Текст книги "Путин. Стерх всякой меры"

Пресс-президенция
Журналистское

…настало время задать вопрос, которого журналисты ждали примерно с такой же силой, как и Владимир Путин. Только журналисты ждали с вожделением, а премьер, похоже, с отвращением, несмотря на все свое хорошее настроение.

– Можно еще один вопрос по поводу интервью Дмитрия Анатольевича Медведева, которое он дал китайским СМИ? – спросили его. – Могли бы прокомментировать? Просто уже много комментариев…

– В какой части? – переспросил Владимир Владимирович Путин, прекрасно на самом деле знавший в какой: в филейной, конечно.

– В какой вы хотели бы прокомментировать… – отчего-то сник журналист.

Премьер был теперь свободен как перед журналистами, так и перед своей совестью. Поэтому он сказал:

– Что отношения между Китайской Народной Республикой и Россией являются для нас одним из приоритетов внешней политики? Полностью согласен. Что вас еще интересует?

Когда кто-то в ударе, должен быть еще кто-то, кто в нокауте.

– По поводу выборов вы могли бы?.. – журналист спросил премьера с такой надеждой и с таким отчаянием, что за профессию стало неловко. Но все-таки выяснилось хотя бы, что это нокдаун, а не нокаут еще.

Премьер при этом был по-прежнему безжалостен:

– Выборов в Китае или где?

– Выборов у нас в 2012 году, – обреченно признался журналист.

Теперь уже обреченным выглядел премьер. Он, видимо, решил больше не глумиться над журналистом и над вопросом, ответа на который все тут ждали, и сказал:

– Вы знаете, это действительно неоригинальный вопрос. Неоригинальный, потому что и мне, и Дмитрию Анатольевичу задают этот вопрос уже сто раз, наверное, на протяжении последних лет. По-моему, мы уже научились однообразно на это отвечать. Повторю еще раз: ни я, ни Дмитрий Анатольевич, мы не исключаем, что каждый из нас может пойти на выборы. Но будем исходить из реалий текущей ситуации к моменту выборов, из экономической ситуации, социальной ситуации, политической ситуации и, соответственно, примем решение.

Российский премьер говорил об этом и в самом деле не один, не два и не три раза. Он понимает, что, пока ясности не наступит (то есть, возможно, не только до, но и после выборов), его будут об этом спрашивать. Но на этот раз он не стал, как раньше, придумывать новые варианты ответов на старую тему с одним и тем же смыслом: ждите.

Неудивительно, что во время встречи с врачами он, отвечая на вопрос, вдруг сорвался на журналистов, которых до сих пор защищал от любых нападок на такого рода собраниях (пусть и по обязанности, как высший госчиновник должен защищать свободу прессы, пусть и понимаемую ею, как обычно, превратно): «У нас все ругают СМИ. Всегда, при любых обстоятельствах… (Тут я подумал, что теперь и защитить пора бы, чего тянуть-то? – А. К.) Они вроде должны сдерживать себя. Но судя по той волне критики, которая есть в обществе, не очень получается сдерживать себя. Некоторые вещи, видимо, важнее… Реклама выше… то важнее, это важнее профессиональной этики…»

– Конечно, это решение когда-то должно быть принято, – продолжил премьер отвечать на дарованный ему судьбой вопрос про 2012 год (а вернее, не вопрос это, а крест, который нести ему еще, по всем признакам, до парламентских выборов – если, конечно, Дмитрий Медведев, как обещал, не выскажется по этому поводу в ближайшее время и не снимет гнет с обеих душ. – А. К.). – Но до выборов еще почти год, и вот эта суета вокруг выборов не способствует нормальной организации работы. Вот если мы сейчас дадим какие-то неверные сигналы, половина администрации и больше половины правительства перестанут работать в ожидании каких-то перемен.

То есть к своим подчиненным в правительстве он отнесся отчего-то более критично, хотя ничуть не хуже знал сотрудников администрации – почти все были его подчиненными еще три года назад.

– А все на своем конкретном месте должны каждый день, как святой Франциск, как я уже говорил, мотыжить свой участок, – закончил премьер. – У нас 143 миллиона человек в стране проживает. Никаких сбоев в управлении страной, экономикой, социальной сферой быть не должно. Все должны на своих местах работать, и я настроен именно на такую работу. И хочу настроить на это всех своих коллег в правительстве России.

Про святого Франциска и про то, что надо мотыжить и мотыжить, работать и работать (а не задавать без конца одни и те же вопросы), Владимир Путин говорил и в самом деле не в первый раз. Он говорил об этом в третий раз (скорее всего, не в последний).

Странно, что он не понимает: именно потому, что до сих пор вопрос не решен, не работает не только больше половины правительства, но и больше половины администрации.

Между тем следовало признать: ничего принципиально нового Владимир Путин не сказал. Или, вернее, так: принципиально не сказал ничего нового. Снова маленько запутал страну, которую до сих пор почему-то интересует эта проблема.

И это, как он сам выразился на съезде, медицинский факт.

* * *

– Тут, похоже, в основном журналисты! – заметил господин Путин в Театре Наций и поинтересовался: – А они разве разбираются в сути театрального творчества?..

– Мы во всем разбираемся, – честно сказал я.

– А! – еще больше обрадовался премьер. – Да, знаю: мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь…

– Ключевые слова – «мы все»…

Тут премьер, уже отошедший было, вернулся:

– Не-не! Нас с Дмитрием Анатольевичем учили очень основательно!

– Из гаубиц стрелять… – добавил я.

– В том числе, – уже как-то нехотя согласился он.

* * *

28 декабря 2011 года председатель правительства России Владимир Путин встретился с журналистами правительственного пула с целью выпить с ними шампанского после напряженного трудового года. У премьера было мало времени – это чувствовалось по его коротким ответам. Это было похоже на повинность – его спрашивали, он отвечал. Следовало встретиться с журналистами – и никто не скажет, что этого не произошло.

Впрочем, некоторые ответы явно заслуживали внимания – хотя бы потому, что обстановка в стране по-декабрьски горячая и любой вопрос об отношении, например, к несистемной оппозиции заслуживает внимания. При этом интересно, что уже давно никакие вопросы с пресс-службой не согласовываются, за исключением, может, тех, на которые премьер сам очень хочет или хотя бы считает нужным ответить; в конце концов, с журналистов взятки гладки: могут и забыть поинтересоваться подробностями исторического соглашения о «Южном потоке» с Турцией.

Первым был спецкор «Комсомольской правды» Александр Гамов:

– Это вы своего друга Кудрина отправили на митинг?

– Опять с Кудриным! – раздосадованно сказал премьер, и я понял, что разговор, похоже, будет кратким. – Я его не отправил, он сам пошел. Он взрослый мальчик.

Правда, известно, что накануне митинга на проспекте Сахарова у Алексея Кудрина была аудиенция с Владимиром Путиным. После нее Алексей Кудрин и в самом деле сам пошел на митинг.

– А сами вы не собираетесь каким-то образом налаживать диалог с оппозицией? – спросили премьера.

– А мы всегда в диалоге с оппозицией! – оживился премьер.

Ему было что ответить на этот вопрос. И даже, похоже, хотелось.

– Иногда, знаете, – сказал он, – я смотрю, что происходит… когда у меня знакомые что-то говорят, родственники, как они коммуницируют с чиновничьим сообществом… Мне иногда самому хочется…

– На митинг? – уточнил господин Гамов.

Премьер не это, конечно, имел в виду, но вопрос имел право на существование: похоже, премьер сам уже по-другому не может повлиять на отношения даже своих родственников с чиновничьим сообществом. Премьер, впрочем, разъяснил, что он имел в виду. Конструкция оказалась не простая, но понятная:

– Помните, как в «Беге» замечательный персонаж генерал Чернота, когда он разговаривал с этим миллионером? «Я бы грешным делом записался к красным, шлепнул бы тебя, а потом тут же выписался». Мы же никогда не были против диалога с оппозицией! Мы всегда в диалоге (очевидно, сейчас он имел в виду свою любимую оппозицию, которая ходит на все госприемы (граничащие с госприемкой) в Кремле, придет и на торжество по случаю Нового года: Геннадия Зюганова, Владимира Жириновского. – А. К.). Мы против только одного, – и я лично против! – против какого-то, любого, проявления экстремизма.

– А из тех, кто на Болотной был?.. Будете с ними встречаться?

Тут можно было бы вспомнить хоть Алексея Кудрина и смело ответить утвердительно, но премьер снова показался раздраженным:

– Послушайте, я даже не знаю, кто там был!..

Тут корреспондент агентства, конечно, «Рейтер» сразу напомнил ему:

– Про Алексея Навального вы что думаете? Вот там есть такой человек, который вроде как…

– Там много всяких лидеров, – перебил корреспондента премьер, в планы которого не входило, конечно, давать понять, что он, председатель правительства и будущий кандидат в президенты, и, более того, будущий президент России, знает, кто такой Навальный. Зачем же ему было устраивать господину Навальному Новый год уже 28 декабря?

– Они должны сформулировать все какую-то общую платформу и общую позицию, чтобы можно было понять, чего люди хотят.

– А давайте позовем их? – предложил кто-то из корреспондентов, не совладавший, очевидно, с трепетом, вызванным внезапной близостью с Владимиром Путиным.

– Ну, – великодушно ответил господин Путин, – они очень разные, вы посмотрели? Там в значительной степени представители «Яблока», в значительной степени КПРФ, в какой-то степени националистические движения, в какой-то степени либеральные. Вот общая-то платформа есть? Ее нет. С кем разговаривать? Надо, видимо, разговаривать с каждым по их претензиям, по их проблемам. Но это требует осмысления, внимательного разбора.

То есть премьер в конце концов оказался все-таки в курсе подробностей митинга на проспекте Сахарова.

– Владимир Владимирович, – услышал господин Путин, – вчера произошли кадровые перестановки в правительстве. Скажите, пожалуйста, будут ли до президентских выборов еще какие-то назначения и почему было решено вот эти назначения, отставки провести сейчас, перед Новым годом, а не ближе к марту?

– Это кто сделал? – переспросил премьер.

– Президент…

– Вот вы у него и спросите.

Владимир Путин все-таки не был намерен говорить на эти темы по существу. Журналистские вопросы не очень нравились ему, и он этого уже не скрывал.

В руках у него уже был бокал шампанского, он бы лучше выпил с журналистами и, может, даже поговорил бы о чем-то вечном. Например, о поставках газа в Турцию.

Но у большинства журналистов в руках все еще были блокноты. Тем более что один бокал уже разбился под радостные восклицания и горестные взгляды собравшихся.

– А вот какой подарок под елку для всей страны вы бы положили… или это сюрприз? – последовал очередной вопрос.

– Честные выборы президента в 2012 году.

То есть это и правда будет сюрприз.

Я спросил премьера, трудно ли ему расставаться с Белым домом или он еще от Кремля отвыкнуть не успел.

– Я еще никуда не… Вы меня выгоняете отсюда?! – И я подумал, что и этот вопрос останется неотвеченным. А зачем, если можно ответить и так?

Но неожиданно Владимир Путин ответил, причем, по-моему, искренне:

– Вообще, мне нравится эта работа. Надо сказать, она очень конкретная. Безусловно, правительство несет ответственность за социально-экономическое положение в стране, напрямую отвечает, прямо у печки, что называется, стоит. Но в этом есть определенный драйв, когда ты понимаешь, что это личная ответственность. И, конечно, в период, когда кризис только разворачивался, было тревожно, когда я говорил и говорил сознательно – все-таки очень много было факторов неопределенности, все просчитать было невозможно, – но я все-таки, если помните, сказал: обещаю, что шока 1998 года не будет. Но было столько факторов неопределенности, что со стопроцентной уверенностью сказать это было довольно сложно, проговорить вслух. Но я это сказал, и я очень рад тому, что сделал так, как сказал. Я к чему? В правительстве очень много таких вещей, которые требуют непосредственного, прямого участия и прямой ответственности. Мне такая работа нравится.

Встреча на этом закончилась, а я не понял только одного: он что, остается, если ему эта работа так нравится?

Или будет все же заниматься нелюбимой?

* * *

Николя Саркози признался потом, что приезд в Ново-Огарево стал причиной первого его появления на глазах журналистов с тех пор, как он проиграл президентские выборы. Казалось, господину Саркози приятно внимание прессы: он соскучился по нему и даже сказал:

– Я вижу, наша встреча вызывает интерес!..

– Спасибо прессе за это! – мгновенно отреагировал господин Путин, и прессу попросили покинуть Малую столовую резиденции в Ново-Огарево.

* * *

Главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов цитировал слова финского премьер-министра на Гайдаровских чтениях – насчет того, что хоккеисту надо быть не в том месте, где шайба, а в том, где она окажется через несколько мгновений.

– Он просто молодец! – произнес Алексей Венедиктов.

Совет между тем не понравился Владимиру Путину:

– Да он издевается над нами! Они у нас в последнее время в хоккей выигрывают, и он специально выбирает те виды спорта для сравнений, где они победители!

Больше всего, рискну предположить, Владимиру Путину не понравился совет играть на опережение. Он же и сам знает, как, где, с кем и во что играть.

Господин Венедиктов вспомнил про только что созданную Лигу избирателей.

– Вот они не все вас любят! – сказал он премьеру.

– То есть кто-то все-таки любит, – извлек из его слов нужный смысл Владимир Путин.

– Их надо приглашать к диалогу, – предложил Алексей Венедиктов, который, похоже, сейчас уже выступал как посредник между властью и оппозицией (за лавры посредника сейчас бьются и бывший министр финансов Алексей Кудрин, и уполномоченный по правам человека Владимир Лукин, и многие другие люди).

– А мы их приглашаем. Было вручение правительственных премий в области журналистики. А они не приходят, – пожал плечами премьер. – Не пришли! У вас на сайте («Эха Москвы». – А. К.) я увидел один комментарий: «За Путина голосует быдло! А статью его я и не читал!» Это что за отношение к гражданам страны?! И не один раз приглашали некоторых!.. Я приглашаю – они не приходят.

И премьер добавил, что он, например, любит писателя Акунина (похоже, без взаимности).

– Он, насколько известно, этнический грузин, – продолжил премьер. – Он мог не воспринимать действия России в южноосетинском конфликте. Но наших людей убивали там! А что нам надо было делать?!

Перед нами сейчас был оправдывающийся Владимир Путин, зрелище, прямо скажем, нечастое:

– Это же не мы нарушили договоренности в международных правовых документах! А система ПРО? Для нас небезразлично, где появятся элементы этой системы. В Грузии? Тогда мы должны будем нацелить наши ракеты на Грузию? А что же нам остается делать?! Да со всеми мы готовы дискутировать!..

Владимир Путин признался, что редко читает газеты, слушает радио, смотрит телевизор. Времени-то нет! Но недавно наткнулся на одну радиостанцию, по несчастливой или, наоборот, счастливой случайности это оказалось «Эхо Москвы». В тот момент у Владимира Путина было, видимо, хорошее настроение, потому что в первые январские деньки он оказался с Дмитрием Медведевым в Сочи и даже на лыжах покатался. А потом вот включил в машине радио. И что же он услышал?

– Я даже не знал, что это ваша радиостанция! Там такая бредятина была! Разговаривают эксперты и говорят, что для нас не важно, на каком расстоянии от России будут стоять противоракеты! Да как же это не важно?! Я потом лежал в кровати и думал: эти люди называют себя экспертами, и они, наверное, понимают суть вопроса на самом деле. И я думал: это ведь не информация, это обслуживание интересов одной страны… Вообще, это неприлично. Мне так кажется! – с неожиданной улыбкой закончил премьер.

– Вы за кого будете голосовать? – вдруг спросил он.

– Я с 1996 года не голосую, – ответил Алексей Венедиктов.

– Да вы, похоже, обиделись?

– Я? Да, я обиделся, – признался главный редактор «Эха Москвы».

– А зря, – заключил премьер. – Я же не обижаюсь, когда вы меня на вашей радиостанции поливаете поносом с утра до вечера!

– Да я пошутил. Я не обиделся, – произнес господин Венедиктов.

– А я не шучу, – закончил эту дискуссию господин Путин.

А зря.

* * *

Президент России Владимир Путин встретился с уполномоченным по правам человека в России Владимиром Лукиным. Еще когда Владимир Лукин проходил через рамку металлоискателя на входе в резиденцию «Бочаров ручей», кто-то деловито спросил его: кого защищать будете, Владимир Петрович?

– Я буду выборочно защищать! – неожиданно ответил он.

Впрочем, уже в кабинете Владимира Путина, до того как тот вошел, Владимир Лукин сменил тактику защиты и на тот же вопрос: «Выборочно, значит, защищаете?» – сказал уже другое:

– Я на провокационные вопросы не отвечаю!

– А какие провокационные вопросы? – заинтересовался вошедший в это время в кабинет президент.

Но оба они эту тему развивать не стали, и быстро стало понятно почему: насчет журналистов оба в этот день хотели сказать что-то особенное.

Так, господин Путин заявил:

– В нашей стране мы опять столкнулись с отвратительным преступлением – убийством журналиста (телеведущего в Нальчике. – А. К.). Нарушено самое главное право человека – право на жизнь. Но, кроме того, еще и право на информацию. Это заставляет нас задуматься о качестве нашей работы.

В комнате, где было два десятка журналистов, не нашлось, конечно, человека, который мог бы поспорить с этим утверждением.

Владимир Лукин в ответ сказал:

– У меня есть встречный разговор, потому что я тоже хотел затронуть эту тему.

Видимо, Владимир Лукин с самого начала намерен был занять наступательную позицию, но Владимир Путин перебил ему темп, сразу сделав признательные показания о качестве работы государственной машины.

Между тем уполномоченный по правам человека понимал, что сейчас, в свете обострения общего интереса к институтам гражданского общества, ему следует вести себя более настойчиво, чем раньше, а то не поймут.

И он продолжал:

– Защищать журналистов непросто, потому что журналисты – люди не всегда приятные (как и защитники прав человека, впрочем. – А. К.). Но они делают живым и полнокровным любое гражданское общество, – триумфально закончил свою мысль Владимир Лукин.

– Защищать нужно всех, независимо от профессии, – добавил господин Путин.

Просто не всегда получается.

* * *

Корреспондент «Комсомольской правды» Александр Гамов поинтересовался тем, что президент думает о реакции интернет-сообщества на известие о том, что он собирается стерхом вести за собой журавлей.

– А чего говорить, – перебил его президент, – взяли бы и сами полетели.

Этот может.

* * *

Через некоторое время президент, как на других пресс-конференциях, взял раздачу вопросов на себя, и слово сразу получил и теперь внештатный корреспондент «Шести соток» Андрей Туманов («Я задавал вам вопросы на этих пресс-конференциях шесть раз, учитывая Дмитрия Анатольевича!..»), и люди, которые отчаянно стремились к этому последние три с половиной часа с мольбой «Интернету дайте!». Начались вопросы про Болотную площадь, «болотные дела».

Вопросы были такие: «Вы, например, знаете, что есть такой человек Владимир Акименков, который сейчас сидит в СИЗО уже несколько месяцев, и он теряет зрение стремительно, в то время как госпожа Васильева, которая работала в Минобороны и причинила значительно больший урон государству, чем Акименков, находится дома, в 13-комнатной квартире, и требует уборщицу? Считаете, нормальная эта ситуация?» «Не кажется ли вам странным, что у государства, и сильного государства, как Россия, которое поднялось с колен, усилиями СК и господина Бастрыкина из Следственного комитета главным его внешним врагом сейчас стала даже не маленькая Грузия, а мелкий и незначительный политик Гиви Таргамадзе, а главными внутренними врагами даже не Алексей Навальный, а мелкие оппозиционеры Развозжаев и Константин Лебедев, которых судят за, соответственно, заговор против России?»

Впрочем, эти вопросы не причинили неудобств господину Путину. Он обратил их против создателей вопросов, и каждое их слово было использовано против них.

Выяснилось, что «у Следственного комитета нет врагов персональных. Следственный комитет обязан следить за исполнением российского законодательства, а в случае его нарушения производить расследование и предлагать суду принять окончательное решение». «А что касается того грузинского политического деятеля (фамилия не называется из принципиальных соображений. – А. К.), то он совсем не враг Российской Федерации, он человек, который пытался, и может быть, до сих пор это делает, подстрекать граждан Российской Федерации к совершению противоправных действий, которые могли выражаться в совершении террористических актов, к незаконному захвату власти. Я думаю, что это очень убедительно было показано съемками, под которые они случайно, должен вам раскрыть государственную тайну, попали в контролируемом помещении».

– А обсуждение… совершения терактов, в том числе и взрывов на железной дороге! – посчитал нужным возвысить голос господин Путин. – Против этого Бастрыкин не должен проходить! Как же Бастрыкин может пройти мимо того, что обсуждается возможность взрыва поезда где-то в районе Иркутска? О чем вы говорите?! Вы же гражданин России, вы сами могли оказаться в этом поезде! Или дети ваши, или знакомые, или другие пользователи интернета! (Очередной болезненный удар ниже пояса по всему интернету. – А. К.) Разве можно так?.. Ну и недопустимо абсолютно рукоприкладство в отношении представителей органов власти. Почему кто-то считает, что у нас дозволено срывать погоны, либо бить по лицу, либо душить представителя власти?.. Завтра они (полицейские. – А. К.) скажут: «Идите сами на улицу и боритесь», допустим, с представителями крайних националистических движений. Вы одобряете их деятельность? Думаю, что, имея в виду ваш либеральный подход, вряд ли. Так они скажут: «Очки сними, и иди туда, и дерись с ними сам».

Я присмотрелся. Автор вопроса и в самом деле был в очках.

* * *

– Владимир Владимирович! – в два голоса запричитали целеустремленные грузинские журналистки, когда президент России проходил мимо.

В ответ он прицелился и вдруг щелкнул пальцем по желтому микрофону телекомпании «Имеди». Большего от него им было не дождаться. Но и этого оказалось так много, что соседка обладательницы желтого микрофона выронила свой, оранжевый, и он покатился под ноги охранникам.

Не это ли называется: одним выстрелом – двух зайцев?

* * *

Инспектируя олимпийские объекты в Сочи, президент Путин с подлинным энтузиазмом оглядел спортивную арену «Шайба». Это сооружение оказалось уже даже сданным в эксплуатацию. На экранах под потолком светилось табло, и, судя по информации на нем, счет в финальном матче олимпийского хоккейного турнира между сборными России и Канады был пока 0:0.

– А кто победит? – прокричала Владимиру Путину американская корреспондентка, хотя, казалось бы, что ей до матча, в котором не принимает участие ее команда.

– Мы, – сказал господин Путин, который вряд ли мог ответить что-нибудь другое.

Через минуту информационные агентства уже передавали, что Владимир Путин считает: в финальном матче хоккейного олимпийского турнира встретятся сборные России и Канады, а победит сборная России.

* * *

Владимир Путин к слову, но исчерпывающе высказался о журналистах:

– Там работают люди эмоциональные, не очень информированные о том, что происходит…

Понять его было можно: в конце концов, неудивительно, что он за годы в политике устал от журналистов, по крайней мере не меньше, чем они от него.

* * *

– У вас задача вынести информацию на суд общественности, а там – принизить, замолчать, недоинформировать… – поставил диагноз журналистике больного постиндустриального западного общества Владимир Путин. Но все это, как говорят юристы, покушение с негодными средствами.

Для такого диагноза нужно тем не менее специальное образование. И Владимир Путин, видимо, уверен, что именно у него оно есть. И с этим даже нельзя поспорить: и правда есть. И даже не одно.

* * *

Господин Путин категорически согласился с тем, что закон о работе с жалобами граждан надо менять:

– Вообще, в целом, конечно, в интернете легко прятаться, хамить, обзываться и при этом заявлять свою какую-то крайнюю позицию. При этом еще неизвестно, кто это делает! Но если у человека есть какая-то позиция, есть какие-то претензии – пусть он скажет, назовет себя. Иначе это не претензия и не жалоба, это анонимка, и здесь только один проверяющий хорошо работал – Лаврентий Павлович Берия… С анонимками!

* * *

Владимир Путин подошел к журналистке из газеты города Ванино, которая до этого жаловалась ему, что служба безопасности президента отобрала у нее перед пресс-конференцией костыли, а ванинские правоохранительные органы отбирают у нее жизнь (через двадцать минут после ее выступления министр внутренних дел России Владимир Колокольцев прислал на пресс-конференцию телефонограмму с сообщением о том, что в Ванино уже выехала следственная группа, а господин Путин с удовольствием озвучил эту телефонограмму; свою службу безопасности, впрочем, защитил, сославшись на мировой опыт, – а то что же все она его защищает).

Поговорив с журналисткой пару минут, президент пошел к выходу, где его и настиг вопрос одного из журналистов: «А Ходорковского амнистируют?»

Владимир Путин некоторое время еще двигался к выходу, словно обдумывая этот вопрос, а потом повернулся и произнес:

– Что же касается Ходорковского… Э-э… Пропустите! (Это относилось к журналисту агентства LifeNews. – А. К.) Я уже об этом говорил… Михаил Борисович должен был в соответствии с законом написать соответствующую бумагу, ходатайство о помиловании. Он этого не делал, но совсем недавно он такую бумагу написал и обратился ко мне с просьбой о помиловании. Он уже провел в местах лишения свободы больше десяти лет – это серьезное наказание, он ссылается на обстоятельства гуманитарного характера, у него больная мать, и я считаю, что, имея в виду все эти обстоятельства, можно принять решение о его помиловании.

И Владимир Путин, ни на что больше не отвечая (вслед еще раздался вопрос, не написал ли вдруг чего-то такого же и Платон Лебедев), удалился.

Происшедшее не производило впечатления импровизации. Президент отвечал обстоятельно и уверенно, так, как будто готовился к этому вопросу если и не больше десяти лет, то уж не меньше десяти минут.

* * *

– Шпионаж, – делился опытом президент, – одна из древнейших профессий наряду с некоторыми другими.

В зале засмеялись, а зря, потому что Владимир Путин, кажется, имел в виду не только проституцию.

– Не будем их перечислять, – засмеялся и президент. – Их не так много, древнейших профессий.

Точно: и журналистику тоже.

* * *

Ксения Собчак с телеканала «Дождь» была возмущена поведением главы Чечни Рамзана Кадырова, пообещавшего ровнять с землей дома террористов и выселять за пределы республики их семьи.

– Зачем ты ей дал слово? – спросил Владимир Путин Дмитрия Пескова.

Пресс-секретарь президента знал зачем, да и президент тоже, но должен же был Владимир Путин так сказать. И в этом «ей» была вся история отношений Владимира Путина с Анатолием Собчаком и его семьей. Прозвучало то есть на самом деле почти по-родственному.

– Виноват, – откликнулся господин Песков.

Действительно, какой вопрос – такой ответ.

* * *

Один журналист, работающий в жанре расследования, рассказал, что давно уже привычными в его работе и в работе таких, как он, стали доносы, уголовные дела, давление…

– Журналист, – добавил он, – должен иметь не только свободу слова, но и свободу после сказанного слова.

Раздались аплодисменты, но господин Путин в них участия не принимал:

– То, что давление, – пожал он плечами, – так это везде происходит, в том числе и за рубежом. Это проблема общества вообще. Это выбор каждого человека – готов он к борьбе или нет.

Прозвучало как рецензия на фильм «Левиафан».

* * *

Владимир Путин рассказал, «что такое журналистика сегодня»:

– Она, по сути, мало отличается от того, какой была вчера. Это поиски правды, – пояснил президент России.

И что-то они затянулись.

* * *

– А вы знаете, что вы, все здесь сидящие, – Владимир Путин обвел пальцем десятка три журналистов, расположившихся на стульях дугой перед ним, – объекты разработки соответствующих спецслужб?!

Журналисты смеялись: большинство легкомысленно, а я, например, нервно.

– И я скажу почему! – с увлечением продолжил президент России. – Потому что вы – носители определенной информации! Вы можете что-то услышать, с кем-то поговорить… Вы свободно болтаете по телефону!..

Он выделил, причем как-то яростно, слово «болтаете»: наконец-то он нашел повод сказать нам об этом!

– И все несете в эфир, что считаете нужным! – на лице Владимира Путина была откровенная досада. – Или о чем думаете!..

«Ну зачем?! – казалось, из его груди просто стон рвется. – Какие же вы бедняги!.. Остановитесь!.. Но хоть кто-то должен вам об этом сказать?!!» – казалось, только что не молил он нас услышать его.

– И на каждого из вас могут завести дело! И так оно и есть!

Его дело предупредить.

* * *

– Мне бы не хотелось, чтобы журналисты и чиновничество шли друг на друга как стенка на стенку! – произнес Владимир Путин то, что в произнесении вообще-то не нуждалось.

– Но ведь не всегда идут навстречу! – взмолился журналист.

– Всегда не может быть всегда, – сказал Владимир Путин фразу, которая будет теперь претендовать по крайней мере на попадание примерно во вторую сотню его личных афоризмов.

* * *

Итальянский журналист спросил Владимира Путина, рассказал ли ему Сергей Лавров что-то о своей встрече с Дональдом Трампом.

– И вас хочу спросить: как вы цените работу господина Трампа? – добавил журналист телеканала RAI.

На лице Владимира Путина появилось выражение, которое должно было продемонстрировать, что вопрос ему понравился и что он понял все его смыслы (накануне в американской печати, а также в Сенате и Конгрессе говорили только, кажется, о том, что Дональд Трамп выдал Сергею Лаврову секретную информацию про быт руководителей ИГ, и подразумевалось, что эта информация досталась от израильского агента, внедренного в ИГ, то есть Дональд Трамп поставил под удар и этого чудесного человека).

Ответив для начала на вопрос о Ливии (и обнаружив знание предмета – Ливия была названа «страной чрезвычайно важной»), Владимир Путин перешел к результатам визита министра иностранных дел России Сергея Лаврова в США:

– Мы их оцениваем высоко (улыбка господина Путина, сопровождавшая вопрос корреспондента RAI, осталась, таким образом, казалось, в прошлом. – А. К.). Это был ответный визит после того, как накануне мы принимали в Москве госсекретаря США Тиллерсона (с ним встречался и президент России. – А. К.). Это обычная, естественная международная практика.