Текст книги "Про золотую рыбку (сборник)"

Тут я понял, что настал момент действовать более решительным образом. Без лишних слов, жестов и восклицательных знаков я сдёрнул прелестницу со стола за руку, развернул к себе спиной, наклонил и задрал её кожаную юбку, подумав, что и директор, наверное, проделывал с Аспазией Вавилонской подобные выкрутасы. Перед моим взглядом предстали две почти идеальные мячикообразные выпуклости, гладкие, как лысина бич-стокера, без единого микрона целлюлита. Я понял, что девица реально была идеальным объектом для наслаждения для настоящих мужчин, и чуть не потерял сознание при виде такого откровенно-наглого совершенства женских прелестей нижнего уровня, ставящего под сомнение все достижения стерильных мэнов в области науки и техники и даже загадку «лыбу давящей» знаменитой картинной ханжи[37]37
  «лыбу давящей» знаменитой картинной ханжи – Джоконды


[Закрыть] из европейского музея, и загорелся желанием немедля опробовать их на профпригодность как объект наслаждения уровня люкс одним весьма пикантным мужским органом. Я тут же забыл про деньги, наган и порошок и только собрался всерьёз взяться за дело, как в дверь постучали, и через миг просунулась взлохмаченная, местами подпалённая голова. На багровой, как варёная свёкла, физиономии с полным отсутствием растительности, включая брови, глаза вращались со взглядом бешеной обезьяны, чудом спасшейся от пожара в джунглях. Мне опять пришлось отдёрнуться от секретарши: в обезображенной физиономии я с трудом узнал начальника цеха. Однако! Силён оказался парень к воздействию электрошокера! Сто тонн навоза в гору на колхозной телеге, – сегодня явно не мой день! И с этим придётся смириться, а то как бы не было хуже! «Хен-за, бэйби-хен-за, бэй-би хен-за, бей-би, бей-би!» – зазвучал в голове мотивчик, но явно не битловский и роллинговский.

– Извините, Степан Макарович! – прошепелявила голова начцеха, приняв меня за директора, и исчезла за дверью.

– Кто там? – спросила секретарша насторожённо-капризным голосом, не меняя позы.

– Ходят тут козлы всякие, – ответил я, – мешают обнимать прекрасных девушек!

– Как ты хорошо сказал, милый! – Довольная девица плотнее придвинулась ко мне изящным крупом.

Но нужный запал у меня уже прошёл, и это место покрылось явным разочарованием, досадой и злостью. «Чтоб тебя крокодилы покусали, – подумал я, пытаясь вызвать в себе новый импульс, – второй раз за сегодня облом, а день только начинается!»

Секретарша тоже поняла, что момент, дающий свет для плотского наслаждения, упущен, повернулась ко мне лицом, одёрнула юбку таким привычным, обыденным жестом, словно эти конфузы происходят с ней регулярно, и при воспоминании о делах её красивое лицо, чтоб мне попасть в чёрную дыру (в прямом смысле, а не в переносном), посерьёзнело на глазах.

– Рома! – глядя мне в глаза, нашарила на столе папку, – с этим документом на руках мы вступаем в зону повышенной опасности! Знаешь, какие это «кирпичи»!? За эту папку денег можно срубить – десять мясокомбинатов без проблем построить, оснастив новейшим оборудованием по производству колбасы и зельца! Купить казино в Лас-Вегасе или военный полигон для испытания нового оружия массового поражения английских мышей и прусских тараканов! Я удивляюсь, как он её держал здесь, в своём кабинете, и за ней ещё не пришли знающие люди!

– Знающие чего?

– Для тебя это не имеет значения! Важно то, что, находясь сейчас со мной, ты встаёшь на остриё ножа! Пока не поздно, можешь уйти, я всё пойму, только оставь мне эту игрушку, показала она взглядом на пистолет-пулемёт.

– Света, ты за кого меня принимаешь! За пидора потного, боящегося собственной тени! Разве я брошу такую суперпотрясающую девушку, как ты! С тобой мне теперь не страшен сам чёрт лысый в пиджаке от хьюга-босого с золотой цепью на шее и повадками дешёвого фраера, говорящего фразами типа: «Ты че, в натуре, фильтруй базар, беспонтовая лошара!» Я таких уродов, – я взял со стола игрушку взрослых мальчиков, – если надо, полк положу у твоих ног, прекрасная херувимного плана девочка!

– Ты в самом деле думаешь, что я такая? – Зарделась и даже слегка застеснялась секретарша от удовольствия. – А этот жирный боров иначе как шлюхой, дешёвой подстилкой и прожорливой гусеницей не называл! Импотент позорный! Трахал меня от силы минуты две-три, ещё и в рот заставлял брать своего семисантиметрового – полувялого, и всё кормил обещаниями, подарит автомобиль и золотые серёжки, выгонит этого бегемота – жену, женится на мне и в медовый месяц повезёт на острова! А сам копыта откинул – скотина глиняно-песочная! А я, как последняя лохушка, терпела его издевательства и мутоту под названием «служебный роман»; а после такого – язык не поворачивается сказать – интима, у меня болела то голова, то поясница, месячные стали приходить не вовремя, и постоянно была раздражённая и злая! – Секретарша посмотрела на меня с испытующим любопытством: – Надеюсь, ты не ревнуешь, что я тебе рассказываю! Другому бы я никому не рассказала! Но, учитывая ситуацию и то, что ты какой-то не такой, как все остальные бич презеры… Знаешь, милый, на душе накипело, честное девичье слово! Некому даже в жилетку поплакаться! У меня – не поверишь – даже подруги нет! Все знакомые девчонки мне дико завидовали и делали пакости рано или поздно, потому что мужики, независимо от возраста и положения, стелются, как шлак угольный, у меня под ногами! Даже смешно становится! Даже женатики при своих жёнах – этих жирных коровах, смотрят на меня как голодные псы на кусок вырезки! А уж когда меня Максимка взял на работу, здешние лахудры готовы меня с говном сожрать!

– А чего ты хочешь? Конечно, у такой супервосхитительно-красивой девушки по определению не может быть подруг! Как у олимпийской богини красоты Афродиты Афинской! Скажу тебе больше, Светланочка! Я ещё не видел девушки красивее, чем ты! Все бабы, – даже каких показывают по телевизору в передаче «Очевидное-невероятное», за которыми охотятся в горах Гималаях папарацци… то есть в стайле и фэшене, – мусор у тебя под ногами! Чего уж говорить про какую-то бухгалтерию, на каком-то дерьмовом, того и гляди готовом вылететь в трубу кирпичном заводике! И как ты только влезла в эту кирпич-помойку на отшибе цивилизации, в голове у меня не укладывается! Такая супервосхитительная, суперсногсшибательно-обалденно-красивая девушка! Я чихать не хотел! То есть, извини, мне это до сих пор непонятно!

– А что, есть такая Афродита!

– Без понтов, без всяких примесей!

– А мы этого в школе не проходили!

– Не важно! Ты слушай, что я тебе дальше скажу! Мало того, что ты сногсшибательно красивая девушка, ты ещё и умница! И у тебя такая красивая попка! Но ты, конечно, лоханулась, связавшись с легаром-дидроером!

– Рома, у меня не было выбора! Ты не знаешь, какие там порядки царят, на этих конкурсах красоты! Ты думаешь, этих девочек за красивые глазки туда берут! Надо отрабатывать… одному мерзавцу сделаешь минет, другой нехороший джентльмен рвёт – тащит в койку… Максимка, конечно, не Ален Делон, но он меня выдернул оттуда, потому что на меня были более мерзкие претенденты… Извини за такие откровения!

– Какие, например? Если, конечно, это не секрет!

– Паша Гнутый… если тебе так интересно!

– Это наш местный криминальный авторитет? Которого в прошлом месяце грохнули? Да-а-а… Что-то, девушка, тебе с партнёрами не везёт! Одного замочили, другой кинулся от инфаркта… Может, ты – роковая женщина! С тобой в таком случае реально опасно связываться!

– А ты не связывайся, если боишься!

– Да я не боюсь, у меня такое первый раз в жизни! К тому же, видишь, как получается, не всё, что впрыскивается, идёт в реальную кайфуху, как сказал один философ восемнадцатого века, когда по ошибке вместо герыча впрыснул себе в вену афродизиак Шредера; башню у него снесло наглухо, а потом снесло башню у его жены, когда он её трахал девять часов без перерыва, она после этого хвалилась знакомым дамам, что самая счастливая женщина в истории Древнего Мира. Но если нам угрожает такая «бяка-ковыряка», то надо валить отсюда без промедления, и ноу проблем, как кричала толпа в столице Гондураса, когда повесили вниз головой диктатора Освальда Сиворылого на городской площади и его сторонников расстреляли, а дворец взорвали, как символ ненавистной власти. Неизвестна участь его жены и трёх дочерей: то ли пустили в расход, то ли отправили на медные рудники; там ещё арка запоминающаяся, как входишь на территорию этих рудников, по телевизору показывали…

– Какая ещё арка, Рома? – секретарша нахмурила брови и посмотрела на парня в недоумении. – Мы в таком положении находимся, того и гляди на хвосте повиснут реальные бич-блузеры, упакованные, как черепашки-ниндзя, валить отсюда надо, пока не поздно!

– Тогда валим!

Мы по быстрому собрали всё, что нужно, наспех приведя себя в порядок, стараясь не производить лишнего шума, выскользнули в коридор и, прислушиваясь к шорохам за дверьми кабинетов, направились к лестнице.

Стояла обманчивая тишина. И я ждал, что она взорвётся каскадами голосов; их слабые всполохи доносились с первого этажа.

Только мы дошли до какого-то кабинета без таблички, удачно миновав кабинет главного бухгалтера, которую я не заметил в толпе дам, когда они пробежали мимо нас, находящегося первым, если подниматься с лестничной площадки, как внизу послышался нарастающий галдёж и тяжёлый топот каблуков дамской обуви по ступенькам, в который удачно вплетался цокот обуви из той же серии, только более лёгкой по содержанию и изящней по форме. Это торопилась бригада любительниц протоплазмы, чтобы сожрать нас, ну прямо горгульи в цивилизованном варианте.

– Не успели! – с досады девица прикусила губу и крепко стиснула мою ладонь своей влажной от волнения рукой.

– Гадом буду, сейчас положу этих вумен-монстеров на месте! – Я посмотрел секретарше в глаза решительным взглядом и вытащил из-за пазухи «узиак». Передёрнул затвор. Внутри смертоносной железяки угрожающе лязгнуло.

– Подожди, Рома! – Секретарша торкнулась в дверь безликого кабинета, нажав на ручку.

Дверь открылась. Бросив мне, как вызов в лицо, торжествующий взгляд – я тоже девчонка – не последняя лохушка на ренухе, она увлекла меня за собой внутрь помещения.

Комната, где мы оказались, мало имела общего с рабочим кабинетом предприятия, несмотря на то, что в дальнем от входа углу стоял письменный стол; над ним висел портрет Ленина под пыльным, загаженным мухами стеклом, в облупившейся позолоченной рамке. Пыль на стекле была такой густой, что я Ленина узнал только по бороде и лысине и с горечью подумал, что ж ты, козёл этакий, наделал со своей треклятой революцией, столько народу положил не за газгольдер Мопассана, тебя надо было в клетке, как Квазимодо, провезти по главной площади государства российского; при ином раскладе я бы с удовольствием надел этот портрет на голову директору или начальнику цеха, но в данной ситуации удовольствовался только мыслью об этом. Рядом со столом стоял шкаф, где на полках пылились папки с заводской бумажной мусоркой. Рядом со шкафом была ещё одна дверь, ведущая, как я понял, в кабинет главного бухгалтера. Из-за неё доносился подозрительный шорох.

Секретарша прижала к губам указательный палец – «тс-с-с», – когда поймала мой взгляд на этой двери, и на цыпочках, не произведя ни одного цок-цок-звука, я был удивлён, потому что в коридоре она, хоть и тихо, но цокала при ходьбе, подкралась к ней, таща меня за собой и за своей нагло-совершенной фигурой в свете Потомакских огней, как неодушевлённый предмет. Присела на корточки, не выпуская мою руку из своей, и посмотрела в замочную скважину.

Я замер рядом, переживая приятные моменты, держа в ладони нежные пальчики девушки и чувствуя себя почти счастливым парнем, не забывая другой рукой, согнутой в локте, прижимать к груди «ствол» вверх стволом, выточенный, вполне вероятно, на заводе имени Токарева, прислушиваясь к шуму в коридоре и испытывая при этом необычайный эмоциональный подъём, когда поднявшиеся по лестнице работницы высшего звена предприятия проследовали мимо двери, за которой мы притаились, к директорскому кабинету. Я всё ждал и втайне надеялся, что кто-нибудь из административной своры откроет дверь, и я тогда покажу себя – понтанусь по-взрослому перед красивой девчонкой, в которую без сомнения влюбился без ума, несмотря на то, что ещё не более часа назад она подставляла киску отвратному субъекту, сдёрну с плеча файер-ган[38]38
  файер-ган – пистолет-пулемет


[Закрыть] и открою огонь на поражение управленческого слоя паразитов предприятия.

– Ах, сука! – дрожащим от ярости голосом прошептала секретарша и, повернув ко мне охваченное ненавистью лицо, ставшее от этой эмоции ещё красивее, произнесла: – Рома! Дай мне свою убийственную машинку! Эта кобыла нас программирует!

Я не стал задавать лишних вопросов, когда на лице любимой девушки сверкала такая восхитительная страсть пусть и отрицательного свойства. Передал ей убойный – и не только для крупного рогатого скота – механизм, когда секретарша поднялась с колен.

Она осторожно приоткрыла дверь, взяла пистолет-пулемёт двумя руками, как учили в школе, на уроке военно-стратегической подготовки, вытянула их в проём на уровне плеч и старательно прицелилась. Глянув в зазор между её головой и косяком, – кого это она собралась зафоршмачить, я увидел главного бухгалтера – рослую даму с лошадиным лицом, имеющую в запасе руки метательницы молота, неприлично выглядывающие из рукавов безвкусно сшитого жакета, стоящую к нам вполоборота с трубкой сотового у уха. Видимо, она говорила что-то серьёзное, что даже не заметила, что за ней наблюдают.

Я прижался к спине девушки, подложил свои руки под её, чтобы девице легче было держать говорящую на языке смерти стальную «дуру».

– Рома, я правильно делаю! – обжёг мне щёку её горячий шёпот, когда она повернула ко мне лицо.

Невинная близость девушки, доверчиво, почти по детски прильнувшей ко мне в такой серьёзный момент, совсем сбила меня с панталыку; она сейчас совсем не была похожа на современную Золушку, раздвигающую ноги для всяких нечистых на руку жлобов за жалкие подачки, и уж тем более её вид в этот момент совсем не вязался с тем, что она собиралась сделать.

– Всё так, Светик, – прошептал я, находясь приблизительно в таком же состоянии, в каком был антигерой Фёдора Михайловича, занёсший топор над пенсионеркой, – теперь успокойся, прицелься, задержи дыхание и плавно жми на курок. (Я сам на себя удивился какой дал ей ценный совет, словно инструктор, подготавливающий красоток для работы наёмными убийцами.)

И секретарша нажала. Так, что раздалась короткая очередь. Звякнули стёкла (вероятно, часть заряда ушла в окно), и вслед за этим что-то тяжёлое, напоминающее мешок с картофелем, упало на пол. За затылком девицы я не видел, что, но по раздавшимся вслед за падением хрипам и стонам, понял, что секретарша попала в цель.

– Есть! – взвизгнула девица и, повернув ко мне голову, засмеялась. – Рома, ты видел!? Я завалила эту лошадь! – Глаза у секретарши нехорошо сверкали. В этот миг мне показалось – «не замкнула ли, и в самом деле, у неё фаза в голове», после того как директор дал дуба на ней. Я бы не удивился, если это и в самом деле произошло. Но девушка, оборвав смех, может, догадываясь, что я могу подумать (иногда женщины проявляют удивительные способности читать мысли мужчин), лукаво посмотрела на меня и добавила: – А ведь я, когда нажала на курок, как ты сказал, зажмурилась от страха! Вот уж не думала, что я в неё попаду! Само провидение направило дуло в цель!

– Ты её так ненавидишь? Причина? Патронов выпустила почти всю обойму! Стоило ли вообще?

– Рома, – девчонка явно была в ударе, обняла меня и поцеловала, – я бы не стала этого делать, хотя и в самом деле ненавижу её за её подляки; она сразу меня невзлюбила, с первого дня, как Максимка взял меня, и ставила палки в колёса, и настраивала других баб против меня, но она ментам звонила, – я слышала вот этими ушами! Но кого я по-настоящему ненавижу, – буду с тобой откровенной, – так это козу из отдела кадров! Вот уж, действительно, от кого меня мутит, только от одного вида! – У девицы при воспоминании о сопернице сузились глаза, как у пантеры, собравшейся прыгнуть на жирную лесную свинью, и раздулись ноздри. – Если она мне сейчас попадётся на глаза, я и эту курву загашу! Ты не против? – Глаза у моей скороспелой пассии и в самом деле были заряжены маниакальным блеском. Я был слегка шокирован её разыгравшимся аппетитом. Вот и ведись после этого на женскую красоту, когда у них с головой не в порядке по причине отсутствия интима либо его скверного качества со стерильными глобалистами. Кажется, девица и в самом деле слегка тронулась головой после того, как ощутила в себе хилую преждевременную эякуляцию и испытала после этого злость, тоску и депрессию, и через мгновение почувствовала на себе грузное тело патрона, агонизирующее от инфаркта. Ещё, наверное, при этом сопровождающееся малопривлекательными внешними признаками наступающей смерти: посинением физиономии, закатыванием глаз, появлением густой слюны изо рта… У кого хочешь может «сорвать бакен»[39]39
  сорвало бакен – поехала крыша, сошёл сума


[Закрыть] от такого неожиданного сюрприза.

На это заявление секретарши я ответил так:

– Я, вообще-то, не имею ничего против! Я не меньше тебя ненавижу всю эту лавочку приблатнённых жуликов и паразитов! Но надо беречь патроны! У нас их и так кот наплакал, а я чувствую ж…, одним местом, они нам сегодня ещё пригодятся!

– Мя-я-я-у! – капризно надула губы девушка и начала ластиться, как кошка. – Если б ты знал, милый, как я терпеть не могу эту козу из отдела кадров! Как она крутила задницей, когда Макс вызывал её к себе! Изгибалась, как последняя вокзальная шлюха перед дорогим клиентом, когда он разговаривал с ней, сидя за столом! У меня темнело в глазах, стоило ей зайти к нему в кабинет, и они там о чём-то шушукались. И хотя я знала, что за дверью ничего не происходит, но от одной мысли, что может чего-то быть, не могла сидеть спокойно на месте! Вам, мужчинам, не понять этих тайных женских страстей, азарта, когда представляется возможность окучить по-взрослому, пусть и импотента, но с реальным баблом; импотента ещё лучше, меньше возни с беспонтовым, почти никаким сексом; и ты видишь, как у тебя внагляк пытаются увести его из-под носа! – Поймав мой изумлённый взгляд, – какие откровения! – она вздохнула: – Ладно! Если нельзя – нельзя! Но с каким бы удовольствием я всадила обойму в эту кривоногую страхолюдину!

Вообще-то, я не разделял её точки зрения, что у её соперницы за «сердце и кошелёк» почившего в бозе патрона кривые ноги; тоже вполне достойные, чтобы их каждый день с кайфом класть на плечи или «завязывать узлом» на бёдрах, но промолчал.

– Светланочка, – мой голос стал мягче воска, – давай закруглим эту тему! (Мне, как мужчине, было не очень-то приятно слышать такие циничные откровения про нашего брата от девушки, в какую я втрескался капитально.) – Я всё сделаю, что ты попросишь, но сейчас надо думать в первую очередь, как нам выбраться отсюда живыми и невредимыми!

И в подтверждение моих слов на лестнице опять послышался шум. Теперь уже несущий реальную угрозу. Ещё какие-то люди поднимались на второй этаж. Одновременно со стороны директорского кабинета раздались голоса, разнёсшиеся эхом по коридору.

– Я так и знала, – говорила какая-то дама, – эта шлюха мало того, что угробила нашего шефа, ещё и документы с деньгами забрала! И вместе с ней этот парень с физиономией маньяка, который недавно устроился! Он мне сразу не понравился!

– Это правда, это правда, – забубнил знакомый мужской голос, – очень безответственный работник!

Голос принадлежал начальнику цеха. Значит, он ничего не помнил, что произошло в его кабинете. Неплохо его шибануло электроразрядом. Однако этот плезень мог двигаться и даже произносить более-менее осмысленные фразы. Так со временем и ещё чего-нибудь вспомнит. Надо было для надёжности ещё приложить пару-тройку раз, чтобы у него не только брови и щетина на морде сгорели, но и волосы на жопе обуглились! Тут я дал маху – надо признаться! Не знал ударной силы электрошокера на «салонакопитель»! Таких мамонтов надо не этими безобидными игрушками тыкать, а рубильниками из электрощитовой херачить, чтобы уж результат был – сто процентов гарантия!

Мы замерли у двери, прислушиваясь, что происходит в коридоре, как будто недалеко от кабинета, где мы притаились.

Группа людей, проследовавшая с лестницы, встретилась с группой заводских дам: начали что-то обсуждать. По обрывкам фраз, доносившихся до наших ушей, тема их беседы явно касалась меня с секретаршей.

Я сразу понял, что это за люди, говорящие на сленге уголовно-процессуального кодекса, поднялись по лестнице с дамами элитного подразделения конторы. Моя догадка подтвердилась по следующей фразе:

– Сержант, – раздался грубый мужской бас, – проверьте все кабинеты! Будьте осторожнее! Преступники могут быть вооружены и очень не в тему!

– О-ч-чень не в тему! – хором подхватили дамы.

– Менты – ёпташумать! – прошептал я в ухо девушке, – бухгалтерша точно вызвала их! И, скорее, самую убойную часть – омоновцев! Молодчина, что её завалила! Я восхищаюсь тобой, девчонка! – Я снова с чувством поцеловал секретаршу. От моей похвалы и от поцелуя «девчонка» стала пунцовее вечернего заката. До чего ей нравилось, как я говорю такие чудесные слова и как потом от души целую. И, наверное, втройне нравятся такие слова после того, что ей говорил бывший минотавр кирпичных джунглей.

– Какие будут предложения? – спросила она, прижавшись ко мне своей упругой грудью. (Хотя, если говорить откровенно, там и груди-то особенной не было… Так… один с половиной размер приблизительно… Но это была – без балды – такая красивая женская грудь, красивее, чем сто тысяч раздутых от силикона «доек» от четвёртого и выше размера. Эту грудь вместе с её хозяйкой я бы не променял и на миллион искусственных памелоандерсоновских уродливых вставок, от каких балдеют поклонники явной фальши. И секретарша сразу раскусила, что у меня снесло крышу от её красоты, едва я шагнул за порог кабинета, когда она корячилась под бич-строганом, поймав мой полный восхищения, страха и благоговения взгляд на себе.

– Ты прыгать не боишься?

– А что, нам сейчас придётся прыгать?

– Ну, конечно, не как Елене Исимбаевой на олимпиаде в Гваделупе! Но всё же… Снимай туфли!

Секретарша сделала, как я попросил: в глазах у неё замельтешили озорные бесенята. Сняла свой итальянский (или немецкий) обувной эксклюзив на десятисантиметровом каблуке и прижала к груди вместе с папкой и сумочкой.

– Вот. Что дальше?

Я распахнул окно, выходившее на территорию завода. Действовать нужно было быстро, точно и не раздумывая. Иногда это в экстремальных случаях помогает. Иногда фортуна благоволит к отчаянным парням и девчонкам. Тем более в любую секунду в дверь могли сунуть физиономии представители силовых структур. Если и не все сразу, то по одной точно.

Взобрался на подоконник. Посмотрел вниз. Считай, нам в плане прыжков без парашюта с высоты полторы тысячи метров или трёх – трёх с половиной повезло: под окном было что-то вроде запущенной клумбы.

– Ну, Светланочка… Зайка… – я оглянулся на девушку, сидя на подоконнике, держась одной рукой за распахнутый ставень, а другой сжимая пакет с содержимым из директорского сейфа (пистолет-автомат я предусмотрительно сунул за пазуху), – ты не боишься?

– Немножко! – честно ответила секретарша, выглянув в окно, потом порывисто придвинулась ко мне, словно жена к космонавту, улетавшему до пенсии на Марс, и страстно поцеловала. – Но ты за меня не беспокойся, не подведу: я – девушка смелая! Если надо, в подвал с маньяками заберусь на трое суток, – мама не дёргайся!

– Ещё бы! – с трудом освобождаясь от её объятий, воскликнул я. – Ты была несмелая! Угробить такого амплитуарного мамбоцуна[40]40
  амплитуарный мамбоцун – массивный человек (ещё одно словосочетание, придуманное мной)


[Закрыть]! Да тебе за смелость вкупе с изобретательностью надо Гиннес-премию давать без вычета подоходного налога!

Светлана засмеялась, несмотря на совсем некомическую ситуацию, в какую мы вляпались капитально, может, пытаясь скрыть страх за этим смехом, но в этот момент я понял, что девица не так проста, как кажется на первый взгляд, и с этой девчонкой можно смело идти в бой против батальона агрессивных шлезеров, было бы только из чего по ним стрелять.

Я прыгнул и спружинил в коленях на корточки, удачно приземлившись на мягкий грунт: здесь и в самом деле был возделываемый под цветы клочок земли. Получилось даже лучше, чем я предполагал. Поднялся с колен. Отряхнулся.

– Давай! – подбодрил я девушку, заметив, что она, стоя по-собачьи на подоконнике, колеблется, вытягивая шею и глядя вниз, – прыгай, как я или как акробаты в цирке!

– Ты думаешь, у меня получится!?

– У тебя всё получится! Даже на Луну слетать не хуже Армстронга!

– Ай! – негромко взвизгнула девица после того, как решилась, прижала сумочку, папку и туфли к груди, сделала красивое лицо смелым, отчего оно стало ещё и прекрасным, и прыгнула. В воздухе мелькнула её молочногладкая прелесть в стрингах (мне снизу всё так отчётливо было видно): мини-юбку она свезла на талию, – я не понял, для чего. Может, её больше вдохновляло на прыжок, если на неё с восхищением смотрит мужчина.

– Видишь, – сказал я, помогая ей подняться с колен (она в точности прыгнула, как я её проинструктировал) и оправить юбку, мимоходом погладив по попе, что я сделал с нескрываемым удовольствием, – не так страшен Аполлинарий Левенбрук, как его малюют халтурщики на «Ти-Ви». С тобой всё в порядке? – Я заметил, что она поморщилась, когда надела туфли, и мы, пригнувшись, пошли вдоль стены конторы. Окна первого этажа были высоко, и нас не могли заметить, если только не выглядывать специально.

– Ногу подвернула, – ответила секретарша, – но ты не волнуйся, идти смогу.

– Да я не волнуюсь, – сказал я, пытаясь поддержать девушку, – если надо, я тебя на руках понесу!

Девица прижалась ко мне, опираясь на плечо, стараясь меньше хромать, и вдруг спросила:

– А кто такой Ар…? Арм…?

– Армстронг? Американский астронавт.

– Он что, в самом деле на Луну летал?

– Ещё как! Ты тоже хочешь? Если выпутаемся из этой передряги, толкнём бумаги, и, если они реально ценные, как ты говоришь, купим два билета до Луны, – если тебя это устраивает! Говорят, в следующем месяце инопланетяне снизят цену на билеты до Луны и Марса на двадцать пять процентов, – по телевизору говорили, по меркурианскому каналу, такая страшная телеведущая, она до этого на втором канале рептилоидом работала, пока не заболела каким-то неизвестным вирусом, а гуманоиды её вылечили, но не до конца.

– Какой ты всё-таки чудной, Рома! Ты мне всё больше и больше нравишься! Фантазёр! Надо же такое придумать! Да тебе запросто можно сказки писать!

– Ну, если нас не убьют бандиты или парни из конкурирующей организации, то купим домик в деревне, и я их тебе на потеху начну писать!

Миновав здание, мы прошли в ускоренном темпе ещё метров сто вдоль забора, – девица почти перестала хромать, – и, о, какая удача! – заметили между железобетонных плит неширокий зазор, не бросающийся в глаза с расстояния, но достаточный, чтобы можно было протиснуться нетолстому человеку. (А мы с секретаршей были даже очень скромной комплекции по сравнению со среднестатистическим городским аборигеном. Даже если нас вместе связать верёвкой и надеть спортивный костюм для толстяков, ещё бы даже осталось достаточно расстояния, чтобы не тереться друг о друга, как хомякам в норе.) И вполне вероятно, что дешёвый спирт поставлялся молодым человеком на завод через эту лазейку. Неудивительно, что работяги из числа некодированных-незагипнотизированных уже с утра ходили, как траванутые дихлофосом тараканы.

Мы протиснулись в щель: сначала я, с опаской посматривая на колючую проволоку, угрожающе нависшую над забором и при порывах ветра раскачивающуюся, потом секретарша. Но проволока была отключена – не гудела и не потрескивала; её днём выключали, экономя электроэнергию, – просветила меня девица.

Оказавшись с внешней стороны, мы, взявшись за руки, как Ромео с Джульеттой, со всех сторон обложенные Монтекками-Капулетти (только по одним фамилиям можно понять, что это были за инквизиторы), выждали пять секунд, чтобы нарисовать в голове кратчайший путь для дальнейшего продвижения до Грейсленда. Я всё ждал, когда нас заметят (особенно в те мгновения, когда мы пробирались вдоль забора, ведь со стороны цеха нас было прекрасно видно и кто-нибудь из работников, заметив, сообщил бы преследователям, но ни одной шкуры продажной не оказалось среди работяг, а может, просто тоже никто не видел дальше собственного стакана) и, обнаружив, бросятся в погоню или, ещё хуже, сразу начнут стрелять. Если в офисе ОМОН, – точно начнут, а если не он, а бандиты, косящие под него, – тем более.

С внешней стороны забора рос какой-то густой ягодный кустарник почти в рост человека. Фиолетовые продолговатые ягоды, похожие на иргу, выглядели вполне съедобными. Я из любопытства сорвал одну и съел, – теперь я себе мог это позволить, находясь на краю Бытия в вязаных валенках, как если бы Вселенная закрутилась в ленту Мёбиуса; ягода оказалась кислая и, более чем вероятно, ядовитая, выбросил её, заметил в плотной, припорошенной пылью зелёной массе кустарника просвет, нырнул в него, увлекая за собой девушку. Секретарша молчала, покорно следуя за мной, хотя через такие заросли, подумал я, она вряд ли лазила в своей жизни, даже когда была пацанкой. Мы удачно продрались через кустарник и даже не порвали одежду. Меня в этот момент почему-то беспокоило, что девица порвёт свои дорогие итальянские чулки, но вспомнил, что их на ней в данный отрезок времени не было. Всё прошло «чики-пики», девушка уже совсем не хромала, когда мы вылезли из псевдоирги на шоссе и перебежали на ту сторону, стараясь не оглядываться на зловещее здание: от него исходил реальный угрозыск. У дверей колбасилась толпа заводского левака: среди них было немало людей в камуфляже. Я даже не осмеливался долго пялить глаза в то место; зная, что там за чонгеры заквашивают мульку; внутри у меня холодело при мысли каждую секунду быть замеченными и стать прекрасной мишенью на дороге.

Секретарша начала голосовать, а я, используя стандартную в такой ситуации уловку, спрятался за корявый куст, чтобы не отпугивать автомобилистов. И все эти мгновения, о которых не хотелось думать свысока (поневоле вспомнился штандартенфюрер СС советский разведчик Иван Болтнев), пока она делала попытки тормознуть тачку, был в напряжении, прислушиваясь и пытаясь рассмотреть сквозь серые от пыли и пахнущие пылью листья, как себя ведут враждебные особи у конторы, заметили нас или ещё пока настраивают пианино.