Текст книги "Неизлечимый детектив"

Глава 4. Труп и все остальные

По скрипучей лестнице мы поднялись на второй этаж.

– Теперь направо, – подсказал «жилетный», когда коридор разделился на два рукава. – Там у Монтгомери кабинет.

Стены выступали из темноты.

Картины. Узкие тумбы с вазами. Прямоугольники дверей.

– Нет, я не понимаю, почему вы экономите? – тихо возмущался Родерик. – Дело, конечно, не мое, но свечи дешевы.

Окно в конце коридора осветилось молнией.

Я имел несчастье в этот момент оглянуться на следующих за мной обитателей поместья – выражения лиц застыли, словно схваченные фототипией.

Скорби не было ни на одном.

Мало того, радостный оскал артиллерийского капитана трактовать приходилось однозначно – он не испытывает по поводу смерти отца ни йоты сожаления.

Запомним.

Молния погасла.

– Понимаете, э-э… – подал голос «жилетный».

– Родерик, – напомнил Гарпаст.

– Да, Родерик… Мой брат уже стар и несколько чудаковат. К тому же от света у него периодически болели глаза. Поэтому…

– Понятно, – не слишком вежливо оборвал его мой друг.

Массивная дверь кабинета единственная была приоткрыта. Изнутри пробивалась полоска совсем тусклого света.

– Это, похоже, слуга не закрыл, – пробормотал, посмотрев на меня, Гарпаст.

– Или убийца, – сказал я.

За моей спиной кто-то судорожно вздохнул. Анна?

– Так, – повернулся Гарпаст, – мы войдем первыми.

– А мы? – обиженно произнес «жилетный».

– А вы можете смотреть с порога.

Гарпаст отдал мне подсвечник и, присев, осмотрел дверной замок. Похмыкал, выпрямился, что-то сложное изобразил лицом и одним пальцем толкнул дверь.

Она распахнулась без скрипа.

Кабинет освещала всего одна свеча, еще и закрытая чем-то вроде бумажного абажура. Она стояла на краю широкого стола.

Углы кабинета тонули во тьме. Сквозь шторы угадывалось окно. Закрытое. Шум дождя был едва слышен.

Мистер Монтгомери Рэндалл, раскинув руки, лежал на столешнице лицом вниз. Моему взору предстал желтоватый череп в обрамлении редких волос.

– Боже, – сказала женщина с низким голосом.

На затылке мертвеца неподвижно сидел голубь. Крылья чуть расправлены, голова повернута влево, светится янтарный глаз.

И только присмотревшись можно было определить, что птица является вырезанным из камня пресс-папье.

– Итак…

Гарпаст ступил в кабинет.

Он не подошел сразу к столу, а, щурясь, огляделся и направился по левой стене в обход.

– Джонатан, будьте добры, свет.

Я шагнул следом.

– Нет-нет, – сказал мне Родерик, – встаньте справа от двери.

– Как скажете.

Я застыл рядом с гравюрой, запечатлевшей мрачный берег Темзы.

Постукивая по стенным панелям, мой друг медленно продвигался к окну. Взгляд его казалось бы беспорядочно блуждал, но я не сомневался, что Гарпаст сейчас замечает все до мельчайших деталей.

Бордовый ковер на полу чист. Стулья стоят ровно. Пыль на мебели отсутствует.

Часть стены занимал книжный шкаф, и его Родерик едва удостоил вниманием – обогнул, выбив кончиками пальцев легкое стакатто по боковине.

Бюро в углу. Подоконник…

Скрывшись за шторой, Гарпаст подергал створки окна. Штора колыхала складками.

– Прекрасно…

– Что прекрасно? Что прекрасно-то? – на высокой ноте спросила Анна. – Монти… Монти, он все?

– Погодите, – сказал я. – Сейчас все выясним.

Между подоконником и придвинутым к столу креслом расстояние было небольшое, и Родерику пришлось протискиваться.

Оказавшись по другую сторону стола, он дотронулся до руки и шеи мертвеца, проверяя пульс, затем внимательно осмотрел примостившуюся на затылке птицу.

– Крови совсем немного.

– Так он мертв? – нетерпеливо спросил «жилетный».

– Да, – сказал Родерик, – но признаков трупного окоченения еще нет. Кисти холодные. Скорее всего, его убили не более двух часов назад.

Застывшие в дверном проеме переглянулись.

При этом я увидел, как «жилетный» едва заметно кивнул племяннику-артиллеристу на Анну. Ох, не любили они ее!

Но как не признать, что смерть старого мужа в первую очередь выгодна молодой жене, а теперь, получается, вдове?

Правда, при наличии завещания…

– Джонатан! – позвал меня Гарпаст.

– Свет? – я приблизил подсвечник к столу.

– И это тоже, – Родерик аккуратно, за крылья, приподнял каменного голубя. – Будьте добры, сейчас отклоните мертвеца.

– Куда?

– В кресло.

Я замешкался, не зная, куда деть подсвечник.

Извилистая молния неожиданно полыхнула за окном, кто-то ахнул, на короткий миг вспышки птица в руках Родерика ожила, словно бы дернула лапами…

– Джонатан, вы где? – рявкнул Гарпаст.

– Здесь.

Я брякнул подсвечник на столешницу и занялся мертвым мистером Рэндаллом. Просунув руку под грудь, я отклонил его назад. Безжизненная кисть стукнула о подлокотник. Седые волосы мазнули меня по носу. Тело попыталось сползти вниз, но я вовремя поймал его и подвинул вглубь кресла.

К лицу мертвеца прилип лист бумаги.

– Не надо, – сказал мне Родерик, едва я протянул пальцы, чтобы его сорвать.

Он поставил пресс-папье на освободившееся место.

Там, где лежал мистер Рэндалл, на зеленое сукно была опрокинута чернильница, часть чернил впитала растрепанная пачка чистой бумаги, часть, видимо, задержанная чем-то, образовала пятнистый узор. Рядом обнаружилось и перо.

Гарпаст, приподняв руку мертвеца, показал мне измазанные чернилами пальцы и ребро ладони.

Я кивнул.

– Но нигде нет ни одного исписанного листа, – шепнул мой друг. – Если, конечно, он не на лице.

– А корзина для бумаг? – шепнул я в ответ.

– Пуста.

– Что вы шепчетесь? – недовольно спросил «жилетный». – Мы родственники убитого и, я думаю, имеем право…

– Да? – Родерик мимо меня стремительно шагнул к двери. – В первую очередь вы все находитесь у меня в потенциальных убийцах. Все! Родственники, не родственники, обслуга, не обслуга – все! Кто-то из вас – убийца! Кто?

По побледневшим лицам я понял, что вопрос моего друга застал их врасплох. Обитатели поместья, кажется, только сейчас начали осознавать, какое чудовище находится среди них.

И чудовище это – не Гарпаст.

– Но постойте…

– Да? – вернувшийся к столу Родерик обернулся.

– Мы же все были в столовой, – промямлил «жилетный». – Мы просто физически не могли…

– В течение последних двух часов? Все были в столовой?

– Нет, но…

– Мы все выходили, – негромко сказала Анна. – Даже Матильда.

– Не смейте подозревать мою дочь! – выкрикнул «жилетный». – Уж она-то здесь совершенно ни при чем.

– Я видела ее, Персиваль.

– Что вы видели, Анна, что? Она больна!

– Сомневаюсь, – одними губами произнесла Анна.

Родерик с интересом наблюдал.

– На вашем месте, Анна, я бы побеспокоился о себе, – сказал артиллерист, усмехнувшись в усы. – Вы как-никак – первая на подозрении.

– А вы, Уильям, все не можете простить мне, что я выбрала не вас?

– О да, вы предпочли отца сыну!

– Негодяй!

– Тварь!

– Замечательно! – воскликнул Гарпаст, когда молодая женщина и зрелый мужчина уже готовы были сцепиться. – Мезальянс и ревность, может быть даже ненависть… У меня не будет проблем с мотивами.

С этими словами он сдернул с лица убитого прилипший бумажный лист. Голова Монтгомери Рэндалла склонилась к плечу, с мягким звуком вернулась на место губа. Труп словно причмокнул. Мне стали видны черные от чернил щека и челюсть. А левый, налитый кровью глаз изумленно вытаращился на Родерика.

– Ну-ну, – сказал мой друг и пальцем опустил мертвецу веко.

Я заключил, что, судя по глазу, а также приоткрытом рту и приподнятым бровям, Монтгомери Рэндалл умер в некотором удивлении.

Вполне возможно, сама смерть стала для него неожиданностью. Неужели я умира… – мог подумать он в последний угасающий момент.

Но также он мог удивиться убийце.

И ты – Брут, Уильям, Анна, Матильда, Оливер, Персиваль, миссис Пекбридж…

– Ничего, – сказал Родерик, повертев лист. – Края в чернилах, несколько царапин сухим пером. Ни намека на какие-либо буквы.

Он еще раз прошел за креслом, туда и обратно, словно примериваясь дать трупу подзатыльник.

– А били, скорее, стоя слева. Прямо за спиной слишком высокая спинка, справа… Нет, справа отражение в шкафу, могло спугнуть, выдать… Впрочем, если левша…

Родерик размышлял вслух, и столпившиеся в проходе внимали ему, затаив дыхание.

От меня не укрылось, что они образовали два враждующих лагеря. «Жилетный» Персиваль и военный Уильям белели лицами по одну сторону двери, а Анна и мужеподобная женщина – по другую.

Гарпаст тем временем сползал к убитому за пазуху.

На Монтгомери Рэндалле был шерстяной, на шелковой подкладке коричневый халат, порядком протершийся в рукавах. Под халат, на сорочку был одет стеганый жилет бордо, вот его-то внутренние карманы и стали для моего друга первой целью.

– Ничего.

Родерик посмотрел на свои пальцы, словно они преподнесли ему неприятный сюрприз.

– Никакого уважения, – услышал я бормотание мужеподобной.

Затем, опустившись на корточки, Гарпаст проверил уже карманы халата. И тоже без особого результата. Единственное, что он выудил, это красную нитку, которую тут же, в раздумье, намотал себе на мизинец.

– М-да, – сказал он и повернулся к родственникам. – Загадочно. Но это мы выясним.

– Что выясним?

– Все! – Гарпаст оглядел присутствующих. – И первое, определим, кто видел убитого последним. Я думаю, для этого нам стоит вернуться в столовую.

– А как же Монти? – удивленно спросила Анна.

– Монтгомери Рэндалл мертв, – сообщил Родерик. – И я бы пока оставил его здесь. А в будущем… У вас есть склеп или подвал?

– О, Монти!

Пряча лицо в ладонях, Анна разразилась рыданиями. Надо сказать, довольно натуральными. Похоже, горечь утраты настигла ее только сейчас.

– О, Монти, милый Монти!

– Да ладно вам, – кривясь, сказал ей Персиваль.

Вместе с Уильямом он двинулся прочь от кабинета. Обняв мужеподобную, следом за ними пошла и Анна.

Меня Родерик придержал за рукав.

– Постойте, Джонатан. Вы мне еще нужны. – Помедлив, он выглянул в коридор, желая убедиться, что подслушивать нас некому. – Гадюшник, честное слово. Мне думается, каждый из них мог убить. Даже этот старый слуга. Но! – он подвел меня к столу. – Скажите, вам ничего не показалось странным?

Я задумался.

Полыхнувшая молния заставила прыгнуть тень Родерика через всю комнату. Мертвец же словно вздохнул и шевельнулся.

– Да, – вздрогнув, сказал я, – они не слишком дружны. Но вдова, пожалуй, искренна в горе, хотя ее тут недолюбливают.

– Боже, Джонатан, я не об этом, – укорил меня Гарпаст. – Было бы удивительно, чтобы брат убитого и сын убитого пылали к ней нежными чувствами. Думаю, прислуга тоже не особенно расположена. Что вы можете сказать о птице?

Он посмотрел на меня, ожидая ответа.

– Птица? – Я скосил глаз на лежащего у бумаг каменного голубя. – Ею стукнули труп. То есть, владельца поместья, впоследствии ставшего трупом.

– Ох, Джонатан… Это, допустим, очевидно. Но не странно ли, что наше крылатое пресс-папье осталось стоять на затылке? Ведь если вы ударите человека, он же затем упадет, неудачно повернет голову, сползет наконец. И птица свалится однозначно. Получается, ударивший нарочно зафиксировал орудие убийства?

– Вот вы о чем!

Я почесал висок.

Да, птица стояла, я помнил. Напоминание? Знак? Зловещее предостережение кому-то еще? Если есть ворон По, почему бы не быть голубю Рэндалла?

Родерик ждал.

– Вы знаете, – сказал я, – наверное, убийца хотел донести до еще живых какое-то сообщение. Вполне возможно, это была своего рода угроза… одному из них… следующему… будущему, в смысле, трупу…

Я запутался.

По мере того, как между словами у меня появлялись все более долгие паузы, выражение лица Родерика делалось все кислее.

– Ах, Джонатан! – прервал он меня. – А где логика? Вы внимательно следили за лицами наших э-э… родственников? Ни одному из них голубь ничего не сказал! И ни один потом даже украдкой не взглянул на него! А вы говорите – знак!

– Тогда… – я развел руками.

– Между тем все гораздо проще, мой друг. Я склоняюсь к мысли, что убийца здесь не причем. И, кстати, могу поспорить на фунт, что пресс-папье поставил на мистера Рэндалла тот, кто первым обнаружил его мертвым.

– Оливер? Слуга?

– А вот и нет, – Гарпаст подхватил подсвечник. – Пойдемте.

Мы вышли из кабинета.

Родерик бодро зашагал к лестнице. Я задержался, запирая кабинет на ключ, обнаруженный в двери с внутренней стороны.

– Вот, допустим, – мой друг светил на стены, рассматривая ряд гравюр, исполненных в технике меццо-тинто, – некто зашел в кабинет, увидел лежащего на столе хозяина и бросился проверять, жив ли. Что следует дальше? А дальше следует испуг, что могут подумать на него. Это, кстати, неплохой Ирлом, – указал он на гравюру с цветами. – Затем этот человек в панике осматривает стол, чтобы скрыть следы своего пребывания, и натыкается глазами на голубя. А голубя он двигал, когда проверял, мертвый владелец или нет. И, черт возьми, он не помнит, где тот находился. В смысле, голубь. У левого плеча, у лба или на затылке? А это кажется важным. Вот вы бы, Джонатан, как поступили?

– Я, честно говоря, теряюсь, – сказал я.

– И напрасно, – Родерик остановился на ступеньках лестницы. – Это же паника. В таком состоянии человек совершает массу глупостей и нелепых ошибок. Это своего рода помутнение сознания. В другое время вам и в голову бы не пришло делать то, что в тот момент видится логичным и по-своему правильным. Например, голубь на затылке.

– Но он же мог упасть, – сказал я.

– Да! – воскликнул Гарпаст. – Да, черт возьми! Он и падал, только человек ставил его снова, полагая, что там он и находился изначально. На черепе убитого две характерные царапины за левым ухом. Это по нему чиркнуло каменным крылом.

– Но зачем?

– О, боже, Джонатан! Включите же ваше хваленое изображение. Вы торопитесь, голубь падает, душа ваша стремится в пятки…

– Уместнее было бы: дрожит как заячий хвост.

– Ай, неважно! Вы ставите, он падает, вы снова ставите…

– А смысл?

– О, как с вами тяжело! – Родерик поднес подсвечник к моему лицу. – Вы что, притворяетесь?

– Нет.

Мы подошли к столовой.

Мой друг раздраженно толкнул дверь, за которой слышались звучащие на повышенных тонах голоса. Наше появление разом их оборвало. Тревожная недосказанность повисла в воздухе столовой. Оливер, закатив глаза, полулежал на кушетке, горничная держала компресс на его лбу. Артиллерийский капитан, отвернувшись, стоял у окна, наблюдал грозу. Анна скрючилась на своем стуле. Матильда все гипнотизировала тарелку и, казалось, за время нашего отсутствия так и не переменила позы.

Персиваль сжимал в пальцах спинку своего стула.

Молчаливое мужеподобное существо я заметил последним – склонившись, оно орудовало кочергой в темном каминном углу. Горчичное платье озаряли робкие сполохи – камин, похоже, разгорался, но неохотно.

– Итак, – потер ладони Родерик, без сомнения учуяв атмосферу склоки и взаимных обвинений, – не поесть ли нам, господа?

– Как вы можете? – распрямилась Анна. – Кто-то убил Монти…

– Не кто-то, – погрозил пальцем Гарпаст и плюхнулся на свой стул. – Не кто-то, а один из вас. И я это выясню.

Он взял тост с тарелки.

– И как же вы это выясните? – повернулся от окна капитан.

– Очень просто, – поднял на него глаза мой друг. – Я буду исключать вас по одному. Пока не останется единственный подозреваемый. Он же убийца. Кстати, не стоит ли нам позвать всех, кто еще обитает в доме?

Старый слуга зашевелился на кушетке.

– Это могу сделать я, сэр.

– Лежите уж, – сказала ему девчонка-горничная. – Мистер Рэндалл, разрешите мне?

Персиваль кивнул.

– Да. Позовите там э-э… экономку, миссис Пекбридж и мальчишку.

Горничная, сделав книксен, выбежала.

– Мальчишка – кто? – быстро спросил Гарпаст.

– Сирота, – с неудовольствием ответил Персиваль. – Взяли работником из приюта. Оказался лентяй и дармоед.

– И больше никого в доме нет?

– Нет.

– Был еще Роберт, мой младший брат, – произнес Уильям Рэндалл, усаживаясь за стол, – но он уехал вчера утром.

– Монти выгнал его, – сказала Анна.

– А я отвез его на станцию, – добавил Персиваль. – В общем, не забивайте голову. Паршивой овцы нашей семьи здесь нет.

– Хорошо.

Родерик намазал тост маслом.

Я, не выдержав, сел тоже, притянул к себе тарелку. Добавил к остывшему жаркому овощей. Отломил хлеба. И уже собирался, макнув его в подливу, отправить в рот, как мою кисть перехватила тонкая женская рука.

– Как вы можете? – сдавлено прошептала Анна. – Вы…

Светло-зеленые глаза ее были полны обиды и жестокого разочарования.

– Извините, – сказал я, смущаясь, – но, понимаете, Монти… Монтгомери Рэндалл, ему уже ничем не поможешь…

Лепеча, я медленно выкручивал кисть из холодных пальцев и зачарованно наблюдал, как по щеке Анны катится слеза.

Лепет мой при этом не прекращался:

– То есть, мы, конечно, проводим его в последний путь… Но на сытый желудок, мне думается, путь этот будет короче… Я не хочу сказать, что мое отношение к вашему покойному мужу находится в зависимости от моего желудка…

– О, Джонатан, лучше ешьте, – подал голос Родерик.

– Да, – согласился с ним Персиваль, – нам стоит набраться сил.

– Извините, – еще раз сказал я Анне и съел хлеб.

Подлива капнула мне на подбородок, и я, надо признать, довольно вульгарно обмел ее языком вместо того, чтоб промокнуть салфеткой.

Анна зажмурилась и отвернулась.

– Вы – чудовище.

Столовая наполнилась звоном приборов и звуками перемалывающих пищу челюстей. Надо сказать, что убийство хозяина поместья не лишило аппетита ни его брата, ни его старшего сына, ни, насколько я мог судить, мужеподобной подруги Анны. Даже Матильда что-то аккуратно жевала, все так же не отрывая глаз от впечатлившего ее тарелочного обода.

Мы же с Родериком были привычны ко многому, и однажды даже завтракали в прозекторской, на железном столе.

Старый слуга прислуживал нам вместо горничной.

– А мясо все-таки уже не то, – обронил Уильям, расправляясь с овощами.

– Не знаю, Вилли, не знаю, – заметил Персиваль, – по-моему, ты преувеличиваешь.

Он ел, сохраняя безучастное лицо, аккуратно резал, аккуратно подцеплял небольшие кусочки, аккуратно отправлял в рот.

– А что там в Лондоне? – в упор посмотрел он на меня. – Как парламент?

– Мы не интересуемся политикой, – сказал ему Родерик.

– А этот… – Персиваль прищелкнул пальцами. – Убийца проституток? Его нашли?

– Насколько мы знаем, нет, – произнес я.

– Скотланд-ярд, – язвительно отозвался Родерик.

– Прошло уже более полугода, – добавил я, – а кроме писем и заключений патологоанатомов у них ничего нет. Кстати, вы знаете, что убийца вырезал некоторые органы?

Звякнула вилка.

– Господа, – возмутилась мужеподобная, – стоит ли обсуждать за столом такие вещи?

– Вы правы, – наклонил голову Гарпаст.

А я покраснел.

Мой конфуз, впрочем, затушевало появление горничной в компании чумазого мальчишки лет двенадцати в грубых штанах и длинной, не по росту куртке и пожилой мрачной женщины в блузе и юбке.

Наш извозчик Том, видимо, остался в людской.

– Вот, господа, миссис Пекбридж и Джон.

Мальчишка, шмыгнув носом, поклонился, не отводя голодных глаз от стола. Миссис Пекбридж коротко качнула головой.

– Я надеюсь, это ненадолго, – сказала она.

– А я надеюсь, – повернулся к Гарпасту Персиваль, – вы не будете настаивать, чтобы слуги сели с нами за один стол?

– Не буду.

Родерик вытер губы салфеткой и встал.

– Так, миссис Пекбридж, да? – уточнил он. – Будьте добры, сядьте на кушетку. И ты, Джон, встань туда же. И вы, Оливер…

Он перехватил старого слугу под локоть.

– Я не знаю… – забормотал Оливер.

– Мне просто нужно видеть вас всех, – улыбнулся ему Родерик. – Девочка э-э…

– Джейн, – присела в книксене горничная.

– Да, ты тоже…

– А мы? – спросила мужеподобная.

Гарпаст слегка смутился.

– Простите, не могу понять, кем вы приходитесь здешним обитателям? Родственница?

– Я…

– Нет-нет, – остановил ее Родерик, – я сам догадаюсь. Вы можете?..

Повинуясь его жесту, мужеподобная поднялась со стула.

Мой друг, обогнув замершую Анну, подошел к ее соседке, окинул внимательным взглядом подвязанное поясом горчичное платье, жакет в тон, тяжелые ботинки, выглядывающие из-под подола.

– Хм, – сказал он, поймав свой подбородок в прищеп большого и указательного пальцев. – Достаточно интересно… Крепкие руки, такое выразительное лицо… Судя по тому, что вас не представили, вы здесь человек приходящий.

– Новый, – подал реплику Уильям.

– Новый, – повторил Гарпаст. – Перебирая в уме, кому и для чего вы могли понадобиться в столь уединенном месте, я прихожу к однозначному выводу. Вы прислуга? – спросил он себя. – Нет. Может быть, в некотором роде. Гувернантка? Для кого? На сопровождающую Матильды вы не похожи. Хотя…

Он хмыкнул.

Я заметил, как остро взглянула на него миссис Пекбридж, как Персиваль Рэндалл позволил себе едкую усмешку, как повернула голову Анна.

Похоже, способности моего друга у многих вызывали скепсис. Хорошо бы убийца был такого же мнения.

О, потом я посмотрю на его лицо!

– Есть, конечно, версия, что вы компаньонка мистера Рэндалла, – продолжил Гарпаст, – общее, на паях, дело. Какой-нибудь земельный проект. Или же вы подруга миссис Пекбридж.

На этих словах экономка издала горловой звук, означающий, что таких подруг у нее быть не может.

– С другой стороны, – и ухом не повел Родерик, – ваше наличие за одним столом с членами семьи, а также уловленный мной запах карболовой кислоты, которым, кстати, слабо пахнет и труп мистера Монтгомери Рэндалла, говорит мне, что вы медицинская сестра или сиделка.

– Браво, – вяло заметил Уильям.

– Меня нанял для своего отца мистер Роберт, – сказала мужеподобная и выпятила подбородок.

– Паршивая, как здесь говорят, овца? Интересно. И зовут вас?..

– Алисия Энгл.

– Прекрасно, – сказал Родерик, – переместитесь, пожалуйста, на ту сторону стола.

– Со стулом?

– Как хотите. И вы, Анна.

Вдова судорожно вздохнула.

– Я не сяду вместе с ними.

– Ой-ей! – заметил Уильям.

Персиваль меланхолично убрал завиток со лба дочери.

– Хорошо. Сядьте около. Ближе к слугам, – сказал Гарпаст.

Сверкнув глазами, Анна медленно прошла к кушетке и встала у дверей.

Мой друг окинул взглядом пеструю компанию, застывшую в свете свечей на фоне темной стены: Анна, горничная Джейн, Оливер, миссис Пекбридж, мальчишка, Алисия Энгл, Персиваль с Матильдой, Уильям – и потер ладони.

Сверкнула молния.

– Итак, господа и дамы! – Гарпаст оперся о мое плечо. – Задача с выявлением убийцы среди ограниченного числа подозреваемых сводится к опросам и простой логической операции сопоставления ответов. Повторюсь, изначально достаточно выяснить, кто последним видел хозяина поместья живым, а затем – кто первым видел его мертвым. В этом промежутке и найдется убийца. Но я вижу здесь некоторую сложность…

Хмурясь, он умолк.

О, мой друг не был чужд актерской игры. Он стоял перед девятью зрителями, готовый развернуться во всю ширь своего детективного таланта, сыграть ослепительно и ловко, подцепить на крючок противоречий гнилую душу убийцы, но ждал живого отклика и желания следовать извивам вдохновенной мысли.

Могу ли я осуждать его за это?

Увы, нет. Поскольку сам такой же. Моя писанина – лишь другая разновидность жажды известности среди людей.

Собственно, даже это необязательное отступление подтверждает мою мысль. Все мы тщеславны. Впрочем:

– Да, сложность, – повторил Родерик, устремляя задумчивый взгляд в пустоту между Оливером и миссис Пекбридж.

Это возымело действие. Старый слуга шевельнулся и выдавил:

– Какая сложность, сэр?

Гарпаст улыбнулся.

– Все дело в том, что, видимо, все в этом доме желали смерти Монтгомери Рэндаллу.

– Сэр! – возмущенно произнесла миссис Пекбридж.

Уильям же кивнул будто бы собственным мыслям и как-то по-новому, с некоторым восхищением, посмотрел на Гарпаста.

От моего внимания не укрылось, как порозовели щечки молчаливой Матильды, как сжал губы мальчишка, как отступила совсем чуть-чуть в тень горничная.

– Вы должно быть ошибаетесь, господин Гарпаст, – сказал Персиваль. – Я очень любил своего старшего брата.

– А я здесь всего два дня, – пробасила сиделка.

– Вы – чудовище! – воскликнула Анна. – Все знают, что мы с Монти жили как два влюбленных голубка.

Уильям прыснул в кулак и был награжден жгучим ненавидящим взглядом.

– Извините, – выпрямился Родерик, – разве кто-нибудь упал от печального известия в обморок? Потерял аппетит? Кто-нибудь изъявил желание побыть с трупом наедине? Проститься? Или, может быть, кто-нибудь надел траур?

Он пошел вдоль стола.

– Просто все произошло так неожиданно, – виновато произнесла миссис Пекбридж.

– И был обед, – сказал Персиваль.

– Да, – кивнул детектив, – но кроме вдовы, в искренности слез которой, как профессионал, я все же вынужден усомниться, никто по мертвецу не рыдал.

– В нашей семье сдержанно реагируют на несчастья, – сказал Персиваль.

– Вот как? – обернулся к нему Родерик. – Пока мы поднимались по лестнице, я не видел вообще никакой реакции.

– Это обвинение, сэр?

Голос Персиваля сделался холоден как лед. В блеклых глазах зажегся недобрый огонек.

– Что вы! – замахал руками Гарпаст. – У меня пока нет доказательств! Но, как бы ни было коротко мое нахождение в Эмберхилле, о мистере Монтгомери Рэндалле, вашем брате, я составил определенное мнение. О нем многое говорит в этом доме, надо только уметь смотреть. Человеком, судя по всему, он являлся тяжелым, со странностями, вроде нелюбви к свету, и с тягой к уединению и отчуждению. Пока все верно?

– Черт возьми, да! – воскликнул Уильям и потянулся за бокалом.

– Дальше, – Родерик добрался до окна и там крутнулся, разворачиваясь, на пятках, – Монтгомери Рэндалл не постеснялся перейти дорогу своему сыну, чтобы отвоевать себе жену. Скорее всего, со скандалом. Было такое?

У миссис Пекбридж приоткрылся рот. Анна, дернув плечиками, отвернула вспыхнувшее лицо к стене.

– Они едва не стрелялись, сэр, – наклонился вперед приютский мальчишка. – Я видел…

– Ай, я его пожалел! – махнул рукой Уильям.

Красное плеснуло из бокала на скатерть. Персиваль, скривившись, бросил на расплывающееся пятно салфетку.

– Думаю, – сказал Гарпаст, вновь остановившись за моей спиной, – Монтгомери Рэндалл не любил отступаться перед трудностями. Если вообще их замечал. Кроме того, он был богат. Деньги и эксцентричная настойчивость, да. Не всякая женщина откажет…

– А вот здесь уже можно и заткнуться, – процедил Уильям.

– Хорошо, – легко согласился Родерик, – оставим Анну. Но все вы, остальные обитатели поместья… Трудно представить, что по сей день вас держали здесь любовь и расположение к человеку с таким характером. Скорее, жизнь в Эмберхилле, или уж заточение в нем, так или иначе было мерой вынужденной. Кому-то было некуда идти, кто-то надеялся на благосклонность родственника и внимание его к своим бедам. Допускаю, что Монтгомери Рэндалл пользовался своим положением, показывая свою власть над вами. Возможно, проживание в Эмберхилле было для кого-то условием денежной помощи. Старая прислуга без своего дома. Двое молодых слуг, которым некуда податься. Джейн, вы ведь тоже из приюта?

Горничная кивнула.

– Да, сэр.

– Прекрасно. Вернуться назад не хотите?

– Ни в коем случае, сэр.

– Что ж, мы имеем слуг, которым приходится сносить капризы и придирки старика. А что с семьей? Мистер Уильям Рэндалл, капитан артиллерии, вдруг запер себя в четырех стенах. Что тому причиной? Проигрыш в карты? Неприятности по службе? Ранение? Или же женщина?

Кулак грохнул по столу.

Жалобно звякнула вилка, упал бокал, сползла вниз салфетка

– Сэр!

Уильям Рэндалл вызнялся над рядом свечных огоньков. Усы, мундир, раздувающиеся ноздри и пальцы, теребящие отсутствующую кобуру.

– А мистер Персиваль Рэндалл? – оставил капитана без внимания Гарпаст. – Что ищет с дочерью он? Скорее всего, помощи. Вполне возможно, и дочь он привез сюда, чтобы разжалобить брата. Но, видимо, безрезультатно. И что получается? Девять человек находятся в зависимости от одного старика, который обладает скверным характером, деньгами и красивой молодой женой. При этом наверняка каждому угрожал либо изгнанием, либо лишением доли в завещании. Или пугал чем-нибудь еще. Черт возьми, не вижу ни одной причины для любви, но догадываюсь о девяти причинах для ненависти! Так что, возвращаясь к сложности с дознанием, смерти Монтгомери Рэндалла все-таки желали все.

– А я? – спросила Алисия Энгл.

– Вы?

– Я здесь всего два дня, я не могла…

Родерик перегнулся через меня, наколол с моей тарелки тушеный патиссон и с патиссоном у рта уставился на сиделку.

– Вас пригласил Роберт Рэндалл, не так ли? А у него, я думаю, тоже не все ладилось с отцом. Тем более, не в моих принципах снимать кого-то с подозрения без железной убежденности в его невиновности.

– И мост снесло, – добавил я. – Наводнение. Съехать не получится.

Подозреваемые зашевелились, миссис Пекбридж обменялась с Оливером несколькими словами, Анна посмотрела на меня с недоверием. Неслышно двинул губами мальчишка. А я, повернув зачем-то голову, наткнулся на взгляд Матильды.

Он был вполне осмыслен. Темные глаза глядели на меня словно через пистолетное дуло, выискивая куда бы половчее всадить пулю.

Я вздрогнул, отвернулся, затем повернулся снова, но взгляд девушки уже затуманился, а глаза опустились к тарелке.

Наваждение? Было или не было?

Ах, нет, она не так проста! Я вспомнил многозначительную фразу Анны: «Я видела ее, Персиваль». Где она ее видела?

– Такое предложение, – разжевав патиссон, сказал Гарпаст. – Сейчас и здесь убийца сдается в руки правосудия. То есть, в мои руки. И все заканчивается.

Стало тихо.

За окном шелестел дождь. Потрескивали свечные фитили. Обитатели поместья переглядывались, но признаваться никто не спешил.

Родерик улыбнулся.

– Очень хорошо. Я, милые мои, не люблю, когда легко. Мистер Рэндалл, – обратился он к Персивалю, – вы не выделите мне комнату? Мне хотелось бы опросить всех по очереди.

– Да-да, конечно, – несколько неуверенно произнес Персиваль.

– Или я, или констебли, – выгнув бровь, сказал ему Родерик.

– Хорошо.

Персиваль встал, одернул жилет.

Последняя молния высветила его лицо, бледное, сосредоточенное.

– Пойдемте, – он взял подсвечник.

– Пока все свободны, – обернулся в дверях Родерик и позвал меня: – Джонатан.

Я вышел из столовой, напоследок бросив взгляд на Матильду. Странная девушка.

Мы сразу же повернули налево, в незнакомый рукав коридора.

– Здесь несколько гостевых комнат, – сказал Персиваль, – они идут по периметру дома. Я живу вот здесь, – он подсвечником указал на дверь с блеснувшей позолотой ручкой. – Смежная – комната моей дочери.

– А Уильям где? – спросил Гарпаст.

– У племянника комната наверху.

– А слуги?

– В другом конце дома.

Мы пропустили еще одну дверь.

– Персиваль, это вы убили своего брата? – уронил Родерик.

Ответ был категоричен и быстр.

– Нет.

А рука с подсвечником даже не дрогнула.