Текст книги "Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы"

Рабочий класс на Украине имел по преимуществу русский облик, был вовлечен во всероссийские политические процессы и неразрывно связан с российским пролетариатом. Именно этим объясняется отсутствие интереса к украинскому вопросу у подавляющей массы рабочих. Конечно, сказанное не означает, что до революции какие-то группы рабочих, особенно в небольших городах, не могли быть в той или иной степени вовлечены в украинское движение или симпатизировать его целям. Они вполне могли участвовать в работе украинских культурно-просветительских обществ, например «просвит». Могли они выписывать украинскую прессу или отмечать шевченковский юбилей (как, скажем, рабочие Нижнеднепровских железнодорожных мастерских)[415]415
  Щёголев С. Н. История «украинского сепаратизма». М., 2004. С. 342–343, 354–355.


[Закрыть]. Но в целом такие случаи были редкостью и не могли сколько-нибудь существенно изменить положение вещей.

Это было настолько очевидным, что большинство активистов украинского национального движения не считало возможным опираться на революционное рабочее движение. Все попытки подчинить их своему влиянию и научить рабочего быть «национальносознательным украинцем» не принесли желаемых для националистов результатов. Рабочие не видели смысла в политическом и культурном сепаратизме и не отделяли своих интересов от интересов трудящихся всей России. Случаи поддержки со стороны рабочих, в том числе этнических украинцев, украинского движения, даже его левых направлений, были единичными и имели место по большей части среди низкоквалифицированного и сельскохозяйственного пролетариата, то есть того, который теснее был связан с селом и сильнее всего испытывал на себе его настроения или влияние сельской интеллигенции. Можно с уверенностью утверждать, что во время революции и Гражданской войны рабочий класс Украины за украинским движением не пошел. Неприятие рабочего класса украинскими националистами было столь велико, что некоторые из них даже в 1920-х гг. вынашивали планы мести ему за «измену украинскому делу». Сотрудники ГПУ отмечали желание этих групп осуществить в будущей, «освобожденной» от советской власти Украине «сжатие промышленности», провести репрессии против рабочего класса, а также выселить за ее пределы русских рабочих[416]416
  РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 127. Л. 254.


[Закрыть].

Кто конкретно мог попасть в категорию русские, как правило, не уточнялось. Дело в том, что специфика этнического состава рабочего класса Украины и, главное, его ориентированность на русский язык и русскую культуру обусловили и особенности национального самосознания, ставшего весьма важным фактором в определении мироощущения украинского рабочего. Большую роль в деле его формирования у рабочих – этнических малороссов (украинцев) играл полиэтнический (а точнее, двуэтнический[417]417
  Основная масса польского и еврейского пролетариата была сосредоточена преимущественно на небольших предприятиях местечек и городков Правобережной Украины, не определявших индустриальное лицо республики. Подавляющее большинство рабочих крупных промышленных центров УССР было либо великороссами, либо малороссами (украинцами). Именно теснейшее взаимопроникновение и слияние этих этнических элементов послужило основой рабочего класса Украины.


[Закрыть]) состав рабочего класса УССР. Совместный труд и общие интересы сплачивали представителей различных этносов, «переплавляли» их в одном пролетарском «котле». Многое зависело и от интернационалистской политики партии, которая на первый план выдвигала социальный и классовый принципы общественного бытия (а значит, и сознания). Да и, работая в одном коллективе, люди, как правило, не интересовались этническим происхождением своих товарищей и коллег.

Таким образом, рабочий класс на территориях, позднее составивших Украину, изначально формировался как российский, поскольку являлся результатом урбанизационных и модернизационных процессов конца XIX – начала XX в. именно всероссийского масштаба. Донбасс, Екатеринослав, Кривой Рог, Николаев, Киев были не украинскими, не местно-территориальными, а всероссийскими промышленными центрами и развивались как часть единого экономического и государственного организма России. Вчерашних крестьян, ставших рабочими, никто насильно не русифицировал. Это делала сама жизнь. Втягивание вчерашних крестьян в русское культурное пространство было естественным и вполне укладывалось в рамки аналогичных процессов, имевших место в Западной Европе того времени[418]418
  Кстати, это понимали и наиболее вдумчивые и добросовестные представители украинского движения. Например, М. П. Драгоманов отзывался о русификации следующим образом: «…русификация не является системой, вытекающей из национального духа великорусов или из именно российской государственной почвы, а является, по крайней мере в значительной своей части, следствием определенной фазы общеевропейской государственной политики» (Драгоманов М. Чудацькі думки про українську національну справу // Драгоманов М. П. Вибране. Мій задум зложити очерк історії цівілізації на Україні. Київ, 1991. С. 533). А эта политика, добавим от себя, находилась в непосредственной зависимости от социально-экономического развития общества.


[Закрыть]. Формирование национального самосознания среди значительной части рабочих протекало в его русском или общерусском варианте. Этому способствовала этническая близость великороссов и малороссов, совместный труд и проживание в условиях большого города, нивелировавшего этнические различия. Скажем, на востоке республики, на Донбассе, рабочие-украинцы в быту и по языку почти не отличались от русских рабочих[419]419
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2894. Л. 99.


[Закрыть]. Во время обследования практических мероприятий по осуществлению в УССР национальной политики, особенно среди профсоюзов, выяснилось, что в том же Донбассе (в Артемовском и Луганском округах) «украинские рабочие в большинстве настолько русифицированы, что между ними и русскими рабочими нет почти никакой разницы ни по языку, ни по быту». По-украински дома разговаривало лишь 15 % рабочих-украинцев, да и то говорили они «на народном украинском языке, не понимая литературного украинского»[420]420
  Там же. Л. 104.


[Закрыть]. В то же время у великорусских и малорусских крестьян языковые различия продолжали сохраняться.

Не всегда и не везде переход из этнической общности в национальную, в данном случае русскую, происходил одинаково. В тех же округах у металлистов, как наиболее квалифицированного отряда рабочего класса, этот процесс протекал быстрее, чем у горняков, которые в силу особенностей условий труда на шахте были связаны с крупным городом слабее[421]421
  Там же. Л. 98.


[Закрыть]. Уровень «русифицированности» зависел не только от профессии, но и от географического положения региона. Чем дальше на запад и северо-запад от Донбасса и крупных центров Нижнего Поднепровья, тем более украинским по своему облику становился пролетариат (за исключением Киева). Полностью «украиноязычным» (речь, конечно, не идет о поляках и евреях) он был на Правобережье, в мелких городках, местечках и селах.

Интересно отметить и следующее. Из-за особенностей урбанизационных процессов на Украине наблюдалось особое явление, когда некоторые группы рабочих именовали себя «хохлами», противопоставляя их «украинцам». Первоначально это название было дано великороссами запорожским казакам и малорусским крестьянам. Однако со временем оно претерпело метаморфозу и превратилось в самоназвание довольно больших групп населения. Хохлами называли себя (а нередко и называют до сих пор) крестьяне в основном юго-восточных районов УССР, российско-украинского пограничья и некоторых районов РСФСР (Воронежской, Белгородской и ряда других областей). Прижилось оно и в городе. Например, у группы комсомольцев луганской шахты № 5–9 спросили, сколько в их ячейке украинцев. Оказалось, что всего пять. «А на каком языке дома разговариваете?» – был задан новый вопрос. «На хохлацком». – «А сколько же у вас хохлов?» – «У нас все хохлы», – ответили шахтеры-комсомольцы и сильно удивились, узнав, что «хохлы» и «украинцы» – это одно и то же. Такие случаи не были редкостью. Подобное понимание тонкостей соотношения этнического и национального продемонстрировал секретарь ячейки железнодорожного цеха завода «Октябрьская революция», заявивший, что у них в ячейке «ни одного украинца нету, все тебе хохлы»[422]422
  Голуб Ф. ЛКСМУ в культурно-національному будівництві // Більшовик України. 1929. № 7/8. С. 53. Об этнических самоназваниях также см.: ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2894. Л. 106.


[Закрыть].

Можно предположить, что при определенном стечении обстоятельств «хохлы» могли занять ту опустевшую нишу в этнонациональной иерархии, которую до революции занимали (или должны были занять при утверждении общерусского проекта) «малороссы», но теперь уже став категорией национального самосознания этого населения. Украинцами «хохлы», очевидно, называли тех, кто сознательно, в силу ли воспитания, обостренных национальных чувств, крестьянского происхождения или по причине беспрекословного подчинения авторитету партии, придерживался украинского варианта национальной идентичности.

Таким образом, особенности развития национального сознания в его русском варианте, вовлечение в русское культурное пространство и имевшееся у определенных кругов рабочих восприятие себя как «хохлов» во многом обусловили незначительный интерес рабочего класса к национальному вопросу и украинскому движению.

Обратимся к политическим настроениям рабочих и посмотрим, что их волновало, что вызывало их недовольство, какие требования они выдвигали. Анализ материалов, представленных преимущественно сводками и аналитическими материалами ГПУ о настроениях рабочих, позволяет прийти к заключению, что провозглашенный привилегированный статус рабочего класса – гегемона далеко не всегда отражал его реальное положение. Недовольство, забастовки были в СССР довольно частым явлением. Украинская республика не являлась исключением. Основной причиной недовольства рабочих была неудовлетворенность экономическим положением: задержками зарплаты, перебоями в производстве. Они порождали неверие в перспективы развития промышленности, которое выражалось в прогулах, увольнениях, нарушениях трудовой дисциплины и т. д.[423]423
  «Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.). М., 2001. Т. 4. С. 25, 28, 48–49, 55–56.


[Закрыть]

Помимо этого недовольство возникало из-за дороговизны, условий труда, конфликтов с начальством[424]424
  ЦТАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2122. Л. 19, 20, 22; Д. 2523. Л. 4 об., 6.


[Закрыть]. А начальство в 1920-х гг. было представлено не только государственными чиновниками, но и частниками, что навевало нехорошие мысли о том, чем для человека труда обернулась революция. Как правило, недовольство расценками и условиями работы имело место среди малоквалифицированных групп рабочих[425]425
  Там же. Д. 2442. Л. 152–153.


[Закрыть]. Среди их высококвалифицированных коллег или тех, кто владел профессией, на которую был стабильный спрос, чаще наблюдались переходы на новые места работы, что приводило к текучести кадров и также сказывалось на организации производства[426]426
  «Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину… Т. 4. С. 90–91.


[Закрыть].

На протяжении всего десятилетия основные требования рабочих оставались неизменными, то обостряясь, то затихая в зависимости от изменения экономического положения в стране. Скажем, повышение в 1926 г. единого сельскохозяйственного налога вызвало у крестьян недовольство. Уклонения от выплат привели к сокращению производства, перебоям в снабжении городов, росту цен, задержкам зарплаты. Такая картина наблюдалась по всему Союзу. Ответом рабочих на ухудшение материального положения стало усиление забастовочного движения. Только в июне 1926 г. по всей стране прокатилось 139 забастовок[427]427
  Там же. С. 12–14.


[Закрыть]. На преобладание в недовольстве рабочих экономических мотивов ясно указывают сводки ГПУ. Так, в сентябре 1927 г. было зарегистрировано 29 случаев недовольства сокращениями, 28 – состоянием кооперации, 26 – расценками, 17 – охраной труда. Отмечено 15 случаев антисоветских проявлений (причины не указаны) и лишь 4 случая антисемитских выступлений, которые можно квалифицировать как инциденты, имевшие национальную подоплеку[428]428
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2523. Л. 256.


[Закрыть].

Любое недовольство старается найти свою причину. Чаще всего в затруднениях винили администрацию предприятий или местные власти, так как в значительной массе нарушений условий труда и бытового обслуживания были виновны именно они. Но случалось, что «копали» и глубже. Например, на рабочей конференции в Запорожском округе (март 1926 г.) в некоторых хозяйственных затруднениях делегаты усмотрели просчеты партии[429]429
  Там же. Д. 2336. Л. 41 об.


[Закрыть]. Чаще обвиняли не генеральную линию, а ее искажения на местах. Но встречалось и более критическое отношение к партии и коммунистам. Бывало, поговаривали даже о необходимости свершения новой революции[430]430
  Там же. Д. 2815. Л. 17; Д. 2336. Л. 73 об.


[Закрыть]. У одних людей оно было продиктовано неприятием режима, правда, в рабочей среде это встречалось гораздо реже, нежели среди крестьянства и интеллигенции. А иногда неприятие рождалось из-за искренней веры в дело коммунизма и революции. В этом случае внимание критикующих сосредоточивалось не на экономике, а на состоянии партии, ее бюрократизации, методах обращения с народом. «Ваши партийцы смотрят на нас как на… скотину, которую нужно стегнуть кнутом, если она раскрывает рот, желая изъявить свой немой протест» – так, например, писал генсеку ЦК КП(б)У Л. Кагановичу некий В. Калашняк и напоминал «забывчивой» партийной верхушке, что хозяином страны была не она, а рабочие[431]431
  Там же. Д. 2239. Л. 5.


[Закрыть]. В таких случаях ясно ощущалась не только тревога за чистоту рядов партии, но и недовольство тем, что в пролетарском государстве эксплуатация рабочего класса не только не прекратилась, но и продолжилась, только теперь уже (помимо нэпманов) коммунистами. «Как был рабочий рабом и черной костью, так и остался»[432]432
  Там же. Д. 2523. Л. 32–33.


[Закрыть] – так говорила некоторая часть рабочих.

Как уже сообщалось, в силу своей специфики сводки ГПУ страдают некоторой односторонностью, освещая преимущественно негативные и оставляя вне поля зрения положительные явления и факты. И все же даже в них подчеркивается, что в основной массе недовольство рабочих не имело политического характера и в целом настроения рабочих были вполне удовлетворительными[433]433
  Там же. Д. 2443. Л. 119, 121; Д. 2425. Л. 20.


[Закрыть].

На почве экономического недовольства вполне могли развиться национальные противоречия. Указанные выше особенности формирования рабочего класса Украины и специфика условий его труда сводили эту возможность к минимуму, но таковые тоже имели место. Националистические настроения были представлены среди рабочих довольно слабо, в основном имели место случаи антисемитизма. Конфликты возникали и с представителями других национальностей. Например, на шахте № 29 Сталинского округа немцы были недовольны русскими рабочими, угрожая им увольнением. Русские же обвиняли немцев в пристрастии к спиртному, выражали недовольство их более высокими ставками и жаловались, что им самим не хватает «на харчи»[434]434
  Там же. Д. 2800. Л. 11.


[Закрыть]. Впрочем, множество конфликтов случалось в основном на бытовой и профессиональной почве и зачастую они имели лишь видимость межнациональных.

Говоря о случаях националистических проявлений, нельзя исключать и наличие национальных противоречий, не связанных с сиюминутной политикой. Чаще всего они наблюдались в западных регионах республики, вдали от крупных промышленных центров. Поскольку польское и еврейское население было представлено там довольно широко, случаи национального антагонизма в этих районах приобретали антипольскую и антиеврейскую направленность. Так, в обзорах политического состояния приграничных округов прямо указывалось на «наличие национальной розни в рабочей среде», а именно на неприязнь рабочих-поляков к евреям и украинцам, и наоборот[435]435
  РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 124. Л. 30.


[Закрыть]. Данная ситуация имела глубокие религиозные, этнические и социальные корни. Советская действительность лишь заострила их и по-новому преподнесла. Например, основная масса рабочих-поляков в случае вероятной войны была настроена либо пораженчески, надеясь на восстановление «исторической Польши», либо явно ждала ее и злорадствовала. В то же время рабочие-украинцы в тех же местностях и на тех же предприятиях были настроены прямо противоположным образом и были готовы защищать Советский Союз[436]436
  Там же. Л. 29, 35, 45, 47.


[Закрыть]. Это обстоятельство, кстати, имело немаловажное значение, поскольку не только укрепляло в среде рабочих-украинцев Правобережья просоветские настроения, но и способствовало их цивилизационному выбору в пользу СССР-России.

Но взаимоотношения между коренным этносом и этническими меньшинствами – тема особая, да к тому же отношения эти были чреваты осложнениями даже при благоприятной атмосфере национального мира. Учитывая специфику рабочего класса Украины, особого внимания заслуживает состояние взаимоотношений между главными этническими группами, его составляющими. Украинско-русский конфликт в рабочем классе – главной опоре советской власти – грозил непоправимыми последствиями как для нее самой, так и для государственности в целом. Межэтнические трения, спровоцированные воздействием извне (например, со стороны национальной интеллигенции), могли перерасти в противостояние по линии Украина-Россия. Однако, как можно установить на основании Источниковой базы, сколько-нибудь серьезных противоречий между русскими и украинцами, в основе которых лежали бы национальные причины, в рабочем классе УССР не наблюдалось.

Конечно, трения порой возникали. Лакмусовой бумажкой, с помощью которой можно определить отношение рабочих к национальному вопросу на Украине, стала украинизация. Как уже отмечалось, основная масса рабочих в национально-политическом отношении ощущала себя рабочим классом не украинским, а российским. «Украинский пролетариат еще темный» в национальном отношении, с сожалением оценивали состояние украинского национального самосознания рабочих члены Украинской коммунистической партии – «красные» националисты, которые в меру своих возможностей старались его воспитывать в национально-украинском духе[437]437
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 1999. Л. 27.


[Закрыть].

Действительно, большинство рабочих, особенно промышленных, встретило политику украинизации без особого энтузиазма[438]438
  3вim – доповідь про діяльність київського губернського відділу ДПУ за 1923 рік // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 1997. № 1–6.


[Закрыть]. Для многих из них, особенно тех, кто в недавнем прошлом сознательно встал на сторону красных, перевод на украинский литературный язык прессы, делопроизводства, замена вывесок на учреждениях и магазинах и т. п. ассоциировались с петлюровщиной. Например, рабочие Киева хорошо помнили усмирение восставшего «Арсенала», а также акции полковника Е. Коновальца, командира ударных сил петлюровских войск – галицийских сечевых стрельцов, по приданию городу «украинского» облика. Проводимая большевиками национальная политика встречала недоверие со стороны многих рабочих, тем более что осуществлялась она нередко теми, кто в годы Гражданской войны находился по другую сторону баррикад. На собраниях, встречах с руководством, в письмах, адресованных в газеты и органы власти, звучал мучивший многих вопрос: не является ли украинизация «петлюровщиной»?[439]439
  Голуб Ф. Указ. соч. С. 54.


[Закрыть]

Настороженное отношение к украинизации диктовалось не только политическими мотивами. Люди не понимали, почему они должны переходить на работе и дома на другой язык, который объявлялся их родным. Это относилось не к рабочим-великороссам или, скажем, евреям[440]440
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2631. Л. 120. В одном из докладов по обследованию хода проведения украинизации приводятся слова одного еврея-строителя, интересные в отношении этнических самоназваний. Респондент считал, что украинскому языку учить надо украинцев, «а кацапов (!) и жидов (!!) учить нечего».


[Закрыть], хотя изучать украинский литературный язык и украинизироваться, пусть даже формально, приходилось и им самим, и их детям. Речь идет об этнических украинцах – о тех, кто называл себя русским или хохлом, и даже о тех, кто считал себя украинцем, но говорил по-русски или на «хохлацком» (простонародном, не литературном украинском) языке.

Вообще, в 1920-х гг. вопрос о языке преподавания стал одним из ключевых в национальной политике. Заключался он в том, какой смысл вкладывался в понятие «родной язык». Наркомпрос УССР, а в его лице республиканское руководство, за основу брал этническое происхождение (а для евреев еще и вероисповедание) человека. Такое положение вещей многих не устраивало. В Москву и Харьков летели жалобы, в том числе от рабочих, и предложения определять родной язык по тому, на каком разговаривали в семье и на каком с детства привык общаться ребенок. Но в школах и ответственных учреждениях им в этом отказывали, мотивируя тем, что украинцы не знают свой родной язык из-за прежней политики русификации[441]441
  Там же. Д. 2256. Л. 21. 22.


[Закрыть]. Иными словами, украинизация изображалась не политикой по формированию украинской идентичности, каковой она на самом деле являлась, а мерой по возвращению некоего «истинного» национального облика национально неполноценным (что следовало из этой нехитрой логики) соплеменникам. Когда подобное отношение встречалось со стороны «бывших петлюровцев», ныне ставших ответственными работниками народного образования, учителями и т. д., отношение к украинизации поневоле возникало негативное.

Но активного противодействия национальной политике почти не наблюдалось. Помимо жалоб и писем в газеты и органы власти, протест выражался в тихом саботаже украинизационных мероприятий. Скажем, отношение большинства рабочих Донбасса и Киева к украинизации профсоюзов было отрицательным и может быть передано словами «нас не переучишь»[442]442
  Там же. Д. 2894. Л. 100–101.


[Закрыть]. Отношение к украинизации было неоднозначным и менялось в зависимости от объекта приложения политики. Украинизация советского аппарата рабочих почти не интересовала, но, когда дело доходило до работы профсоюзов, то есть касалось их непосредственно, отношение менялось. Например, на одном заводе рабочие сорвали объявление только потому, что оно было написано по-украински. Имели место случаи, когда составленные на украинском языке коллективные договоры забрасывались грязью[443]443
  Там же. Л. 106.


[Закрыть]. В быту украинский язык тоже приживался медленно. К 1929 г. из числа всех рабочих-украинцев по-украински в семье говорило 44 %, а среди промышленных и того меньше – 32,3 %.

Но если значительная часть русских и русскоязычных рабочих к украинизации прессы, профсоюзов и т. п. относилась негативно или равнодушно, то случаев националистических проявлений по отношению к украиноязычным коллегам практически не было. Если, конечно, не учитывать высказываний в адрес самого языка и его пригодности для профессиональной деятельности. Так, некий рабочий Донцов, кстати этнический украинец, заявил, что украинский язык «нужен в деревне, а не на предприятии». Опрашиваемые рабселькорами шахтеры Артемовского округа ответили, что у них на шахтах «по-украински говорят только в шутку, а если говорят о чем-то серьезном, то только по-русски»[444]444
  Там же. Д. 2631. Л. 118, 122.


[Закрыть]. Вот как это явление объяснял инженер Косоногов, преподававший строительные дисциплины. Он жаловался, что «чрезвычайно тяжело такой предмет, как мой, перевести на украинский язык». Впрочем, он также сомневался и в необходимости этого[445]445
  Потопчук М. Робітнича кляса України в національно-культурному будівництві // Більшовик України. 1932. № 5/6. С. 125–126.


[Закрыть]. Случалось, между рабочими возникали споры, на каком языке следует проводить собрания или выступать докладчикам. Одни требовали говорить по-украински, другие – по-русски. В последнем случае на выбор русского языка влияло то, что далеко не все понимали и свободно владели литературным украинским или, как его еще называли, галицийским языком[446]446
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2894. Л. 100; Д. 2256. Л. 13.


[Закрыть]. Кстати, и в требованиях говорить по-украински подразумевался не полонизированный литературный, а простой разговорный язык. И в целом русский язык продолжал сохранять свои ведущие позиции среди рабочего класса УССР[447]447
  Там же. Д. 1811. Л. 76.


[Закрыть].

В то же время случаи, которые можно было квалифицировать как некие проявления национализма, с украинской стороны хотя и редко, но имелись. Часто они невольно раздувались самими большевиками. Тихий саботаж украинизационных мероприятий советским и профсоюзным аппаратом вынуждал руководство КП(б)У постоянно их подстегивать, напоминая о необходимости украинизации делопроизводства и внутренней деятельности. Под влиянием спускаемых сверху требований «усилить» и «поднажать» у отдельных рабочих-украинцев появились «настроения своеобразной национальной гордости», которые проявлялись в стремлении «все спешно украинизовать»[448]448
  Там же. Д. 2894. Л. 100.


[Закрыть]. Надо сказать, что подобное старание наблюдалось не только у рабочих, но и у некоторых партийцев. Тем не менее здесь нельзя сбрасывать со счетов и формальный момент – бюрократическое рвение и бездумное головотяпство, которое во всем своем «блеске» проявилось во время коллективизации.

Итак, могли ли деятели украинского национального движения рассчитывать на поддержку рабочего класса и был ли этот передовой класс благоприятной средой для украинского нациостроительства? На основе имеющихся источников можно утверждать, что в своей подавляющей массе рабочие поддерживали советскую власть и являлись ее надежной опорой. Имевшееся недовольство провоцировалось в основном экономическими и бытовыми причинами и при их своевременном решении на лояльность к власти не влияло. Националистические настроения среди рабочих были редким явлением. Среди же основного ядра рабочего класса Украины – этнических украинцев и великороссов – какого-либо антагонизма по национальному признаку не наблюдалось. Обе этнические группы не имели сколько-нибудь серьезных различий, ощущали себя единым целым, имели общее мировоззрение и общую жизненную позицию по всем вопросам, в том числе лежащим в национальной плоскости.

Важно отметить, что в большинстве случаев внимание к национальному вопросу в рабочем классе возникло под воздействием государственной политики, которая объективно была направлена на противодействие естественному и исторически обусловленному процессу инкорпорации (в той или иной степени) в русскую национально-культурную общность. Во многом искусственная (ибо основанная на политической доктрине) политика украинизации стала причиной появления ответных антиукраинизационных настроений, причем эти настроения были характерны и для рабочих – этнических украинцев.

Таким образом, украинское движение не могло получить и не получило среди рабочего класса какой бы то ни было прочной поддержки. Как ни покажется необычным, но воздействие на него со стороны этого движения было сильнее «сверху», со стороны «чиновников от украинизации». Часто это воздействие прикрывалось коммунистическими лозунгами, но объективно было направлено на формирование украинской нации, пусть даже советской по форме.