Текст книги "Судья"

До переулка Гривцова, где была квартира, ключи от которой ему отдал Сашок, Сергей добрался без приключений.

Квартиру он нашел быстро и, поднимаясь по отдельной узкой лестнице, держал перед собой ТТ, хотя кто его мог ждать у дверей, к которым он подходил впервые в жизни?

Судя по образцовому гостиничному порядку, в квартире давно уже никто не жил, но отсутствие пыли и запаха затхлости говорило о том, что ее недавно навещали. Сергей запер за собой дверь на все возможные замки, позажигал свет во всех комнатах и начал искать аптечку. Ее он обнаружил в ванной. Выцветшая этикетка на пузырьке с перекисью водорода не внушала большого доверия, но, когда Челищев начал обрабатывать рану, бесцветная жидкость зашипела на крови вполне добросовестно. Кровь почти остановилась, по крайней мере Сергей надеялся, что к утру края раны стянутся.

Еды в квартире никакой не было, и Челищев понял, что укладываться спать придется на голодный желудок. Впрочем, недалеко был ночной магазин, но Сергею совсем не хотелось выходить на улицу. «Ладно, дотерплю до утра, а там Сашку позвоню, чтоб еды притащил. Сейчас-то ему звонить бесполезно – дрыхнет без задних ног», – подумал Сергей, но телефонную трубку «Дельты» все же достал: Антибиотика после всего случившегося побеспокоить было вполне уместно. Челищев набрал номер его радиотелефона и, сев в кресло и закурив, долго слушал гудки, на которые никто не отвечал. Виктор Палыч предупреждал, что звонить ему по этому номеру можно лишь в случае крайней необходимости. Наконец гудки прервались знакомым недовольным голосом:

– Ну кто там еще?

Антибиотик, видимо, был не один – в трубке слышались приглушенный смех и женский голос. Или голоса.

– Это Челищев, – Сергей кашлянул и, затянувшись сигаретой, спросил: – Вас, Виктор Палыч, не удивляет, что я вам звоню?

Антибиотик от такой наглости онемел на некоторое время, по крайней мере пауза в трубке была долгой, а потом Виктор Палыч ответил преувеличенно спокойно, видимо, еле сдерживаясь, чтоб не сорваться на матерный ор:

– Ты, Сережа, в курсе – сколько времени? Или тебе часы подарить?

– Нет, спасибо, часы у меня хорошие, – ответил Челищев, мельком глянув на отцовские «Сейко». – Просто я полагал, что вы сильно удивитесь, услышав мой голос, в то время как по всем расчетам я должен был бы уже остывать в собственном подъезде с финкой в боку.

– Что?! Ты что мелешь? – Голос Антибиотика загустел. – Да тихо вы, мокрощелки! – гаркнул он куда-то в сторону.

– Складно получается, Виктор Палыч: работа сделана, утром меня находят, зарезанного злыми хулиганами, а на мертвого и долю отдербанивать не надо – покойники, они ведь народ непритязательный…

Антибиотик на другом конце аж задохнулся:

– Да ты… Ты что за фуфло мне вкручиваешь?! Предъявы какие-то строишь, набухался опять, что ли?!

Потом, видимо, сообразив, что с Челищевым действительно происходит что-то неладное, Виктор Палыч сбавил тон:

– Ладно, Сережа, кончай пургу мести. Через полчаса жду тебя на углу Невского и Восстания. Приедешь – все обсудим, нечего серьезные разговоры по телефону вести.

И Антибиотик, не дожидаясь ответа, выключил трубку.

Сергей закурил и быстро начал просчитывать ситуацию. Он все-таки сам не до конца верил в то, что киллера подослал Виктор Палыч. К тому же просто «ложиться на дно» и скрываться от него – не имело смысла. Через пару дней его бы высчитали – Челищев хорошо представлял себе возможности Антибиотика: его искали бы не только бандиты, но и милиция… Отказаться ехать на встречу – означало откровенно плюнуть Виктору Палычу в лицо, а он бы этого не простил никогда… Поэтому, хоть и не без внутренней борьбы, Сергей вышел из квартиры, сел в машину и поехал к Невскому. ТТ он оставил дома – Антибиотика охраняли так, что «ствол» у Сергея все равно обнаружили бы и отобрали.

Челищев ехал по Садовой медленно, все еще продолжая мучиться сомнениями – может быть, плюнуть на все и бежать? Может, смерть ждет его на углу Невского и Восстания?

Сомнения разрешились быстро – он не успел еще доехать до Невского, как его машину зажали две «восьмерки». Выскочившие оттуда стриженые ребята заглянули в салон «вольво».

– Сергеем тебя зовут? К Виктору Палычу едешь?

Это были так называемые «дежурные экипажи», которые Антибиотик на всякий случай заставлял двадцать четыре часа в сутки курсировать по городу – для прикрытия неожиданных встреч, «перехватов» и мобильного использования в нужных ситуациях. Раньше Челищев считал, что слухи об этих экипажах – просто сплетни.

Сергея довезли до угла Невского и Восстания, где в джипе уже ждал Виктор Палыч. Он был не один, с ним в машине сидела молоденькая девчушка в шубе на голое тело. Увидев Челищева, Антибиотик приказал девушке и шоферу убраться из автомобиля, и они терпеливо мерзли под мокрым снегом все время, пока в джипе шел разговор.

Сергей рассказывал путанно и долго, но Антибиотик ни разу не перебил его.

– Так… И ты, значит, Сереженька, на меня, старика, грешить начал? Это после всего, что я для тебя сделал? Ну спасибо, не ожидал…

– А что мне еще прикажете думать? – буркнул Сергей.

Антибиотик помолчал, а потом сказал устало:

– Ты, сынок, видать, и впрямь все мозги пропил. Если б я тебя решил «на размен» поставить, то… А скажи-ка, Сереженька, не я ли тебе говорил: без пацанов домой не ездить, а? И чтоб первому в подъезд не входить?! А?! Молчишь! Ведь при Толе Докторе разговор был, ему же и поручалось. Ну ладно, он – дебил контуженный, но ты-то? Ты же у нас голова, с дипломом университетским… Учишь, учишь вас, молодых, а вы все одно – на нас, стариков, норовите с прибором положить… Ладно, где ты сейчас упал?

– Я… – Челищев замялся. – Я в надежном месте.

– Ну-ну, – сухо отозвался Виктор Палыч. – Ну-ну. Я, конечно, понимаю, ты сейчас весь на нервах, денек у тебя выдался непростой. Отлежись, отойди, а потом на спокойную голову подумай – стал бы я такой маскарад городить, даже если бы мне и приспичило? Сделать-то все можно было бы попроще и почище. Ладно, отдыхай, а я пока займусь всем этим блядством. О-хо-хо, в кои веки отдохнуть хотел, расслабиться… Тебя, Сережа, зацепило-то не сильно? Смотри, шутки с перьями, они такие… Если что – звони сразу, доктора мигом пришлем.

– С труповозкой вместе?

Антибиотик хмыкнул:

– Ты хоть и раненый герой, но все ж не зарывайся, стыдно потом будет. Пару деньков полежи, подумай – сам и извинишься. Да, послезавтра Катерина Дмитриевна возвращается… Ей, я думаю, ты себя проведать разрешишь?

– Время покажет.

– Покажет, покажет, – охотно согласился Антибиотик. – Время, сынок, это такая занятная штука… Ну ладно, трубу держи при себе, поправляйся.

Антибиотик уехал вместе с машинами дежурных экипажей. Машину Сергея никто не сопровождал – он покружил по центру и вернулся в квартиру на Гривцова.

Анализируя разговор с Виктором Палычем, Сергей еще долго сидел в кресле и смолил одну сигарету за другой: «Нет, похоже, и впрямь тут Палыч не при делах… Или он гениальный актер… И уж ему-то было бы действительно проще сделать по-другому – дернуть к себе и удавить по-тихому: мент, мол, оказался засланным… Правда, неизвестно, как бы на это отреагировали Олег и Катя… Хотя, как они отреагировали на убийство моих?»

Ничего умного измученный мозг был не в состоянии придумать, и Сергей начал укладываться спать. Чутье подсказывало ему, что за покушением действительно стоит не Виктор Палыч, а кто-то другой… Но кто? И почему? Вот так – без претензий, предъяв, намеков – убирают редко. Людей «мочить», это только в кино просто… Последнее, что пришло в голову уже засыпавшему Сергею, – это была почему-то мысль о депутате Бгазанове. Спал Сергей беспокойно, но он уже стал привыкать к своим ночным кошмарам.

Утром Челищев позвонил Сашку и попросил привезти какой-нибудь еды. Выдрин обещал быть через час, и Сергей поплелся в душ – умываться и рассматривать свои раны. Порез затягивался нормально: слава Богу, никакой заразы на ноже нападавшего не было. Челищев залез в ванну и долго нежился под теплыми струями душа. До завтрака Сергей курить не любил, но, ожидая Сашка, все же не выдержал и засмолил сигарету. «Курение натощак – чисто русская привычка», – вспомнил он вычитанную где-то фразу.

Сигарета помогла ему сконцентрироваться на мысли, которую Сергей не успел додумать с вечера. «Депутат Глазанов… Вечером с ним можно попробовать „побеседовать“ – более удачный случай вряд ли выпадет… Я лежу где-то раненый, кто на меня подумает…»

Сергей зябко передернул плечами – холодом дохнуло при мысли, чем должна закончиться эта «беседа», и он, как страус, прячущий голову в песок, прошептал:

– Не будем загадывать, поглядим, как карта ляжет.

Когда раздался звонок в дверь, Челищев пошел открывать, прихватив пистолет. Сашок, увидев направленный в свой живот «ствол», хотел было пошутить, но, заметив на Сергее разрезанную и окровавленную рубаху, осекся.

– Что случилось, шеф?

Челищев неохотно начал рассказывать:

– Да так, встретили в подъезде, неизвестно кто… Вот видишь?! А ты – на работу просишься!..

Сашок возмущенно фыркнул:

– Вот именно! Между прочим, был бы я там, в подъезде, рядом, – может, ничего и не случилось бы…

Челищев промолчал. Логика в словах Выдрина, безусловно, была, но уж больно не хотелось втягивать парня. Сергею захотелось объяснить Сашку, что, помимо обычного и не очень большого риска влететь в ментовку, есть перспективы гораздо более неприятные. Ведь если некоторые поступки, мысли и планы его, Челищева, стали бы известны Антибиотику или его ближайшему окружению, то смерть Сергея была бы скорой. А вместе с ним за компанию наверняка убрали бы и подручного, которым так хотел стать Сашок. Но ничего этого Сергей объяснять не стал, потому что в помощнике действительно остро нуждался. Что бы вот сейчас он делал, если бы не Сашок… На кухне за завтраком Сергей решил по возможности не «светить» Сашка перед братвой, оставить его, так сказать, спрятанным козырем в рукаве…

– Ладно, Саня, считай, что ты уже на работе… Да не радуйся ты, как ребенок малый, ей-богу! Вот что мне сейчас нужно – возьми деньги и смотайся в «Неву-Стар», это в гостинице «Москва». Купи там мне рубашку джинсовую новую, лучше черную, размер у меня XL, и джинсы, тоже черные – 34–34. Так, что еще… диктофончик возьми маленький, микрокассеты к нему и батарейки запасные. Так – еще две бутылки джина нужно…

Сергей задумался, потом хлопнул себя по лбу:

– Куртку, куртку какую-нибудь найди – теплую и приличную. Только всякое говно турецкое не бери – пусть дороже будет, но качественнее. Вот тебе штука баксов – должно хватить, что останется – себе оставишь… К обеду управишься?

Сашок неуверенно кивнул:

– Только с курткой… А вдруг я куплю, а тебе не понравится?

Сергей махнул рукой:

– Понравится, понравится… Лишь бы потемнее была, светлую кожу не бери, ладно? И когда вернешься, звони так – длинный, длинный, короткий, длинный…

Закрыв за Сашком дверь, Сергей лег на диван, и сомнения по поводу задуманного на вечер овладели им с новой силой. «А вдруг Глазанов вообще домой не приедет? Или приедет не один? Может, Сашка с собой взять? Нет, в такие дела парня втягивать совсем ни к чему… К тому же – это мои личные проблемы… А что, если я все путаю, если все мои выводы – просто горячечный бред? Глазанов ведь меня потом где хочешь опознает. Значит… Не судите да не судимы будете… Нет уж, хоть какое-то воздаяние людям по делам их должно быть и на земле…»

В этих размышлениях Челищев незаметно задремал и проспал до возвращения Сашка. Выдрин выполнил все поручения и обеспокоенно смотрел, как Сергей примерял обновки. Все оказалось впору.

– Спасибо, Сашок. Теперь вот что…

Сергей положил окровавленную рубаху в полиэтиленовый пакет и начал запихивать туда же порезанную кожаную куртку:

– Это хозяйство надо куда-нибудь выкинуть, а еще лучше – сжечь…

– Сжечь?! Куртка-то совсем новая… Может, я ее лучше себе возьму? Разрез не такой уж большой – заплатку поставить, и все, а кровь с подкладки оттереть – не фиг делать…

Челищев пожал плечами:

– Как хочешь… Только по улице с ней не носись, пока в порядок не приведешь… А то прихватят – скажут, что с покойника снял, – не отвертишься, пристегнут к какому-нибудь «глухарю».

– Не… – довольно улыбнулся Сашок. – Я ее сегодня же так заделаю – как новая будет.

– Ладно, – Сергей кивнул. – И еще одно, Саня. Пока вся эта ерунда вокруг меня не выяснится, запомни: ты меня не видел, сюда не приезжал, ключи не давал. Никому ни одного слова – ни маме, ни приятелям, ни любовницам. Никому вообще. Иначе у нас обоих могут возникнуть большие проблемы.

Выдрин усмехнулся:

– Не маленький, понимаю… Когда позвонишь?

Сергей неопределенно пожал плечами:

– Как только, так сразу… Надеюсь, что через несколько дней… Ну а если не позвоню – забудь меня, как будто и не встречались… Да позвоню я, позвоню, что со мной сделается, – добавил Челищев, увидев в глазах Сашка невысказанный вопрос.

Оставшись один, Сергей мысленно вновь прошелся по пунктам составленного плана: «Во-первых, надо позвонить Глазанову на работу, узнать, на месте ли он». Взяв было трубку радиотелефона, Сергей после недолгих колебаний отложил ее. Звонить стоило из телефона-автомата: в «Дельте» фиксировались все звонки клиентов, а распечатку номеров абонентов мог при желании получить чуть ли не кто угодно.

Он поел плотно, как человек, не знающий, когда и где доведется ужинать, и долго сидел на кухне, глядя в окно. Наконец, тряхнув головой, решительно встал, оделся, засунул за пояс брюк ТТ и неожиданно для самого себя перекрестился.

На улице он с трудом нашел работающий телефон-автомат и с еще большим трудом дозвонился Глазанову на работу. Трубку взяла какая-то женщина:

– Валерий Петрович сейчас на заседании, а кто его спрашивает?

Сергей старался говорить низким голосом, добавляя в речь заикание:

– Из ГУ-ГУ-ГУВД беспокоят, по поводу со-со-согласо-ва-ния п-плана мероп-п-приятий… Ак-когда его можно за-за-за-стать?

По опыту Челищев прекрасно знал, что чем более общо и уверенно прозвучит предлог, тем меньше будет вопросов у секретарши.

– Ну я не знаю… Они до семи точно проработают, а потом Валерий Петрович сразу собирался домой.

– О-о-тлично, я п-п-по домашнему ему в-в-вечерком пе-пе-перезвоню…

К «дому еврейской бедноты» Сергей подъехал около семи вечера. До этого он покружил по городу и убедился, что «хвоста» за ним нет, а заодно постарался как можно больше забрызгать машину февральской грязью, благо ее, казалось, в городе вообще не убирали. Припарковав машину, Сергей перезвонил из автомата на квартиру Глазанова. На этот раз он разговаривал отрывисто-хамским начальственным голосом:

– Глазанова мне! Что значит «нет»?! Ах, с работы выехал уже? Ладно, я перезвоню…

Сергей вернулся к своей машине и закурил, чувствуя, как его охватывает знакомый предстартовый мандраж. На мгновение ему захотелось бросить эту затею и уехать, но он упрямо сжал губы и заставил себя спокойно ждать… Видимо, депутат заезжал с работы куда-то еще, потому что черная «Волга» привезла его к дому лишь около восьми, когда у Челищева оставалось всего три сигареты в пачке и вспухла от постоянных нервных покусываний нижняя губа.

Сергей быстро вышел из машины и направился к подъезду, чтобы перехватить Глазанова там. Народу вокруг не было. Между тем депутат отпустил «Волгу» и неспешным шагом направился к дому, помахивая кейсом. Увидев выступившего из темноты Челищева, он вздрогнул и съежился, но Сергей улыбнулся, всем своим видом показывая самые добрые намерения.

– Фу, слава Богу! Валерий Петрович, я вас уже целый час жду… Вас просил срочно Виктор Палыч подъехать: возникли кое-какие проблемы с грузом, он просил приехать сразу же. Это ненадолго…

– Позвольте, – Глазанов растерялся и нервно затеребил бородку. – Какие могут быть проблемы, все же согласовано, и груз уже в Эстонии…

Сергей кивнул:

– Все так, но с таможни пришел какой-то странный факс. В общем, Виктор Палыч просил всех срочно подъехать, – Челищев взглянул на часы: – Гаспарян, наверное, уже там, так что давайте не будем терять времени…

Уверенная, напористая речь Сергея, свободное оперирование знакомыми именами рассеяли сомнения депутата, если они и были. Вздохнув, он пошел за Челищевым к автомобилю. Сергей еще раз незаметно осмотрелся – никого, только случайные прохожие. И из подъезда никто не выходил и не входил… Депутат сел рядом с Сергеем, заботливо пристегнулся и откинулся в кресле.

– Господи, ну что там еще может быть? И так уже нервов никаких нет…

Сергей развел руки – мол, я человек маленький, делаю только то, что велено, а в большие дела не лезу… Машина неторопливо тронулась. Первые признаки беспокойства Глазанов проявил, когда понял, что автомобиль едет не на Охту:

– Позвольте… Но… Мы разве не на Среднеохтинский едем?

Сергей успокаивающе кивнул, не отрывая взгляд от дороги:

– У Степаныча в ресторане сегодня мероприятие: будет очень шумно, и много людей лишних, а отменять уже поздно было, да и не нужно, – других-то мест полно… Вы на Сенной разве не были?

Депутат затряс бородкой:

– Нет, вы знаете, как-то не приходилось пока…

– Я думаю, вам там понравится, – убежденно сказал Сергей и улыбнулся. Спокойствие давалось ему тяжело – он чувствовал, как по спине стекают капли холодного пота.

На узкой темной лестнице, ведущей к единственной двери, Валерий Петрович откровенно замандражировал:

– Все это странно… Куда мы идем? Молодой человек, что вы затеяли?

У Сергея уже не было сил притворяться. Он достал «ствол», больно ткнул им Глазанова в грудь и тихо, но очень страшно сказал:

– Давай, козел, шевели копытами… Ты арестован!

Депутат впал в транс. Он механически переставлял ноги, с ужасом смотрел на Челищева и постоянно как заведенный повторял слово «позвольте». Сергей быстро открыл дверь и запихнул Валерия Петровича в квартиру, потом зашел сам, шумно выдохнул и запер замки.

– На каком, собственно, основании?.. – очнулся Глазанов и повысил голос: – Вы ответите за это, молодой человек! Я – депутат Петросовета, лицо неприкосновенное!

– Ух ты, – ответил Сергей, снимая куртку. – Основания? А ты, урод, считаешь, что оснований никаких нет? Неприкосновенный ты наш… Что же, если ты депутат, так и делать можешь все что угодно?

У Глазанова мелко затряслись губы. Потом он оглянулся, увидел телефон и бросился к нему. Набрать он успел только первую цифру номера – ударом ноги Сергей отшвырнул его от аппарата. Валерий Петрович упал на пол, поправил чудом удержавшиеся на носу очки и тоненько заскулил. Челищев посмотрел на него сверху вниз, потом взял в руки телефонный аппарат и протянул трубку Глазанову.

– Ну что, будешь еще звонить? А?! Не хочешь больше… Ну ладно, будем считать, что с этим вопросом мы разобрались. – Он поставил телефон на место и повесил трубку.

Глазанов прервал скулеж и, ощерившись, бросил:

– Вы плохо кончите, молодой человек…

Сергей огорченно развел руками:

– Ну какой ты, право слово… То звонить куда-то собирался, теперь пугать меня вздумал…

Он подошел к стоящему на четвереньках депутату и коротко пнул его ногой в живот. Валерий Петрович взвизгнул, икнул и часто-часто задышал.

– Ты смотри, не наблюй мне тут, а то заставлю языком вылизывать, – предупредил его Челищев, доставая из пачки предпоследнюю сигарету. – Ну что, еще пугать меня будешь?

Глазанов затряс головой и разрыдался.

– Ну и отлично, – Сергей затянулся, но вкуса табака не почувствовал. У него уже скулы сводило от выкуренных за этот день сигарет. – Будем считать, что с двумя вопросами мы разобрались: звонить ты уже никуда не хочешь и пугать меня больше не будешь…

– Кто вы и что… вы… от меня хотите? – с трудом выговорил сквозь плач Валерий Петрович.

– Я! Я – следователь. А насчет того, кто чего хочет, – это ты хочешь мне много чего рассказать… А я согласен тебя выслушать… Ты ведь хочешь мне откровенно покаяться? Хочешь?!

Челищев снова шагнул к депутату, но тот, не дожидаясь удара, кивнул головой.

– Ну вот и молодец.

Сергей взял Глазанова за лацканы, поднял с пола, как мешок с картошкой, и резко усадил на стул, стоявший посреди комнаты. Потом снял с себя ремень и хитрыми петлями намертво прикрутил кисти рук Валерия Петровича к спинке. Этой вязке научил Челищева в свое время следователь СУ ГУВД[9]9
  СУ ГУВД – Следственное управление Главного управления внутренних дел.


[Закрыть] Витька Рубинштейн, который до того, как стал следователем, проработал несколько лет в ГЗ[10]10
  ГЗ – группа захвата.


[Закрыть] и там приобрел просто уникальный опыт (мог, например, пописать на ходу из задней дверцы «москвича», что однажды и продемонстрировал Сергею).

– Если это допрос… – сказал Глазанов и замер.

– Ну-ну, – поощрил его Сергей. – То что?

– То у меня должен быть… адвокат.

Сергей долго и внимательно смотрел на депутата, потом вздохнул и спросил:

– Ты что, совсем дурак или притворяешься? Впрочем, тебе со мной повезло – я по совместительству еще и адвокат. Так что можешь через меня подавать жалобы… Ладно, хватит время терять… Я думаю, ты очень хочешь рассказать мне две вещи: когда и как тебя завербовал Антибиотик, и какое поручение он тебе давал в августе прошлого года, когда ты заходил в горпрокуратуру…..

Глазанов с ужасом, как на опасного сумасшедшего, вытаращился на Челищева и закричал:

– Это какая-то ошибка, я не знаю никакого Антибиотика, вы меня с кем-то путаете!

Челищев приложил палец к губам.

– Тихо-тихо, душевный ты мой, что ж ты так орешь-то, надорвешься… Антибиотика ты не знаешь, а Виктор Палыч тебе знаком?

Валерий Петрович кивнул.

– Ну и славно, а это, кстати, один и тот же человек… Видишь, сколько ты сегодня узнал нового, интересного. Теперь – быстро: что ты делал в прокуратуре двадцать третьего августа? Ну живо, живо!

Глазанов всхлипнул и затрясся на стуле:

– Я… Я… Я не помню… Я там очень часто бываю… По работе…

Сергей вздохнул и прошелся по комнате, потом кивнул и ушел на кухню. Глазанов услышал, как он выдвинул там какой-то ящик и звякнул чем-то. Из кухни Челищев вернулся, держа в одной руке большие ножницы, а в другой – крохотный кипятильничек.

– Значит, не помнишь? – Сергей вздохнул и щелкнул ножницами. – Ты все вспомнишь, это я тебе обещаю… Как юрист юристу. Знаешь, что это? Это ножницы – два кольца, два конца, а посередине – гвоздик. Так вот этими ножницами я отрежу тебе сначала одно яйцо, а если это не освежит твою память, то другое… Ну а если и это не поможет, в запасе у нас есть электрический вспоминатель, – Челищев с милой улыбкой коммивояжера, расхваливающего свой товар, встряхнул кипятильник. – Знаешь, как действует? Втыкается в жопу и включается в розетку – до полного просветления памяти…

Похоже, что с «электрическим вспоминателем» Сергей немного переборщил, потому что Глазанов икнул и отключился. Челищев выругался и пошел на кухню за водой.

Возвращение Валерия Петровича из забытья было безрадостным: страшный небритый человек, похитивший его, никуда не исчез, не растаял, как кошмарный мираж. Он смотрел не мигая на Глазанова, щелкал ножницами и жутко улыбался…

Депутат действительно вспомнил все. Он говорил и говорил, и никак не мог остановиться – его разобрал «словесный понос», ему казалось, что чем больше он расскажет каких-то подробностей, тем больше появится шансов выпутаться из этой ужасной истории…

Валерий Петрович когда-то был обычным инженером, а потом случайно, «по разнарядке», попал в народные заседатели городского суда. «Кивалой»[11]11
  «Кивала» – народный заседатель (жарг.).


[Закрыть] он пробыл года два и много полезного нахватался в суде, особенно внимательно прислушиваясь к речам адвокатов на процессах… Когда началась повальная «демократизация» общества, Валерий Петрович решил баллотироваться в Ленсовет, и приобретенные в горсуде навыки очень пригодились ему во время пламенных выступлений перед избирателями…

В демократическом горсовете народ подобрался пестрый, и поэтому не было ничего удивительного в том, что «опытный юрист» Глазанов попал в комиссию, «курировавшую» правоохранительные органы. У Валерия Петровича хватило ума не претендовать на первые роли, и своим положением он был очень доволен – вскоре он стал известной и значительной фигурой с большими возможностями и маленькой ответственностью… Политика оказалась очень интересной игрой, да и чисто материальные моменты радовали сердце… И все бы было совсем хорошо, если бы не одно обстоятельство: Валерий Петрович был тайным гомосексуалистом. Эту слабость, к которой приобщил его в свое время один народный судья, Глазанов тщательно скрывал, имея дела только с хорошо знакомыми партнерами, приличными людьми. Даже его жена и дочь не подозревали о страсти, которая захватывала Валерия Петровича все сильнее и сильнее…

На ней он и погорел: на одной из пресс-конференций к Глазанову подошел молодой красивый журналист из известной городской газеты. Журналист предложил встретиться для того, чтобы сделать большое и интересное интервью о положении в правоохранительной системе. Он так сладко улыбался, будто невзначай показывая розовый язычок, что у Валерия Петровича заныло в паху… В большой квартире, куда пригласил Глазанова журналист, все, естественно, закончилось койкой… Но плотские радости быстро сменились горьким похмельем – в разгар нежных утех неожиданно в комнату зашли два человека, у одного из которых в руках была видеокамера. Тот, что был постарше (позже он представился Виктором Палычем, дядей журналиста), устроил настоящую бурю, стыдил плачущего корреспондента, а с «развратившим» его депутатом обещал разобраться по «всей строгости закона» да еще передать отснятую пленку Шуре Невзорову в «600 секунд». Валерий Петрович чуть не умер от инфаркта, но все устроилось, Виктор Палыч оказался отходчивым и деловым человеком, махнувшим в конце концов рукой на сексуальную ориентацию «племянника».

Так Глазанов начал выполнять сначала мелкие, а потом все более ответственные поручения Антибиотика. Виктор Палыч щедро платил депутату за услуги, и спрятавшееся было за черную тучу солнце засияло для Валерия Петровича снова… В суть просьб своих новых друзей Глазанов старался особо не вникать, он «работал» в основном курьером – передавал просьбы, поручения, зондировал почву, несколько раз перевозил какие-то «посылки»…

В августе 1992 года он действительно приходил в прокуратуру к Ярославу Сергеевичу Никодимову – Виктор Палыч просил отослать в командировку какого-то следователя на пару дней… Ярослав Сергеевич страшно разволновался, начал объяснять, что это просто невозможно, но Валерий Петрович еще раз, слово в слово, передал настойчивое пожелание Антибиотика: «По крайней мере, его гарантированно не должно быть дома в течение суток, он может помешать важным переговорам…»

…Депутат говорил и говорил, угодливо улыбаясь страшному человеку с ножницами в руках, а лицо у того все больше каменело и внушало уже не просто страх, а какой-то парализующий ужас…

– Следователя этого, которого услать надо было, как фамилия? – задавая вопрос, Сергей опустил глаза, чтобы Глазанов не увидел в них того, что испугало бы его еще больше, хотя больше, наверное, и так было некуда…

– Простите, что? Ах, фамилия? Позвольте… Я не помню уже точно, по-моему, как-то на «Ч» начиналась…

– Челищев?

– Что? А, да-да, по-моему, Челищев…

Сергей долго сидел молча, не обращая внимания на трясущегося депутата. Он услышал то, к чему подсознательно был уже готов, но эта страшная информация просто не укладывалась в его сознании: «Антибиотик убирает меня из дома через первого заместителя прокурора города… А тот спешит исполнить его поручение и фактически становится соучастником убийства… На чем же Палыч так зацепил Ярослава – совесть нашей прокуратуры, – что тот спокойно вписывается в мокрые дела? Положим, Никодимов мог и не знать, что готовится убийство, но потом-то, потом он не мог не срастить концы с концами: он же прокурор, а не девочка-второклассница…» Челищев вдруг вспомнил телефонный звонок, разбудивший их с Юлей Ворониной после «ночи любви». Звонил как раз Никодимов. Сергей тогда не придал этому обстоятельству значения, а теперь все вставало на свои места… Как просто и незатейливо его нейтрализовали – подложили смазливую шлюху, и он клюнул, как глупый карась.

«И все-таки… Слишком много людей при таком раскладе знают заказчика – Палыча… Он не мог этого не понимать… Может быть, хотел этим как раз крепче привязать к себе… Крепче, чем мокрым, не привяжешь… Кстати, Прохоренко-то тоже, получается, в курсе. Воронина – его человек, да и Никодимов после ухода Глазанова сразу к Николаю Степанычу пошел: они что-то обсуждали и пили, а потом Воронину вызвали – на инструктаж… Странная какая-то история… Неужели все действительно прогнило до такой степени, что прокуроры помогают ворам мокрухи делать?»

Депутат пискнул, напомнив о себе. Челищев поднял на него тяжелый немигающий взгляд, потом вынул диктофон и сказал:

– Сейчас ты все ясно, внятно и связно расскажешь в эту машинку. Не волнуйся, педрило, это как обычное интервью, ты ведь их любишь?.. Только вопросов я задавать не буду, ты их и так, наверное, не забыл…

Глазанов кивнул и еле выговорил дрожащими губами главный, мучивший его вопрос:

– А… А потом? Вы… Вы меня застрелите?

Сергей медленно покачал головой:

– Нет. Не застрелю.

Валерий Петрович удовлетворенно, с пристоном выдохнул и начал устраиваться на стуле поудобнее, готовясь к записи…

Он наговорил на целую сторону микрокассеты и, когда закончил, снова спросил угрюмого интервьюера:

– Вы… Вы меня под суд отдадите?

– Нет, – ответил Челищев. – Не отдам. Помолчи, не чирикай, мне подумать надо…

Он ушел на кухню, чтобы не видеть умоляюще-искательных глаз депутата, достал из пачки последнюю сигарету, затянулся ею так глубоко, как только мог, и присел на табуретку, глядя в темноту за окном. После всего, что депутат Глазанов рассказал, оставлять его в живых было нельзя. Эта мысль и раньше, еще до похищения, приходила Челищеву в голову, но он гнал ее от себя, прятался от нее… Но теперь нужно было что-то решать. Передать его в руки ментовки или Комитета? Но в этом случае Сергея самого сразу же расшифруют, а это повлечет за собой немедленную смерть… Даже уголовного дела завести не успеют, если его вообще захотят заводить. Значит…

Он вновь затянулся во все легкие, и огонек сигареты обжег ему губы. Челищев вернулся в комнату, достал стакан и бутылку джина, налил до краев и протянул Валерию Петровичу:

– Пей!

Тот непонимающими глазами уставился на Сергея и залепетал:

– Но зачем? И тут так много… И потом, у меня же привязаны руки.

Руки депутата Челищев освободил и вновь протянул стакан.

– Пей!

Давясь, тот выпил примерно половину, закашлялся до слез и умоляюще проговорил:

– Я… Я не могу так, мне нужно запить…

Сергей принес ему бутылку пепси, и Глазанов допил джин. Подумав и посмотрев на депутата, Челищев налил еще полстакана.