Текст книги "21 правдивый ответ. Как изменить отношение к жизни"

Опасность любви и любовь к опасности

Представим теперь, что эти наши два полушария обсуждают такое сложное явление, как любовь. Экзальтированный «художник» (правое полушарие мозга) рисует нам райские кущи, а чокнутый «математик» (левое полушарие мозга), ориентированный «художником» «как надо», пытается создать «формулу любви». Что ж, у нас тут настоящий бригадный подряд! Любо-дорого посмотреть! Пошло-поехало!

Однако не будем торопиться с выводами. Зададимся вопросом, а правильно ли оценило мое правое полушарие возникшую в этом случае ситуацию? С первого взгляда можно влюбиться, но можно ли с одного взгляда узнать человека? Вряд ли. Но что тогда это мое чувство, как не банальное сексуальное влечение, возбужденное подходящим стимулом? Когда-то, в пору формирования моей сексуальности, подобный разрез глаз, цвет волос, запах тела или манеры поведения принадлежали человеку, отношения с которым доставили мне высшее удовольствие. Возник банальный условный рефлекс, как у собачки И. П. Павлова! Я стал автоматически реагировать на эти стимулы соответствующим образом: радостью, сексуальным возбуждением, восхищением. Теперь стоит этому разрезу глаз, цвету волос, запаху тела или манерам поведения появиться в поле моего зрения, и все, готово, я влюблен! Точнее говоря, правое полушарие задало мне соответствующее направление, ориентировку – «марш-бросок на любовь».

Дальше в дело включается левое полушарие, мой «математик». Как я буду использовать его возможности? Во-первых, я расскажу себе, что любовь – это самое важное, необычайно редкое и священное дело. Во-вторых, я буду рассматривать объект моей страсти под соответствующим углом: я замечу все его достоинства, возможно и отсутствующие в действительности, и одновременно проигнорирую все его недостатки. В-третьих, я начну объяснять себе поведение этого объекта необходимым мне образом: я уверю себя в том, что моему чувству отвечают взаимностью, а если и не отвечают сразу, то вот-вот ответят – я уже «вижу» все симптомы. Наконец, чтобы уж совсем себя убедить в правильности своего выбора, я расскажу себе, что «она не такая, как другие» (в случае женщины: «он не такой, как другие»), «на сей раз это настоящее чувство», «мы будем счастливы вместе». А потому я просто обязан ее (его) обворожить, добиться взаимности, влюбить в себя, удержать и т. п. Клинический случай!

Левое полушарие («математик») занято не объективной оценкой ситуации, а усилением первой реакции, принадлежащей, как мы уже знаем, правому полушарию («художнику»). Последнее же реагирует на обертку, ориентируется по внешним признакам, но ничего не смыслит ни в сути, ни в содержании, а главное – оно и не хочет смыслить! Оно не рассуждает, не исследует, не анализирует, оно дает заготовленные ответы. Какова история этих ответов, почему у меня сформировались эти, а не другие ответы на данные стимулы (обертку, внешние признаки) – это первый вопрос, на который мы ответим по ходу этой книжки.

Второй вопрос: всегда ли суть проявляется одними и теми же внешними признаками? И здесь ответ очевиден сразу: за одной и той же оберткой могут скрываться совершенно разные вещи. Человек, который привлекает меня внешне, может совершенно не соответствовать мне по духу, и напротив, тот, кто может быть мне по-настоящему родным человеком, возможно, ходит с такой внешностью, которая совсем меня не прельщает. Дельфин – млекопитающее, причем высокоразвитое млекопитающее, но выглядит он как обычная, ничем не примечательная рыба. Внешность обманчива…

Впрочем, дело еще не так плохо, если благодаря своему правому полушарию я испытал радость и воодушевление, как в случае с любовью. Да, скорее всего, я наломаю дров, а в результате прочувствую всю терпкую горечь разочарования, на которою только способен. Но, по крайней мере, я буду наслаждаться «процессом»! Если же мое правое полушарие начинает свою очередную картину не с позитива, а с негатива, то даже на это наслаждение мне рассчитывать не приходится. Например, я оказываюсь в ситуации, которая воспринимается моим «художником» как «чудовищная опасность». Началось не с той ноги и пошло-поехало! Мой «математик», взбудораженный, испуганный этой картинкой, нарисованной «художником», начинает «просчитывать варианты»…

Допустим, начальник сказал мне, что он недоволен моей работой. Эта информация благополучно направилась в мое правое полушарие. Там, разумеется, этой информации не обрадовались, поскольку ожидали совсем другого, хотели похвалы и поощрений, а получили назидание и наказание. Левое полушарие приходит к трем выводам: во-первых, «начальник – дурак», во-вторых, все надо переделывать, в-третьих, «меня уволят!» Далее все эти три моих «гениальных» прозрения складываются воедино. И я начинаю думать, что, во-первых, переделывать без толку, поскольку начальник все равно дурак, а потому ему никогда не угодишь; во-вторых, если ты ему не угодишь, то он точно тебя уволит; в-третьих, я все равно не справлюсь и окажусь на улице.

Дальше переход хода, и мы снова оказываемся в правом полушарии, где все прозвучавшие тезисы принимаются на веру и начинается «изобразительное творчество». Мой «художник» рисует красочные картины моего безуспешного и мучительного труда, последующее недовольство начальника, оскорбления, унижения, понижение в должности и зарплате. Наконец, увольнение, невозможность куда-либо устроиться (почему мне не удастся устроиться на новую работу, правому полушарию расскажет левое), долги, продажа движимого и недвижимого имущества, бедность, нищета, голод и смерть… В конечном счете после одной случайно брошенной моим начальником фразы («Вот здесь в вашем отчете что-то не сходится, вы посмотрите повнимательнее, возможно, нужно пересчитать») я через каких-то пару дней представляю собой жалкое зрелище – демонстрационный экземпляр тревожно-депрессивного расстройства.

Зарисовка из психотерапевтической практики: «СПИД – не спит!»

Как этот выходец из Латинской Америки оказался у меня на приеме – это отдельная история. А начиналось все замечательно! В разгар интернациональной эйфории, царившей в Советском Союзе, отец Габриеля обучался в Ленинградском тогда еще университете. Здесь он и познакомился с русской девушкой, которую по окончании своей образовательной эпопеи забрал к себе на родину – в Аргентину. Она стала его законной аргентинской женой и родила ему сына – Габриеля, обаятельного и жизнерадостного мальчика. Габриель рос, слушая рассказы о замечательной стране, расположенной в другом полушарии. Он мечтал поехать в Россию и, как его отец, получить там образование. Надежды оправдались…

Россия сейчас уже не та, что прежде. И Габриель, конечно, несколько оторопел, сопоставляя рассказы родителей с личными наблюдениями. Впрочем, учеба – это дело, которое нужно делать, несмотря ни на что, и он начал грызть гранит науки. Но возникали проблемы, и чем дальше, тем больше. Относительное безденежье, одиночество, тоска по родным и любимой девушке, а главное – низкое питерское небо, которое никогда не знало жаркого аргентинского солнца.

Желание учиться сошло на нет, Габриель начал испытывать приступы меланхолии и болеть. Время от времени у него поднималась температура, возникал странный, сухой кашель, а потом вдруг появились две язвочки на коже. Молодой человек не на шутку обеспокоился, отправился к доктору, а тот назначил ему какую-то заживляющую мазь. Несмотря на проводимое лечение, воспаление не проходило, снова поднялась температура, усилился кашель.

Габриель стал сопоставлять симптомы и вдруг вспомнил, что на одной из студенческих вечеринок больше года назад у него случился флирт с одной девушкой… Своим поведением сам Габриель был недоволен, поскольку дома его ждала невеста, которую он очень любил. А вдобавок ко всему через какое-то время он узнал о том, что та девушка, с которой у него случилась эта единственная «случайная половая связь», была наркоманкой.

Теперь все встало на свои места: все симптомы указывали на то, что Габриель заболел СПИДом! На фоне нарастающей депрессии у него началась паника, он бросился сдавать анализы, но результатов, как это у нас водится, пришлось ждать почти месяц. За этот месяц Габриель превратился в живого покойника и собрался немедленно вылететь в Аргентину, «чтобы умереть на родной земле». Все это и заставило его российских товарищей подыскать ему психотерапевта.

Не буду останавливаться на деталях нашего с ним разговора, а сразу расскажу о том, что происходило у Габриеля в голове. Во-первых, Россия, мягко говоря, не оправдала его ожиданий, а потому его правое полушарие впало в некоторое раздражение. Левое полушарие Габриеля какое-то время сопротивлялось, убеждая юношу в том, что образование превыше всего, но постепенно правое его полушарие, недовольное действительностью, все-таки стало брать верх. Во-вторых, у Габриеля стали возникать симптомы физического недомогания. Понятно, что его правое полушарие восприняло эти симптомы без всякого энтузиазма, а когда проводившееся лечение не возымело эффекта, то левое сразу же объявило о том, что «у нас серьезные проблемы».

Дальше левое полушарие начало рассуждать «логически»: температура, кашель, язвочки на коже, лечение неэффективно, а в анамнезе «случайная половая связь» с наркоманкой. Все понятно: СПИД! Когда левое полушарие Габриеля доложило правому о результатах проведенного им анализа, случилась настоящая катастрофа. Правое полушарие Габриеля, получив эту информацию, стало рисовать картины тяжелой и мучительной болезни, смерти и похорон, что выяснилось при подробном расспросе. Левое полушарие после подобных «иллюстраций» и вовсе сошло с ума. Габриель стал обвинять себя во всех смертных грехах, решил, что его постигло неотвратимое Божье наказание.

И вот так, слева направо и справа налево, а при каждом новом пассаже – все хуже и хуже. В результате – тревога и депрессия, т. е. столбовая дорога к психотерапевту. Конечно, врач Габриелю был необходим, но не тот, что лечит СПИД, поскольку никакого СПИДа у него не было, а тот, который лечит голову. Мы с Габриелем подробно разобрали то, как он довел себя до этого состояния. Через неделю подоспел «отрицательный результат» анализа на СПИД, но депрессия все равно требовала психотерапевтического лечения.

Габриель прошел курс психотерапии и снова превратился в того веселого парня, которого знала когда-то далекая Аргентина. Он уже заканчивает свое обучение и скоро вернется на родину. А полученный им опыт отличать иллюзии от реальности и реальность от иллюзии поможет ему и в Латинской Америке. В конце концов, на каком бы континенте мы ни жили, иллюзии у всех у нас одинаковые, поскольку у всякого человека, вне зависимости от рода и племени, два полушария.

Иллюзии – это не случайность

Итак, мы с вами просмотрели два взятых наугад варианта развития иллюзии. Мы видели, как возникает любовная иллюзия и развитие иллюзии опасности (угрозы). Но признаемся себе, что только с большой натяжкой можно назвать описанное выше чувство «любовью». Равно и ощущение опасности, возникшее в другом приведенном примере, весьма и весьма условно. Иными словами, и любовь, и угроза здесь – иллюзии.

Все это ясно и понятно, если смотреть на соответствующие состояния здраво и со стороны. Если же видеть их изнутри, переживать их, оказавшись втянутым в эту игру двух своих полушарий друг с другом, то дело получает совершенно иной оборот. В этом случае мы действительно думаем, что любим, верим в существование угрозы. В соответствии с этим умонастроением мы и действуем. Поскольку же в основании этих действий лежит ошибка, то и результат наших поступков окажется соответствующим.

Наши иллюзии не единичны, они сплетены в сложные конгломераты и представляют собой своеобразную «иллюзорную карту действительности». Чтобы ориентироваться на местности, нам нужна карта, которая бы адекватно отражала эту местность. Но карта, сделанная из иллюзий, неизбежно приведет нас к ошибкам и печальным последствиям этих ошибок. Иллюзии – это то, что запутывает нас в нашей собственной жизни.

Плачевный результат, к которому приводят нас наши иллюзии, это прежде всего ужасное душевное состояние. Душевная катастрофа может разразиться сразу (как в случае иллюзии опасности – беспокойство, тревога, страхи, нарушения сна и т. п.) или позже, вследствие разочарований, что так свойственно иллюзии любви. Так или иначе, но рассчитывать на душевное благополучие, полагаясь в принятии решений на иллюзии, не приходится.

С другой стороны, плачевный результат подобной «внутренней политики» обусловлен еще и тем, что, находясь под влиянием своих иллюзий, мы совершаем уйму ошибочных поступков. Мы женимся (выходим замуж) не на тех, на ком следовало бы, мы обижаемся на близких нам людей, ссоримся и конфликтуем, бросаем важные дела и, наоборот, ввязываемся в те, которые совершенно не стоят наших сил и душевных терзаний.

И все это не случайно. Так устроен наш мозг, на это мы запрограммированы с детства (потому что большинство наших иллюзий родом именно из детства), наконец, так мы привыкли ошибаться. Ошибка, знаете ли, тоже может войти в привычку… Короче говоря, если у нас и есть враг, то этот враг – наши с вами собственные иллюзии. Мы, конечно, не виноваты в том, что верим в свои иллюзии, это вполне естественно. Но какая разница, кто виноват, если все равно нам расплачиваться?

Вот почему так важно понимать, по каким механизмам формируются наши иллюзии, знать их наперечет, помнить и остерегаться. Здравый смысл – вот единственное, что может нас спасти, поскольку с иллюзиями он, к счастью, несовместим.

Что такое «здравый смысл»?

Иногда кажется, что «здравый смысл» – это умение рассуждать разумно. Но ведь важно не то, что человек рассуждает разумно, а то, на чем он основывается, строя свои «разумные рассуждения». Разве не разумно ведет себя человек, который, находясь в приступе «белой горячки», атакуемый своими галлюцинациями – чертями, змеями и прочими монстрами, бросается наутек или даже выпрыгивает из окна? Нет, право, он ведет себя абсолютно разумно! Если на тебя нападают черти, то вполне разумно взять ноги в руки и делать ноги. Не стоять же и не ждать, пока они утащат тебя в ад! Конечно, нужно спасаться. Очень разумно… Иными словами, разумное действие и действие, продиктованное здравым смыслом, это отнюдь не одно и то же. Разве создатели атомной бомбы ваяли свой знаменитый продукт без участия разума? Нет, конечно, с участием, и еще каким! Но здравого смысла в создании атомной бомбы нет и быть не может, хотя бы потому, что радиация распространяется на тысячи километров и поражает территории на многие сотни лет. Поэтому если вы хорошенько атакуете военные базы на Аляске, то, во-первых, радиационные облака покроют весь российский Дальний Восток, Сибирь и далее по списку. Во-вторых, возникнет экологическая катастрофа, а завоеванную таким образом Аляску невозможно будет использовать; считай, что и не завоевывали. Как ни крути, ничего более бессмысленного и абсурдного, чем применение атомного оружия, нет и быть не может. Однако разум (и еще какой!) участвует и в разработках нового оружия, и в создании военных планов. Но здравый смысл…

Итак, разумность и здравый смысл – вещи, мягко говоря, разные. Иллюзии – это, как ни странно, тоже плод нашего разума. Левое полушарие, хотя оно и называется «разумным», играет в формировании наших иллюзий не меньшую, а может быть, даже и большую роль, нежели правое. И лишь здравый смысл – это единственное противоядие, способное избавить нас от иллюзий, предупредить ошибочные поступки и наладить нашу жизнь.

Я бы хотел уповать на разум. Но что мой разум, если ему задают направление, в котором он обязан двигаться? Какой в нем прок, если он вынужден следовать в русле случайной, по сути, оценки событий? Я бы хотел разобраться, я бы хотел изучить, понять, уяснить суть и принять решение. Я бы хотел дать возможность проявить себя моему здравому смыслу. Но… Но факт остается фактом: все возможности своего разума я трачу не на то, чтобы быть объективным и освоить реальность, а лишь с тем, чтобы усилить свой взбалмошный субъективизм и удалиться от реальности как можно дальше.

Вот почему мы должны разобраться в том, какие иллюзии господствуют в нашем правом полушарии и поддерживаются нашим левым полушарием. Мы должны знать их по именам, чтобы иметь возможность вовремя озаботиться, дистанцироваться от этой игры, изучить вопрос, стоящий на повестке дня, и дать ему объективную оценку.

Только уяснив для себя суть и содержание данной жизненной ситуации, мы можем принять в ней правильное, действительно нужное нам решение, согласованное с нашим же здравым смыслом. В противном случае мы будем постоянно совершать одни и те же ошибки, наступать на одни и те же грабли.

Глава первая. Иллюзия опасности

Первая универсальная (т. е. свойственная всем без исключения людям) иллюзия, которую мы рассматриваем в этой книге, называется иллюзией опасности. Эта иллюзия проявляется опасливостью, боязливостью, подозрениями, что за всяким событием может скрываться что-то недоброе. Наши тревоги и страхи, беспокойство и внутреннее напряжение были бы невозможны, не будь у нас этой иллюзии – иллюзии опасности.

Родом из детства

Все мы родом из детства, и наши страхи – не исключение. Родители и воспитатели, беспокоясь о нашем будущем, приложили все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы научить нас бояться. Когда я говорю, что нас научили бояться, – это никакая не оговорка. Мы всему в этой жизни учимся, а бояться – тем более.

Нас учили бояться чужих людей, неизвестных мест, болезней, низкого социального статуса, потери собственного лица. «Не уходи далеко – потеряешься!», «Не заговаривай с незнакомыми людьми, они могут сделать с тобой что-нибудь нехорошее!», «Не ешь мороженого – заболеешь, умрешь от пневмонии!», «Сделай домашнее задание, а то будешь всю жизнь побираться, дворником работать!», «Если ты сейчас соврешь, то тебе потом никто не поверит!», «Если ты так будешь себя вести, с тобой никто и никогда дружить не будет!»

Безусловно, во всех этих наставлениях есть свой смысл. Но сама форма подачи подобных «инструкций» отвратительна. С одной стороны, ребенка учат безысходности, поскольку только указывают ему на опасность, но не рассказывают о возможных вариантах поведения в случае реальной угрозы. С другой стороны, все эти угрозы чрезвычайно преувеличиваются, драматизируются, абсолютизируются, доводятся до абсурда.

И если взрослый прекрасно знает, что данное его заявление грешит преувеличением, а потому способен отнестись к нему более-менее спокойно, то ребенок об этом преувеличении не ведает. Если ему говорят, что он умрет или что его убьют, это действует соответствующим образом. На одну секунду потеряв из вида своего родителя в магазине, ребенок способен пережить ужас, который отложит неизгладимый отпечаток на всю его дальнейшую жизнь.

По уму следовало бы рассказывать ребенку о том, что нужно делать, если он потеряется, если он оказался в неизвестном ему месте, если к нему обращается незнакомый человек. Нужно дать ему почувствовать, как важно обладать хорошим здоровьем и как неразумно подвергать его опасности. Необходимо показывать ему преимущества, которое дает человеку образование, и делать это нужно на примерах. Наконец, важно говорить ему о том, как это «выгодно» – поддерживать с людьми хорошие, доброжелательные отношения.

Многое из того, что говорят ребенку взрослые, он понимает с трудом или не понимает вовсе (просто потому, что у него еще нет достаточного жизненного опыта). Но для того и существуют взрослые, чтобы рассказывать ребенку важные вещи на понятном для него языке, с понятными ему примерами, оперируя теми ценностями, которые способны задеть ребенка за живое. Но, согласитесь, ведь испугать его легче…

Запугивание и само по себе является наиболее удобным для взрослого средством воспитания малыша. Как заставить его тебя слушаться, если не прибегнуть к знаменитой формуле: «Будешь себя так вести, я тебя отдам дяденьке милиционеру!», «Если ты будешь кричать и безобразничать, то сейчас вот этот дядя тебя заберет!» Конечно, всем этим означенным дяденькам, о чем хорошо осведомлена находчивая мама, и дела нет ни до нее, ни до ее ребенка. Однако малыш об этом не знает и принимает эту фиктивную угрозу на веру.

Родители пугают ребенка в «воспитательных целях» бог знает чем. Они не только готовы призвать на помощь милицию, но и сдать ребенка в детский дом, оставить его в месте, где случилась очередная воспитательная коллизия: на улице, в зоопарке, в лесу. Разумеется, ни о каком реальном детдоме не идет и речи. Но ребенок-то доверчив, да и на шутку мамины заявления мало похожи. Родители неуемны, они даже проводят специальные следственные эксперименты: «теряют» ребенка, «оставляют» его. Тот, разумеется, переживает смертельный ужас, пока его родители, довольные своим воспитательным маневром, подглядывают из-за угла. И так, шаг за шагом, он тренируется в своей способности бояться, тревожиться и умирать от страха.

Нас в нашем детстве учили бояться того, что может быть опасно. Причем нас пугали, вместо того чтобы обучить тому, как выходить из трудных жизненных ситуаций. Нас вообще учили запугиванием – самым простым и самым жестоким способом, позволяющим добиться от ребенка желаемого поведения. Иными словами, с самого раннего детства в нас воспитывали профессиональных невротиков.

«Плохая оценка» (которой, кстати говоря, в какой-то семье может быть и четверка) способна настолько запугать ребенка, что он будет бояться приходить домой. Дети неспроста воруют школьные журналы и сжигают их в подворотнях, не от нечего делать они переправляют оценки и переписывают свои дневники. Единственная цель этих поступков – только бы родители не узнали о «провале» их чад. Дети бывают настолько напуганы возможной двойкой, что просто неспособны ответить задание, даже если они его знают!

Наконец, самые изощренные способы запугивания ребенка, – это заверения, что «его не будут любить», что «с ним не будут дружить», что «он никому не будет нужен». И даже уже сейчас никому не нужен, а мама мучается с ним только по гуманитарным соображениям. Конечно, мама врет, причем самым виртуозным способом. Конечно, любят не за «поведение», а за человеческие качества. Но какие, позвольте, «человеческие качества» будут у человека, который полагает, что он никому не нужен, и боится в этом очередной раз убедиться?

При этом подавляющее большинство детских «демаршей» (когда ребенок ведет себя «плохо») как раз и служит целям привлечения к себе родительского внимания. Ребенок не знает других способов, не умеет привлечь к себе внимание по-другому. А иногда и не может, потому что его родители готовы уделять внимание только его «демаршам», тогда как сам ребенок, в силу тех или иных причин, их мало интересует. Родителей, учитывая их занятость, понять можно, но кто поймет ребенка?

Итак, нас, а все мы с вами были детьми (если кто не помнит), учили бояться, и учили запугиванием. Правда, мы плохо это помним, ведь большая часть этих действий по нашему запугиванию исходила от наших родителей, а ребенок их любит и зла не помнит. В результате такого воспитания наше правое, весьма впечатлительное полушарие обрело столь богатый арсенал «потенциальных угроз», так натренировалось бояться, что вся наша последующая жизнь не может пройти иначе как под флагом хронического внутреннего напряжения, тревоги и страха.

Зарисовка из психотерапевтической практики: «Я, доктор, з-з-за-ааа-икаюсь…»

Семнадцатилетнего Дмитрия ко мне на прием привела его мама. Когда я спросил у нее, по какому поводу она хочет проконсультировать своего сына, она, срываясь на крик, сообщила: «Вы понимаете, он не хочет учиться! Он просто не хочет учиться!!!» Мои барабанные перепонки перенапряглись, и я отправил маму Дмитрия восвояси, оставшись с ним один на один.

Это был высокий молодой человек с крупными чертами лица, слегка сутулившийся. Он держал голову постоянно опущенной, словно бы что-то выглядывая на полу. Фактически же он просто не смотрел на своего собеседника, что само по себе весьма показательно. Его мать развелась с его отцом, когда мальчику было восемь лет. Личная жизнь ее не устроилась, и она полностью переключилась на воспитание сына.

Воспитание это сводилось к следующему. Она денно и нощно объясняла Диме, что «на него теперь вся надежда», что отец у него «сволочь» и помогать ни ему, ни ей он не будет. Следовательно, надо серьезно учиться, «чтобы встать на ноги» и «обеспечить семью». Надо признать, что подобные наставления не были очень уж необходимыми. Дмитрий и так был слишком ответственным от природы ребенком и сам по себе очень неплохо учился.

Однако мать Дмитрия не столько была занята им, сколько его воспитанием. По большому счету, этого мальчика следовало воспитывать самым бережным и аккуратным образом. Натура у него была чувствительная, а готовность к испугу – большая, нежели у среднестатистического ребенка. Впрочем, где-то глубоко внутри Димы скрывался еще и борец, о чем, собственно, вообще никто не подозревал.

Как же разворачивались события в этой истории? После развода мать Дмитрия год-полтора с трудом приходила в себя, а потом «спаслась», полностью переключившись на сына. Дима как раз заканчивал третий класс (младшую школу) и вопреки ожиданиям матери, которая привыкла к его четверкам и пятеркам, принес в дневнике тройку за год по русскому языку. Почему мальчик принес эту тройку, догадаться нетрудно. С одной стороны, родителям было в это время не до него, а без их помощи в наше время в школе учиться, прямо скажем, трудно.

С другой стороны, когда в семье происходят такие события – отец уходит из дома, а в доме остается убитая горем мать, – несчастное дитя переживает тяжелейший стресс. Проблема в том, что ребенок не способен должным образом понять произошедшее, однако переживает все это своим нутром. Что с этим переживанием делать, он не знает, затаивается и параллельно забрасывает учебу. Короче говоря, он находится в стрессе со всеми вытекающими отсюда последствиями.

За свою тройку по русскому языку Дима получил «по полной программе»: мама назначила его ответственным за все в ее жизни неприятности. Впрочем, она не только драматизировала ребенка, но и пошла в школу, устроила там скандал, от чего Диме стало совсем неловко. Он начал бояться не только свою мать, но и учителей. В четвертом классе он пытался выправиться, но учительница, которая вела у него русский язык, теперь вела у него и литературу. А там, как вы знаете, надо читать вслух, отвечать стихотворения и излагать свои мысли о том или ином произведении перед классом.

Тут-то и случилась первая оказия. Испугавшись учительницы, испугавшись того, что она поставит ему плохую оценку, за которую мать будет его ругать, он, отвечая на какой-то вопрос, стал заикаться. В целом это совершенно естественно, поскольку в состоянии стресса у нас по физиологическим законам перенапрягается мускулатура глотки и гортани, а потому и возникают спазмы, приводящие к эффекту заикания. Учительница пожалела мальчика и сказала ему: «Не волнуйся, я спрошу тебя в другой раз». Эта добродетельная, в сущности, реакция учительницы и сыграла в жизни Дмитрия роковую роль. С одной стороны, он благополучно избежал двойки, и его подсознание четко для себя усвоило: «заикание может спасти тебя от опасности». С другой стороны, в тревожном ожидании этого обещанного учительницей «другого раза» Дмитрий и стал потихонечку сходить с ума.

Дальше – больше. Дмитрий начал заикаться где надо и не надо. Он постоянно боялся, что его снова будут спрашивать, он боялся не справиться, он, наконец, боялся гнева своей матери. От этого страха его горловые спазмы только закреплялись. Учителя со временем перестали на них реагировать и ставили ему самые разные оценки, в том числе и тройки, и двойки. Мать переживала и давила на сына пуще прежнего. В общем, нашла коса на камень.

Однако во всяком мальчике живет сопротивление давлению. И я не случайно упомянул о том, что глубоко внутри него был борец. Причем борец этот был подсознательным, а нашему подсознанию абсолютно все равно, чем, какими «благими намерениями» руководствуется субъект, осуществляющий давление. Оно сопротивляется этому давлению, даже если давление необходимо и оправданно. Поскольку же мать Дмитрия давила на него всеми мыслимыми и немыслимыми средствами – вызывая в нем чувство вины, запугивая, унижая, то и сопротивление было соответствующим.

Впрочем, мы слишком отвлеклись, описывая эту ситуацию. Вернемся к фактам. Дима сказал мне, что его мать ошибается, он хочет учиться и, более того, учится. Но есть проблема: «Я з-з-за-ааа-икаюсь», – сказал Дмитрий. Действительно, в моменты своих ответов, а особенно сдавая экзамены, он начинал заикаться настолько, что не мог толком произнести ни слова. В школе эту ситуацию решили: ему было разрешено сдать все экзамены письменно. Но ведь школа заканчивается, все, дальше высшая школа, а там никто с тобой цацкаться не будет. «Поэтому я и не могу поступить в вуз», – резюмировал Дмитрий.

Не знаю, надо ли говорить, что я ему не поверил? Почему не поверил? Да очень просто. Во-первых, после проведенного мною теста выяснилось, что никакой органической патологии речевого аппарата у Дмитрия нет, а потому причины его заикания чисто психологические. Во-вторых, я узнал (и убедился в этом на деле), что «приступы заикания» Дмитрия связаны с образованием, а в иных случаях или вовсе отсутствуют, или незначительны. В-третьих, мне было понятно, что поведение Дмитрия определяется двумя вещами: с одной стороны, ему казалось, что он не сможет справиться с заданием (иллюзия опасности), с другой стороны, этим заиканием он обезоружил мать в своей необъявленной войне с нею.

Да, Дмитрий искренне верил в то, что у него проблемы с заиканием, и с помощью своего заикания он подсознательно боролся со своей матерью. Зная, как ей важно заставить его учиться, он, сам того не подозревая, придумал способ нарушить все ее планы. Он стал заикаться, и вопрос с поступлением в вуз снялся сам собою. Но надо признать, что победа его была пирровой.

И все-таки самой главной бедой Дмитрия была иллюзия опасности. Ему казалось, что проблема в том, что он заикается, но на самом деле он боялся оскандалиться, не справиться с заданием и вызвать материнский гнев. Однако, как это обычно и бывает в случае иллюзии опасности, настоящая опасность пришла совсем с другой стороны. Ведь именно эта иллюзия опасности и сделала его неспособным учиться, именно она и заставила сходить с ума его мать! Так педагогическая практика запугивания показала, чего она стоит. Расплачиваться за эту ошибку пришлось обоим участникам действа.

Вот почему мы и начали терапию и разоблачения иллюзии опасности. С выявления подлинных угроз, главной из которых был невротический конфликт Дмитрия с его матерью, их необъявленная война друг с другом. Кроме того, Дмитрию угрожало теперь само его заикание, которое могло лишить его возможности получить нормальное образование. После этого мы реконструировали, отстраивали заново отношения Дмитрия с его матерью. К сожалению, они уже не могли стать такими, какими бы они были, поведи себя мать иначе десять лет тому назад. Но что поделаешь, за ошибки приходится расплачиваться. Далее мы избавились от мышечных спазмов и научились говорить нормально.

Нам же остается задуматься над тем, так ли уж велика опасность плохой оценки? Вряд ли. Но вот неконструктивное, запугивающее детей поведение их родителей действительно способно стать реальной опасностью. Впрочем, не беда даже, если человек не сможет получить высшее образование (в конце концов, от отсутствия высшего образования еще никто не умирал). Бедой будет то, что он станет невротиком, бедой будет то, что он станет страдать от своих страхов и окажется неспособным к нормальным, искренним отношениям с близкими людьми. Но иллюзия опасности способна спутать все карты – вот о чем следует помнить.

Может быть, кому-то интересно, как должна была повести себя мать Дмитрия – тогда, десять лет назад? Ответ прост: она должна была дать ему чувство защищенности, помочь ему преодолеть его страх перед учителем, плохой оценкой и заиканием. Она, проще говоря, должна была быть ему «любимой мамой», а не жестоким воспитателем, позабывшим о том, что главное – это не образование, а здоровье (и прежде всего – психическое). Человеку больному, человеку страдающему образование ни к чему, а вот здоровый, радостный и уверенный в себе человек может свернуть горы. Запугивать легко, да вот только накладно…