Текст книги "Омикрон"

Он не знал, сколько подобных объектов разбросано по неведомым планетам систем Дальнего космоса, одно он почувствовал остро и недвусмысленно: война извратила смысл продвижения людей в неизведанное пространство.

Доставивший его корабль совершил посадку на небольшой космодром, расположенный посреди бескрайнего лесного массива.

Сойдя по трапу, Волкошин невольно остановился, впитывая всем существом два новых, необычных ощущения: воздух пах хвоей, а вокруг стояла гробовая тишь, словно на многие десятки километров вокруг не было ни единого живого существа, кроме него самого.

Позже он с точностью узнал, что первые впечатления не обманули.

Глухой лесной массив, который в иных условиях стал бы образчиком терраформированной территории, был посажен тут не ради людей. Титаническая работа по преобразованию атмосферы и освоению меньшего по размерам материка планеты, конечно, имела дальний, уже послевоенный прицел, но Волкошина, несмотря на свежий, пригодный к дыханию воздух и массу окружающей зелени, не покидало стойкое субъективное ощущение, будто Омикрон являлся исполинским мемориалом, построенным машинами в память людей.

Его чувства можно было понять. Бескрайний, заповедный лес, будто сошедший с иллюстраций древних книг, таил под своей сенью сотни машин, которые исправно функционировали, не обращая никакого внимания на одинокого старика.

Это ли не страшно? В первые дни по прибытии Волкошин много бродил по окрестностям, но стоило ему на минуту забыться, уйти в очарованное созерцание дремучей красоты живых представителей исчезнувшей на Земле флоры, как взгляд вдруг спотыкался о патруль кибернетических механизмов, которые бесстрастно двигались по строго определенным маршрутам, процеживая красоты леса взглядом видеосенсоров.

Здесь, на Омикроне, гений человеческих технологий планетного преобразования так тесно переплелся с безумием техногенной гонки вооружений, что данный синтез вызывал у Волкошина откровенную дрожь…

Он предчувствовал: люди никогда не придут сюда в качестве жителей преобразованного мира, и эта красота будет вечно служить исполинской маскировочной сетью для бездумных и бездушных машин.

Да, отправив его сюда, адмирал Табанов сдержал свое обещание. Но Вячеслав Андреевич жалел о совершенной сделке со своей совестью, запоздало клял себя за минуты малодушия, хотя сопротивляться адмиралу означало бы просто погибнуть, бессмысленно и бесславно.

Нужно делать то, ради чего я прилетел сюда, – мысленно убеждал себя Волкошин.

Это подействовало. Иррациональная жуть понемногу рассеялась, он постепенно адаптировался к окружающей его реальности, и спустя две недели после прибытия на планету Волкошин наконец переступил порог отданных в его распоряжение биологических лабораторий, которые располагались на минус первом уровне огромной, глубоко эшелонированной базы.

Здесь, как и обещал Табанов, имелось все, начиная от аппаратуры биологической реконструкции и заканчивая банком замороженного генофонда, который, как подозревал Вячеслав Андреевич, являлся частью знаменитого земного хранилища, рассредоточенного теперь по сотням подобных баз.

Конечно, по своим масштабам лабораторный уровень не мог сравниться с шестью состыкованными в единую конструкцию колониальными транспортами, но Волкошин уже не обращал внимания на многие вещи. Пораженный диким, с его точки зрения, синтезом растительного мира и кибернетических механизмов, он приступил к работе, одержимый одной целью: как можно скорее вырастить первых людей, дать им необходимые знания, чтобы в случае самого мрачного исхода войны они могли не только продолжить род человеческий, но и занять отведенную им самой природой роль хозяев данного мира, невзирая на его тотальную милитаризацию.

Волкошин понимал, у него нет времени на долгий кропотливый труд. Война могла докатиться сюда вопреки заверениям Табанова, и тогда вялая кибернетическая жизнь законсервированной базы очнется, угрожая всему живому…

Вячеслава Андреевича подвели спешка и старость.

Он с головой ушел в работу, разбив свою деятельность на два этапа. Не уповая на благополучное стечение обстоятельств и не желая пользоваться услугами кибермеханизмов, Волкошин решил, что в первую очередь ему нужны помощники, единомышленники, поэтому он воспользовался ускоренной программой роста первых эмбрионов, установив временную пропорцию их развития как соотношение пяти к одному.

Три года. Такой срок он отвел себе и двадцати эмбрионам для осуществления первого этапа проекта. Указанный срок являлся критичным для самого Волкошина – старость неумолимо давала о себе знать, и он не был уверен прежде всего в собственных силах.

Через три года он окончательно одряхлеет, но к этому времени из камер биореконструкции восстанут пятнадцатилетние подростки – десять юношей и столько же девушек, которые в случае его смерти подхватят инициативу и доведут до логичного завершения все нереализованные стадии проекта.

Он действовал, исходя из худших вариантов стечения обстоятельств, но все равно не смог учесть все нюансы тех сложных исторических процессов, что протекали вне Омикрона.

Несмотря на полученные коды доступа, Волкошин жил вне общей кибернетической паутины, образующей ядро базы военно-космических сил и ее удаленной периферии. Он не мог управлять ничем, кроме отданных в его власть биологических лабораторий, и в этих условиях ему оставалось лишь ждать скорейшего завершения первой фазы роста искусственно зачатых младенцев, в надежде, что их молодой, пытливый разум, снабженный в процессе развития всеми необходимыми техническими знаниями, сможет проникнуть глубже, познать все тонкости автономной планетарной сети и в конечном итоге взять ее под свой контроль, чтобы следующие поколения людей, чьи эмбрионы развивались уже в пропорции два к одному, могли стать полноправными хозяевами этого мира, не сосуществуя параллельно с машинами, а используя их в своих целях, или, на худой конец, просто обезвредив кибернетическую составляющую исполинской военной базы.

…Прошло два года с момента появления Волкошина на Омикроне.

Как и обещал Табанов, никто не тревожил старого ученого, и он начал успокаиваться, постепенно обретая надежду, что война никогда не докатится до этого уголка космического пространства.

Он не знал ни о поражении Земли, ни о судьбах ее защитников. Он жил, дряхлея с каждым днем, но его силы питала надежда.

Вячеслав Андреевич чувствовал, что не умрет, пока два десятка камер биологической реконструкции не завершат запрограммированный цикл роста.

До этого желанного момента оставалось ждать всего месяц, когда в системе Омикрон-12 появился крейсер «Неустрашимый».

* * *

– Сэр, планета не отвечает на открытой частоте.

Фон Берг и сам видел это. Датчики автоматического сканирования диапазонов связи по-прежнему выдавали статичный сигнал.

– Считаете, что там вообще нет никого живого? – спросил он у старшего офицера корабля.

– Да, – взглянув на показания сканеров, ответил тот. – Это укладывается в общую схему подобных прецедентов. Земной Альянс в период завершающей фазы боевых действий был полностью обескровлен и не мог комплектовать свои удаленные, законсервированные объекты техническим персоналом из числа людей, – аргументировал офицер свой вывод. – Думаю, там только машины, адмирал.

Машины… – подумал Дитрих, пристально глядя на изображение бескрайнего лесного массива.

Действительно, признаков человеческой жизнедеятельности не фиксировал ни один сканер, зато сама структура леса, состоящего из мутагенных древовидных форм, вкупе с искусно выполненным рельефным камуфляжем стартопосадочных площадок обнаруженного на побережье космопорта, говорила в пользу хорошо замаскированной военно-космической базы.

Машины… – вновь с сомнением подумал фон Берг, словно пытался постичь некий скрытый, каверзный смысл данного утверждения. – Зачем в таком случае потребовалось преобразовывать атмосферу? Только ради маскирующих лесопосадок? Сомнительно…

– Дмитрий Сергеевич, что ты думаешь по поводу терраформирования? – спросил он у стоявшего рядом офицера.

Тот задумался, глядя на суммирующий экран, куда выводились все данные, полученные в результате сканирования расположенного внизу мира.

– Думаю, что двадцать лет назад Альянс располагал не только машинными, но и человеческими ресурсами. В ту пору наша победа казалась лишь призрачной надеждой, а Джон Хаммер готовил инфраструктуру будущей империи.

– Хочешь сказать, что планетопреобразование в данном случае лишь отзвук несостоявшихся амбиций на глобальное господство в Обитаемой Галактике?

– Да, сэр. Нами не замечено даже зачаточных поселений.

– Мы не знаем, что скрывает под своим покровом лес. Кроны деревьев слишком богаты металлом, чтобы наши сканеры могли что-либо различить.

– Вы предлагаете высадку разведывательных групп?

– Именно. – Палец фон Берга отчеркнул часть изображения, отметив границы замаскированного космопорта. – Звено десантно-штурмовых модулей при поддержке истребителей прикрытия должно совершить посадку вот здесь, – он указал на тонкую линию побережья. – Далее, взвод БПМ [4]4
  БПМ – Боевая Планетарная Машина. Различаются два вида: легкая, передвигающаяся на литых колесах, и тяжелая, аналогичная современным танкам.


[Закрыть] выдвигается к этой лесной опушке и занимает позиции для огневой поддержки. Три разведгруппы проникают на территорию лесного массива, по возможности избегая боестолкновения с машинами. Они должны либо подтвердить, либо опровергнуть наши предположения. Если там обнаружатся люди, то мы займем оборону в районе космопорта и попытаемся вторично вступить в переговоры.

– А если будет подтверждена информация о наличии военной базы и ее полной кибернетической автономии?

– В таком случае мы подвергнем ее орбитальной бомбардировке, – ответил фон Берг, окончательно утверждаясь в принятом решении. – Это приказ, полковник, принимайте его к исполнению.

* * *

Над побережьем разгорался рассвет, когда в утренних красках неба показались три стремительно растущие в размерах точки, пересекавшие пространство над проливом, двигаясь со стороны второго, безжизненного материка планеты.

Еще минута, и они превратились в огромные десантно-штурмовые модули, снижающиеся над узкой прибрежной полосой в режиме боевой посадки.

Командир головного модуля напряженно следил за приближающимися стеклобетонными конструкциями посадочных мест, которые с такой высоты уже не выглядели как безобидные детали рельефа.

– Внимание! – произнес он в коммуникатор. – Всем приготовиться, отстрел бронетехники на первом заходе. Истребители, вам приказано снизиться до высоты тысячи метров. Барражировать зону высадки.

– Принято, – пришел краткий ответ командира эскадрильи «Ягуаров».

Три модуля, выстроившись цепью, продолжали снижение.

Приземистые постройки космопорта с темными провалами неосвещенных окон казались вымершими, необитаемыми.

В десяти метрах от поверхности стеклобетонной равнины модули зависли, и их десантные рампы синхронно открылись, выпуская боевые планетарные машины.

Сорокатонные БПМ стремительно съехали по выдвинутым аппарелям. Тяжелые машины выглядели устрашающе: помимо пятидесятимиллиметровых автоматических орудий, они были вооружены системами запуска управляемых ракет и стационарными инфракрасными лазерами, которые венчали покатые башни планетарных танков.

– Первый, все чисто!

– Второй, готов!

– Третий, высадка завершена!

Аппарели десантных модулей втянулись вовнутрь, рампы начали закрываться, и синхронно с этими действиями под днищем каждого из кораблей высадки заработали гидравлические манипуляторы, опуская закрепленные меж посадочных опор легкие, двадцатитонные машины, которые в отличие от своих тяжеловесных собратьев передвигались на цельнолитых колесах и несли иной комплект вооружения…

…Башенные орудия модулей медленно поворачивались, сканируя горизонт. Шесть БПМ, построившись клином, уже ползли по направлению к лесной опушке; над головой в светлеющих небесах с ревом пронеслось звено космических истребителей, и плоскости их скошенных крыльев внезапно сверкнули на пологом вираже, поймав шальной луч восходящего солнца.

– Продолжаем движение! – раздался на командной частоте приказ координатора, управлявшего операцией с борта «Неустрашимого». – Высадка мобильных разведгрупп в ста метрах от границы лесного массива!..

…Десантно-штурмовые модули, закрыв рампы, медленно скользили в двадцати метрах над землей, прикрывая движение планетарных машин.

БПМ, не встречая сопротивления, пересекли пространство стеклобетонной равнины, огибая чашеобразные углубления посадочных мест, и стали попарно расходиться в стороны заранее обозначенных позиций.

Командир головного модуля посмотрел на датчики сканеров.

– Все чисто, – спустя некоторое время доложил он на орбиту. – Начинаю высадку разведывательных групп.

Волкошин совершал обычную утреннюю прогулку, когда до него донесся отдаленный рев.

В первый момент он не поверил своему слуху, сочтя басовитый вой игрой уставшего от одиночества воображения, но, когда звук повторился, да еще столь явственно, что от его вибраций задрожали кроны деревьев, роняя на землю хвою и мелкие веточки, Вячеслав Андреевич понял: случилось нечто выходящее из ряда вон. Он настолько привык к глухой тишине лесного массива, что острое предчувствие беды мгновенно захлестнуло его разум.

Волкошин сильно постарел за прошедшие годы, даже неторопливые пешие прогулки в последнее время давались ему с трудом, но сейчас он, не оглядываясь, бегом бросился назад, к входу в подземные уровни базы, благо это было недалеко, всего в полукилометре от того места, где его настиг внезапно накатившийся из поднебесья рокот.

Тот факт, что Вячеслав Андреевич не был осведомлен о попытках связи с планетой, которые предпринимал командир «Неустрашимого» перед высадкой десантных подразделений, объяснялся просто: все приемопередающие устройства находились в ведении кибернетических систем, а он на протяжении двух с лишним лет, по сути, являлся узником огромного кибернетического комплекса, истинных размеров и боевой мощи которого он попросту не знал. Кем являлся Волкошин в понимании кибернетических систем базы «Омикрон»? Не более чем крупицей сущего, со строго определенными правами доступа, разрешающими ему свободу передвижения в пределах комплекса биологических лабораторий, не более.

Он не принимал никаких кардинальных решений, не мог влиять на автономный кибернетический мир или получать от него какую-либо информацию. Волкошин сосуществовал с машинами, пребывая в полном неведении относительно исхода войны, но его осознанный конформизм имел в своей основе благую цель. Чувствуя, что дряхлеет, Вячеслав Андреевич был одержим только одной целью: во что бы то ни стало довести до логического завершения процесс взросления своих питомцев. Его уже не интересовал ни внешний мир, ни исход войны – неизбывно хотелось лишь одного: увидеть, как из камер биологической реконструкции восстанут потомки тех людей, кто отдавал свой генетический материал в банк генофонда Земли более четырехсот лет назад, накануне массового исхода колониальных транспортов.

Он свято верил, что этим подросткам достанется светлая судьба, что они сумеют продолжить начатое им дело и мирно овладеют безупречно терраформированной планетой.

Для этого было необходимо соблюсти одно непременное условие: не тревожить до времени дремлющий электронный мир…

…Через десять минут, задыхаясь от быстрого бега, он оказался подле поросшего дерном холма, в склоне которого располагался неприметный вход, охраняемый двумя тщательно замаскированными лазерными установками.

Обычно тут было тихо и пусто, но сейчас взгляду Волкошина открылась совершенно иная картина: склоны холма разверзлись, словно прямоугольные пласты дерна подняла вверх и отнесла в сторону неведомая сила, а из глубин открывшихся тоннелей доносился монотонный, хорошо узнаваемый звук.

Вячеслав Андреевич остановился, не в силах вдохнуть.

Грудь резало острой болью, не то от спазма, вызванного непривычными физическими усилиями, не то от ясного, неумолимого осознания непоправимости внезапных событий…

Звук, доносившийся из глубин подземелий, нельзя было перепутать ни с чем. С таким характерным присвистом сервоприводов передвигались только боевые шагающие машины – исчадия порожденных войной технологий, вершина технической мысли работавших на войну конструкторов, воплощенная в кибернетических механизмах с искусственным интеллектом, которые дремали до поры в неведомых глубинах подземных уровней базы «Омикрон».

Волкошин остановился, тщетно пытаясь унять резь в груди.

Губы старика мелко тряслись от нервного и физического напряжения. Его душила боль и обида на злонравную судьбу, ведь за плечами лежали три года одиночества, кропотливого, вдумчивого труда, а до пробуждения взлелеянных им подростков оставалось меньше месяца…

Господи, неужели в мире нет ни капли справедливости? – растерянно думал он, укладывая дрожащую ладонь в углубление сканирующего устройства дверей.

Проход послушно открылся перед ним, но, прежде чем войти в сектор биологических лабораторий, Волкошин увидел, как из открывшегося зева транспортного тоннеля на свет вышла устрашающая фигура первого «Фалангера» – шестидесятитонной серв-машины, которой управляла система «ALONE».

Это была смерть в чистом виде, и кому, как не Вячеславу Андреевичу, было знать, что, однажды разбуженная, это псевдожизнь уже не уснет при любом стечении обстоятельств…

Преступая порог залитых стерилизующим ультрафиолетом помещений, он теперь думал лишь об одном: как уберечь ни о чем не подозревающих подростков от назревающего противостояния неведомых ему сил?..

Волкошин пересек криогенный зал, сел в кресло за центральным терминалом управления, и его пальцы машинально разыграли партитуру команд, которая выражалась всего тремя словами:

«Режим экстренного пробуждения».

Он отчаянно надеялся, что ему повезет и он успеет вывести своих питомцев из эпицентра назревающих событий.

* * *

– Командный, здесь БПМ-1, вышел на позицию. – Командир планетарного танка посмотрел на экран лобового монитора. – Вижу магистраль, ширина – десять метров, ведет в направлении центра лесного массива.

– Удерживать позицию, – пришел ответ на командной частоте. – Докладывать о малейшем изменении обстановки.

– Понял вас.

Две боевые планетарные машины свернули с дороги, скрывшись в кустарниковом подлеске, откуда хорошо просматривалось ровное, как стрела, полотно автомагистрали.

Лес возвышался угрюмой, невнятно шелестящей стеной, колоннада стволов сжимала дорогу, сужаясь в перспективе, а на экранах сканирующих систем по-прежнему не наблюдалось ни одного активного сигнала – лишь нейтральный салатовый фон.

– Разведгруппы вступили в границы массива. Всем удвоить внимание!

Звено «Ягуаров», следуя заранее разработанной схеме барражирования, вошло в крутой вираж, стремительно продвигаясь на предельно низкой высоте. Сканеры космических истребителей, ориентированные на обнаружение металла, аномальных тепловых всплесков и электромагнитного излучения, работали на полную мощность.

– Выходим на прямой курс, – раздался приказ ведущего. – Высота двести, охват зоны сканирования в радиусе десяти километров.

Три истребителя, обгоняя звук, неслись почти над самыми кронами деревьев.

Кейтлин спокойно вела машину. За годы службы на борту «Неустрашимого» она свыклась с непривычным поначалу «Ягуаром». Техника колонистов имела множество отличий от тех систем, управлению которыми она обучалась, но девушке пришлось менять не только технические знания – после первого боя и неожиданного спасения радикально изменилась вся ее жизнь, и на фоне моральных перемен остальные трудности казались практически незаметными.

В конечном итоге она сумела сдержать данное капитану фон Бергу слово, и хотя в среде пилотов ее недолюбливали за замкнутость, но свои профессиональные обязанности Кейтлин выполняла безупречно.

Она по мере возможности старалась не тревожить прошлое и не думать о будущем. Никто не знал, что ее психика все еще балансирует на зыбкой грани, а время так и не сумело стереть нереальные воспоминания, связанные с иным существованием и болезненным переходом в грубую реальность…

Что-то не давало ей жить так, как остальным: переживать неудачи, радоваться успехам, словно в душе оставался негнущийся стержень, не поддающийся ни течению времени, ни сменам обстановки.

Редкие минуты покоя, душевного равновесия Кейтлин, как ни странно, испытывала в рубке истребителя, когда вокруг не было ни души, лишь она, машина и звезды…

В этот раз все сложилось не так.

Лес, сливающийся под днищем истребителя в сплошные грязно-зеленые полосы, изначально не понравился ей своей кажущейся, обманчивой статикой.

Она чувствовала – это западня, но не высказывала своего мнения вслух, лишь ее глаза напряженно следили за мониторами сканирующих систем, поэтому Кейтлин первой заметила аномальный сигнал, который появился на зыбкой границе зоны эффективного обнаружения.

– Здесь «Ягуар-3». Докладываю: термальный всплеск, с поправкой курса на пятнадцать градусов. Предположительно – реактор серв-машины, класс «Фалангер».

– Вижу. – Голос ведущего зазвучал натянуто, напряженно. – Но мой анализатор выдает лишь размытое тепловое пятно… – усомнился он в категоричном выводе ведомой.

– Это «Фалангер», – упрямо повторила Кейтлин, но командир звена не ответил, он попросту не успел произнести застрявшую в горле фразу. Системы обнаружения трех истребителей в этот момент буквально захлебнулись истеричным воем, реагируя на огромное количество внезапно проявивших себя термальных всплесков и потоков электромагнитного излучения…

Секунду в эфире царила гробовая тишина, затем все услышали голос командира:

– Внимание всем! Серв-машины! До сотни сигналов, класс не определен! Движутся от центра массива в сторону зоны высадки!

Никто не успел отреагировать на выброшенную в эфир информацию, а головной истребитель уже начал свечой уходить в поднебесье, переворачиваясь, чтобы войти в петлю, два ведомых синхронно изменили курс, резко расходясь в стороны, – это был отработанный маневр уклонения от вероятного ракетного залпа, с одновременным расширением зоны сканирования, но в данной ситуации он оказался не только бесполезным, но и опасным, прежде всего для машины командира звена, которая резко потеряла скорость ради набора высоты.

Зенитные установки залпового огня ударили из-под плотного шатра древесных крон, и головной истребитель окружили сотни разрывов, превратив «Ягуар» командира звена в уродливый изрешеченный обломок, который мгновенно вспыхнул и начал падать, роняя фрагменты дымящейся обшивки…

Секунду спустя внизу полыхнул взрыв.

Кейтлин видела все от начала и до конца. Ее разум впитывал каждое мгновение внезапно начавшегося боя. Истребители «Неустрашимого» не несли на своем борту таких сложных кибернетических систем, какие устанавливались на малых кораблях Альянса, но ей хватило одного взгляда на схему отслеженных сканерами потоков электромагнитного излучения, чтобы определить, где расположен испускающий их центр.

Кому, как не Кейтлин, было знать все тонкости взаимодействия кибернетических систем, и она не сомневалась ни на секунду: вычисленная точка являлась навершием командного центра, откуда приказы кибернетической сети передавались на приемные устройства исполнительных машин.

Еще не смолк грохот взрыва, в котором погиб ее ведущий, как в эфире раздался голос Кейтлин:

– Здесь «Ягуар-3». Орбита, фиксируйте телеметрию, выхожу на курс атаки. Цель – установка связи.

«Ягуар» вошел в стремительный вираж, по-прежнему двигаясь почти над самыми кронами деревьев, и спустя несколько мгновений от его днища отделились две бомбовые кассеты.

– Есть разделение боевых частей! Три секунды до поражения цели!

Она продолжала уводить свою машину прочь, двигаясь обратным курсом к окраине лесного массива.

За кормой истребителя вспух ослепительный шар огня; взрывная волна выдирала с корнем огромные, полыхающие, как спички, деревья, выбрасывая их в небеса, вперемешку с тоннами земли, обломками параболических антенн и раздробленными фрагментами бетонных конструкций.

Стопроцентное попадание.

На мостике «Неустрашимого» Дитрих фон Берг резко повернулся к операторам:

– Расшифровку телеметрии, немедленно!

Кейтлин начала плавный набор высоты, рассчитывая подняться в стратосферу уже вне досягаемости наземных установок, но она еще не знала, что множественные сигналы, зафиксированные сканерами ее машины при боевом заходе на цель, сейчас расшифрованы компьютерами «Неустрашимого», и добрая половина из них идентифицирована как тяжелые серв-машины класса «Фалангер», которые принципиально не могли пострадать от разрушения передающего командного центра.

Снабженные программным пакетом «Одиночка», они являлись полностью независимыми боевыми единицами, и их кибернетические системы уже две секунды вели ее истребитель, захватив его в качестве цели…

…Кейтлин поняла, что из зоны лесного массива не уйти ни одним из мыслимых способов, но осознание этого наступило лишь в тот миг, когда выпущенные ей вдогонку тугие снарядные трассы разрубили обе несущие атмосферные плоскости «Ягуара», и истребитель, мгновенно потеряв управление, начал стремительно падать, беспорядочно вращаясь вокруг своей оси…

Последнее, что успела сделать Кейтлин, – это ударить ладонью по кнопке аварийного катапультирования.

Вокруг пилот-ложемента мгновенно сомкнулись сегменты герметичной капсулы, снабженной системой криогенного жизнеобеспечения, которая могла поддерживать жизнь пилота даже при многомесячном дрейфе в космическом пространстве.

Автоматика действовала безукоризненно, но герметичная капсула едва успела отделиться от обломков истребителя, как ее встретил хлесткий удар древесных крон.

Кейтлин уже не воспринимала динамических ударов; в то мгновение, когда она ударила по кнопке катапультирования, автоматика пилот-ложемента выстрелила ей в шею микроинъектором, содержимое которого мгновенно погасило сознание, чтобы пилот своими рефлекторными реакциями не смог помешать точно рассчитанным действиям, направленным на спасение человеческой жизни.

Для системы аварийного жизнеобеспечения не было никакой разницы в том, что ее активация осуществлялась не в открытом космосе, а в пятистах метрах от поверхности планеты.

Отделившаяся от обломков «Ягуара» капсула пробила кроны деревьев и глубоко вошла в податливый рыхлый грунт.

Секунду спустя в полукилометре взорвались обломки рухнувшего в лес «Ягуара».

* * *

– Сэр, она погибла.

Фон Берг мрачно смотрел на экран, где разворачивались строки расшифровки данных.

– Капитан, серв-машины движутся по дорогам. Они будут в зоне высадки через шесть с половиной минут!..

Дитрих машинально вытер выступившие на лбу бисеринки пота. Ему редко приходилось ошибаться в своих расчетах, но на этот раз чрезмерная осторожность капитана грозила обернуться гибелью целого подразделения. Три потерянных «Ягуара» горели чадными кострами в разных точках лесного массива, а самоотверженная и рискованная атака Кейтлин, похоже, не дезориентировала, а только разворошила это гнездо…

– Срочная эвакуация, – произнес он, принимая тяжелое, но единственно верное решение.

– Сэр, экипажи БПМ не успеют произвести процесс парковки.

– Пусть бросают машины и уносят ноги! Это приказ!

* * *

Есть два направления, в которых эволюционирует боевая техника в период войны, когда каждый механизм той или иной машины проходит испытания на прочность не в полигонных условиях, а на полях сражений.

Когда Кейтлин была зачислена в штат крейсера «Неустрашимый» и ее допустили к полетам, то она сразу же поняла: имея в своей основе одних и тех же «предков», машины Альянса и флота Колоний шли разными путями развития.

Земная промышленность на протяжении всей войны совершенствовала компьютерные составляющие, в колониях же основной упор делался на человеческий фактор.

При таком подходе соответственно менялась и конструкция машин. Сложные, склонные к частым сбоям узлы заменялись на более простые и надежные, в ходу неизменно оставались полуавтоматические системы, которыми с одинаковой эффективностью мог управлять как человек, так и компьютер.

Единственным типом бортовых агрегатов, которые неизменно усложнялись, стремясь к полной автономии, были системы жизнеобеспечения, особенно те, что относились к разряду аварийных.

…Она не слышала звуков разгоревшегося боя, не ощущала, как дрожит земля под тяжкой поступью серв-машин, – автоматика сомкнувшейся вокруг пилот-ложемента спасательной капсулы не остановилась на том, что выключила сознание пилота. Внутри тесного кокона заклубился молочно-белый газ, затем в мутной черноте вспыхнули и тут же погасли сигналы индикации, оставив после себя лишь зеленый столбик, пульсирующий в такт замедляющемуся дыханию Кейтлин.

Она погружалась в низкотемпературный сон – системы экстренного поддержания жизни запустили криогенную программу после безуспешной попытки связи с бортовыми компьютерами базового корабля высадки.

Лес блокировал слабый, исходящий из-под слоя рыхлой почвы радиосигнал. Никто не слышал этого призыва, не отвечал на него, и, следовательно, спасти жизнь пилота мог только процесс экстренного замедления всех жизненных функций.

– Десантные модули вышли в стратосферу, сэр!

Фон Берг облегченно вздохнул.

Шесть брошенных внизу БПМ, по его мнению, были мизерной платой за спасение десятков человеческих жизней.

– Они на мониторах! – раздался доклад одного из офицеров, который постоянно следил за показаниями сканеров.

Дитрих перевел взгляд на укрупненное изображение демаскированного космического порта и увидел, как на окраину стеклобетонной равнины выходят растянувшиеся в цепь серв-машины. С такой высоты, даже при максимальном увеличении, они казались не более чем игрушками, но фон Берг знал, на что способны шестидесятитонные боевые механизмы. Мысленно сосчитав их, он почувствовал, как неприятный озноб бежит вдоль позвоночника.

– Всем установкам ракетного запуска, разобрать цели и доложить о готовности! – приказал он, пристально наблюдая за движением серв-машин.

Три десятка «Фалангеров» миновали углубления стартопосадочных мест и остановились. На экранах умножителей, куда бортовой компьютер транслировал оцифрованное и многократно увеличенное изображение космического порта, было отчетливо видно, как медленно приподнимаются уплощенные торсы сервоприводных машин, нацеливая в зенит установки залпового ракетного огня…

– Захват целей окончен!

– Огонь! – произнес фон Берг, по-прежнему не отрывая взгляда от страшных контуров кибернетических исчадий, которые уже начали выпускать гидравлические упоры, готовясь произвести массированный залп по «Неустрашимому».