Текст книги "Окрестность. Стихи из 90-х"

Окрестность
Стихи из 90-х
Андрей Иванов

© Андрей Иванов, 2016

ISBN 978-5-4483-4148-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Времена года

1

«что может лучше быть…»

 
что может лучше быть
обманутых надежд,
приспущенных одежд,
изысканных манер
в присутствии невежд,
смешенья вер
и идолопоклонства,
кровосмешенья
и смыканья вежд
 

«С крыш течёт и из носа…»

 
С крыш течёт и из носа,
городскими подснеж-
никами появляются ноги,
проходящие мимо, раскосым
вдруг становится взгляд,
и монгольское иго
исподволь проявляет себя.
 
 
Нарциссический поиск
второго припозднив-
шегося происшествия гонит
на вокзал, в рабство суетной плоти,
царство чая и смуты,
где в предчувствии встречи
безмолвна казённая утварь.
 
 
Зубоскальство словами
цель себе назнача-
ет как то: лучезарность улыбки,
предъявляя, стыдясь, между нами,
счет долгов и деяний,
позволяя прожить,
не прося у себя подаяний.
 

«Лесок белёсый, бежевый…»

 
Лесок белёсый, бежевый
ласкает кистью беличьей
покатый неба свод.
 
 
Глаза скользят по наледи
горе, горе, на заповедь
по тверди вышних вод.
 
 
Земля черна, ухабиста,
приветливо осклабилась,
зовет упасть – припасть.
 
 
В бесстыдно чистых лужицах
белья шелка и кружево
несутся быстро всласть.
 
 
Распутица, беспутица,
распущена, распутница
весна без берегов,
 
 
Беззлобная, в беспамятстве
собою не нахвалится
красна без шуб снегов.
 

2

«Дикое небо…»

 
Дикое небо
обузданое хомутом рамы кухонного окна
истекает фальшивою кровью.
К изголовью
города
скатывается краснорожая голова.
Бодрится чайник.
Вспотели стаканы.
Масло покрылось горчичной коркой.
В гранёной банке
кристаллизуется сахар.
Невидимый начальник
подаёт знак, и раны
зарубцовываются. Сворой
пахнет вдруг – не варкой.
Жарко.
Сахар растворяется в чайном мальстреме.
Ночь будет белой. Жизнь была горькой.
Вечерний обход в гареме
дрём
и фантазий. Стойкой
изъявиной небо – стройкой
вавилонского хлева:
последнее бремя
перед посмертной попойкой.
 

«Листьями шелестит лето…»

 
Листьями шелестит лето.
Ветер шерстит шевелюры.
Птицы хлопочут где-то.
Мухи повсюду – дуры.
 
 
Солнце смешит, ослепляет.
Жизнь происходит наощупь:
Кто-то по дрожи узнает —
Быть можно было попроще.
 
 
Лето не лечит – латает
Старые раны пригревом.
Что же еще не хватает,
Я повторяю припевом.
 
 
– При переброске позывов
Через червивость желаний
Так не хватает разрывов
И расстояний.
 

Из Йейтса

 
Я слышу, слышу: тихий плеск
реки, чья голубень
синее неба, рыбаки,
залатанный плетень,
сверчка настырная свирель,
летучей мыши взмах,
свечи дрожание, постель
и шарканье впотьмах,
и местный говор-говорок
журчит над тишиной,
черничных ягод туесок,
оскомина, —
порой
уже прошедшей, небылой,
грядущей иль – как знать, —
когда иду один домой,
чтоб беспробудно спать.
 

3

«На мокром месте день…»

 
На мокром месте день,
унылый и невзрачный,
как утренняя тень
прозрачный,
оплакивает ночь
любовью безответной,
исчезнувшую прочь
бесследно,
и ждёт и ждёт конца
и смерть ему что счастье,
предчувствуя гонца
ненастье.
 

«Облака обложили зев неба…»

 
Облака обложили зев неба,
Осенью осенили нас боги,
Исповедаться хочется, где бы
Подкоситься, усталые ноги,
Вам, носившим по весям хозяйку,
Дуралейку, вертлявую бабу,
Добывая, где пайку, где шайку,
Где пинок, где плевок… только кабы
Разогнуться потом вам, лихие,
Быстробегие спутники ветра, —
Дотоптать бы все пяди земные,
Да поди не придётся наверно…
 

«гололёд…»

 
гололёд
запотело окно
восемь
ровно
осень
прошла
зима
не идёт
твои пальцы
и запах
лимон горько-кислый
полумрак
ожиданье повисло
шум воды
время
близость
 

4

«Затвори же ты дверь, подойди-ка к окну…»

 
Затвори же ты дверь, подойди-ка к окну,
Посмотри: снег опять, снег идёт, снег с дождём,
Долго-долго, и будет идти поутру,
Когда мы непростительно просто уснём.
Но сейчас, но сейчас – словно белая нить
Прошивает покой голубого белья,
И чем дальше идёт, чтобы в вечер вступить,
День, настойчивей тем шов внахлёстку былья, —
Сочетания бед и весёлых деньков,
Сочленения, соединенья, сопутья.
Снег с дождём – наверху, на земле – был таков,
На земле только слякоть, следы, словоблудье,
Перепутанность мыслей и заспанность лиц,
И волос, не заплетшихся в косу, лохматость,
Языка заплетанье, неясность границ,
И кругом – беззапретность, бесчинство, чреватость.
И кругом – вкруговую обходит нас ночь,
Обнимая, обманывая, дико образясь.
Снег с дождём – для зимы воду в ступе толочь
Проку нет. Только ради предчувствия разве…
 

«С морозцем румянится и молодится…»

 
С морозцем румянится и молодится
По фрунту бессчетных своих номеров
Расхристанный сыростью город и лица
Цветут без зазренья румянцем носов.
 
 
На стёклах раскинулись оранжереи,
А сверху приколота кнопками синь,
В спирали закружены вихрем аллеи,
И колокол звонко на весь окрест – Дзинь!
 
 
Смирившись с вихрастой белёсой прической,
Течёт неприметно немая река.
И где-то вдали восседает неброско
Примерзший ко льду силуэт рыбака.
 

«и силы приходят, и радость приходит…»

 
и силы приходят, и радость приходит,
в вечернем фокстроте тоски,
и воздух так лёгок, пьянит и заводит,
и кровь приливает в виски.
 
 
Христос жил на юге, средь солнца и зноя,
не ведая русской зимы,
но в здешней природе есть что-то такое —
тут вера… предчувствия… сны…
 

Нечаянная любовь

«В коммунальной квартире, за дверью с замками…»

 
В коммунальной квартире, за дверью с замками
Мы встречались, и время текло мимо нас,
Мы сидели, обнявшись как дети и знали,
Что находимся в вечности; только твой глаз
Различал очертания мебели в зале:
Всё тонуло в свету, как во сне; – где-то там
В глубине под сурдинку бесстыдно стучали
По причинен завода часы, по пятам
Догоняя нас, но не догнали.
 

«Стань моей, хоть на миг, хоть на вздох…»

 
Стань моей, хоть на миг, хоть на вздох,
Хоть на вздрог, на удар поддых;
Если в мире бывает бог,
Он сейчас – среди нас двоих.
 
 
Стань моей, прикоснись ко мне,
Обернись – это снова ты;
Греют кости в аду на огне,
А на небе поют псалмы.
 
 
Двух миров прободенье, двух сфер,
Проникающий сердца бой;
Оживают пророки вер,
И бесчинствует тел прибой.
 
 
Стань моей, моя кровь, моя песнь,
Голос мой, исступленье дня;
Посмотри – мы одни, мы здесь,
По бессмертия грани скользя.
 

«Очень глупо твердить «люблю…»

 
Очень глупо твердить «люблю»
за глаза.
Пересолену воду пью —
как слеза.
Накрахмаленный мир хрустит —
снег, мороз.
Пропусти меня, отпусти,
царство грёз.
Накалилася добела
лампа. Свет.
Тебя не было, ты была —
это бред.
Очень глупо твердить «люблю»
про себя,
У

...

конец ознакомительного фрагмента