Текст книги "Прямая видимость. Осужденная… курсант"

Глава 2. Добро пожаловать!

Старохватов прошёл медкомиссию и прочие, бюрократические процедуры для поступления на службу в рекордные сроки. Уже 25 – го августа он находился на рабочем месте, снова примерил военную форму, уже нового образца (смешанные пиксель и флора), на которой из привычного для Богдана остались погоны капитана (он не сразу получил обещанного «майора»).

Жить в Водопьяновске у мамы с её супругом Старохватов отказался, «отчим» хоть мужик мировой, и отношения у него с мамой чисто плутонические (немолодые уже), мешать их счастью офицер не захотел – поселился в училище, в своём новом кабинете. В чём, кстати, имелись огромные плюсы! Нашлось время до прибытия курсанток досконально изучить учебный корпус, особенно волновал капитана второй этаж, его левое крыло, где планируют разместить девушек, правое же крыло ограждалось стальной решёткой и запиралось на ключ, туда в будущем собираются определять пополнение.

Ротный облазил вверенное ему помещение буквально по миллиметру, заранее прикидывал места, где могут спрятаться его подчинённые, делать разного рода тайники с запрещёнными предметами и тому подобное. Также Богдан предложил внести некоторые изменения относительно обстановки спально-строевого помещения и разных мелочей, навроде, как поставить на дверь его кабинета дополнительно к стандартному замку – электронный, в целях безопасности. Капитан не имел дела с ранее осуждёнными в малолетнем возрасте девушками, потому по умолчанию относился к будущим подопечным, как к взрослым, матёрым уголовникам, умеющим всё и вся – вдруг «медвежатник», серди них попадётся? Тем более, канцелярия – единственное помещение в корпусе, где на окнах отсутствуют решётки, – «На случай пожара?», – думал ротный воспитатель, хотя причина может крыться и в ином. Позднее «трюк» с электронными замками внедрили по всему училищу, в том числе и на воротах корпусов – это снимало ряд проблем, таких, как перемещение офицеров снабжения (или иного персонала), того же Керимова, по разным подразделениям. В дневное время сотрудник «спецобъекта» мог открыть ворота электронным ключом и не беспокоить дежурных, в ночной период же все двери запираются на стандартный, железный замок.

Кабинет командира роты (предполагается, что в его подчинение на первый год войдёт не больше десяти человек) оказался вполне уютным, просторным, не таким, конечно, как у генерала, тем не менее жить здесь можно смело! Что Старохватов, проведя перестановку по своему вкусу (при помощи Рената) и сделал.

За пару дней Богдан успел познакомиться почти со всем коллективом, за исключением батальона охраны. В первую очередь с непосредственной помощницей – старшиной (звание) ФСИН Белко́вой Инной Геннадьевной, формально та числится заместителем командира взвода, до получения ей первого сентября специального звания «Младший лейтенант», тогда она станет полноправным взводным. Белкова – женщина тридцати лет, крупного телосложения, достаточно высокая (175 см), стрижка под мальчика, голос имеет басистый, вполне командирский; сама она бойкая, можно сказать – данная профессия Инне к лицу! Служила ранее во «взрослой» (женской) колонии контролёром. С коллегами достаточно мягкая, улыбчивая, неплохо умеет шутить, но Богдан догадывается – с контингентом старшина – зверь! Наверное, оно к лучшему. Иная деталь беспокоит, которую Старохватов отметил намётанным глазом – это пристрастие помощницы к спиртному. Нет, обыватель подобного в Белковой не заметит: качающейся походки или заплетающегося языка у старшины нет, поведение не меняется резко в течение дня; лицо Инны не опухшее, белки серых глаз не покрасневшие, характерного запаха изо рта нет, жвачку постоянно не жуёт, просто – «Рыбак рыбака видит издалека»! В подобном капитан никогда не ошибался, потому и волнует, – «Возникнут ли из-за хобби „замка“ у меня проблемы? С виду не скажешь… вроде надёжная… время покажет!» – Инна в разводе: муж ушёл, забрав близнецов – дочку и сына (причина в «тихом» алкоголизме жены), суд принял сторону мужчины и обязал мать платить алименты… и такое случается в жизни.

Второй знакомой, с которой поначалу довелось часто сталкиваться капитану – это фельдшер, Слуцкая Ирина Егоровна. Часто они виделись из-за того, что представитель медицины расположилась в медпункте на первом этаже ротного помещения. Медсанбат хоть и находится на территории училища, метрах в двухстах от жилого корпуса в сторону «восточных ворот», всё же начальники решили первое время курсанток не выпускать лишний раз из расположения – «карантин», потому фельдшер обосновалась заранее по соседству со Старохватовым (впоследствии она там и осталась). Подобные меры непонятны Богдану: всё равно в столовую девочек водить придётся, на полосу препятствий, на плац и т. д. к чему излишние запреты? С другой стороны, – медик на первом этаже не помешает, всё проще спуститься по лестнице, чем, в случае чего, бежать в другое здание.

Сержант Слуцкая оказалась достаточно приятной подругой, пусть и назойливой в плане гигиены, например, если они с Богданом собирались попить чайку, то она обязательно отправляла мыть его руки! Оно-то правильно, но несколько раздражало боевого офицера. Внешне Ирина… не сказать – красивая, обычная женщина 27-ти лет, ниже среднего роста, русые волосы по плечо, худая, хотя и имеет «аппетитные» женские формы; голос приятный, руки нежные, замужем, воспитывает сына.

Третьей, «близкой» знакомой Старохватова стала старшина33
  Имеется в виду должность – «Старшина роты», не следует путать с воинским званием, которое носит Белкова.


[Закрыть] роты, она же прапорщик (от армии) – Азарова Жанна Ибрагимовна, уроженка Казахской ССР, всю сознательную жизнь провела в Ростовской области. Жанна «условно-верующая» (ислам), только в отличие от того же Рената, намаз не совершает, посты не соблюдает, даже Рамадан, за что порой получала упрёки от очень религиозного Керимова, впрочем, отвечала Азарова «зампотылу» достаточно жёстко, потому друг Богдана быстро от неё отстал с этим вопросом. Прапорщику недавно исполнилось сорок лет: невысокая женщина, стрижётся под каре, волосы всегда подкрашены в ярко-красный цвет, много смеётся, весьма отзывчивая и добрая женщина, опять же – с коллегами! панибратства с подчинёнными она не терпела с первых дней службы в армии.

Перечислять, с кем познакомился Старохватов за время проживания на территории училища, очень и очень долго! Больше всех общаться Богдан продолжал с Ренатом – сдружились они, словно с детства знакомы.

27-го августа около пяти вечера Старохватова отвлёк из тяжёлых раздумий (вспоминал войну) телефонный звонок. На проводе начальник училища:

– Ты там как, сынок, обосновался? – поинтересовался генерал-лейтенант, – ты прости, зайти не получается, последние дни – дела, дела, да дела… завтра, ить, первая партия пребывает.

– Здравия желаю! – выдохнул Богдан, – я хорошо, прапорщика и старшину отпустил домой уже, пускай готовятся к завтрашнему дню, сам бы в гости уехал сегодня к Ренату, да вот жду, когда «вольные» прибудут.

– Какие вольные? – не сразу сообразил Николай Потапович из-за загруженности мозга работой.

– Вы сами говорили: ко мне в роту за день до остальных приведут двух курсанток, которые не отбывают наказание, ну, уже освободились, я и жду их.

– А-а-а! – виновато протянул Березин, – прости, дурака старого, я забыл! Они уже в училище, ты можешь не ждать. Они, ить, с воли к нам, поэтому их отправили в санбат на проверку, а завтра, когда этапируют контингент из МЛС, твои «вольные» с ними и заявятся, так что… поезжай к Керимову, поезжай, дело хорошее. Только немного позже…

Генерал замолчал, капитан его поторопил:

– Почему?

– Прости, секретарша отвлекла. Сейчас тебе анкеты курсанток принесут, личные дела на руки дать до поры не могу… в копиях всё необходимое найдёшь. Обещание выполнил: у тебя две «вольные» и восемь девчонок с «малолетки», никаких особ, успевших побывать во взрослых колониях, их в другие подразделения определим.

– Спасибо, меня это не сильно бодрит.

– Полно! Справишься. Ладно, если что – звони. И прошу тебя, помягче с моим заместителем «по воспитанию и патриотизму», чего ты его невзлюбил? Вон, как с Ренатом сдружился, а над Валеевым измываешься…

– Я постараюсь.

После телефонного разговора с начальником училища в дверь Старохватова тихо постучали.

– Войдите! – отозвался капитан.

На пороге появился заместитель по воспитательной работе и патриотизму – подполковник (от армии) Валеев Семён Сергеевич.

– Здравия желаю! – Поднялся Богдан.

– Вам просили передать. – Положил штабист на тумбочку возле аквариума папки с бумагами, – ознакомьтесь! Все документы, напоминаю, положено хранить в сейфе, если вы покидаете кабинет… и эти, – он постучал поросшим волосами пальцем по бумагам, – не являются исключением.

– Так точно. – Странным тоном отозвался Старохватов, таким, что вроде и издевается, в то же время и устав не нарушает, чем всегда невообразимо раздражает Валеева.

Семён Сергеевич – невысокий, щуплый, 48-ти летний мужичок, на голове залысины, волосы седые; особенно в глаза бросались его крохотные, вечно потные ручки с коротенькими, волосатыми пальцами, он имеет привычку постоянно ими перебирать… много кто из коллег избегает здороваться с Валеевым по-мужски. Характер у подполковника не подарок: ехидный, дотошный, считает себя умнее всех, истинно верит, – «Вокруг одни болваны!», за исключением старших по званию – с теми он всячески заискивает! Мягко говоря, всегда умел строить карьеру целованием известного места. С подчинёнными общается небрежно, любит задавать наводящие вопросы, так, чтобы, отвечая на них, человек чувствовал себя дураком, Семён от этого получает немыслимое удовольствие! Говорит противным, писклявым и ехидным голосом, в общем – мерзкий тип. Со Старохватовым у него выдались особые отношения, ведь знает «замполит»: Богдан – человек Березина, потому обижать его невыгодно, а «подружиться» не выходит, ибо для капитана, прошедшего не одну горячую точку, Валеев – штабная крыса, в самом плохом смысле.

– Генерал просил по возможности не вмешиваться в процесс вашей работы, – не спешит подполковник покидать кабинет ротного воспитателя, – всё же, позвольте задать один вопросик?

– С радостью отвечу. – Показательно взялся за бумаги Старохватов, не поднимая глаз на собеседника.

– Как именно вы стараетесь изучать анкеты, а после и «личные дела»? Напоминаю, знать своих воспитанниц – это наша святая обязанность!

– Думаю, начать завтра, когда личный состав окажется перед глазами. Характеристики – это хорошо, но я люблю, чтоб в руках у тебя листок, а на стуле сам человек, так его куда лучше и проще познать.

– Хм… что ж, верно, верно! Я поражаюсь, насколько вы грамотны.

– Спасибо, но мне есть чему у вас поучиться, – ехидно оскалился Богдан, – я поработаю, если вы не возражаете?

– Да, да! – Развернулся Валеев к выходу, – напоминаю, – добавил он, задержавшись в дверях, – форма одежды завтра – парадная! Желательно с наградами, коих у вас немало.

– Спасибо, я помню. – Ответил капитан, добавив мысленно: «Тоже мне праздник! зечки прибыли в училище. Никакой парадки и, тем более, наград!»

Из «вольных» с гражданки за день до основного контингента прибыли шесть девушек, их сразу определили в медсанбат, скорее символически, нежели из страха перед инфекциями. Медики провели будущим курсанткам необходимые анализы, проверили на вшивость (в прямом смысле), на кожные и венерологические заболевания и т. д. Недавно прибывшие ранее понимали – едут они не в санаторий, хотя обстановка на территории училища очень на него походит, всё же девочки не ожидали, что по прибытии к ним отнесутся, как к заключённым! Отберут телефоны, личные вещи, возьмут под конвой, палата и та, запирается на ключ. Несколько отвыкли барышни от подобного обращения, но… их насильно в спецучреждение никто не тянул, нечего теперь плакать. С другой стороны, – персонал отличный, заботливые и чуткие женщины, они не запрещали смотреть телевизор или громко разговаривать между собой, смеяться. К сожалению, ни врач, ни тем более медсестры, не смогли утолить любопытства «арестанток»: они попросту не знали – что ждёт вчерашних узниц? Куда и кого из них определили? Хорошие ли командиры? и прочее. Три девушки из шести знакомы между собой – отбывали наказание в одной колонии для несовершеннолетних, четвёртая и пятая – в других зонах, шестая, вообще, в соседней республике. Однако сдружились они быстро, болтали почти до рассвета: «каторжное» прошлое старались не вспоминать, больше трещали о будущем, как они выйдут через три года из стен училища и заживут полноценной жизнью! Кто-то уже строил планы на то, чтобы самой в перспективе стать сотрудником милиции или военной.

Большинство же курсанток собрали из разных колоний (и республик, в том числе не входящих в состав России) на специальном пункте в Ростове-на-Дону. Оттуда двадцать четыре девушки двинулись в сторону Водопьяновска, причём на обычном автобусе, не на «воронке»: без решёток, закрашенных окон, кандалов и прочих «прелестей». Правда, конвоирши попались очень уж суровые: запрещали переговариваться или жестикулировать, на просьбы сходить в туалет, отвечали отказом, под предлогом, – «Ехать три часа, потерпите! Вас предупреждали перед посадкой на спецрейс, чтобы справили естественные надобности, теперь не скулите. Вы уже совершеннолетние, поэтому разговор с вами иной!» – в подтверждение твёрдости своих слов, конвоир стукнула резиновой дубинкой по вертикальному поручню.

Впрочем, девушкам говорить не особо и хотелось: давно не видели «воли»! Те, кому посчастливилось сидеть возле окон, буквально прилипли к ним. Затаив дыхание, «зечки» наблюдали за проносящейся мимо, свободной жизнью! Те, кто сидел чуть дальше окон, с опаской тянулись к стёклам (конвой мог разозлиться), и тоже, с замиранием сердца, следили за улицей.

У каждой осуждённой душа радовалась и пела, ощущалось тревожное покалывание с головы до пят, в то же время к разуму примешивалась и лёгкая меланхолия, оттого что пейзаж за окном им не принадлежит, и истинно они познают его нескоро, в лучшем случае через три года! Каждая думала: «Боже! Как же хорошо и красиво за окном! Конец лета, солнце греет, веточки деревьев приветствуют на каждом шагу, собачки машут хвостиками и желают прохожим удачи. Кто-то из людей доволен, пары влюблённых идут под ручку, иные ссорятся, кто суетится от каждодневного разнообразия (в сравнении с тюрьмой, обычный день любого человека просто богат переменами), кто-то тоскует. Чего вы печалитесь, друзья и подруги?! Вы же на свободе, на свободе! Почему мы не ценим того, что имеем? Эх, горевали бы мы сейчас, дай нам выйти на улицу без конвоя! Попить кваса, пройтись по зелёной аллее, познакомиться с мальчиками и много-много чего другого, что доступно свободному гражданину каждый день. Цените любой миг, люди, цените, потому что не дай бог, потеряв свободу, очень горько заплачете! Эх, дайте мне в руки холст и кисть, я картину напишу, про всё, что вижу на воле! Вручите листок и карандаш – стихи сложу! Одолжите камеру – сниму лучшую короткометражку в мире о простых россиянах!»

К «арестантской» эйфории временами подтекал страх, именно тот природный страх человека перед неизвестностью. Никто же толком не знал: куда едут? что там ждёт? какие начальники? Понятно, всё лучше, чем на взрослой зоне, но мало ли? Может, там станут бить или издеваться иным способом, то и по совокупности? Слухи разные ходили относительно нового училища, а пролить свет на скорое будущее – некому.

После обеда автобус с «зечками» прибыл на территорию спецучилища и остановился возле плаца. Девушек вывели из салона по одной, в десятый раз проверили, затем построили, снова проверили. Задали несущественные вопросы, казалось, конвоиры тянут время – так оно и есть! Вскоре появился незнакомый генерал-лейтенант в сопровождении невысокого, щуплого мужичка и пяти бойцов из роты охраны, последние несли личные дела прибывшего контингента. Поприветствовав всех, начальник училища произнёс вступительную речь. Далее невысокий подполковник, получая от сержанта «личное дело», выкрикивал фамилию и называл роту, – «Абдулова Наталья Кирилловна! Добро пожаловать! Два шага вперёд. Вы направляетесь во вторую роту, встаньте к своему непосредственному начальнику, лейтенанту Астраханской, вон она, справа от вас. Елагина Дарья Анатольевна! Добро пожаловать! Два шага вперёд! Вы направляетесь в первую роту, встаньте к своему командиру, старшине Белковой… слева от вас», – и так далее.

Из прибывших, в подразделение Старохватова зачислили восемь человек, плюс две «вольные» из санбата. Когда распределение на плацу закончилось, Инна Геннадьевна отвела подчинённых сперва в столовую, затем в расположение.

На втором этаже жилого корпуса, к восьми девушкам в арестантской «робе» присоединились курсантки облачённые в военное обмундирование, как и у персонала – наполовину «пиксель», наполовину «флора», хотя различия имеются: несколько другой оттенок, рисунок и полоски чуть иные, и отражатели на рукавах – это дабы не спутать судимую с кем-то из сотрудников. Хотя форма была им выдана в строгом соответствии с размерами, всё же она сидела на теле мешковато. Необходимо подшить китель и штаны, разгладить, тогда – другое дело! Тем не менее облачённые в робу девочки долго рассматривали прикид «коллег», щупали материал, задавали вопросы.

– Рота! – закричала, словно случился пожар, старшина Белкова, – построиться на «взлётке» возле кроватей. И по ранжиру, не абы как!

Курсантки стоят в спально-строевом помещении, что представляет из себя смесь кубрика и казармы (все койки рядом, одноярусные), посредине которой находится так называемая «взлётка» – широкий, протянутый коридор, специально созданный для вечных построений личного состава, кстати, Старохватов почему-то называет её не «взлётка», а «пролётка», вскоре все привыкнут к такому термину.

Вообще, в корпусе сперва планировали сделать антураж исключительно армейский, причём «старого образца», позже отказались от такой идеи – надо идти в ногу со временем, плюс пресса заграничная станет заглядывать, нельзя опозориться на мир.

В расположение зашла прапорщик Азарова. Одна из девочек, видать, пересмотрев фильмов, крикнула, – «Смирно!»

– Отставить! – жёстко бросила Жанна Ибрагимова, – команда не совсем верная, когда командир появится ваш, кричите тогда! – и, сменив жестокое выражение лица на добродушное, добавила, – ему понравится. Инна… ой, товарищ старшина… вы правильно построили их, по ранжиру, но, думаю, пока форму всем я не выдала, пусть «зелёные» с края правого стоят. – «арестантки» сразу обратили внимание: прапорщик нестандартно выстраивает предложения, как-то «не так» чередует слова, непривычно для слуха.

– Тоже так думаю. – Согласилась Белкова, – где наш командир?

– У начальника штаба, придёт скоро. Поели они?

– Да.

– Ладно, вольно! – отдала команду прапорщик, – не расходитесь, мы с товарищем старшиной по делам ненадолго отлучимся, нас ждите молча или командира роты. Пошли в каптёрку старшина ко мне, кое-что прояснить надо. Да не сбегут никуда они, всё заперто.

– Если кто нарушит устав или поднимете шум, пеняйте на себя! – Снова закричала Белкова.

Когда командирши вышли, курсантки расслабились, зароптали:

– Девчонки, давайте хоть познакомимся! – предложила одна из недавно прибывших, – мы-то многие вместе чалились, а вас впервые видим.

– Я Анюту знаю! – выкрикнул кто-то, указав на «вольную», ту, что пониже.

– И я!

– Привет, каторжанки, – расплылась Анна в улыбке, – кто бы мог подумать, где мы встретимся!

– А ты, кто? – обратились с вопросом ко второй «вольной», что повыше ростом.

– Полина! Я никого не знаю, отбывала наказание в Беларуси.

– Да сдружимся! Ты тоже с воли сюда?

– Конечно. – Пожала плечами Полина.

– Вот вы дурочки, девки-и-и! С воли на каторгу. Нас бы кто выпустил, искали бы потом здесь! Просто на «взрослую» заезжать не хочется, решили сюда, вы же чего?! Воля-я-я же вокруг вас была.

– Это так кажется, – отозвалась Аня, – когда ты за колючкой, думается тебе, что там, за забором, всё просто, а выйдешь и-и-и… депресняк на свободе тоже, короче.

– Ладно, расскажите хоть, что за место? Кто главный?

– Сами не знаем толком, – с важным видом сказала Полина, – говорят, вроде он из солдат, не кумовой, говорят, воевал! Мы его ещё не видели.

– Его?! – дуэтом подхватило несколько женских голосов, – у нас ротный воспитатель – мужик?!

И посыпались с разных сторон вопросы: «Не сильно старый? Красивый? Накачанный или пузан? Злой или терпимо? А женатый?»

– Не знаем! – запищала Анна, – сказали же! Мы с Полей немногим больше вашего в курсе.

– Хоть бы не тот мелкий мужик с плаца, что по ротам нас определял?

– Иди ты!

И спально-строевое помещение наполнилось хохотом.

– Если не сильно старый, давайте его охмурим? – последовало «гениальное» решение.

Полина отрицательно покачала головой:

– Уверена, если нам назначили ротным мужика, а судя по слухам, повезло так только нам: у остальных ротные воспитатели – бабы, то мужик такой, что соблазнить или надурить его не получится.

– Ой, – отмахнулась самая дерзкая девушка, как раз та, которую первой зачисли на плацу в роту Старохватова: Елагина Даша, – если он не из кумовых, а вояка, то обдурим, ещё как! С бабами нашими, командиршами, куда сложнее выйдет.

– Смирно! – раздался мужской голос в помещении, напугав всех девушек, без исключения, однако команду они выполнили быстро.

Вошедший капитан дождался, пока курсантки построятся, затем поочерёдно провёл по ним взглядом, без какой-либо мимики или прочего выражения эмоций, помолчал пять секунд, и, развернувшись, ушёл прочь.

Это такой психологический ход Богдана: подогревал интерес у подопечных к своей персоне. Офицер пробыл на виду у «арестанток» меньше минуты, но его намётанному глазу хватило времени, чтобы сделать необходимые выводы. В глазах курсанток он уловил необходимое ему любопытство, а две особы из десяти, смотрели на него чересчур заинтриговано – этот огонёк в девичьих глазах он не спутает ни с каким другим! Оно, вероятно, на руку, главное здесь – не заиграться. В целом, у Старохватова остались ровные впечатления о подчинённых: он себе их так и представлял (плюс-минус), хоть Богдан не верит в исправление «оступившихся», хоть и ждал прибытия хитрых и «прожжённых» девиц, всё же подсознательно понимал – перед ним окажутся не матёрые зэки в наколках, что вечно крутят чётки и играют желваками, а простые на внешность люди, которые виделись ему совсем школьницами. Знал капитан по своим снайпершам и другое – за миловидностью, застенчивостью и робкой улыбкой, лучше всего маскировать самые злостные намерения, а под внешностью ангела зачастую скрывается жестокость хладнокровного ликвидатора, что не остановится ни перед кем или чем. – «В тихом омуте, черти водятся!» – сотый раз повторял ротный в мыслях.

Курсантки тоже сделали выводы относительно командира, они поняли – это их ротный воспитатель. Высокий капитан (185 см), широкоплечий, спортивного вида, с решительной походкой и офицерской выправкой, темноволосый, с карими глазами, слегка вытянутым лицом и чуть «вмятым» (от перелома) носом, оставил положительное впечатление. – «Вроде нестарый! Слегка за тридцать! – думали женщины, – всё лучше, чем тот крохотный мужик с плаца. Интересно, какой у него характер? Постоял, помолчал и ушёл. Наверное, суровый человек!» – в общем, нужного психологического эффекта Старохватов достиг.

Богдан шёл по коридору и смотрел по сторонам, когда старшина Белкова, бодро выскочив из каптёрки, едва не ударила его дверью. Командир именно её и искал, мол, – «Куда запропастилась? Курсанток одних оставила. Уж не пьёт ли часом?!» – Дверь каптёрки находилась по правой (северной) стороне корпуса, это первый кабинет от спально-строевого помещения, дальше, через три метра, канцелярия ротного, между ним и каптёркой находится тумбочка дневального: суточный наряд для подчинённых, подобно армии, в училище не предусматривался, тем не менее планировалось периодически ставить девочек «на тумбочку» или «дежурными по роте», тому две причины. Первая, – в качестве наказания, да-да, пресловутый – «наряд вне очереди! (или два-три)»; вторая, – для обучения, чтобы знали, какого оно – стоять дневальным или дежурным (ой) по роте, учреждение всё-таки с военным уклоном.

– Прости, Богдан… ой, виновата! Товарищ капитан. – Извинилась Инна.

– Ну-ка, дыхни! – подозрительно наклонился к старшине Старохватов.

Набрав побольше воздуха, Белкова дохнула в лицо командира:

– Хы! Да не пила я, мы по делам совещались.

– Это похвально! Ладно, иди к курсанткам, не распускай их, я позвоню сейчас генералу и приду, надо же и мне подчинённым сказать – «Добро пожаловать!»

– Слушаюсь!