Текст книги "История твоего «я». Вся правда о deepfake"

Глава первая
Физическое «Я»

Мы – машины, исключительные в своей способности воспринимать собственный опыт и испытывать по этому поводу эмоции.

Бессмысленно ненавидеть машину за её неудачи.

РОБЕРТ САПОЛЬСКИ

Лето 1827 года. Хранитель ботанического отделения Британского музея, почётный член Лондонского королевского общества и Петербургской академии наук Роберт Броун смотрел в окуляр микроскопа и недоумевал…

В очередной уже раз он собирал пыльцу со своих растений и с чрезвычайной аккуратностью размещал её в капельке жидкости под окуляром микроскопа. Всё, как говорится, сделано по инструкции – сомнений быть не может! Но наваждение не улетучивалось.

В ярко освещённом поле прибора частицы цветочной пыльцы продолжали безудержно двигаться! А какие траектории! Одни беспорядочно меняли своё направление, другие – степенные, размеренные – медленно дрейфовали в жидкости.

«Они что, живые?!» – именно такой была первая реакция Роберта Броуна на обнаруженный им эффект «броуновского движения».

В самом деле, какая это великая загадка – жизнь! С одной стороны, огромное множество неживой материи, раскинувшейся от края до края вселенной, и с другой – чудо жизни.

Всё живое рождается – как бы выходит из праха, из небытия, – растёт, развивается, а затем стареет, увядает и вновь обращается в тот же прах. Что создаёт эту жизненность жизни? В чём тут секрет?

Да, всё выглядело так, чтобы Броун нашёл ответ на этот важнейший научный вопрос – увидел под своим микроскопом первопричину жизни, её «душу»…

Но как только Броуну подумалось о лаврах величайшего из учёных, первооткрывателя, как академическая выучка заставила его спуститься с небес на землю и провести дополнительный, «следственный» эксперимент.

Если существо жизни заключено в этом загадочном движении пыльцы, то что-то неживое, взятое наугад, при тех же условиях не должно будет двигаться. Что если провести тот же трюк, например, с частицами глины? Сказано – сделано.

И да, Роберта Броуна ждало трагическое разочарование: частицы глины, как и частицы пыльцы, так же беззаботно двигались в капле жидкости.

«Броуновское тело», как его потом назовут, двигалось не потому, что имело свою «волю», и не потому, что оно было «живо», а как раз наоборот.

В чём действительная причина движения его «тела», Броун так и не узнал, а само его открытие в скором времени практически забылось.

Славу Роберту Броуну вернул Альберт Эйнштейн. В одной из фундаментальных статей 1905 года им была сформулирована молекулярно-кинетическая теория, позволяющая количественно описать феномен броуновского движения.

Броуновское тело лишь создаёт иллюзию живого организма, потому что живым нам кажется всё, что движется вопреки действию гравитации и прочих внешних сил.

Если мы не видим силы, перемещающие неживые объекты, как в случае с пыльцой Броуна, мы принимаем их движение за акт свободной – «живой» – воли.

Беспорядочное движение микроскопических броуновских частиц под микроскопом обусловлено, как теперь всем хорошо известно, тепловым движением молекул жидкости или газа, которые образуют среду, в которой они находятся (см. рис. 3).

Рис. 3. Воздействие невидимых глазу частиц среды на броуновское тело, и то, как формируется траектория его движения под этими воздействиями

Эти атомы и молекулы слишком малы, чтобы мы могли увидеть их, мы видим лишь их совокупное воздействие на броуновское тело. И у нас возникает иллюзия, что «тело» Броуна движется само по себе, по своей собственной воле. Хотя, конечно, никакой воли и способности к собственному движению у него нет.

То же самое происходит, когда мы наблюдаем за ураганами и штормами. Кажется, что эти природные явления ведут себя как живые существа. Они перемещаются с такой силой и непредсказуемостью, будто обладают собственной волей, стремясь преодолеть любые препятствия на своём пути.

Это производит на нас столь «живое» впечатление, что мы даже даём им человеческие имена: ураган «Катрина», ураган «Эндрю», шторм «Сэнди» – словно признавая в них нечто большее, чем просто природные явления.

Однако это только иллюзия: как и в случае броуновского тела, движение масс вещества при штормах и ураганах – лишь следствие сложных физических процессов. Мы видим движение масс вещества – многометровых волн, предметов, подхваченных ураганом, – но не они создают своё движение. Оно возникает под действием множества сил, невидимых нашим глазом.

Ураганы зарождаются над тёплыми водами океана, где тепло испаряет влагу, создавая мощные восходящие потоки воздуха. Эти потоки подпитывают шторм, заставляя его усиливаться.

Область низкого давления закручивает воздушные массы из-за разницы между центром урагана и окружающей атмосферой. Вращение Земли дополнительно создаёт так называемую кориолисову, инерционную силу.

На всё это накладываются температурные эффекты и влажность: вода стремительно конденсируется в верхних слоях атмосферы, высвобождая огромное количество тепла, которое поддерживает формирование циклона.

Эти физические явления действуют совместно, создавая стихию, способную двигаться с пугающей силой. Нам трудно отделаться от ощущения, что в этом нет какого-то умысла…

Но дело обстоит именно так – это лишь видимый эффект невидимых нашему глазу физических сил, у которых нет ни цели, ни плана.

Мы можем давать ураганам или штормам имена, даже при желании молиться им, чтобы они пощадили нас. Будут ли услышаны наши молитвы? Нет, потому что их некому слушать.

На базовом, биологическом уровне мы с вами точно такое же невидимое глазу действие физических сил. Мы плоть от плоти – этот неживой мир, который и создаёт эффект, который нам кажется жизнью.

Всё, что движется и множится, кажется нам таковым. Например, так пугающие всех вирусы. Однако они неживые – у них нет ни клеточного организма, ни собственного обмена веществ. Даже размножаются они не сами по себе, а лишь за счёт клеток тела, в котором они оказались.

Но добавьте клеточное строение, обмен веществ, способность к самовоспроизводству – что изменится? Да, теперь учёные отнесут такое «нечто» к категории живых существ – но в основе своей это всё-таки лишь физические эффекты, которые мы решили называть «жизнью».

Из глины

И создал Господь Бог человека из праха земного,

и вдунул в лицо его дыхание жизни,

и стал человек душою живою.

КНИГА БЫТИЯ

Мы думаем, что наша история началась со встречи сперматозоида и яйцеклетки. Но начать её лучше с истории возникновения жизни как таковой.

Представьте себе Землю четыре или даже пять миллиардов лет назад: безжизненная планета с ядовитой атмосферой, грозовыми взрывами, жуткой радиацией и мощными потоками солнечного излучения. Безжизненная поверхность, покрытая кипящими океанами вулканической лавы. В общем, тихий ужас, но и неплохая химическая лаборатория.

Так что в первом акте, как предположил наш выдающийся соотечественник академик Александр Иванович Опарин, возникают лишь первые органические соединения на основе углерода[23]23
  Опарин А. И. Происхождение жизни на Земле в свете современных достижений естествознания: стенограмма публичной лекции. М.: Знание, 1955. 24 с. (Серия 3. Всесоюз. о-во по распространению полит. и науч. знаний. № 35).


[Закрыть]. Водород, метан, аммиак, грозовые электрические разряды – и вуаля!

Эти органические соединения образовали так называемый первичный бульон, в котором появились «коацерватные капли». Их особенность заключалась избирательном отношении к другим химическим веществам: часть из них могли проникнуть внутрь коацерватной капли, а другие – нет.

Представьте, что мы капнули немного чернил в стакан с водой: перемешиваем – и как будто ничего не было. С растительным маслом так не получится – вода его вытолкнет, а на поверхности образуется отдельная жировая капля.

Так вот жизнь началась точно так же – с «капли», которая смогла, образно говоря, «кушать», а от результатов своего «пищеварения» избавляться. В результате «капля» химически усложнялась и превратилась в первичную биологическую клетку.

Эти первичные клетки научились с помощью нуклеиновых кислот кодировать (запоминать) информацию, полезную для поддержания их внутренней целостности. Так три миллиарда лет назад возникли первые фотосинтезирующие организмы.

Ещё через миллиард лет появились организмы, которые научились создавать «банк данных» в своём ядре – протокариоты. И ещё полмиллиарда лет потребовалось, чтобы на Земле появились первые эукариоты, давшие начало грибам, растениям и животным.

Впрочем, дальнейшие зигзаги эволюции мы пропустим. Мне просто было важно показать, что мы возникли, как говорится, «из глины». Впрочем, мы не только из неё возникли, мы из неё и состоим…

Примерно 65% нашей массы тела приходится на кислород. Ещё 18% – это углерод, без которого были бы невозможны белки, углеводы, липиды и нуклеиновые кислоты. 10% – водород, около 3% – азот, важный для аминокислот, которые, в частности, формируют наше ДНК.

В остатке: 1,5% – кальций, 1% – фосфор, около 0,4% – калий, 0,3% – сера, по 0,2% – натрий и хлор, 0,1% – магний. Ну и по мелочи – железо, цинк, медь, йод, марганец, молибден, кобальт и т. д. Все они нужны для обеспечения биохимических процессов, поддерживающих в нас жизнь.

И да, это вы. И я, и кто-либо другой. Но понятно, что мы не ощущаем себя химической фабрикой. Мы ощущаем себя той самой каплей. Каплей, которая отделена от окружающего мира своего рода границей.

Впрочем, граница – лишь кажущаяся.

Подлинное чудо жизни в том, что она способна создавать саму себя. Два выдающихся биолога и мыслителя Умберто Матурана и Франсиско Варела объяснили этот феномен с помощью специального термина – «аутопоэзис»[24]24
  Матурана У. Р., Варела Ф. Х. Древо познания: биологические корни человеческого понимания. М.: Прогресс-Традиция, 2001. 224 с.


[Закрыть].

По-русски аутопоэзис – это самосоздание[25]25
  Аутопоэзис (от греч. autos – «сам», «собственный», «себя» и poiesis – «создание», «производство», «творение») – способность живой системы создавать и поддерживать собственную организацию и границы.


[Закрыть]. Суть в том, что живые системы – это самонастраивающиеся структуры, которые своими действиями непрерывно создают и поддерживают собственные границы и какой-то порядок внутри себя.

Представьте, что каждая клетка в вашем теле – какой-нибудь эритроцит, клетка печени, кожи или эпителий в кишечнике – это целая фабрика. Она не только выполняет предписанные ей задачи, но и постоянно обустраивает и чинит саму себя.

Именно это поддержание границ, внутренних структур, которые отличают данную клетку от всего остального мира, и есть аутопоэзис. Однако не спешите с выводами! Эти «границы» на самом деле условны.

Может ли клетка существовать сама по себе, вне таких внешних факторов, как температура, давление, химических веществ, свет, вне физических законов? Нет конечно. Внешняя среда – это не просто фон для её жизни, а неотъемлемая её часть. Без этих условий ни одна клетка не сможет существовать, ни один организм не сможет поддерживать свою целостность.

И точно так же ни один из нас – ни на уровне организма, ни на уровне своей психики, а тем более на уровне личности, сознания, своего «я» – не сможет существовать без сложноорганизованной, разноуровневой «внешней» среды.

Средовые факторы только кажутся нам «внешними» по отношению к любой рассматриваемой живой системе. На деле – они условие самой возможности нашего существования. Мы не просто существуем в этом мире, это он дал нам существовать.

Так что границы, которые мы выстраиваем, чтобы отделить себя от мира, лишь проекция нашей потребности в автономии. Это иллюзия, поддерживаемая непрерывным обменом с окружающим нас миром. Что наша автономия без него?

Да, наши границы – это области контакта, то есть не барьеры, а в лучшем случае пороги. Пороги, через которые постоянно текут потоки веществ, энергии и информации. Наше «я», как и наш организм, определяется взаимодействием с окружающим миром.

Просто у нашего «я» и у нашего организма разные «внешние миры», в чём мы очень скоро сможем убедиться.

Наше «я» формировалось не в чистом поле. Оно возникло в нашем организме, проросло из него. Нам только кажется, что ребёнок – это маленький взрослый. На деле же это существо, которому ещё не только предстоит стать взрослым, но и просто обрести человечность.

Все, кто держал новорождённого, знают это удивительное ощущение – комка жизни в твоих руках. И хотя младенцу к этому моменту уже девять месяцев жизни, он – голый, со свисающей пуповиной, остатками околоплодной жидкости на теле – является, по сути, пока лишь будущим человеком.

Он ещё ничего не знает о мире, в который он вброшен. Он не только не понимает его, он его даже не видит. Перед его глазами лишь вспышки света, непривычно громкие звуки и боль в каждой клеточке его крошечного тела.

Рождение не зря знаменуется истошным младенческим криком – это одно из самых травматичных событий нашей жизни. Но фокус в том, что мы о нём просто не помним. А если не помним, то его вроде как и не было вовсе.

Мы не помним себя не только до своего рождения, но и до своего зачатия.

И удивительно, что нас почему-то совсем не пугает то, что когда-то мы уже не существовали: нас «отродясь не было» всего лишь несколько десятилетий назад! Нас пугает будущее «небытие», но точно такое же прошлое не вызывает у нас хоть сколько-то неприятных чувств.

Почему человек боится своей смерти, но не прошлого своего небытия? В сущности же они ничем не отличаются друг от друга: что вас не было сто лет назад, что вас не будет через сто лет – в чём разница?

Разница в том, что сейчас у вас есть «я», и именно его вы боитесь потерять.

Смерть пугает нас не болью – большинство из нас даже не поймут, что умерли. Скорее всего, если верить статистике, случится это с нами во сне или в беспамятстве от какой-то болезни. В общем, мы не поймём.

Смерть пугает нас небытием нашего «я». И даже та боль, которую мы испытываем время от времени сейчас, воспринимается нами зачастую с таким ужасом именно потому, что за ней стоит тень смерти. Как её предчувствие уничтожения «я».

Так что, возможно, мы не так уж и неправы, думая, что никакой особой трагедии в рождении нет – ну прижало, чуть не раздавило, ну не хватало кислорода, гипоксия… Мы рождаемся с незаросшими костями черепа, чтобы он мог смяться, пока головка плода идёт по родовым путям.

«Но ничего же страшного!» – думаем взрослые мы. Вот сейчас мы дадим ему мамину грудь… Он попробует её пригубить, у него ничего не получится, и он успокоится и уснёт. Так в целом и самая страшная боль – так, ничего, пустяк. Как только отпустит, так и хорошо.

Задумайтесь, насколько странно это звучит. Но такова правда.

ИСТОРИЯ РОЖДЕНИЯ

Сейчас это уже самая настоящая история… Но когда-то, в 60-х годах прошлого века, чешский психиатр Станислав Гроф вдохновился концепцией архетипов Карла Юнга и применил не запрещённый ещё тогда галлюциногенный препарат для психоаналитического лечения своих пациентов[26]26
  Гроф С. Путешествие в поисках себя: Измерения сознания. Новые перспективы в психотерапии и исследования внутреннего мира / пер. с англ. М.: Изд-во Трансперсон. ин-та, 1994. 338 с. (Тексты трансперсональной психологии).


[Закрыть].

На основе тысяч галлюцинозов, которые пережили его пациенты, С. Гроф создал целое направление психотерапии – трансперсональную психологию. Конечно, в его теории много домыслов и мало конкретики, но символично, что раз за разом он обнаруживал в переживаниях пациентов один и тот же, универсальный психологический паттерн.

И этот паттерн – последовательность, как их назвал С. Гроф, «базовых перинатальных матриц» – представляет собой всё драматическое таинство нашего рождения.

Погружение в галлюциноз начинается с первой базовой перинатальной матрицы (БПМ-I): это состояние радостного покоя, своеобразного «рая», когда плод и его мама существуют в абсолютном единстве.

Но уже на уровне этой базовой матрицы человек может испытывать сдавливание, тяжесть, болезненные состояния, словно бы нехватку чего-то. И в самом деле, наша жизнь в чреве матери не была безоблачной…

Наши мамы переживали, могли чем-то болеть, сталкиваться со стрессами, с кем-то ссорились, возможно, тревожились, раздумывали о своеовременности своей беременности и т. д. и т. п.

При этом наши с мамой организмы представляли собой единую систему – мы не могли ни есть, ни пить, ни дышать. Все питательные вещества мы получили из материнской крови. С ними до нас докатывались и все её гормональные реакции стресса, усталости. Мы чувствовали отголоски её внутреннего состояния, её переживаний, её боли.

Станислав Гроф считал, что у желанных детей и при здоровом течении беременности формируется хороший потенциал психики. Если же мама ребёнка страдала, то эта её боль словно бы записывалась нам на подкорку.

Конечно, это не может быть правдой – бо́льшую часть беременности мозг ребёнка ещё только формируется и вряд ли может что-то в себя «записать». Но как показывают современные данные, психологическое состояние матери может существенно влиять на реализацию тех или иных генетических программ ребёнка.

Всё зависит от того, какие органы в данный момент у ребёнка созревают:

• одно дело, когда какой-то отдел мозга младенца формируется, когда мама ребёнка находится в стрессе, а в её крови полно кортизола;

• другое – когда формирование этого же отдела совпадает по времени с моментом радости и спокойствия матери, а в её крови и, соответственно, в крови ребёнка сплошные эндорфины с окситоцинами.

Так или иначе, после первой базовой перинатальной матрицы наступает очередь второй (БПМ-II). По С. Грофу, это матрица переживаний от первых родовых схваток до раскрытия шейки матки – его пациент погружается всё глубже в свой галлюциноз, где испытывает чувство напряжённого противостояния и борьбы.

В родах период схваток, как известно, может быть достаточно длительным – не месяцы, конечно, но долгие часы. И всё это время ещё нерождённый младенец испытывает не только давление, но и нехватку кислорода, питательных веществ.

Плод инстинктивно вырабатывает гормоны, которые призваны приостановить схватки, умиротворить возникающее напряжение. Но одновременно с этим организм мамы, объятой страхом перед предстоящими родами, напротив, воздействует на плод гормонами стресса, которые ускоряют роды.

Вот почему С. Гроф считал, что вторая базовая перинатальная матрица формирует у ребёнка будущее ощущение, «роль жертвы», не способной противостоять внешним силам. И неважно, идёт ли речь о физическом или психологическом насилии, но и о «насилии» жизненных обстоятельств.

Так или иначе, в этом противоборстве организм матери – Великой Матери, как сказал бы, наверное, Карл Юнг, – с неизбежностью побеждает, сам или с помощью медицинской стимуляции.

Как, в свою очередь, говорил Иван Петрович Павлов, анализируя свои экспериментальные неврозы: не существует «психического типа нервной деятельности», который мог бы выдержать любое давление.

В уже сознательном возрасте, если верить С. Грофу, эти последствия второй матрицы проявляются обидой и гневом, а также страхами замкнутого пространства и чувством беспомощности. В галлюцинозе пациенты Грофа ощущали себя на этой фазе заключёнными или грешниками, попавшими в ад.

Дальше следует третья – крайне драматическая – базовая перинатальная матрица (БПМ-III): в родах – это прохождение ребёнка по родовым путям, а с точки зрения трансперсональной психологии – это первый опыт сознательного преодоления.

Здесь ребёнок уже не просто испытывает кислородный голод, он переживает фактическую асфиксию, удушье. Его тело сдавлено до предела, а огромный мышечный поршень диафрагмы, пока его мама тужится, буквально втискивает его через шейку матки во влагалище.

Станислав Гроф считал взрослыми эквивалентами этой фазы – половую гиперчувствительность, садомазохизм, с одной стороны, и стойкость жизненной позиции – с другой. Если мама помогла младенцу быстрее пережить эту фазу, он не будет страдать от одиночества и чувства несостоятельности, если нет – то он будет патологически бояться предательства.

Наконец, наступает черёд четвёртой матрицы (БПМ-IV), которая приносит чувство освобождения. Но вместе с тем это и чувство тотального разрыва: ребёнок появляется на свет в абсолютно чуждом ему, незнакомом мире.

Он теперь один на один с ним – даже дышать он должен теперь сам. Он словно рыба, выброшенная на берег обезумевшей морской стихией, – ему холодно, он хватает ртом воздух, он словно бы умирает.

Хотя на самом деле его жизнь только началась. Это смерть и одновременно рождение – архетипичный образ всех мировых религий и знаменитого «пути героя», который Джозеф Кэмпбелл, вдохновившись тем же К. Юнгом, описал в своём знаменитом «Герое с тысячей лиц».

Впрочем, теперь путь подлинный, свой собственный «путь героя» ему только предстоит пройти.

Расчёт вероятностей

Ощущение «самости» – это процесс вывода наиболее вероятных перцептивных предположений.

АНИЛ СЕТ

Факт рождения – лишь начало долгого путешествия. И можно даже сказать, что это первое начало – первое из многих будущих. Ребёнку ещё только предстоит обрести самого себя в новом для него мире.

Кажется, что тут всё просто – ну вот мы родились, сейчас ещё чуть-чуть подрастём и превратимся в нормального ребёнка, а потом и во взрослого человека. Этот процесс кажется нам поступательным.

Но подумаем об этом иначе: родилось тело, внутри которого есть устройство, которое должно научиться этим телом управлять. Это устройство в нас, как нетрудно догадаться, – мозг.

Мозг ребёнка – это огромное множество нейронов. Их, как мы теперь знаем, почти в два раза больше, чем нейронов в мозге взрослого человека.

То есть мы рождаемся с избытком управляющих элементов, лишь часть из которых будет использоваться в дальнейшем, а остальным предстоит исчезнуть.

Вдумайтесь в это: если наш мозг – это мы, то где-то половину изначальных и потенциальных «себя» мы растеряем к моменту своего совершеннолетия.

Потом кто-то будет спрашивать: мол, а как мне понять себя, каков я настоящий? И сам этот вопрос в таком контексте звучит как минимум странно. Впрочем, это лишь один из множества парадоксов нашего «я». Так что держитесь крепче!

Сам наш мозг слеп, глух, нем – подставьте любое слово, всё будет правильно, – он расчётная структура, а вовсе не «чувствующий орган». Это легко понять, если представить, как он лежит в черепной коробке, скрытый ото всех внешних воздействий.

Через специальные отверстия в черепе – от центральных отделов мозга к поверхности тела – протянуты специальные кабели, которые способны получать сигналы и отправлять их обратно к органам тела. Эти кабели – черепно-мозговые нервы, спинной мозг со спинномозговыми нервами.

Всего у мозга 12 пар черепно-мозговых нервов – зрительный, обонятельный, лицевой, тройничный, блуждающий и т. д., – которые отвечают за иннервацию кожи головы и мимической мускулатуры, а также включают в себя детекторы фотонов, химических веществ и механических воздействий.

Через самое большое отверстие, расположенное в основании черепа, выходит спинной мозг. Он тоже скрыт – его «черепом» является внутренний канал нашего позвоночника, и от него, в свою очередь, отходит ещё 31 пара нервов.

Спинномозговые нервы образуют четыре сплетения: шейное, плечевое, поясничное и крестцово-копчиковое. Последние иннервируют соответственно шею, руки, брюшную стенку, ноги и таз – всё наше тело.

Всё это, конечно, детали, которые можно было бы просто опустить. Мне, однако, хочется показать, что уже на этом самом простом – анатомическом – уровне мы (то, что мы считаем собой) представляем собой своего рода вложенную в саму себя матрёшку:

• есть наше физическое тело со всеми его руками-ногами и внутренними органами;

• есть мозг, находящийся в теле и выполняющий роль расчётного центра, который управляет телом;

• и есть две системы, которыми он пользуется, – система ориентации во внешнем мире и система управления органами тела.

Проще говоря, наш мозг – это, по сути, процессор: какие-то сигналы поступают ему на вход, он их считывает, принимает те или иные решения, после чего даёт команду на выход – сделать то-то (моргнуть, рыгнуть, заорать и т. д.).

Надеюсь, что всё это звучит для вас пока не только плюс-минус понятно, но и складно. Проблема в том, что «складность» во всей этой системе – это не то, что дано младенцу от рождения, это та «складность» (функциональное состояние), которую ему ещё только предстоит «сложить».

КОНТРОЛИРУЕМЫЕ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ

Мозг – это по большому счёту просто процессор, который получает и обрабатывает сигналы изнутри организма, от нашего тела, и из внешнего мира. Он не «видит» мир, не «чувствует» тело, он лишь оценивает массивы информации, чтобы запустить те или иные свои программы.

Но как ему удаётся создать из «цифровых», по сути, сигналов столь грандиозную «картину мира»? Как этот сложный калькулятор, скрытый в черепной коробке, создаёт то, что мы считаем реальностью?

Один из самых глубоких современных нейроучёных, президент секции психологии Британской научной ассоциации, профессор Анил Сет отвечает на этот вопрос в своей замечательной книге «Быть собой»[27]27
  Сет А. Быть собой: Новая теория сознания / пер. с англ. М.: Альпина нон-фикшн, 2023. 400 с.


[Закрыть].

Всё, что вы видите, слышите и чувствуете, – это не просто прямое восприятие окружающего мира, а, как говорит Анил Сет, «контролируемая галлюцинация». И наш мозг создаёт этот фантазм постоянно и в режиме реального времени.

Пациенты, страдающие тяжёлыми психическими расстройствами, или лица под воздействием специфических психоактивных веществ (галлюциногенов) способны воспринимать то, чего в действительности не существует.

Такие патологические галлюцинации – это что-то вроде компьютерной «дополненной реальности»: есть реальный мир, а есть то, что в нём дорисовано. Однако и сам реальный мир делается мозгом точно таким же образом. Именно это базовое восприятие мира Анил Сет и называет «контролируемой галлюцинаций».

По сути, это, конечно, лишь очень удачная метафора, но, с другой стороны, это и научное объяснение того, как работает наше восприятие:

• на основе поступающих в него сенсорных данных от всех рецепторов, его собственного прошлого опыта и генетически заложенных в него внутренних настроек наш мозг непрерывно делает предположения о происходящем;

• не сама реальность и даже не те сигналы, которые «попадают» в наш в мозг, а именно предположения самого мозга о том, что бы это могло для него значить, если он получает именно такие сигналы, и формируют образы того, что воспринимаем.

То есть мозг не зеркало, в котором отражается реальный мир. Нет, он активный деятель, который предполагает, как мог бы выглядеть мир, учитывая его прошлый опыт и его внутренние настройки. И видим мы не отражение мира, а предположения, которые сами же своим мозгом и делаем.

Но откуда у мозга, который слышит лишь морзянку сигналов, вообще появляются хоть какие-то ориентиры, чтобы буквально создать модель мира, который он напрямую не воспринимает?

Тут нам на помощь приходят «байесовские вычисления». Они берут своё начало в середине XVIII века, когда английский священник Томас Байес предложил свою знаменитую математическую теорему, заложившую основу теории вероятности. Впрочем, тогда её никто не понял, да и сам его научный труд был опубликован уже посмертно.

Эта теорема, если совсем просто, описывает механизм пересчёта вероятности наступления какого-то события на основе тех знаний, которые у нас уже есть, при сопоставлении их с той информацией, которую получаем здесь и сейчас.

Как это работает на практике? Вы сидите дома и слышите какой-то шум. Ваш мозг тут же делает предположение – возможно, это ваша кошка, бегущая по коридору. Это предположение основано на прошлом опыте, ведь у вас есть кошка (сейчас мы исходим из того, что вы кошатник с кошкой).

Но что если этот шум чуть громче обычного? Тогда ваш мозг делает пересчёт: возможно, это не кошка, но тогда что? Мозг обновляет предположение и начинает рассматривать другие варианты – может быть, что-то происходит на лестничной площадке, что-то влетело в окно, упала картина и т. д.

Профессор Института неврологии Университетского колледжа Лондона и научный директор Центра нейровизуализации Карл Фристон смог создать стройную теорию «предиктивного кодирования»[28]28
  Предиктивное кодирование – способность мозга предсказывать будущие события на основе прошлого опыта, когда мозг постоянно делает предсказания того, что с наибольшей вероятностью произойдёт в следующий момент.


[Закрыть], которая объясняет, как принцип байесовских вычислений обеспечивает весь этот процесс в нашем мозге[29]29
  Гришаев А. В., Сазонов В. Ф. Нейробиологическая теория Карла Фристона: критический обзор // Интеллектуальные системы. Теория и приложения. 2023. Т. 27. Вып. 3. С. 5–94.


[Закрыть].

Итак, байесовский принцип в нейронауках: наше восприятие мира – не просто набор сигналов, а непрерывный процесс обновления мозгом своих предположений о том, что происходит, с учётом вероятности наступления тех или иных событий.

Анил Сет формулирует это изящно и показательно: «Рыба, плавающая над коралловым рифом в поисках пищи, находится в проактивном поиске ожидаемых сенсорных состояний, совместимых с продолжением её существования».

То есть организм не смотрит в окружающий мир, он смотрит внутрь себя. И не просто так – он ждёт определённых сигналов от собственно организма. Сигналов, которые скажут ему, что вероятность его выживания, по теории вероятностей, выше, чем была за мгновение до этого.

Как что выглядит, как что устроено на самом деле? Это нашему организму и нашему мозгу совершенно безразлично – мы лишь пытаемся «продолжить существование», а для этого нам надо как-то маркировать, воспринимать, представлять мир. Однако само это представление – наше производное, а наш мир так – лишь возможность продолжать жить. Или утрата этой возможности…

Каждый раз, когда наш мозг получает новый сенсорный сигнал – будь то звук, свет, запах или прикосновение, – он сравнивает его с тем, что он ожидал:

• если сигнал соответствует ожиданиям, уже созданным мозгом, то он воспринимает само это своё ожидание как реальность;

• если сигнал не совпадает с первоначальным ожиданием, мозг корректирует гипотезу, создавая новый образ, который, если всё сложится, мы и воспримем как реальность.

Этот процесс обновления происходит непрерывно на невероятных скоростях. Это и позволяет нам воспринимать мир как стабильный и непрерывный, хотя на самом деле мозг постоянно пересчитывает и обновляет свою модель мира.

Эти предположения – и есть «контролируемые галлюцинации» Анила Сета. Они создают у нас иллюзию, что мы что-то «видим» и «ощущаем», хотя на самом деле это просто картинки, которые мозг создаёт сам для себя, чтобы ему легче было принимать решения.

Когда мы появились на свет, у нас ещё не было никакого прошлого опыта, а поэтому наш мозг только начинал учиться создавать свои контролируемые галлюцинации, постепенно формируя навык просто хотя бы как-то воспринимать окружающий мир и состояние своего организма.