Текст книги "Раскрутка"

– Однако! Неужели объект в ебеня… хм… пардон… в тьмутаракани стоит таких звероподобных усилий?

Яна Викторовна неопределенно пожала плечами:

– Целесообразность приобретения того или иного актива – не моя компетенция. Я отвечаю исключительно за юридическую сторону вопроса.

– Понятно. И как у нас на данный момент с «юридической стороной»? Отожмет в итоге «Магистраль» заводик? Как вы считаете?

– Если бы вы, Леонид Николаевич, задали подобный вопрос каких-то лет пять назад, то, с учетом имеющихся на руках козырей, я бы не задумываясь сказала: да, по документам в суде отбиваем железно.

– А теперь?

– А теперь: по документам – отбиваем железно. Но дальше – на усмотрение судьи.

– О как? Нет, я, конечно, и раньше знал, что в нашем судейском корпусе имеют место быть всякие… – Здесь Купцов запнулся о кольнувшее, резко всплывшее из памяти воспоминание о своем бесславном выдворении из органов, инспирированном с подачи судьи Устьянцевой. – Но чтобы всё плохо настолько?!

– Боюсь, вы даже представить себе не можете «насколько»! – вздохнула Асеева. – Знаете, несколько месяцев назад у меня случился приватный разговор с одной судьей. Мы с ней давно знакомы, а потому можем изредка позволить себе обсуждение тем… э-э-э-э… повышенной деликатности. Так вот, я спросила у нее: «А скажи-ка, подруга, сколько у вас в районном суде судей, с которыми можно решать вопрос, а сколько тех, с кем нельзя?» Спросила не «протокола ради». Просто сама для себя хотела понять примерное процентное соотношение коррумпированности.

– И что подруга?

– Сперва долго злилась, а потом ответила: «Ты что, дура совсем? Зачем нашему председателю те, с кем он не в состоянии решить вопросы? Если вдруг сыщется в наших сплоченных рядах кто-то, с кем явно нельзя, от него или нее постараются избавиться». В общем, по ее словам, разница заключается разве что в характере.

– В характере чего?

– Ну есть более отмороженные судьи, есть менее. Есть более авантюрные и есть менее. Дескать, «если лично я что-то такое увижу, то очень постараюсь соскочить – больничный взять или еще что-то такое предпринять. Но при этом все равно буду видеть и знать, как это будет делать в соседнем зале мой коллега, и понимать природу этого».

– Охренеть! – потрясенно среагировал на поведанное Купцов. – То есть по сути ваша знакомая дала понять, что теоретически и с ней вопрос решить можно?

– В общем, да. Она дорожит своим местом, так что бучу всяко не поднимет, не пойдет кричать «свободу Юрию Деточкину». И как раз в этом, на мой взгляд, сегодня и заключается главная проблема нашего судейского корпуса.

– В том, что так называемые «хорошие» не спешат проявлять свою хорошесть по отношению к тем, кто «страшно плохой»?

Юрисконсульт «Магистрали» чуть ли не впервые посмотрела на инспектора с уважением:

– Именно. А вы неплохо схватываете суть.

– Вы мне льстите, – смутился Леонид. – А вообще, как некогда сказал один мудрый человек: «Судей надо менять так же часто, как и пеленки. И по тем же причинам».

– Смешно сказал мудрый человек.

– Яна Викторовна, а вот эта ваша знакомая, она часом не из Адмиралтейского суда?

– Нет. А что?

– Да так. Ничего.

На самом деле последний вопрос он задал далеко не праздно, поскольку ненавистная ему судья Устьянцева до настоящего времени продолжала вершить правосудие в Адмиралтейском районе. Коий, бывшему следаку Купцову некогда был, перефразируя классика, «знакомым до слез, до прожилок, до женских молочных желез».

Вроде еще не успели толком и взлететь, а в салоне уже зажглась надпись «Пристегнуть ремни». Среагировав на оную, Леонид с излишней поспешностью засупонился.

– А как долго от Череповца добираться до нашего городка? Тьфу, никак не могу запомнить название!

– На машине часа полтора. Нас в аэропорту должны встретить ребята из «Квадриги» и доставить прямо в гостиницу. Вот только морально готовьтесь к сервису в «ползвезды».

– Но душ, надеюсь, там есть?

– Душ есть. Но горячая вода бывает далеко не всегда.

– О как? Условия, приближенные к спартанским? Забавно. Но с учетом дороги получается, что мы успеваем встретиться с мадам Семеновой еще сегодня.

– Можете немного расслабиться, Леонид Николаевич! Этим вечером мы с вами работать не будем – я договорилась с Семеновой на завтра, на десять утра. И если все пойдет нормально, мы сможем вернуться в Питер вечерним рейсом. На крайний случай – в воскресенье днем.

– Я предпочел бы второй вариант.

– А вот лично мне совсем не климатит проводить в этой, с позволения сказать, гостинице две ночи кряду.

– А вот лично мне очень не хочется успевать на одно воскресное мероприятие, – вслух задумался о своем Леонид.

– Что за мероприятие?

– Типа смотрины, часть вторая.

– Смотрины? А не рановато-ли?

– В каком смысле?

– Ну вы же сами говорили, что ваша сестра буквально только-только школу закончила?

Купцов покраснел аки девица-девственница:

– Хм… Эта песня – она… в общем, она мне посвящается. Видите ли, у моей Ирки есть очень странный пунктик: с некоторых пор она активнейшим образом пытается устроить мою личную жизнь. Исходя из чего с завидной регулярностью приводит в наш дом самых разных «перспективных», на ее взгляд, невест.

– Как? Вы хотите сказать, что до сих пор не женаты? – недоверчиво спросила Асеева. – И что, никогда не были?

– Не женат. И не был, – почему-то виновато подтвердил Леонид. – Странно, что вы так удивились. Потому как – вот!

Он продемонстрировал юрисконсультше неокольцованную правую руку, и выразительные глаза Яны Викторовны в ответ насмешливо блеснули:

– Ну мало ли как могут выглядеть руки мужчины, отправляющегося в отпуск или в командировку?

– Между прочим, в тот день, когда мы с вами впервые увиделись у нас в кабинете, я обратно был без кольца.

– Между прочим, – парировала Асеева, – в тот день я заходила к вам с рабочими вопросами. А вовсе не за тем, чтобы всматриваться: есть у вас кольцо на пальце или нет.

– Ну да, ну да…

Скрывая досаду, Купцов изобразил необычайный интерес к простирающимся под крылом самолета пейзажам и отвернулся к окошечку иллюминатора. Придя к неутешительному выводу о том, что, раз уж в момент первого знакомства женщину ничуть не заинтересовал твой семейный статус, значит, ты ей и в самом деле нисколечко не приглянулся.

Однако посмотрим, что вечер грядущий нам готовит. Учитывая, что сама Асеева вроде как недвусмысленно намекнула за «немного расслабиться»…

Санкт-Петербург, 1 июля 2011 года, пт.

Человек, как известно, предполагает. А вот его босс – располагает.

По окончании рабочего дня, а по совместительству и рабочей недели Петрухину не удалось покинуть офис в сопровождении Аллочки. Как это было с утра про меж них конфиденциально оговорено.

Буквально в последний момент Брюнет притормозил секретаршу, объявив о нежданном визите в контору важных персон. Так что Аллочке пришлось продолжить отбывать номер в приемной в качестве специалиста по печатно-множительным работам и чайно-кофейным церемониям – буде таковые гостями востребованы. В результате у Петрухина неожиданно высвободилась пара часиков совершеннейшего ничегонеделания, которые он решил посвятить пешей прогулке по историческим окрестностям. Давненько он вот так вот – бесцельно, в одиночку и не на колесах – оказывался предоставленным сам себе. Грех было не воспользоваться.

Догуляв по набережной от офиса «Магистрали» до Финбана[13]13
  Здесь – Финляндский вокзал (питерский сленг).


[Закрыть], Дмитрий непроизвольно уткнулся взглядом в сигаретный самолетный росчерк, застывший в небе над Литейным мостом, и ассоциативно вспомнил, что оставил в кабинете сигареты. Пришлось на ходу менять маршрут и сворачивать к пафосному зданию вокзала. Подножие которого было густо, словно морская скала ракушечником, облеплено киосками-ларечками – «Кент», четверочку, будьте любезны, – сунул голову в окошечко «Роспечати» Петрухин и равнодушно мазнул глазами по выкладке свежей прессы. Секунду спустя равнодушие сменилось живейшим интересом, наткнувшись на первую полосу еженедельника «МК в Питере» с броским слоганом: «Не испугался вооруженного киллера! ГУВД награждает героя!»

– Шестьдесят рублей.

– И еще вот эту газеточку.

– «Макаку»? – уточнила киоскерша.

– Простите, что?

– Я говорю: вам «эмка»?

– А, да.

– Семьдесят пять.

Петрухин отсчитал деньги, забрал товары и возвратился на площадь Ленина.

Здесь он присел на свободную лавочку с видом на уникальный, единственный в мире памятник человеку на автомобиле и с любопытством развернул газету.

Заинтересовавшая статья оказалась невеликой и более походила на информационную заметку. Так что Дмитрий проглотил ее менее чем за минуту и ничего нового для себя не открыл. Правда, в качестве иллюстрации здесь помещалась фотография героя, но в свете последних новомодных веяний лицо было тщательно упрятано за черным прямоугольником. Который, впрочем, не смог полностью скрыть наличие у Грибкова (в газетном тексте «гражданина Г.») очков. Словом, ничего примечательного в тексте не оказалось, за исключением… фамилии автора заметки. Узрев в подвале статейки подпись «Вадим Столяров», Дмитрий ухмыльнулся и задумчиво вскрыл сигаретную пачку.

Воспоминания такого далекого и в то же время совсем недавнего прошлого обволокли его вместе с табачным дымом…

Флешбэк

На третий день после инцидента на улице Некрасова в Управление прибыл проверяющий. С полномочиями надзирающего за проведением служебной проверки по факту ранения старшего лейтенанта Лущенко. Прибыл аж из самой столицы, из аппарата МВД. А аппарат МВД – это вам не хрен собачий! Хотя на тот момент Петрухину, если честно, было всё по барабану. Всё – за исключением состояния здоровья Костыля. Зрение к которому возвращаться не спешило, хоть врачи и делали все возможное и невозможное.

Кстати, фамилия у проверяющего оказалась высший класс – Мудашев.

Дмитрий как только услышал об этом – принялся нервически ржать в полный голос. На что непосредственный петрухинский начальник Петр Григорьевич Андриянов недовольно покачал головой:

– Зря, Дима, смеешься. Он хоть и Мудашев, а до подполковника дослужился. А ты пока в капитанах бегаешь. Вот если бы было наоборот… тогда, конечно. Тогда – смешно. А сейчас иди к себе в кабинет и разбирайся с бумагами. День сиди, ночь сиди, но наведи порядок. Чтоб ни сучка ни сучки… Иди, работай.

Петр Григорьевич – как в воду глядел: с самого утра, сразу по приезде в управу, проверяющий первым делом ввалился в оперскую, затребовал все бумаги из петрухинского сейфа и удалился с ними в специально освобожденный для столичного гостя кабинет – работать. Хотя какое отношение текущие дела могли иметь к силовому задержанию Толика Родины, произведенному в результате личного сыска, было, мягко говоря, непонятно.

Проверяющий трудился от рассвета и до обеда. А сразу после обеда подполковник МВД Олег Юзбарович Мудашев затребовал к себе Петрухина.

– А почему, – спросил Мудашев, поднимая голову от бумаг, – у вас, капитан, не подшит ответ на запрос в Петрозаводское управление?

– Потому что они не дали ответа.

Подполковник посмотрел на Петрухина поверх очков:

– То есть как?

– Этот вопрос нужно задать им, товарищ подполковник.

– Интересно… как же вы работаете, старший оперуполномоченный?

– Сам не пойму, – ответил Дмитрий. – Но дело-то ведь раскрыто, товарищ подполковник. Даже без их ответа на запрос. Преступники в СИЗО отдыхают… В чем проблема?

Мудашев провел рукой по черным как смоль волосам без единой сединки, откинулся на спинку стула.

– Проблема, – сказал он значительно, – в отношении к делу. В СИЗО преступники или не в СИЗО – это второй вопрос.

– Действительно. Подумаешь, ерунда какая: раскрыли банду «новокузнецких» гастролеров, у которой как минимум шесть грабежей, разбой и убийство. Это, конечно, вопрос второй. А то что бумажки в деле нет – это первый.

– Вы, Петрухин, сколько лет в розыске? – нарочито доброжелательно поинтересовался Мудашев.

– Четырнадцать… скоро будет.

– Хм… Странно. Очень странно, что за столько лет работы вы не поняли: в нашем деле мелочей не бывает.

В нашем деле, сказал подполковник. Так и сказал: в НАШЕМ деле!

А Петрухин тут же не к месту вспомнил, как они с мужиками работали по этим отморозкам. Сколько было потрачено времени, сил и здоровья! Вспомнил, как гнали их по обледеневшим крышам на Охте и Валька сорвался, сломал руку и три ребра…

В НАШЕМ ДЕЛЕ, сказал подполковник Мудашев. Ну нормально!

– …как только вы, Петрухин, открыли свой сейф, – доносился откуда-то издалека голос подполковника, – я сразу обратил внимание, что у вас там клей лежит. А ведь не положено.

– Что, простите?

– Клей, говорю, в сейфе держать не положено. Я не хотел было на этом заострять внимание. Зачем буквоедством заниматься? Мелочь в сущности. Но теперь вижу, что это, скорее, ваш стиль. Этакая присущая вам неряшливость. Так что буду вынужден зафиксировать это в отчете. Потому как сплошь и рядом так оно и происходит: начинается с элементарной неряшливости в делах, а заканчивается… выстрелом в своего товарища.

– Что?! – спросил Петрухин. Лицо его в эту секунду очень нехорошо вытянулось и приобрело землистый оттенок. – Что вы сказали, товарищ подполковник?

– Да вы успокойтесь, капитан. В этом вопросе я к вам претензий не предъявляю. Пока не завершено служебное расследование, разумеется. Всему своё время.

– Товарищ подполковник. Позвольте кое-что уточнить.

– Да? Слушаю вас, капитан.

– А не пошел бы ты на хрен, товарищ Мудашев!..

В кабинет Андриянова Дмитрий вошел спустя примерно час после объяснения со столичным гостем. За это время он успел тяпнуть двести граммов в прикормленнной разливухе, а потом посидел на обледенелой скамейке в сквере. Где, дрожа от холода, героически догнался бутылкой пива. В общем, потихоньку отошел, успокоился, после чего вернулся обратно в управу.

Петр Григорьевич посмотрел на Петрухина шальными глазами.

– Сядь, – приказал он с плохо скрываемым гневом, и Дмитрий покорно опустился на стул.

Андриянов снял очки, с досадой бросил их на бумаги:

– Ты что себе позволяешь?

– Да в общем-то ничего особенного.

– Ни хера себе! Ничего особенного? Мудашев сейчас сидит в кабинете у Вселдыча. Знаешь что сейчас там?

– Догадываюсь, – пожал плечами Петрухин.

– Догадываюсь… да хер ты догадываешься! Вселдыч валидол сосет.

– Может, ему лучше задницу у Мудашева полизать?

– Молчать! – закричал начальник и хватил кулаком по столу. Очки подпрыгнули.

Сильно он врезал, и это его немножко отрезвило:

– Ведь вылетишь к черту со службы, Борисыч. Ты что? А?.. Ну… ты чего это, Дима?

– Надоело, Петр Григорич. Надоело, понимаешь? Выслушивать нравоучения от мудашевских надоело. Все, не могу я больше. НЕ МОГУ!

Перед глазами Петрухина встало лицо Любы – Костылевой жены. И улица Некрасова в снежной пелене… «Ну что, Костя, пошоркаем?»

– Всем надоело, – тяжко вздохнул Андриянов.

Он, вообще-то, был нормальным мужиком и толковым опером. Своих, как мог, перед начальством завсегда прикрывал.

– Всем надоело, Дима. Думаешь, мне это нравится?

– Нет, я так не думаю.

– Ну вот… а я их, между прочим, не посылаю, терплю.

– А я не хочу больше, Петр Григорьич.

– Не дури. – Андриянов втянул носом воздух, неодобрительно хмыкнул и повторил: – Не дури, Димка. Иди – проспись, а завтра с утра – чтоб как штык! Будем этого… Мудашева коньяком поить и извиняться.

– Я извиняться не буду.

– Будешь! Как миленький! И я с тобой, за компанию! А теперь всё! Домой – и на боковую. Завтра можешь явиться попозже. Часикам, скажем, к одиннадцати. Но – чтоб обязательно явиться! И запомни: на время служебной проверки ты должен вести себя тише воды, ниже травы. Осознал?

– Осознал, – после долгой паузы прошептал резко сникнувший Петрухин.

– И вот еще что, друг мой ситный. Давай-ка кончай рефлексировать!

– Что?

– Что слышал! Я говорю: хорош мучиться! Ну что ты себя изводишь?

– Да я, Петр Григорич… – начал было Дмитрий, но Андриянов его перебил:

– Заруби на носу! Ты – не виноват! Это все работа наша сволочная. Никто не от чего не застрахован! Ведь могло случиться и наоборот.

– Что наоборот?

– А то, что на месте Костыля запросто мог оказаться ты, а он – на твоем. Так?

– Так, – покорно кивнул Петрухин.

– Вот и ладушки. Ты сейчас куда? На метро? Подожди меня на улице – вместе пойдем. Я только на минутку в бюро пропусков заскочу.

Они вышли из кабинета и двинули по коридору. На лестнице стояли и разговаривали Батя и Мудашев. На проходящих мимо Андриянова с Петрухиным эти двое посмотрели так, словно бы… в общем, не очень дружественно. Посмотрели и ничего не сказали.

В холле Петр Григорьевич свернул к бюро пропусков, а Дмитрий толкнул входную дверь и окунулся в мерзкую слякотную мартовскую погоду. Спустился по обледенелым, давно не чищенным, ступенькам, подумав машинально: «Хм… Что-то административно задержаннные совсем кайло и страх потеряли!»

Прикурить на ветру удалось не сразу, так что Петрухин упустил момент, не заметив, откуда вдруг перед его глазами возник порядком закоченевший молодой парень. В стильном, не по погоде коротком пальтишке:

– Дмитрий Борисович?

– Допустим.

– Добрый вечер! Меня зовут Вадим Столяров. Я криминальный корреспондент газеты «МК в Питере». Вот моя визитка. – Парень протянул картонный прямоугольничек и с легкой капризцей в голосе поведал: – Я вас уже почти два часа дожидаюсь.

– А разве я назначал вам свидание? – неприязненно спросил Дмитрий и, не вглядываясь, пихнул визитку в задний карман.

– Нет… Но… Дмитрий Борисович, вы не могли бы дать небольшой комментарий об обстоятельствах задержания рецидивиста, в ходе которого получил ранение ваш напарник Константин Лущенко?

– Не мог бы.

– Поймите, мы хотим объективно во всем разобраться. И поверьте, в этой истории я целиком и полностью на вашей стороне.

– В какой истории?

Столяров смущенно улыбнулся:

– Знаете, как говорят: раз в году палка стреляет. Или: знать бы, где упадешь, – соломки бы подстелил.

– Слышь, криминальный! Чего тебе надо?

– Скажите, Дмитрий Борисович, я правильно понимаю, что в момент задержания пистолет у вас был снят с предохранителя и при ударе о землю произошел непроизвольный выстрел?

– А ты? – подозрительно ровным голосом спросил Петрухин.

– Что я?

– Знаешь, где подстелить?

– Простите?!

– Тоже не знаешь, – равнодушно констатировал Дмитрий и, резко выбросив кулак, ударил журналиста в скулу. Не слишком сильно. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы Столяров, подскользнувшись на мартовском ледке, не удержал равновесия и грохнулся на асфальт.

– Очумел?! Борисыч, ты че творишь?!! – рискованно перепрыгивая ступеньки, летел к ним навстречу Андриянов. – Твою мать! Да что ж такое! На минуту одного оставить нельзя! – Петр Григорьевич отпихнул Дмитрия в сторону и участливо склонился над журналистом. – Ради бога, извините нас! Дмитрий Борисович, он… он сейчас немного не в себе… У него… он… словом, перенес небольшой стресс… С вами все в порядке?

– Угу… – очумело закивал головой Столяров, тревожно ощупывая скулу. – В порядке… Кажется…

Андриянов помог ему подняться и заботливо отряхнул журналистское пальто:

– Еще раз – извините нас!

Петр Григорьевич схватил Петрухина за рукав куртки и поспешно потащил «в ночь», от греха подальше.

К чести журналиста Столярова, тот не стал раздувать эту некрасивую историю, не взялся «качать права» и вопить о «нападении на свободную прессу». Лишь через пару дней Дмитрий, случайно сунув руку в карман, нащупал в нем злополучную визитку и позвонил журналисту, выдавив из себя сбивчивые извинения, которые были благосклонно и, как показалось, не без доли сочувствия приняты. Потом – слово за слово…

В общем, жур оказался на удивление адекватным парнем. Так что под занавес общения Петрухин даже поведал ему эксклюзивные подробности задержания «новокузнецких» бандитов, после которых журналист оттаял окончательно.

Вот только вопросов о Костыле более не задавал…

* * *

Ушедший в воспоминания Петрухин прозевал момент, когда сигарета истлела почти до фильтра. Прихватило-обожгло пальцы, и он, рефлекторно вздрогнув, снова очутился сидящим на скамеечке на площади Ленина. Лицом к лицу с чугунным вождем. Вождь смотрел на него с суровой укоризной, а вытянутой правой рукой указывая через реку, аккурат в сторону улицы Фурштатской. Словно бы намекал: «Очнитесь, товарищ! Работу работать нужно, а не блядовать! Отечество в опасности!»

Внимая укору Ильича, Дмитрий достал мобильный, порылся в электронной записной книжке и вызвал абонента «Столяров Вадим». С коим проговорил в общей сложности минут десять, периодически делая пометки на полях газеты.

Закончив разговор с журналистом, Петрухин набрал Аллочку:

– Привет! Ну как там ваши визитеры?.. Уходят?.. Слу-ушай, тут такое дело… Боюсь, мы сегодня не сможем увидеться. Тут одна очень важная темка нарисовалась… Да ничего я не впариваю! Вот честное благородное!.. Я помню, что я обещал. Сама знаешь: с нашим атаманом не приходится тужить… Да… А завтра во второй половине дня я тебя наберу. Наверное. Хорошо?.. Ну пока, целую… Куда целую?.. Хм… Да во все места. Включая труднодоступные…

Петрухин сбросил звонок, аккуратно сложил и убрал газету и направился в сторону Литейного моста.

Всё! Неожиданно высвободившаяся «пара часиков совершеннейшего ничегонеделания» столь же неожиданно и закончилась. И это было… замечательно. Так как на самом деле Дмитрию дико не хотелось проводить нынешний, с перспективой перетекания в постельную ночь вечер с Аллочкой.

Нескольких приватных визитов секретарши босса в холостяцкое жилище Петрухина оказалось вполне достаточно, чтобы окончательно убедиться – мать-природа редко умудряется создавать одновременно умных и красивых людей. Особенно женщин. Тем паче, буде им предоставлена подобная альтернатива, все равно 99 % барышень выберут второе.

Так вот Аллочка была глупа, причем беспросветно. И то была та самая пресловутая объективная реальность, явившаяся Дмитрию в ощущениях. Потому как: секс сексом, но как быть с «а поговорить?». А вот как раз и говорить с Аллочкой было не о чем. Да и, положа руку на сердце, не шибко хотелось. К глубочайшему сожалению, секретарша босса принадлежала к самому распространенному типу женщин – к тем, с которыми хорошо спать, но тоскливо просыпаться. К слову, почему-то именно такие бабы Петрухину, в основном, и попадались. Чуть ли не единственным исключением стала разве что Наталья, но так потому они и прожили вместе… сколько? Пять? Да практически шесть лет!

«Э-эх, Натаха-Натаха!» – Дмитрий тяжко вздохнул и помотал головой, отгоняя морок воспоминаний и вкупе с ними нестерпимое желание набрать заветный номер. Чтобы услышать до боли и дрожи родной голос.

«Э-эх, Натаха!»

Что же касается нынешнего утра… На самом деле, назначая свидание Аллочке, он всего лишь хотел повыпендриваться перед Купцовым. Пустить, так сказать, пыльцу в глаза. Вот только, как выяснилось, с виду недотепа оказался и сам парень не промах.

М-да… И ведь не то обидно, что Лёнька юрисконсультшу «Магистрали» закадрил. А то – что обвел, скотина такая, вокруг пальца! Развел как лоха последнего! И кого? Лепшего, понимаешь, кореша!

Ну да ничего! В голове у Петрухина уже сложился план весьма изящной – не мести, но мстишки. Главное теперь было дождаться возвращения Купцова из вологодских лесов…

Вологодская область, Шекснинский район. Городок, название которого Купцов никак не мог запомнить, 1 июля 2011 года, пт.

Единственная в городке гостиница, в которую поселили питерских гостей, располагалась на центровой площади. Имени, естественно, Ленина. Сам «хотель» игриво именовался «Звездочкой», и в части уровня сервиса название было предельно честным. Правда, горячая вода в кранах все-таки наличествовала. Ну а что до всего остального – никто и не обещал, что будет легко…

В начале девятого Леонид натянул на свой не шибко атлетический торс свежую футболку, обильно обрызгался «европейским запахом года» и тщательно уложил-разгладил влажные волосы. Фена в номере, понятное дело, не водилось.

Порывшись в сумке, он достал бутылку «Белой лошади», завернул ее в газету и, немного поразмышляв, пихнул-таки в задний карман джинсов пачку презервативов. Закончив экипировку, Купцов мысленно перекрестился, вышел из номера и запер дверь на ключ, невольно отметив, что местные замки запросто выбиваются даже не с ноги, а простым ударом кулаком. Сделав всего пару шагов (городок маленький – всё близко и под рукой), он очутился перед дверью номера Асеевой. Где, слегка помявшись, шумно выдохнул и… постучал.

Почти сразу щелкнул замок, дверь открылась, и на пороге возникла Яна Викторовна – в клетчатой фланелевой мужской рубашке до колен, надетой явно на голое тело, и свитым из полотенца «гнездом» на мокрой голове.

Возникла и – уставилась на Купцова насмешливо-вопросительно.

– Э-э-э-э… добрый вечер! – не сразу среагировал на немой вопрос потенциальный кавалер.

– Добрый-добрый.

– Знаете, Яна Викторовна, а ведь это очень безответственно с вашей стороны.

– «Безответственно» что?

– Я имею в виду: открывать дверь, не интересуясь кто за ней стоит.

Асеева улыбнулась:

– Я слышала, Леонид Николаевич, как вы запирали свой номер, а потом топтались у моей двери и тяжко вздыхали. Здесь вообще превосходная слышимость.

– Да?.. Хм… А я, знаете ли, вдруг подумал, что нам с вами следует как-то скрепить наши… э-э-э-э… партнерские отношения. А тут совершенно случайно в сумке обнаружилось… вот… – Он смущенно кивнул на горлышко выглядывающей из газеты бутылки.

– Мне думается, у нас будет еще немало возможностей «скрепить». Но лично я предпочитаю сперва добиться нужного результата, а уже потом – всё остальное… Кстати, впервые слышу, чтобы бутылки заводились «совершенно случайно». – Асеева лукаво сощурилась. – А ну как то враги в багаж подбросили?

– Я, наверное, не вполне корректно выразился… просто…

– Извините, Леонид Николаевич, но вот честное слово – я сегодня жутко подустала. А завтра у нас с вами очень непростой день. Так что лично я – спать. Чего и вам советую.

– Спасибо, – потерянно кивнул Купцов. – За совет.

– Не за что. Спокойной ночи.

– Спокойной.

Всё, занавес! Дверь плавно затворилась, и дивное изображение пропало, сменившись статичной «пустой» картинкой.

«Антракт, негодяи!..»

Купцов сердито свинтил пробку и прямо здесь, в гостиничном коридоре, приняв позу горниста, влил в себя внушительный глоток обжигающего заморского пойла.

– Леонид Николаевич! – отчетливо прозвучало из-за закрытой двери. – Не забывайте закусывать!

Купцов от неожиданности поперхнулся, лишь в последний момент удержав в горле рванувшую было на выход жидкость.

– А я ведь вас предупреждала! Здесь – феноменальная акустика!..