Текст книги "Форт Данко"

Его первое убийство

Оторвался от губ девушки.

Она перебрала. Целоваться с ней было неприятно, но так было нужно, чтобы не привлекать внимания.

Дальше поцелуев не продвигался, а она и не настаивала. Просто ритмично дышала в его объятиях: сперва громко, потом всё тише и тише.

Сейчас она уснёт. Это хорошо. Это так и надо.

Дыхание её стало еле слышным.

Осторожно высвободился из её рук.

Вокруг многие уже спали, некоторые ещё возились.

Словно вновь оказался в родной общине, где такие вечеринки были нередкими…

Встал. Приоткрыл дверь. Вышел в соседнюю комнату, где ждала его она.

Она.

Безумно хотелось обнять её. Но нельзя. Рано.

Эти двое лежали, каждый в своей кровати. Тот, что с бородой, храпел.

Она молча указала ему на бородатого.

Наверное, могла бы и сама это сделать, но предоставляла эту честь ему.

Он никогда раньше не убивал. Никогда и никого. Даже мышь, даже муху. Так его воспитали.

На полу валялись штаны бородатого.

Наклонился. Вытащил из висевшего на поясе чехла нож. Длинный, с зазубренным лезвием.

Наверное, резать человека не сложнее, чем чёрствый хлеб.

За спиной раздался хрип. Того, второго, душили. Она душила.

Бородатый зашевелился. Неужели, проснётся? Не должен… Хотя от этого человека всего можно ждать.

Левой рукой схватил за бороду, приподнял её. До боли сжав нож в правой, приставил лезвие к горлу, слегка надавил. Осталось сделать резкое движение, чтобы вспороть глотку.

Надо сосчитать до трёх… нет, до пяти!

Стал считать в обратном порядке.

Пять.

Хрип позади него затихал.

Четыре.

Как хлеб. Что он, хлеб не резал? Или как пилой пилить дерево.

Три.

Нужно. Просто нужно.

Два.

Бородатый проснулся. Сильная длань стиснула запястье… Запястье левой руки!

Один!

Дёрнул нож на себя. Инстинктивно, бестолково, но этого оказалось достаточно.

«Как нож в масло», говорят в таких случаях.

А ещё в одном видеоролике повар резал овощи невероятно острым, будто скальпель, ножом. Провёл разок, без видимых усилий, невесомо, как художник кистью – и помидор развалился на две аккуратных половинки…

Лезвие погрузилось в шею едва ли не до самого позвоночника и легко выскочило наружу.

Хлынул тёплый фонтан, обрызгав его одежду. Бородатый выпустил его запястье, обеими руками попытался зажать рану. Какое-то время он боролся за жизнь. Сильный человек.

Отшагнул назад, глядя, как умирает его враг. Рядом уже стояла она. Обнимала за плечи.

– Мы свободны… – прошептал, когда бородач перестал биться на кровати.

Накрыл одеялом одного покойника. Она – второго.

– Воздуха…

Вышли из комнаты, туда, где продолжалась оргия. Никто на них даже не посмотрел.

Прихватил со стола ополовиненную бутылку вина.

Выйдя наружу, сделал несколько жадных глотков.

Отдал ей.

Прислушался к себе.

– Знаешь, что я чувствую? – спросил. – Руки не дрожат. Не тошнит. Удивительно, да? Мне всегда говорили, что на насилие нельзя отвечать насилием. И я никогда не отвечал. Повода не было.

Она молчала.

– Я отомстил им за то, что они надругались над тобой. И над всеми. Теперь такое чувство, что я всё могу. Вообще всё. Кто посмеет тронуть меня, тебя, остальных – умрёт. Как будто мне с его кровью какая-то его звериная сила передалась. Вот что, оказывается, чувствуют убийцы…

Она отбросила пустую бутылку и обняла его. Всё тело – будто деревянное. Напряжена. Сдерживается, чтобы не задрожать всем телом, зарыдать.

Воткнул нож в стену. Прижал её к себе. Поцеловал.

Тут же отстранил. Стащил через голову влажную, липкую футболку.

Девушка вновь приникла к нему.

Целовались долго и жадно, будто пили друг друга, как вино. Потом упали на землю, не владея собой.

Успел подумать: неужели они и вправду сейчас это сделают, даже не смыв с себя чужую кровь?..

Но сила, его новая сила переполняла его.

И эта сила не хотела, чтобы он задавал лишние вопросы…

Кант. День 2

Я привык просыпаться за полчаса до подъёма. Минут десять просто лежу и наслаждаюсь. С этими ребятами мне хорошо и спокойно.

У обитателей нашего барака есть кое-что общее: нас всех отправили сюда, чтобы мы жизни понюхали, а в идеале людьми стали. Всех, кроме Барсука, но он вообще особый случай.

С Малютой и его окружением ситуация немножко другая: родители, точнее, матери (полных семей почти ни у кого нет) попросту спихнули их сюда, чтобы отдохнуть от них, благо путёвки в лагерь «Данко» были оплачены школой.

В итоге нам всем спасли жизнь. Правда, она, жизнь, была бы совсем грустной, если бы с нами не было Барсука. Этого флегматичного, неторопливого и, как показала та легендарная драка с Малютой, абсолютно непробиваемого парня.

Со слов командиров мы знаем, что у Барсука разряд по боксу. Вот, собственно, и всё. О себе Барсук никогда не говорит. Он вообще языком трепать не любит, но, если его разговорить, может выдать что-то неожиданное.

Как-то раз на кухне вспыхнул очередной разговор о причинах эпидемии. Основных версий у нас две. Нашу партия устраивает научная: во всём виноват какой-то неизвестный науке вирус, тогда как Малюта и его приближённые свято уверены, что во всём виноваты пиндосы, пустившие в ход некое биологическое оружие – ведь всё, что происходит сейчас, давным-давно показали в американских фильмах. На мой вопрос, зачем им потребовалось предупреждать потенциального противника, снимая фильмы, Малюта и остальные ответить затруднились, но мнения не изменили. Я даже не стал им говорить, что помимо американцев фильмы на эту тему снимали британцы, французы, японцы, китайцы, даже греки и чехи – слишком много информации для этих ребят.

Один Барсук в дебатах не участвовал, отмалчивался. А когда его спросили напрямую, несколько раз подряд, он нехотя ответил, что никаких вирусов не существует, и фильмов про гнилых он не смотрел, даже не знает, о чём речь. А что касается текущего положения дел – то всё это давно было предсказано в пророчествах: что настанет день, когда мёртвые пойдут по земле, и это будет конец света.

Сразу стало понятно, почему Барсук так мало говорит. Не хочет, чтобы над его убеждениями смеялись. К какой конкретно конфессии он принадлежит – мы так и не поняли. Среди контингента есть ребята из православных семей, но общего языка по вопросам религии они с Барсуком не нашли. Никаких крестов, инь-яней и другой символики этот парень не носил, за молитвой или иным обрядом мы его ни разу не заставали. Вот такой у нас загадочный вожак. Но если бы не он – Малюта бы всех запугал и устроил тут, за спиной у командиров, настоящую «дедовщину», а то и тюремное разделение по «мастям».

Я бы, честно говоря, предпочёл обратное: чтобы Барсук мобилизовал народ, окончательно указал бы Малюте его место и объединил бы всех. Чтобы не было вот этого: «мы» и «они». Но Барсуку этого не надо. Какой смысл трепыхаться, выяснять отношения, когда конец света уже наступил? Всё, чего ему хочется – немного пожить в спокойствии, пока Земля окончательно не сгинула.

Остальные ребята не такие интересные, как Барсук. Поэтому если бы я хотел написать роман о выживальщиках во время нашествия зомби, то не получилось бы такого: «вот это Яник, он талантливый медик, это Кот, он снайпер, а это Ефим, наш специалист по взрывчатке». Обычные парни, десятого-одиннадцатого класса, а кое-кто, если бы не эпидемия, уже через пару месяцев пошёл бы в ВУЗ. Я, например.

Я мог бы написать разве что «Яник до начала эпидемии пользовался большим успехом у девчонок, Кот хотел стать писателем, а Ефим талантливо фотографировал». Но какое это имеет значение? Сейчас они просто послушные бойцы под ничего не значащими кличками, образованными от фамилий: Тихон – Тихонов, Яник – Янковский, Мотя – Мотовилов. Разве что Барсукову кличка пришлась к лицу. Да ещё есть Дятел, который вовсе не Дятлов, как можно подумать, а Иус. Попробуй образуй прозвище… Ну и Хой ещё есть. У него реально голос как у Хоя из «Сектора Газа», и даже фамилия похожа.

О себе могу сказать, что привык играть роли второго и третьего плана. И меня это устраивает. Когда тебя не замечают, живётся легче.

Мог бы ещё добавить, что за год ни с кем особо не подружился. Но мне само это слово противно до рвоты. «Дружатся» люди в детском садике. А когда становятся старше – выживают. Ищут полезные знакомства, прикрепляются к более сильному и умному организму. И эпидемия гнилых здесь ни при чём.

Когда я увидел Алика вблизи – сразу понял, что это наш новый лидер. Если он объединится с Барсуком – мы сможем наконец-то разделаться с Малютой. И не только с ним. Приемлем также вариант, при котором Алик бежит отсюда и берёт меня с собой. Я бы и сам давно сбежал, но за Внешним Периметром я не выживу один…

…Полежав немного, я встал и отправился в нужник. Чтобы попасть в эту деревянную коробку, нужно обойти вокруг Внутреннего Периметра. Сделав дела, я заглянул в небольшой – только боком можно протиснуться – проём между нужником и внутренним забором.

Заглянул и чуть не подскочил на месте от радости, хоть и приучил себя скрывать чувства.

Пролез в этот проём. Нагнулся, чтобы поднять с утрамбованной земли бумажку, свёрнутую в горошину.

Спрятал эту горошину в карман.

Вышел. Двинулся в сторону бани – умываться.

– Кант, ты чё там делал? – раздалось за спиной.

Это был Хой.

Так и знал, что однажды это случится. И давно был к этому готов.

– Во-первых, доброе утро, – сказал я с деланной вежливостью. – Во-вторых: где?

– Там, за сортиром! Не первый раз вижу, как ты туда залезаешь.

– Ах, за сортиром! Мусор подбирал.

– Какой мусор?

– Который туда кидают. Фёдор Палыч найдёт – всем втык сделает.

– И много нашёл?

– Достаточно, – я вынул из кармана брюк заранее припасённую пустую упаковку от жвачки и продемонстрировал ему.

Хой презрительно передёрнул плечами:

– Выкинь…

Сказал, как плюнул, и в нужник пошёл.

* * *

Возле бани уже было весело. Парни умывались из тазов, брызгались, перебрасывались шутками. Словно вчера ничего и не случилось.

– Эй, Барсук, а если микробов нет, зачем мы руки мылим? – кричит Ефим.

– Чтобы не воняли… – мрачно отвечает тот.

Все ржут хором.

– Алик, а тебе зачем этот камуфляж? От гнилых маскироваться?

– Как ты догадался?

И опять все смеются, и полуголый Алик, на котором живого места нет от татуировок – вместе с ребятами. Обливают друг друга водой. Воды у нас сколько хочешь, можно не жалеть: на территории форта – своя колонка.

В такие моменты мне даже кажется, что всё ещё будет хорошо. А потом становится ещё больнее из-за того, что знаю: не будет.

Потом зарядка – для всех, кроме дежурного на вышке и дежурного по кухне. Иногда проводит кто-то из нас, но обычно – Фёдор Палыч. Полчаса машем руками и ногами, скачем, отжимаемся. Затем идём в кухню, завтракать.

У входа в кухню Фёдор Палыч поймал меня за локоть и вполголоса приказал:

– Топай за мной. Разговор есть.

Пришлось подчиниться.

За углом кухни уже стояли Малюта и Муха.

– Все в сборе? Слушайте внимательно, бойцы. Сегодня идём в рейд не просто так. Надо этого Алика проверить. Следите за ним в оба. Возможно, он не тот, за кого себя выдаёт.

– В смысле? – воскликнул Малюта.

Я тоже удивился.

– Тише, мыши – кот на крыше! – Фёдор Палыч перешёл на полушёпот. – Возможно, он не один. Возможно, кто-то его к нам подослал в качестве лазутчика.

– Кто?! – не удержался я. – Какого лазутчика? Если есть ещё выжившие, то они нам не враги…

– Отставить. Ошибаешься, салага. Это именно что могут быть враги. Враги нашей родины, которые добивают выживших. Которые хотят нас выбить из Форта Данко. Сделать из нас рабов. Разобрать на органы. Пустить на фарш. И так далее. Понятно?

– Так точно, товарищ командир! – прошептали Малюта и Муха.

– Посему! Боевое задание. Внимательно следим за новеньким. Малейшее подозрительное движение – докладывать мне. А если совсем подозрительное – то вот… – командир протянул Малюте пистолет, держа за ствол. – Спрячь. Использовать только в экстренном случае!

– Так точно, товарищ командир! – Малюта аж обалдел от такой чести. – Это на случай засады, да?

– Расслабься, – усмехнулся Фёдор Палыч. – Засады не будет.

Сразу после завтрака стали собираться в рейд. Ну как собираться… Мы, четверо, просто подошли к воротам гаража, ожидая, пока командир выгонит оттуда машину.

Потом последовала лекция, специально для Алика. Фёдор Палыч иногда любит языком почесать, щеголяя красотами казённого стиля.

– Значит так, специально для вновь прибывшего рассказываю, а тем, кто забыл – напоминаю. Регулярные рейды на внешнюю территорию есть важная часть нашего бытия. Существует мнение, что совершать рейды нужно лишь по мере иссякания припасов, но мнение это глубоко вредное. Без постоянных вылазок наружу мы тут с ума сойдём.

Сделав многозначительную паузу, командир продолжил.

– Теперь о том, что конкретно мы ищем. – Он раскрыл блокнот. – Вот подробный список. Пункт первый: провиант первой необходимости. В скобочках: без срока годности. То есть, макароны, в том числе быстрого приготовления, крупа, рис, мёд, сухари, всякие коренья-варенья… У нас этого добра сейчас навалом, так что переходим ко второму пункту: огнестрельное и холодное оружие. Тут всё понятно, я надеюсь. Но есть уточнение: всё оружие либо предметы, которое можно использовать в качестве оружия, полагается сдать командиру. Пронос оружия за периметр – нарушение дисциплины. Понятно? Третий пункт: бензин. Он всегда нужен: для автомобиля и в первую очередь – для генератора. Нет бензина – нет электричества. Четвёртый пункт: предметы обихода. То есть, одежда, инструменты, предметы гигиены, элементы питания. Дефицита у нас тоже нет, так что всё по надобности. Нужны тебе носки или бритвы – ищешь себе сам. Пятый пункт: медикаменты. С этим тоже дефицита нет. В прошлом году аптеку в посёлке Варнавино вывезли подчистую. Шестой пункт, он же самый интересный: деликатесы. Ну, то есть, всё, без чего жить можно, но скучно. Спиртное, сигареты, кому надо. Там, конфеты, если они ещё съедобные. Понятно? Я вот скучаю по цивилизованному алкоголю. У сельских в домах если чего и хранится, то либо самогонка, либо палёная водка… Седьмой пункт – всё, что не предусмотрено в остальных шести. То есть, вообще всё что угодно. Как правило, это что-то абсолютно ненужное. Но бывают и исключения, которые решаются в индивидуальном порядке. Вот у Ефима есть переносная электронная игра. Бесполезная вещь, но если дисциплине не мешает, то почему нет. Ясно?

– Так точно, – ответил Алик. – Хороший список.

– То-то же. Сам составлял. Теперь насчёт оружия.

Фёдор Палыч отпер сарай, который стоял здесь же, справа от гаража, схватил первую попавшуюся дубинку и продемонстрировал Алику:

– Вот. Огнестрельного оружия у нас почти нет. Пистолет да карабин. Уже целый год ищем какие-нибудь стволы в домах, но шиш там. Если у кого что и было – его унесли с собой, когда убегали. Что логично. Поэтому! Мы вырезали из дерева вот такое оружие ближнего боя. Чисто теоретически такой дубинкой можно проломить гнилому череп. Но, как показывает практика, это не так-то просто. Скажу даже больше: задачи ликвидировать гнилого перед нами не стоит. Сбить с ног и убежать, пока он барахтается на земле – вот и вся премудрость. А лучше сразу убежать. На открытом пространстве у живого перед гнилым всегда преимущество в скорости передвижения – ну, ты это лучше нас знаешь. Дубинки выдаются строго перед рейдом, после рейда возвращаются на место. Дубинка у каждого своя, индивидуальная, надписанная.

– Значит, я пока без дубинки?

– Да не, как раз есть одна лишняя, – Фёдор Палыч ушёл в сарай и вернулся ещё с одной дубинкой. – Сам сотрёшь и своё напишешь.

Алик взял оружие в руки, взмахнул, как бейсболист из американских фильмов. Осмотрел. Увидев вырезанное имя «Боря», глянул на меня и уже было открыл рот, чтобы спросить, но я опередил его, негромко сказав:

– Не надо.

Он кивнул. Понятливый парень.

* * *

Выезжая в машине Фёдор Палыча за ворота Форта, я всегда вспоминаю наше прибытие сюда.

Ведущая через луга грунтовая дорога впадает в асфальтовую, на месте их слияния стоит фанерный щит: «ДАНКО (военно-патриотический лагерь)» и стрелочка.

Автобус остановился возле этого щита, где нас и встретил Егор Семёныч, дальше мы топали пешком. Всех привезли за один раз.

Ещё тогда я подумал, что вокруг какой-то постапокалипсис. Пустота, парочка вымерших деревень и опять пустота. Фёдор Палыч и Егор Семёныч знали, где лагерь устраивать – подальше от цивилизации, чтобы молодёжь не бегала по ночам за самогонкой.

Ближайшие деревни мы давным-давно исследовали, там и до эпидемии почти никого не было, а значит, и ничего ценного там нет в принципе. Населённые пункты, где можно чем-то поживиться, начинаются часа через полтора езды.

Самые ценные точки – магазины и аптеки – мы, разумеется, давно накрыли и вывезли. Сейчас методично обшариваем жилые дома. Нарисовали план всех деревень, отметили все исследованные строения и все места, где видели гнилых (туда больше не суёмся).

Последнего гнилого мы видели давно уже, ранней весной, да и то издалека. А сейчас уже июль.

Видимо, прав Алик. Гнилые идут из деревень в маленькие города, а оттуда – в большие. Возможно, где-то есть обширные территории, которые успели отгородиться стенами или рвами – и все гнилые теперь там, пытаются штурмовать.

Наша сила в том, что мы прячемся в глухомани, где и раньше-то никого не было. Найдут ли нас гнилые – чистая теория вероятности. Примерно, как столкновение Земли с кометой.

Наверное, однажды я решусь. Пойду в рейд и не вернусь. Спрячусь в доме. Подожду, пока остальные уедут, не найдя меня, и – пойду пешком, куда глаза глядят. Может, велосипед возьму, как Алик. Может, позаимствую чей-нибудь автомобиль и сам научусь водить…

Пока мы ехали, парни развлекали себя старой игрой.

– А Тимати? Тимати стал гнилым? – кричал Муха.

– Ясен пень стал! Щас ходит и рэп мычит! – Малюта, как смог, изобразил, поглядывая за реакцией Фёдор Палыча. Тот сдержанно усмехался, следя за дорогой.

– А Киркоров?

– Да Киркоров и раньше был! Ему уж сколько лет? «Цвет настроения синий, внутри мартини, а в руках… мозги-и-и-и-и!»

Они заржали.

Ни разу не слышал от гнилых слова «мозги». И никакого другого членораздельного. Только громкий хрип, будто человека душат.

– А вот это угадаете? – Муха тоже принялся лицедействовать, показывая какого-то известного человека, ставшего гнилым. Как оказалось – Диму Билана.

– Алик, а ты чё молчишь? – спросил Малюта.

Алик пожал плечами и добросовестно включил актёра. Фёдор Палыч тут же шлёпнул ладонью по «баранке»:

– Так, новичок! Запомни: президент – табу. Верховный Главнокомандующий, всё-таки.

Высказывать мнение, что этот Главнокомандующий давно сгнил, и что нас никто не спасёт, запрещается. Самое большее – ещё годик потерпим, потом военные добьют гнилых, восстановят связь и начнут планомерно искать выживших.

Так и живём.

– Как вообще считаешь, Алик, восстановим государство? – спросил Фёдор Палыч.

– А зачем? Опять в офисах штаны просиживать, ипотеку платить, слушать, как политики всякий бред несут?

– Во! В корень смотришь. У нас есть возможность воссоздать государство без всего этого. Без политиков, офисных бездельников и прочих паразитов. Они всё равно все вымерли. Чем хороши гнилые – им абсолютно всё равно, кто ты. Олигарх, криминальный авторитет или простой алкаш дядя Вася. Сожрут и не подавятся. А выживут только те, кто что-то из себя представляет. То есть, мы. И мы построим новое общество. Согласен?

– По крайней мере, эта идея не кажется мне сомнительной…

– Во как заворачивает! – Командир засмеялся. Он иногда такой прямо весёлый, близкий к народу, нестрогий. Просто друг, товарищ и брат.

Мы могли бы легко его убить, если бы объединились. Но Малюта поддерживает командиров, а Барсук принципиально против лишнего насилия. Был бы у нас один лидер на всех – мы бы просто накинулись на Фёдор Палыча всей толпой и запинали до смерти. Хотя чисто теоретически справится и один человек: дубинка по затылку, нож в спину, да мало ли…

Это не проблема. Проблема – Егор Семёныч. Он всё время прячется за Внутренним Периметром. К нам выходит очень редко. И когда выходит – на поясе всегда спецназовский нож. Если атакуем всем скопом, хоть сзади – всех перережет и даже не вспотеет. А сунемся к нему во Внутренний Периметр – тем более. Тут надо что-то придумывать. Например, сначала завладеть огнестрельным оружием, потом дождаться появления Егор Семёныча и застрелить эту тварь.

Вариант «сперва прикончить Фёдор Палыча, завладеть его пистолетом и карабином, а потом застрелить Егор Семёныча» заранее обречена. В идеале командиров нужно валить одновременно, или хотя бы Семёныча первым, тогда будет шанс.

Через два часа достигли деревни Варварино. Остановились на въезде в населённый пункт.

– Мы же вроде в другую деревню хотели ехать? – сказал Алик, глядя на указатель.

– Планы поменялись, – небрежно бросил Фёдор Палыч.

Он что, и правда думал, что Алик некоторым образом смог передать за Внешний Периметр информацию о рейде, и в деревне Мусихино нас ждала засада?

Алик никак не отреагировал, лишь кивнул.

– Так, бойцы, внимание. Ознакомьтесь с планом. Потом делитесь на пары, выбираете любой дом, который мы ещё не обшмонали, и – вперёд. Времени много.

Алик смотрел на план дольше всех, потом спросил:

– А почему вон та усадьба не отмечена? Может, с неё начнём?

Он указал на роскошный двухэтажный особняк из красного кирпича, с башенкой и невысокой изящной металлической оградой – целый замок, гордо возвышающийся над утлыми лачугами простолюдинов.

– Дельно мыслишь, новичок. Но не ты один здесь такой умный. Мы туда первым делом сунулись. Пошли, покажу, если интересуешься.

Мы двинулись в сторону особняка.

– Видишь? На всех окнах обоих этажей – толстенные решётки. Стёкла, я думаю, тоже непростые. Дверь одна, заперта на три замка – бронированная, пушкой не прошибёшь. Гараж вообще изнутри запирается. Была бы у нас болгарка, штук десять сменных кругов и куча свободного времени – можно было бы заняться. Но у нас ничего этого нет.

– А вон там, на самом верху… – Алик указал на круглое окошечко в самом верху башенки. – Там же нет решёток.

– Чего – окно? До него ещё добраться надо. Я бы залез по водосточной трубе, но она меня не выдержит. Да и в окно я не пролезу.

Алик больше не сказал ни слова. Молча разделся, бросил дубинку, перемахнул через ограду, а потом вскарабкался по водосточной трубе, как обезьяна. Труба при этом ходила ходуном, но держалась.

– Ловкость рук, и никакого мошенничества… – ошалело пробормотал Фёдор Палыч. А тощий Алик уже втискивался в маленькое окошечко, не боясь высоты. Только белые подошвы его кроссовок мелькнули.

– Паркур… – изрёк Малюта, делая вид, что не удивился.

Спустя две минуты замок аристократа распахнул ворота.

– И ведь что самое обидное… – проговорил Фёдор Палыч, шагая к открывшейся двери. – Домина роскошный, конечно, но вряд ли там есть что-то стоящее. Золото и дензнаки нам в данный момент не нужны, равно как и дорогая техника. Будем надеяться, что хозяин – охотник, и у него на стенах ружья висят… Ну что, боец, как там насчёт гнилых?

– Всё чисто. Ничего не учуял, – бодро ответил Алик, пропуская нас внутрь.

С гнилыми что хорошо: их можно унюхать издалека, на то они и гнилые. Если бы в доме был хоть один – нас бы с порога снесло вонью.

За порогом – тамбур с раздевалкой, а потом – огромный зал во весь этаж. Похоже на какой-то ресторан: парочка столиков, диваны у стен и настоящая сцена. На стенах вместо ружей висели гитары.

– О, да тут у какого-то музыканта резиденция, – прокомментировал командир, озираясь. – Наверное, друзей сюда привозил, приватные концерты для них играл.

– Это не он? – Муха глядел на фотопортрет длинноволосого мужчины солидного возраста.

– Петушара какой-то… – усмехнулся Малюта. – Слышь, Кант, это кто вообще?

Я только плечами пожал. С равным успехом это мог быть очередной вокалист группы «Ария» или сессионный гитарист Владимира Кузьмина.

Малюта уже снял со стены гитару, надел, встал в позу:

– Муха, сфоткай меня! Пацанов приколю.

– Бойцы, не расслабляемся, – бросил Фёдор Палыч. – Мы в доме у музыканта. Вы хоть одного музыканта-трезвенника знаете? Я нет. А что они бухают? Явно не бормотуху. Намёк понятен?

Мы двинулись на кухню. Холодильник оказался пуст.

– Наверное, он в то лето даже не приезжал сюда. Но у него же где-то должна быть заначка со спиртным! Я бы обязательно сделал… Ладно, бойцы, я пойду в гараж, может, там есть чего интересное. А вы ищите, ищите.

– Кант, знаешь, где есть кое-что интересное? Там, на чердаке. Тебе понравится… – вполголоса сообщил Алик, ткнув пальцем вверх.

Мы поднялись по лестнице на этаж выше, миновав спальню с внушительной кроватью и комнату отдыха, где стояли кресла и почему-то здоровенный глобус. На башенку вела другая лестница – винтовая.

Чердак оказался довольно вместительной комнатой. Мягкий ковёр, кресло-качалка и два шкафа с книгами.

Вот это были настоящие сокровища!

Алик, не глядя, провёл пальцами по корешкам, наугад выхватил одну книгу:

– Вот например: «Облачный атлас» на языке оригинала.

– Читал. В переводе, конечно. Постмодернизм для бедных.

С книгой в руках я удобно устроился в кресле, даже раскачиваться стал.

– А вы, сударь, эстет? Вам прямо Борхеса да Умберто Эко подавай? – Алик пробежался глазами по полкам. – Кстати, вот и Борхес. А это «Махабхарата». Какой разносторонний дядечка!

Я полистал «Облачный атлас».

– Алик, как думаешь, сколько книг разрешит взять Фёдор Палыч?

– Штук пять, да и то, наверное, ворчать будет, что место занимают…

– Именно так и будет! Быстро ты его изучил. Ладно, я скажу, что они на языке потенциального противника. Фёдор Палыч согласится. Он всегда говорит, что надо заниматься самообразованием…

– Я князь Григорию и вам фельдфебеля в Вольтеры дам… – с лукавой улыбкой произнёс Алик, и мы хором закончили: – Он в три шеренги вас построит, а пикнете – так мигом успокоит!

Отсмеявшись, Алик добавил:

– Вообще, он мне нравится.

– Ты просто не знаешь его.

– Всё может быть… Кант, у меня только один вопрос. Можно, пока никто не слышит?

– Валяй.

– Этот Боря какое правило нарушил?

– То самое.

– Второе?

– Да. Всё, ответил?

– Да. Спасибо, Кант. Больше не спрошу об этом.

– Я тебе что посоветую, Алик. Не то, что не спрашивай – даже не думай об этом. Целее будешь.

– Эти Фёдор с Егором – они какие-то неправильные, что ли? В смысле ориентации… Поэтому и не положено обсуждать, да?

– Всё у них в порядке с ориентацией, ты уж мне поверь. Всё! Захлопнись! Сменили тему! – Я вскочил с кресла.

– Что ты его так боишься? Фёдор Палыч, конечно, типичный солдафон, но командир хороший, толковый. И Егор Семёнович, я подозреваю, тоже. Благодаря им вы до сих пор живы.

– Ты ничего не знаешь! Ты ничего не понимаешь! – я осёкся, обнаружив, что рычу.

– Хорошо. Не понимаю. И не пойму, потому что ты ничего не хочешь рассказывать.

– Я б на твоём месте бежал отсюда. Прямо сейчас.

– А по-моему, Форт Данко – самое безопасное место из всех, что я мог бы найти. Не знаю, что там случилось с этим Борей, что на тебя так подействовало, но нарушать ваши три правила я не собираюсь. Это невысокая плата за высокие стены, крышу над головой и хорошую компанию.

– Малюта – это хорошая компания?!

– Кант, я, в отличие от тебя, с ним не ссорился. И не собираюсь. Дурацкое это занятие – ссориться…

Я только рукой махнул.

– Боря был твоим другом?

– Да, мы учились вместе. С ним и ещё… кое с кем.

Ещё немного, и я всё ему расскажу. Тогда мне точно кранты. Да и Алику тоже.

– Раньше вас явно было больше, – задумчиво произнёс он. – Причём намного. Не зря же вас тут вдвое меньше, чем коек в бараках.

– Ещё к каким выводам ты придёшь?

– Да пока ни к каким. Я не знаю всей вашей истории и чувствую, что никто мне её не расскажет. Но пока что всё, что я вижу, меня устраивает. Алик, я не вижу повода бунтовать. Я не дрался с вашими командирами, и моих друзей они не убивали. То, что происходит в мире – это война, а на войне бывает всё. Советую тебе все твои личные чувства закопать поглубже. Лично я планирую здесь остаться надолго. А если вдруг что-то не понравится – перемахну через Периметр, да только меня и видели.

– Твоё право. Пошли посмотрим, что там внизу?

Первым, что мы услышали, спустившись на второй этаж, был счастливый вопль Фёдора Палыча:

– Салаги! Дуйте сюда! Празднуем! – В руках у командира – бутылка элитного коньяка. – Это Малюта нашёл!

– Да, глобус напополам развинтил, а там – тайничок с «пузырями». Я в кино такое видел! – добавил Малюта. Аж сияет от радости, что смог командиру угодить.

– А вы за рулём… – напомнил я.

– Ой, да, что это я… оштрафуют же! – командир засмеялся, а Малюта и Муха – заржали. – Ну чего стоите, как неродные, причащайтесь!

– Нет, спасибо, – сказал я. Алик просто головой мотнул.

– Ну и как хотите, нам же больше достанется.

Фёдор Палыч был доволен. И именно Малютой! Не Аликом, который открыл для нас этот дом, а Малютой, всего лишь отыскавшим драгоценное пойло.

Алику – без разницы. Он не ставил себе цели кому-то угодить.

Настоящий король. С уточнением: сам себе король. Ему не нужны подданные. Если он останется в Форте Данко – сам будет играть роль подданного. Точнее, позволять другим думать, что он – всего лишь один из многих. А что-то не понравится – упорхнёт, как и обещал.

Мне всего-то и нужно, что убедить его возглавить революцию.

Возможно, я всё-таки расскажу ему. Надо придумать, как. Подготовиться.

* * *

Надо ли говорить, что ни одного дома мы в тот рейд больше не исследовали?

На обратном пути Малюта попросился за руль. Он каждый раз это делает. Фёдор Палыч ему разрешает. Дозволил и сейчас, хотя Малюта слегка принял.

…Первый час ехали назад без приключений, пока дорога не полезла на холм, откуда были видны обширные поля, заросшие сорной травой. Здесь Малюта ударил по тормозам и громко выругался.

– Ничё себе… откуда их столько… – пробормотал Муха.

Гнилые брели через поле плотной толпой, растянувшейся в длинную процессию, издалека похожую на праздничное шествие, только без флагов и транспарантов. Фёдор Палыч выскочил из машины с биноклем и долго вглядывался в эту ползущую кишку, в эту бесконечную змею без головы и хвоста.

– Ну что там, товарищ командир? – прохрипел протрезвевший Малюта.

– А ты сам посмотри. Как на войну топают, черти…

Бинокль пошёл по рукам. Пришлось ждать.

– Куда они идут? – спросил Муха.

– Неважно. Важно – что не в сторону форта.

Мы стояли, боясь сделать лишний вдох. Столько гнилых за раз мы в жизни не видели, только в райцентре, издалека, и то меня там не было. В деревнях сталкивались с двумя-тремя максимум, а в последнее время вообще никого не встречали. Даже уже поговаривали (осторожно, боясь сглазить), что гнилые вымерли, окончательно сгнили, помёрзли зимой… Ага, щас. Будто взяли нас за загривок, и – мордой об стену.