Текст книги "Пёс"

Глава 11

Тело Батеева обнаружили грибники – супружеская чета пенсионеров. Тропинка, ведущая от автобусной остановки за город к сопкам, как раз огибала изгородь вокруг фермы. Женщина, заметив валявшееся ружьё и ноги лежащего на земле человека, всполошилась, и заставила мужа пойти и посмотреть. Тот, войдя во двор, всё и увидел.

Пока добрались до телефона. Дежурному третьего ГОМа* сообщили только в семь сорок две. С восьми часов, менялись дежурные группы. К месту происшествия смогли выехать только в восемь двадцать. В городскую прокуратуру сообщили ещё позже.

Следователь прокуратуры, специалист по особо важным делам, капитан юстиции Бердин Эдуард Николаевич терпеть не мог суеты. По этому, он и ухом не повёл, получив сообщение о происшествии. Он спокойно допечатал лист дела, аккуратно выкрутил его из машинки, уложил в прозрачную пластиковую папку и только после этого поднялся из-за стола.

Сорока двух летний, начинающий лысеть, ниже среднего роста, Бердин с лихвой компенсировал недостаток в росте, несгибаемой волей, бескомпромиссным характером, доскональным знанием своего дела, маниакальной педантичностью и феноменальной памятью. Сослуживцы называли его «Железный Эдик», и не напрасно. Бердин являлся ярым ненавистником преступности. Всех этих «Талонов», «Кастетов», «Витьков Магаданских» он называл простым русским словом – «БЛЯДВО», и давил их, (как говорил один небезызвестный герой романа) по мере своих скромных сил и возможностей. Но, несмотря на это, братки его уважали. Бердин, был одним из немногих следаков, которые шили дела без падлы.

Убедившись, что туфли сверкают, галстук и пуговицы форменного пиджака находятся на одной линии, Бердин подошёл к вешалке, надел фуражку и поправил очки с тёмными стёклами. Их Бердин не снимал никогда, даже во время ночных выездов. Отсутствие очков на носу Бердина означало, что их владелец взбешён и готов взорваться в любую секунду.

На улице стояла отличная осенняя погода. Солнце серебрило летающие в воздухе нити паутинок. Тёплый ветерок лениво шевелил желтеющие листья тополей. В воздухе пахло урожаем.

Оперуполномоченный прокуратуры майор Шалов уже сидел на заднем сидении прокурорского джипа, подпирая потолок салона сажеными плечами.

– Ну, что там у нас опять стряслось? – Бердин забрался на сидение рядом с водителем, защёлкнул ремень безопасности.

– Труп, Эдуард Николаевич. Труп. – В тон ему ответил Шалов.

– Кто бы мог подумать? – вздохнул Бердин.

– Дежурная группа третьего ГОМа выехала полчаса назад.

– Ну, тогда, поехали и мы, что ли?

Водитель, молча, запустил двигатель, и Тойота рванула с места, выбросив из-под колёс фонтан щебня.

Забор вокруг фермы Батеева плотным кольцом облепили зеваки. В полголоса велись разговоры: «Кто? За что?». Женщины тяжело вздыхали. Дети с интересом разглядывали мертвяка. Двое, уже похмелившихся с утра, заросших щетиной, мужиков, недобро косились на поросёнка, весело носившегося по загону. Дежуривший у калитки сержант ППС, беспрестанно зевая, водил тоскливым взглядом поверх голов собравшихся.

Прокурорский джип мягко затормозил между УАЗам ГОМа и белой Волгой с красным крестом, качнувшись на амортизаторах.

Бердин и Шалов быстро покинули автомобиль. Ледоколом пройдя через толпу, Шалов открыл калитку, пропуская вперёд следующего за ним Бердина. Возле носилок, на которых, накрытое серой простынёй, покоилось тело Батеева, оба остановились. Присев, Шалов приподнял край простыни и присвистнул. Бердин двинул челюстью из стороны в сторону, и обвёл взглядом двор.

Метрах в пяти от носилок с трупом скучали два санитара. Криминалист, сверкая фотовспышкой, неспешно снимал объекты, отмеченные белыми полосками с нанесённой на них сантиметровой шкалой. Следователь третьего ГОМа Сажин, старший дежурной группы (пиджак расстёгнут, распущенный галстук, мятый ворот сорочки не сходится на шее), облокотившись на загородку загона, курил, беседуя с медэкспертом. В метре от них находилось тело мёртвой собаки. Бердин направился к ним.

– Натоптали как коровы! – Бердин пожал руки обоим.

– А! Это население. Еле от свиней отогнали. Некоторые даже с мешками пришли. – Сажин отвечал, не меняя позы, и это раздражало Бердина. Презрительно выгнув губы Бердин начал задавать вопросы:

– Кто обнаружил труп?

– А! Грибники. Пенсионеры. Муж и жена.

– Не вижу оперативников!

– А! Там. – Сажин махнул рукой в сторону зарослей за забором. – Следы смотрят.

– Чьи следы! – Бердина окончательно вывела из себя манера Сажина докладывать, и он повысил голос. – Осмотр места происшествия произвели?! Где протокол?! Что за внешний вид?!

– А! Да. Провели. – Сажин, отскочил от загородки, отбросил сигарету, поправил распущенный галстук, застегнул пиджак на все пуговицы. Бердин перевёл стёкла своих тёмных очков на медэксперта. Тот тоже отбросил окурок, и, вытянув руки по швам, доложил:

– Причина смерти – рваная рана на шее. Потеря крови, шок. Смерть наступила около трёх ночи. Умер быстро. На правой руке ранения такого же характера, как и на шее. Под ними множество свежих швов. Похоже, пару месяцев назад, может три месяца, покойный уже получал схожие. Точнее могу сказать только после экспертизы.

Бердин вновь перевёл взгляд на следователя.

– А! Приехал один, на УАЗе. В УАЗе ничего интересного. Следов другого человека нет. Только потерпевшего. Остальные собачьи. Стволы ружья пустые. Стрелял из обоих. Картечь. Один заряд в собаке. – Сажин кивнул на труп собаки. – Второй в заборе. – Сажин, робко глянув на чёрные стёкла очков Бердина, продолжил. – На чердаке дома обнаружена сумка. В ней еда и ещё патроны. Похоже, он кого-то выслеживал.

– Или просто сторожил! – продолжил Бердин.

– А! Да. В эту он с чердака стрелял. – Сажин опять мотнул подбородком в сторону мёртвой собаки. – А во вторую уже вот отсюда. Но не попал. Потому картечь в заборе.

– Во вторую?

– А! Ну да! Похоже большая. Следы с кулак. И шерсть черная. Волоски на всякий случай изъяли. У них вот тут потом борьба произошла. У потерпевшего в сапоге нож. Вытащить не успел. Она его и…

Громко хлопнула калитка. Вернулись оперативники, промокшие до пояса и все в колючках. Вместе с ними подошёл задержавшийся у трупа Шалов.

– Ничего. Кругом роса. Здравия желаю. Ффу-у. – Докладывающий тяжело дышал. Второй присел на корточки, переводя дух.

– Привет. – Шалов гоготнул, пожимая руки коллегам. – Плохо, что ничего. Так не бывает.

– Ну… – оперативник развёл руками.

Бердин то же поздоровался.

– Соседей опросили?

– Да. Только никто ничего не слыхал и не видал. Как всегда.

– Как не слыхали? – Возмутился Бердин. – Два выстрела!

– Ну… – оперативник повторил свой жест.

Закончив снимать, криминалист присоединился к разговору:

– У меня такое впервые, мужики. Следы обуви и рук – принадлежат только потерпевшему. Остальное всё собачье. Вон там, он кивнул в сторону мёртвой собаки, следы борьбы. Кровищща. С кем боролся? С собакой? Напотеетесь вы с этим делом, мужики.

– Ладно! Посмотрим! – Бердин снова двинул челюстью. – Дело передали нам. Труп можете отправлять. Шалов, забирай бумаги и поехали. Дел полно. Машину и ружьё потерпевшего к нам. Собаку тоже.

Когда джип удалился, один из оперативников в полголоса заметил:

– Козлы прокурорские. Всю жизнь на готовом.

Джип тормознул у входа в прокуратуру, Бердин с улыбкой обернулся к Шалову:

– Поедешь обедать – заскочи ко мне домой. Скажешь Ольге, что на обед не приеду. Поешь, пробей труп по базе и вперёд. Сначала опроси всех родных, потом знакомых, соседей, на работе. Начни с жены, пока в тонусе. Мне нужны связи. Проверь по свиньям: работал официально или нет?; куда сбывал мясо?; где брал корма?; пробей шашлычные. Кого он пас у свинарника? Не было ли краж, наездов? Кто крышует его? Узнай, откуда швы на правой руке? Короче, не мне тебя учить. А я пока намечу план. Назначу экспертизы.

Бердин открыл дверь, опустил ноги на хрустящую щебёнку. Брезгливо выгнул губы, осматривая выпачканные туфли. На секунду о чём-то задумался, и быстро проследовал в здание прокуратуры.

Глава 12

Валентине, о смерти Батеева, сообщили сразу же. Шалов застал её в окружении четырёх женщин. Первый взрыв эмоций у неё уже прошёл, и ему на смену пришло оцепенение. Женщины тихо перешёптывались. В доме пахло валерианкой. Шалов кашлянул.

– Извините, Валентина Витальевна Батеева – это вы?

Женщина подняла на него бледное лицо, кивнула.

– Оперуполномоченный прокуратуры, майор милиции Шалов. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

Сидевшая ближе всех к жене покойного, худощавая темноволосая женщина с заострённым лицом и злыми, как у хорька, глазками, увидев милицейское удостоверение, прошипела:

– Хоть бы сегодня не беспокоили!

– Я понимаю ваше состояние, Валентина Витальевна, но чем быстрее мы соберём необходимые сведения, тем быстрее будет раскрыто это преступление.

– Как же, будет! – не успокаивалась злючка.

– Спрашивайте, – прошептала Валентина.

– Мы не могли бы пройти в другую комнату? – Шалов указал взглядом на занавешенный толстыми бархатными шторами, дверной проём. Валентина молча, поднялась, и тихо прошла в комнату, комкая в руках носовой платок. Шалов протиснулся следом.

Просторная светлая комната. На полу паркет. Стены оклеены редкими моющимися обоями кремового оттенка. Вдоль стены, справа от двери, вытянулся импортный мягкий уголок. Перед ним матово поблескивал изящный столик, с крышкой из толстого почти чёрного стекла. У противоположной стены мебельная стенка. В ней «Шарп», «Сони», стопки видео и аудиокассет, чешское стекло, хрусталь, фарфор, рядами расставлены книги. Массивная люстра свешивалась с потолка. Шалов с опаской покосился на неё.

Валентина присела на краешек дивана. Шалов расположился у столика, разложил бланки протоколов.

– Валентина Витальевна, расскажите, по возможности подробнее, чем занимался ваш муж в день перед случившимся?

Валентина чуть склонила на бок голову и секунд пять смотрела в пол пустым взглядом.

– До обеда он был в больнице. Я пришла около двух. Кто-то украл поросят, ну-у… ночью, за день до… этого. Он разозлился сильно. Обозвал меня. Ушёл из больницы. Вечером решил караулить. Сначала, ну-у… сразу после пропажи поросят, я мужу не говорила, попросила рабочего. Он ночь караулил…, а может и не караулил, а мне сказал так. Утром пришёл. Сказал, что больше не пойдёт.

– Почему?

– Говорил, что там всю ночь шастали собаки. Говорил дикие. Врал, наверное. – Валентина замолчала. Шалов глянул на часы. Сделал пометку в записях.

– Так. И, что потом?

– Что? – Валентина подняла брови.

– Ну, что потом делал муж?

– Муж? А, ну-у… взял ружьё да поехал. Еды взял.

– Понятно. Назовите фамилию и адрес рабочего?

Валентина назвала.

– Валентина Витальевна, от чего муж лечился в больнице?

– Его кобель порвал сильно. Всю руку. Наш кобель. Муж его чуть не убил.

– Своя собака?

– Ну-у… не совсем ещё своя была. Сестра мужа отдала. Им в квартире тесно, а кобель большой. Неделю только у нас прожил. Да она тут. – Валентина повернула голову к двери и тихо позвала. – Ка-ать! Зайди.

Из-за шторы тут же появилось лицо злючки.

– Чё, Валь? А?

Шалов поднял руку:

– Чуть попозже! Сначала закончим с гражданкой Батеевой!

Насупившись, злючка скрылась за шторой.

– А где теперь собака, Валентина Витальевна?

– Её Толик с другом увезли.

– Куда?

– Кажется в распадок. Добить.

– Добить?

– Муж её чуть не убил. Покалечил. Ну-у… вот, что бы не мучилась.

– Фамилии и адреса Толика и друга?

– Я знаю только Толика. Они помогали мужу дом кирпичом обкладывать. А друга только по имени. Тимофей, кажется.

– Хорошо, давайте Толика.

Валентина назвала фамилию и адрес. Шалов быстро записывал всё в протокол.

– Скажите, а в какой больнице муж лечился?

– Во второй городской больнице.

– Где и кем работал?

– На судоверфи. В охране.

– Чем занимался в свободное время?

– Дда чем…? Чем и все. Хозяйство вот. Свиньи. – Валентина подняла на Шалова затуманенные глаза. – Да я, честно говоря, толком не знаю. Мотался. Крутился. Говорил, что помогает какому-то коммерсанту товар возить.

– Кому? Фамилия, адрес?

– Я не знаю.

– Хорошо. А свинину муж куда девал?

– Ни куда. Сами приезжали. Живьём забирали свиней. А он только договаривался всё время.

– Кто приезжал?

– Да, всё, грузины какие-то, или армяне. Я их не разбираю.

– На шашлыки?

– Не знаю. Наверное.

– Так. Валентина Витальевна, вы не могли бы показать документы мужа на оружие, охотничий билет.

Она, молча, поднялась и вышла. За шторой послышались торопливые шепотки. Шалов сделал несколько записей. Валентина вернулась через минуту.

– Я поискала. Нигде нет. Может в гараже или в машине?

– Ладно. Скажите, а как относились к мужу окружающие? Соседи? На работе? Может быть, у него были враги? Не было ли у него серьёзных конфликтов?

– Дда… нет. – Валентина скользнула взглядом по лицу Шалова. – Завидовали некоторые. А-а… что бы врагов…? Ннет. Я бы знала. Он умел с людьми по-хорошему. Умел… – Она быстро прижала платочек к глазам.

– Может быть, кто ни будь угрожал ему? Рэкет?

– Нне-ет… Этого не было. Он Шае… У него были, ну там… знакомые ребята.

– Охрана? – помог ей Шалов.

– Нну… да. Вроде.

– В тот день, перед случившимся, к нему никто не заходил?

– Нет. Никого не было.

– Ну, хорошо. Распишитесь здесь, и извините ещё раз. Такая работа.

– Нничего…

Валентина тонко заскулила и расплакалась.

Шалов проставил время допроса и спешно покинул, этот пахнувший валерианкой дом. Злючка, что-то шипела вслед, но он уже этого не слышал.

Из разговоров с соседями, Шалов выяснил, что Батеев – это «Сволочь. Куркуль. Капиталист проклятый. Кулак не добитый. Но самогонку в долг даёт всегда».

Участковый подтвердил, что Батеев занимался изготовлением и сбытом самогона, но за руку его ни разу не удалось поймать.

– Или не хотелось, – уточнил Шалов.

Участковый поджал нижнюю губу:

– Слушай, Шалов! Вот, только ты меня ещё жизни не учил. Ты сам не видишь, что твориться вокруг. Вы там, в прокуратуре получили одно дело и жуёте его, пока не закроете. А в ГОМе у мужиков по тридцать. Только продляться успевают. Кражи, грабежи, хулиганка, наркота, тяжкие телесные… Да иди ты со своим самогоном! Пятый отдел, что ли?

– Да, ладно. Извини. Что, завал?

– Да, девчонка пропала у меня на участке. Девять лет. Родители оба пьют. Послали её по соседям за закуской. Очухались через неделю – девчонки нет. Ко мне. Заяву накатали. Я вот розыск оформил. А она, наверняка из дома сбежала и шляется где ни будь с такими же, как сама по дачам. К зиме вернётся, как ни в чём не бывало. А меня каждый день потрошат как воблу – «Смотри-и! Вдруг маньяк на участке завёлся. Проморгаешь – голову снимем». И ты тут ещё мне про самогон, какой-то втираешь.

– Да, всё я понимаю. Извини.

В поликлинике врач сообщил Шалову, что Батеева действительно привезли после сильного укуса собаки.

– Множественные разрывы тканей предплечья правой руки, но сухожилия уцелели. Конечно, пришлось наложить большое количества швов, но при хорошем уходе, рука будет функционировать, как и прежде.

– Уже не будет.

– Ну, вы это бросьте! – Врач снисходительно улыбнулся. – Доктор Ильин большой специалист в подобного рода операциях.

– Батеев погиб вчера, в три ночи. И, похоже, без собаки и тут не обошлось.

– Да, что вы говорите. Опять большая и чёрная?

– Откуда вы знаете? – Шалов не смог скрыть удивления.

– Так, больной сам рассказывал.

Поликлинику Шалов покидал в смущении.

На работе руководство, все как один, начиная с директора судоверфи, отзывались о покойном только положительно, но с еле уловимой тревогой в глазах. Рабочие, или просто отмалчивались, или, кто посмелее, называли Батеева «козлом и крысой». Один, хорошенько оглянувшись по сторонам, доложил, не для протокола, что в охране одна мафия, а этот, Батеев облагает данью несунов, по грабительским расценкам, а когда начальство вывозют машинами – в пояс кланяется.

В некоторых русских шашлычных не скрывали того, что покупали свиней именно у Батеева. Говорили, что кавказцы даже приплачивали ему, «Сволочи», что бы Батеев продавал свиней, «Сволочь», только им. Но он, «Сволочь», деньги с них брал, а свиней продавал и «Нашим», но дороже, «Сволочь».

Кавказцы: «Ничё не зналь, не понималь, дарагой. Мясо?! Канечна, дарагой. Покупаль, дарагой. Там печать стаяль синий – ми покупаль. У кого покупаль, дарагой? Аа, не помниль савсем, дарагой. Русский приезжаль – говориль. Ми ехаль, деньги даваль – свинья забираль. Всё-о».

После шашлычных Шалов заехал в третий ГОМ. Ещё раз поговорил с оперативниками, но ничего нового, никто не добавил.

В кабинет к Бердину, Шалов попал только к семнадцати часам. Тот, как раз, знакомился с заключением судмедэксперта. Оторвавшись от чтения, Бердин поднял на Шалова тёмные стёкла очков и несколько секунд изучал его лицо, прежде чем задать вопрос:

– Ну, что там у нас?

– Да так, чернуха. – Шалов подсел к столу и вывалил перед Бердиным протоколы.

– Ружьё зарегистрировано?

– Нет.

– Что люди говорят?

– Да разное люди говорят. – Шалов улыбнулся одной половиной рта. – Говорят, что Батеев самогоном весь «Копай-город» отравил. Говорят, свиней на шашлыки пускает. Говорят, киоски у него на рынке имеются. Говорят, что Валентина, жена его, с Толиком путается. А этот Толик, спит и видит… Говорят.

Бердин бегло просматривал протоколы. На одном задержался:

– А что, у нас на этого, Толика?

– Судимость. Статья сто сорок четыре, часть два. Квартирная кража. Отсидел два года. В зоне был сам по себе. Участковый говорит, что после отсидки, Анатолий – не то, что бы как мышь, но и не залетает. Тимофей у него в шестёрках. Оба работают на СТО у «Рассвета». СТО, то же батеевское. Все это – под конкретной крышей. Жена упомянула Шаена.

– У-у! Кры-ыша-а! – Бердин поднял вверх указательный палец. – Нужно проверить, не хранил ли покойный деньги в сберегательной кассе. Сейчас это модно.

– Точно! – Шалов легонько прихлопнул, больше похожей на лопату, ладонью по столу. – У Батеева дома, даже туалетная бумага, и та импортная. Про остальное сам догадаешься.

– Догадаюсь. – Бердин поднялся со стула. Уложил бумаги в сейф, аккуратно прижал массивную стальную дверь, повернул ключ в замке. – Завтра, рабочего, Анатолия и Тимофея, ко мне по повестке. В разное время. Проверь банки, и точно выясни про киоски и СТО. Завтра же, наведаешься во все эти заведения и домой к Батееву с обыском. Ордер будет. Думаю, после этого Батеева вспомнит побольше. – Бердин поправил галстук. – А сейчас – по домам.

Вечером, к Бердину домой, позвонил муж младшей сестры его жены Ольги – Олег Шахов. Олег работал в местной газете и освещал раздел происшествий. Бердин привык к тому, что Шахов всегда звонил ему, если в городе происходило, что ни будь серьёзное. Просил поделиться информацией или помочь встретиться с кем надо. Бердин помогал, но в рамках дозволенного. Не стал исключением и случай с Батеевым.

– Слушай Бердин? – Как всегда бодро начал Олег. – У вас там, не весть, что твориться, а ты молчишь!

– Может тебя ещё и с делом ознакомить?

– Ну, этого от тебя не дождёшься, но в общих чертах мог бы и просветить. Народ требует правды, какой бы горькой она не была.

– Народ, к твоему сведению, требует хлеба и зрелищ. А, правда, народу только во вред. Что он с ней делать будет?

– Да, да! Ну, так, что? Могу приехать?

– Можешь. Только не долго. Мы уже спать собрались.

– Еду.

Когда Ольга отворила дверь, Шахов буквально влетел на кухню. Ну, просто ангел, наивный и чистый. Мягкие светлые волосы, детский овал лица, вздёрнутый нос, алые пухлые губы и голубые глаза, обрамлённые длинными девичьими ресницами. Но не дай бог, купиться на эту внешность. Умный, расчётливый провокатор – настоящий газетчик. Профессионал. А будучи сам профессионалом, Бердин уважал за это Шахова. Он напоминал Бердину журналистов – героев западных романов. Эдаких рыцарей «Ордена правды», без страха и упрёка.

После пятнадцати минутной беседы Бердин понял, что Шахов знает о деле Батеева ничуть не меньше его самого. Этот факт весьма раздосадовал обоих.

– Слушай, следачок, а за что тебе деньги платят?

– Полегче, молодой человек! – Бердин вспыхнул, но справился с нервами. – Делу время.

– Да прокурор может и подождёт, а вот я, точно не могу. Ты знаешь, за годы работы, я выяснил одну интересную закономерность. Оказывается, газета должна выходить каждый день, и никак не реже. Но мало того, она должна ещё и продаваться.

– Это не моя проблема.

– Ну, это уж точно.

Шахов, подобно осеннему ветру удалился, шурша не застёгнутым плащом. Настроение у Бердина испортилось. Он закурил и, выключив свет, ещё долго смотрел в окно, на яркие и разноцветные огни порта.