Текст книги "Пророчество"

Когда Сергея Горелого вывели из камеры, двое патрульных как раз затаскивали в райотдел очередного пьяного. Шпола посторонился, пропуская их. Однако задержанный, который по пути сюда вел себя не агрессивнее, чем мешок с картошкой, внезапно, словно осознав, что угодил в полицию и сейчас его затолкают в душную камеру к таким же, как он сам, разразился длиннейшей возмущенной тирадой, состоявшей из виртуозного безадресного мата, и предпринял попытку вырваться. Молодые патрульные не сумели его удержать, и пьяный, к тому же здоровенный мужик, потащил их за собой на пол, словно якорь – легкие суденышки.

Куча мала, образовавшаяся между Горелым и Шполой, помешала их встрече и даже как-то смазала ее. Когда Горелый обогнул груду тел, мужчины обнялись не радостно и крепко, как следовало бы, а наспех, будто не пять лет прошло после их последней встречи и один из них только что не вытащил другого из серьезной передряги. Выглядело это так, словно оба исполняли какой-то обязательный ритуал.

– Ничего не меняется. – Горелый указал на кучу малу.

– Без тебя – никак, – развел руками Шпола.

– Нет, Андрей, пусть уж лучше все это без меня.

Он снова кивком указал на злых и расхристанных патрульных, которые без особого успеха пытались поднять с пола задержанного, напрасно ожидая помощи со стороны. Все, кто в это время находился в дежурной части, включая капитана, который лишь кивнул Сергею, наткнувшись на его взгляд, продолжали следить за усилиями молодых патрульных с азартом футбольных болельщиков.

– Ты как? – Шпола уже приметил рубец на правой щеке Горелого, не слишком глубокий, но довольно заметный. Раньше этой характерной приметы у друга не было. – Что, наши подарили?

– Наши, – подтвердил Горелый. – Только не ваши, а именно наши.

Чтобы нагляднее показать, насколько широким является это понятие, Горелый изобразил обеими руками неправильной формы окружность.

Запыхавшиеся патрульные тем временем принялись советоваться, что делать с тушей, которая, наконец-то унявшись, развалилась на полу.

– Он сейчас уснет, парни, – предупредил Горелый.

– Я ему, блин, сейчас засну!.. – отозвался один из патрульных, даже не взглянув на непрошеного советчика.

– Так в каком смысле «наши»? – переспросил Андрей, дернув друга за рукав куртки.

– В самом прямом. Осужденный мент – хоть он вроде бы и зэк – на самом деле все равно мент, – пояснил Горелый. – Там, где я сидел, все наши. Только порядки как на черной зоне[1]1
  Зона, которую контролируют уголовные авторитеты. (Здесь и далее примеч. перев.)


[Закрыть]. В общем, была одна история… – Он коснулся шрама кончиками пальцев. – Слушай, мы чего тут стоим?

– Ты мне лучше скажи, какого черта ты вообще здесь оказался?

– А, это… – Горелый отмахнулся.

Пьяный на полу глухо застонал, после чего его бурно вывернуло.

– Твою ж мать! – в один голос взвыли патрульные.

Зрители дружно заржали. Правда, хохот довольно быстро оборвался – в заблеванном полу дежурной части не было ничего смешного. В бессильной ярости один из патрульных засадил задержанному носком ботинка, что только вызвало у того новый рвотный спазм.

– Это уже кое-что, – заметил Горелый. – Теперь дело пойдет.

– Какое еще дело? – На этот раз патрульный развернулся, чтобы посмотреть, кто тут такой умный.

– Такое, как надо. Сейчас проблюется и малость придет в себя. Сможете даже с ним поговорить.

– На хрен мне эти разговоры? – огрызнулся патрульный.

– А на хрен ты его сюда притащил? – парировал Горелый.

Ответа ни у одного из патрульных не нашлось. Возможно, только теперь оба начали осознавать глубинный смысл поставленного вопроса: они, и в самом деле, привезли с собой нудную и кропотливую работенку, подхватив с тротуара крепко вмазавшего мужика, который не совершил ничего противоправного, за исключением злоупотребления спиртным.

В этот момент дверь дежурного отделения распахнулась и из влажного мартовского сумрака в помещение шагнул мужчина.

Новый посетитель был одним из тех сотен тысяч, если не миллионов невысоких русоволосых мужчин среднего возраста, которые носят мушкетерские бородки и при этом тщательно бреют усы.

На фоне сыскаря Шполы в потертой, но все еще добротной кожанке, Горелого в теплой камуфляжной куртке, купленной на вещевом рынке в Конотопе, расхристанных потных пацанов в форме и задержанного на полу, облаченного в когда-то светлый длиннополый плащ, этот господин с бородкой выглядел явлением с другой планеты.

Занятые своими проблемами Шпола и Горелый, может, и вовсе не обратили бы внимания на «мушкетера», если бы он, немного потоптавшись на месте (как бы собираясь с важными мыслями и намереваясь сделать шаг, на который долго не решался), сам не обратился к ним:

– Прошу прощения, а мне куда?

Вопрос прозвучал так непосредственно и наивно, что Горелый не нашел ничего лучшего, как ответить в тон:

– Туда!

– Нет, я серьезно, – проговорил «мушкетер».

– Ну так и я серьезно!

– В зависимости от того, что у вас за дело, что вам требуется, – вмешался Шпола.

Прогноз Горелого тем временем сбывался. Пьяный начал мало-помалу приходить в себя и адекватно воспринимать окружающее. Поднявшись на четвереньки, он тряс головой и стонал, соображая, куда попал и что успел натворить. Патрульные пока не трогали его: все худшее, что могло случиться с ними этим сырым вечером, уже случилось.

– Жизни и смерти, – вдруг произнес «мушкетер».

– В каком смысле – «жизни и смерти»? – не сразу включился Шпола.

– Речь идет о жизни и смерти, – терпеливо пояснил мужчина и добавил: – Моей. Я должен умереть. Мне сказали…

– Уважаемый, – со вздохом произнес Горелый, – если бы каждому из нас не пришлось когда-нибудь умереть, на планете Земля давно уже не было бы свободного места. И все мы, – он жестом обвел присутствующих, – начали бы убивать друг друга гораздо чаще, чем это случается теперь. Без смертей человечеству попросту стало бы тесно.

– Я вижу, вы меня не понимаете. – «Мушкетер» буквально излучал терпеливость. – Поэтому и спрашиваю, куда мне пройти, чтобы кто-нибудь выслушал меня и принял хоть какие-то меры.

– Какие именно? – Шпола уже жалел, что ввязался в этот разговор. Среди девяноста тысяч жителей Конотопа наверняка есть с десяток еще незнакомых ему городских сумасшедших.

– Чтобы я не умер, – лаконично ответил «мушкетер».

Задержанный пьяница тем временем с трудом поднялся на ноги, с отвращением разглядывая свои загаженные ладони.

Андрей решительно извлек из кармана служебное удостоверение:

– Уголовный розыск. Капитан Шпола, «убойный» отдел. Говорите четко: что с вами произошло? И что там насчет жизни и смерти? Вам угрожают? Кто именно? По какой причине?

Столь решительный натиск вынудил «мушкетера» попятиться.

– То есть вы занимаетесь расследованием убийств, я правильно понял?

– Правильно.

– А ваш коллега? – Он перевел взгляд на Горелого.

– И мой коллега. – Шпола бросил взгляд на Сергея, ожидая возражений с его стороны, но их не последовало.

– А заявления вы принимаете?

– Если вам стало известно о готовящемся преступлении и вы хотите его предотвратить, заявление у вас примет дежурный по ОВД. А затем мы начнем разбираться, что к чему. Если, конечно, это по нашей линии.

– Вот и я не знаю, – все еще колебался «мушкетер». – Пока что мне просто сказали, что я должен умереть.

– Значит, все-таки угрожали? – снова спросил Шпола, постепенно теряя терпение.

– Да нет… Просто сказали.

– Вас пытались запугать?

– И не запугивали. Знаете, я, наверно, напрасно пришел… Хотя… кто его знает… Я только хотел оставить заявление… Чтоб было в полиции на всякий случай… Что это я не сам, не своей рукой… Если что-то вдруг…

Тон «мушкетера» все меньше нравился Горелому. Слегка оттеснив сыскаря камуфлированным плечом, он коротко спросил:

– Как вас зовут? Документы у вас с собой?

– Звать меня Коваленко Николай… Иванович… Да, Коваленко… Проживаю здесь, в Конотопе, предприниматель… А знаете, я как-то не подумал, что надо прихватить паспорт…

– Почему вы пришли именно сейчас и почему сюда, в полицию? – Разговор постепенно превращался в допрос.

– Так я же говорю: мне напророчили скорую смерть. Неделю назад… Нет, пять дней назад, пять… Когда и как я умру, не сказали, просто предупредили.

– Кто?

– Женщина.

– Ваша жена?

– Нет, посторонняя женщина. Чужая. Гадалка.

Мужчины переглянулись. В их практике до сих пор не было ни единого случая, чтобы человек от гадалки сразу шел в полицию.

– Вы хотите заявить на нее? – уточнил Шпола.

– Не на нее, она мне ничего плохого не сделала, – принялся обстоятельно пояснять Коваленко. – Просто я не верю во все это… В ворожбу, гадание, пророчества, судьбу, карму…

– Зачем же тогда вы к гадалке ходили? – поинтересовался Горелый.

– Жена посоветовала. Сама к ней ходит и меня уломала. Мол, беспокоит ее мое душевное состояние. Ну, оно и меня беспокоит. Кризис, бизнес сыплется на глазах…

– И все-таки вы пошли?

– Пошел. Ну, я все равно в это не верю. Но только ее пророчество, или предсказание (не знаю толком, как это называется), звучало довольно убедительно. Но я умирать не собираюсь. Поэтому и решил написать на всякий случай заявление, зафиксировать официально: «Я, Николай Коваленко, был предупрежден о том, что в самое ближайшее время уйду из жизни». Примут, как вы думаете? Вы же специалист, убийствами занимаетесь…

Мужчины снова переглянулись.

– Убийствами – но не смертями, – проговорил Шпола. – Смертями занимается морг. Умереть человек может от чего угодно, люди – существа хрупкие.

Он хотел было добавить еще что-то, но в кармане у него подал голос мобильник. Увидев имя абонента, высветившееся на экране, сыскарь показал телефон Горелому.

– Давай-давай, – шутливо подбодрил тот друга. – Начальство звонит, это тебе не хухры-мухры.

Патрульные, обступив пьяницу, наперебой пытались что-то ему втолковать.

Коваленко умолк, словно ожидая, что новые знакомцы дадут ему какой-то совет.

– Слушаю, – отозвался Шпола. Некоторое время он и в самом деле слушал, потом взглянул на Горелого. Наконец проговорил: – Здесь. Мы еще в горотделе… Хорошо… Да, будем. Есть!

Он еще не успел закончить разговор, а Горелый уже отрицательно качал головой. Как только Шпола замолчал, он произнес:

– Не выйдет. Собственно, ты – как знаешь. Езжай, куда позвали. Хотя… Это ж начальство, тут хочешь не хочешь, а придется…

– Серый, напрасно ты так. – Опер моментально утратил интерес к чудаку, которому кто-то напророчил безвременную кончину. – Я все понимаю, но это не тот случай. Семенович в самом деле хочет помочь…

– Однажды уже помог, – резко оборвал его Горелый.

Дверь дежурной части снова распахнулась. Потеснив «мушкетера» Коваленко, который так и торчал на проходе, терпеливо ожидая неведомо чего, в помещение головой вперед ввалился мужчина в очень грязном пальто, его руки были скованы за спиной наручниками. Эти самые руки удерживал в почти вертикальном положении дебелый разгоряченный сержант без фуражки. Его фуражку комкал в руке напарник – с виду помоложе и не менее возбужденный. Известный прием, примененный сержантом, вынуждал задержанного согнуться пополам и продвигаться вперед, пиная коленями воздух перед собой.

«Суставы точно придется вправлять», – машинально отметил Горелый. Ему и самому не раз приходилось именно таким способом вынуждать задержанных двигаться в заданном направлении. Мужчине было очень больно – он глухо выкрикивал что-то невнятное. И хотя ни одним из языков народов Кавказа бывший сотрудник уголовного розыска Сергей Горелый не владел, он, по крайней мере, мог точно определить – в дежурную часть приволокли, скорее всего, очередного за этот вечер кавказца.

– Нарасно ты так, – повторил Шпола. – Зарудный говорит…

– А мне плевать, что там несет твой Зарудный! – снова оборвал друга Горелый. – Хочешь – вали к нему сам. Выслушаешь и мне перескажешь. А я подумаю, что и как.

– По-моему, Серый, не в той ты ситуации, чтобы становиться в позу…

Горелый краем глаза отметил: Шпола все еще держит трубку возле уха, слегка отстранив ее от себя. Сознательно или нет это было сделано, но тот, кто звонил Андрею, мог слышать весь их разговор. Задержанный кавказец вопил во всю глотку, на повышенных тонах ругались патрульные с пьяным мужичком, поэтому говорить приходилось громко, чтобы перекрыть весь этот гам.

– Слушай, может, о моей ситуации мы в каком-нибудь другом месте потолкуем? – Горелый пошевелил плечами, словно здесь внезапно возникла давка.

– Алло! – Шпола вернулся к прерванному разговору. – Да… Да… Хорошо, понял…

Сунув телефон в карман, он вздохнул:

– Сказал ему, что ты сегодня не в духе. Он сам попозже тебя найдет.

– Разыщет, – поправил Горелый. – Все начальники когда-то тоже были следаками. Так мы идем?

– А как же я? – осторожно поинтересовалась жертва пророчества.

Погрузившись в выяснение им одним понятных обстоятельств и отношений, мужчины совсем забыли о чудаке, который упорно продолжал ждать, когда на него обратят внимание. Собственно, он перестал интересовать Сергея Горелого: за годы работы в розыске ему приходилось сталкиваться и не с такими фруктами. Но сейчас бывшего мента и совсем еще недавнего зэка меньше всего занимали проблемы городских сумасшедших, тем более что их решение сейчас зависело не от него.

А вот Андрей Шпола, также сыщик с немалым опытом, подсознательно понимал: один из десятка таких вот сумасшедших действительно может сообщить любопытные вещи, которые только на первый взгляд могут кому-то показаться бредом не вполне адекватного субъекта. Но в данный момент Шпола, во-первых, был не при исполнении, а во-вторых, считал своим долгом окончательно разрулить ситуацию, в которой оказался его близкий друг, причем по собственной дурости.

– Пройдите к дежурному, напишите заявление. – Андрей кивком указал в сторону стеклянной перегородки дежурной части. – На имя Зарудного. Управление внутренних дел города Конотопа, начальнику уголовного розыска подполковнику полиции Зарудному Владимиру Семеновичу. Дальше излагайте все, что вам известно. Вперед!

Было непонятно, кому он скомандовал «Вперед!» – странному посетителю или Горелому, которому уже не терпелось выйти отсюда. Каждый отреагировал по-своему: Сергей вышел под моросящий мартовский дождик, а «мушкетер» Коваленко неуверенной трусцой направился к дежурному.

На ходу он отступил, пропуская одного из патрульных, тот волок пьяному ведро с водой и швабру.

Почти пять лет назад капитана полиции, опера «убойного» отдела Сергея Горелого обвинили в превышении служебных полномочий и взяточничестве.

Угодив под программу плановой чистки рядов, затеянной недавно назначенным министром внутренних дел, Горелый не удивился скорому суду и приговору – пять лет лишения свободы с запретом на занятие каких-либо должностей в органах МВД в течение трех лет по окончании срока заключения. Если честно, обратно в органы после всего, что с ним случилось, Горелый вряд ли был готов вернуться, хотя и признавал: ничего, кроме как ловить бандитов и убийц, он толком так и не научился делать.

Кроме того, Горелый понимал еще некоторые вещи. Например, то, что он, раз уж попался, был вынужден искупать грехи чуть ли не всей конотопской полиции, и хорошо еще, что не пришлось потом ответить за всех ментов Сумщины, которые немало успели накосячить за годы пребывания у власти преступников во главе с тогдашним президентом страны. Или то, что для него все могло сложиться гораздо хуже, если бы не вмешался Семенович, он же Владимир Зарудный, в ту пору еще пребывавший в должности начальника «убойного» отдела. Собственно, Зарудного назначили на эту должность в рамках все той же операции «Чистые руки», то есть формально он сменил на ней коррумпированного предшественника. Значит, доверие к Зарудному пока еще было, и он воспользовался этим, спасая, по его словам, задницу Сергея от горячей сковороды.

Если бы «дело Горелого» кто-нибудь взялся раскрутить по-настоящему, по полной программе, то вряд ли Сергей получил относительно мягкий приговор и возможность выйти «на свободу с чистой совестью» досрочно – на целый год! Мелочь, казалось бы, по сравнению со всем остальным, а приятно. Потому что история, в которой он увяз по уши, будь на то чье-то желание или злая воля, могла потянуть на куда более серьезное наказание.

Началось все с того, что Катерина, тогда еще законная супруга Горелого, попросила мужа разобраться в деле одного, по ее словам, «хорошего знакомого». Так сказать, прояснить обстоятельства. Сообщила, кому он приходится родичем, а кому дружбаном, но в то время это не имело для Сергея ни малейшего значения. Он, как и подавляющее большинство сыскарей, не пренебрегал так называемыми заказными расследованиями. В таких ситуациях надо тонко чувствовать грань – когда можно действовать самостоятельно, а когда пора привлекать непосредственное начальство, засылая ему авансом оговоренный процент от гонорара, а взамен получая полулегальное прикрытие. Это был именно тот случай, когда Горелый решил рискнуть и обойтись своими силами.

А история оказалась на редкость банальной. На одного конотопского предпринимателя средней руки начали наезжать какие-то отморозки, требуя, чтобы тот взял в партнеры владельца левой фирмы. Это якобы должно было помочь «партнеру» легализовать собственные мутные схемы – там даже фигурировали какие-то связи с российскими контрабандистами, что неудивительно: граница-то вот она, рядом. И если бы в этих схемах не было контрабанды, возможно, все бы утряслось, сотрудничали бы как миленькие. Но предприниматель отказался связываться с откровенной уголовщиной. Слово за слово, посыпались угрозы. В конце концов предпринимателю сожгли машину, после чего он начал искать концы в полиции, поскольку понимал: никто не даст ход официальному заявлению так оперативно, как ему требовалось.

Это уже после капитан Горелый сообразил: далеко не весь расклад был ему известен. Развели его, как пацана. И вовсе не бандюки-отморозки.

Потолковав с протеже жены, Сергей взял пару дней на проверку информации, прояснил для себя ситуацию, порасспросил кого следовало и только после этого решился вписаться в историю. Ничего сложного в ней, на первый взгляд, не было; он подключил еще одного опера, который постоянно был в подобных темах, вместе они задержали по какому-то незначительному поводу отморозков, а подброшенный косяк с анашой сработал безотказно. С этим же коллегой Горелый вывез задержанных в соседний район, запер в камере одного из поселковых отделений полиции и провел с ними воспитательную работу. После этого предпринимателя оставили в покое, Сергей получил заработанное и даже успел подзабыть это вполне рядовое дельце, на которое, даже без особого напряжения, ушло не больше недели.

Ну а через полгода, когда грянули показательные чистки в полицейских рядах, отморозки внезапно превратились в потерпевших и накатали на Сергея Горелого телегу. В ней, в частности, значилось: «Сотрудник уголовного розыска выполнял заказ частного предпринимателя». А частный предприниматель, не будучи дураком, быстренько написал свое заявление: мол, капитан полиции Сергей Горелый организовал на него наезд, а затем предложил услуги по решению вопроса, затребовав сумму, отличавшуюся от реально полученной ровно в два с половиной раза – естественно, в сторону увеличения.

Нет ни малейших сомнений, что и конотопское, и сумское, и даже киевское полицейское начальство прекрасно понимало истинное положение вещей. Оттого и Зарудный подключился моментально, пояснив Горелому то, что он, в принципе, знал и сам: если не взять на себя превышение служебных полномочий и получение взятки, все может кончиться обвинениями в незаконном лишении свободы, крышевании криминальных структур и участии в нелегальном бизнесе. За это суд накрутит много больше. А так все ограничится «пятерочкой», реально – четыре года и «досрочка» при образцовом поведении.

Зарудный также отметил тот факт, что Сергей влип в одиночку. Но если он упрется рогом и дело начнут раскручивать по полной на фоне показательной борьбы со злоупотреблениями в органах, то заметут еще пару-тройку ментов, и тогда нет никакой гарантии, что он, Сергей Горелый, не пойдет в качестве организатора преступной группы из числа действующих сотрудников Конотопского УМВД. «Людей подставишь, – сказал тогда прямым текстом Зарудный. – Тебе-то уже все равно, не отвертишься. Хотя бы коллег пожалей». И напомнил, что подельник Сергея, тот самый опер, с которым брали они отморозков, до сих пор не в деле. Если Горелый будет стоять на своем, придется назвать его имя, а у парня молодая жена, ребенок, и новый министр вроде бы обещал ему к концу года квартиру. Ну не ломать же человеку жизнь!

С этим Сергей согласился. И все взял на себя.

С так называемыми потерпевшими, как и обещал Зарудный, соответствующую работу провели: отморозки заявление свое забрали, остались только обвинения со стороны предпринимателя в вымогательстве.

Позже, уже после суда, Сергей узнал: у его Кати уже давно все закрутилось с этим самым конотопским дельцом. И неспроста она свела его с мужем-ментом. Правда, в ту пору эти отношения были еще весьма неопределенными и опирались только на нежелание Катерины и дальше жить с опером без особых перспектив карьерного роста. Но перспективы – дело наживное, главное – иметь желание и стремление, а желания расти по службе у прирожденного сыскаря Сергея Горелого не было в принципе. Как знать, может, и ушла бы Катерина от мужа к любовнику тихо-мирно, если б не это уголовное дело, резко ускорившее события.

Пока Горелого судили, жена подала на развод и получила его довольно быстро. Заодно и выписала бывшего мужа из квартиры. Любовник перебрался к ней, потому что собственное жилье ему пришлось оставить бывшей супруге: он тоже развелся ради возможности сойтись с Катериной. Уж что там он в ней нашел, бывший опер так и не смог понять. Ну, мало ли, бывает. Кто ее разберет, эту самую страстную любовь…

Освободившись из колонии, Сергей вернулся фактически в никуда. Он был родом из Конотопского района, и в родном селе, носившем красноречивое название Грузское, до сих пор жила его мать. В самом Конотопе проживал его младший брат, недолюбливавший старшего: сначала – потому что мент, а потом – потому что бомж с сомнительной репутацией. Как бы то ни было, но, перекантовавшись после освобождения несколько дней у матери, отъевшись, отпившись и отоспавшись, Горелый приехал в Конотоп и поселился у брата, у которого имелся в предместье неплохой домик, поскольку младший понемногу приторговывал стройматериалами.

Но зачем он поперся к Катерине, что собирался выяснить с ее любовником, Сергей так и не смог четко объяснить сам себе. В начале этой встречи все шло тихо-мирно, без скандала – вполне культурно выпивали. Может, без скандала бы и не обошлось, поскольку, опрокидывая рюмку за рюмкой, Горелый мало-помалу накалялся. Но в какой момент и из-за чего Катерина вдруг втихомолку вызвала полицию, он так и не понял. От ее сожителя вполне можно было ждать чего-то подобного, но вот от бывшей жены…

Ночевать Сергей остался у Шполы.

Лида, жена друга, относилась к нему нормально, даже с симпатией. Она вообще была на редкость терпеливой, не чета другим женам оперов-«убойников». Накрыла скромный стол, сама поставила в центре бутылку, даже выпила с мужчинами «за возвращение», после чего отправилась укладывать четырехлетнюю дочку – малышка родилась как раз в то время, когда Горелого судили.

Мужчины посидели еще часок, основательно добавили и тоже отправились спать.

Утром Сергей проснулся со свинцовой тяжестью в голове, которая стала уже привычной. Еще бы, какой день подряд он не просыхает! В квартире было пусто и тихо. Он неторопливо сполз с гостевого кресла-кровати, побрел в кухню. На столе лежала записка с подробными указаниями: чем позавтракать и где находится припасенное еще с вечера пиво.

Сергей начал с «лекарства». Откупорил бутылку, припал к горлышку. Содержимое убыло наполовину, когда в комнате зазвонил телефон.

Поколебавшись пару секунд, Сергей все же решил взять трубку. Мобильного у него пока еще не было, а это, скорее всего, звонил Андрей – поинтересоваться самочувствием и планами на сегодня. Наверняка знает, что гость уже очухался, а идти ему особо некуда.

– Слушаю! – произнес Сергей.

– У тебя все в норме? – послышался голос Шполы на том конце линии. В нем явно ощущалось напряжение, и это заставило напрячься и Сергея.

– Угу. Спасибо за пиво.

– Не за что. Слушай, помнишь вчерашнего чудика, этого, с бородкой? Которому смерть напророчили.

– А… И что там с ним?

– Умер сегодня ночью… – Пауза. – Убили его.