Текст книги "Конан-варвар. Неизвестные хроники"

Однако по здравом размышлении Конан решил, что землетрясений на болотистой почве не бывает. Следовательно – это проседает, медленно разрушаясь от времени и сырости, фундамент. И это место в кладке наиболее слабо, и, разумеется, ненадёжно.

Поэтому для визита внутрь он предпочёл третью дыру: она располагалась на почти противоположной от разрушенного портика стороне, и выходила на заднюю сторону строения: как раз на лес.

Протискиваться сквозь треугольную щель оказалось трудно: в глубине стен пятифутовой толщины она становилась и уже, и иззубренней. Но киммериец не потому получил прозвище лучшего вора Ойкумены, что отступал перед трудностями, или искал лёгких путей: он мог, при необходимости, просочиться почти в любую щель – совсем как змея. Вернее – змей!

Внутри оказалось темно.

И даже свет, который по-идее должен был просачиваться внутрь из окна-отверстия в центре купола, и из пролома разрушенной стены напротив, да и из входного портала, не рассеивал непроглядного мрака, царящего в гулком и явно пустом пространстве. Которое, как чуял Конан, давно никто не нарушал присутствием: пахло лишь пылью и плесенью.

Бесшумно развязав горловину своей сумы, Конан достал крюк с привязанной к нему верёвкой. Он прикинул, что её пятидесяти ярдов ему должно хватить с избытком – до пола не должно быть больше десяти.

Крюк удалось закрепить надёжно: за несколько особо хорошо сохранившихся кирпичей. Верёвка бесшумно ушла вниз, мягко спускаемая умелыми руками. Конан ещё раз оглядел крышу, настойчиво вслушиваясь в почти звенящую тишину.

Ничего.

Он перекинул перевязь с мечом за спину: так-то оно понадёжней будет!..

Ладно, лезть надо.

Где-то после десятого ярда спуска он начал пытаться нащупать пол ногой.

Нет. Нет… Вот ушёл вверх и узел на верёвке, обозначавший двадцать ярдов, а пола так и нет. Хм-м… Странно. Может, пол главного зала – ниже уровня земли? Вряд ли. Потому что тогда он был бы весь залит грунтовыми водами, и здесь плескалось бы озеро.

Когда верёвка закончилась под ногами, Конан все равно слез до последнего узла на самом конце – пытаясь-таки хоть что-то нащупать… Тщетно.

А вот прыгать с неизвестной высоты на неизвестную поверхность – не дело. Потому что мало ли какую гадость измыслило чёрное коварство очередного мага, который тут поработал! Можно напороться, скажем, на острые колья. Или – лезвия ножей. Или…

Вот именно – лучше не пытаться это выяснить на собственной драгоценной шкуре!

Придётся возвращаться.

На подъём ушло минут десять: Конан старался свои злость и усталость сопением не выдавать. Теперь он вынужден был перейти к тому пролому, куда легко вошёл бы отряд всадников. Крюк, правда, пришлось закреплять за башенку портика, а не за крошащиеся под пальцами кирпичи кромки пролома.

Верёвку он разматывал уже быстрей, и спускался не так тихо.

Но – с тем же результатом. Дна не было!

Да что же это…

Киммериец раздражённо сплюнул прямо на крышу, на которой снова сидел: странные тут творятся вещи. Не иначе, как пространство внутри главного зала не намерено подчиняться его представлениям о том, каких оно должно быть размеров.

Ну да и ладно. Раз внутри всё так же тихо, и пахнет по-прежнему тленом веков, придётся-таки идти напролом. Не сидеть же у входа до рассвета?!

Но идти вслепую в такое странное место… Чёрта с два!

Он, всё ещё стараясь действовать бесшумно, спустился на землю. Прошёл к порталу. Постоял, вслушиваясь. Бэл раздери: он же чует, что – никого!..

Конан, уже не боясь звона кремня о кресало, разжёг трут и несколько оставшихся щепок прямо тут же – у порога входного проёма. Запалил от костерка приготовленный факел. Поднял над головой: вперёд!

Вход выглядел обычно. Ну портал и портал. Дверей вот только нет и в помине: то ли украли какие расхитители, то ли их и не было. Зато пол зала оказался выложен искуснейшими мастерами: такую прекрасную мозаику из различных пород цветного камня Конан редко видел и во дворцах. Однако стен почему-то видно не было, как бы высоко он свой факел ни поднимал!

Киммериец старался быть внимательным к щелям в полу: неровён час, нарвёшься на какую-нибудь ловушку… Но если прямо у входа оказалось нанесено немного пыли, на которой не отпечатался, впрочем, ни один след – ни людской, ни звериный! – то дальше вглубь зала не имелось и пыли, и отлично сохранившие полировку плиты отбрасывали обратно в глаза слепящие блики от его факела.

Конан решительно зашагал прямо: ему описали зал, хоть и не предупредили, что тот окажется настолько огромным: только через добрых десять минут вдали наконец показалась задняя стена.

Да что же за шутки здесь выкидывает его чувство времени и пространства?! Или это – такое колдовство? А хорошо. Для служителей. Получается, снаружи Храм – крохотный (Ну, сравнительно!) каменный куб, а внутри можно спокойно разместить хоть базарную площадь огромного города. Да, кажется, и не одну!

Пол под ногами перестал складываться в разные узоры и геометрические фигуры, а превратился в чёрный монолит: похоже, из обсидиана. Конан подивился: отполировать столь твёрдый и неподатливый при обработке материал мог только очень настойчивый и сильный мастер. Нет – мастера! Десятки, сотни работников! Вооружённые прочнейшим инструментом. И располагающие огромным запасом времени…

Кто же на самом деле построил этот Храм?! Похоже, он куда древней, чем кажется. И поэтому – опасней.

Ловушки древних династий и народов понять и обнаружить куда сложней! А уж обезвредить…

Но вот под ногами снова оказалась мозаика из вычурно-изящных изображений цветов, побегов, линий, и фигур разных цветов: мрамор, гранит, песчаник, ещё что-то… А вот сами узоры показались странно знакомы!

Конан сердито поджал губы: точно! Ещё бы не знакомы! Он опять вышел прямо к входному порталу, будь он неладен!

Да что же это?!

Он ведь не слепой, и не полный идиот – шёл всё время прямо! Тут-то он уверен в себе.

Но…

Но получается – что не прямо.

Ах, вы так, значит, со мной…

Конан коротко рыкнул, поднял факел, сгоревший уже больше чем наполовину. И стремительно ринулся в тягуче-вязкое, и словно издевающееся, пространство…

Провести остаток ночи в бодрствовании и повторении тщетных попыток варвар особого смысла не видел. Поэтому постелил у входа своё одеяло, и даже не позаботился положить под изголовье кинжалы: теперь-то ему было отлично понятно, почему внутри нет даже следов звериных лап. Уж звери-то чуют такое!..

Разбудило солнце – Храм древние строители расположили таким образом, что его восходящие лучи попадали как раз в портал входа, образуя на пыли и плитах подобие дорожки, истаивающей там, в глубине таинственно полутёмного зала.

Вот по этой неверной дорожке варвар и двинулся, даже не позавтракав, и удивляясь, почему это свет не проникает через окно-отверстие в куполе: по идее, должен бы. Однако в центре купола не видно было даже хоть сколько-нибудь светлого пятна. А ведь круг этого окна имел не меньше пары шагов в поперечнике!

Завтракать пришлось там же – у входа. Потому что поход натощак в глубину Храма и при солнечном свете оказался безуспешен: спустя каких-то двадцать минут варвар вышел вновь ко входу. Сердито поглядывая на стены – ничем выдающимся в смысле декора те не порадовали: простые, и даже не отполированные каменные блоки кирпичей! – Конан расправился с припасами, собранными давешней бабушкой. Но котомку не бросил, (мало ли!) а спрятал назад в свою необъятную суму. Теперь нужно подумать.

Раз в лоб, прямо, не пройти, должен найтись какой-то другой способ. Ведь не может так быть, чтоб сами жрецы и строители этого древнего безобразия не предусмотрели для себя прохода – хоть какого-нибудь! – к алтарю! Алтарю, видимому теперь при свете ослепительно сияющего солнца, там, вдали – у задней стены, и словно айсберг, возвышающемуся над струящейся над самым полом дымке таинственного сумрака.

Конан стал внимательно рассматривать плиты. И скоро заметил кое-что.

А ведь похоже на Лабиринт! Если попробовать идти по вот этим лозам, они, возможно, могут вывести…

Однако следование по предательски извивающейся ядовито-красной дорожке через час снова привело его ко входу, заставив описать, как он понял, полный круг!

Бэл их раздери. Вот хитро…адые твари! Что делать-то?!

Такая система защиты, получается, оказалась куда действенней, чем охрана с помощью всяких монстров, защитников, и ловушек! А ведь он не может даже выместить хоть на каком-нибудь страже свою досаду: нет здесь стражей! Ну, живых… Но раз Храм считается Храмом – должны быть хотя бы служители.

Он всматривался в стены и пол, раздражённо хмурясь. Нет. Что-то должно быть здесь этакое… Простое. Но одновременно – такое, что любому умному человеку в голову просто не придёт.

Значит, придётся попробовать… Вести себя глупо. Не так, как обычный человек…

Киммериец, сердито отдуваясь и оглядываясь через плечо, встал к еле заметному в глубине алтарю спиной.

Двинулся от входа задом – ориентируясь на медленно тускнеющее пятно входа.

Ого! Примерно на сотом шаге пятно потускнело настолько, что его стало просто не видно даже его кошачьим зрением!!!

Вокруг расстилалось чёрное вязкое пространство, загадочно-зловеще переливаясь всеми оттенками агата и обсидиана, на голову давило похлеще, чем если б нырнул на глубину двадцати саженей, а в уши, до этого словно заложенные ватой, начали лезть какие-то посторонние звуки!

Конан быстро огляделся, присев пониже, и даже встав на колено: да, верно! Вон: позади, за спиной, явно что-то происходит! Какое-то движение!

Люди?! Нет, пока ещё – смутные, еле различимые в полумраке тени! Но…

Но он не сможет до них добраться, если развернётся вновь передом: тогда его встретит неизменный «любимый» портал! Радует только то, что незнакомцы, похоже, пока не заметили его присутствия… Хотя и двигались необычно, так же как он – спиной вперёд! Смотреть оказалось, мягко говоря, дико. Но незнакомцы, похоже, привыкли: словно у них глаза на затылке! Или они здесь уже каждый камень, каждую плиту мозаики знают… Хорошо только, что хоть и идут лицом к нему – а пока не обнаружили.

Вот и надо не торопиться, а так и оставаться – бесплотной и бесшумной тенью!

Сдерживая дыхание и постоянно кидая взгляды одними зрачками во все стороны, варвар пригнулся пониже, и стал просто недвижной бесплотной тенью, словно растворившись в полумраке огромного зала. Ему повезло: процессия из двенадцати серо-чёрных фигур, одетых в подобие хитонов, спадавших до самого пола, как раз скрылась, так и не заметив его, в одном из боковых проёмов, похожем на проём самой обычной двери.

Откуда здесь – двери?! И – главное! – куда они могут вести?! Ведь ни одного входа снаружи, кроме парадного, он не нашёл?!

Однако Конан поторопился, пока его не засекли, подняться, и дойти до алтаря.

Это оказался немаленький постамент из двенадцати высоченных ступеней, с жертвенным камнем наверху. Спереди сквозь все ступени был проложен вроде как жёлоб, выходящий в чашевидный бассейн. Не иначе, как для сбора крови: об этом говорили и отвратительные буро-коричневые потёки, покрывавшие дно жёлоба и бока камня. Киммериец решил пока спрятаться за мощным прикрытием постамента позади ступеней. Благо, здесь лежала тень, и слиться с серо-чёрным полом проблемы не представляло.

Нужно же узнать, куда он, наконец, попал, и чем это может грозить на самом деле! Потому что никакого опала Нэсса, как и описанной ему фигуры самого Нэсса в образе человеко-слона, якобы долженствующего восседать на алтаре, заметно почему-то не было.

Нигде.

Не прошло и минуты, как тёмные тени вновь появились из чёрного проёма.

Но теперь спокойствием и невозмутимостью и не пахло: могучие руки сильных мужчин, видимые из-под чего-то вроде сутан, тащили к алтарю – явно жертву!

Ну и, разумеется, это опять оказалась красивая девушка! Да ещё и нагая…

Конан грязно выругался про себя.

Вот ведь везёт ему на такие дела!..

Нет бы для разнообразия – спасать пришлось какого-нибудь юношу, или мужчину. Или старушку… Ну, или хотя бы женщину. А тут – почти девчонка, лет двенадцати!

И явно – девственница.

Девочка между тем кричала, билась в могучей хватке, и посылала проклятья (Ну, не похвалы же?!) на головы своим палачам на странном языке, которого Конан, насколько мог судить, никогда раньше не слышал. Ага, очень ей это помогало…

Но вот её подтащили к жертвенному камню.

Четверо жрецов привязали распяленную девушку за руки и за ноги лицом кверху к кольцам, вмурованным в пол. Теперь жертва могла только бессильно рыдать и дёргаться, в тщетных попытках освободиться от своих пут, да ещё ругаться, и ёрзать худенькой спиной по шершавому равнодушному камню, на боках которого застыли омерзительно шелушащиеся потёки, поскольку он явно пережил смерть не одной такой несчастной.

Конан подумал, что напрасно эти придурки не посмотрели вначале назад, за ступени, распластавшись за которыми он сейчас лежал. Но вылезать и освобождать девушку, проклятья и вопли которой теперь перешли в еле слышную молитву и всхлипывания, пока не спешил.

Знал, что главное представление ещё впереди.

И точно.

Из тёмного проёма появилась фигура повыше: наверняка Главного жреца. В обеих руках перед своей грудью он что-то нёс. Конана пронзила догадка: вот он – опал Нэсса!

И сейчас его наверняка будут «омывать» в крови очередной невинной и беззащитной жертвы, чтоб «сделать нашего покровителя ещё могущественней и благосклонней к своим верным рабам!»

Сколько раз он с таким д…мом сталкивался! Даже где-то поднадоело…

Но девушку спасать всё равно придётся.

Иначе он не будет Конаном-киммерийцем!

Спасать и правда – пришлось.

После «традиционного» чтения молитв, с вознесением рук с блестящим предметом над распростёртым беспомощным телом, Главный положил опал в выемку у головы жертвы, и достал из-под хитона чуть изогнутый и отблескивающий стальными зубцами нож немаленького размера – почти меч!

Но когда он попытался вонзить его дико закричавшей при виде стали девушке в грудь, меч уже киммерийца перерубил руку с зажатым орудием смерти!

Рука, отрубленная по плечо, упала к подножию камня, извиваясь и дёргаясь, словно настоящая змея!

Конан не стал ждать, пока остальные жрецы достанут из-под хитонов то, к чему сразу потянулись их бледные, но мускулистые руки, а с боевым киммерийским кличем промчался по периметру камня-алтаря, отрубая головы, нанося колющие и режущие удары, и вспарывая животы.

Выхватить кинжал успел лишь один, наиболее свирепый на лицо, жрец: по виду – настоящий стигиец. Однако не слишком это ему помогло: живой, словно ртуть, варвар перерубил поднятый клинок вместе с шеей оскалившегося мерзавца!

Теперь вокруг камня никто не стоял, зато лежащих – стенающих, ругающихся, или бившихся в агонии, валялось хоть отбавляй.

Конан, затылком почуяв опасность, повернулся к Главному.

Вот гад! Жрец оказался весьма настырным и мужественным фанатиком: теперь он пытался целой рукой разжать пальцы отрубленной, чтоб перехватить орудие жертвоприношения!

Конан исправил ситуацию: отрубил сразу голову.

Она покатилась как раз по жёлобу вниз. И упала в бассейн. Вскоре туда же дошла струя крови из перерезанной шеи жреца. Из бассейна донеслось подозрительное шипение и повалил дым.

Это Конану очень не понравилось. Он мгновенно обежал жертвенник, перерубая путы девушки, и метнул ненужный больше меч назад – в ножны. После чего перекинул замершее не то – от ужаса, не то – от удивления тело через плечо, и ринулся к выходу!

Однако как бы сильно киммериец не спешил, подобрать с пола свободной рукой каким-то образом укатившийся на дюжину шагов от ступеней опал, он не забыл! Вспомнил варвар и про странный способ «прибытия» – бежал спиной к выходу! Ориентировался при этом на медленно отдаляющийся алтарь, из ямы перед которым теперь валил ужасно густой, кроваво-коричневый, и словно липкий, дым, и появились гигантские языки пламени – как от настоящего пожара!

Девица на его плече что-то закричала. Бросив взгляд назад, Конан обнаружил, что вход начала перекрывать неторопливо опускающаяся сверху капитальная решётка!

Он и сам заорал, и наддал что было мочи, хотя бежать задом оказалось ужасно неудобно и медленно! Но в последнюю секунду Конан кинулся на пол, и бросил вперёд, под острия пик, свою ношу, и проскочил, уже на спине, и сам!

Острия чуть скользнули по могучей груди, оставив три кровоточащих бороздки…

Со скрежетом и грохотом острия пик ударили в пол: мозаичные плиты словно скрючились, пошли трещинами от удара! Ещё более страшный грохот и рёв, словно из глоток тысячи раненных медведей, донёсся изнутри, со стороны алтаря!

Конан не придумал ничего лучше, как снова взвалить даже не попытавшуюся подняться на ноги удивлённую девушку на плечо, и ринуться прочь со всех сил – благо, бежать уже можно было нормально!

За спиной гремело и ревело, иногда словно потоки пламени лизали его обнажённую спину, заставляя щуриться, трясти лохматой головой, и рычать, а омерзительный запах горелой плоти и жжёных волос бил в ноздри, заставляя наддать ещё! Конан, мощно втягивая обжигающий воздух широко открытым ртом, продолжал нестись из последних сил, крепко вцепившись одной рукой в опал, а другой – в извивающееся, и почему-то пытающееся слезть с плеча тело…

Сзади раздался оглушительный взрыв!

В спину киммерийца словно дунули ураганы всех океанов! Его подхватило вихрем, и пронесло шагов двадцать! После чего бросило лицом вниз прямо в мелкую, и затянутую зелёно-жёлтой ряской, лужу заболоченной равнины Мазори.

Однако он успел бросить подальше вперёд ту, что нёс на плече: пусть хоть она спасётся!..

После этого оглушающая чернота навалилась на его голову, и он уплыл во тьму Валхаллы…

Однако оказалось что никуда он не уплыл.

Очнулся от того, что кто-то брызгал ему в лицо слегка воняющую болотом воду, и сильно хлопал по щекам, что-то надрывно-рыдающее приговаривая женским голосом.

Кром, что с ним случилось?!

Открыв глаза, и увидев над собой крохотное, чумазое и заплаканное детское личико, он всё вспомнил. Спросил по-зингарски:

– Погони нет?

Девушка недоумённо поморгала – явно не поняла. Может, попробовать по-местному, по-шемитски?

О! Сработало. Тоненький и охрипший, сорванный от крика голосок, ответил:

– Нет-нет! Никого там из жрецов не осталось! Но вот вокруг нас сейчас… Может, посмотришь, о мой спаситель? Хотя они ближе, чем на пять шагов пока не подходят…

Конан повернул голову.

А-а, старые друзья! Вокруг хлопало пастями с ужасающими для неподготовленного взгляда орудиями убийства, стадо в десяток коперов, переминаясь с ноги на ногу, но не смея подойти ближе. А приятно: стало быть, ладанка с грибами ещё работает…

– Плесни в них водой – как только что плескала мне в лицо. – Конан кивнул в ответ на немой вопрос и удивлённо расширившиеся глаза густо-синего цвета, казавшиеся непропорционально большими на крошечном личике. – Вот-вот: зачерпни прямо ладонями, и плескай!

Стаду одной пригоршни оказалось мало: девушка брызгала трижды, пока коперы не соизволили возмущенно не то – заржать, не то – зареветь, зафыркать, и ретироваться, сердито хлюпая по трясине огромными стопами, и подёргивая длинными плетями почти конских хвостов. Девушка вздохнула явно с облегчением. Подошла снова к нему:

– Ты… как?

Киммериец потянулся, лёжа на спине, проверяя все мышцы и органы…

Болеть, вроде, особенно ничего не болело, если не считать того, что чувствовал он себя так, словно пару суток играл в перетягивание каната со стадом слонов-Нэссов.

Он криво усмехнулся:

– Нормально. Хотя, конечно, бывало и получше. Я – Конан-киммериец!

– Спасибо, Конан-киммериец. Я уж думала, пришёл мой смертный час! – девушка шмыгнула носом, трогательно его сморщив, и смахнув непрошено выступившую вдруг слезу, – А как ты узнал, что меня принесут в жертву именно сегодня, в день после нарождения новой Луны?

Конан подумал, что пытаться соврать, чтоб выглядеть лучше, чем он есть, смысла нет:

– Никак я этого не узнавал. Я – просто наёмник. Меня прислали сюда украсть опал Нэсса, и обещали заплатить за него неплохие деньги. А тебя, кстати, мне как называть?

– Опал. И я – избранная Дочь Нэсса.

Когда первый порыв естественного удивления прошёл, и Конан смог закрыть рот, ему пришла в голову странная мысль:

– Так вот это, – он указал на всё ещё лежащий поблизости овальный камень, переливающийся всеми цветами радуги в свете заходящего солнца. – не опал?!

– Опал. Но – не опал Нэсса. Это опал Тимуды. Это ему меня должны были принести в жертву. И это его должны были омыть в моей крови. Чтоб Тимуда в очередной раз возродилась. Тогда двенадцать Избранных жрецов-Нэссов снова совершили бы акт священного соития! Ну, ты же их всех видел? И даже позаботился о том, чтоб они… – девушка запнулась, нервно хихикнув, – ни в какой акт вступить не смогли!..

А через год у меня должна была бы родиться сестра. А потом всё, как обычно – её младенческая душа должна была вселиться в очередную избранную смертную девушку. Вернее – новорожденную девочку. И это её должны были через двенадцать лет снова… Забрать сюда, в Храм. А Тимуда, позаботившись о благополучии своего послушного народа, снова отправилась бы в Царство теней Каледда. Погрузившись в священный бесплотный сон на следующие двенадцать лет.

– Хм-м… – если Конан и посчитал ритуалы Нэсса и Тимуды несколько запутанными и странными, это ровно ничего не значило: мало ли у каких народов и их Божеств – какие обряды, традиции и верования, – Так ты – стало быть, дочь Богини и Бога?

– Нет, только Богини. Да и то – не сама, а через её Дух. – девочка похлопала себя по почти плоской груди, – А мой отец, как и Великий Нэсс, до избрания был простым смертным.

– Так это не жрецы строили этот Храм Пурха?

– Нет. Не они. Это наш Праотец Нэсс, под руководством отца Тимуды, Великого Пурха, который избрал его своим Главным Слугой, лет шестьдесят назад заново отстроил этот, – девочка махнула рукой в ту сторону, откуда они бежали, – Храм Пурха. И это Нэсс принёс сюда этот опал.

Именно этот опал сделал возможным возрождение и воплощение Богини Тимуды в материальном теле. И, можешь мне поверить, она так прекрасна, что ни один смертный, даже жрец, (вернее – особенно избранный жрец!) не может устоять против её чар: некоторые даже умирали на её ложе, отдав ей в порыве страсти все соки своей души!

Конан подумал, что соки всё же – не совсем души, но спросил о другом:

– Так что, получается, все эти двенадцать «избранных» после «избрания» называются Нэссами?

– Ну да. Так уж принято, – девочка гордо вскинула на него вспыхнувший гордостью взор, – Так же, как Избранниц именуют – Опал!

Варвар подумал, что действительно – очень удобно. «Избранниц» во всяком случае не перепутаешь. Что же до жрецов… «Эй, Нэсс, возьми-ка чашу для омовения! Да не ты, а вон тот, с бородавкой! Нет, с малиновой бородавкой! На щеке!»

– Лучше скажи, куда мне тебя теперь отвести? Может, если твоим отцом был простой смертный, у тебя остались здесь какие-нибудь родственники?

– Разумеется! Глава гильдии купцов Шопесты, Хуссейн Саидакмаль – мой дядя. А вот отец мой погиб. Его тринадцать лет назад избрали. И забрали – чтоб подготовить. У нас в стране каждый год забирают по одному мужчине. Обычно – самому сильному. Ну, чтоб сделать Жрецом Пурха. И подготовить к роли Мужа Тимуды, отца очередной Опал.

Я родилась через полгода после его исчезновения. Мы с матерью оказались совсем одни. И очень бедствовали. (Ну, мы же тогда не знали, что я буду – Опал! Хотя у нас такого ни одна девочка никогда не знает!..) И если бы не дядя Саидакмаль…

Словом, десять лет я жила под опекой Хуссейн-бека.

Но потом, где-то полгода назад, избрали и похитили и меня. Думаю, мой дядя так и не смог смириться с этим. Скажи мне правду: это он… нанял тебя?

– Ну да. Я же тебе сразу сказал. Но… Как ты смогла выжить здесь?!

– С трудом. Хотя у них тут всё наверняка рассчитано. Чтоб сломить дух и тело жертвы. Но так, чтоб она осталась жива… – взгляд снова опустился к земле. Киммериец понял, что бедняжку действительно, «готовили». А всё же она молодец: не покорилась! – Если честно, эти полгода, пока меня готовили к ритуалу, были худшим кошмаром в моей короткой жизни… – девушку передёрнуло, и она, рухнув на колени, закрыла глаза руками.

Чтоб унять безутешные рыдания начавшейся истерики, Конан спросил:

– А твой дядя… Саидакмаль – он не посчитает кощунством то, что я не позволил свершиться чёрному обряду? Всё-таки – насколько я понял, у вас здесь Нэсс и эта самая Тимуда – Божества из высших? Вот я и думаю – Хуссейн-бек-то… Примет тебя назад?

Девушка к счастью, действительно словно очнулась:

– Если он ещё жив, то с удовольствием примет меня. Он поклоняется Мирте Пресветлому, а не Нэссу и Тимуде.

У Конана словно гора с плеч свалилась: хвала этому самому Мирте Пресветлому, ему не придётся ломать голову, как посадить на очередной трон очередную жертву колдовства или заговора! Зато…

– Так, получается, твой получивший новое имя, и «избранный», отец, должен был участвовать в твоём убийстве, и потом… Хм!

– Да.

– Но как же он… Ведь – отец же!

– Конан! Он же не мог знать, что это – я! Его дочь. Он же исчез до моего рождения!

Конан почесал в косматой голове. Похоже, эти Тимуда и Нэсс вовсе не против инцеста! Вот ведь …! Впрочем, ведь ничего страшного не свершилось, если только…

– А ты… Не сердишься на меня за то, что я, получается, убил твоего отца?

– Нет, конечно! Его же готовили двенадцать лет! За это время Жрец Тимуды отрешается от всего мирского, и полностью забывает всё то, что было с ним до попадания в Храм и посвящения!.. Так что ты убил не моего отца, а просто одного из двенадцати фанатиков! Да и, если быть откровенной, я и не испытывала к нему дочерних чувств: ведь я его даже не видела никогда. И даже не смогла бы сказать, который из двенадцати – он! – девушка хмыкнула и дёрнула тощеньким плечиком.

Конан подумал, что это весьма похоже на правду. Несчастных «избранных» обычно долго и тщательно готовят: зомбируют молитвами и ритуалами, и поят всякой наркотической отравой, так, что они и имени-то своего вспомнить не могут – он уже сталкивался с подобным. И не один раз…

Жрец ведь – не человек. Он – символ проявления Власти Божества. Или Богини.

– А твой дядька знал, что тебя должны принести в жертву?

– Разумеется!

– Но почему тогда он сразу не отправил спасать тебя – большой отряд наёмников?!

– Он не смог бы. Ему не позволили бы адепты Тимуды и Нэсса. То есть – почти все жители Шопесты. Кроме того, проходить через Портал Храма Пурха может только избранный. Или – жрец. Вот так меня и забрали – мы с матерью были на базаре, как вдруг небеса разверзлись, вокруг нас возникла серо-чёрная воронка, меня схватили чьи-то крепкие руки, и унесли прямо в небо…

Впрочем, у нас избранниц Тимуды всегда забирают именно так – чтоб понятно было, кто это сделал. И для чего. И какими сверхъестественными способностями обладают жрецы Культа Нэсса, и насколько чудесна их сила. Очередная Избранная Опал возносится в небо у всех на виду.

И жрецы всегда оставались при этом абсолютно безнаказанными. Никому и в голову не могло прийти, что можно как-то воспротивиться воле Богини!

Ну, так было до сих пор…

Конан подумал, что напрасно он забрался «порезвиться» в эту глухую провинцию Шема. Здесь и климат ужасен, и Стигия – рядом. А городок, в котором он решил поорудовать, и которого почему-то избегали его знакомые коллеги, и путешественники, оказывается, не так уж и безопасен… Как и «пристукнутые» жители: они, оказывается, «пристукнуты», и тихи лишь пока речь не идёт о попытках воспротивиться воле их гнусных божеств, и их кровавому культу.

И лучше будет, чтоб он тоже – побыстрее и навсегда покинул Шопесту.

Разумеется, не раньше, чем получит плату.

За Опал Нэсса!

Когда варвар, опираясь о чавкающую почву ладонями, поднялся, наконец, на ноги, его взору открылась весьма удручающая картина.

Храм Пурха лежал в руинах. Вернее, эти руины в точности повторяли те, в которых он останавливался на ночёвку сутки назад. Вот только эти ещё не успели порасти травой и мхом… Но если он хочет найти свою суму, лучше поспешить, пока солнце окончательно не село.

Пока они двигались к развалинам, (Теперь-то их никто не назвал бы «недоразрушенными»!) Конан расспрашивал девушку о матери и отце. Однако ничего особенного не узнал: отец до «избрания» звался Нурмумином, и служил десятником в местном гарнизоне. Мать – златошвея. Шила и халаты-чапаны для знати, и скатерти-сюзанэ, а когда кончился запас золотых нитей – простые балдахины-пологи от комаров для постелей…

Правда, чтоб убедить Опал вернуться к руинам, ему пришлось даже подпустить грозного рыка в голос:

– Ты что?! Хочешь идти домой натощак?! Между прочим, хоть тебя и перенесли мгновенно сюда, отсюда-то до Шопесты – пять дней пути. Это моим шагом.

А твоим – неделя!

Сума киммерийца нашлась быстро, и даже оказалась не повреждена: камни Храма словно избегали падать на неё! Чёрная и до сих пор весьма объёмистая поклажа Конана так и осталась лежать у входа. (Хорошо, перед тем, как начать свою попытку пробраться к алтарю «задом», он догадался вынести её наружу, за портал, и забросить подальше в густые кусты!) Если б не это – варвар даже не сделал бы попытки отыскать свои припасы: камней внутри бывшего Храма оказалось навалено по пояс, а местами – и повыше…

Он вынул в первую очередь кусок вяленного мяса:

– Вот. Поешь. Только жуй как следует – оно жестковато.

Девушка так и впилась зубками в кусок: даже замычала от удовольствия!

Конан подумал, что вряд ли её там, в Храме, усиленно кормили. Скорее, наоборот! Голод и постоянное давление на юный разум обычно лучше всего помогают справиться с сопротивлением жертвы. Однако она – молодец. Боролась до последнего!..

Сам же киммериец со вздохом облегчения достал из сумы котомку, которую дала ему бабушка Тома, и вынул из голенищ сапог кинжалы.

Поглядел на Опал, на котомку. (Хвала Крому, она достаточно велика!) Прикинул.

Так. Если сделать прорезь вот тут, по дну, и вот тут – наметить отверстия для рук… А сюда перекинуть лямку…

Через три минуты он с гордостью подал получившееся изделие девушке:

– Ну-ка – примерь!

В свете заката лицо и шея девушки залились густой краской:

– Ой!!! Конан!!! Я только сейчас вспомнила, что я!..

Конан, вежливо отвернувшись, буркнул:

– Вот именно!

После чего повздыхал.

Девушка, первой нарушив неловкое молчание, начала хихикать:

– Это надо же! И ты всё это время молчал! Твоему чувству такта мог бы позавидовать любой падишах! А я-то за полгода привыкла – хожу, словно так и надо! А ты, бедолага… То-то я удивляюсь, что ты всё время отводишь глаза, и там, у себя в штанах, что-то поправляешь, да поёрзываешь!