Текст книги "Битва на Калке"

Стефан не оставил наследников, и все последующие венгерские короли являются потомками его двоюродного брата Вазула, сын которого Андрей женился на дочери Ярослава Мудрого Анастасии. И в дальнейшем у многих венгерских королей кто-либо из детей сочетался браком с Рюриковичами. Не удивительно, что время от времени у венгерских принцев возникал соблазн занять удел своего дяди или деда по матери. Причем, похоже, что и в самой Руси на эти безуспешные попытки смотрели скорее как на «домашние дела», чем нашествие иноземцев.

К 1223 г. огромное Венгерское королевство, несмотря на свою полиэтничность, пусть и с огромным трудом, но оставалось более-менее единой державой. Королю Андрею II удавалось пресекать центробежные тенденции (например, в присоединенной еще в 1102 г. Хорватии). В то же время серией междинастических браков своих детей он укрепил международное положение своего государства. Король был сватом Мстислава Удатного (дочь которого Мария-Елена вышла замуж за королевича Андрея) и дядей Анны, матери Данилы Романовича (дочери византийского императора Исаака II Ангела и сестры короля).

Венгрия поддерживала тесные контакты и с половцами. Наемные половецкие отряды широко использовались в многочисленных войнах (особенно на Балканах), венгерские аристократы, как и древнерусские князья, вступали в браки с половчанками, а дочь короля Мария вышла замуж за болгарского царя Ивана II (из половецкой по происхождению династии Асеней). Неудивительно, что в 1237 г. западные половцы во главе с ханом Котяном бросились бежать в Венгрию. Но в походе на Калку венгерские войска участия не приняли. То ли здесь сыграла роль обида на Мстислава Удатного за поражение под Галичем, то ли половцы не просили, то ли сам король не считал приход монголов серьезной опасностью. Андрею II не довелось увидеть крах своей державы, он умер за несколько лет до нашествия Батыя, от которого Венгрия пострадала почти так же, как Русь. Есть версии, что монголы вообще планировали истребить венгров и занять паннонские степи. И только географическая отдаленность венгров от Великой степи позволила им сохранить, а затем и возродить свое королевство (хоть и с пришлой анжуйской династией).

Об отношениях Руси-Украины с другим юго-западным соседом – влашскими племенами – известно гораздо меньше. К началу XIII в. предки современных румын еще не создали своего государства, однако и не попали в прямое подчинение к кому-либо из своих могущественных соседей. После Великого переселения народов латинизированные племена римской провинции Дакии оказались оторванными от других романских народов. Интересно, что и на Руси, и в Польше «волохами» называли как соседний романский народ, так и древних римлян и даже кельтов. Нашествия булгарской, а за ней венгерской орд заставило влашские племена уйти в горы. Там незаметно, не заявляя о себе так громко, как соседи, формировался будущий румынский народ. О миролюбивых земледельцах-волохах древнерусские летописи упоминают очень скупо. Даже промышлявшие на Днестре, Пруте и Дунае «галицкие выгонцы», «берладники», «бродники» и прочие искатели приключений особых конфликтов с местным населением, похоже, не имели. Вообще, волохов, находившихся под сильнейшим влиянием славян, сами славяне считали близким народом, незлобивым и христианским (они находились в подчинении болгарской церкви).

Куда больше, и чаще всего в негативных выражениях, летописи упоминают о других соседях Руси – литовцах. В эпоху раннего средневековья балтским племенам (предкам современных литовцев и латышей) пришлось испытать колоссальное давление со стороны более многочисленных и развитых соседей – славян и германцев. Не вызывает сомнений, что в начале нашей эры балты занимали гораздо большую территорию. Ко времени битвы на Калке балтские племена были полностью вытеснены из плодородных земель в леса на юго-востоке от Балтийского моря. Подобный образ жизни не способствовал культурному развитию, но воспитал из литовцев стойких, находчивых и жестоких воинов, своего рода «лесных викингов». Учитывая, что тогда самые освоенные земли Восточной Европы были покрыты дремучими лесами, неудивительно, что литовские отряды умудрялись нападать даже на Малую Польшу и Черниговскую землю. Уже после монгольского нашествия сохранившие независимость племена создадут могучее государство, которое заставит считаться с собой и немецких рыцарей, и своих славянских соседей. Более того, в западной Руси князей «Рюрикового дома» почти повсеместно заменят потомки литовского князя Гедимина – Гедиминовичи, – а через 14 лет после смерти последнего Пяста королевский трон в Кракове займет литовский князь Ягайло. Но во время битвы на Калке в литовских язычниках еще видели враждебную, коварную и опасную силу. Строго говоря, из южных княжеств только Волынское непосредственно соприкасалось с землями балтов – ятвягов, оттесненных славянами в леса между Неманом и Беловежской Пущей. Ожесточенное сопротивление храбрых и свободолюбивых ятвягов сломили походы галицко-волынских и мазовецких князей и тевтонских рыцарей уже после монгольского нашествия.

Таким образом, ни один из князей, отправляясь в поход на монголов, не имел особых внешнеполитических проблем и мог выставить все свои силы. В конце апреля объединенное войско разбило лагерь возле города Заруб в 80 км к югу от Киева. Здесь, рядом с так называемым Варяжским островом, располагался удобный брод через Днепр (сейчас эта местность лежит под водами Каневского водохранилища). Хотя река в это время была полноводна, князья хотели держать под контролем стратегически важный пункт и не допустить переправы монголов на правый берег. К тому же рекой было гораздо проще и быстрее перебрасывать пехотинцев, фураж и снаряжение.

Монголы действительно вскоре появились, но это были всего лишь десять послов. Тактика их была уже традиционной: стремясь сыграть на давней вражде Руси и половцев, они утверждали, что поход их носит сугубо карательный характер и занимать причерноморские степи у них и в мыслях нет. Лукавые монгольские послы с ходу попытались расколоть союзников, предлагая князьям либо бросить половцев, либо вообще самим на них напасть и забрать всю добычу себе. Интересно, что самих половцев монголы рассматривали не как отдельную сторону, а как своих бывших подданных, этаких перебежчиков или сепаратистов. Переговоры закончились трагически – послов убили.

Часто в литературе это называют страшной ошибкой. Действительно, согласно Ясе Чингисхана, убийство посла не прощалось в принципе, никаких переговоров после этого монгольские командиры вести были не вправе – оставалась только месть немедленная или отсроченная на годы, но в любом случае обязательная. Но с другой стороны, можно не сомневаться, что монголы вели подобные переговоры и с половцами, причем играя на той же вражде с точностью до наоборот – говоря о кочевом братстве, как это уже случилось на Кавказе. Наверняка монгольские лазутчики вели пропаганду и среди рядовых половецких воинов, натравливая их на собственную аристократию и обещая золотые горы. Можно уверенно сказать, что в методах пропагандистской войны и шпионажа монголы во многом предвосхитили будущее. Повсюду монгольские дипломаты и купцы нахально вмешивались во внутренние дела государств, занимались интригами, провоцировали сепаратизм. Не отсутствием «благородства» у других народов, а как раз именно этим объясняется настоящая эпидемия истребления монгольских дипломатов и купцов от Руси до Египта и от Венгрии до Китая. Причем ханская ставка закатывала истерики даже тогда, когда монголов просто высылали из какой-либо страны. Так что малопривлекательный поступок князей был вызван скорее не самоуверенностью, а простым инстинктом самосохранения. Весьма показательно и то, что следующее посольство, прибывшее объявить войну, три Мстислава отпустили целым и невредимым.

Войско двинулось вниз, вдоль правого берега Днепра, в то время как галицкие отряды, спустившись вниз по Днестру на ладьях, вдоль побережья Черного моря дошли до устья Днепра и поднялись вверх по течению до острова Хортица. Командовали этой необычной операцией воеводы Юрий Домажири и Держикрай Владиславич – опытные воины и мореходы. Севернее Хортицы начинались пороги, плыть было опасно, к тому же рядом с островом находился известный Протолчий брод, необходимый для переправы на левый берег огромной массы лошадей. Поэтому основные силы также направились ниже порогов и в середине мая достигли острова Хортица, где одноименная река впадает в Днепр. Здесь отряды союзников соединились. О численности объединенного войска можно судить только приблизительно. Более-менее уверенно мы можем представить лишь количество воинов, переброшенных морем. Они прибыли на тысяче ладей, и если учесть, что одна такая ладья-однодревка вмещала 40–60 человек, общее их количество составляло порядка 5 тысяч.

При этом галицкая «морская пехота» была далеко не самым многочисленным контингентом войска союзников. Киев, по словам летописца, выставил больше всех и уж явно больше, чем галичане. Так что общее количество княжеских войск к моменту переправы на левый берег должно было составлять около 25 тыс. воинов, приблизительно 15 тыс. всадников выставили обескровленные уже на тот момент половцы, которыми командовал не престарелый Котян, а молодой энергичный Ярун.

Монголы с левого берега Днепра спокойно наблюдали за переправой огромного войска. Но уже на следующий день то ли Мстислав Удатный, то ли Данило Галицкий с тысячей отборных всадников атаковал передовой монгольский отряд. Первая стычка с доселе не известным противником превзошла все ожидания: монголы были полностью разбиты и бежали в степь. Мстислав долго гнался за врагом, но основные силы монголов так и не встретил. Зато был взят в плен командир разбитого отряда Гемя. Вероятно, он был ранен, поэтому подчиненные спрятали его в яме, присыпав землей с половецкого кургана. Пленного отдали половцам, то ли по их требованию, то ли желая проверить, что же с ним сделают не слишком надежные союзники. Привязав Гемя к лошадям, половцы разорвали его на части, чем, безусловно, приободрили русских военачальников. А вот оценка боевых качеств нового противника вызвала горячие споры. Молодые князья заявили, что монголы «простые люди, хуже половцев». Старые воеводы, Юрий и Держикрай, наоборот, посчитали их «добрыми воинами». Судя по всему, особенно мрачное впечатление на них произвели кавалерийская тактика противника и необычайно высокое проникающее действие монгольских луков. Так или иначе, по наведенному лодочному мосту вся армия переправилась на левый берег Днепра и углубилась в степь. Для половцев это была родная страна, они прекрасно знали местность, но по пути союзникам встречались только разрозненные монгольские отряды. По всему было видно, что враг отступает на восток – к Дону.

Объединенным войском командовал совет князей и половецких ханов, формально возглавляемый старейшим по титулу (да и по возрасту) Мстиславом Романовичем киевским. Но наибольший авторитет как полководец имел, конечно, Мстислав Удатный – галицкий. Третий Мстислав – черниговский – и двадцатидвухлетний князь Данило больше прислушивались к их мнению. Мстислав Романович с самого начала призывал к осторожности, предлагая вообще не пересекать Днепр на виду у врага, чтобы не выдавать тем самым свою численность. Он считал, что лучше самим заманить монголов в глубь половецкой территории и ни в коем случае не выдвигаться далеко в степь.

Но в том-то и дело, что Джебэ и Субудай не думали переправляться на правый берег Днепра, а целью союзников, собственно, и было изгнание врага с левобережья. Тем более, весна 1223 г. выдалась дождливой, вся степь покрылась зеленой травой и вполне могла прокормить в походе даже очень большое количество лошадей. Не было проблем и с провиантом для войска – по степи бродили брошенные половцами стада овец и коров. Ну а в победе огромной по меркам тогдашней Европы армии не сомневались, похоже, даже самые осторожные вожди. Все выглядело так, что монголы, скорее всего, вообще уйдут за Дон без боя и князья в лучших традициях Владимира Мономаха, «испив шоломом» донской воды, со славой вернутся домой. Избегая частых переправ, союзники двигались в междуречье левых притоков Днепра – рек Волчьей и Конки (современные названия), и через девять дней вышли к его водоразделу с бассейном Дона. Это было одно из ответвлений знаменитого «Золотого шляха», которым со времен хазар купцы ходили из Киева к Азовскому морю. Впереди шел передовой отряд, состоявший из половцев и «молодой» галицко-волынской дружины под командованием уже тогда известного своей удалью князя Данилы. Позади передового отряда двигался авангард главных сил – войско Мстислава Удатного. За ним следовала дружина Мстислава черниговского, а замыкала колонну дружина Мстислава киевского и галицкая тяжелая пехота. Тяжелые телеги с провиантом и доспехами не поспевали за войском, люди начинали изнывать от жары и пыли, армия опасно растянулась, но монголы и не думали атаковать. Субудай и Джебэ уже выбрали место для предстоящего сражения, которое обеспечивало монголам возможность свободного отхода и, наоборот, затрудняло противнику отход к Днепру в случае поражения. К тому же монголам наверняка было известно, что армия союзников не только невероятно растянута, но и в стане ее командиров отсутствует единоначалие, а Мстислав Удатный – всего лишь самый авторитетный военачальник.

Наконец 31 мая 1223 г. объединенное войско вышло к берегам реки Калки. Ее точное местоположение до сих пор вызывает споры, но большинство исследователей сходится во мнении, что это Кальчик, правый приток Кальмиуса, впадающего в Азовское море. (Сейчас длина Кальчика 88 км, площадь бассейна 1263 км². Питание реки преимущественно дождевое и снеговое, на ней расположено Старокрымское водохранилище, которое используют для водоснабжения Мариуполя. Почти целиком Кальчик течет в современной Донецкой области Украины.) Река, в общем, небольшая, хотя, конечно, в XIII в. она была полноводнее, тем более весной. Обе стороны считали, что хорошо знают тактику боя противника. Но если Субудай и Джебэ получили от перебежчиков-половцев более-менее объективную характеристику боевых качеств врага, то Мстислав Удатный и другие военачальники наверняка видели в монголах обычных кочевников, пусть даже и более умелых и вооруженных лучше, чем обычно. А это было далеко не так.

Военная реформа Чингисхана состояла в усвоении лучших методов кавалерийского боя разных народов мира, в том числе и оседлых. В первую очередь она проявилась в разумном сочетании и применении легкой и тяжелой кавалерии. В сражении монгольская конница четко делилась на отдельные отряды. Между отрядами тяжелой конницы всегда оставались широкие проходы для конных лучников, чтобы они, осыпав противника градом стрел, всегда могли откатиться за спины тяжелой кавалерии, которая смыкала ряды и либо встречала противника уже копьями и саблями, либо сама продолжала атаку В любой момент ее ряды могли разомкнуться для нового налета легкой конницы. Этот процесс мог повторяться многократно до полного изматывания и дезорганизации врага. В монгольской армии существовала строгая (в разумных пределах) воинская дисциплина, жесткая субординация, беспрекословное единоначалие, категорически отвергались семейственность и землячество. И здесь Чингисхан во многом предвосхитил свое время. Постоянные, сначала междоусобные, а затем захватнические войны выдвинули среди монголов целую когорту талантливых полководцев.

Едва ли не на первое место здесь можно поставить Субудай-багатура. Некоторые историки вообще считают его одним из талантливейших полководцев средневековья и в становлении Монгольской империи отводят ему не менее важное место, чем Чингисхану. Субудай происходил из урянхаев (таежных монголов). Благодаря незаурядным способностям он уже в 25 лет командовал отрядом легкой конницы, постепенно став самым доверенным и талантливым среди полководцев Чингисхана. Субудай-багатур выиграл десятки битв на пространстве от Тихого океана до Черного моря, став среди монголов непререкаемым авторитетом. Забегая наперед, нельзя не вспомнить, что именно он, будучи уже в преклонном возрасте, потеряв в боях глаз и имея парализованную руку, выступит «начальником штаба» во время похода на запад внука Чингисхана – Батыя.

Джебэ-нойон в период становления Монгольского государства сражался в рядах противников Чингиса, но, попав в плен, перешел на его сторону. Тот никогда не забывал услуги, оказанной ему во время борьбы за власть. Но Джигоардай (так звали его на самом деле) оказался и талантливым полководцем, особенно проявив себя во время войн в Средней Азии. За умение управляться с луком Чингис прозвал его Стрелой (Джебэ).

Безусловно, монголами командовали их лучшие полководцы, но и в армии союзников находился и, конечно, играл ведущую роль один из лучших полководцев Восточной Европы того времени – Мстислав Удатный. Громкие победы над разными противниками только укрепили в нем уверенность в надежности традиционной тактики боя, принятой в Киевской Руси. Армии южных ее княжеств сражались в боевых порядках, напоминающих западноевропейские построения с основной ударной силой в виде богатырей-рыцарей и тяжелой конницы. В подобном строю можно было драться только на обширной равнине. В междоусобных войнах князья часто вообще требовали от противника выйти в «чисто поле» и сойтись, имея равные условия для боя.

Перед сражением войско обычно делилось на три полка. Наиболее мощным был центральный. Его разворачивали на основном направлении атаки и здесь же среди воинов, как правило, находился и сам командующий войском. По бокам располагались два фланговых, конных или смешанных подразделения. При наступлении центр перестраивался в клин – «свинью». При обороне он, наоборот, выгибался дугой, а фланги в это время пытались окружить врага со всех сторон. В борьбе с разными противниками, в зависимости от их особенностей, тактика, конечно, менялась. В боях с европейскими армиями упор делался на тяжелую кавалерию и не менее мощно вооруженную пехоту.

В борьбе со степными кочевниками были необходимы отряды легких конных лучников. Чаще всего они вербовались из их же среды. Большое значение имели боевые знамена – стяги. Это связано с тем, что и воины разных княжеских дружин, и отряды постоянных то противников, то союзников – венгров и поляков – имели более-менее одинаковый внешний вид. Учитывая, что при любом войске почти всегда находился контингент из «своих» кочевников, подобное затруднение неизбежно возникало и в войнах с половцами. Поэтому перед битвой войско строилось вокруг стяга, а во время сражения он служил для воинов ориентиром, местом сбора. Пропажа знамени из вида вызывала панику, иногда его захватывал противник и использовал как приманку. К тому же стяг служил своеобразной мишенью для врага – он показывал местоположение командования. Тем не менее, как и в других европейских феодальных армиях, украшенное трезубцами (разные князья имели свои варианты), религиозными символами и образами знамя считалось воинской святыней и всячески оберегалось. В целом, тактика, применявшаяся вождями собравшегося на Калке войска, в условиях тогдашней средневековой Европы и Передней Азии вполне себя оправдывала. Его неформальный командующий – Мстислав Удатный – был в этом плане полководцем-универсалом, побеждавшим теми или иными способами самых разнообразных противников. Методы ведения боя как европейских рыцарей, так и степных кочевников не были для него секретом. Тем трагичнее и нелепее выглядит катастрофа, разыгравшаяся в приазовской степи 31 мая 1223 г.

Утро этого дня началось вполне удачно. В жестоком бою союзные войска рассеяли монгольский сторожевой отряд. Затем последовало традиционное столкновение удальцов, и монголы снова проиграли и отступили. Наступила пауза, как оказалось, роковая для союзников. Князья так и не пришли к общему мнению – атаковать ли противника немедленно (так считал Мстислав Удатный и молодые князья, а под их давлением и Мстислав черниговский), или, выбрав удобную защитную позицию, остановиться на ночь, надеясь, что враг сам бежит без боя (на этом настаивал Мстислав киевский и командиры пехоты).

Монголы бездействовали, спор затянулся до полудня, общего решения так и не приняли, а дальнейшие действия союзников оказались наихудшими из возможных. Самоуверенность достигла такой степени, что каждый из князей решил действовать самостоятельно. Мстислав киевский остался в укрепленном лагере на правом берегу Калки, а волынская дружина Данилы и половцы хана Яруна начали форсировать реку. Следом за ними стали переправляться галичане, а неподалеку от них черниговцы, которые из-за самоуправства Мстислава Удатного чрезвычайно запоздали. После короткой перестрелки половцы и волыняне начали теснить передовые отряды монголов. Стрелы стали долетать уже до первых рядов основного монгольского войска, но Субудай не отвечал, и только когда отдельные части наступавших максимально оторвались друг от друга, отдал приказ своим воинам начать контратаку.

Монголы имели традиционное построение: центр – элитная тяжелая конница самого Субудая, правое крыло – более легкая конница Джебэ, левое крыло ханов Тсугира и Теши, состоящее из половцев, курдов, аланов и прочих народов, вливавшихся по пути следования в монгольское войско. Силы монголов на Калке оценивают обычно в 25–30 тыс., почему-то забывая, что у восточных авторов речь идет о самих монголах – участниках экспедиции. Несмотря на потери, это войско, уступая в качестве, количественно росло за счет вливавшихся в него тюркских и прочих кочевников. Возможно, силы монголов на Калке даже превосходили силы союзников. Но главным их преимуществом все же были дисциплина и тактическая грамотность. Пропуская отступающих легких лучников, ряды монголов расступились, затем снова сомкнулись и поскакали навстречу половцам и волынской дружине. Произошла страшная копейная сшибка тяжеловооруженных конников.

Данило был ранен в грудь, но продолжал сражаться. Его воеводы Семен Олюевич и Василько Гаврилович умело руководили боем, однако очень быстро выяснилось, что силы волынян тают, а куда более многочисленные галичане Мстислава находятся слишком далеко, чтобы к ним присоединиться. Волыняне, возможно уже под руководством дяди Данилы – князя Мстислава Немого, стали медленно отступать. Зато половцев, явно не готовых к бою с тяжелой кавалерией, охватила паника. Не исключено, что усугубило ее то, что часть из них вообще перебежала на сторону монголов. Постепенно отступление превратилось в бегство. Ни раненый Данило, ни хан Ярун уже не могли ничего поделать. В это время еще не знающее, как развиваются события, галицкое войско Мстислава Удатного в боевом порядке шло навстречу основным силам монголов. Бегущие волыняне и половцы сломали его строй, и пока галичане перестраивались, Субудай ударил по ним с флангов. Перестроившись, закованная в доспехи тяжелая галицкая кавалерия «свиньей» ударила в центр монголов, но оказалось, что силы ее недостаточны, чтобы его протаранить: элитные монгольские части по своему вооружению и боевым качествам ей отнюдь не уступали. К тому же, не желая оголять фланги, Мстислав сильно растянул свое войско, и постепенно в нескольких местах его строй начал разрываться. Сказалось элементарное численное превосходство монголов, в случае равных потерь явно для них выигрышное. Стоит отметить, что не поддавшаяся панике и не перешедшая на сторону врага часть половцев (прежде всего аристократы) до конца стойко защищала фланги галичан и не давала окружить дружину Мстислава целиком. Но быстро таявшее войско постепенно превратилось в отдельные отряды, начавшие панически отступать к Калке.

Наиболее нелепо сложилась судьба черниговской дружины. Отставшее войско Мстислава Святославича еще только заканчивало форсирование реки, как было опрокинуто волной бегущей конницы. Не успевших ни построиться, ни приготовиться к бою воинов тут же атаковали монголы и обратили в бегство. Конный авангард черниговцев под командованием Олега курского еще до того присоединился к галичанам, но также был смят превосходящими силами врага.

К вечеру стало ясно, что переправившиеся на левый берег Калки войска союзников постиг полный разгром. Оставшиеся на противоположном берегу киевляне могли его только наблюдать. Помочь чем-либо отступающим было уже поздно. Еще с утра по приказу Мстислава Романовича киевляне вместе с оказавшейся не у дел тяжелой галицкой пехотой окружали свой лагерь возами и вбивали колья на наиболее опасных направлениях атаки. В неразберихе после битвы любая контратака была бы уже бессмысленна, а отступление невозможно. Многие из отступавших пытались присоединиться к киевлянам, но подвижные монгольские конники отсекали их от укрепленного лагеря и гнали в степь.

Часть сил Субудай оставил для блокады лагеря, часть бросил на преследование беглецов. Судя по всему, к монголам присоединилась и часть половцев – изощренная пропаганда делала свое дело. Во всяком случае летописи обвиняют их в «избитии» отступавших русинов, и едва ли это было просто мародерство.

Само отступление приняло хаотический характер, но в целом происходило в двух направлениях – назад к Днепру, где войско ожидал лодочный мост, – или прямиком на север, в пределы Переяславского княжества. Остатки галичан и волынцев, включая самого Мстислава и раненого Данилу, чудом успели переправиться на правый берег, после чего импровизированный мост попросту уничтожили. Паника была столь велика, что князья с дружиной не стали ждать дальнейшего развития событий, даже оказавшись в относительной безопасности, а в спешке ускакали на северо-запад. Напрасной оказалась и надежда черниговцев кратчайшим путем добраться до своих укрепленных городов или хотя бы в недоступные для кочевников леса и болота верховьев Северского Донца.

Преследование противника было излюбленным спортом монголов. По сути, и не сразившись по-настоящему с врагом, черниговская дружина понесла страшные потери. Полностью погибла вся тяжелая кавалерия, включая самого князя Мстислава Святославича и его сына.

Тем временем, блокированный монголами укрепленный лагерь киевлян над Калкой успешно отбивал все атаки. Импровизированная крепость из возов (вагенбург) была давно известна в Европе и широко применялась для защиты от кавалерии даже после распространения огнестрельного оружия. Чешские табориты в борьбе с немецкими рыцарями довели тактику ее применения до совершенства, а украинские казаки, пользуясь отсутствием у татар пушек, сооружали подобные крепости из возов вплоть до XVIII в.

Три дня монголы не могли ничего поделать с осажденным лагерем. Арбалетчики не давали противнику приблизиться и поджечь возы. Периодически те раздвигались и конница бросалась на вылазку. Но помощь не подходила, и лагерь был обречен. Возможно, у осажденных не было источника пресной воды. Грубейшей тактической ошибкой Мстислава Романовича при выборе позиции это вряд ли можно считать. С точки зрения стратегического положения, место, выбранное старым князем, было вполне удачным – успешная трехдневная оборона от многократно превышающих сил врага тому подтверждение. Другое дело, что Мстислав киевский отнюдь не собирался выдерживать в укрепленном лагере длительную осаду, а просто хотел обезопасить войско на ночь. В сложившейся ситуации стало очевидно, что рано или поздно Руси все-таки придется сдаться.

Субудай и здесь проявил себя не только талантливым полководцем, но и расчетливым дипломатом. Для ведения переговоров он выбрал в качестве посредника воеводу выступавших на его стороне бродников (Плоскиню). О происхождении этих людей известно немного. Скорее всего, это были остатки старого земледельческого населения степи, которое еще печенежское нашествие заставило перейти на полукочевой образ жизни и поселиться в недоступных для кочевников лесистых долинах рек. Бродники занимались рыболовством, торговлей, разбоем, стараясь контролировать стратегически важные переправы через реки (отсюда, судя по всему, и название). В любом случае, мирно уживаясь с половцами, они вели скорее оседлый образ жизни. Этнически это было, скорее всего, славянское население, возможно, поглотившее остатки хазарской земледельческой колонизации и часть позднейших тюркских пришельцев. Летописи однозначно не считают бродников чужими. С другой стороны, политически донские и днепровские бродники явно были больше связаны с половцами, самое первое упоминание о них в 1147 г. представляет бродников как союзников «поганых». Образ жизни бродников поразительно напоминает образ жизни позднейших казаков. Хотя с последними более правомерно все же сравнивать днестровских и дунайских берладников (их название происходит от Берладя в низовьях Прута – ныне Бырлад, Румыния). Политически связанные с галицкими князьями, они принимали активное участие во внутренних делах Украины-Руси и даже пытались перейти к экспансии. Но в любом случае и воевода донских бродников Плоскиня воспринимался киевлянами как «свой». Кроме того, они, скорее всего, знали, что бродников включили в монгольское войско под принуждением и только как проводников. Плоскиня поклялся и поцеловал крест на том, что монголы согласны отпустить осажденных за выкуп. Субудай обещал Мстиславу Романовичу, его зятьям и воеводам, что ни одна капля их крови пролита не будет.

История не сохранила нам свидетельств о том, как отнеслись в лагере киевлян к переговорам, были ли предложения не сдаваться и выйти в поле, чтобы умереть геройской смертью. Известно другое: Мстислав принял условия капитуляции, но как только воины раздвинули возы, бродники схватили его с зятьями, а монголы ворвались в лагерь и начали рубить сдавшихся.

Дело здесь, конечно, не только в излишней доверчивости киевского князя. Предыдущая история отношений Руси с кочевниками не знала ни одного случая расправы с пленными князьями или крупными аристократами (хотя попавших в плен половецких ханов иногда убивали). Вообще, выкуп противником «полона» вплоть до эпохи позднего средневековья оставался одним из важнейших источников дохода степных сообществ. Но в данном случае сыграли свою роль и обозленность монголов за убийство послов, и монгольский менталитет (с точки зрения Ясы, убийство посла – страшный грех), и, судя по всему, уже имевшийся приказ не оставаться в Причерноморье, а двигаться на восток. Возможно, что сами монголы еще не разработали конкретных планов в отношении древнерусских княжеств. Как правило, в покоренных странах правящие династии истреблялись ими поголовно, а их место занимали родственники Чингисхана. Такая участь постигла половецких Кончаковичей, род Ануш-Тегина в Хорезме. Так, например, убив последнего багдадского халифа Аль-Мустасима, монголы поставили точку в истории потомков дяди пророка Магомета – халифов из династии Аббасидов.