Текст книги "Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы"

Правда, своим учреждением и УАН, и УАИ обязаны скорее самим себе – ученым, художникам и другим работникам науки и искусства[193]193
  Бойко Е. Д. Украинская интеллигенция и революция: общее и особенное // Украина в 1917–21 гг.: некоторые проблемы истории. Киев, 1991. С. 217–249.


[Закрыть], нежели политической воле местного руководства. Говоря об их создании, нельзя забывать, что это было время распада единого государственного, научного, культурного пространства, разрыва или резкого ухудшения сообщения и связей между Украиной и Россией, в которой осталась Академия наук. Нельзя забывать о миграции многих деятелей науки и искусства из большевистских Москвы и Петрограда в неподконтрольные советской власти Киев, Одессу, Екатеринослав и другие города Юга России. Все это оказало самое непосредственное влияние на рождение академий. Но в данном случае нас интересует другая сторона этого события, а именно то, что общественное сознание оказалось готово к восприятию факта существования «украинских» академий. Сознание того, что «Украина» стала чем-то большим, нежели национально-политический идеал украинских националистов, укоренилось среди российской интеллигенции, что, конечно, далеко не всегда означало принятие данного положения. Да и принятие его вовсе не означало отказа от сознания единства.

Вообще, значительная работа по украинизации всех сфер общественной жизни, если не большая часть ее, направлялась не указами и законами украинских правительств, а велась силами энтузиастов и активистов движения, по преимуществу представителей интеллигенции. УНР и гетманская Держава представляли своего рода «крышу», создавали благоприятные условия, в которых с новой силой развернулось национальное движение. Непрочность этих режимов не лучшим образом сказывалась на деятельности его адептов.

Нелишним будет остановиться на причинах этой непрочности и поражения украинского движения в Гражданской войне, а также выяснить, каких же результатов оно смогло достичь и что из намеченных целей продолжало стоять на повестке дня. Бытующее объяснение «неконкурентоспособности» украинских режимов перевесом большевиков в силе (вооружении, снаряжении, дисциплине), равно как и неблагоприятными внешнеполитическими обстоятельствами, верно лишь отчасти. Положение большевиков, зажатых в кольце врагов, было ничуть не лучшим. К тому же каждая власть действует в тех условиях, которые заслуживает и которые во многом создает себе сама. А перевес большевиков в силе свидетельствует об их организационных и мобилизационных способностях, то есть как раз о тех качествах, которые присущи настоящей элите, достойной встать у руля общественного движения или государственной машины.

Как раз такими качествами – политической волей, ясным пониманием стоящих задач, настойчивостью в достижении своих целей любой ценой, целеустремленностью, железной дисциплиной – пришедшие к власти представители украинского движения, за редким исключением, не обладали. Руководство движением брали на себя люди, как сказал о них (а фактически и о самом себе тоже) В. Винниченко, с «темпераментом» и «психологией газетных, кабинетных людей»[194]194
  Винниченко В. Указ. соч. С. 250.


[Закрыть]. В своей массе это были литераторы, кооператоры, общественные деятели – гуманитарная интеллигенция. Среди них не было серьезных, профессиональных, волевых политиков или революционеров. «Политическая психология украинских деятелей (была. – А. М.) лишена вообще основной силы в политике – реализма, трезвого и делового подхода к своим собственным идеям, выдержки и хладнокровия» – так охарактеризовал вождей украинского движения протопресвитер В. Зеньковский, известный русский церковный деятель, министр исповеданий при гетмане Скоропадском, знавший пришедших к власти людей не понаслышке. «Украина вышла на путь революции фактически без вождей, без сильных, опытных и способных властвовать лидеров»[195]195
  Зеньковский В., прот. Пять месяцев у власти (15 мая – 19 октября 1918 г.): восп. М., 1995. С. 33–35.


[Закрыть], – заключал он. Получив долгожданную возможность действовать, вожди украинства начали искать свой национальный путь, больше думая о национальном своеобразии, чем о прочности и серьезности «державы».

Но это был субъективный фактор. Дело даже не столько в отсутствии у националистов своих фигур, равных В. Ленину или, скажем, Л. Троцкому. Известно, что деятели «среднего» уровня, но дисциплинированные и обладающие волей к победе, способны одержать ее в гражданском противостоянии. Но это возможно лишь в том случае, если они выражают настроения более-менее широких слоев населения и пользуются их поддержкой. И вот тут решающую роль сыграл объективный фактор – состояние общества, его социально-политические ожидания, отношение к национальным проблемам, а также умение и желание «украинской партии» понять, принять и воплотить в жизнь то, что действительно волновало народ.

Несмотря на заметное увеличение числа сторонников украинского движения, социальная база «украинской революции» (так окрестили свою борьбу сами адепты движения и последующая украинская историография) была слишком узкой. Очевидец событий эсер П. Христюк констатировал, что «города с самого начала революции в большинстве заняли враждебную позицию по отношению к украинскому возрождению» или же позицию его полного игнорирования[196]196
  Христюк П. Замітки і матеріали до історії української революції, 1917–1920 рр. Відень, 1921. Т. 1. С. 19.


[Закрыть]. Лишь незначительная часть крестьянства сознательно поддерживала УНР. Как верно заметил украинский историк С. В. Кульчицкий, «сама динамика социальной борьбы шла вразрез с интересами национальной революции»[197]197
  Кульчицький С. Комунізм в Україні: перше десятиріччя (1919–1928). Київ, 1996. С. 40.


[Закрыть]. Хотя правильнее будет сказать, что национальное движение, добиваясь стоящих перед ним целей, не учитывало реального положения вещей и поэтому шло вразрез с «динамикой социальной борьбы». Его деятели призывали классы к социальному миру во имя национального согласия, во имя «политических и национальных народных прав», откладывая все прочие вопросы на потом и увязывая их решение с успешностью формирования украинской нации[198]198
  Грушевський М. Указ. соч. С. 11, 13.


[Закрыть]. А большевики в социальных вопросах были радикальны.

УНР обладала всей внешней стороной, всеми элементами и атрибутами государственности. Имелась армия, государственные органы, законодательство и т. д. Гораздо хуже было с ее «внутренним наполнением». Из-за резких политических потрясений форма обогнала в своем развитии содержание: украинское движение создало государственность, но не смогло или не успело преобразовать общество, которое в широкой массе было к ней не готово или относилось равнодушно. Чересчур оптимистичными представляются слова М. Грушевского (хотя во многом они являлись инструментом пропаганды), что «украинство уже не гурток, а весь народ, вся нация»[199]199
  Там же. С. 5.


[Закрыть]. Национальные проблемы, как и украинская идентичность, еще не перешли в разряд символических ценностей, определяющих мировоззрение и практическую деятельность миллионов жителей Украины – тех, кого националисты именовали украинцами, и даже многих из тех, кто сам себя называл украинцем. Национальный фантом под названием «Украина» был воплощен в жизнь лишь частично. Нации еще не было. Ее строительство еще предстояло завершить, еще предстояло внедрить «Украину» в сознание людей, превратить ее в символическую ценность. Поражение украинского движения в Гражданской войне в конечном счете было обусловлено тем, что к 1917–1920 гг. оно не успело воплотить в жизнь реализуемый им проект.

Поскольку «национализация» общества была не завершена, а национальное строительство до конца не доведено, то многое из того, что стояло на повестке дня перед 1917 г., осталось актуальным и после революции. Не были охвачены украинизацией, преобразованы и «подработаны» под украинский проект целые области общественной жизни. Движению так и не удалось взять под свой контроль церковь. Высшая школа тоже в значительной степени оставалась не «украинской». То же касается и системы среднего образования, поскольку огромные массы населения оставались им не охвачены и, с точки зрения строителей нации, оставались на уровне «этнографической массы». Не был до конца разработан и украинский литературный язык. Крушение государственности, созданной усилиями национального движения, также вносило неопределенность в перспективы дальнейшего развития «Украины». И что самое важное – националистам было ясно, что «народ украинский… темный и национально несознательный»[200]200
  Гунчак Т. Указ. соч. С. 82.


[Закрыть].

И все же, несмотря на неудачу, эти условия существенно отличались от дореволюционных: «Украина» завоевала право на существование. Несмотря на сложные перипетии войны, в виде Украинской Советской Социалистической Республики сохранилась и украинская государственность. Она была создана советской властью и партийным руководством Российской коммунистической партии (большевиков) (РКП(б). Но объективно украинская советская государственность (а вместе с ней и украинская советская школа) своим существованием была обязана деятельности национального движения, в борьбе с которым и для борьбы с которым УССР была создана и продолжала сохраняться после окончания Гражданской войны. Вот это и стало главным результатом деятельности украинского национального движения в 1917–1920-х гг., результатом как его прямого, так и косвенного воздействия. Но пожалуй, все же большее значение для утверждения «Украины» имело стечение случайных обстоятельств, вызванных Первой мировой войной, крушением Российской империи и Гражданской войной.

Поражение не было провалом украинского национального проекта и не означало, что строительство украинской нации закончилось неудачей. Украинская идентичность вытесняла малорусскую. Получили путевку в жизнь и понятия «украинцы», «украинский народ» как для обозначения этнической и национально-политической принадлежности населения республики, так и отчасти на уровне самосознания этого населения. Результат был во многом предопределен, но не определен. Это было именно незавершенностью, недоведенностью процесса. Но именно это сохраняло его вариативность. Вопрос состоял даже не столько в том, «быть или не быть “Украине” и украинской нации», сколько в том, «какой быть этой нации»? Что это будет за общность? В какой степени она будет соответствовать тому идеальному образу, к воплощению которого стремились украинские националисты? Насколько полно и широко она будет охватывать малорусский этнический массив? Насколько глубоко сохранится или, наоборот, будет изжито сознание единства и чувство общности между носителями новой идентичности – украинцами и остальной частью Русского мира? Как и в какой степени новая коммунистическая реальность повлияет на украинское нациостроительство: будет ли она ему способствовать или сведет на нет?

Неудача попытки украинского движения политически самоопределиться поставила его в непростое положение. Теперь действовать ему пришлось в совершенно новых условиях. О его целях, тактике, силе, социальной базе и судьбе и пойдет далее речь.

Политическое крыло движения после окончания Гражданской войны

Как уже говорилось, провести четкую грань, отделяющую Гражданскую войну от начала мирного периода, на Украине весьма затруднительно. Многие процессы, начало которым было положено в 1917–1920 гг., по инерции продолжались и после окончательного закрепления советской власти. В первую очередь это относится к деятельности политического крыла украинского движения, не смирившегося с поражением и продолжавшего рассчитывать на силовой вариант прихода к власти. Подпольная работа и бандитизм стали основными формами его деятельности в начале 1920-х гг. Поскольку вооруженное противостояние большевикам являлось пусть и чрезвычайно важной, но далеко не единственной стороной деятельности украинского движения и к тому же как бы переходной формой от времен Гражданской войны к мирным условиям, логичнее это направление изложить перед освещением остальных, как бы плавно завершая рассмотренный выше «смутный период».

Положение, в котором оказалось национальное движение после окончания Гражданской войны, трудно назвать благоприятным. УНР оказалась не в состоянии удержаться без посторонней помощи даже на части официально провозглашаемой территории и нескольких месяцев. Националистам не удалось увлечь своими лозунгами сколько-нибудь широкие народные массы. Множество его адептов очутилось за границей и было вынуждено довольствоваться незавидной ролью политэмигрантов, которых в Европе было предостаточно и без них. Среди тех участников движения, что остались на территории УССР, царили развал и разложение. Государственное политическое управление УССР уведомляло, что украинские партии «потерпели идейный и организационный крах» и «почти перестали существовать»[201]201
  Документы трагічної історії України (1917–1927 рр.). Київ, 1999. С. 414–416.


[Закрыть]. Место и будущее Украины как национального и политического организма еще не было окончательно определено. Украинские националисты опасались, что УССР будет низведена до уровня провинции РСФСР. Эти опасения, а также их неостывшая ненависть к большевикам, которых они считали российскими оккупантами, приводила к тому, что деятели украинского движения (или, пользуясь советской терминологией, украинской шовинистической контрреволюции) не смирились со своим поражением и всеми силами готовились «освободить» Украину и заменить УССР на УНР. Весьма точно отношение этих кругов к советской власти выразил уже упоминавшийся Ю. Тютюнник. Ему «казалось, что за ширмою советской власти прячется старое, циничное лицо черносотенной России, с неограниченной ненавистью ко всему Украинскому»[202]202
  Генерал-хорунжий армії УНР. Невідома автобіографія Тютюнника / Публ. О. Божка // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 1998. № 1/2. С. 36.


[Закрыть]. А раз так, то и борьба за «освобождение» Украины должна была быть продолжена.

«Петлюровцы» (а тогда с именем главы Директории, головного атамана С. В. Петлюры стало ассоциироваться политическое крыло украинского движения), как те, что оказались в эмиграции, так и оставшиеся на Советской Украине, решающую роль в деле осуществления своих планов отводили крестьянству. Уже к осени 1920 г. у националистов вновь пробудились надежды на скорое свержение советской власти. Настроения крестьянства резко изменились: недовольство не отмененной после ликвидации врангелевского и польского фронтов продразверсткой и реквизициями привело к очередному всплеску вооруженного сопротивления[203]203
  Кульчицький С. Указ. соч. С. 114.


[Закрыть]. Новая эскалация напряженности дала основание В. И. Ленину утверждать, что Украина «кишит бандами», и сравнить сложившуюся ситуацию с войной[204]204
  B.I. Лент про Україну. Київ, 1977. Ч. 2: 1917–1922. С. 493.


[Закрыть]. В постановлении Совета народных комиссаров УССР о борьбе с крестьянскими восстаниями от 29 января 1921 г. фронт борьбы с бандитизмом объявлялся фронтом «такой же государственной важности, каким был фронт по борьбе с белогвардейскими генералами и каким является фронт по борьбе с хозяйственной разрухой»[205]205
  Документи трагічної історії… С. 334.


[Закрыть]. Выступления достигли большого масштаба, и в ряде районов Правобережья советская власть держалась только в городах и вдоль железных дорог. Село оказалось полностью во власти «батек».

Крестьянское повстанчество и бандитизм начала 1920-х гг. поставили советскую власть в крайне тяжелое положение. Под угрозой оказались смычка между рабочим классом и крестьянством, экономические связи между городом и деревней, разрыв которых был чреват гибелью экономики и государственности и окончательно погрузил бы страну в хаос. Особую опасность бандитизму придавало то обстоятельство, что он становился полем взаимодействия между крестьянским и украинским национальным движениями. Чтобы понять суть такого явления, как послевоенный бандитизм, надо разобраться в причинах, его породивших. Для того чтобы это сделать, придется вернуться немного назад и сказать о влиянии революции и Гражданской войны на сознание крестьянства и его политическую ориентацию, а также выяснить, почему совмещение украинского и крестьянского движений несло в себе угрозу советской власти.

Февральская революция не только ознаменовала собой конец старого мира и ввергла страну в долгие и мучительные годы гражданской смуты. Кризис власти, наряду с деградацией органов управления в центре и на местах, повлек за собой крушение старой системы ценностей и ценностных ориентаций, в том числе системы самоидентификации населения. В судьбе России самодержавие играло исключительную роль. Его можно сравнить с нитью, которая пронизывала всю российскую государственность и скрепляла воедино такое «пестрое одеяло», каковым являлась Россия. После отречения Николая II в пользу брата Михаила, в свою очередь отдавшего право решать вопрос о будущем устройстве страны на откуп Учредительному собранию, эта важнейшая скрепляющая нить исчезла, вслед за чем поползла «по швам» и сама Россия. Из традиционной системы самоидентификации оказалась выбита категория подданства. Провозглашение всех населяющих Россию жителей гражданами республики по силе своего воздействия не могло сравниться с освященным церковью и подкрепленным многовековой практикой принципом. Над крестьянами не стало «Помазанника Божьего», «надежи и опоры», законного хозяина и господина Русской земли, одного на всех, нивелировавшего различия между своими подданными. Даже несмотря на то что в 1917 г. монархических настроений у многих крестьян уже не было, как не было и взгляда на власть как на что-то священное, было бы неверно недооценивать силу основанного на этих воззрениях подсознательного восприятия единства.

Поскольку речь зашла о сакральности, нельзя не затронуть и вопрос о религиозном принципе самоидентификации. Конечно, он никуда не исчез, но за десятилетия, предшествовавшие революции, и особенно за годы Первой мировой и Гражданской войн, религиозный фактор отошел на второй план, уступив место идентификации по социальному, национальному и государственному принципам. К тому же на этот период пришлись темные времена безверия в масштабах всей России[206]206
  Поспеловский Д. В. Русская православная церковь в XX веке. М., 1995. С. 34.


[Закрыть]. Апатия и неверие как следствия войны, экономического и политического кризиса, породившие в конце концов революционный взрыв, либо трансформировались в новую «веру», в основе которой лежали уже не религиозные, а социальные или национальные принципы, либо перерастали в равнодушие к вопросам религии и церкви или в безбожие. Позже религиозность в народе проснется, но это будет уже другое время…

Третий принцип традиционной системы самоидентификации – по местности – хотя и не утратил своего значения, но претерпел существенные изменения. Мировая война оказала огромное влияние на развитие народного самосознания. Перемещения больших масс населения (военнослужащих, беженцев, пленных) по территории южных губерний, мобилизация тысяч людей, политизация армии, да и сам характер войны как войны мировой, с фронтом от Балтийского моря до Кавказа, врывались в маленький сельский мирок, разрушали его, выталкивали его обитателей в большой мир, заставляли мыслить категориями, превосходящими село, волость, уезд, губернию[207]207
  Чуть позже это вызвало ответную реакцию, заключавшуюся в атомизации общества, самоизоляции крестьянских общин, враждебном отношении ко всему внешнему, причем не только городскому. Во время Гражданской войны были нередки случаи, когда села опоясывались окопами и сторожевыми постами от всех «чужаков» и воевали с соседними селами: за межу, за угодья, за старые обиды.


[Закрыть]. Пребывание русских войск в униатской Галичине, в которой становление украинской идентичности шло гораздо быстрее, не только расширяло кругозор вчерашнего крестьянина, а теперь солдата, но и заставляло его сравнивать жизнь «там» с жизнью дома, акцентировало внимание вокруг национальных проблем и укрепляло в его сознании такую политическую категорию, как «Украина».

Наступивший после крушения старого мира идеологический вакуум заполнялся новыми идеологиями, не последнее место среди которых занимал национализм, в который легко могло трансформироваться местное сознание, стоило немного расширить его границы и придать этнополитическую окраску. Хотя национальная самоидентификация стала прививаться более скорыми темпами, процесс не мог свершиться молниеносно. В 1917 г. по всей Украине прошли уездные и губернские крестьянские съезды. На них звучали вопросы, больше всего волновавшие крестьян: о земле, о войне, о будущем устройстве России. По сравнению с 1905 г. больше внимания было уделено национальному вопросу – языку преподавания и администрации, а также автономии Украины. Но, несмотря на активную пропаганду адептов украинства, крестьянство продолжало относиться к национальному вопросу как к второстепенному, и он по-прежнему тонул в хоре голосов, требующих земли[208]208
  Історія селянсьтва Української РСР. Київ, 1967. Т. 2. С. 8–9.


[Закрыть]. В 1917 г. социальный принцип идентификации – общекрестьянское сознание – не только не исчез, но даже усилился. Именно этот принцип был основополагающим для миллионов крестьян при определении ими своего места в бурно меняющемся мире. На его основе зарождалось и крепло на Украине крестьянское движение.

Определенным рубежом в его эволюции можно считать 1917 г. Весь пыл революционной активности для миллионов малороссийских крестьян в том году не принес желанных результатов. Ни Временное правительство, ни Центральная рада не смогли, да и не могли (будучи выразителями интересов буржуазии) радикально решить земельный вопрос, тем самым предопределив свою судьбу. В то же время захватившие власть большевики раздали землю крестьянам, законодательно воплотив многовековую мечту подавляющей массы населения страны. Об этом шаге не могли не знать на Украине.

«На селе растет большевизм», – докладывали с мест инструкторы Центральной рады, главной причиной радикализации масс называя ее политику, а вернее, отсутствие таковой в земельном вопросе. Этими же причинами (подменой решения социальных вопросов узконациональными) объясняли они и увеличивающееся недовольство шовинистической пропагандой[209]209
  Курас И. Ф. Торжество ленинских идей пролетарского интернационализма и крах мелкобуржуазных националистических партий на Украине: Дис.… д-ра ист. наук. Киев, 1980. С. 210.


[Закрыть]. Националисты стремились отвлечь крестьян от социальной борьбы и направить их энергию в национальное русло, в крайнем случае стараясь привязать их экономические требования к национальным. Например, Одесский крестьянский съезд (май 1917 г.) постановил немедленно отобрать землю у помещиков. Но присутствовавшие на нем украинские эсеры выступили против этого, призывая крестьян сначала добиться автономии Украины. Они объясняли это тем, что в случае немедленного дележа имений часть земли досталась бы крестьянам-неукраинцам, тогда как при автономии Украины вся земля отошла бы украинцам. Часто пропаганда оказывалась еще более откровенной. Так, в селе Рябушки Лебединского уезда националисты заявляли крестьянам: «Если не отделитесь (от России. – А. М.), то на вашу долю при разделе земли придется по 3 десятины, а отделитесь – получите по десять десятин»[210]210
  Там же. С. 230.


[Закрыть]. И такая пропаганда, хотя далеко не всегда, но в то же время и нередко, оставляла след в сознании крестьян.

Дальнейший затяжной характер Гражданской войны на Украине во многом объясняется позицией крестьянства. Его колебания в ту или иную сторону зависели от политики противоборствующих сторон в земельном вопросе. В связи с определенными условиями военного времени, о которых будет сказано ниже, к «экономике» все сильнее стал примешиваться национальный акцент. Слабость Центральной рады, ее демократическое пустословие и непоследовательность в решении важнейших вопросов вынудили буржуазные силы сплотиться для защиты своего положения от угрозы большевизма, с одной стороны, и от народного движения на самой Украине – с другой. Это привело к установлению Гетманата П. Скороплодного, державшегося за счет штыков австро-немецких оккупационных войск, которые на Украину пригласила еще Центральная рада. В данном случае нас не интересует ни сам режим Гетманата, ни его эволюция от идеи построения «национальной украинской державы» до идеи «Украины как собирательницы свободной белой России», ни деятельность украинского национального движения в данный период. В данном контексте главным является то, что установление режима Скороплодного означало возврат к помещичьему землевладению. В то время как крестьянство в Великороссии[211]211
  Речь идет о Центральной России без казачьих областей и Поморья (и если говорить шире, то и Сибири), где земельные отношения существенно отличались от тех, что имели место в центральных губерниях.


[Закрыть] получило землю и потому в основной своей массе поддержало большевиков, крестьянство в малороссийских губерниях было вынуждено брать инициативу в свои руки и самостоятельно добывать ее, не надеясь на «революционные» рады и правительства. Если экономические требования великорусского крестьянства оказались в основном удовлетворены к концу 1917 г., то на Украине этот процесс затянулся. Украинскому крестьянству пришлось дольше бороться за землю, отвоевывая ее у помещиков, а затем на своей шкуре испытывать властную чехарду, сравнивать между собой возникавшие на просторах бывшей Российской империи политические режимы и выбирать из них тот, который стоял ближе к крестьянину и защищал его «крестьянскую правду».

Попытки добыть землю «снизу» стали спецификой Гражданской войны на Украине. Со временем эта специфика вылилась в то, чем кончаются все крестьянские движения, – в партизанщину в худшем смысле этого слова, поначалу имевшую идейную и политическую подкладку, а затем выродившуюся в обыкновенный бандитизм. Широкий размах бандитизма как формы политической самодеятельности народных масс стал второй важной особенностью Гражданской войны и первых мирных лет на Украине. Наконец, наличие третьей (или четвертой) силы – украинского национального движения[212]212
  Две главные силы – это красные и белые. Третьей силой можно считать само крестьянство, сыгравшее весьма активную роль в годы Гражданской войны. Украинское национальное движение единой силой можно считать лишь условно, ввиду его неоднородности и того, что его представители часто колебались между главными политическими игроками в зависимости от расклада политических сил.


[Закрыть] и его попытки взять крестьянское движение под контроль стали еще одной важнейшей причиной специфического положения на Советской Украине в первые послевоенные годы. Гражданская война в очередной раз показала, что крестьянство пойдет за кем угодно, кто пообещает решить вопрос о земле.

На волне поднявшегося народного движения достигло успеха восстание, поднятое в ноябре 1918 г. националистической Директорией. Ее войска вступили в Киев, почти не встречая сопротивления. Этот кратковременный успех «национальных» сил зачастую преподносится как проявление воли украинского народа и популярности у него идеи самостийности Украины. Истинные же причины были гораздо прозаичнее: поддержка, оказанная крестьянством Правобережной Украины Директории, была вызвана ненавистью к режиму гетмана, помещикам и немецким реквизициям. После свержения Гетманата армия Директории начала быстро таять: ее бойцы сделали свое дело и с чувством выполненного долга расходились по домам. Результаты внутреннего расследования состояния армии Директории были предельно лаконичны. Как докладывали С. Петлюре проверяющие, основной контингент армии – крестьяне – восставали «в большинстве случаев по социальным мотивам. Только небольшая часть их руководствовалась здоровыми национальными чувствами»[213]213
  Цит. по: Грациози А. Большевики и крестьяне на Украине, 1918–1919 годы. Очерк о большевизмах, национализмах и крестьянских движениях. М., 1997. С. 98.


[Закрыть].

1918 г. стал годом становления и развития крестьянского движения по всей Украине, которое далеко не всегда шло вместе с движением национальным. В Приазовье, Причерноморье и большей части Левобережной Украины центром притяжения антигетманских сил и «защитником крестьянства» стала армия Нестора Махно. На Донбассе и в приграничных с Великороссией губерниях сильнее ощущалось влияние красных. Народные массы Волыни, Подолья, Киевщины были вынуждены связывать надежды на справедливость с различными украинскими националистическими правительствами, кочевавшими под ударами своих противников от польской границы до Киева и обратно. Обещания решить земельный вопрос толкали крестьян в объятия националистов, но неустойчивые позиции последних, а также радикализм в этом вопросе большевиков приводили к тому, что националистические правительства теряли поддержку населения. В. Винниченко, которого нельзя заподозрить в измене украинскому делу, с сожалением констатировал, что через восемь месяцев иностранной оккупации и реквизиций, проходивших под желто-голубым флагом, многие крестьяне, говоря о победе Советов, благодарили Бога за исчезновение Украины[214]214
  Там же.


[Закрыть].

Трудящиеся массы Украины, в том числе крестьянство, интересовались в основном социальными аспектами революции, а проблемы становления украинской нации и организации власти были для них делом весьма абстрактным. И современники хорошо это понимали. Например, в декабре 1918 г., то есть в период поддержки крестьянством националистической Директории, В. И. Ленин спрашивал украинского коммуниста А. Жарко, поддерживают ли крестьяне слияние Украины с Россией или нет. На что тот ответил: «Им необходима правильная постановка земельного и продовольственного вопроса, – и тогда против слияния они ничего иметь не будут»[215]215
  B.I. Лент про Україну. Ч. 2. С. 164; Кульчицький С. Указ. соч. С. 36.


[Закрыть].

Быстрое продвижение красных по Украине зимой 1919 г., освобождение ими Киева и одновременный развал крестьянской в своей массе армии Директории были вызваны надеждами миллионов крестьян на решение вопроса о земле «по справедливости». Они приветствовали политику большевиков, ликвидировавших помещичье землевладение. Когда же стало ясно, что те делить помещичью землю не собираются, а начинают организацию совхозов и коммун, настроения крестьянства резко изменились. Основной причиной неприятия большевиков стала не продразверстка, хотя и ненавидимая, но все же объяснимая условиями военного времени. Согласно утвержденной на III съезде КП(б)У (1–6 марта 1919 г.) аграрной политике, приоритет отдавался созданию коммун, совхозов, а также передаче массивов бывших помещичьих земель сахарным заводам. Крестьяне же получали землю без инвентаря, то есть опять оказывались в зависимом положении, теперь уже от заводов и коммун[216]216
  Комуністична партія України: з’їзди і конференції. Київ, 1991. С. 34; Кульчицький С. Указ. соч. С. 129–131.


[Закрыть].

Уже с начала весны 1919 г. село начинает отворачиваться от коммунистов. (В отличие от слова большевик слово коммунист приобрело негативную окраску. Большевики воспринимались как люди, «болеющие» за народ и раздающие землю. Коммунисты – как те, кто ее отбирает. Поэтому вопрос из кинофильма «Чапаев»: «Ты за кого? За большевиков али за коммунистов?» – был для крестьянства вовсе не праздным.) Крестьянские съезды, прошедшие в тот период, высказывались против передачи помещичьих земель государству и совхозам[217]217
  Гордеев И. Махно. От «єдиного коммунизма» к стопам румынского короля. Киев, 1924. С. 32.


[Закрыть].

Недовольство выливалось в ставшие уже привычными формы партизанского движения (названного большевиками бандитизмом), углубляя кризис власти на Украине. Во-первых, разочарование в большевиках и нежелание их поддерживать способствовали неслыханно легкому занятию Украины Добровольческой армией А. И. Деникина и ее наступлению на Москву. Во-вторых, все больше укреплялся альтернативный и белым, и большевикам, и петлюровцам центр силы – «крестьянская республика» Н. И. Махно. Собственно, махновщина как специфическая в организационном и идеологическом отношении форма повстанчества появляется именно в июне 1919 г.[218]218
  Там же. С. 37.


[Закрыть] В-третьих, что особенно важно, на Правобережье продолжилось слияние украинского национального и крестьянского движений. Деятельность националистических правительств в культурной, языковой сферах, в деле строительства украинской государственности, а также то, что они являлись почти единственной политической силой на этих территориях, не могли не наложить отпечаток на сознание местного населения.

Не останавливаясь подробно на перипетиях войны и той роли, которую в ней суждено было сыграть крестьянству, следует сказать, что во многом именно гибкость большевиков в земельном вопросе (и негибкость их противников) позволила им завоевать доверие села. Резолюция «О советской власти на Украине», предложенная В. Лениным и утвержденная VIII Всероссийской партконференцией в декабре 1919 г., провозглашала полную отмену восстановленного деникинцами помещичьего землевладения и передачу земли безземельным и малоземельным крестьянам. Создание совхозов строго регламентировалось с учетом интересов местного крестьянства, на усмотрение которых передавался и вопрос об организации коммун и артелей, которые должны были быть сугубо добровольными[219]219
  КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1983. Т. 2. С. 200–201.


[Закрыть].