Текст книги "Аномальная зона"

Село Подлесное – а это, скорее всего, было именно оно – лежало в небольшой низине и напоминало островок, зажатый между лесами. Возможно, в лучшие времена здесь даже существовало транспортное сообщение. Даже точно существовало: населенный пункт был не настолько велик, чтобы иметь собственную школу, но и не так мал, чтобы тут не было жителей с детьми дошкольного и школьного возраста. По крайней мере, в советские времена, когда сельские жители еще не имели возможности свободно переселяться, покидая свои усадьбы, все это наверняка было предусмотрено. Та же Тома Томилина говорила, что должна была родиться в Подлесном, значит, тут должен был иметь место хотя бы фельдшерский пункт.

Посему, прикинул Шамрай, теоретически ситуация могла выглядеть следующим образом: это село было территориально подчинено сельсовету другого села, соседнего. Он сверился с картой – верно, вот оно, Балашевичи. Заблудившись, они миновали его, там даже скособоченный и проржавевший указатель сохранился. Балашевичи тоже отселены, но от них до Подлесного примерно километров десять. Кружили они, понятное дело, дольше, так как за два десятилетия дороги, не используемые по назначению, просто исчезли. Правда, Балашевичи тоже расположены практически на границе районов. И люди, селившиеся в Подлесном, не виноваты в том, что формально их следовало приписать к какой-то территории. А уж каким был местный почтовый адрес, спустя двадцать лет наверняка никто уже не помнит.

Задумчиво почесав переносицу, Шамрай вернул карту в карман. Надежды на нее было мало.

Складывалось впечатление, что все Подлесное состоит из одной длинной, километра в три, улицы. По обе стороны от нее стояли когда-то опрятные и веселые, а теперь – полуразрушенные, заброшенные, мертвые дома. На крыше одного из них Виктор заметил наклонившуюся под углом тридцать градусов допотопную телевизионную антенну. Заметил ее не только он.

– Здесь, между прочим, телевизор смотрели, – произнес у него за спиной фотограф Жора. – Значит, была все-таки цивилизация. Я только одного не пойму: почему антенна всего на одном доме?

– По той же причине, по какой нет ни одного целого стекла в окнах. И табличек с названием улицы, – откликнулся Гриша. – И в домах ничего путного не найти. Было время, когда сборщики металлолома в таких местах все на фиг подчищали. Антенны же металлические. Да и проводов на столбах тоже нет, заметил?

И в самом деле, столбы электролинии торчали вдоль улицы совершенно голые.

Виктор попытался представить, как тут когда-то жили люди. Как они ходили по этой дороге, как играли свадьбы, катая здесь сватов в тачке. Как провожали по ней же в последний путь умерших. Сразу стрельнуло: где-то здесь должно быть и кладбище. Заброшенное кладбище в покинутом селе – любимое место действия для авторов жутких историй.

По спине невольно пробежал холодок.

Чтобы не стоять и не накручивать себя, Шамрай неторопливо двинулся дальше. Профессор Горбатько потащился за ним, втянув голову в плечи. Жора уже настроил фотоаппарат и теперь щелкал все подряд, выискивая самые мрачные кадры. Ему ли не знать, чем положено иллюстрировать подобные статьи! Гриша просто вертел башкой во все стороны.

– Мужики, тут, похоже, даже вороны не летают, – наконец поделился он еще одним наблюдением.

– Зато машины все-таки ездят, – заметил Горбатько. – А в такие места просто так не заедешь, я правильно понимаю?

– Точно, – отозвался Гриша. – Я бы сюда снова ни за что не поперся.

– Да уж, местечко не очень приятное, – согласился профессор. – И аура тут паршивая, я уже чувствую. Почему – не могу объяснить, а просто чувствую.

Переговариваясь, мужчины прошли по центральной улице брошенного села и вышли к месту, которое когда-то, видимо, считалось местным центром. Напоминало оно небольшую площадь в форме неправильного овала, которую и пересекала главная, она же единственная, улица. Взглянув налево, Гриша не удержался и хохотнул. Все тут же повернулись в эту сторону. Водитель смеялся, уставившись на небольшой пустующий постамент, позади которого торчало одноэтажное здание, смахивающее на контору или сельсовет.

– Тут бюст Ленина был, зуб даю! – веселился Гриша. – А уж потом ему и ноги приделали. Бронзовый, надо думать, вот его и скоммуниздили…

– А тебя-то с чего колбасит, что-то я никак не пойму? – раздраженно спросил Шамрай.

– А потому что я в лихие девяностые знаешь сколько такого говна сдал вот этими вот самыми? – Водитель выставил перед собой руки. – Чего уставился? Ты тогда еще пацаном был малолетним, кота «дядей» называл, а у меня, блин, жена молодая, дите на руках, сам я после армии, а работы в Житомире – во! – На сей раз он умудрился скрутить одновременно обеими руками по здоровенной дуле. – Отрихтовали мы с зятем старенький «рафик», повыдрали оттуда все сиденья – и вперед, за орденами! Полтора года по всем районам металл собирали. Скидывали его на частных пунктах приемки, а дальше умные люди гнали медь, алюминий и прочий лом через Питер в Прибалтику. Зятю тогда мало показалось, решил он в этот бизнес серьезно зайти, сам начал возить…

Гриша внезапно умолк, сплюнул и повернулся к постаменту спиной.

– И? – спросил Жора.

– Перехватили на трассе за Харьковом. Груз забрали, а зять в драку полез – вот и пристрелили его. – Гриша махнул рукой. – Я после этого с металлом завязал, в челноки подался.

Его веселье внезапно сменилось депрессией.

Профессор Горбатько, заметив это, вдруг насторожился и стал похож на охотничью собаку, которая взяла лисий след.

– Голова не болит? – деловито осведомился он.

– У меня? – Водитель для верности ткнул себя пальцем в грудь.

– У меня болит, – подал голос Жора. – И на душе какая-то гадость.

– А как болит? – уточнил Горбатько. – Просто или еще и в висках стучит?

– Стучит. – Повесив камеру на шею, Жора принялся массировать виски указательными пальцами.

– Мне тут тоже паршиво, – сообщил Гриша. – Поехали отсюда, мужики.

Шамрай тем временем осматривался. Справа от постамента и конторы, на противоположной стороне площади стояло пустое строение из силикатного кирпича, в котором даже тот, кто никогда не бывал в сельской местности, легко мог бы опознать бывший магазин.

– Интересно, а где у них танцы были? – задумчиво проговорил Гриша.

– А тебе какая разница? – равнодушно обронил Виктор. – Теперь мы этого никогда не узнаем.

– Смотрите-ка, а ведь дальше площади машины не заезжали! – подал голос профессор, указывая на следы шин. – Останавливались где-то здесь, у постамента, разворачивались – и обратно. Виктор, мне уже можно работать? Сдается мне, что мы на месте.

– Даже нужно, – согласился Шамрай. – Да вам и виднее. Я в этих ваших тектонических разломах и прочих сетях Хартмана[6]6
  Сеть Хартмана – якобы существующая на Земле геобиологическая сеть. Согласно гипотезе, выдвинутой немецким ученым Хартманом, эта сеть опутывает практически всю поверхность планеты. Места пересечения линий сети – «узлы» – образуют неблагоприятные для здоровья геопатогенные зоны, которые, как утверждают сторонники этой гипотезы, можно обнаружить биолокационным методом.


[Закрыть] не разбираюсь.

– Я тоже, – неизвестно к чему вставил Жора. – Чего нельзя сфотографировать, того вообще не существует.

– Авторы вашей газеты, даже такие видные, как вы, Виктор, всегда гордились собственным невежеством во всем, что касается серьезной науки, – констатировал профессор Горбатько.

Шамрай пропустил эту шпильку мимо ушей. С Максимом Ивановичем он имел дело уже почти два года, тот сам искал контактов и плацдарм для изложения своих завиральных теорий. Это, однако, не мешало ему регулярно делать всем замечания, давать советы, а при случае разражаться занудными лекциями различной продолжительности.

Профессор прошел вперед еще метров пять, остановился и замер, словно пытаясь ощутить нечто такое, чего не ощущали и не слышали все остальные. Потом он расстегнул сумку и извлек из нее собственноручно сконструированный прибор, основой которого служила рамка из толстой медной проволоки. Виктор, не раз видевший аппарат в действии, называл его «адской машинкой». Он представлял собой герметически закупоренную коробочку с вмонтированным в нее датчиком неизвестно чего. Работало устройство на обычных батарейках.

Вставив медную рамку в специальные пазы, Горбатько покрутил верньер, приводя прибор в рабочее состояние, а затем повернулся к остальным:

– Сейчас никто ко мне не подходит, ясно?

– Работайте, Иванович, работайте, – отмахнулся Шамрай.

Затем Горбатько с головой погрузился в процесс биогеолокации. Сперва он провел ладонью над рамкой. Затем – под ней. Постоял некоторое время, покачал головой, после чего медленно, приставными шагами, начал продвигаться вперед, держа прибор с рамкой прямо перед собой. Жора щелкнул фотоаппаратом. Виктор не отрывал взгляда от профессора.

Сделав с десяток шагов, Горбатько замер. Потом продвинулся еще на несколько сантиметров – и снова остановился. Попятился, поколдовал над «адской машинкой», повернул вправо и медленно двинулся в сторону бывшего сельмага. Дальше он уже двигался почти без остановки, а добравшись до здания, развернулся на сто восемьдесят градусов и принялся утюжить противоположную сторону площади, постепенно подбираясь к пустующему постаменту. Наконец он остановился и кивком подозвал Виктора и Жору.

– Смотрите! – проговорил он, когда оба приблизились. – Вы когда-нибудь видели такое?

На этот раз они втроем повторили маршрут профессора, двигаясь с ним шаг в шаг. Сначала вроде бы ничего не происходило, а потом рамка начала дергаться, еще шаг – и она начала вращаться вокруг собственной оси, словно под действием посторонней силы. То же самое повторилось, когда вся троица подалась к сельмагу. И аналогично – рядом с пустым постаментом.

– Ну? Вы видели? – Глаза профессора неистово засверкали. – Земное излучение в этом месте невероятно мощное. Я бы предположил, что мы с вами, товарищи, сейчас стоим на самом краю гигантской трещины в земной коре. Вот как она проходит! – Горбатько изобразил рукой какую-то ломаную линию. – Фактически, Виктор, все, что находится вдоль краев этого разлома, вполне может считаться аномальной зоной. Все еще болит голова, Георгий?

– Угу. – Фотограф снова потер виски. – А если честно, не так болит, как кружится. Я сейчас будто слегка на поддаче. Граммов сто, не больше.

– Со мной, во всяком случае, все в порядке. – Шамрай пожал плечами. – Не знаю… А вот на душе как-то неспокойно, правда. Да тут мало кто спокойным бы остался…

– У этого места тяжелая энергетика! – категорически заявил профессор. – И не только там, где мы сейчас стоим. – Для большей убедительности он даже притопнул ногой. – Вообще-то у меня такое впечатление, что большая часть этого населенного пункта расположена в узлах геопатогенных зон. Сеть Хартмана здесь, если можно так выразиться, несколько плотнее, чем где-либо еще. Одним словом, каждый из нас ощущает наличие аномалии по-своему.

Виктора Шамрая в бывшем селе Подлесном больше ничего не удерживало.

– Эта девушка, Тамара… Она говорит, что тут вроде бы люди пропадают, из бывших местных, – обмолвился он. – Словно что-то их сюда зовет, какая-то тяга…

– Про зов или тягу ничего сказать не могу… – Профессор провел по лицу ладонью, зачем-то взглянул на нее, а затем повернулся к Виктору. – Видишь – пот. Меня здесь в жар бросает… Ну вот… А про тягу не могу сказать, не знаю. Но ни секунды не сомневаюсь: люди, которые здесь долго жили, и даже те, которые здесь только родились, должны страдать различными патологиями. У кого-то проблемы с желудком, кто-то сердцем мается, у кого-то онкология. А может статься, что и… – Горбатько выразительно повертел указательным пальцем у виска.

– То есть, – переспросил Шамрай, – по вашему мнению, каждый, кто имел хоть какое-то отношение к Подлесному, рано или поздно может спятить?

– А почему бы и нет? Я бы даже назвал это место таким себе пересечением миров, – с полной серьезностью ответил профессор. – По сути, Чернобыль стал для здешних жителей спасением. И знаете почему? Потому что все они были вынуждены эвакуироваться отсюда, из аномальной зоны, которая с некоторых пор стала еще более опасной для жизни и здоровья. Хотя тут есть что изучать, прямо настоящий Клондайк для исследователей параллельной реальности.

На этом Горбатько принялся паковать прибор в сумку.

Жора, в свою очередь, загрузил свою аппаратуру в кофр.

Шамрай с чувством исполненного долга повернулся, чтобы сообщить водителю: все, уже можем ехать.

Однако Гриши нигде не было.

На какое-то мгновение Виктор онемел. Только что, всего пару минут назад, водитель стоял возле них со своим обычным недовольным видом. А теперь будто сквозь землю провалился. Исчез. Словно угодил в один из недоступных людскому оку тектонических разломов земной коры.

Вокруг было совершенно тихо, даже знобящий ноябрьский ветерок улегся. Солнце тоже спряталось за тучами. Внезапно стало серо и хмуро. От тишины звенело в ушах.

Шамраю показалось, что никто из его спутников не заметил исчезновения водителя. Круто повернувшись к профессору и фотографу, он на какое-то мгновение представил, что и их тоже нет, что рядом с ним ни души. Но нет – вот они стоят, будто соткались из влажного воздуха: Жора застегивает кофр, Максим Иванович поправляет на плече ремень сумки.

– Где Гриша? – наконец выдавил из себя Виктор и, не дождавшись ответа, гаркнул во всю силу легких, потому что неожиданно почувствовал именно такое желание – громко закричать после секундного онемения: – Гриша! Гриша! ГРИША!!!

Среди заброшенных построек прокатилось эхо. А через мгновение, показавшееся ему бесконечно долгим, в ответ послышалось:

– Ну и чего бы это я орал?

Фигура водителя возникла в черном дверном проеме ближайшей хаты. Гриша на ходу застегивал штаны.

– Ну ты даешь! – с неописуемым облегчением выдохнул Шамрай.

– Что я даю? – с недоумением спросил водитель, одергивая куртку. – Живот скрутило, а вроде ж ничего подозрительного и не ел… Может, аномалия ваша подействовала?.. Кстати, мужики, люди тут все-таки побывали, причем недавно. Я там, – он кивнул в сторону хаты, – в углу газетку видел местную, житомирскую. Хоть и скомканная, а заголовком кверху лежала: про парламентский кризис пишут. А рядом две пустые бутылки валяются – «Житомирська на бруньках».

– Ты что думаешь – сюда на джипах побухать приезжают? – поинтересовался Жора. – Больше негде? И головка у них не болит? Аномальная зона, как-никак…

– И штын там какой-то… Не знаю, как и сказать… Будто разрытая могила.

– Надо полагать, не ты один туда по нужде бегал, – констатировал фотограф.

– Да нет, там что-то другое…

Шамрай взглянул на часы.

– Погнали домой. Нам еще машину выталкивать.

11

Встретились они в маленьком кафе неподалеку от Соборной площади.

Шамрай пришел раньше, заказал капучино, а когда заказанное принесли, долго болтал ложечкой в чашке, пытаясь разогнать ароматную пенку.

Он никак не мог объяснить себе, почему уже второй день подряд после возвращения из Богом и людьми забытого Подлесного на душе у него лежит тяжеленный камень. Ночью он плохо спал – впервые за много лет после тех событий, которые остались позади и о которых он упорно не желал вспоминать. В те времена он не спал по несколько суток подряд, в качестве снотворного глушил водку, от которой сон пропадал окончательно, превращаясь в какие-то временные провалы в памяти. Дело чуть не дошло до принудительной госпитализации – как раз туда, в Заречаны, куда так боялась попасть Тамара Томилина со своими фантазиями. Но обошлось: врачи решили повременить с крайними мерами, приняли во внимание особую ситуацию пациента, вкололи лошадиную дозу какой-то дряни, после чего Виктор проспал больше суток. А когда очухался, мать, которая все время сидела рядом с ним, вколола еще дозу: так велели медики.

На этих уколах Шамрай продержался три дня, после чего родители отвезли его на полгода в село, куда перебрались после смерти бабушки, оставив сыну городскую квартиру.

Окончательно он выздоровел там, в тишине, на свежем воздухе. Потом пришлось начинать жить заново, фактически с нуля. И началом этой новой жизни стал полный отказ от алкоголя, даже от пива, и… «Необычные факты».

Все, хватит об этом!

Шамрай закрыл глаза, спрятал лицо в ладонях, а когда открыл – увидел Тамару. Девушка выходила из серебристого «Пежо», не совсем нового, но вполне пристойного. Причем с водительского места. Следовательно, приехала на своей.

Это почему-то озадачило Виктора. Судя по виду его новой знакомой, никак нельзя было предположить, что она раскатывает по Житомиру на собственном и далеко не дешевом авто.

– Привет! – Томилина опустилась на стул напротив и улыбнулась.

Улыбка вышла несколько натянутой. Да и сама Тамара держалась довольно напряженно, выглядела взволнованной и даже, как показалось Виктору, слегка испуганной. Однако старалась держать себя в руках, что тоже было заметно.

– Привет, – ответил он. – Я тут хлебаю помаленьку…

– Хочу чаю, – сказала Тамара, поискала глазами официантку, сделала ей знак, а когда та подошла, даже не попросила, а распорядилась, не глядя в меню: – Фруктовый чай. Все равно какой. И с лимоном. Побыстрее, если можно!

Официантка ушла. Поняв, что ее барский тон можно истолковать по-разному, Тамара пояснила с извиняющейся интонацией:

– Замерзла… Не люблю ноябрь. Осень и зима вообще не мое время года. И голова почему-то раскалывается…

Виктор хотел было спросить, когда же это она успела замерзнуть, если только что вышла из машины, где наверняка работает печка. Но девушка опередила его:

– Это, наверно, что-то нервное. Всю трясет в последнее время. Руки сводит, какая-то дрожь… Бр-р-р! – Она зябко повела плечами и сразу же сменила тему: – Так вы, значит, побывали в Подлесном? Что, не обманула я вас?

Шамрай сделал глоток. Капучино почти остыл. Тамара тем временем закурила.

– Да, съездили мы туда, – ответил он.

– И как вам это зрелище?

– Все прочитаете на следующей неделе в нашей газете. А если в двух словах – там и в самом деле что-то похожее на аномальную зону. Во всяком случае, приборы показывают наличие каких-то аномалий в самом центре села.

Принесли чай. Тамара положила сигарету на край пепельницы, обхватила ладонями горячую чашку, на мгновение прикрыла глаза. Потом открыла снова и взглянула на Виктора, слегка склонив голову набок.

– Вы говорите о вещах, которые я даже представить не могу. В этом чертовом Подлесном папа с мамой меня сделали, но я там ни разу в жизни не бывала. И не знаю, где там центр, а где – околица.

– Судя по тому, что мне известно о местах с плохой энергетикой, могу сказать: известны случаи, когда эта негативная энергия продолжала оказывать воздействие на людей даже после того, как они покидали опасное место. Это как инфекция, понимаете? Или, если угодно, фатум, рок…

– Вы имели в виду – проклятие? – подхватила Тамара.

– Ничего подобного я не говорил. Проклятые места – это из фильмов ужасов.

– Не только, – уверенно гнула свою линию Тамара. – И вы только что это косвенно подтвердили. Село Подлесное, моя родина, которую я никогда не видела, – типичное проклятое место. До тех пор, пока там жили люди, оно питалось их энергией. А теперь оно требует, чтобы люди вернулись. Подлесное хочет жертв, понимаете?

Шамрай мог бы поклясться: даже сейчас Томилина была в здравом уме. Возможно, для кого-то это не аргумент, но она водит машину. А психически неуравновешенным людям прав не дают. Тем не менее она говорила вещи, которые с трудом укладывались в голове.

– Значит, так, – деловито проговорил Виктор. – Я действительно вчера съездил в Подлесное и на себе прочувствовал: что-то там не так. Энергетика, не энергетика, но, если смотреть на вещи трезво, что-то подобное всегда ощущается в местах, где давно не живут люди. Зайдите, к примеру, в какой-нибудь полуразрушенный дом на Корбутовке – таких там полно. И пусть вокруг ходят люди и ездят машины, а прямо напротив, через дорогу, подмигивает огоньками зал игровых автоматов или современный супермаркет – все равно заброшенное строение покажется вам местом, где время остановилось и обитают только призраки. Конечно, спасибо вам за информацию – теперь мы знаем, где в области находится еще одна аномальная зона… Но, знаете, я действительно до сих пор чувствую себя как-то… неуютно.

– О! – перебила его восклицанием девушка. – Все, можете даже не продолжать. Остальное – последствия. Если туда больше не ездить, у вас это наверняка пройдет. Потому что вы с этим чертовым Подлесным совершенно ничем не связаны. Но ведь я говорила вам, что знаю о людях, которые пропадали в этой аномальной зоне!

– Совсем, что ли? – уточнил Шамрай. – Вы ведь в прошлый раз об этом так толком ничего и не рассказали…

– Кое-кто и совсем. – Тамара пожала плечами, отпила чаю, затянулась сигаретой. – Этих я сама не видела: они же исчезли. Все это я слышала от тех, чьи знакомые на какое-то время исчезали, а потом неведомо откуда снова появлялись. И каждый из этих бедняг после этого терял кусок памяти. Как в старом кино: здесь помню, здесь не помню.

– Вы можете назвать имя хоть одного такого человека?

– Зачем? – Тамара снова пожала плечами. – Все равно никого не найдете. Их по-быстрому вывезли подальше. Я, если честно, тоже к этим слухам с юмором относилась – вот как вы сейчас…

– При чем тут юмор? Не вижу ничего смешного… – попробовал оправдаться Шамрай.

– Ну я же вижу, – снова перебила его Томилина. – Я еще когда впервые к вам пришла, все разглядела. Вы на меня смотрели как на слабоумную. Но в Подлесное все же поехали – это ваша работа, ваш журналистский хлеб. Убедились, что там не все чисто, энергетика паршивая. Следовательно, хотя бы наполовину я была права. Верно?

Аргументы девушки выглядели железными. Не принять их Шамрай не мог: именно так все и происходило. Поэтому он только молча кивнул.

– Вот видите? – В глазах девушки блеснул огонек торжества. – И теперь вы вряд ли станете так категорично отрицать то, что я, или такие как я, могут ощущать остаточное влияние этой негативной энергетики. У каждого это проявляется по-разному. Буду говорить только о себе, бог с ними, с остальными.

Томилина отодвинула чашку, наклонилась к Шамраю, навалившись грудью на край стола, и их лица оказались совсем близко. Тамара понизила голос до шепота, который показался Виктору чуть ли не зловещим:

– Меня и сейчас зовет Подлесное, понимаете? Когда это происходило с кем-то другим, я только посмеивалась. И совсем по чистой случайности узнала о связи между тем, что происходит вот здесь, – она быстро провела кончиком безымянного пальца по лбу, – и негативной энергетикой места, где я прожила больше восьми месяцев в утробе матери.

– Но что значит – «зовет»? – Шамрай тоже невольно понизил голос.

– Мне трудно это объяснить. Зато благодаря вам я поняла, что эти мои ощущения вполне могут быть реальными. Но как с этим бороться – пока не знаю.

Тамара выпрямилась, взяла двумя пальцами тлевшую в пепельнице сигарету, подняла ее на уровень глаз, взглянула на собеседника сквозь дымок и осторожно вернула окурок на место.

– Теперь я знаю, что с этим делать и в каком направлении двигаться дальше, – проговорила она.

– Ну и в каком? – спросил Шамрай.

– Есть одна бабка, живет где-то под Коростышевом. Съезжу к ней, посоветуюсь. Говорят, она в таких вещах разбирается. Спасибо вам за все, что вы для меня сделали.

Девушка поднялась, незаметным движением вынула кошелек, выложила на столик купюру.

– Перестаньте, я заплачу! – Виктор поспешно полез за деньгами.

– Там достаточно. Благодарю вас за все еще раз.

– Но ведь я ничего не сделал!

– Вы просто не знаете, как много на самом деле сделали и как много это значило для меня! – загадочно возразила Тамара Томилина. – Вы взяли на себя труд выяснить главное: у моих страхов есть реальная основа. Ну а дальше я уже сама. Удачи вам!

Она торопливо вышла из кафе. Виктор проводил взглядом серебристый «Пежо».

12

Репортаж из аномальной зоны вышел, как и планировалось, через неделю.

Ноябрь уже полностью вступил в свои права. По ночам даже случались небольшие заморозки. С недавних пор Виктор Шамрай почему-то стал особенно чувствительным к переменам погоды, поэтому в пятницу, на следующий день после выхода очередного номера «Необычных фактов», проснулся с головной болью и заложенным носом. Позвонил секретарше редакции и сообщил, что прихворнул и сегодня останется дома, а попутно, и уже не первый раз в этом году, сделал замечание зеркалу: дескать, тебе всего тридцать, а ты, брат, уже сущая развалина.

Правда, после событий, о которых по-прежнему не хотелось вспоминать, Виктор выглядел как минимум лет на пять старше своего возраста. Старила ранняя седина, довольно щедро подморозившая его темные волосы, в особенности на висках.

Он прихлебывал чай с калиной, глядя в окно на голые скелеты деревьев, когда подал голос мобильник. Высветился незнакомый номер. Отвечать не хотелось, но, следуя привычному автоматизму, который опередил желание вообще отключить телефон, Шамрай нажал «Принять» и произнес:

– Слушаю!

– Это Виктор Шамрай? – Голос был совершенно незнакомый.

– Да, я. Э-э…

– Вы сейчас где, собственно, находитесь? В редакции сказали, что вы дома, болеете.

– Не соврали.

– Оставайтесь на месте, пожалуйста. Минут через двадцать я за вами заеду.

– То есть?..

Незнакомец отключился.

Звонок в дверь раздался даже раньше, чем через двадцать минут. Шамрай открыл. На пороге стоял мужчина лет сорока, подстриженный на казенный манер и со сломанным носом, который сразу бросался в глаза.

– Капитан Бражник, уголовный розыск. – Визитер с ходу предъявил удостоверение, чтобы сразу снять все возможные вопросы и одновременно породить новые, другого сорта.

Не ожидая приглашения, капитан со сломанным носом вступил в прихожую и аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Это вы Виктор Шамрай?

– Допустим…

– Покажите документ, удостоверяющий личность. Желательно паспорт.

Виктор, по-прежнему недоумевая, достал из ящика стола паспорт и протянул гостю. Бражник пролистал страницы и постучал корешком документа по ладони, не спеша возвращать владельцу.

– Тут такое дело… Мне необходимо опросить вас насчет ваших отношений с гражданкой Томилиной Тамарой Григорьевной. Знаете такую?

– Знаю. Трижды общались по телефону, дважды встречались лично.

– Угу. – Бражник прошелся по комнате, аккуратно, даже подчеркнуто аккуратно положил паспорт на книжную полку. Затем достал из внутреннего кармана куртки сложенную газету и развернул. «Необычные факты», страница с биографией Тамары и собственным репортажем Виктора из аномальной зоны. – Вы это писали?

– Я. Что-то не так?

– Похоже, что не так, – согласился Бражник. – Номер вышел вчера. Со вчерашнего дня гражданку Томилину никто не видел.

Шамрай помолчал, переваривая информацию.

– А я тут при чем?

– Не знаю, – признался Бражник. – Именно это я и хотел бы выяснить. В последнее время Томилина практически не выходила из дому. Вы когда с ней виделись?

– На прошлой неделе… Даже не помню точно, в какой день. Мы ведь не близкие знакомые, понимаете? У меня по работе таких знакомых…

– Вы это уже говорили, – жестом остановил его Бражник. – Тут вот что: похоже, что вы последний, с кем она общалась лично. До позавчерашнего дня с гражданкой Томилиной была только телефонная связь. Вчера вышло вот это. – Он кивнул на газету. – Но, по нашим данным, Томилина куда-то исчезла еще позавчера вечером. Дома ее нет. В квартире разгром – будто она куда-то спешно собиралась. Машины на стоянке нет. Собственно говоря, – Бражник откашлялся, – охранник стоянки засвидетельствовал: позавчера Томилина около восемнадцати ноль-ноль села в машину и выехала со стоянки. При себе у нее была только небольшая дорожная сумка. И она очень спешила.

– Все это очень интересно, но какое отношение имею я к отъезду Томилиной?

– Сказано же вам – не знаю. Пока еще никто ничего не знает. Вчера ее разыскивали целый день. Потом кто-то заметил эту вашу писанину в газете. Вы признаете, что были знакомы с Томилиной. Можете что-нибудь пояснить по этому поводу?

– А с какой радости я должен вам что-то пояснять? – возмутился Шамрай. – Вы врываетесь ко мне, демонстрируете газету, делаете какие-то мутные намеки…

– Да не врывался я никуда. – Бражник держался спокойно, даже несколько отстраненно. – Вы сами меня впустили. И не обвиняют вас ни в чем. Пока, по крайней мере…

– Пока? А в чем, собственно, меня можно обвинить?

– Это дело прокуратуры. Мы работаем со свидетелями. – Последовала пауза. – Или с подозреваемыми.

– Свидетелями чего? – все сильнее распалялся Шамрай. – Подозреваемыми в чем?

– Тут такое дело. – Бражник потер подбородок. – Тамара Томилина у нас на подписке.

– На подписке?

– Да, – кивнул капитан. – О невыезде. Она проходит свидетелем по убойному делу. У нее подписка, а она исчезла. Нехорошо. А тут еще и ваша писанина… Поехали, Виктор Максимович, там следователь ждет.

«Смотри-ка, даже отчество запомнил», – машинально отметил Шамрай.

Все остальное дошло до него позже.

13

Следователем, к которому доставил Виктора капитан Бражник, оказалась утомленная некрасивая женщина в очках.

На вид ей было лет сорок. Звали ее Кира Антоновна Березовская.

Бражник остался в кабинете, пристроился в углу на новехоньком стуле. В целом помещение прокуратуры, в котором Виктор даже по причине обстоятельств, о которых не хотелось вспоминать, никогда не бывал, совершенно не соответствовало его представлению о казенных учреждениях. Тут было даже по-своему уютно, повсюду еще виднелись следы недавнего ремонта, частью которого, очевидно, была и новая офисная мебель.

Без всяких предисловий, ничего не поясняя, Березовская придвинула к Шамраю чистый лист бумаги, растолковала, что он должен написать, и следователь с опером принялись терпеливо ждать, пока Виктор исполнит их просьбу. Как только он закончил, женщина пробежала глазами написанное и протянула лист Бражнику. Тот поднялся со стула, взял бумагу и тоже прочитал, но более внимательно, после чего вернул объяснение следователю и уселся на прежнее место. Оба расположились так, что Березовская смотрела прямо в лицо Виктору, а Бражник сверлил взглядом его затылок.

– А теперь послушайте, что вы написали. – Кира, которая выглядела ни моложе, ни старше своих лет, даже несмотря на то что серая внешность должна не добавлять, а забирать годы, и все еще в восприятии Шамрая не дотягивала до Антоновны, откинулась на спинку своего стула. – Значит, так: «Я, Шамрай Виктор Максимович, работаю специальным корреспондентом в газете “Необычные факты”. Профиль нашего издания – различные необычные и уникальные явления, в том числе и паранормальные. Эти явления все сотрудники и авторы газеты в той или иной мере стремятся исследовать». Пока все верно?

– Верно, – подтвердил Шамрай.

– Согласна. Ваша газета известна всем. Читаем дальше. – Следователь вздохнула и ни с того ни с сего принялась выразительно декламировать: – «Пятого ноября сего года ко мне в редакцию пришла гражданка, представившаяся как Тамара Томилина. Ранее я с ней не был знаком…»