Текст книги "Путин. Человек с Ручьем"

Про врагов

Самым громким событием турне Владимира Путина по странам Евросоюза стала прошедшая 6 ноября 2003 года в Риме пресс-конференция руководства Европейского союза, премьер-министра Италии Сильвио Берлускони и президента России Владимира Путина, в которой активное участие принял французский журналист Лоран Зэкини из газеты Le Monde, которому Владимир Путин годом раньше предложил сделать обрезание.

Секретарь Еврокомиссии Романо Проди рассказал, что Россия должна вступить в ВТО в следующем году. После этого господин Проди заявил, что задал российскому президенту вопрос про ЮКОС. Он оговорился, что вопрос этот, конечно, внутренний, но Евросоюзу не безразличный.

– Закон, заверил нас президент Путин, не нарушался и не нарушается, – закончил он свою мысль.

Было совершенно непонятно, как сам господин Проди относится ко всему этому. Но, очевидно, его задача и состояла именно в том, чтобы скрыть свое личное отношение.

Был задан вопрос, не собирается ли Россия в ближайшее время перейти на расчеты в евро в деле энергообмена с Евросоюзом. Господин Путин отвечал, что Россия не против, но есть проблемы, решение которых не зависит от него. Так, торговля нефтью на биржах идет в долларах. Таким образом, господин Путин давал понять, что, была бы его воля, и Россия давным-давно торговала бы в евро.

Следующий вопрос должна была задать девушка, сидевшая, как и я, в третьем ряду. Я видел, как она уже взяла микрофон. В эту секунду пресс-секретарь ЕС Рейо Кемппинен, высокий лысый человек, сделал знак рукой и показал ей на человека, сидевшего рядом. Девушка растерянно посмотрела на соседа. Он тем временем забрал у нее микрофон и задал вопрос.

Вообще-то на этой пресс-конференции распоряжались два других пресс-секретаря – итальянского и российского лидеров. Они и согласовывали между собой тех, кто будет задавать вопросы. Но пресс-секретарь ЕС не захотел быть статистом.

Между тем я сразу узнал журналиста, задающего вопрос. Более того, я, можно сказать, никогда и не забывал этого лица. Моя память хранит его как самое дорогое воспоминание. Именно этот дядя из газеты Le Monde год назад задал Владимиру Путину вопрос про Чечню в Брюсселе, на таком же саммите Россия – ЕС, и тут же получил предложение сделать обрезание. И вот он уже спрашивает про диктаторский режим, складывающийся в России в связи с Чечней и делом ЮКОСа:

– Нет ли по этому поводу разногласий у ЕС и России и сохранится ли в России правовое государство?

– Нет! – твердо ответил Владимир Путин.

Трудно сказать, к чему относилось это «нет». В отчаянной попытке быть беспристрастным я скажу, что оно, возможно, выражало отношение господина Путина к этой ситуации в целом. Российский президент был взбешен и не скрывал этого. То, что он ответил бы сейчас, по мощности заряда должно было перекрыть все, что он когда-либо говорил про террористов в сортире и журналистов на хирургическом столе. Сказанное им обречено было стать журналистским хлебом на многие месяцы вперед. Эти слова могли сделать его предвыборную кампанию или погубить ее. Эти мгновения должны были, короче говоря, стать моментом истины для президента России.

– Нет! – еще тверже повторил он, словно набирая в грудь побольше воздуха.

И в эту секунду на руку Владимира Путина легла тяжелая рука Сильвио Берлускони. Инстинктивно господин Путин попытался вырвать руку, но итальянский премьер, видимо, был готов и не дал этого сделать.

– Я тоже хотел бы добавить пару слов, – с нажимом произнес Сильвио Берлускони, не отпуская руку коллеги. – В печати Европы существует искаженное видение деталей…

Он спасал своего коллегу. Зачем он это делал? Может, они и правда друзья… Он тащил Владимира Путина, не очень выбирая выражения, а главное – крепко держа его руку.

– Вот есть мнение, что в Италии нарушается свобода печати, – говорил итальянский премьер-министр. – При этом 85 % печати свободно критикует меня или даже относится ко мне и к правительству откровенно враждебно. То же самое и по другим вопросам. Что касается ЮКОСа, у меня есть прямая информация от итальянцев, живущих в России: российские фирмы, продающие нефть, нарушают закон!

Интересно, конечно, посмотреть на этих итальянцев, живущих в России, которые напрямую поставляют информацию своему премьер-министру. На месте российских спецслужб я бы всерьез заинтересовался этими парнями.

– Я знаю, что президент Путин делает различие между исполнительной и законодательной властью, – продолжал господин Берлускони. – Он делает это!

Тут господин Берлускони на секунду притормозил. Он, похоже, все-таки понял, как выглядит в этот момент, и сказал, скосив глаза на коллегу:

– Я вам потом выпишу счет как ваш адвокат… в евро.

И продолжил:

– Теперь насчет Чечни. Там был референдум. Подавляющее большинство голосовавших решило принадлежать Российской Федерации. Чечне была дана возможность через выборы получить президента. Кроме того, ЕС сам решил, что не надо посылать наблюдателей на эти выборы. Давайте посмотрим в лицо фактам!

Закончив, он наконец убрал свою руку с руки господина Путина. Тот к этому моменту производил впечатление уже совершенно спокойного человека.

– Готов вам заплатить, – кивнул он своему коллеге. – Стоит того. Впервые мы имеем такого солидного адвоката.

Отношения Владимира Путина с коллегами – бывшими и ныне действующими – очень разные, конечно. Шрёдер до сих пор ему близок, как говорится. Он председатель совета директоров то одной крупнейшей российской компании, то другой, то третьей. Очень преданный Владимиру Путину человек. До сих пор. Тем более что он в результате этой работы явно не беднеет.

Ну, конечно, у него очень тесные отношения с Берлускони. Не всегда это афишировалось, но известно, что Путин к нему ездил отдыхать на виллу, когда работал президентом. Буквально мог на выходные, как говорится, туда-обратно метнуться. Эти отношения сохранились, и можно заметить, что любые нападки на Берлускони… а их много было… встречали жесточайший отпор со стороны Путина, если происходили в его присутствии. Это продолжалось и раньше, и, я уверен, будет продолжаться до самого конца.

И Владимир Путин стал говорить про Чечню – практически то же самое, что сию секунду произносил его коллега. Следовало признать, что господин Берлускони довольно толково пересказал его позицию. Видимо, он слышал ее уже столько раз, что, толкни его ночью, и он выпалит все это не просыпаясь.

После этого господин Путин дошел до господина Ходорковского. И тут он посмотрел на французского журналиста, который задавал вопрос. А я подумал о том, что надежда получить искренний эмоциональный ответ все-таки осталась, несмотря на весь энтузиазм господина Берлускони.

– Я понимаю, что задание вам поставлено, надо его отработать – и я отвечу на этот вопрос, – сказал он.

Бедный француз мгновенно вспотел и покраснел.

– Конечно, люди, которые за пять-шесть лет заработали миллиарды долларов… ни в одной западноевропейской стране такой результат был бы невозможен… возможно, заработали их законно. Но, заработав миллиарды, они потратят десятки, сотни миллионов, чтобы спасти миллиарды. Мы знаем, куда тратятся эти деньги: на каких адвокатов, на какие пиаровские кампании, на каких политиков. В том числе и на то, чтобы задавать эти вопросы.

Обвинение, брошенное господином Путиным французскому журналисту, было тяжелым. И я уверен, что выстраданным. Похоже, Владимир Путин искренне уверен в том, что все журналисты, так или иначе выражающие поддержку ЮКОСу, куплены этой компанией. Причем это касается и западных журналистов.

Между прочим, что мешает, например, Лорану Зэкини предположить в ответ, что и Сильвио Берлускони защищает Владимира Путина не задарма? Так, после этой пресс-конференции сразу стали говорить, что господин Путин обменял поддержку коллеги на что-то очень материальное, и скорее всего на газ, – договорились же они, что одна итальянская фирма будет заниматься реэкспортом российского газа, и это решение стало абсолютно беспрецедентным.

Мне-то все-таки кажется, что все проще – Сильвио Берлускони защищал Владимира Путина потому, что испугался за него, поняв, что тот сейчас может наговорить сам.

То, что дальше произнес господин Путин, много дает для понимания ситуации с ЮКОСом:

– У нас проблема есть, и я бы разделил ее на две части. Первая часть заключается в осмыслении того, что произошло в процессе приватизации в начале 90-х годов. Нам часто говорят: «Такие сложные законы. Поэтому, если мы что-то и нарушили, давайте не будем об этом говорить. А вот эти остальные 145 млн граждан – давайте их даже не будем беспокоить на эту тему, их это не касается». Сомневаюсь, что такая логика была бы приемлема в любом демократическом государстве.

Во-первых, должен сказать, что, даже если законы и были сложными, противоречивыми, их надо было бы все-таки исполнять. Второе – особое внимание государства должны привлекать случаи, когда в процессе дележа государственной собственности были совершены преступления против личности. В том числе убийства. Некоторые из арестованных – а это целая группа лиц – подозреваются именно в организации убийства. И наконец, третье – все должны исполнять действующие законы сегодня. Никто сегодня не должен уклоняться от исполнения законов. А в числе претензий к арестованным – в том числе и неисполнение законов в последнее время, в 1999 году, в 2000-м… Наша цель – не пощипать отдельных бизнесменов, а навести порядок в стране. И мы будем это делать последовательно и жестко. Вне зависимости от попыток этих людей защищаться, используя в том числе и шантаж. Шантаж государственной власти бесперспективен.

Ну вот и все. Все, что говорил президент России днем раньше (прежде всего о недопустимости отзыва лицензий ЮКОСа на нефтяные месторождения), было похоронено этим обвалом.

Наступила небольшая пауза. Потом от Евросоюза выступил Хавьер Солана, до этого вообще молчавший:

– Верховенство закона – это очень важно. Давайте помнить об этом…

Он, видимо, понимал, что надо же как-то реагировать на все это, но не мог собраться с мыслями.

Господин Проди сказал, что это ведь он сам спросил сегодня утром президента России про ЮКОС:

– Я поставил этот вопрос! И я получил ответ.

Я думаю, в истории с ЮКОСом было что-то и очень личное. Я был на том совещании, на котором, как считается, Ходорковский публично задавал Путину такие мрачные вопросы. Но тогда, что называется, Ходорковский первый начал – и просто не мог не заслужить «обратку». Многие думают, что личное было в том, что у Ходорковского была идея парламентской республики, и эта идея была покушением на личную власть Владимира Путина. В этом смысле говорили, что это было личным для Путина.

Но я так не считаю. Это было бы слишком просто, да и реальной угрозы Путину тут не было. Дело даже не в том, что Путину была несимпатична совсем эта идея, хотя, конечно, она ему была несимпатична. Во главе этой гипотетической парламентской республики наверняка стоял бы все равно Путин. Хотя сама идея ему, конечно, не нравилась. Но гораздо больше его, говорят, завело тогда то, что ему доложили – в деталях, – что Ходорковский покупает голоса в Госдуме и скоро скупит всю Госдуму.

Но я думаю, было еще что-то, совсем уж личное, действительно личное. Такое, чего нельзя простить. Я могу только предполагать, что это такое было. Ну, в крайнем случае не было.

И было, как я понимаю, несколько предупреждений, недвусмысленных знаков Ходорковскому, чтобы тот остановился. Чтобы не делал этого. Но тот как-то не внял.

Он ничего не сказал о том, удовлетворил его этот ответ или нет. Он, видимо, и хотел дать это понять: я же, мол, не говорю, что нам в Евросоюзе все это очень нравится. Но мы же дипломаты с хорошим стажем.

И уже через несколько часов стало известно, что Романо Проди собрал журналистов и заявил им, что адвокатская деятельность господина Берлускони является его личной инициативой и не отражает позиции всего Европейского союза. Заминка при этом, конечно, в том, что именно господин Берлускони сейчас является председателем этой организации.

Но все это по большому счету не имеет никакого значения. Проблемы с руководством Евросоюза господин Путин компенсирует дружбой с главами государств этого союза. А эта дружба уже прошла некоторые испытания.

* * *

10 февраля 2007 года президент России Владимир Путин выступил на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности. Выступление российского президента было настолько агрессивным по отношению к США и НАТО, что иногда Владимиру Путину не хватало в руках знаменитой туфли, которой в свое время стучал по трибуне ООН генсек ЦК КПСС Никита Хрущев.

Конференция началась с выступления канцлера Германии Ангелы Меркель. Она сидела в зале, где ее окружали друзья: министры обороны стран НАТО, сенаторы США, депутаты бундестага и Европарламента, эксперты, бизнесмены из 40 стран мира… Здесь был президент Украины Виктор Ющенко, слушавший Ангелу Меркель с таким вниманием, будто представлял себе на ее месте Юлию Тимошенко. И совершенно, по-моему, не слышал Ангелы Меркель президент России Владимир Путин, который был полностью захвачен подготовкой к своему докладу.

Мне кажется, Владимир Путин готовился к этому выступлению всю свою жизнь (по крайней мере, в большой политике). Или шел к нему. И это был закономерный финал – хотя бы и промежуточный. Он давно хотел высказаться о наболевшем, то есть о том, как складываются его отношения с западным миром. Он, без сомнения, понимал, что делает.

У Ангелы Меркель таких амбиций не было. Она выступала, сидя за столом в президиуме, а не стоя, как Владимир Путин. Она рассказала, что «НАТО является самым сильным выражением в области политики мировой безопасности». Она утверждала, что в Афганистане НАТО «находится на правильном пути, даже если он оказался сложнее, чем мы себе это представляли».

Владимир Путин сидел прямо перед ней, в первом ряду, чуть ниже канцлера, и было такое впечатление, что он все время упирается взглядом в ее, так сказать, туфли. И она все время чувствовала этот взгляд.

– Есть такие области в отношениях между нами и Россией, – говорила она, глядя сверху вниз на президента России, – где договориться невозможно, но и утверждать, что мы могли бы в этом мире обойтись друг без друга, было бы ложью… А вообще, когда вы сидите напротив президента России, то это сложная задача – вслух рассуждать про Косово…

Господин Путин даже не улыбнулся – он что-то дописывал в свою речь по ходу. Больше того, он, по-моему, помрачнел, думая о чем-то своем. А она, судя по всему, отнесла это насчет того, что сказала сию секунду. После этой мизансцены задача что-нибудь сказать про Косово в присутствии господина Путина для Ангелы Меркель, видимо, еще больше усложнилась.

С Меркель у Путина отношения на самом деле, на мой взгляд, гораздо более близкие, чем это принято думать. Дружескими их язык, наверное, не повернется назвать. Но – товарищеские тем не менее. Это тоже очень много значит. Более товарищеские, чем принято считать. Все понимают, что в публичном поле и он, и она, и они все просто вынуждены произносить какие-то другие слова, чем наедине. А политика строится на основе и тех слов, и этих. Все это сильно перемешано и вообще безумно сложно.

Несколько минут назад депутат Госдумы Константин Косачев задал вопрос канцлеру Германии. Он сказал ей, что возрастающая роль НАТО в международных делах приводит к тому, что состояние безопасности в мире на самом деле значительно ухудшилось, и предположил, что НАТО необходима реформа.

Ангела Меркель объяснила ему, что в начале 90-х годов по Европе бродили сотни тысяч беженцев из бывшей Югославии, а после вмешательства НАТО это брожение прекратилось.

– Легко сказать: ну почему там у них нет никакого прогресса?! – воскликнула Ангела Меркель, пристально глядя на господина Косачева. – А я предлагаю думать о том, как было бы страшно, если бы НАТО не было вообще!

По виду господина Косачева было ясно, что, даже если он будет думать об этом всю ночь напролет, ему не станет страшно. Наоборот, он наконец-то начнет жить, как и когда-то раньше, с долгожданной уверенностью в завтрашнем дне.

Ответив еще на несколько вопросов, Ангела Меркель как-то неровно, словно шатаясь, сошла со сцены, выронив по дороге бумаги, чем выдала свое нервное, как выяснилось, состояние.

Господин Путин, поднявшись на трибуну, предупредил, что сейчас произойдет что-то из ряда вон выходящее.

– Если мои рассуждения покажутся нашим коллегам излишне полемически заостренными либо неточными, я прошу на меня не сердиться, – сказал он, – это ведь только конференция… И надеюсь, что после двух-трех минут моего выступления господин Тельчик не включит там «красный свет».

Господин Тельчик вел эту конференцию и предупреждал, что концом каждого выступления является красный свет на трех или четырех светофорах, развешанных в зале.

Господин Путин сообщил, что «предлагавшийся после холодной войны однополярный мир не состоялся».

– Как бы ни украшали этот термин, он в конечном итоге означает на практике только одно: это один центр власти, один центр силы! Это мир одного хозяина, одного суверена! И это в конечном итоге губительно не только для всех, кто находится в рамках этой системы, но и для самого суверена, потому что разрушает его изнутри. И это ничего общего не имеет, конечно, с демократией! Потому что демократия – это, как известно, власть большинства при учете интересов и мнений меньшинства.

Владимир Путин дал понять, что намерен защищать демократию до самого ее конца.

– Кстати говоря, – продолжил он, – Россию – нас! – постоянно учат демократии.

Он сделал паузу и с улыбкой посмотрел в зал. Эта мысль по определению, видимо, должна была показаться всем здравомыслящим людям абсурдной. Но никто не улыбнулся, даже господин Косачев только двусмысленно вздохнул.

– Но те, кто нас учит, сами почему-то учиться не очень хотят! – добавил тогда Владимир Путин. – Односторонние, нелегитимные часто действия не решили ни одной проблемы. Более того, они стали генератором новых человеческих трагедий и очагов напряженности. Судите сами: войн, локальных и региональных конфликтов меньше не стало… Людей в этих конфликтах гибнет не меньше, а даже больше, чем раньше! Значительно больше. Значительно больше!

Президент России на этой конференции избрал, возможно бессознательно, один ораторский прием. Он стал повторять одну и ту же фразу. От этого она должна была звучать, очевидно, более убедительно.

– Мы видим все большее пренебрежение основополагающими принципами международного права, – с тревогой произнес президент России. – Больше того, отдельные нормы, да, по сути, чуть ли не вся система права одного государства, прежде всего, конечно, Соединенных Штатов…

Он поколебался, прежде чем произнести название этой страны. Наверное, сначала он не собирался этого делать, но потом решил, что это выглядит как-то малодушно, что ли, и добавил для ясности, ибо понимал, что терять ему после этой речи будет уже нечего.

– Так вот, система права, – продолжил он, – перешагнула свои национальные границы во всех сферах: и в экономике, и в политике, и в гуманитарной сфере навязывается другим государствам! Ну кому это понравится? Кому это понравится?! И это ведет к тому, что никто уже не чувствует себя в безопасности. Я хочу это подчеркнуть: никто не чувствует себя в безопасности! Потому что никто не может спрятаться за международным правом как за каменной стеной!

Постепенно Владимир Путин перешел к конструктивной части своего доклада:

– Но есть ли у нас средства, чтобы противостоять этим угрозам? Конечно, есть! Достаточно вспомнить недавнюю историю. Ведь произошел же мирный переход к демократии в нашей стране! Ведь состоялась же мирная трансформация советского режима. Мирная трансформация! И какого режима! С каким количеством оружия, в том числе ядерного оружия! Почему же сейчас при каждом удобном случае нужно бомбить и стрелять? Неужели в условиях отсутствия угрозы взаимного уничтожения нам не хватает политической культуры, уважения к ценностям демократии и к праву?!

Ангела Меркель неожиданно кивнула, словно подтверждая, что ей не хватает ни того, ни другого, ни третьего.

Затем господин Путин обратил внимание на застой в области разоружения, о котором мир как-то запамятовал в последние годы.

– Мы договорились с США, – проинформировал президент России, – о сокращении наших ядерных потенциалов на стратегических носителях до 1700–2200 ядерных боезарядов к 31 декабря 2012 года. Россия намерена строго выполнять взятые на себя обязательства. Надеемся, что и наши партнеры будут действовать также транспарентно и не будут откладывать на всякий случай, на черный день лишнюю пару сотен ядерных боезарядов. И если сегодня новый министр обороны Соединенных Штатов здесь нам объявит, что Соединенные Штаты не будут прятать эти лишние заряды ни на складах, ни «под подушкой», ни «под одеялом», я предлагаю всем встать и стоя это поприветствовать. Это было бы очень важным заявлением!

Владимир Путин сделал длинную паузу и с отеческой улыбкой посмотрел на министра обороны США господина Гейтса, который оказался в патовом положении. Он не мог, конечно, встать и сказать, что не будет ничего такого прятать ни под одеялом, ни под подушкой. Это было бы очень глупо. И он рисковал в самом деле нарваться на аплодисменты. Но и молчать в этой ситуации было не лучшим выходом. Впрочем, другого у господина Гейтса не было. Он еще, правда, мог выйти из зала, и тогда аплодисменты, адресованные ему, были бы более заслуженными, но это был бы аварийный выход из положения.

Между тем я поймал себя на том, что президент России, обрушиваясь с какой-то апокалиптической критикой на США и НАТО, ни одного плохого слова не сказал про ЕС. Более того, он пользовался любым случаем, чтобы столкнуть лбами США и ЕС.

– Ракетного оружия, реально угрожающего Европе, – говорил он, – с дальностью действия порядка 5–8 тысяч километров, нет ни у одной из так называемых проблемных стран. И в обозримом будущем и обозримой перспективе и не появится. И не предвидится даже! Да и гипотетический пуск, например, северокорейской ракеты по территории США через Западную Европу – это явно противоречит законам баллистики! Как говорят у нас в России, это все равно что правым ух… а, нет! (президент России попробовал показать на себе и понял, что не так рассказывает. – А.К.) – правой рукой дотягиваться до левого уха!

Когда Путин занимается тактическими вопросами – он тактик. Стратегическими – стратег. В случае с ним нет смысла думать и говорить, видит ли он и действует ли на пятнадцать ходов вперед (или, например, назад) или руководствуется какими-то сиюминутными соображениями. Мне кажется, что он старается думать и о том, и о другом, но я вижу, что он готов быть непонятым – и в данную минуту, и через год.

И понимает, что в каких-то вещах он никого не убедит и что на это не надо даже тратить силы. И он не будет тратить силы. Сделает то, что считает нужным, то, что должен, – и пойдет дальше, решив, что время покажет. Я думаю, что он считает себя и стратегом, и тактиком. А кто-то его не считает ни стратегом, ни тактиком. На это Путин обречен, как любой президент любой страны.

Владимир Путин раскритиковал расширение НАТО на восток, причем в таких выражениях, которых он сам не позволял себе до сих пор.

– И что стало с теми заверениями, которые давались западными партнерами после роспуска Варшавского договора? Где теперь эти заявления? – спросил он. – О них даже никто не помнит! Но я позволю себе напомнить, что было сказано. Генеральный секретарь НАТО господин Вернер в Брюсселе 17 мая 1990 года сказал: «Сам факт, что мы готовы не размещать войска НАТО за пределами территории ФРГ, дает Советскому Союзу твердые гарантии безопасности». Где эти гарантии?!

Владимир Путин обвинил западные страны в том, что они не пускают к себе российский капитал. Журналисты в баре, который усилиями организаторов был превращен в пресс-центр, слушали Владимира Путина, по-моему, не дыша. Выступление российского президента полностью захватило их. Многие перестали даже что-нибудь записывать, забыв про ручки.

– Мы открыты для сотрудничества, – говорил господин Путин. – Зарубежные компании участвуют в наших крупнейших энергетических проектах. По различным оценкам, до 26 % добычи нефти в России – вот вдумайтесь в эту цифру, пожалуйста! – до 26 % добычи нефти в России приходится на иностранный капитал. Попробуйте!.. Попробуйте привести мне пример подобного широкого присутствия российского бизнеса в ключевых отраслях экономики западных государств! Нет таких примеров! Таких примеров нет!

Президента России не смущало, что 26 % добычи нефти в России приходится на весь иностранный капитал, и при этом для сравнения он предлагал посчитать процент присутствия только российского капитала во всей западной экономике.

Под конец досталось Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, которая давно вызывает у президента России особые чувства. На этот раз он не стал их сдерживать:

– ОБСЕ пытаются превратить в вульгарный инструмент обеспечения внешнеполитических интересов одной или группы стран в отношении других стран. И под эту задачу «скроили» и бюрократический аппарат ОБСЕ, который абсолютно никак не связан с государствами-учредителями. «Скроили» под эту задачу процедуры принятия решений и использования так называемых неправительственных организаций. Формально, да, независимых, но целенаправленно финансируемых, а значит – подконтрольных!

Мне было интересно: что произойдет, когда господин Путин закончит? Будут ли аплодисменты? Хотя бы из вежливости? В конце концов, хотя бы в благодарность за то, что Владимир Путин сделал наконец то, о чем они все просят его с тех пор, как он начал работать президентом России: он стал им понятней. Можно даже сказать, что теперь он как на ладони.

Было понятно и то, что мы присутствовали при вполне историческом событии. Мы стали свидетелями «мюнхенской речи Владимира Путина». Оставалось понять, с каким знаком эта речь входит в историю. Это обстоятельство и должны были прояснить аплодисменты – или их отсутствие. И то и другое также было обречено попасть в историю.

Аплодисменты были жидкими. Но были. В конце концов, Константин Косачев не сидел сложа руки.

Владимир Путин после этого не сошел со сцены. Ему предстояло ответить на вопросы.

– Вы могли бы признаться в том, что за счет расширения НАТО восточные границы стали более надежны, безопасны, – сказал депутат бундестага. – Почему вы боитесь демократии? Я убежден, что только демократические государства могут стать членами НАТО. Это стабилизирует соседей. И к вопросу о том, что происходит внутри вашей страны. Убили Анну Политковскую, это символ. Можно сказать, это касается многих журналистов. И потом, страхи всякие, закон о неправительственных организациях… Это вызывает тревогу.

Кроме того, президента России попросили поделиться прогнозом развития ситуации в Сербии и Косово и «прокомментировать опыт, который сложился у российских военнослужащих в Чечне». Ему также рассказали, что в «90-е годы российские эксперты активно помогали Ирану в разработке ракетных технологий, и Иран сейчас имеет продвинутые ракеты среднего и дальнего радиуса действия, что позволяет ему нанести удар по России и по части Европы».

– Я уверен, что историки не напишут в один прекрасный день, что во время нашей конференции была объявлена вторая холодная война, – сказал другой депутат бундестага, который сразу решил оценить исторический замах господина Путина. – Но могли бы.

Некоторые участники конференции были под впечатлением от речи президента, которое сами себе не могли, похоже, толком объяснить, и обращались к нему с теплотой в голосе, которой сами стеснялись. От этого их вопросы звучали еще жестче.

– Я понимаю вашу искренность, – сказал один американский сенатор, – и надеюсь, что вы согласитесь с нашей искренностью. США не разрабатывают новое стратегическое оружие уже более двух десятилетий, а вы недавно испытали «Тополь-М», который уже размещен в шахтах и на мобильных установках. Вы критиковали США за односторонние действия и дважды сказали, что военные действия могут быть законными, только если они одобрены ООН. США ведут боевые действия в Ираке и Афганистане по решению ООН.

В общем, вопросы сыпались на господина Путина «градом».

– Вы говорили об опасности однополярного мира, – говорили ему, – а в России, по мнению многих, мы видим все более однополярное правительство, где конкурирующие центры влияния вынуждены следовать партийной линии, будь то Госдума, руководство в регионах, СМИ, бизнес-сообщество, НПО.

Президент России отвечал на эти вопросы еще полчаса. Он рассказывал, что все его «действия внутри страны, в том числе касающиеся изменения порядка избрания в Государственную думу, направлены именно на укрепление многопартийной системы в стране». И мне казалось, ему уже совершенно не важно, верит ли ему кто-нибудь в этом зале.

– НАТО – это прежде всего военно-политический блок. Военно-политический! – разъяснял он собравшимся, и становилось ясно, что он еще не поставил на них крест. – И конечно, обеспечение собственной безопасности – это прерогатива любого суверенного государства. Мы с этим и не спорим. Пожалуйста, мы против этого не возражаем. Но почему обязательно нужно выдвигать военную инфраструктуру к нашим границам при расширении?! Вот на это нам может кто-нибудь ответить?!

Господин Путин внимательно вглядывался в листок, на котором записывал вопросы.

– Знаете, – хмурился он, – я так накарябал здесь, что уже сам не разберу, что я записал… Я тогда отвечу на то, что сам могу прочитать, а если я на что-то не отвечу, вы напомните мне свои вопросы… Что будет с Косово, с Сербией? Это могут знать только косовары и сербы. И давайте не будем за них решать, как они устроят свою жизнь. Не нужно корчить из себя Господа Бога и решать за все народы все их проблемы!

Некоторые в зале сидели уже просто с каменными лицами – любая попытка корчить Господа Бога закончилась бы у них провалом хотя бы по этой причине. На других лицах я видел мольбу: «Ну хоть Бога-то не надо трогать! Бери нас, грешных!»

– Если кто-то из участников этого весьма сложного процесса между этими народами почувствует себя оскорбленным, униженным, это будет тянуться веками, – предупредил президент России. – Мы только загоним проблему в тупик.

Я подумал, что российский президент, может быть, решил напугать европейцев и американцев всем своим видом не в последнюю очередь именно из-за Косово. Он давал им понять, что все для себя решил, мосты сжег, терять ему теперь нечего и они видят перед собой человека, который пойдет до конца. И поэтому лучше с ним не связываться. Вот так же Владимир Путин, похоже, уверен, что примерно те же мысли он не так давно внушил президенту Грузии Михаилу Саакашвили и только по этой причине Грузия не ввела войска в Абхазию и Южную Осетию. Теперь, не исключено, Владимир Путин решил распространить положительный опыт и на Косово.