Текст книги "Раб"

Дальнейшие розыскные мероприятия по поиску гражданина Краснова А. В. ни к чему не привели.

В связи с вышеуказанным, прошу объявить гражданина Краснова А. В. во всероссийский розыск. Производство по делу об исчезновении гражданина Краснова А. В., временно прекратить.

Следователь Н-кого Следственно Отдела…

Глава 6

Утром третьего дня, Андрей смог сесть, на постеленной, прямо на пол соломенной циновке и попытался подняться на ноги. В глазах потемнело. Дощатые стены разъехались в разные стороны. Он вновь уселся на циновку. К горлу подкатил мягкий и тёплый комочек рвоты. Тело покрылось липкой испариной. Он положил руки на колени и опустил на них голову. Со лба сорвались капли пота и быстро впитались в сухую солому циновки.

Дед сидел у стены, смотрел, молчал и не вмешивался в происходящее.

Андрей опустил голову и несколько раз глубоко вдохнул. Его дыхание походило на сипение. Он откашлялся. Тело подрагивало от слабости.

Вторая попытка была более успешной. Всё вокруг, как и в первый раз, пошло кругом, но Андрей опёрся рукой о стену и стоял так, опустив голову. Колени дрожали. Тело обливалось потом. Он медленно развернулся и уперся в стену второй рукой. Хотя в глазах и плясали жёлтые мухи, голова начала постепенно приходить в порядок. Через некоторое время возвратилось зрение и первое, что привлекло его внимание, это его собственные руки.

Он смотрел на свои бледные истончившиеся в тоненьких жгутиках жил с пожелтевшими отросшими ногтями кисти. Ещё совсем недавно этими пальцами, он мог спокойно согнуть четырёх миллиметровую стальную пластину, и что же с ними стало теперь. Что-то кольнуло, там, в глубине груди. Что-то похожее на обиду. Или может это просто жалость к себе. Он не понял.

Как ни странно, но это появившееся чувство, заставило сердце биться сильнее. В висках застучало. По всё ещё дрожащим ногам разлилось тепло. Андрей сделал короткий шаг вдоль стены, чуть переступив босыми ногами. Стены вновь качнулись и поплыли по кругу. Он вновь опустил голову, как можно ниже, сделал медленный глубокий вдох и резко выдохнул. Вновь потемнело в глазах, но тьма быстро рассеялась.

Расставив ноги по шире, он медленно, одну за другой оторвал ладони от стены и замер. Его тело покачивалось вперёд-назад. Согнутые колени ходили под ним ходуном, а руки, он непроизвольно поднял вверх, да так и замер, похожий на ребёнка, сделавшего первый в жизни шаг.

Через минуту он развернул плечи и повернул улыбающееся лицо, ища глазами синие глаза Деда. Потом, он сделал ещё один короткий шаг, пытаясь развернуться, но, потерял равновесие и рухнул на циновку. Его обильно вырвало.

– Ну, будя, будя. – Услыхал он скрипучий голос. – Хватит на сегодня. Слаб ещё.

Дед говорил с ним таким тоном, каким говорят с непослушными детьми и это разозлило Андрея.

– Нет. – Вырвалось из его, в нитях слизи, рта. – Не-ет. – Снова прохрипел Андрей, и в его глазах сверкнули слёзы.

Перевернувшись на живот, он уперся руками в циновку. Локти дрожали, но Андрей выпрямил руки и, одну за другой подтянул ноги к животу. Теперь он сидел на корточках, упирался руками в циновку и мотал головой, прогоняя вновь начавшееся головокружение. Он дышал глубоко и долго.

Одна рука вновь упёрлась в стену. Он медленно выпрямил ноги, опёрся о стену второй рукой и выпрямился окончательно. Кожа блестела от пота, грудь тяжело вздымалась, но его глаза горели. За его спиной улыбался Дед. Андрей повернулся боком, и, продолжая опираться одной рукой о стену, медленно, едва переставляя ноги и шаркая ступнями по циновке, пошёл вдоль стены к двери.

Петли тихо скрипнули, и в лицо удалил сноп солнечного света. Пахнуло свежим воздухом.

Когда глаза привыкли, он увидел, что находится над землёй. Деревянное строение, в котором его держали, было устроено на бревенчатых сваях, и снизу к порогу двери была приставлена лестница. Высота составила около полутора метров. Строение было обтянуто маскировочной сеткой, края которой крепились к колышкам, вбитым в землю.

Андрей качнулся, чуть не свалившись вниз, и опустился на корточки. Потом, удерживаясь руками за края дверного проёма, он уселся прямо на порог, свесив ноги вниз.

В лицо дул тёплый ветер, а вверху пронзительно голубело летнее небо. Кругом, куда только хватало взгляда, зеленели трава и деревья. Целое море зелени, от вида которой глаза наполнились слезами. Отовсюду слышался птичий щебет. Всё мирно и спокойно кругом, будто ничего и не происходило. Природа жила своей жизнью и никому не было дела до одного маленького человека попавшего в большую беду.

Глава 7

Андрея разбудил стук и скрип петель открывающейся двери. Раздался знакомый голос, от которого по телу побежали мурашки:

– Ну?

– Рано ишо. – Проскрипел Дед.

– Когда?

– Завтра.

– Ладно. Смотри, старый. Не дай бог не выйдет.

Снова скрипнули петли. По лестнице застучали каблуки.

Андрей приподнял голову, повернулся и посмотрел в глаза Деду.

– Ентот ирод белоглазый приходил. Завтра утром, хоч-не хоч, а надо выходить. – Дед махнул сухой морщинистой рукой.

– Куда выходить?

– Работать. Иначе еды не дадут, а то можа и ишо хуже чего.

– Работать?

Дед качнул косматой седой бородой:

– А ты спи, спи. Силов набирайся. Скоро они тебе ой, как понадобятся.

На следующее утро всё повторилось в точности. Стук твёрдых каблуков по перекладинам приставной лестницы, потом удар в дверь, от которого содрогнулись, казалось, дощатые стены, и голос Китайца. Но Андрей к этому времени уже не спал. С трудом поднявшись, он открыл дверь и опустил правую ногу на перекладину лестницы.

Китаец ждал внизу. Он стоял, скрестив руки на груди и наблюдал, как Андрей спускается по лестнице.

– Давай быстрее, Ромэо. – Его голос был спокойным, и в нём не слышалось агрессии. Похоже, он ещё не совсем проснулся.

Небо уже посветлело, но солнце ещё не взошло.

Все собрались на небольшой полянке у полуразвалившейся хаты. Таких хат Андрей заметил ещё несколько. Запущенные и обветшалые, они светлели стенами и зияли пустыми окнами среди густой растительности. Это было похоже на заброшенную деревню. Давно заброшенную.

Андрей насчитал девятнадцать человек. Все мужчины. Возраст их трудно было определить потому, что никто из них не имел человеческого облика. Косматые, заросшие со следами побоев на лицах, одетые в рваньё, они, опустив головы, покорно ждали и робко озирались по сторонам. Наверное, он и сам выглядел точно так же. Что-то странное показалось Андрею в этих лицах. Что-то одинаковое, делающее их всех похожими. Какая-то деталь. Какое-то еле заметное пятно на лбу каждого. Какой-то кружок чуть выше переносицы.

Китаец молча подтолкнул его к выстроившимся и скрылся в одной из хат. Андрей обратил внимание на четверых, стоявших кружком, отдельно от основной массы. Их одежда была лучше и чище. Они переговаривались в полголоса и курили сигареты.

Появились Китаец и Гнутый. Они вынесли ведро с какой-то серой массой. Масса парила, издавала запах, и Андрей почувствовал, что хочет есть. Следом за Китайцем и Гнутым вышли ещё двое. Мужчины. В военной форме без знаков отличия. Они встали за спинами Гнутого и Китайца и закурили.

Все начали подходить по одному и Гнутый, большим алюминиевым половником зачерпывал из ведра и вываливал в протянутые ладони, куски этой самой серой массы. Китаец стоял рядом и впивался в каждого взглядом, своих страшных глаз. Попав под этот взгляд, каждый непроизвольно втягивал шею в плечи и опускал глаза, что очень радовало Китайца.

Подошла очередь Андрея. Китаец оскалился и впился в него глазами. Андрей не отвёл взгляда и тут же получил пинка, тяжёлым ботинком в бедро.

– Чё пялишься, сука? Запоминаешь?!

Андрей молча протянул руки и в ладони упал кусок слипшейся посиневшей варёной перловки. Андрей на секунду задержался, разглядывая то, что являлось его завтраком, а может и обедом и ужином одновременно, и тут же получил ещё пинка в бедро.

– Чё встал?! Проходи!

Едва удержав равновесие, он поспешил отойти, отметив, что почти не чувствует боли.

Все жадно и торопливо поедали, каждый свою долю. Андрей откусил кусок и разжевал. Перловка лопалась на зубах и была без соли. Но есть хотелось, и Андрей откусил ещё, потом ещё. Он глотал перловку, почти не пережёвывая.

– Всё, суки! Хва жрать!

Через пять минут всех куда-то погнали. Под окрики Гнутого и двоих в военной форме они построились в две колонны и скрылись в зарослях. Андрей остался один на один с Китайцем, и ждал, что будет, дожёвывая последний кусок.

– Пошли за мной, Ромэо. – Китаец двинулся по направлению к хате, из которой вынесли еду. – Ведро возьми.

Китаец определил его, как он выразился, на общественно полезные работы.

– Вымоешь ведро, посуду, потом пол. Полчаса тебе на всё. Не успеешь – получишь пизды. – Так и сказал, и вышел.

Хата изнутри выглядела ухоженной. Две двухэтажные кровати, стол, шкафы, табуретки, два кресла. На столе телевизор, видеоплейер, гора дисков с видео и музыкой, акустические колонки, тут же грязная посуда. Стены и потолок побелены, на крашеных окнах плотные шторы.

Осматриваясь, Андрей упустил время и к приходу Китайца не успел выполнить порученное. Китаец дождался, когда Андрей закончит домывать пол и два раза огрел его спрятанной в рукаве короткой палкой по ягодицам. Андрей выпрямился и зло глянул на Китайца. Тот улыбнулся и ткнул Андрея концом палки в солнечное сплетение. Зажгло между рёбер. Перехватило дыхание. Перед глазами всё поплыло, заплясали жёлтые пятна. Согнувшись пополам, Андрей упал на пол, открывая и закрывая рот. Китаец присел рядом:

– Слышь, Ромэо. Ты, наверное, ещё не понял куда, бля, попал, так я объясню щас. – Он схватил Андрея за затылок и большим пальцем надавил за мочкой уха. Острая боль ударила вниз по шее вдоль челюсти. Андрей хрипло закричал, изогнулся и схватился за руку Китайца. Тот перехватил Андрея за волосы и вдавил лицом в пол. Хрустнул нос. Из носа потекла кровь. – Ты попал в очень нехорошее место, Ромэо. Но ты, бля, сам в этом виноват. Головой нужно было думать, а не хуем. – Китаец хохотнул и медленно, не отпуская волос, развернул голову Андрея лицом к себе. Андрей скривился от боли. Кровь текла по губам и подбородку. Китаец перехватил его за горло и слегка сжал пальцы. В глазах снова потемнело. Что было сил, Андрей ударил Китайца в лицо. Удар получился слабым. Китаец успел подставить локоть и улыбнулся.

– Не дё-ёргайся, сука. Хуже будет. – Приподняв голову Андрея, он ударил его затылком об пол. Андрей разжал руки. Всё плыло. Сил сопротивляться уже не было. – Вот та-ак, бля. – Китаец отпустил горло встал и пнул Андрея в бок. Ещё раз замахнулся.

Андрей закашлялся, перевернулся на живот и закрыл голову руками. Китаец отошёл к окну и закурил:

– Утух? Теперь слушай, что тебе сейчас скажут. – Его лицо окутало облако сигаретного дыма. Окно было у него за спиной, и Андрей видел только чёрный силуэт.

Скрипнула дверь. Послышались шаги. Кто-то шёл тихо, будто крался, только доски пола изгибались под тяжестью его тела. Шаги приблизились к Андрею и стихли. Зашуршала одежда. Раздался хруст – так хрустит коленный сустав. Андрей услыхал дыхание над собой и перевернулся на спину.

Над ним на корточках сидел человек, одетый в военную, без знаков отличия, форму. На ногах высокие пехотные ботинки. Андрей почувствовал, что перед ним офицер. Тяжёлое лицо. Гладко выбритые ввалившиеся щёки, широкий подбородок, глубоко запавшие большие карие глаза. Прямой нос. Он сидел, упираясь локтями в обтянутые штанами ляжки, и разглядывал Андрея, как какое-то насекомое, случайно оказавшееся у него под подошвой. Потом заговорил:

– Меня зовут Портной. Здесь всё моё. Я тут царь и бог, а может и выше. Я заплатил за тебя двадцать штук. Заплатил бабе, которая продала тебя мне. Ты конечно дурак, но и этому можно найти применение. – Китаец хохотнул, продолжая курить у окна. – Ты отработаешь мне эти двадцать штук. А потом ещё двадцать штук. А потом ещё. И, как бы это прискорбно не звучало, но так будет продолжаться, пока не окончится твоя никчёмная жизнь. Советую усвоить, иначе Китаец будет терпеливо вбивать это в тебя силой. И он будет это делать до тех пор, пока мысль о том, что может быть по-другому, не перестанет посещать твою баранью голову. Никто не знает где ты. И очень скоро все забудут кто ты, кем ты был и кем бы мог стать. Скажу больше, через некоторое время ты и сам забудешь об этом. – Он повернул голову и коротко кивнул.

Китаец отошёл от окна. Андрей услыхал, как зашипел вентиль открываемого газового баллона. Чиркнула спичка. Хлопком вспыхнул газ. По комнате распространился запах пропана. Андрей не мог следить за действиями Китайца, но до его слуха донеслось какое-то звяканье. Будто на решётку плиты положили металлический прут.

– Зачем я всё это говорю? – Продолжал Портной, нависая над Андреем. – Что бы облегчить тебе твоё дальнейшее существование. Они отребье, – Портной мотнул подбородком в сторону входной двери, – и привыкли к скотской жизни. Ты не такой, как эти и не должен был тут оказаться. Ты жил не так. И всё в тебе будет противиться тому, с чем ты столкнёшься тут. Но, поверь мне, ничего уже не изменишь и в этом виноват только ты сам. И чем быстрее ты смиришься, тем легче будет протекать оставшаяся часть твоей жизни.

А сейчас мы проведём одну маленькую процедуру, призванную окончательно развеять твои иллюзии на счёт того, кем ты на самом деле являешься на этом свете. После неё ты по-настоящему ощутишь свою принадлежность. Мир так устроен, друг мой, что с начала времён, в нём всегда кто-то кому-то принадлежал. В нём никогда не было равных. О равенстве много говорили, ещё больше писали и пели, но за всю историю человечества ему так и не суждено было проявиться нигде и никогда.

В природе нет ничего одинакового и равного. Мир всегда делился, и будет делиться на сильных и слабых, на господ и подданных, на тех, кто правит и тех, кто подчиняется, на хозяев и рабов. Природа не устаёт поражать нас своим великолепием, своей красотой и неповторимостью, но за всей этой красотой скрывается совсем иная суть. В природе нет места сантиментам. В ней всё рационально, безжалостно и жестоко. Нет места таким понятиям как «хорошо» или «плохо». Нет добра или зла. Она просто не может себе позволить этого. Потому, что природа это не жизнь. Природа это выживание. А выживает, как известно, ещё из школьного курса по естествознанию, сильнейший. – Он вновь повернул голову и кивнул.

Снова Андрей услыхал, как что-то громыхнуло по решётке плиты. Он попытался поднять голову, что бы посмотреть, но вдруг почувствовал, как крепкие пальцы захватили его волосы и прижали голову затылком к полу. Твёрдое толстое колено, обтянутое камуфляжем, придавило его грудь и плечи одновременно, да так, что он не мог ни дышать, ни пошевелить руками. В глазах снова забегали жёлтые мошки. Всё потемнело. Сквозь эту темноту, Андрей видел глаза Портного – холодные и страшные. Его взгляд подавлял силой, умом и уверенностью.

Андрей приготовился к очередному избиению и закрыл глаза. Но удара не последовало. На этот раз лицо обдало жаром. Андрей открыл глаза. Китаец что-то держал в руке и приближал это к лицу Андрея. Колено ещё сильнее вдавилось в его грудь. Темнота перед глазами стала совсем непроницаемой. Андрей силился, но никак не мог разглядеть то, что приближалось к его лицу. Он только чувствовал усиливающийся жар, и через секунду голову чуть выше переносицы пронзила острая боль. Тут же послышалось шипение, будто кусок сала бросили на раскалённую сковороду. В нос ударил запах палёного мяса. Андрей завизжал и дёрнулся, собрав все силы. Но колено давило на грудь, а крепкие пальцы прижимали голову к полу. Из его рта с хрипом вырвалось единственное слово:

– УБЬЮ!

Китаец хохотнул и встал над Андреем. В руке он сжимал стальной прут с деревянной ручкой. Конец прута оканчивался расширением и дымился. Расширение в торце имело форму кольца, внутрь которого была вписана буква «П». Клеймо. Они заклеймили его. Заклеймили как скотину. Как хозяин клеймит своего раба, что бы все знали, что это во первых – раб, а во вторых – его раб.

Андрей вновь рванулся и обмяк, взвыв от бессилия:

– Суки! Меня всё равно будут искать и найдут потому, что…

Китаец ударил его ботинком в лицо, не дав договорить:

– Кто суки? – И ударил ещё раз, прямо в зубы. Брызнула кровь из губ, но Андрей не обратил на это внимания.

Давление на грудь ослабло. Военный отпустил его и поднялся:

– Потому, что, что? – Он сунул руку в задний карман брюк и достал оттуда его, Андрея паспорт, который тот оставил в залог в пункте проката на берегу бухты. – Потому, что осталось вот это? Ты это имел в виду? – Он покачал паспортом в воздухе и убрал его в карман. – Или может, ты рассчитываешь, что работница пункта проката заявит о тебе в милицию. Нет. Этого никогда не случится. Она была пожилым человеком и злоупотребляла спиртным, а это очень вредно для здоровья. Китаец гоготнул опять.

За окном послышался звон. Где-то поблизости ударяли в рельс. Китаец ухватил Андрея за шиворот и поставил на ноги.

– Хватит прохлаждаться, бля. На работу, раб!

Андрей взлетел в воздух мешком и встал, пошатываясь на ослабевших ногах. Его спина сгорбилась. Руки как плети свисли вдоль тела. Заострившиеся плечи вздрагивали. Голова свесилась на грудь. Слёзы, стекая по изуродованному лицу, смешивались с кровью и падали на пол тёмными каплями. Безысходность и страх, отчаяние и паника. Он почувствовал удар, ещё и ещё. Так выгоняют на работу скот. Откуда-то издалека слышались крики и хохот Китайца. Сыпались один за другим удары. Андрей не чувствовал боли. Он перестал чувствовать. Внутри его сознания образовалась огромная чёрная дыра, которую постепенно заполнял липкий холодный страх. Ничего кроме страха.

Поток слёз прекратился. Андрей поднял голову. Он больше не различал цветов. Исчезли звуки. Мир из радужного, стал чёрно-белым. Он окинул пустым взглядом комнату, задержал его на улыбающихся лицах Портного и Китайца и покорно двинулся к двери.

Глава 8

Андрея определили в бригаду водоносов. Руководил их действиями бригадир по кличке Серый. Выглядел он так же как все члены бригады, только одет был лучше. Казалось, что его лицо состояло только из кожи, скул и костей. Редкие светло русые волосы выгорели на солнце и потому казались серыми. Многодневная щетина, больше походившая на бороду и глаза. Злые, сверкающие ненавистью ко всему миру глаза. В руке он всегда сжимал метровую, очищенную от коры, тонкую ивовую палку, до половины бурую от крови. С её помощью он руководил бригадой.

Задача бригады – набирать воду из скрытого в высокой траве колодца и относить её на плантацию по тропинке, ведущей вглубь зарослей.

В колодец опускалось ведро, привязано к верёвке. Когда оно наполнялось, его вытаскивали и разливали воду по другим вёдрам, которые уносили и возвращали уже пустыми. Процесс повторялся непрерывно в течение всего дня.

Того, кто набирал воду из колодца, периодически менял один из тех, кто носил воду в заросли. За очерёдностью следил бригадир и молча показывал на того, кому приходила пора менять работающего у колодца. Бригадир следил за тем, что бы процесс не прерывался, и подгонял тех, кто, по его мнению, замедлял общее движение. Делал он это просто – хлестал виновника тонкой ивовой палкой до крови.

Андрею выпало носить. Набрав первые два ведра, он пошёл по тропинке под пристальным взглядом бригадира. Тропинка тянулась среди зарослей полыни, выросшей выше роста человека. Связанные тонкими верёвочками, макушки кустов полыни сходилась вверху, образуя тоннель, который скрывал тропинку. Метров через пятнадцать, вёдра показались Андрею сто килограммовыми. Он обливался потом. От напряжения начала болеть голова. Из разбитого носа и губ сочилась кровь. Над переносицей кожа горела огнём. Во рту пересохло. Но он шёл, аккуратно переставляя босые дрожащие в коленях ноги, стараясь не упасть.

Метров через двадцать, тоннель окончился, и перед Андреем открылось большое поле, на котором, среди невысоких кустистых растений, как муравьи, копошились люди. Между ними проворно сновали бригадиры с палками в руках, и периодически хлестали ими по тощим задам рабов. Слышались окрики:

– Сажать не в линию! Я сказал в разнобой! Раб, ты оглох?!

Справа от выхода из тоннеля, Андрей увидел Гнутого и Китайца. Увидев его, Китаец наклонился к уху Гнутого и что то сказал. Оба заржали.

Бригадир, по кличке Свин указал, куда нести воду. Его узкие глазки были обрамлены светлыми, почти белыми ресницами, и походили на свиные.

Справа, у края поляны, работала ещё одна бригада. Двое усаживали в землю небольшие, высотой около двадцати сантиметров кустики, а остальные носили им эти кустики их зарослей полыни в узких фанерных ящиках. Те, кто сажал, молча указали Андрею на, стоявшую неподалёку потемневшую оцинкованную ванну. Андрей вылил в неё воду и отправился назад. К колодцу все возвращались по другой тропинке, проложенной в полыни параллельно первой, что бы не мешать тем, кто двигался с водой.

Андрею хватило одного взгляда, что бы понять, что это за кустики. Он окончательно понял куда попал и, что теперь его ожидает. Ростки, которые сажали те двое, являлись рассадой кустов конопли. Это плантация, и он теперь раб на этой плантации, и будет здесь, пока не издохнет.

После начала перестройки, он несколько раз натыкался в газетах, на статьи об участившихся случаях обнаружении работниками служб ГосНаркоКонтроля, плантаций конопли и мака. Наркотики приносили огромные прибыли, и наркоторговцы не останавливались ни перед чем. Работорговля в этой области стала уже явлением обыденным и тоже приносила хороший доход.

Ещё в студенческие годы, он имел возможность узнать, что такое конопля и как она выглядит. Несколько его знакомых употребляли эту штуку и один раз он, чисто из интереса, даже попробовал покурить сам. Но кроме странного запаха, ничего не почувствовал. Ему сказали, что нужно покурить несколько раз, что бы «торкнуло», но прокашляв с минуту, Андрей решил не продолжать.

А на само растение, он насмотрелся в строй отряде. Работали на птицефабрике недалеко от железнодорожной станции Волочаевка 2, расположенной в двух часах езды на запад от Хабаровска, и обслуживали круглосуточно работающий агрегат по производству травяной муки, которая шла в пищу курам как добавка, содержащая каротин.

Лагерь, в котором им предстояло жить, находился в трёх километрах от станции, и когда автобус, на котором их привезли, остановился, его друг, Стас, любитель травки, замер от изумления. Оказалось, что весь лагерь был окружён зарослями дикорастущей конопли, которые простирались, куда хватало взгляда.

Когда Андрей понял куда попал, внутри у него всё похолодело. Ему стало страшно. Ведь это всё. Конец. Конец всей его жизни. Человеческой жизни. Жизни полной радостей, надежд и ожиданий, жизни, в которой он плескался как в тёплой ванне, даже не подозревая, что существует иная. Жизнь, в которой он ничто, бесправное рабочее животное, которое отправят на бойню, как только оно перестанет выполнять свои функции, заменив другим. Со временем он станет таким же, вернее его сделают таким же, как и эти, во взглядах которых уже не осталось ничего человеческого.

А всё из-за одной маленькой сучки, которая, как ребёнка, обвела его вокруг пальца. Как пустившего слюни телка увела на поводке, и он пошёл за ней, послушно и с радостью не чувствуя опасности. А он и был тем наивным телёнком, барашком, радующимся переменам и успеху, наивно полагающим, что достиг чего-то такого, чего многим в этой жизни и не снилось. Он даже чувствовал себя, каким-то особенным, занимающим более высокую строчку в жизненной табели о рангах, чем остальные, а на самом деле, был всего лишь барашком, в большом жующем стаде, пусть даже с более белой и шелковистой шерстью, но барашком, которого хозяева кормят для того, что бы стричь. Послушные овчарки охраняют это стадо от волков, внушая чувство полной безопасности. И вот, поддавшись этому чувству, барашек теряет осторожность. Он наивными глазами смотрит по сторонам, сыто улыбается, глядя на зелёную травку и журчащий ручеёк, и думает, что это и есть мир. Мир, где всегда светит солнышко, где все сыты, довольны и всегда готовы помочь друг другу. Мир, где его никто никогда не съест.

О том, что в этом мире есть и волки он, как и все бараны, конечно, слыхал. Слыхал, что они такие и разэтакие, иногда даже восхищаясь их ловкостью и отвагой. Несколько раз, по ночам, до него даже доносился их протяжный вой. Но вплотную сталкиваться с волками, ему не приходилось. Он даже считал, что достаточно подготовлен и, при случае, сам сможет дать отпор волку. Он, как и все бараны, наивно полагал, что накачивание мышц и набивание кулаков в спортивном зале могут дать преимущество перед яростью и коварством голодного дикого зверя. Зверя воспитанного в чёрных стенах колоний, или на полях грязных жестоких войн, где выживание напрямую зависело от коварства, терпения и умения выждать, от остроты клыков и от готовности идти до конца, не жалея ни себя ни врага. Баран только бодается. Волк – готов убивать.

Но чего бараны точно не знали, так это того, что истинного мастерства волки достигли в умении носить овечью шкуру. Наивные, они даже не подозревают, что из-под милой, покрытой белой шелковистой шерстью шкурки, пасущейся рядом симпатичной овечки, за ними пристально наблюдают жёлтые волчьи глаза. И стоит овечке игриво покачать хвостиком, как глаза барана наливаются кровью, и он уже ничего не видит вокруг, пока острые зубы не вонзятся в его горло. Белая шкурка падает на траву. Пелена слетает с глаз. Баран видит перед собой волка, но становится слишком поздно.

Андрей понял всё это только сейчас, и ему стало страшно. Что он может? Он, мягкий белый барашек, способный только щипать хозяйскую травку, да иногда блеять, если травка оказывалась не такой сочной, как указано в договоре. Ему ничего не оставалось, как подчиниться и безропотно исполнять то, что от него требовалось.

От этих мыслей, стало совсем плохо. Он шёл по тропинке с пустыми вёдрами в руках и с каждой секундой всё отчётливее понимал, что никому не нужен в этом мире. Он ощутил себя букашкой, сорвавшейся с ветки и попавшей в водоворот, который несёт его, куда-то против его воли, а он не в силах противостоять этому. Андрей затрясся всем телом. Он снова плакал от обиды на судьбу и от жалости к себе и слёзы вновь потекли по его уже пожелтевшим, но ещё опухшим местами щекам. Ему было жалко себя и хотелось, чтобы его хоть кто ни будь пожалел. Он всё ещё оставался наивным барашком, которому ещё только предстояло познать все законы мира волков.

Он не заметил, как вышел к колодцу, как наполнились водой его вёдра и, как он снова отправился по тропинке к полю. Как ни странно, но поплакав, он почувствовал облегчение. Вёдра уже не казались такими тяжёлыми как в первый раз, хотя он снова вспотел, и колени вновь задрожали. Андрей отогнал желание передохнуть. Он донёс вёдра до цели и вылил воду в ванну. Гнутый и Китаец вновь окинули его насмешливыми взглядами. Но Андрею уже было всё равно, что думают о нём Гнутый и Китаец, да и все остальные. Слёзы продолжали стекать по заросшему щетиной подбородку, а Андрей не скрывал и не стыдился их. Ему всё стало безразлично. Он забыл прошлое. Он перестал вглядываться в будущее. Настоящее тяжёлым черным камнем повисло на его плечах, и он ничего не мог с этим поделать.

Ещё пара вёдер. Снова пот и дрожь в коленях. Разгибаются пальцы, но он несёт вёдра и снова выливает воду в ванну. Ванна уже полна до краёв и ему жестом показывают, что воды уже хватит.

Снова колодец, снова Андрей преодолевает двадцать метров до поля. Он смотрит на Гнутого и Китайца. Те уже не улыбаются. Подбежал бригадир по кличке Свин. Смерив Андрея взглядом, он замахнулся на него палкой, но увидев слёзы, удивился, передумал бить, и кивком головы показал, куда нести вёдра.

Почти в конец поля. Оттуда уже кто-то машет рукой. Андрей стискивает обломки зубов, и осторожно огибая посаженные ростки, несёт воду. В голове одна мысль – не упасть. И он доносит и эти два ведра и выливает их в такую же оцинкованную ванну, уже почти пустую. Теперь можно расслабиться. Андрей на секунду задерживается и спину тут же обжигает болью. Он разворачивается и видит прищуренные глазки бригадира. Очищенный от коры ивовый прут, весь бурый от крови вновь взмывает вверх. Андрей подхватывает вёдра и быстро уходит обратно, сопровождаемый мерзким хохотом Китайца и Гнутого.

Боль хоть и чувствовалась, но перестала быть такой острой как раньше. Боль стала частью его теперешней жизни. А может так организм реагирует на условия, в которые попал, или это последствия избиения? Андрей, где-то читал, что во время второй мировой войны медики заметили, что солдаты, попавшие на передовую, переставали болеть простудой, обращать внимания на мелкие раны, которые заживали сами с неимоверной быстротой. У них понизилась чувствительность к боли. Видимо попав в экстремальные условия, организм перестраивался, и появлялись дополнительные защитные функции или отключались лишние. Эти мысли отвлекли Андрея, и он снова не заметил, как вышел к колодцу.

Серый показал палкой, что подошла его очередь набирать воду и разливать по вёдрам носильщиков. После десяти подъёмов его руки покрылись водянистыми волдырями. Волдыри тут же лопнули, превратившись в кровавые мозоли, но боли Андрей не чувствовал. Спина задеревенела. Пот заливал лицо. В глазах темнело и страшно хотелось пить. Андрей жадно хватал воду, черпая её окровавленными ладонями прямо из ведра. Он понимал, что в этот момент походил на животное, но у него просто не было времени задумываться над такими мелочами. Водоносы подходили один за другим без перерыва, и любая задержка наказывалась ударом ивовой палки Серого.

Откуда-то послышался металлический звон. Все на секунду замерли, повернув головы в том направлении, откуда исходили эти звуки, и, бросив работу, устремились к зарослям полыни. Бригадир перетянул Андрея палкой по ягодицам.

– В кусты, быстро! – Он замахнулся повторно. Сверкнули холодной злобой глаза, но Андрей метнулся влево, но получив второй удар, рванул за остальными. Он оглядывался через плечо, прикрывал голову руками и недоумённо смотрел на Серого.

«Странно» – Думал Андрей. – «Вроде и замах видел, а увернуться не смог. Странно». И только позже, повнимательнее приглядевшись к Серому, Андрей понял, что тот левша.

Все расселись в зарослях полыни, притаились и чего то ждали. Через некоторое время Андрей понял чего. Вдали послышался тихий нарастающий треск и где то далеко пролетел вертолёт.