднебесников, решившим зайти на своенравного Султана не с позиции шпионажа, а простым подкупом. Вудуистам, в прямом смысле прощупывавшим почву по всему миру. Федералов со счетов Айбар тоже не сбрасывал – если в Питере узнают, что Сибирь снова полна нефтью, проблемы с Республикой разом станут приоритетными, а под Омском зафырчат моторами танковые дивизии. Ну и последняя, самая заветная мечта…

Самая трепетная, поверить в которую было так сладко, но так опасно. Консорциум. Когда-то всемогущий Консорциум, пытающийся выжить на новой Земле, как и любая другая фирма или система. Он обладал всеми необходимыми ресурсами, чтобы даже на самом верху прикрыть кое-кому глаза на возобновление добычи, вплоть до уровня Президента. Пусть на время, но прикрыть. Он же обладал способностями вывезти «чернуху» за пределы Сибири – в способностях контрабандистов не сомневался никто, шла ли речь о тайном провозе «поплавка» или танкера свежайшей малосернистой нефти…

Ах, как было бы чудесно, если бы к Темирбаеву пожаловали представители Консорциума. Или, например, Ассоциации – вдруг те решили расширить зоны интересов?

Султан взглянул на помощника, с удивлением отметив, что Вэйань еще здесь, терпеливо наблюдает за своим хозяином. Пусть сидит, попивает настойку, он заслужил передышку. Да и думать китаец не мешал, в отличие от Пружинки, умевшего очень громко грызть ногти…

Новое рождение нефти стало таким же сладким мифом, как дороги в Рай-вне-Земли, якобы открытые на полигоне «Наукома». Мифом, в который так сладко было верить, но правду о котором знали лишь избранные.

Да, мир сдвинулся. Чуть не треснул по шву, заставив гулять древние плиты, на которых покоились континенты и океаны. А это, как сразу рассудили умные люди, может привести к тому, что старые источники снова наполнятся. К тому, что появятся новые источники.

Темирбаеву было откровенно наплевать, что найденные ресурсы приведут к очередным Нефтяным Войнам. Вон, в Среднеазиатском море принялись бурить, так пусть себе стреляют. Он же хотел найти, продать тайну и уехать из суровых лесов, забыв о годах поисков, как о страшном сне. Он хотел стать верхолазом, почистить генокод, купить дом в Цюрихе или Ланданабаде, прыгнуть на самый верх. Туда, куда ему еще три года назад была заказана дорога…

Айбар заставил себя прекратить. Дорога размышлений снова вела его к злости, а срываться на верного Фэна совсем не хотелось. Он придвинулся к столу, взглянув телохранителю в глаза.

– Что-то еще, Вэйань? Ты ведь хотел сообщить мне что-то еще?

– Да, хозяин, – поднебесник кивнул, допивая настойку. – В деревнях снова говорят о детях…

Злость решила стать его верным другом, намекая, что до вечера он от нее не избавится. Султан тяжело вздохнул, наливая себе и помощнику еще.

Всё происходящее за пределами его территории мало касалось Темирбаева. Пусть там казаки ловят бандитов, пусть поезда сходят с рельсов, пусть взрываются и ремонтируются фабрики, его это не трогает. Но когда в окрестностях Тайги снова и снова пропадают дети, крестьяне из лояльных деревень начинают роптать. А там, где роптания, власть расшатывается, трещит по местам сборки, а этого Айбару было совсем не нужно.

Отсалютовали друг другу, затем Фэн пригубил, и только после этого начал рассказывать:

– На этот раз всё чуть иначе, – как обычно, Вэйань говорил на родном языке, – на этот раз люди говорят сразу о сотне…

Айбар чуть не поперхнулся.

Поставил стакан, вытер усы. Мозг его лихорадочно заработал, пытаясь проанализировать сказанное. Кажется, Вэйань принес очень дурные вести. Одно дело, когда в регионе пропадали один-два крохотных человечка. Как, например, в прошлом месяце, когда в районе Ратты исчезли две девочки. Деревенские говорили, что взяли своих детей в лес на работы, но в поселок вернулись не все. Девочки пропали. Растворились в таежной глуши. Навсегда.

Пьянчуги в кабаках боязливо судачили о мутантах, старики со знанием дела вспоминали злых иччей, крадущих свежие души. Но Султан охотнее поверил бы в обычных работорговцев или даже отряды Ассоциации, рискнувшие попробовать силы на новом месторождении по добыче своего товара.

Как бы то ни было, дети и подростки в окрестных поселениях регулярно пропадали. Каждый месяц, по два-три, иногда пять человек. Но чтобы сразу так много?

– Что значит «сотня»? – Темирбаев прищурился, ухватив себя за кончик уса.

– Говорят, теперь пропал целый лагерь. Кропоткин, ты знаешь про него, хозяин…

Да, он знал. Точнее, что-то слышал о детях, после Катастрофы ушедших в леса и основавших свое крохотное государство. Свой маленький и свободолюбивый Анклав, живущий по законам звериной стаи. Маленькие ублюдки сумели, молодцы, да еще и ловко отбивались от любых бандитских нападок… Но торговля людьми и их органами не входила в сферу интересов Султана, а потому он не трогал щенков, предпочитая не замечать.

– Говорят, на лагерь напало… нечто. Часть детей убило, а часть утащило в чащу, – совершенно серьезно произнес Фэн, глядя в стакан. – Говорят, там была настоящая бойня. Теперь люди боятся идти в Кропоткин, даже чтобы похоронить убитых и поживиться их добром…

– Демоны, духи леса, северные иччи, – Султан скривился, впрочем, ненадолго, чтобы не обидеть слугу. – Никогда не пойму, Вэйань, как можно в наше время быть таким суеверным…

Китаец всё же заметил гримасу, хоть вида и не подал. Вежливо поклонился, лицо его стало непроницаемым, и он отставил недопитый стакан с настойкой.

– Так, ладно… – чувствуя, что невольно продолжает закипать от досадной злости, Темирбаев снова отвернулся к окну. – Кем бы ни были похитители, я хочу знать больше… Если наши люди действительно поверят в… если они поверят во что-то запредельное, это ударит по Тайге. Заставит крестьян уходить на юг к столице, чего допустить нельзя. Выясни всё, что можешь, Фэн. Пошли людей поговорить с очевидцами, собери все слухи, пусть Пружинка проанализирует записи с «балалаек». Когда данных будет больше, мы вернемся к разговору…

– Да, хозяин.

CREDITUM XV

Под ногами гулко ухало железо. Отвечало на каждый шаг, и этот перестук наполнял сердце каким-то необъяснимым теплом. Во многих местах краска на стенах облупилась, из-под потолка пробовали наступать тонкие ржавые потеки, но он всё равно чувствовал себя как дома. Здесь было надежно и уютно, и впечатления не мог испортить даже вечный сквозняк, блуждающий по уровням «Куэн Као».

Прислушиваясь к звукам станции, таким разным и загадочным, Август миновал технический коридор, выбираясь наружу. Неторопливой, чуть шаркающей походкой он шел вдоль ограждения, из-под тяжелой маски оглядывая окружавшие их гнездо просторы. В прогалинах и под елками всё еще лежали плотные пятна снега, сопротивлявшегося наступавшей весне. На пригорках, насмехаясь над их потугами сохранить жизнь, уже пробивалась первая трава, жесткая и колючая, как весь окружающий ландшафт.

Поднялся по железным ступеням внешних коммуникаций, прошел еще несколько шагов по балкону, продолжил подъем по новому сектору лестницы. Кивнул наемнику, несшему промозглое внешнее дежурство, тот козырнул в ответ. Живая стража – еще одна обязательная прихоть старшего «брата», хотя иногда человек на самом деле способен учуять угрозу еще до того, как машина начнет обрабатывать данные.

Оказавшись на нужном уровне и приложив ладонь к замку, Август терпеливо ждал, когда устройство прочитает вшитый под кожу ключ. Где-то за толстой дверью зашипело, глухо лязгнуло, после чего створка медленно приотворилась. Да, станция была не нова, многое приходилось делать самому, в том числе и помогать стареющей гидравлике.

Налегая на дверь, он отодвинул створку настолько, чтобы не мешала пройти, нырнул внутрь. Потянул за холодное даже сквозь перчатки железо, заставил обтянутый резиной овал встать на место. Услышал, как снова сработали запоры.

Здесь, в отличие от технических отсеков, было гораздо светлее, да и обшивка коридоров выглядела посвежее. Спертый воздух, как могли, разгоняли системы кондиционирования, на полу лежали прорезиненные ковровые дорожки. Эхо шагов почти потерялось в них, когда Август двинулся к рубке управления станции.

Внутри по-прежнему обнаружились Февраль и Сентябрь, причем даже не поменяли поз с того часа, когда их брат отправился вниз проверять приборы. Кивнув обоим длинным клювом птичьей маски, которую дозволялось не носить только в личных комнатах, Август послушно протянул вперед правую ладонь, выставив перед собой.

Так требовали традиции и четкие законы братства, сколько бы времени ни отнимала процедура идентификации. В основу существования организации «Братьев-Месяцев» была положена безопасность, успешно сожительствующая с полнейшей конфиденциальностью.

Вообще-то, Август полагал, что часть соратников носит маски не просто для того, чтобы скрыть настоящую личность или следовать правилам. Он точно знал, что из тринадцати членов братства как минимум половина страдала столь сильными физическими отклонениями, что с ними не справятся даже самые искусные пластики. То, что пряталось под половиной птичьих масок, справедливо полагал Август, не показывают даже самым близким людям.

Химики, физики и специалисты по генной инженерии, несколько лет назад составившие костяк новой организации, подбирались Циклом не только по уровню таланта или набору престижных наград. Выискивая их по всему миру, будто крупицы золотого песка в мутном ручье, Цикл вербовал только тех, кто переступил грань. Тех, кто легко мог поставить опасный эксперимент на себе, ввести в свою вену новую вакцину или подвергнуться губительному излучению. Тех, кто отдавался его делу преданно, с долей очевидного безумия, схожего с фанатизмом и самопожертвованием адептов Мутабор. И только собрав целую дюжину таких безумцев, Цикл спаял их в нечто монолитное, гениальное, всесильное.

Иногда Август задумывался, могут ли двенадцать человек, отобранные Циклом, являться частью чего-то большего? По тому, как часто их лидер отсутствовал на местах проведения разработок, можно было предположить, что «Плод» – не единственный проект братства. Часто его покидал и кто-то из рядовых «братьев», например Май, которого сам Август видел лишь один раз в жизни. Быть может, в мире существует отнюдь не двенадцать «месяцев», а, скажем, пятьдесят?..

Встав навстречу из-за рабочих мест, двое существ в длинных кожаных балахонах и гротескных птичьих масках, целиком скрывавших головы, шагнули навстречу. Поочередно приложили ладони к протянутой, поочередно кивнули. Специальная система распознавания, имплантированная прямо в тела «месяцев» и слитая с «балалайками», являлась единственной гарантией того, что перед тобой не замаскированный чужак, а именно соратник. Именно поэтому протоколы Цикла требовали, чтобы члены организации, теряющие друг друга из виду больше чем на двенадцать секунд, обязательно проходили процедуру распознавания.

– Сетка снова дала сбой? – глухо поинтересовался Февраль, возвращаясь на прежнее место за огромной приборной панелью.

Голос его звучал так, будто под маской в горло мужчины входила далеко не одна медицинская трубка. Да и мужчины ли? Каждый из них мог только догадываться о том, кем являлся собрат. Никто, кроме Цикла, не знал ни пола, ни возраста, ни социального положения «месяцев». Разговаривали исключительно на латыни, выучить которую их заставили еще три года назад. Подробностями личной жизни не делились, да и вообще в диалог вступали только о делах и работе. Тайна окутывала братство. Сладкая тайна, пропахшая огромными деньгами. Пропахшая властью, которую не могли позволить себе обгоревшие в пекле корпорации…

– Четыре целых восемь десятых секунды, – ответил Август, проходя в глубь просторного рабочего помещения.

Его бесконечно злило, что защитные системы «Куэн Као» всё чаще сбоили, позволяя падать маскировочным щитам. Но он ничего не мог поделать, сколько бы ни бился. Всё, что было в их силах, это поддерживать в станции затухающие пульсации жизни, молясь о том, чтобы проект успел завершиться раньше, чем умрет последний реактор. Впрочем, каждый из «месяцев» искренне верил, что тогда Цикл найдет им новое пристанище.

– Данные внесены в статистическую базу и разосланы братьям, – отчитался Сентябрь. Его голос был нормальным, без бульканья и хрипов, но наверняка измененным специальными приборами. Он придвинулся к столу, запуская руку куда-то глубоко под маску, и снова подключил психопривод. – Вероятность обнаружения «Куэн Као» после падения щитов составляет всего 1,03%.

Но Август видел всё и сам – на его «балалайку» поступил разосланный Сентябрем файл. Шансы обнаружения логова «месяцев», графики частоты сбоев, по которым можно строить прогнозы следующего отключения, десятки вероятностных схем и краткие отчеты.

– Циклу это всё равно не понравится, – опускаясь в рабочее кресло, проворчал Август.

– Узнаем, – птичья голова Сентября повернулась в его сторону. Провод психопривода, соединявший голову существа с рабочими станциями на столах, натянулся струной. – Он прибудет на «Куэн Као» через четыре дня.

– В самом деле? – Август ничего не слышал о прибытии лидера, но удивление постарался сдержать. Сдержанность вообще считалась хорошим тоном в их тесном и уникальном мирке. – Хочет проверить результаты по «Плоду»?

– Хочет ускорить процесс, – Сентябрь вернулся к работе, но беседу продолжал как ни в чем не бывало: – Вместе с ним прибудут Май и Октябрь. Возможно, Цикл будет лично руководить финальной стадией проекта.

Удивление Августа стало еще сильнее, и ученый удержал новый вопрос, чуть не вылетевший из-под своей маски. Положил руки на проекционную клавиатуру, принялся небрежно изучать на трех широких мониторах внутренние системы «Куэн Као», запустил диагностику нижних отсеков.

– Значит, дело близко к завершению?

– Возможно, – равнодушно ответил Сентябрь, а в его сторону молча повернулась хищная голова Февраля. Сказать, на что сейчас тот смотрит, было невозможно, отчего зрелище поражало фантасмагоричностью. Застыв на несколько секунд, Февраль вернулся к работе. – Насколько мне известно, Цикл смог увеличить темпы поставок. Когда братья прибудут, я официально начинаю сетевую рекламную кампанию и открываю аукцион.

Сквозь широкие прорези маски Август наблюдал за братом, в который раз задаваясь вопросом, кем был тот в прошлой жизни. В жизни до Катаклизма, открывшего перед ними столько дверей. Ломщик суперкласса? Сетевик из Анклава? Тритон? Иногда он чувствовал в помещениях лабы узнаваемые ароматы синдина, но угадать, кто именно хранит дефицитный препарат, в точности не мог.

– Это хорошо. – Август подтвердил свои слова плавным кивком длинного клюва. – Чем раньше мы закончим, тем меньше вероятность, что «Куэн Као» исчерпает последние силы.

– Уверен, что Цикл это понимает… – вклинился в беседу Февраль, тяжело поднимаясь с места. Под его маской что-то бурлило и плескалось. – Я отправляюсь в рабочий цех, братья. Сентябрь, будь готов начать замеры.

Черный матовый балахон зашелестел, когда он подошел к двери.

– Конечно, брат, – всё тем же ровным тоном ответило подключенное к компьютерам существо.

Февраль ушел, чтобы продолжать работу. Ответственную и важную работу, способную дать миру новый продукт. Ценный, уникальный. Способный заинтересовать тех, кто понимает толк в подобных достижениях. И речь совсем не о Правительстве новоявленной Республики, на территории которой они обосновались. Речь о тех, кто имеет в руках настоящие деньги. Очень много денег, способных дать «Братьям-Месяцам» рычаг, чтобы перевернуть эту агонизирующую, но никак не издыхающую Землю… Потому что города, государства и Анклавы единодушно признали – в мире настало время новых героев.

CREDITUM XVI

– Знание, опыт и мудрость, полученные человеком в моменты величайших потрясений цивилизации, всегда были наиболее яркими жемчужинами ее сокровищницы. – Гиляров мягко кивнул в объектив, подтверждая очевидность сказанных слов. Получилось хорошо, в меру мудро и проникновенно. – В огнях революций и уникальных гражданских реформ создавались конституции, государственные устои менялись так, как этого хотели простые люди, на историческом небосклоне начинали сиять новые звезды.

– Отлично, вторая камера, теперь снова вы, – негромко приказал Гринивецкий, наблюдая за записью через несколько окон, одновременно раскрытых на покрытии глазных сетчаток.

Вообще-то руководить записью обращений и иных пропагандистских программ не входило в обязанности министра информации и компьютерной безопасности Республики, о которой сейчас говорил Ростислав Михайлович. Но Эдуард Гринивецкий, еще три с половиной года известный в кругах машинистов и ломщиков под позывным Терпение, любил возиться с камерами, выставлять свет, режиссировать и руководить. В такие моменты он еще острее осознавал свою принадлежность к таинству становления нового государственного уклада, о чем раньше мог только мечтать…

– Сейчас – время таких потрясений. Время экономической, экологической и гуманитарной катастроф, спровоцированных учеными корпорации «Науком». И именно поэтому, дорогие сибиряки, наша с вами задача – взять всё лучшее, что даст нам новая жизнь. И ни в коем случае не повторить ошибки прошлого.

– Хорошо, – похвалил операторов Терпение, – а теперь третья камера. Дайте слабое затемнение за его правым плечом. Хорошо. Ветер слегка колыхнул флаг… Отлично. Ростислав Михайлович, водички глотните, а потом следующий абзац.

Гиляров послушался, попил воды, выставил стакан из кадра. Он вообще доверял Гринивецкому во всем, что касалось своего имиджа, пропаганды, СМИ, компьютеров, сетей или размещенной в них информации, помогавшей выживанию Сибири. Хотя, сказать откровенно, министерство Терпения, именно так и прозванное в народе, выполняло не только эти узкие функции. Да и о репутации его главы ходили не самые добрые разговоры, тоже не секрет…

– Я готов.

– Первая камера, ветерок чуть сильнее сделайте, – продолжил дирижировать Эдуард, – начните самое медленное движение полукругом, малый наезд.

Ростислав вчитался в текст суфлера, бегущий по его зрачку. Облизнул губы, настроился на нужный – душевный и убедительный – тон, что получалось у Президента просто отлично, и продолжил:

– За прошедшие три года мы многое сделали, это видно каждому. Но еще больше нам только предстоит сделать, я верю. Вместе, плечом к плечу, работая только для себя, на благо собственных детей, для укрепления фундамента нашей новой Республики, для укрепления веры в завтрашний день.

– Хорошо… дальше акцент на «не желаем», пожалуйста.

– Я повторял, но буду делать это вновь и вновь, пока не замолкнет шепот последних недоброжелателей, – мы не желаем конфронтации с Правительством Российской Федерации. – Ростислав послушно выполнил веление помощника. – Уверен, когда будут устранены все последствия Инцидента, мы сядем за стол переговоров, сумев обсудить самые сложные и актуальные вопросы.

– Можно теперь чуть погромче, переходим к кульминации. – Гринивецкий почувствовал, как зачесались у него ладони. Легко кашлянув, чтобы сбить волнение, он распорядился: – Вторая камера, малый наезд.

– Да, Сибирь больше не будет сырьевым придатком столицы и центральных регионов страны, кое-кому пора с этим смириться. – В глазах Гилярова горели огоньки, выдававшие, сколь сильно глава Республики верит в собственную речь. – Мы больше не готовы, словно во времена крепостного права, отсылать питерским боярам-верхолазам свои налоги, взамен не получая ничего. Мы хотим сами строить свои дороги, школы и университеты, детские сады и жилье, хотим сами устанавливать планки заработных плат и пособий, не дожидаясь подачек. Сибирь достойна лучшей доли, и сегодня, впервые за всё время своего могучего существования, она получит ее! И если завтра новая Республика проголосует за возвращение в состав Российской Федерации, то мы сделаем это только на правах равновеликого и уважаемого союзного государства.

Любимая часть Терпения. Мелькание кинжала, спрятанного в роскошной парче. Блеск рысьих глаз в полумраке наступающей ночи. Всё более и более смелые намеки на то, что они готовы дать сдачи. Любому и очень больно.

Почти пятьдесят тысяч бойцов свежеиспеченной оборонительной армии. В их числе пластуны из Боевой Армии Республики Сибирь. Готовые на всё, они будут до конца защищать свой мужающий суверенитет. А еще более двух тысяч танков и бронетранспортеров, боевая авиация, вертолетные полки, сибирские гвардейские части специального назначения, перешедшие на сторону Республики без лишних уговоров. Да и про ракетные войска забывать не стоит – не все пусковые шахты завалило в день Инцидента, далеко не все…

Иногда Гринивецкий ощущал себя геймером, играющим в новую и предельно реалистичную стратегию в реальном времени. Опасное сравнение, машинист это знал. Опасное, потому что рано или поздно можно потерять связь с реальностью, и тогда… Терпение заставил себя отвлечься от досужих философствований, сосредоточившись на записи. Взглянул на Президента, нарочито подтянутого, отлично загримированного, блестяще справляющегося с усталостью.

– Это моя твердая позиция, на ней я стоял и стоять буду! – Гиляров доверительно подался вперед, нависая над изящной трибуной. – Она хорошо знакома как сибирякам, так и тем, кто наблюдает за нашим регионом со стороны. Но также я хочу напомнить, что безропотно подчиняться насилию, если таковое последует, мы не намерены. – Президент как будто бы невольно сжал во внушительный кулак пальцы левой руки, еще сильнее наклонился к камере, демонстрируя экспрессию. – А потому мои слова – предупреждение всем, кто захочет воспользоваться последствиями хаоса и присвоить хотя бы часть наших богатств. В таком случае наш ответ будет жестким, решительным и быстрым. Мы сумеем постоять за себя, потому что мы – из Сибири!

Последние слова Ростислав подтвердил легким, едва заметным пристукиванием кулака по трибуне. Терпение улыбнулся. Он точно знал, что аналитики из Питера не обойдут вниманием и этот жест. Там должны увидеть, что Гиляров силен, но эмоционален, нагружен работой и, главное, не совсем уверен в себе. А это значит, может легко отдать лихим казачкам лишний, не самый обдуманный приказ. После которого кровавую кашу придется расхлебывать не только в Новосибирске, но и куда западнее…

– Отлично, Ростислав Михайлович, – Гринивецкий закрыл в глазах экраны, через которые руководил съемкой. – Бывало и пламеннее, но и сейчас вышло достойно, мне понравилось…

Уровень отношений и доверия позволял не лукавить, чем Эдуард пользовался при любой возможности. Когда вокруг так много лизоблюдов, нужно при любой оказии демонстрировать, как сильно ты на них не похож.

– Считаешь?

Ростислав, отцепив резервный микрофон с пиджачного лацкана, выбрался из-за хромированной трибуны. Сошел с подиума. Гилярова тут же окружили ассистенты, стирающие грим или держащие наготове минеральную воду.

– Правда, неплохо?

– Более чем.

Взявшись за колеса, Терпение развернул коляску, плавно выкатываясь в центр съемочного павильона. Когда не было особой нужды, он предпочитал пользоваться силой рук, попусту не разряжая батарей.

– Минут через тридцать парни смонтируют, я еще раз отсмотрю – и сразу сдаем на новостные ленты. Уверен, что это обращение прекрасно подкрепит позавчерашнее совещание с министрами, проведенное в присутствии журналистов.

Ростислав Михайлович с сомнением посмотрел на своего лучшего машиниста, отыскал в его глазах убежденность, кивнул. Направился к выходу, сопровождаемый телохранителями и помощниками, но шаг при этом не ускорял, позволяя Терпению нагнать себя. Когда у человека много дел, тут уж не до формальностей, вроде «Эдик, я, пожалуй, откланяюсь, иди-ка за мной, дружок».

Вообще Гринивецкий относился к своему шефу и новой звезде сибирского политического олимпа двояко. Впрочем, он ко всему относился двояко, но эта черта присуща многим карьеристам.

С одной стороны, Гиляров был его царем и богом, давая работу, деньги, карьерные перспективы. Позволяя удовлетворять тщеславие, допустив в один из самых крупных, масштабных и амбициозных проектов за всю новейшую историю России. Кроме этого, Эдуард уважал Президента за его крепколобость, пробивной характер, умение держать удар и не опускать рук даже в самой патовой ситуации. Уважал за умение взвесить массу факторов, заглянуть наперед, сделать шаг в неизвестность. Пусть даже такой рискованный, как шаг в программу «Средний фон»…

С другой стороны, втайне Гринивецкий над своим боссом посмеивался, причем с долей жалости. Потому что человек, взваливший на плечи такую ношу, но не умеющий делиться ею с помощниками, обречен на скорое затухание, как о нем ни переживай. Стать у руля нового государства и до сих пор решать проблемы с реконструкцией жилого фонда или прокладкой свежей железнодорожной ветки – это, с точки зрения Терпения, было неприемлемо для птицы такого полета.

Да, он соглашался, что в наши дни непросто найти толкового помощника, которому можно доверять. Понимал, что сам является таким самородком. Но когда слышал, как шеф лично доказывает кому-то из посадников, что людей в этом месяце больше выслать не сможет или трубы нужного калибра закончились, ему становилось грустно и немного смешно.

Впрочем, ненадолго. Упорство и отвага взглянуть в глаза смерти перекрывали любые недостатки Президента. Сожжет себя раньше времени? Значит, так отведено судьбой, но до этой минуты Эдуард будет следовать за ним и помогать. Потому что лично видел, что чем больший вес набирает человек, тем опаснее и злее становятся его враги, и не сломаться под их давлением может только настоящий силач…

Это случилось три года назад, когда Гиляров вынашивал планы референдума по объединению региона и официальным выборам главы. Эдуард, до того почти семь лет отпахавший на сибирских чиновников, в команду реформаторов вошел легко. С такой же легкостью принялся набирать баллы, подбираясь к посту министра информации. Тогда-то на нового патрона и организовали покушение.

Готовящуюся атаку сумели предвосхитить. Накрыли несколько человек, живыми те не дались, но схрон в Первомайском районе выжечь не успели. Там Бугаев нашел великолепные дальнобойные винтовки, напрямую подключаемые к «балалайкам», транспортные средства, взрывчатку. И еще современные стелс-системы, которыми кроме питерского спецназа не оснащался никто. Приборы, среди военных прозванные «покровами», превращали стрелка в настоящего невидимку, не позволяя засечь ни сканером, ни тепловизором. Да что там электроника – даже в обычную оптику оснащенный «покровом» боец выглядел как размытое пятно, мимикрируя под окружающую обстановку. Если бы убийцы вышли на позиции…

Эдуард помнил, как перепугался тогда. Как вдруг осознал, что брошено на чаши весов и какую цену им, возможно, придется заплатить за ковавшийся суверенитет. А еще Терпение помнил, каким спокойным и отважным остался Гиляров. Как отнесся к покушению внимательно, но без лишнего любопытства, будто к текущему вопросу в рабочем расписании дня. И вот тогда-то машинист окончательно решил – за этим человеком хоть в огонь…

Он включил двигатель инвалидной коляски, пустив механизм вслед Гилярову. Догнал уже в коридоре, где Президент остался один, если не считать невидимых телохранителей, занимающих авангард и арьергард. Ростислав ослабил узел галстука, прикосновением пальцев к ладони что-то настроил в «балалайке».

– Прокатишься со мной до Правительства? – Гиляров перестал быть подтянутым и сильным, превратившись в усталого, хоть и очень крепкого мужичину средних лет.