Текст книги "Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы"

В этот же период происходит осмысление российским обществом украинского движения как движения национального, направленного на создание особой национальной общности. При этом в ее создании стала усматриваться прямая угроза национальной и государственной целостности России. В том, что создание украинской национальной общности рано или поздно поставит под вопрос целостность государства, были убеждены многие противники украинского движения. Сами украинофилы отрицали наличие каких бы то ни было планов по отделению от России. Историк и учитель одного из отцов украинского движения М. С. Грушевского, В. Б. Антонович, называл упреки в сепаратизме или желании «сепаратизма государственного» бессмысленной и наивнейшей клеветой, но тут же пояснял, что совсем другое дело, «когда под словом сепаратизм понимают желание развить южнорусский язык и южнорусскую литературу»[61]61
  Цит. по: Шип Н. А. Указ. соч. С. 58.


[Закрыть].

Понятно, что развитие последних как самостоятельных единиц рано или поздно, пусть даже вопреки желанию деятелей движения, поставило бы вопрос и о политических формах связи Украины и России. В XIX в. подавляющее большинство украинофилов были убежденными сторонниками государственного единства двух русских народностей. Другой известный деятель движения, Михаил Петрович Драгоманов, говорил об этом еще конкретнее: «Отделение украинского населения от других областей России в особое государство – есть вещь… вовсе ненужная для каких бы то ни было интересов украинского народа». Своих социальных и национальных свобод, считал Драгоманов, народ сможет быстрее достичь не путем сепаратизма, а в рамках преобразованной России. А о своих соратниках он отзывался следующим образом: «…люди, посвятившие себя освобождению украинского народа, будут самыми горячими сторонниками преобразования всей России на началах наиболее благоприятных для свободы развития всех ее народов»[62]62
  Опыт украинской политико-социальной программы. Женева, 1884. С. 31–32.


[Закрыть].

Украинофилы вполне могли быть искренними, говоря, что не ставят перед собой политических целей и не желают отделяться от России. Но тогда сделать это было невозможно хотя бы потому, что надо было ясно обосновать, кто, зачем и почему собирается отделяться, и обосновать это прежде всего перед своими земляками, и не только перед крестьянами, но и образованными слоями общества. А среди последних имелось немало активных противников украинской идентичности, считавших себя русскими, русскими-малороссами. Таким образом, украинскому движению еще только предстояло создать основу для политических устремлений. Все внимание было уделено вопросам строительства украинской общности – созданию языка, национальной культуры, литературы и т. п. Оградительными мерами правительство сумело приостановить развитие движения на несколько лет. Его новый подъем стал возможен в начале 1870-х гг. и был вызван, опять же, оживлением общественной жизни в России.

Украинское национальное движение, особенно на своих ранних этапах, да и на протяжении XIX в. вообще, очень многим обязано тому, что в советские времена называлось российским «освободительным» и «революционно-демократическим» движением. Соединение воспоминаний о Запорожье и казачьей автономии (причем подчас далеких от реально-исторических и превращенных в своеобразный глянцевый агитационный проспект, изобилующий бунчуками, радами и шароварами) с российским либеральным и революционным движением придало украинству живительную силу. По словам исследователя идеологии украинского сепаратизма Н. И. Ульянова, «украинофильство XIX века… представляет причудливую амальгаму настроений и чаяний эпохи гетманщины с революционными программами тогдашней интеллигенции». Оно «сделалось обязательным признаком русского освободительного движения» и шло вместе с ним, получая от него идейную, духовную, а часто и материальную поддержку[63]63
  Ульянов Н. И. Указ. соч. С. 146, 157.


[Закрыть].

На пореформенный период приходится начало активной деятельности нового поколения украинофилов, поколения более политизированного, к тому же не дворянского, а интеллигентско-разночинского происхождения. Украинофильство начинает активнее проникать в образованное общество, прежде всего в среду студенческой молодежи. «Украинские» кружки появляются в университетах, игравших важную роль в становлении и утверждении национальной идентичности. Например, в 1860–1864 гг. до 70 % активистов национального движения составляли студенты Киевского и Харьковского университетов[64]64
  Миллер А. И. Указ. соч. С. 147–148.


[Закрыть]. Все больше внимания деятели украинского движения стали уделять развитию научной, культурной, издательской деятельности, которую взяли на себя Киевский (Юго-Западный) отдел Русского императорского географического общества (РГО) и журнал «Киевская старина». По-прежнему издавалась учебная и народная литература по разным отраслям знаний[65]65
  Укратське питания. С. ПО.


[Закрыть].

Валуевский циркуляр соблюдался не всегда. Кстати, мягкость «репрессий» признавали и сами украинофилы. М. Драгоманов позднее указывал, что ограничения 1863 г. были весьма избирательными. Так, они запрещали Костомарову «печатать в России по-украински Библию и популярные педагогические книги, но не запрещали ему печатать по-украински “Богдана Хмельницкого”, “Мазепы” и тому подобные произведения»[66]66
  Драгоманов М. П. Чудацькі думки про українську національну справу // Вибране… мій задум зложити очерк історії цівілізації на Україні. Київ, 1991. С. 539.


[Закрыть]. Это обстоятельство на фоне активизации украинского движения, оформления идейных принципов национального строительства, развития украиноведческих дисциплин, языка и литературы вновь вызвало опасения у противников украинофильства в Малороссии и у российских властей и привело к появлению указа, подписанного императором Александром II 18 мая 1876 г. в германском городе Эмс.

Деятельность украинофилов в нем признавалась опасной в государственном отношении. Вводился запрет на ввоз из-за границы книг на украинском языке, равно как и на издание таковых в России (кроме исторических памятников, которые должны были печататься при помощи русской, а не украинской орфографии). Запрет налагался на украиноязычные сценические постановки, публичные чтения, преподавание на украинском. Указ настаивал на более тщательном подборе преподавательских кадров в школах и прочих учебных заведениях. Киевский отдел РГО был закрыт, а его активные члены – М. Драгоманов и П. Чубинский – высланы за пределы малороссийских губерний[67]67
  Текст указа см.: Миллер А. И. Указ. соч. С. 242–244.


[Закрыть]. Формально указ действовал до 1905 г., хотя на практике не стал сколько-нибудь серьезной преградой на пути развития украинского движения. Репрессии, и то весьма либеральные, коснулись узкого круга лиц. Деятельность украинофилов на культурной и языковой ниве также существенно не пострадала. Они перешли к так называемой органической работе, то есть подчеркнуто дистанцированным от политики занятиям в области истории и культуры. Даже последствия указа в издательской сфере не были такими суровыми, как можно было предположить. Скажем, в конце 1870-х гг. из общего числа рукописей, представленных на цензуру, 20 % были запрещены к печати, еще в 10 % случаев делались изъятия. В 1896–1900 гг. Киевским цензурным комитетом ежегодно запрещалось около 15 % украинских изданий. Соответственно, 85 % к печати допускалось[68]68
  Там же. С. 185–186.


[Закрыть].

Но Эмсский указ имел и иные последствия. Во-первых, он усилил недовольство у вполне лояльных, но украинофильски настроенных групп общественности. Но главное, он активизировал перенесение украинской культурной жизни из Малороссии в населенную русинами австро-венгерскую Галицию. Цензурные ограничения спровоцировали то, что должно было произойти по законам внутренней логики развития движения. Пребывание части русских (в широком смысле слова) этнических земель в составе другого государства, с более либеральным политическим режимом, которое к тому же использовало украинское движение в отношениях с Россией и «своими» поляками в собственных интересах, рано или поздно должно было привлечь внимание деятелей украинского движения. Кроме того, среди русинского населения Галиции наблюдались процессы, имевшие параллели с теми, что происходили в России. Постепенно в Галицию переносится «украинская» литературная, издательская и научная деятельность, а сама она превращается в центр национального движения, что позволило украинофилам по аналогии с процессом объединения Италии окрестить ее «украинским Пьемонтом»[69]69
  Укратске питания. С. 78–82.


[Закрыть]. Перенесение центра тяжести движения в Галичину и его поддержка австрийскими властями способствовали тому, что местное культурное возрождение русинов, начавшееся в середине XIX в. как общерусское, под знаменем единства со всем русским народом, все больше начало развиваться в направлении формирования украинской идентичности.

Как показало будущее, это имело для судьбы украинского движения далекоидущие последствия. Тесный контакт с галицкими деятелями вызвал к жизни теорию «соборности», подразумевавшую, что русская и австрийская части «Украины» являются единым целым, идеальным Отечеством единого «украинского» народа. В дальнейшем, когда украинское движение вступило в фазу своей политической зрелости и начало выдвигать политические требования, именно это представление легло в основу всей украинской идеологии. Другим не менее важным последствием перенесения центра тяжести «украинской» жизни в Австро-Венгрию стало сильное культурное и политическое влияние, которое это движение испытало со стороны галицийского «этнического материала». Например, теперь создавать украинский литературный язык приходилось исходя из теории «соборной Украины» и с учетом особенностей разговорной речи галицких русинов, нередко очень существенных.

Не меньшее воздействие испытала и психология движения, которая закладывалась в основу психологии создаваемой национальной общности. К изначальным идейным установкам украинского движения, к антироссийской и антирусской пропаганде, которая велась поляками, а затем и австрийскими властями, добавилось неприятие политического строя России и политики российских властей, затруднявших работу по созданию украинской нации. Озлобление у адептов украинства вызывало также отношение большей части российского общества, не признававшей отдельную украинскую идентичность и не желавшей ее признавать. Постепенно у многих представителей движения, особенно галицийцев, все это слилось воедино и переросло в неприятие России, русских и русской культуры как главного препятствия на пути создания особой украинской культуры, на пути становления «Украины». Все больше становилось людей, считавших Россию «чужой», и все меньше тех, кто в украинофильстве видел пути прогрессивного преобразования России. Галиция стала подходящей почвой для выработки основной черты психологии движения – его антироссийской и антирусской направленности, когда Россия воспринималась как нечто чужое, внешнее, непонятное и враждебное.

Немалую роль в формировании образа России играли религиозные различия малороссов и галичан (православие-униатство). Австрийское правительство и польская общественность Галиции поддерживали те круги галицийских русинов, которые заявляли о своей украинской идентичности, и враждебно относились к галичанам, считавшим себя частью единого русского народа. Поддержка Петербургом местных русофилов в силу разных причин была непоследовательной и непланомерной. И, как результат, уже к концу XIX в. украинская партия (называвшаяся народовской) начала приобретать превалирующее положение среди образованного населения Галиции. Она берет в свои руки инициативу по «воспитанию» простого народа, среди которого все активнее начинает распространять украинскую национальную идентичность. Во многом этому способствовало созданное в 1868 г. общество «Просвита», со временем «покрывшее» всю Галичину сетью своих организаций, читален, библиотек, связанных с ней кооперативных и спортивных обществ[70]70
  Нарис історії «Просвіти». Львів; Краків; Париж, 1993. С. 4–6; Ковба Ж. М. «Просвіта» – світло, знання, добро і воля українського народу (до 125-річчя зі дня заснування). Дрогобич, 1993. С. 6.


[Закрыть]. Постепенная, методичная работа украинских организаций, особенно в экономической сфере, поддержка ими крестьянских хозяйств вырабатывали у галицийских крестьян отношение к ним как к «своим» и тем самым способствовали закреплению украинской идентичности.

Наряду с начавшимся перенесением украинских идей в народные массы в Галичине украинское движение активно занималось идеологическим и научным оформлением украинского «фантома». Неоценимый вклад в эту работу внесло созданное в 1873 г. силами российских украинофилов Общество имени Шевченко, которое с 1892 г. стало называться Научным обществом (Товариством) имени Шевченко (НТШ). Оно занималось научной, культурной, издательской деятельностью. Немало работ, вышедших во Львове, было написано «украинцами», проживавшими в России, а также теми, кто оттуда эмигрировал. Значительная часть средств, за счет которых жило Общество, поступала из России (от сочувствующих украинскому делу), а также от австрийского правительства. Общество состояло из исторической, филологической и естественно-научной секций. Вклад НТШ в дело развития украинского движения значителен. Им были выпущены 118 томов «Научных записок», посвященных украинской истории, этнографии, литературе, 35 томов «Этнографического сборника», 14 томов опубликованных источников по истории, многочисленные литературные произведения и, реже, естественно-научные труды[71]71
  Українське питання. С. 103–105.


[Закрыть]. Работа по созданию «украинской» науки, научному обоснованию целей и идеалов движения, сложению национальной концепции истории особенно активизировалась после того, как в 1898 г. НТШ возглавил историк и общественный деятель из российской Украины Михаил Сергеевич Грушевский.

Роль М. Грушевского в деле создания украинской нации поистине огромна. Его научная и общественная деятельность была во много раз весомее его непосредственного участия в политике. Он создал главный труд – многотомную «Историю Украины-Руси», в которой сформулировал национальную концепцию истории Украины, определил место формируемой общности в прошлом и настоящем. Собственно, об «украинском народе» как о субъекте истории стало возможно говорить лишь после выхода его трудов. Он собрал истории земель, входивших в «идеальное украинское отечество», до этого составлявших историю других государств и народов, и создал из них историю «украинского» народа.

Следует кратко охарактеризовать идейную основу национальной концепции истории «Украины». Поскольку официально считалось, что все части православной Руси являются единым целым, имеющим общую этническую, культурную и государственную традицию, восходящую к Древней Руси, а противники украинства отрицали наличие особой украинской идентичности, ссылаясь на отсутствие сколько-нибудь серьезных различий между великороссами и малороссами, то сторонники украинского движения все усилия сосредоточили на доказательстве обратного. Так, одним из краеугольных положений работ М. Грушевского стало отрицание этого единства в прошлом и настоящем. Украина объявлялась единственной преемницей древнерусского (или, по введенной им терминологии, «древнеукраинского») наследия: религии, культуры, государственности. Одним из главных постулатов стало утверждение, что различия между русскими и украинцами носили существенный характер и зародились очень давно, еще в эпоху расселения славян. Племена, входившие в состав Древней Руси, так и не составили единого народа, так как политическое объединение было верхушечным и не затронуло широкие слои населения, различавшиеся по языку, по жизненному типу, бытовому укладу. После распада Киевской Руси южная и северная ветви восточного славянства продолжали идти каждая по своему собственному пути, а лишенный государственности украинский народ попал под чужеземную (в том числе российскую) власть и боролся за свое национальное существование[72]72
  См.: Грушевский М. С. Очерк истории украинского народа. Киев, 1990; Он же. Иллюстрированная история Украины. М., 2001. Основная идейная посылка концепции содержится в статье: Грушевський М. С. Звічайна схема «руськой» історії й справа раціонального укладу історії східного слов’янства // Вивід прав України. Нью-Йорк, 1964.


[Закрыть].

По сути, Грушевский подхватил и развил тезис, выдвинутый еще Н. Костомаровым в работе «Две русские народности» (1861 г.). В ней известный украинофил озвучил теорию о существовании не только двух русских языков, но и двух русских (пока еще) народностей, различающихся всей своей сущностью (языком, историей, характером, антропологией) и сведенных воедино только ходом истории. Со временем «вторую» народность перестали называть «русской».

Но создание самостийной истории Украины началось задолго до Грушевского и даже Костомарова. Корни самой схемы уходят к уже упоминавшейся «Истории Русов», представляющей собой историю Южной Руси, написанную на основе поддельных казачьих летописей, легенд и сознательно искаженных фактов. «История» играла роль своеобразного манифеста гетманского автономизма, должна была служить «доказательством» древности и благородства казачьих родов и их равноправности (если не больше) с русским дворянством, а следовательно, средством борьбы за сословные права и привилегии. Именно в ней содержались основные положения украинской идеологии: изначальная обособленность малоруссов, различная судьба Малой и Великой Руси, обвинения России «в кривде» и угнетении Малороссии, прославление Мазепы как борца за украинскую независимость и т. д. «История Русов» была популярна в образованных кругах, долго не воспринималась критически и принималась на веру. Оказала она и сильнейшее влияние на зарождение украинофильства.

Грушевский представил эту известную схему в виде научной концепции, нанизав на нее огромный фактический материал и придав ей тем самым внешнюю убедительность и солидность (хотя сами приводимые факты часто существуют вне схемы и вовсе не обязательно свидетельствуют в ее пользу, а порой могут быть истолкованы с прямо противоположной стороны). Но главное, он положил в ее основу не сословные интересы и привилегии казачьей верхушки, а национальный фактор, сделав субъектом истории «украинский народ». Поэтому Грушевский и имеет право считаться создателем схемы украинской истории.

В дальнейшем этот подход, как и этноцентризм концепции, лег в основу украинской исторической науки и разнообразных политических доктрин. Аналогичные идеи были представлены и в других гуманитарных областях. Так, украинская литература выводилась из древнерусской литературы (естественно, она именовалась «украинской»), но разделялась с русской. Как утверждали авторы этих схем, еще памятники XII–XIII вв., созданные в Южной Руси, отличались по языку от тех, что были созданы в Руси Северной. В последующие столетия произведения, вышедшие с территории Украины, по языку все больше сближались с народной речью. Этот процесс был прерван в XVII–XIX вв. насильственным запрещением «живой разговорной речи» и введением русского языка во все сферы общественной жизни. Вопрос о языке и здесь был одним из основных. При этом желание создать свой язык приводило к настойчивым попыткам отгородиться не только от русского, но и от церковнославянского языка. Так, один из основателей украинского литературоведения, Е. Огоновский, признавал литературу Киевской Руси хоть и украинской, но «мертвой», «ненародной», ибо писалась она не на народном разговорном языке, а на старославянском. Он также отделял украинскую литературу от «московской», руководствуясь территориальным принципом происхождения произведения[73]73
  См.: Исторія литературы русской / Напісав О. Огоновский. Львів, 1887–1889. Ч. 1–2.


[Закрыть].

М. Грушевский продолжал работу по созданию украинского языка, терминологии, фонетического правописания. Научное общество также переводило на украинский язык труды русских ученых малорусского происхождения, прежде всего историков и филологов. Механическое «возвращение» трудов «блудных сынов» в лоно «украинской» науки (зачастую посмертное), позволило адептам движения вскоре утверждать о существовании таковой.

После перенесения центра тяжести украинского движения в Галичину деятельность украинофилов в России сосредоточилась на сфере культуры и просвещения. В 1882 г. в Киеве был основан журнал «Киевская старина». Вскоре были разрешены украиноязычные театральные постановки, издание словарей и текстов к нотам. Надо сказать, что украинофилы придавали театру большое значение, считая его трибуной, с которой не только звучала украинская речь, но и распространялись украинские идеи[74]74
  Гунчак Т. Україна. Перша половина XX століття. Київ, 1993. С. 11–13.


[Закрыть]. Будучи широко доступным и зрелищным, театр способствовал усвоению политических и социальных идей, формированию самосознания, в том числе национального. Продолжали существовать и малочисленные кружки интеллигенции, деятельность которых не выходила за рамки культурно-просветительской работы.

Таким образом, к началу XX в. украинское национальное движение подошло с частично разработанным литературным языком, национальной концепцией истории, художественной литературой, некоторыми общественными формами движения. Национальные идеи начали транслироваться в народные массы. Но все это, особенно общественная деятельность, имело место в основном в Галиции. В России движение развивалось не столь явно, сосредоточивая усилия в основном на литературной и некоторых формах общественной работы. Легальных украинских организаций, помимо кружков, в России не существовало. Но движение набирало силу и здесь, украинские идеи находили все больше приверженцев среди образованных слоев населения, начинали просачиваться в народ.

Активизации этих процессов способствовало развитие промышленности, путей сообщения и связи, которые приводили к значительным изменениям в социальной сфере. Крестьянство втягивалось в товарно-денежные отношения, происходила урбанизация и связанные с этим миграции населения, которые изменяли этнический облик территорий, развивалось образование. Все явственнее стали ощущаться пока еще постепенные изменения в массовом сознании, размывание рамок старого, привычного мира. Индустриальные преобразования постоянно увеличивали спрос на образованных людей, соответственно количественно росли ряды интеллигенции. Противоречия российского капитализма, при которых сохранялись многочисленные экономические и политические пережитки, приводили к тому, что в обществе стали накапливаться и обостряться социальные противоречия. В них оказались вплетены проблемы национальные. До поры до времени они находились как бы в латентном состоянии и не воспринимались населением как самоценные. Но по мере изменений социально-экономического уклада общество постепенно подготавливалось к их восприятию.

Украинское движение возникло не как естественная реакция на радикальные социально-экономические преобразования и их следствие (подобно европейским национальным движениям), а, прежде всего, как идейное течение, пользующееся собственными легендами и заимствованными в Европе и пересаженными на российскую почву идеями. Но если раньше эти последние оставались на уровне идейных течений, то теперь, используя складывающуюся конъюнктуру, они получали возможность привиться и приобрести осязаемое наполнение. Накопленные силы, идейный, научный, лингвистический багаж позволили украинскому движению в новых условиях приступить к более четкому и ясному самоосмыслению и к формулированию своих требований и задач уже на организационном уровне.