Электронная библиотека » Андрей Гребенщиков » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Ниже ада"


  • Текст добавлен: 12 мая 2014, 16:26


Автор книги: Андрей Гребенщиков


Жанр: Боевая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава 3
Живчик

Живчик нехотя захлопнул пошарканный блокнот, когда-то имевший обложку из кожзама, а ныне щеголяющего «обнаженными» листами. Костя тысячу раз обещал себе что-нибудь сделать с рассыпающейся на глазах реликвией, однако это «что-нибудь» никак не желало обретать зримые формы.

Тяжело вздохнув, Федотов-младший пригладил верхние, самые многострадальные листы, будто извиняясь перед ними за собственную неряшливость и неумение держать слово.

Кипа истерзанной бумаги под названием «Первая война» была для него всем, но перебороть собственные пороки иногда выше человеческих сил. «А человек слаб, – думал Живчик. – И не всегда аккуратен. Однако возводить аккуратизм в ранг благодетели – значит идти против людской природы в частности и истины в целом».

Впрочем, в данный момент мысли его витали далеко от столь приземленных материй, как отсутствие нелепой и не очень нужной обложки на старенькой записной книжке. Где-то глубоко внутри себя юноша рвал и метал, разражался гневными тирадами и сыпал направо и налево проклятьями, внешне сохраняя весьма миролюбивый и даже интеллигентный вид.

Наконец гнев все же вырвался наружу, и Костя Федотов чуть слышно чертыхнулся. Последняя вылазка на поверхность принесла ошеломляющие результаты. Настолько ошеломляющие, что хотелось кого-нибудь хорошенько поколотить. Например, сталкера, продавшего ему за баснословное количество патронов «записи участника» Первой войны, оказавшиеся банальной подделкой. Или пронырливого торгаша с Чкаловской, подсунувшего липовые свидетельства «очевидцев» тех событий.

Живчик застонал от обиды. Сколько денег и времени потрачено впустую, сколько трудов насмарку. На любимый блокнот без слез смотреть невозможно – и не только из-за жалкого его состояния. Оказалось, что правды в этих листах не больше, чем в сказках Гофмана.

«А сказки были славные, особенно в забавном пересказе отца», – внезапно рассмеялся Костя. От приятного воспоминания сразу стало легче. Классическая литература в «говорковом» исполнении любого доводила до икоты. Папа, конечно, обижался, пробовал контролировать свою речь, однако быстро сбивался, и все опять заканчивалось хохотом слушателей и ответными обидами.

Первый позыв – сжечь несчастные и, в общем-то, ни в чем не повинные записи – прошел бесследно. Юного историка еще немного потряхивало, однако благоразумие неумолимо побеждало.

«Надо отвлечься», – решил Федотов, спрятал блокнот и отправился разыскивать своего друга Ваньку.

* * *

Ботаническая не отличалась ни особо выдающимися размерами, ни поражающими воображение площадями. Однако укромных мест и местечек, потайных закутков и схронов хватало с лихвой и целиком компенсировало общую скромность планировки станции. Не найдя Ивана в палатке, Живчик уверенно отправился на его поиски в один из таких уголков. И, к своему удивлению, не обнаружил там никого. Обычно Мальгина можно было застать спящим у себя дома, несущим службу в дозоре, либо сохнущим по своей ненаглядной Светке в этой самой каморке, служившей когда-то бытовкой для обходчиков.

«Где же ты шатаешься, когда друзьям нужна помощь?» – озадаченно буркнул Костя и в полной задумчивости побрел обратно на станцию. В этот момент его и окликнули, хотя свистящий шепот, несущийся откуда-то из темени, назвать окликом можно было лишь с большой натяжкой.

«Живчик!» – повторил шелестящий, приглушенный голос. Федотов хотел было зажечь фонарик, чтобы внимательно рассмотреть звуковую «аномалию», знающую его прозвище, как из тени выскочил Мальгин, злобно размахивающий руками, и с яростным шипением: «Да, тихо ты, дурак!» оттащил его в сторону.

Косте понадобилось секунд тридцать, чтобы прийти в себя и прорычать невидимому товарищу:

– Ванька, совсем с ума спятил, что ли?!

– Да не кричи, говорю!

Прошла еще пара минут, прежде чем глаза окончательно привыкли к темноте и смогли разглядеть ссутулившегося Ивана, сидящего на «огрызке» шпалы в глубине стеновой ниши.

– Прячешься? – наконец догадался Костя.

Мальгин коротко, с несчастным видом кивнул.

– От кого?

Друг ответил не сразу – некоторые время повертелся на шпале, тяжело повздыхал, покряхтел и наконец трагически выдохнул:

– От Светика…

Теперь паузу на раздумье взял Федотов. Понять суть происходящего абсолютно не представлялось возможным. «Ванька, бегающий от своей любви… небо рухнуло на землю!»

Вскипающий разум товарища спас сам «автор головоломки»:

– Костян, не грузись. Очередная глупая ситуация, не первая и не последняя.

– Разозлил нашу фурию? – проявил Костик чудеса интуиции. – Ох, и не завидую я тебе, страшна девка в гневе…

Иван помрачнел окончательно и еле слышно пробурчал:

– Сам ты фурия…Чего искал-то меня?

– Да ерунда приключилось с моей историей Первой войны, – с готовностью выпалил Живчик, мечтающий наконец выговориться и разделить мучившую проблему на двоих. Однако собеседник не поддержал его запала и лишь разочарованно протянул:

– Аааа…

И тут же замолк, отвернувшись.

Федотов, и без того находившийся последние часы в постоянном нервном возбуждении, не выдержал и вспылил:

– Иван! Я не понимаю! У нас что, такой большой мир?! Тебе не тесно в пределах двух станций? Да ты даже на Чкаловской никогда не бывал, а она, между прочим, очень красивая! Изящная, тонкая архитектура, не то что наша рубленая классика. Но ведь тебе, да и куче других людей, плевать. Вам и здесь хорошо, да?! Нашли свое счастье в четырех стенах…

Говоривший вскочил и, презрительно посмотрев в сторону слабо различавшегося в тени силуэта невольного слушателя, яростно зашагал из стороны в сторону.

– Разве тебе не обидно, что вся наша «современная» история насчитывает всего пару десятков лет, и то – перерубленных войной пополам? Ну-ка, скажи, когда была Первая война? – неожиданно потребовал Живчик.

Оторопевший от такого напора Иван пробормотал чуть слышно:

– Ну лет десять назад, наверное…

– Десять лет? – Казалось, у Живчика перехватило дыхание. – Десять лет?! Идиот! И таких идиотов две полных станции! Вас ни фига не интересует, кроме дневного пайка и необременительной работы. Ты знаешь слово «деградация»? – И, не давая ответить, требовательно, подражая учительскому тону, задал новый вопрос:

– Между какими двумя сторонами происходила Первая война 2017 года? Результаты и итоги войны?

Обиженный за «идиота», Мальгин отвернулся. Косте было всего-то на год больше, чем ему, а гонору как у двадцатилетнего. Иван подумал-подумал, а потом пробурчал зло:

– Отвали, а? Мы там не участвовали, Бог миловал. Я только в планах еще был, а ты еле на свет появился! Чего ты все в древностях копаешься?!

Живчик, совершив несколько глубоких, успокаивающих вдохов-выдохов, спокойным и ровным голосом повторил:

– Между какими двумя сторонами происходила Первая война 2017 года?

– Динамо, вроде…

– Хорошо, дальше.

– Геологическая, что ли?

Федотов, не в силах больше сдерживаться, заорал на Ивана:

– Ты карту Метро видел, нет?! Динамо даже не граничит с Геологической! Хоть немного включай голову.

Поняв, что он попал под горячую руку своего фанатичного товарища и дальнейшее сопротивление бесполезно: все равно не отстанет, Мальгин обреченно представил в уме давно забытую схему Свердловского метрополитена. «Динамо… почти в центре города. Что же рядом по ветке? Вверх, на север, идут несколько станций Уралмаша и еще какая-то, выходящая на железнодорожный вокзал. Уральская? Вроде так. С ней война была?» Иван прислушался к собственным ощущениям – они молчали. Апеллировав к памяти и краткому школьному курсу, вспомнил – Уралмашевская ветка поддерживала Динамо, и Уральская в том числе.

«Значит, не она. Какие станции идут южнее… Геологическая точно, Бажовская… но она уже совсем рядом с чкалами…»

– Костик, я не помню, – жалобно признался Ваня.

Извиняющиеся нотки в голосе друга неожиданно подействовали на «экзаменатора», и он, устыдившись собственной горячности, уже гораздо более мирно уточнил:

– Ну скажи, какие станции еще знаешь?

– Театральная, – начал перечислять Мальгин. – Возле Оперного театра.

– Так.

– Уктусские горы, идут сразу за нами.

– Уктусские так открыть и не успели, – покачал головой Живчик. – Еще вспоминай.

– Посадская на другой ветке.

– Хорошо.

– Волгоградская – конечная той ветки.

– Молодец, дальше.

Перечислив еще с полдюжины ничего не значащих названий, Ваня своевременно отметил, что его мучитель снова начинает закипать, и благоразумно решил с огнем не играть. Напрягая все извилины и призывая на помощь образ учителя истории, очень дряхлого Ивана Николаевича, страдавшего всеми возможными старческими заболеваниями, не исключая и склероза, юноша прогнал перед глазами картинку одного из немногочисленных его уроков и с облегчением выпалил нужное название:

– Площадь-тысяча-девятьсот-пятого-года!

– Аллилуйя! А я-то уже решил, что ты меня заживо уморить задумал.

Обстановка разрядилась.

Воспользовавшись так кстати возникшей паузой – и в «допросе», и в напористой атаке Живчика, Иван немедленно взмолился:

– Костик, давай больше не будем про твою любимую войну, а? На душе и так погано, еще ты со своими нравоучениями пристаешь… Ты мне лучше скажи: насчет двухсотого метра врал?

Федотов непонимающе замотал головой:

– В смысле?

– Ну что доходил до двухсотого метра туннеля, ведущего к Уктусским горам…

– Был я там! Но с каких это пор ты стал моими путешествиями интересоваться? Подлизываешься? Думаешь, я от тебя с войной отстану?

Иван энергично покачал головой:

– Какое! Будешь мою историю слушать про сотый метр? Узнаешь, какая у меня «необременительная работа»…

* * *

От повторного пересказа история хуже звучать не стала. Наоборот, Ивану удалось припомнить больше деталей и подробностей, а некоторые вещи со второго раза стали заметней и понятней. Например, то, что дурачок Киря вел себя крайне неадекватно. Хотя неадекватность и была для него нормой, однако произошедшее было «неадекватно даже его неадекватности» – Живчик так и сказал. Больше всего его поразило, что Топырев не испугался чкала и не унесся, как обычно, прочь «трепетной ланью». Ваня понятия не имел, что обозначает эта фраза, но ее частенько употреблял в подобных случаях дед, наряду с несколько менее странным выражением про «горного козла». Козла, в отличие от лани, Мальгин несколько раз видел в иллюстрированных книжках, да и соответствующее ругательство никто не отменял.

Когда повествование дошло до появления сержанта Комаренко, Костя зацокал языком: «Не очень хороший человек».

На самом деле Федотов выразился гораздо жестче и определенней, однако Мальгин-старший мата не любил и эту нелюбовь передал единственному своему выжившему родственнику. А для лучшего запоминания закрепил еще и ремнем, когда внучек имел неосторожность продемонстрировать свои богатые познания в русской словесности. Вот и сейчас Ваня автоматически, в уме, поправил товарища.

– Я с ним сталкивался, – продолжил Живчик. – Карьерист, засидевшийся в сержантах. Только и ищет повод выслужиться, да новые погоны примерить. Думаю, все было подстроено.

– Зачем?

– Отец упоминал, что чкалов дразнят не в первый раз за последнее время. Зачем – не скажу, не знаю. Скорее всего, что-то политическое, а значит, тебе малоинтересное.

Дозорный предпочел пропустить колкость мимо ушей и с нескрываемым волнением и удовольствием продолжил рассказ.

Вопросы Костик задавал совершенно иные, нежели его «начальственный» батюшка, интересуясь в первую очередь увиденным и «прочувствованным» непосредственно в дозоре, и такой подход импонировал Ивану значительно больше. Ведь инцидент с чкалами и дебилом Кирей был всего лишь прелюдией к настоящему приключению, но на главу станции «настоящее приключение» как раз никакого впечатления и не произвело. А вот сын его останавливал рассказчика через слово, уточняя, сколько было крыс, как они выглядели, шевелилась ли тьма, а если шевелилась, то как, и много чего еще.

Через полчаса Иван полностью простил благодарному слушателю нелепую выходку с Первой войной, а еще спустя десять минут готов был обнять и по православному обычаю трижды расцеловать его как лучшего друга.

Ну, «лучшего» – положим, преувеличение. Скажем – «старшего».

Да, они когда-то вместе целыми днями зависали в станционной библиотеке, мусоля старые книжки, учась в них устарелой «культурной» речи, воображая себя старинными героями, разыгрывая меж собой сцены сражений и приключений. Да, совсем пацанами вместе гоняли по станции, которая превращалась то в древнюю крепость, то в огромную летучую машину, то в корабль, плывущий по волнам… Ну, они старались, как могли, все это себе представить. Получалось одинаково – и всегда похоже на «Ботаническую».

А потом, когда Ваньке было двенадцать, а Костику – тринадцать, что-то между ними произошло. Костик вытянулся, под носом у него появился пушок, голос сломался, и вдруг Ванька перестал его понимать. Потом вроде обрушившиеся мостки навели вновь, но за упущенный год Живчик изменился. Вместо понятных приключенческих книжек увлекся скучной историей, да еще и стал куда-то пропадать. Сначала Ваньке ничего о своих отлучках не говорил, а потом признался – порядком Мальгина напугав.

Кроме бездонной пропасти – целого года разницы в возрасте, Мальгина от Живчика отделяла еще и стена непонимания. Не говоря о бессмысленном и бесполезном увлечении историей мира метро, которого Ваня не разделил, выяснилось, что Костя страдал и еще одной, гораздо более опасной манией: он обожал запрещенные вылазки на поверхность! Вот что называется идиотизмом, а вовсе не незнание, за какой станцией идет какая и кто там кого победил в мышиной возне 2017 года! «Что делать приличному человеку на выжженной радиацией земле? Одно дело посылать туда за добычей чкалов – их хотя бы не жалко. Но ботаникам соваться наверх – просто дурной тон! Нет, сумасшествие!»

Главная же проблема с Костиными вылазками заключалась в том, что по-хорошему Мальгин должен был его сразу же со всеми потрохами заложить бате: сбегая на поверхность, Живчик рисковал и своей собственной жизнью, и жизнью всех обитателей станции. Ну и да, делать это было строго-настрого запрещено. Однако когда Федотов-младший в ответ на многодневное канюченье Ваньки наконец согласился признаться ему, что же он делал во время своих загадочных исчезновений со станции, он взял с Мальгина слово пацана, что тот никогда никому ничего не расскажет.

Ванька, сгоравший от любопытства, слово дал. Ну и все. Отныне каждый раз, когда Костиков отец или любой другой человек на станции выпытывал у Ваньки, куда запропастился его дружок, тому приходилось врать, притворяться, выкручиваться, сбегать, прятаться – все, что угодно, лишь бы не сказать взрослым правды.

Слово Мальгин держал, хотя и ненавидел Костяна за эту сделку страшно.


Наконец все произошедшее ночью было поведано, и оставалось только услышать одобрительный вердикт слушателя, а также законную похвалу за проявленные твердость и смелость. Однако Живчик повел себя неожиданно.

– Сдрейфил, да? И совершенно зря! Это к тебе Хозяин крыс приходил. Он бы тебя не тронул все равно, так что ты зря штаны себе испортил, – рассмеялся Костя, немедленно превращаясь из друга в недруга. – Он даже более безобидный, чем ты!

Мальгин насупился и отвернулся, а когда успокоился, заявил нарочито спокойным голосом:

– Во-первых, я ничего не пугался. Во-вторых, ты бы сам там в одиночку целую смену посидел, посмотрел бы тогда на тебя… безобидный, блин…

– Да не обижайся, Ванька, – смягчился Живчик. – Ты, конечно, молодец, что пост не покинул и, как герой Петропавловской крепости, один отбивался от нечисти до последнего…

Никакого такого героя Иван не знал, но перемену тона отметил и принял непонятный эпитет в качестве извинений. На душе немного отлегло – его хотя бы не пытались высмеять.

– Если бы ты хоть немного интересовался историей родной станции, – неосмотрительный Федотов вновь вступил на скользкую почву, – то непременно знал бы про Хозяина крыс.

Лишенный лаврового венка юный дозорный выжидательно молчал.

– Все звали его Крыс, – начал проштрафившийся Живчик. – Любил он с этими гадами возиться…

– Кто он?

– Да дядька один. То ли из Китая, то ли из Средней Азии, сейчас никто на станции и не вспомнит. Скрытный такой тип был, неразговорчивый, весь себе на уме. Других людей чурался, а с грызунами наоборот – дружбу водил… Наловит тварей побольше и давай выводить потомство прямо у себя в палатке. Говорят, общался с ними, песни пел, в бубен стучал… домики и вольеры мастерил.

Зачем и почему у человека такая прихоть странная появилась – народ мало интересовало, а вот антисанитария и явная придурь по соседству напрягали. Ботаническая ведь не Чкаловская, здесь всегда с едой порядок был, до крыс никто никогда не опускался. Через такое дело невзлюбили Крыса. И палатку ему поджигали, и питомцев травили. Но мужичонка упрямый попался: гнул свою линию, даже когда его с платформы отселили подальше в «технички», все равно не угомонился, только пуще прежнего принялся «зоопарк» разводить. Терпели добрые люди, терпели, да тут беда пришла. Надеюсь, про трехдневную атаку мутантов слышал? Ну да, я ж тебе сам про двухсотый метр рассказывал…

Так вот, дозорных наших полегло тогда немерено, в первый день, считай, почти всех твари поганые и порешили. Мобилизовать пришлось всех подряд – стариков, женщин, недорослей. Не обошли и Крыса – «калаш» в руки и вперед, на передовую.

Рассказывают, воевал он отважно, мутов положил – не счесть, да и в целом молодцом держался: враз все обиды забыл, раненых на себе вытаскивал, боевых товарищей прикрывал и себя не жалел. Все бы хорошо – захлебнулись упыри в собственной крови, и поток их, казавшийся бесконечным, на третий день стал иссякать, но тут в одном «соратнике» былое взыграло… Не захотел он впредь грызунов под боком терпеть и разрешил ситуацию по-своему, по-простому, – исподтишка положил Крыса «дружественным огнем». Насмерть, понятно. Тогда никто разбираться особо не стал, не до того было. Звериное хозяйство извели под корень, тело «фермера» сожгли с почестями на братском костре, тут бы истории и закончиться, да только с тех самых пор на заставе жуть всякая стала происходить, – таинственным полушепотом заключил Живчик и, выдержав театральную паузу, продолжил:

– Дозорные в голос твердили, что на сотом метре завелась нечисть. Будто смотрит на дежурных кто-то из темноты – пристально так, до жути, чуть не в глаза заглядывает. И крысы повсюду шныряют – возникают неожиданно из ниоткуда и так же пропадают. Кто послабее да потрусливее – с поста сбегали, с других семь потов за смену сходило, самогонкой потом откачивать приходилось. Одним словом, ничего хорошего. Вроде и вреда прямого напасть никому не причиняла, однако приятного мало – двенадцать часов кряду с таким находиться. Уже и сталкеров на разведку посылали, но те, понятно, с пустыми руками вернулись.

В общем, долго продолжалась эта канитель, пока однажды в дозор не вступил давнишний сосед Крыса, тот, что вместе с ним рубеж от мутантов защищал. На дежурство он попал случайно, подменял кого-то из приболевших друзей. От появления крыс да «Наблюдающего из тьмы» случился у мужика прямо на посту нервный припадок – с пеной, конвульсиями и всеми такими делами. Беднягу, конечно, в чувство привели и в лазарет отправили, только на следующий день удавился он. И с тех пор давно уже ни грызунов странных, ни взглядов с той стороны никто не видел и не ощущал. Умные люди решили, что Крыс так своего убийцу наказал и, отомстив, упокоился с миром.

Мальгин выглядел явно разочарованным и обиженным:

– Я с тобой серьезно разговаривал, а ты меня сказками пичкаешь!

– Так мы с тобой, Ванька, где живем?

– Где? – растерялся мальчишка.

Федотов захохотал:

– В сказке и живем! Ты сам посмотри: обитаем, как гномы во глубине Уральских гор, по земле чудища расхаживают, по небу драконы летают, под землей и того чище – каких только чудес не встретишь. Чем тебе не сказка? Только страшная, не сказать – жуткая!

– Не люблю я сказки с печальным концом, – то ли примирительно, то ли с укором сказал Иван. – Неужели ты правда веришь в призраков?

Костя пожал плечами:

– Ну, сам посуди, мы где сейчас находимся?

– В сказке?

– Да нет, сказка, на самом деле, До была… когда наверху люди жили, под Солнцем…

В словах друга дозорному послышалась нескрываемая горечь.

– А теперь, Ванечка, мы всем выжившим человечеством рухнули в самую преисподнюю и наматываем круги по аду… И деваться нам некуда – рай-то сами уничтожили, вот и остается только спускаться все ниже и ниже. И чем дальше – тем хуже… Представь, умирает человек в аду, так куда его душе податься в отсутствие Эдемского сада? Некуда, Иван, некуда. Вот и мается она в заточении, живых пугает… Тому же Хозяину крыс куда идти? Он, может, и рад бы угомониться да упокоиться навсегда, только в аду покоя нет…

– Но ты же сам сказал, что больше его никто не видел, – горячо возразил Мальгин. – Так какого черта он ко мне приперся?!

Константин с легкой улыбкой покачал головой:

– «Когда времена меняются, вся нечисть просыпается» – так твой дед говорил. Хотя он имел в виду коммунистов.

И тут же заливисто засмеялся.

* * *

Время близилось к ужину, и Живчик предложил пойти перекусить. Мальгин мгновенно погрустнел и заявил, что ни малейших признаков голода не испытывает и вообще останется здесь на ночь.

– Ну и долго ты от Светланы своей ныкаться собираешься?

Не дождавшись вразумительного ответа, Федотов озорно подмигнул товарищу:

– Я знаю, где тебя спрятать!

Живчик попал в точку – дозорный мгновенно оживился и с интересом воззрился на него.

– Иван Александрович, давно ли вы в последний раз выходили на поверхность?

– Лет восемь назад, наверное, – наугад соврал Ваня.

– Не желаете ли повторить вылазку?

Мальгин выпучил глаза и энергично покрутил пальцем у виска:

– Умственными расстройствами, в отличие от тебя, не страдаю. Уж лучше пойти сразу Светику сдаться.

– Мне кажется, я знаю, как тебя уговорить. – Костя вновь подмигнул и заговорщически зашептал что-то на ухо недоуменному дозорному. Последний с каждым услышанным словом бледнел прямо на глазах, а затем неожиданно густо покраснел. На лбу его выступил пот, а вены на висках явственно запульсировали. Парня мучили сомнения, а внутренняя борьба была настолько бурной, что, казалось, волосы на голове шевелятся.

– Ванька, решайся: ты немного поможешь мне, а я разрешу все твои мнимые проблемы…

– А с чем помочь-то?

– Ну… – Живчик сделал загадочный вид. – Один человек попросил меня провести для него разведку местности… Сказал, нужно удостовериться, что никто не распечатал Саркофаг… В котором заточено древнее зло…

– П…правда? – У Мальгина аж глаза округлились от одновременного удивления, страха и восторга.

– Ну… сказал не вполне так, но смысл тот, – отвел взгляд Живчик. – Пойдешь?

– Сволочь ты, Костян! – вздохнул Ваня. – Ладно…

– Отлично! – потер руки Федотов. – Мне нужен час на подготовку. Надо достать из тайника радкостюмы, оружие и еды в дорогу. Постарайся не сдрейфить и не сбежать, пока я собираюсь!

Встретиться условились на обычном месте.

* * *

В «обычное место» – один из технических туннелей на западе станции – можно было проскользнуть в обход платформы. То есть, не попадаясь на глаза «невесте». Лезть пришлось через вентиляционный канал, достаточно темный и узкий, чтобы вызвать приступ клаустрофобии, однако Иван безропотно последовал этим путем. Вероятность встречи со Светой, действительно страшной в гневе, пугала его гораздо больше, нежели кратковременный приступ паники в замкнутом пространстве.

Вскоре появился и Живчик, нагруженный двумя огромными баулами со снаряжением.

Когда шустро переодевшийся Федотов помогал непривычному дозорному нацепить тяжелый костюм радиационной защиты, их и поймали.

– Ребят, а вы далеко собрались? Никого не забыли?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации