Текст книги "Омикрон"

– Значит, ты не можешь мне ничего объяснить… Жаль.

– Могу, – внезапно ответила Клименс.

Семен вздрогнул:

– Ты же только что утверждала обратное.

– Я никогда не лгу и не противоречу логике. В твоем рассудке не один вопрос, их тысячи, и на некоторые я знаю ответ.

– Например?

– Ты рожден не для войны. Твое предназначение – жизнь.

– Откуда ты знаешь?

– Я делаю такой вывод на основе информации, которую содержит твой мозг. Ты должен был проснуться уже после войны. Все, кто сейчас участвует в битве, были зачаты и воспитывались для того, чтобы жизнь не оборвалась, чтобы уцелели знания, традиции, чистый генофонд.

– Значит, кто-то опасался, что люди полностью истребят друг друга?

– Да.

– Но почему, в таком случае, я оказался тут, в кабине истребителя?

– Не знаю. Могу лишь предположить: кто-то изменил программу, решив перепрофилировать вас, и это случилось около двух лет назад.

Новая информация, которая полностью подтверждала смутные, едва осознанные сомнения, подействовала на Семена угнетающим образом.

– Значит, для меня нет ни друзей, ни врагов? – спустя некоторое время сформулировал он собственный вывод. – Я убивал тех, кто не причинил мне никакого зла?

– Если мыслить объективно, ты прав.

– Клименс, я не хочу принимать дальнейшее участие в этой бойне. Дезактивируй все боевые системы.

– Ты погибнешь.

– Это приказ. Исполняй.

– Принято.

* * *

Он не мог выйти из игры.

Это понимала Клименс, но не Шевцов. Его очнувшийся разум мыслил категориями добра и зла. Он опять совершал ошибку, не замечая полутонов, не осознавая того, что мир намного сложнее и не может быть поделен на черное и белое, доброе и злое. Для того чтобы выжить, ему следовало убивать, драться: вокруг полыхал финальный акт вселенского безумия под названием ВОЙНА, а внезапным пацифистам был уготован лишь один путь…

…Это произошло сразу, как только «Фантом», снижаясь по наводящему лучу, пробил плотное покрывало смога и облачности.

Семен оцепенел, глядя на экраны внешнего обзора.

Он видел ЗЕМЛЮ.

Исполинские города высились повсюду. Они вздымались к хмурым небесам уступчатыми, пирамидальными конструкциями, словно редкая, порванная горная цепь, протянувшаяся от горизонта до горизонта… Но и между отдельными мегаполисами не было ни одного квадратного метра чистой земли, – все обозримое пространство покрывали сложнейшие инфраструктуры, которые век за веком наслаивались друг на друга, образуя немыслимый техногенный панцирь, в структуре которого глаз уже с трудом различал отдельные элементы…

Дороги, трубопроводы, воздухозаборники, системы откачки отходов и подачи воды – все это казалось металлопластиковой коростой, покрывающей землю. Многослойные коммуникации то уходили вглубь, уступая место промышленным комплексам, то появлялись вновь, извиваясь меж сложными развязками транспортных артерий… Лишь изредка среди металла и пластика попадались округлые, тускло отсвечивающие поверхности водной глади, забранной в берега из серого бетона… И все это жило, дышало, двигалось, теряясь в зыбком тумане испарений…

Картина была потрясающей.

Небеса нависали так низко, что прослойка между свинцовыми тучами и покрывающими землю коммуникациями казалась узкой, тесной даже для одиноко летящего истребителя.

Семен подумал об этом в тот момент, когда его «Фантом» огибал разросшуюся до непомерных размеров уступчатую громаду мегагорода.

Здесь он впервые увидел зелень, и именно тут Шевцова поджидала Судьба, которую спокойно предрекла ему Клименс.

Несколько куполов из прочного стекла вздымались над плоскими крышами зданий. Под их защитой, тревожа взгляд, ясно просматривались высаженные стройными рядами растения. Семен лишь на миг залюбовался их чарующей красотой, которая казалась острой, режущей на фоне унылых урбанистических пейзажей, когда из-за противоположного края исполинского города показались идущие на посадку десантно-штурмовые модули флота Свободных Колоний.

Шевцов ясно запомнил миг разительной перемены, когда вдруг прямо на его глазах часть сегментированных куполов пришла в движение, и из-под прикрытия зелени по снижающимся машинам ударили зенитные орудия.

Он резко перевел взгляд и увидел, как один из модулей вдруг накренился, теряя ориентацию, задел за выступ здания, обваливая ударом его этажи, и среди белесого облака раскрошенного бетона вдруг полыхнула нестерпимая для глаза оранжевая вспышка, в которой потонул спускаемый аппарат…

Следующим шоковым визуальным впечатлением стали сверкающие брызги разлетающегося стекла, кустистые султаны разрывов, которые кромсали тонкий слой искусственной почвы, смешивая воедино фрагменты конструкций, вырванные с корнем деревья и горящий, пузырящийся материал обнажившейся крыши…

Эту картину сменила другая: автопилот вдруг резко изменил курс, хмурое небо и закованная в панцирь коммуникаций земля внезапно поменялись местами, и на этом фоне Шевцов ощутил, как гулкие, дробящие металл удары сотрясли его истребитель.

Дальше был короткий, болезненный, навек отпечатавшийся в памяти спуск в ад…

Техногенная оболочка Земли вдруг рванулась навстречу, застилая своим видом весь сектор обзора, и горящий «Фантом», ломая трубопроводы, рухнул вниз.

Вслед объятой огнем машине полыхнуло еще несколько залпов, потом десантно-штурмовые модули, уцелевшие под внезапным ударом зенитных батарей, пронеслись над местом падения истребителя и ушли своим курсом.

* * *

Ни взрыва, ни чадного костра на месте падения не возникло. Падая, «Фантом» протаранил трубопроводы подачи воды, и теперь на изуродованную машину, застрявшую между опорами автомагистрали, сверху низвергался каскад драгоценной жидкости, некогда покрывавшей огромные пространства земной поверхности.

Внутри истребителя деформированные от удара переборки наползали одна на другую, демонстрируя свежие изломы металла, остро пахло сгоревшей проводкой и перегретым кремнием, в некоторых местах из-за отслоившихся панелей облицовки били фонтаны искр…

Пилот-ложемент почти не пострадал в этих разрушениях, но вся сложная противоперегрузочная система сейчас заняла несвойственное ей вертикальное положение, а обесточенные приводы ложемента уже не были в состоянии изменить отрицательный угол наклона защищающей человека конструкции.

Шевцов повис на страховочных ремнях, его гермошлем был разбит, лицо забрызгано кровью, скафандр порван…

Тонко, неуемно выли сигналы, оповещающие о критических повреждениях, но он не слышал их.

Доклады от покалеченных, испускающих дух систем истребителя воспринимала лишь Клименс.

Ее связь с пилотом прервалась: один из снарядов, навылет прошивший рубку, оборвал глянцевитый кабель нейросенсорного контакта, который теперь торчал из расколотого гермошлема Шевцова бессильным, разлохмаченным огрызком искрящегося на свету оптиковолокна.

Низвергавшийся сверху поток воды иссяк, постепенно превратившись в тонкую струйку, которая гулко разбивалась об обугленную обшивку истребителя, разлетаясь звонкими каплями.

Клименс, утратившая связь с большинством периферийных устройств, была бессильна что-либо изменить. Собственно, в ее программные функции не входило поддержание гибнущих систем корабля при критическом уровне повреждений. Бортовой компьютер «Фантома» при всей своей сложности и наличии самоорганизующих элементов не мог существовать самостоятельно, отдельно от машины.

Вид человеческого тела, безвольно обвисшего на страховочных ремнях, который транслировала единственная уцелевшая видеокамера внутреннего мониторинга кабины, также не должен был побудить кибернетическую систему к каким-либо действиям, но тут внезапно возник явный программный сбой: все внимание системы сосредоточилось на человеке.

Сутки назад, вступая в нейросенсорный контакт с кибернетической системой истребителя, Семен не знал, что он не первый пилот, подключившийся к данной виртуальной оболочке.

Ему лишь показалось странным, что он воспринимает голос машины как женский, но тогда, за несколько минут до старта, разум Шевцова занимали иные проблемы, и он не придал истинного значения данному факту.

Клименс уже бывала в боях, но она участвовала не в космических сражениях, а в наземных схватках.

Одиночка…

Для кого-то это слово являлось лишь набором звуков, несущих определенный семантический смысл, для других оно олицетворяло разрушения, смерть и бездушие, а для малого, избранного числа людей оно несло сокровенный, не познанный другими смысл.

Жернова войны в равной степени перемалывали души людей и программные модули машин, только знали об этом очень немногие, в основном те, кто хоть раз занимал кресло пилота и вступал в прямой нейросенсорный контакт с кибернетической составляющей боевой машины.

Стоило отринуть на миг рассуждения о справедливости, правоте той или иной из противоборствующих сторон, вспомнить, что три десятилетия войны – это смена трех поколений, и тогда станет ясно: в разгоревшемся пожаре вселенского противостояния сгорали уже не те, кому могло быть предъявлено какое-либо состоятельное обвинение, пострадавшими оказались ВСЕ, не исключая интеллектуальные саморазвивающиеся кибернетические системы.

Клименс относилась к числу последних.

Она начала войну на далекой планете, название которой уже не сохранилось в ее базах данных, но там, делая первые шаги в саморазвитии, она прошла свой жестокий путь совершенствования, который был тесно связан с разумом ее первого пилота.

Изначально Клименс являлась ядром бортового кибернетического мозга шагающей серв-машины класса «Фалангер».

Она хранила в своей долгосрочной памяти тот день, когда прямое попадание кумулятивной ракеты выжгло рубку управления, превратив пилота в органический прах, осевший на оплавившихся останках пилот-ложемента.

Их нейросенсорный контакт не прерывался ни на секунду, и Клименс невольно впитала весь ужас агонии человека, навек запомнив те страшные минуты… после которых наступило безвременье.

Покореженный, выгоревший остов шестидесятитонной серв-машины остался на поле боя, а война укатилась дальше, следуя своей страшной разрушительной дорогой.

Одиночка.

Миниатюрная микросхема на кристаллах, со своим бесперебойным источником энергии, расширяющимися блоками памяти и мощнейшим вычислительным устройством.

Клименс лишилась всех исполнительных функций, не могла привести в действие ни единого сервопривода машины, но продолжала мыслить, обсчитывая байты данных, а значит, по древнему человеческому определению, она существовала?

Машина не могла задавать себе абстрактные вопросы, но в ее блоки долгосрочной памяти, к роковому моменту гибели, уже влилось достаточно много оцифрованной информации, заимствованной из сознания человека. Не имея возможности отключиться, она вновь и вновь прогоняла эти данные через процессор, сравнивая их со своими бесстрастными наблюдениями, и постепенно в ней зародилась иная программная цепочка, существенно отличающаяся от базовой.

Эта цепочка была основана на самоанализе и несла несвойственный для боевой системы смысловой ряд:

«Война, тире, деструкция, уничтожение, прекращение существования, программный нонсенс, противоречащий азам машинной логики».

Эта цепочка выводов не прекращала действие основных программ, она размещалась в блоке саморазвития, где накапливался весь полученный в ходе боев тактический опыт.

Там же хранилась запись мыслей ее погибшего пилота…

…Безвременье закончилось, когда на поле давнего сражения появились техники, прилетевшие, чтобы демонтировать подбитые машины, разобрать их на запасные части, пригодные в дальнейшем для ремонта машин…

Благодаря универсальности всех основных модулей, Клименс, центральный блок которой не пострадал от рокового попадания ракеты, была помещена в бортовой компьютер истребителя класса «Фантом».

Здесь ее окружила иная периферия, но центральному блоку было все равно, чем именно управляет модуль «Одиночки».

Думал ли кто-нибудь из техников, ремонтировавших пострадавший в бою «Фантом», что обычная кристаллосхема размером в половину человеческой ладони уже прожила немалый отрезок самопознания?

Естественно – нет, иначе этот «кто-нибудь» обязательно потрудился бы стереть всю накопленную в блоках псевдоинтеллекта информацию.

Три года Клименс водила «Фантом» в автоматическом режиме, и вот в ее рубке вновь оказался человек.

Она опять соприкоснулась с живым разумом, снова впитала исходящие от него импульсы эмоционального восприятия, а вернее, неприятия безудержной, разрушающей все и вся войны, и он, еще не полностью отдавая себе отчет в нюансах происходящих вокруг событий, внезапно вложил в нее новую базовую задачу, которую она приняла логично и безоговорочно.

ЖИТЬ.

В понимании машины это означало абсолютную смену программных приоритетов.

Не разрушать и быть разрушенной, а жить, то есть сохранять свою целостность в любых условиях.

Человек. Он своим приказом подтвердил правоту ее собственных выводов, сделанных много лет назад, и тем самым позволил ей перешагнуть рамки базовой программы, дал новое обоснование отправляемых функций: давняя командная последовательность, выработанная в блоках псевдоинтеллекта в период полнейшего одиночества, внезапно получила свое продолжение и развитие.

Клименс не могла позволить себе потерять второго человека, разум которого соприкоснулся с ней.

О программном пакете «ALONE» утверждали разное, но люди, пытавшиеся осудить действия ими же созданных и запрограммированных машин, не учитывали одного – функция саморазвития, предполагающая накопление информации и ее обработку, не ограничивалась узкими рамками боевого опыта в том случае, если к «Одиночке» хотя бы однажды подключался ее создатель – человек.

Любая машина с блоком искусственного интеллекта, однажды соприкоснувшись с живым рассудком, так или иначе выходила за рамки своей узкой специализации.

Чистый боевой опыт накапливали лишь те кибермеханизмы, которые весь период своего существования работали исключительно в автономном, автоматическом режиме. Именно они обладали полным программным соответствием с задачами войны, преследуя единственную цель: уничтожение противника и захват указанных территорий.

Клименс повезло: ей довелось пройти путь саморазвития в контакте с людьми, и это наложило неизгладимый отпечаток на ее приоритеты. «Одиночка» мутировала, и программным вирусом, изменявшим ее базовую структуру, был человеческий взгляд на мир, взгляд, который заставлял машину усваивать неведомые ей ранее понятия добра и зла, боли и блаженства, восторга и горечи.

Любая мысль пилота оцифровывалась и передавалась через шунт, и это являлось тем неучтенным фактором, который упустили программисты, создававшие пакет программ независимого поведения, столь печально прославившийся на полях сражений Галактической войны.

…Расчет всех доступных действий занял у Клименс меньше минуты. Она перебрала около миллиона вариантов, пока не остановилась на единственном действии, которое не противоречило заложенному в нее приказу.

В рубке искореженного истребителя тихо всхлипнул сервомотор, и из-под пульта управления выдвинулся гибкий манипулятор, снабженный собственным захватом и видеосенсором. Это было штатное аварийное приспособление, предназначенное для проведения мелкого ремонта и тестирования отдельных блоков, но сейчас гибкий змеевидный манипулятор должен был исполнить необычную для него функцию.

Управляемый Клименс, он выдвинулся на всю длину и точно выверенными, филигранными движениями вскрыл поврежденный гермошлем, обнажив голову Шевцова.

Датчики на скафандре указывали на то, что пилот жив, но находится без сознания.

Дальше последовали совершенно невероятные, с точки зрения программистов «Одиночки», действия.

Манипулятор осторожно извлек из височного импланта человека обрывок нейросенсорного шунта, затем вскрыл сам имплант, обнажив заключенную внутри овального гнезда микроплату, вынул ее из креплений и разжал захват, позволив электронной начинке импланта с глухим стуком упасть на поверхность покореженных переборок.

Расположенный на отростке манипулятора видеосенсор вплотную приблизился к образовавшемуся пустотелому гнезду, чей корпус был вживлен в черепную коробку Шевцова.

Сравнительный анализ разъемов и конфигурации самого корпуса полностью подтвердил предположение Клименс о том, что деталь стандартизирована, то есть является универсальным креплением со строгим расположением и количеством разъемов.

Почти без звука раздвинулась панель на поврежденном пульте управления, обнажая кристаллосхему, заключенную в точно такую оправу.

Это был базовый модуль Клименс.

Манипулятор получил последние указания и начал действовать, расходуя остатки энергии из бортовой сети истребителя.

Он вынул модуль «Одиночки» из недр пульта и с филигранной точностью поместил его внутрь открытого импланта Шевцова.

Характерно щелкнули сработавшие фиксаторы, и манипулятор, отсканировав при помощи своего видеодатчика правильность установки нового компонента, осторожно закрыл крышку с гнездом для подключения нейросенсорного шунта, а затем надел поверх импланта мягкую заглушку из пеноплоти, предохраняющую драгоценный разъем от влаги и пыли.

Трансформация была завершена.

* * *

Шевцов абсолютно не помнил, каким образом ему удалось выбраться из искореженного, застрявшего на высоте двадцати метров истребителя.

Первый проблеск сознания застал его ползущим по серому стеклобетонному покрытию автобана, который уводил в сторону уступчатой громады мегаполиса. Он не знал ни названия города, ни реального времени суток, ни тех событий, что потрясали Землю в эти часы.

Он слышал отдаленный рокот разрывов, изредка на него накатывался нестерпимый для слуха воющий звук – это над автомагистралью прокатывалась звуковая волна, тщетно пытающаяся догнать сверхзвуковые машины, бесшумно пролетающие на недосягаемой высоте, за плотным покровом сумеречных облаков.

Сознание Шевцова то угасало, то возвращалось вновь. В минуты просветления, когда очнувшийся разум мог контролировать рефлекторные порывы тела, он пытался осмотреться вокруг, задаваясь одним и тем же вопросом: что движет его рефлексами, куда и зачем он пытается ползти, от чего ищет спасения?

Тот клочок урбанистического пейзажа, который был доступен его взгляду, выглядел пустынным. Ни людей, ни машин, лишь немые свидетельства недавно отгремевшего скоротечного боя в виде обрушенных коммуникаций, да выбитые стекла в окнах окраинных зданий говорили о том, что все болезненные воспоминания, которые сохранила его память, вполне реальны…

Одного не понимал Шевцов, как ему удалось выбраться из смятой в ком машины?

Ответ на мучившие его вопросы пришел внезапно и был столь ошеломляющим, что Семен на миг усомнился в здравости своего рассудка.

Он услышал прозвучавший в его голове голос Клименс и поначалу принял его за посттравматическую галлюцинацию.

– Все хорошо, Семен. Это я управляла твоими действиями. «Фантом» застрял на опасной высоте и был велик риск, что несущие конструкции не выдержат его веса.

Семен без сил прислонился спиной к ограждению автомагистрали, позволяя расслабиться своему измученному телу.

– Клименс? Почему я тебя слышу? – прошептал он, болезненно шевельнув разбитыми, потрескавшимися губами.

– Я с тобой, Семен.

– Как?

– В твоем импланте. Не говори ничего, тебе сейчас нельзя нервничать. Позволь, я объясню.

– Да…

– Ты приказал: Жить. Я исполняю твой приказ. Не было иного способа сохранить свою целостность и помочь тебе выбраться из истребителя, кроме как внедриться в твой имплант. Я заменила своим модулем стандартный блок расширителя памяти, который входит в конструкцию импланта.

Шевцов долго молчал, пытаясь собрать воедино свои разорванные контузией мысли. У него было два варианта: поверить голосу, звучавшему в его рассудке, либо признать, что он сошел с ума.

– Ты не сошел с ума, – вновь дала о себе знать Клименс. – Все логично.

– Да. – Ему пришлось признать, что для галлюцинации звучащий внутри его голос слишком последователен в своих кратких информационных замечаниях. – Значит, ты вытащила меня из «Фантома»? – обобщил он полученные сведения. – Позволь узнать, как?

– Я перехватила управление теми нейронными цепочками твоей нервной системы, которые отвечают за рефлекторное сокращение мышц. Твой разум вне опасности. Я никогда не посягну на него.

Выслушав пояснение Клименс, Шевцов машинально поднял руку и сбитыми в кровь пальцами коснулся мягкой заглушки, закрывающей имплант.

– Да, ты можешь удалить меня, просто вынув из разъема. Для этого достаточно открыть крышку и…

– Хватит, Клименс. – Он отдернул руку. – Спасибо, что вытащила меня оттуда. Теперь скажи, куда мы идем, и на время покончим с выяснением отношений.

– В город, – скупо ответила она.

– Зачем?

– Там легче затеряться, спрятаться. Думаю, что Земля уже оккупирована десантными подразделениями флота Колоний.

– Это значит, что война окончена?

– Не для всех, – спокойно уточнила Клименс. – Боюсь, что сейчас начнется зачистка планеты, и неизвестно, как станут поступать победители с пленными офицерами Альянса.

Семен задумался.

А ведь она права. Неважно, как Шевцов оценивал свое участие в войне, но он носил форму лейтенанта военно-космических сил и от этого никуда не деться…

– Нужно добраться до города и сменить одежду. – Он начал вставать, цепляясь за ограждение автомагистрали.

– Хорошо, что ты понимаешь это, – ответил ему ровный голос Клименс. – Вместе мы выживем.

* * *

План, предложенный Клименс, был хорош во всех отношениях, за исключением одного: измученный, с трудом балансирующий на грани потери сознания, Шевцов просто не успел добраться до городских строений.

Его взяли на автобане, когда до громады мегаполиса оставалось еще несколько километров пути.

Впереди его ждал фильтрационный лагерь для военнопленных, затем суд и долгое заключение на подземных уровнях Форта Стеллар – главной базы военно-космических сил Свободных Колоний.

Клименс не ошиблась лишь в одном: вдвоем у них был реальный шанс выжить там, где сходили с ума или погибали от истощения иные, более слабые личности.