Текст книги "Битва героев (сборник)"

– Тихо всем. – Гест поднял руку. – Слышите?

Из долины донесся едва различимый рокот двигателя.

– Будто крадется, – прошептал Вик.

– Это «тевтонец» Рута, – произнес Стод. – Больше некому.

– Что скажешь, Петр? – спросил Гест.

– По звуку похож, – ответил жрец. – Может, я все-таки спущусь в долину?

И взялся за руль.

Владыка покачал головой:

– Здесь будем ждать.

– А если караван… – начал Стод и осекся.

Над холмом за долиной разлился желтый свет. Заплясали лучи, становясь все ярче, длиннее. На вершине возникли две яркие точки фар и замигали, будто подавая какой-то непонятный сигнал.

– Всадники! – вырвалось у Вика. – И машины там…

– Да, – с облегчением произнес Гест. – Это караван.

Машина поползла вниз по склону, осветив спускавшийся отряд башмачников. Следом на вершину выехал трехосный фургон, подсвечиваемый фарами идущего в хвосте каравана бензовоза. На крыше фургона горели прожекторы. Толстые лучи пронзили туманную дымку, повисшую над долиной, выхватили из темноты здания у подножия, дорогу между ними и круглую площадь с высоким каменным изваянием в центре.

Караван растянулся по склону. Всадники медленно въезжали в город.

На площадь, обогнув длинное, стоявшее полукругом здание, с включенными над броней прожектором выехал «тевтонец» Рута. Машина подкатила к дому слева, остановилась и помигала фарами.

Владыка подошел к мотоциклу.

– Заводи, Петр. Садитесь, едем.

Заурчал двигатель.

Когда Вик забрался в коляску, башмачники и второй «тевтонец» уже были на площади. Фургон замер на въезде, освещая статую прожекторами, за ним остановился обоз. «Тевтонец» и несколько всадников поехали к машине Рута, застывшей под стенами дома слева.

Петр включил скорость, мотоцикл дернулся, а сзади грохнул выстрел.

Глава 11

– Ну где они, Калеб? – прошептал Ильмар. – Ты ничего не напутал?

На третьем этаже дома, полукругом окаймлявшем площадь, атаман посадил лишь десяток стрелков, остальные спрятались внизу. Рядом с Ильмаром, подняв бинокль, высунулся в окно Прохор, за спиной атамана, привалившись плечом к простенку, стоял Калеб. Под другими окнами засели стрелки.

– Должны тута уже быть, хозяин, – отозвался охотник устало и опустился на корточки.

– Время к рассвету, а каравана все нет.

Ильмар нервничал. Стиснув в ладони распятие, он думал только об одном: почему монахи с башмачниками так долго едут к долине?

– Грозу пережидали, – пояснил уже в который раз Калеб, разминая пальцами простреленную лодыжку. – Туча ж на север пошла. Им всю дорогу дождем испоганило. Город что… краем зацепило, а у них до ночи лило.

– Зато наши следы посмывало, – оторвавшись от бинокля, вставил Прохор.

Ильмар промолчал.

Внизу всхрапывали кони. На первом этаже засел отряд, готовый по сигналу атамана хлынуть лавиной на площадь. Всадники длинными пиками вооружены, караванщиков вмиг сомнут. Главное – «тевтонцы» спалить сразу. Людей Геста паника охватит, разбегаться начнут, когда по ним с домов, что по краям площади, ударят. И дело завершит отряд Прохора.

С лестницы донесся шорох. И голос Рэма:

– Да куда ж вы, грю, нельзя к атаману.

Прохор опустил бинокль, повернул голову. Ильмар шагнул от окна в темный угол. На верхний этаж из лестничного проема вышли трое.

– Что там, Рэм? – расстегнув кобуру, тихо спросил Ильмар.

Он уже догадался, кого принесла нелегкая, раз охотник появился в доме.

– Атаман Крест, – громким шепотом начал Коста, направляясь к окну.

– Здесь я. – Ильмар стоял в тени.

Переложив пистолет в карман куртки, он взвел курок.

Переговорщик киевских повернул на голос. У лестницы остались две черных фигуры. Один в шляпе, над тульей хвост лисий выпирает – стало быть, Рэм, а тот, что повыше, плечистее, – Мирч Сельмур.

– Стой, – произнес атаман, когда Коста, не видя в темноте, чуть не воткнулся в него. – Говори.

– Мы получили сообщение от нашего человека в караване Геста.

– Как же это? – спросил Ильмар.

– Вот.

Атаман едва различил, как Коста что-то протягивает ему.

– Вот, – повторил киевлянин. – Ворон прилетел.

– И? – Ильмар по-прежнему не выпускал пистолет в кармане.

– Птица принесла сообщение. Прочтите его сами.

Ильмар задумался. Может, это какая-то очередная уловка киевских. Их отряд мог не пойти к перепутью, а повернуть в Московию, когда Коста сообщил им о решении Ильмара атаковать караван. И Киев хочет опередить его…

Атаман погладил спусковой крючок, бесшумно снял пистолет с боевого взвода. Нет, не то Ильмар думает. Если здраво рассудить – пусть почтовый ворон доставил весть в отряд киевских, но чтоб так быстро вернулся с новым посланием к переговорщику, да еще и отряд вслед за ним угнался… Не врет Коста. Незачем.

Он отпустил пистолет.

– Что в сообщении?

– Прочтите.

Коста снова вытянул руки, в которых спокойно сидела черная птица и пялилась на Ильмара глазами-бусинками.

– Тогда присядем. Прохор, огня и ножницы. И накройте нас брезентом, чтоб отблески в окно не попали.

Когда, чиркнув зажигалкой, ординарец запалил фитиль керосиновой лампы, Коста отдал Ильмару ворона. Правая его нога была обжата медным кольцом, испещренным гравировкой в виде буквы «Х», к которому припаяна латунная гильза со сплюснутой горловиной. Ильмар внимательно осмотрел ногу и кольцо на ней. Ворон и вправду из Канториума: цевка над когтями худенькая, кольцо будто срослось с ней, и на голени ни царапинки. Такое может быть, когда подросшего птенца кольцуют, чтобы потом, когда повзрослеет, различать, какому клану птица принадлежит. Если б новое кольцо на ногу цепляли, птицу бы поранили либо обжать толком не смогли, кольцо вверх-вниз скользило бы. А так ранки со временем на ноге заживают, ворон растет, обучается; кольцо с гильзой уже не снять вовсе, то есть не подделаешь такое…

Атаман взял у Прохора ножницы, осторожно срезал горловину гильзы и подцепил ногтем скрученный в трубочку папирус внутри. Развернув узкую полоску, прочел про себя: в долину заеду с юга, фарами помигаю, не стреляйте. Места для подписи не осталось. Умно шпион киевских сочинил, если он действительно их человек. Попадет послание к караванщикам, те рассудят, что отправитель просто едет навстречу. Смысл ясен: за жизнь шпион свою беспокоится и за дело, надо отдать должное, переживает. Только одно непонятно.

– Почему он с юга едет? – насторожился Ильмар.

Коста только пожал плечами.

– Гаси лампу, – велел атаман.

Прохор дунул на фитиль, и троицу окутал непроглядный мрак.

Ильмар скинул брезент и долго стоял зажмурившись, наконец, когда раскрыл глаза и различил фигуры рядом, произнес:

– Калеб, ну-ка припомни число машин и людей в караване. Сколько было, когда из Москвы они выступили, и сколько вечером стало, когда ты с холмов их в бинокль разглядывал.

– Там гроза собиралась. Пылища поднялась такая… – начал Калеб и замолчал.

– Ну? – Ильмар подступил к нему.

– Мотоциклов в караване уже точно не было. И… кажись, одного сендера не хватало.

Ильмар перебежал на южную сторону дома, выглянул в окно. Рядом встал Коста, за спиной виновато сопел Калеб.

– Выходит, караван разделился, – заключил атаман. – Часть людей через Разлом переправиться успела. Так?

– Так, – произнес сбоку Коста.

Ветер донес слабый рокот двигателя. Машина ехала через город с потушенными фарами.

– Рэм, – не оборачиваясь, позвал Ильмар, – быстро в пакгаузы. Приказ обозным: машину пропустить.

Раздался шорох, стихающие шаги по лестнице.

– Атаман, – вкрадчиво произнес Коста. – Даже я не знаю нашего человека в лицо.

– А кто знает?

Ильмар увидел, как Рэм тенью скользнул через улицу и исчез за домами.

– Мирч Сельмур, – ответил переговорщик. – Только его впустят в машину. Пойдет кто-то другой – погибнет. Дело сорвется.

Ильмару так не хотелось, чтоб киевские вмешивались, чтоб были подальше, сидели на станции или в крайнем случае внизу, под присмотром Рэма. Сейчас же выходило, как ни крути, что прямого участия их в деле не избежать. Причем сведения, которые шпион доставит – про ключ, о самочувствии Геста, – они получат первыми.

– Одно условие, – повернувшись, сказал Ильмар.

Переговорщик, помедлив, кивнул.

– С Мирчем пойдет Калеб.

– Только пусть стоит в тени и не лезет, пока не позову, – уточнил Сельмур.

– Слышал, Калеб? – спросил атаман.

– Угу, – буркнул тот.

– Это все? – нетерпеливо прошептал Коста.

Рокот двигателя стал громче. Ильмар оглянулся: вдалеке на вершине холма мелькнул луч света и погас. Атаман моргнул, всмотрелся в ночь – показалось?

– Атаман Крест! – прошептал переговорщик.

– Да? – Ильмар повернулся к нему. – Хорошо, это все.

– Едут! – воскликнул Прохор.

Атаман с Костой перебежали на северную сторону этажа. Ординарец опустил бинокль. Уже без него хорошо было видно, как над вершиной холма, в склоны которого с запада упирался Разлом, заплясали лучи фар. Наверху появились всадники, спустя пару мгновений показался «тевтонец». Машина остановилась. Часть всадников начала не спеша спускаться, несколько задержались на холме.

– Совещание затеяли, – произнес Прохор.

– Посыльного к Хэнку и Стене, – сжав распятие на груди, быстро заговорил Ильмар. – Нашим тоже передать. Затаиться, ждать оговоренного сигнала.

Прохор подозвал двух стрелков, прошептал указания.

Внизу на площадь выехал «тевтонец», которым, по словам Косты, управлял шпион киевских.

Мирч Сельмур развернулся и побежал вниз по лестнице.

– Калеб, живо за ним. – Ильмар поймал охотника за рукав и добавил шепотом: – Не суйся в машину, пока не позовут. Главное, в фургон Владыки первым влезь, когда бой завяжется. Ключ у него должен быть особый.

Охотник деловито спросил:

– Какой формы, как опознать его?

– Не знаю, не видел. Коробку, шкатулку, медальон… что будет на теле или в отсеке Владыки – все забирай. И ко мне сразу.

– Понял.

Ильмар разжал пальцы. Кровь прилила к лицу. По дороге с холма спускались машины, ехали обозные телеги. Вот и настало время поквитаться, Владыка Гест.

– Я жду, – произнес одними губами атаман.

Но Коста разобрал его слова.

Сжимая распятие на груди, Ильмар погнул острые пластины – между пальцами потекла кровь.

– Жду тебя, Гест.

* * *

Дюк покачивался в седле, положив руку на пистоль в кобуре. Рядом ехал Копыто. Впереди рысил дозор из пяти всадников. Фары «тевтонца», ползущего за отрядом, хорошо освещали дорогу.

До вершины холма оставалось всего ничего, когда Копыто нервно произнес:

– Надо было на равнине лагерем стать.

– Ты в который раз это говоришь? – раздраженно откликнулся переговорщик Ордена.

Копыто тяжело вздохнул:

– Дюк, ты сам видел те следы на равнине…

– Видел.

– Перед нами караван крупный в долину прошел. И…

– Ну и что? – перебил Дюк Абен.

– Ты ж сам говорил, что видел отблеск бинокля на холме перед грозой. Стало быть, на нас кто-то пялился, – продолжал Копыто.

– Ну и что?

– А то, – башмачник зло сплюнул, – что караван тот, может, и не караван вовсе. Откуда ж они знали, что мост через Разлом развалило?

– Да кто они?! – крикнул переговорщик.

Оба всадника перед ними одновременно оглянулись.

Копыто мотнул головой, подъехал ближе и заговорил уже тише:

– Давай спокойно разберемся.

Дюк кивнул.

– Владыка Ордена ранен… – начал Копыто.

– И потому мы торопимся к перепутью, от него до Свири рукой подать.

– Да, в монастырь. И чем же семеро отшельников нам помогут?

– Там каждый лечить умеет. Они вмиг Владыку на ноги поставят.

– Туда долго ехать. Легче назад, в Москву, вернуться.

– Воля Владыки – закон, – отрезал Дюк. – В Москве слишком опасно.

Они выехали на вершину холма. «Тевтонец» сзади остановился, тихо тарахтя на холостом ходу. Переговорщик, совсем понизив голос, произнес:

– Предатель в Храме, потому Владыка назад не пожелал вернуться.

Башмачник хотел что-то сказать, но смолчал. Раздались шаги, к ним подбежал запыхавшийся жрец из личной охраны Владыки, глянул недоверчиво на Копыто.

– Говори, – велел Дюк.

– Брат Рут снова по радио сообщение прислал. Ждет внизу, на площади. Как спустимся, фарами мигнет.

– Как Владыка?

– Совсем плох, в сознание не приходит.

– Что еще?

– Босх Рута спрашивал: не встречал ли он кого на дороге? Брат ответил, что к вечеру из долины караван Лиги фермеров выехал. Видно, грозу, как и мы, пережидали.

– Последние слова твои домыслы? – уточнил Дюк.

– Нет. Так Босх велел передать.

– Беги назад. – Переговорщик повернулся к башмачнику: – Всё слышал?

Копыто кивнул, махнул дозорным. Всадники поскакали к подножию холма. Дюк с Копытом направили коней следом, рыкнув мотором, за ними покатился «тевтонец».

На круглой площади в центре города показалась машина Рута. Толстый луч прожектора мазнул по мостовой, переполз на статую. Машина подъехала к высокому дому и встала под стеной, помигала фарами.

Когда спустились в город, Дюку стало не по себе. Он не боялся темноты, строений с оплывшими стенами вокруг. Дорогу хорошо освещали фары машин, едущих за спиной, в кузове «тевтонца» стоит пушка, у канониров приказ стрелять во все, что посчитают опасным; в фургоне Владыки хорошо вооруженные жрецы, в обозе полсотни людей, готовых в любой момент вступить в бой… Давящее чувство, заставившее переговорщика сгорбиться в седле, ничем нельзя было объяснить. Вспотевшей рукой Дюк вытащил из кобуры «контендер», взвел курок – и понял, что его гнетет: застывший дух города был напитан опасностью.

Они выехали на площадь. Копыто отправил нескольких всадников к «тевтонцу». Дюк заторможенно поднял руку, нехотя обернувшись, убедился, что караван остановился. Фургон Владыки застыл на дороге между длинными двухэтажными коробками. Может, стоило послушать Копыто, встать ночью лагерем на равнине?

Одновременно с этой запоздалой мыслью долетело далекое эхо выстрела. На «тевтонце» Рута разом погасли все фары, и громыхнул пулемет.

* * *

На щеку Вику брызнула кровь. Стод, сидящий за Петром, вскрикнул, завалился вбок. Гест с Виком не успели подхватить раненого: мотоцикл вильнул за валун на обочине, Стод взмахнул руками и слетел с сиденья.

В долине загремел пулемет. Спустя миг ему начали вторить ружья, жахнула пушка «тевтонца» в караване…

Петр не удержал руль, коляска врезалась в камень. Вика с Гестом бросило на передний поручень. С дороги хлопнули подряд несколько выстрелов, пули чиркнули о валун, одна пробила переднее колесо.

Опершись на плечо Вика, Гест выбрался из коляски, в тусклом свете звезд блеснул клинок.

– Помоги Петру! – крикнул Владыка и скрылся за камнем.

Вик встал на сиденье. Жрец лежал грудью на бензобаке, безвольно свесив кисти через руль.

Когда Вик нагнулся и перекинул его руку себе на плечо, Петр прохрипел:

– Брось меня. Владыку не отпускай. – Он резко выпрямился на сиденье, качнулся и оттолкнул послушника. – За ним!

Вик выхватил меч, спрыгнул на землю и обежал валун.

Луна сползла за холмы, внизу в городе гремели выстрелы, мелькали десятки ярких вспышек в окнах домов, стоявших по краям круглой площади. Куда побежал Гест? Вик крутил головой, напрягая зрение и слух. Какофония боя в долине мешала сосредоточиться. В сознании занозой засела мысль о том, что за камнем остался раненый Петр, на дороге истекает кровью Стод.

На склоне заржала лошадь. Впереди мелькнула размытая тень – Вик побежал туда. На ходу перехватил ножны за нижний конец, пальцами свернул кольцо – из паза выскочила узкая пластина. Воткнув меч в землю, он остановился, взвел пружину, поднял «штерн», положив на плечо. Силуэт всадника растворился в темноте. Раздались шаги, и на дорогу, тяжело дыша, выбежал Гест. В тусклом свете звезд его лицо выглядело зловещей маской.

– Ушел! – Владыка разрубил мечом воздух. – Ушел, мутант!

Вик опустил «штерн», спрятал пластину и повернул кольцо в прежнее положение.

– Ты почему здесь? – Гест подошел вплотную. Приладив посох за спиной, завязал тесьму от него на груди.

– Петр приказал за вами…

– Что с ним?

– Похоже, ранен.

Владыка побежал к камню, за которым стоял мотоцикл.

– Кто это был? Кто стреляет в долине? – догнав его, спросил Вик.

Гест не ответил, повернул за камень и остановился.

Петр сидел на земле, привалившись плечом к раме мотоцикла, и держался за поясницу. Рядом, раскинув руки, навзничь лежал Стод.

– Прости, Владыка, – не оборачиваясь, произнес жрец. – Пуля попала… – Он громко сглотнул. – Попала Стоду в печень… и меня зацепила на вылете.

Слова давались ему с трудом. Вик достал из коляски котомку с флягой. Гест вырвал ее у него из рук, опустился за спиной у Петра, поднес флягу к его губам.

Жрец поперхнулся, громко выдохнул.

В долине прогремел взрыв, еще один… «Тевтонец» перед статуей на площади превратился в огненный факел, другой, у дома слева, непрерывно долбил по нему из пулемета. Фургон с псевдовладыкой медленно сдавал назад. На въезде в город между домами пытался развернуться бензовоз, несколько телег уже поднимались обратно по склону.

У напавших на караван было явное преимущество, они засели на верхних этажах зданий. Монахи с башмачниками огрызались редкими выстрелами. Вик увидел в отблесках пожара бегущие через площадь фигурки людей. Их догоняли всадники. Значит…

Вика сильно дернули за рукав, и он чуть не упал.

– Фонарь, бинты и мазь, – прошипел разъяренный Гест.

Опустившись рядом с ним на колени, Вик достал из котомки бинт, склянки и маленький керосиновый фонарик.

– Брось меня… Владыка… – прохрипел Петр. – Я… я обуза для…

– Молчи, – оборвал Гест. – Не трать силы на речи.

Он уложил жреца ничком на землю, разрезал ножом халат на спине.

Вик зажег фонарик, вставил его между рамой и задним сиденьем мотоцикла так, чтобы сверху светил Петру на поясницу. Смочил отрез бинта самогоном, протянул склянку Гесту, тот плеснул на рану. Петр тихо взвыл, дернулся. Владыка надавил коленом ему на хребет, вылил остатки жидкости на лезвие ножа, коротким ударом рукояти разбил стеклышко на фонаре и сунул в тлеющий фитилек клинок. Нож занялся бледно-синим пламенем.

Небо над долиной озарилось, громыхнул взрыв. Гест продолжал следить за тем, как язычки огня поедают лезвие ножа.

– Ноги держи, – шепнул он.

Вик сел Петру на пятки. Владыка вонзил конец горящего клинка жрецу в поясницу, ковырнул в ране. Петр захрипел, вытянулся в струну и обмяк. Вынув пулю, Гест бросил нож, протянул руку. Вик сунул в нее сложенный вдвое отрез, смазанный лечебным воском. Гест придавил его пальцами к дырке на пояснице жреца, из которой толчками выплескивалась кровь. В слабом свете звезд она казалась черной, а может, так и было на самом деле. Додумать Вик не успел, подступила тошнота. Он отвернулся. Сглотнул и, пересилив себя, склонился над раненым.

– Сейчас я его усажу и буду держать, а ты повязку накладывай, – сказал Гест. – Сможешь?

– Да, – выдохнул Вик.

– Давай.

Владыка подхватил коренастого жреца за плечи, с натугой поднял. Петр застонал.

Бой в городе постепенно стихал. Когда Вик покончил с повязкой, лишь редкие выстрелы щелкали в долине.

Гест подобрал нож, погасил фонарь.

– Посадим его в коляску, – сказал он. – Мотоциклом управлять умеешь?

– Да.

Гест взял посох Петра, закрепил за спиной рядом со своим, связав тесьму узлом на груди, проверил, крепко ли держится.

– Владыка, – нерешительно начал Вик. – Колесо…

– Что? – Гест опустился рядом с мертвым Стодом.

– Пробито колесо, нет времени менять.

– Так поедем.

Он подтащил тело Стода к камню. Опустился рядом на колено, сложил жрецу руки на груди. Коснулся своего распятья, что-то прошептал, приложив пальцы ко лбу, и поднялся.

Когда они усадили Петра в коляску, в долине почти не стреляли. Горел бензовоз на выезде из города. У статуи в центре площади затухал костер из «тевтонца». Фургона псевдовладыки видно не было.

Вик завел мотоцикл, выключил сцепление, дождался, пока за ним усядется Гест.

– Трогай, – скомандовал Владыка, сграбастав за шиворот жреца, уронившего голову на грудь.

Вик ударил носком по рычагу скоростей, отпустил сцепление – мотоцикл дернулся и, подпрыгивая и шелестя передним колесом, покатился по дороге на запад. Небо над Пустошью посветлело, узкими полосами к горизонту протянулись облака, по земле поползли длинные тени. Солнце взошло на востоке, вспоров лучами небосвод.

Глава 12

Дюк слез на мостовую через люк в днище фургона. За ним выбрался Босх со шкатулкой в руках. Переговорщик подполз к колесу. На дороге стояли брошенные подводы, возле телег лежали убитые, под холмом на выезде из города горел бензовоз. Ржали лошади. Со стороны площади, огибая охваченный пламенем «тевтонец», к фургону бежали люди.

– Надо разделиться! – крикнул переговорщик, целясь в ближнего смуглого бандита с курчавыми волосами. Тот замахнулся – Дюк выстрелил. Бандита развернуло, на мостовую упала выроненная им бутылка. Хлопнул запал. Мелькнула ослепительная вспышка, разлетелись в стороны огненные брызги, человека поглотило пламя. Бандит завопил и упал.

– Что решил, Босх? – Переговорщик оглянулся, переломив ствол пистоля.

Фургон стоял на обочине, уткнувшись кабиной в проломленную стену двухэтажного дома. К пробитым пулями колесам подползли двое жрецов, высунули из-под днища стволы винтовок и принялись палить в бегущих с площади бандитов.

Рядом с начальником стражи сидел молодой монашек, приглядывавший за покойным Гестом. Его трясло, взгляд был полон безумия. Дюк понял: Тимофея в расчет можно не брать, послушник умом двинулся, когда Владыка умер, не приходя в сознание. Видно, монашек полагал, что его обвинят в смерти Геста, и постоянно, как заклинание, повторял: «не виноват, не виноват, не виноват». Еще двое жрецов проползли под кабиной в дом, встали на ноги. Один тут же опустился на колено, призывно махнул. Остальные охранники сидели в кузове фургона и стреляли сквозь щели в броне.

– Босх! – рявкнул Дюк, перезарядив «контендер».

Начальник стражи вздрогнул.

– Гест мертв. Сейчас бежать надо. Пока светает, забирай семерых и Тимофея и уходите.

Он отвернулся, выстрелил во всадника, перемахнувшего стоявшую поперек дороги подводу, и попал в лошадь. Одновременно громыхнули винтовки в кузове. Пули отбросили бандита за телегу.

Дюк снова оглянулся.

– Я пойду влево от площади, к Разлому.

Босх кивнул.

– Уходите на восток, к рельсовой ветке, – посоветовал переговорщик. – Может, повезет, и встретите доставщиков на дрезине.

Начальник стражи перехватил шкатулку под мышку и стал пробираться под кабину.

Дюк повернулся, выглянул из-за колеса. Едкий запах паленой плоти шибал в нос. Дым стелился над мостовой, заволакивая выезд на площадь. И бандиты не спешили атаковать застрявший в проломе фургон. Переговорщик стукнул пистолетной рукояткой в днище, крикнул:

– Вылезайте!

Пока жрецы выбирались из отсека, он переполз под задний бампер. Дымная завеса скрыла дорогу и горящий «тевтонец», лучшего момента не будет. Дюк обернулся.

– Вы двое, – он указал на жрецов, которые до этого лежали рядом с ним, – пойдете со мной. Остальным с Босхом уходить.

Дюк взглянул на скулящего под колесом Тимофея.

– Послушника забирайте, нам его не утащить.

Один жрец схватил за руку монашка, но тот задергался, вырвался и с воем полез из-под фургона на дорогу.

– Стой! – крикнул Дюк. – Тимо…

Вместе с нарастающим ревом двигателя тишину взорвала пулеметная очередь. Пули со звоном ударили в броню над головой, щелкая о мостовую, прошлись по телегам, дырявя борта. Фыркнув, повалилась раненая лошадь. Она заржала, попыталась подняться, опираясь на передние ноги, но тут же рухнула с простреленной мордой. И пулемет смолк.

Тимофей, не пригибаясь, пробежал между развороченными телегами, перепрыгнул мертвую лошадь и нырнул в дом, в котором собирался укрыться Дюк.

– За мной! – крикнул он.

И полез на дорогу, пока дым пожарища скрывал его от приближающейся машины.

За пару мгновений он проделал тот же путь, что и послушник, вбежал в дверной проем и очутился в зале. В пыльном сумраке, между обломками плит, к лестничному пролету пробирался Тимофей. Сквозь окна и проломы в стене, обращенной к дороге, лился бледно-розовый свет восходящего солнца.

Быстро осмотревшись, Дюк сообразил, что совершил ошибку, побежав за Тимофеем. Западная стена залы была глухая и гладкая, как зеркало. Оставалось только пробраться к лестнице и, пройдясь по второму этажу, попробовать спрыгнуть на землю, если в стене есть окна.

За спиной раздались шаги. Дюк обернулся, вскинув пистоль, и тут же опустил руку. В залу вбежали жрецы с винтовками наперевес.

Из дыма, протаранив стоявшую поперек дороги телегу, выехал «тевтонец». Машина ударилась бампером в фургон, сдвинув его с места. На броню выбрались трое: жрец Рут, седовласый крепкий монах и выделявшийся на их фоне бандит в соломенной шляпе и клетчатом платке на плечах. Он был одет в штаны и куртку из чешуйчатой шкуры ящера-маниса и вооружен охотничьим карабином. Спрыгнув на мостовую, охотник нырнул под фургон, к борту которого, грохоча сапогами по капоту, подбежали Рут и седовласый монах. По очереди они взобрались на крышу. Седой присел возле распахнутого люка, сунул в него пистолет, несколько раз выстрелил и сунул голову в отсек.

Дюк поставил ногу на мусорную кучу, облокотился на нее и положил пистоль на согнутую руку, целясь в Рута. За спиной охнул сорвавшийся с лестницы Тимофей.

Жрец повернулся на крик. Дюк выстрелил. Рут успел шагнуть в сторону, и пуля, разорвав желтую тогу, пробила его плечо.

– Стреляйте в предателя! – прокричал Дюк, переломив ствол «контендера».

Грохнули одна за другой винтовки. И тут пулеметчик в «тевтонце» развернул турель.

Дюк повалился на цементный пол. Вскрикнув, упал сраженный очередью жрец. Второй укрылся за бетонной плитой, пытаясь просунуть ствол винтовки в дыру, забранную арматурной сеткой.

– Не стрелять! – долетело сквозь шум.

Пулемет замолчал.

– Живыми брать!!!

Переговорщик встал на четвереньки, поднял голову над мусорной кучей.

Командовал седой монах с посеребрённым знаком киевской Лавры на груди. Рута уже не было на крыше фургона. Из «тевтонца» выбрались несколько человек и побежали к дому. По ним жахнул из винтовки жрец. Один бандит споткнулся и распластался на мостовой, остальные спрятались за телегами. Только седой монах пересек дорогу, прыгнул рыбкой в окно и скрылся за грудой обломков рядом с дверным проемом.

В доме напротив раздались выстрелы.

Переговорщик задрал голову – половина потолка цела, остальная часть перекрытий обвалилась, превратив путь к лестнице в лабиринт из обломков плит с торчащей во все стороны арматурой, погнутых балок и груд кирпичей. Лестница наверх была в дальнем углу залы. Где-то рядом с ней, словно голодный волчонок, подвывал Тимофей.

Бухнул далекий взрыв.

Дюк зарядил пистоль, взвел курок и, проведя пальцами по ремню, нащупал в петлях два винтовочных патрона. Оглянувшись на жреца, сидящего за плитой, произнес как можно тише:

– Уходим.

И указал на лестницу. Жрец кивнул, перехватил винтовку и, пригнувшись, побежал к нему.

От дверного проема донесся шорох. Дюк развернулся, вскинул «контендер» – через окно в дом пытался забраться бандит. Выстрел из пистоля опрокинул его.

Из-за груды обломков выпрыгнул седой монах. Взмахнул рукой… Дюка заслонил подбежавший жрец. Раздался глухой звук, будто в доску гвоздь вогнали. Жрец вздрогнул, побледнел и, широко раскинув руки, повалился на мусорную кучу. В основании шеи у него торчала рукоять метательного ножа.

Дюк бросил пистоль, подхватил винтовку жреца. Увидев, что переговорщик поднимает оружие, монах плавно качнулся назад, будто змея, вставшая на хвост перед броском. Дюк выстрелил. И попал, но не в седого – того уже не было в проходе, – а в забегавшего через дверной проем бандита.

Выщелкнув гильзу, переговорщик достал из петли на поясе патрон, сунул в ствол. И снова поднял винтовку, шаря глазами по грудам обломков. По спине пробежал холодок, стянуло кожу на затылке, закравшийся в сознание страх сковал движения. Дюк понял, что, если даже разом истребить всех бандитов в долине, тем самым лишив седого поддержки, он не отступит. Он лучше, быстрее, сильнее. Он – демон, посланник Нечистого, вселившийся в киевского монаха. Киевского… ну да, у него знак на груди посеребрённый. И тут все встало на свои места. Сведения в Киев сообщал Рут-предатель. Лавра наняла бандитов, чтобы разгромить караван, киевляне в помощь прислали военного советника, этого седого, а может, нескольких. И теперь…

Дюк попятился к лестнице, водя стволом из стороны в сторону. В окне мелькнула тень, он выстрелил. Быстро зарядил винтовку последним патроном, когда сбоку, с другой стороны, куда, казалось бы, и пробраться невозможно, из-за груды бетонных обломков выпрыгнул седой.

Переговорщик не успел развернуться. По пальцам, сжимавшим цевье, будто бритвой полоснули. Дюк отпрыгнул, выпустив винтовку. Напротив него стоял седой, вместо левого глаза бельмо, на лбу три коротких шрама. В руках монаха блеснули длинные обоюдоострые ножи.

Дюк вытащил из петли на поясе тесак.

– Ключ! – выдохнул седой. – Отдай ключ, останешься жив.

Переговорщик продел в темляк кисть, перехватил удобнее рукоять, сунув порезанные пальцы за пояс.

Седой ощерился, слегка присел, как в прошлый раз, отклонившись назад. За спиной у Дюка громко взвыл Тимофей. Мгновение назад стоявший в двух шагах киевлянин надвинулся. Переговорщик замахнулся тесаком. Грудь обожгло, хрустнули ребра. Из легких со свистом вышибло воздух, когда нож по рукоять погрузился в диафрагму. Последнее, что он увидел, было спокойное лицо седого. По горлу полоснула холодная сталь – и мир померк.

* * *

Когда вверху трижды громыхнул пистолет, Калеб протиснулся сквозь люк в днище фургона и окинул взглядом отсек. На койке под стеной лежал покойник. Руки его были сложены на груди, пальцы сцеплены в замок, бинты на лице почернели от крови, раскрытый рот застыл в предсмертном оскале. Охотник шагнул боком к кровати, целя карабином в приоткрытую дверь, ведущую в соседний отсек. Через люк сверху лился тусклый свет восходящего солнца.

– Пусто тута! – крикнул Калеб седому, сунувшему голову в отверстие. – Мертвец тока.

Охотник отбросил одеяло, перевернул тело, провел ладонью по матрацу. Потом нагнулся, заглянул под кровать. Сев на корточки, вновь осмотрелся. Похоже, нечего тут искать какой-то ключ, о котором толковал Ильмар: на покойнике ни распятья, ни медальона, в отсеке пусто.

Калеб перебрался к дыре в полу, слез вниз, прополз под кабиной фургона и оказался в полутемной комнате. Пыльный цементный пол был усеян следами сапог. В дальнем углу стоял покосившийся шкаф, рядом с которым светлел дверной проем – вывороченная из колоды дверь висела на одной петле. Из проема доносились шорох и голоса. Охотник поднял карабин, прислушался.

С другой стороны дороги щелкнул выстрел, долетел возглас: «Стреляйте в предателя!» Загремел пулемет «тевтонца».

Калеб поправил шляпу и прокрался к двери, осторожно выглянул. По длинному коридору, заставленному древней мебелью, пробирались несколько жрецов в желтых тогах. Косые столбы света били сквозь окна и дыры в стене, в воздухе кружилась пыль. Не раздумывая, Калеб поднял карабин и выстрелил. Последний жрец упал. Один спрятался за перевернутый стол, остальные исчезли в соседней комнате. В следующий миг за стеной громыхнуло.