Электронная библиотека » Андрей Марчуков » » онлайн чтение - страница 34


  • Текст добавлен: 30 июня 2015, 21:30


Автор книги: Андрей Марчуков


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 34 (всего у книги 46 страниц)

Шрифт:
- 100% +
«Великий перелом», население УССР и украинское национальное движение
Крестьянство

В конце 1920-х гг. на селе вновь стал отмечаться рост недовольства. Начало ему было положено хлебным кризисом 1927–1928 гг. Село продолжало находиться в непростых экономических условиях «ножниц цен», которые весьма точно охарактеризовал сам И. Сталин. Крестьянство, говорил он, «платит государству не только обычные налоги, прямые и косвенные, но оно еще переплачивает на сравнительно высоких ценах на товары промышленности – это, во-первых, и более или менее недополучает на ценах на сельскохозяйственные продукты – это, во-вторых» (выделено Сталиным)[1097]1097
  Сталин И. В. Соч. М., 1949. Т. 11. С. 159.


[Закрыть]
. Крестьянство вновь стало придерживать хлеб, дожидаясь повышения цен на него, а то и просто губить урожай. Все это повлекло за собой удорожание промтоваров и ухудшение жизни всех слоев населения страны, в том числе самих крестьян. Неспособность сельского хозяйства обеспечить нужды ускоренного промышленного строительства подталкивала руководство ВКП(б) к мерам внеэкономического характера. Уже после XV съезда (1927 г.) в ход пошли силовые методы изъятия хлеба[1098]1098
  Полжичний терор i тероризм в Украпп… С. 358.


[Закрыть]
.

Недовольство выражалось в форме саботажа и срыва заготовительных и налоговых кампаний, порче продуктов, росте антисоветских настроений, терактах против представителей власти и т. п. Естественно, чаще всего в этом были замечены зажиточные крестьяне, а также политически неблагонадежные лица («бывшие», участники бандформирований)[1099]1099
  РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 127. Л. 291–292; Подкур Р. За повідомленням радянських спецслужб. Київ, 2000. С. 67.


[Закрыть]
. Это не было бандитизмом сродни тому, что имел место в начале десятилетия. Теперь в силу разных причин он не мог получить такого размаха. Что немаловажно, у огромной массы населения (хотя, конечно, были и исключения) укрепилось сознание безальтернативности УССР и СССР как страны в целом. Но при всем том статистика ГПУ отмечала, что в 1928 г. произошел резкий рост выступлений, охарактеризованных как террористические. Так, если в 1927 г. по республике было зафиксировано 173 таких случая, то с января по ноябрь 1928 – уже 351, из них в два последних месяца – 74[1100]1100
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2800. Л. 204.


[Закрыть]
. Далеко не все из них являлись проявлениями настоящего терроризма. Однако угрозы, избиения крестьян-активистов, советских работников и коммунистов, покушения на них часто действительно были сопротивлением осуществлявшимся мероприятиям или произволу их конкретных исполнителей и потому могут считаться проявлением классовой борьбы.

Но в целом в конце 1920-х гг. ситуация на селе оставалась более-менее спокойной. Резкий всплеск протестных настроений пришелся на 1930 г. и был вызван началом проведения коллективизации и ликвидации на ее основе кулачества как класса. Согласно постановлению ЦК ВКП(б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» от 5 января 1930 г., коллективизацию на Украине намечалось закончить к весне 1932 г.[1101]1101
  КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 5. С. 72–75, 28–39.


[Закрыть]
На практике «сплошная коллективизация» осуществлялась поистине головокружительными темпами: уже к 10 марта было коллективизировано 70,9 % крестьян. Столь высокие показатели при нежелании значительных крестьянских масс идти в колхозы достигались путем приписок, при помощи давления, угроз (например, угрозы раскулачивания[1102]1102
  Політичний терор і терорізм в Україні… С. 369.


[Закрыть]
), а то и просто физического воздействия. Создание колхозов сопровождалось обобществлением имущества и раскулачиванием, под которое попадали не только кулаки, но и середняки и даже бедняки. Четкие критерии, которые позволяли бы классифицировать то или иное хозяйство, отсутствовали, что открывало широкие возможности для произвола, сведения личных счетов или просто ошибок. К тому же над местными властями довлел спускаемый «сверху» план, в котором давались разнарядки, сколько хозяйств надо коллективизировать, сколько раскулачить и т. д.[1103]1103
  Кульчицький С. Україна між двома війнами (1921–1939 рр.). Київ, 1999. С. 150.


[Закрыть]

Любое действие рождает противодействие. Ответом на коллективизацию стал резкий всплеск протестных настроений зимой-весной 1930 г. по всему СССР. Отпор выражался в отказе от вступления в колхозы, выходе из них, «волынках» – саботаже работы в новых хозяйствах, забое скота и порче имущества, в «бабьих бунтах», терроре против партийного и советского состава и даже вооруженном сопротивлении[1104]1104
  Там же. С. 157.


[Закрыть]
. Многие выступления, если не большинство, были спровоцированы форсированием темпов, злоупотреблением местных властей, произволом и издевательством при проведении коллективизации и раскулачивания[1105]1105
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 3184. Л. 1–6, 17, 109–110.


[Закрыть]
. Крестьянские настроения проникали и в Красную армию. Например, за три недели марта 1930 г. по 74 гарнизонам Украинского военного округа было зафиксировано 1724 случая негативной реакции на коллективизацию, а из 5500 писем красноармейцев политика советской власти на селе оценивалась положительно только в 1005[1106]1106
  Політичний терор і тероризм в Україні… С. 410.


[Закрыть]
.

Не стала исключением и УССР. Весной 1930 г. по многим районам республики, особенно на Правобережье, прокатилась волна крестьянских выступлений. Особенно резкими они были в ряде местностей Черниговы и Днепропетровского округа. В Одесском округе восстало три села Червоноповстанского района[1107]1107
  Кульчицький С. Україна між двома війнами. С. 158.


[Закрыть]
. Волнения происходили также на Херсонщине, Хмельниччине и в ряде других местностей. В некоторых селах Антонинского района Шепетовского округа местные крестьяне даже провозгласили «советскую власть без коммунистов»[1108]1108
  Костюк Г. Сталінізм в Україні: генеза і наслідки. Київ, 1995. С. 121–122.


[Закрыть]
. Последнее весьма показательно, поскольку свидетельствует о том, что в политике коллективизации крестьяне подсознательно винили не систему и не советскую власть как таковую, а коммунистов, в названии которых проступала ненавистная многим еще со времен Гражданской войны коммуна.

Непростая ситуация сложилась на польской границе. Ввиду того, что она грозила перерасти в международный конфликт, контроль над ней был вынужден взять лично председатель ГПУ УССР В. Балицкий. С февраля 1930 г. по 11 приграничным округам прокатилась волна массовых вооруженных выступлений. В них ярко проявился синтез экономической неустроенности и национальной специфики местного населения. Одним из наиболее тревожных эпизодов стал несостоявшийся переход государственной границы большой группой крестьян. Толпа численностью в несколько тысяч человек, состоящая преимущественно из поляков и униатов (так в документе), двинулась походом на Шаргород, захватила его, выгнав представителей власти, которым пришлось укрыться в местном монастыре. Затем возбужденные люди с кличем «Нам поможет Польша!» двинулись в сторону границы (благо она была недалеко). Только благодаря умелым и своевременным действиям пограничников толпу удалось удержать от перехода границы, уговорить ее разойтись и тем самым избежать международных осложнений[1109]1109
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 3184. Л. 62, 64.


[Закрыть]
.

Как свидетельствуют материалы ГПУ, преобладающая часть выступлений имела чисто экономическую основу, а если недовольство и приобретало политическое звучание, то в большинстве случаев имело «традиционную» антибольшевистско-антикоммунистическую и аитиеврейскую риторику, редко приобретая украинско-национальную окраску[1110]1110
  Там же. Л. 32, 46.


[Закрыть]
. Известны примеры, когда наряду с антисоветскими лозунгами, например о замене сельсоветов старостами, или обличением коммунистов, «ведущих страну к гибели», звучали требования «ввести в школы изучение славянского языка» для того, чтобы «лучше понимать церковную службу»[1111]1111
  Там же. Л. 63.


[Закрыть]
. Понятно, что это волновало не автокефалистов, а тех, кто сохранял верность канонической («московской», по выражению националистов) церкви и не спешил переходить на «понятную» и «родную» украинскую мову. А иногда антисоветские выступления и вовсе проходили под монархический гимн «Боже, царя храни»[1112]1112
  Там же. Д. 3192. Л. 3.


[Закрыть]
.

В то же время отмечался и рост активности украинских националистических элементов, которые стремились воспользоваться крестьянским недовольством. Вновь на селе появились листовки, хотя национальный вопрос муссировался далеко не во всех из них. В тех же, где он присутствовал, повторялись известные утверждения, что якобы «весь украинский хлеб вывозится в Россию»[1113]1113
  Там же. Д. 3184. Л. 7.


[Закрыть]
. Некоторые листовки не ограничивались простой «констатацией фактов» и призывали мстить за 12 лет, проведенных «под гнетом Москвы», и восстановить УНР[1114]1114
  Там же. Д. 3066. Л. 5, 11.


[Закрыть]
(как видно, для некоторых УНР еще продолжала оставаться путеводной звездой). Как правило, происходило это там, где имелась «значительная засоренность» данной местности этим самым элементом, или же там, где «крепко сидел петлюровский кулак», помыкавший «забитым селянством»[1115]1115
  Там же. Д. 3184. Л. 20, 21, 32.


[Закрыть]
. Еще одним очагом распространения националистических настроений стали местности, где раньше имелась густая сеть «просвит», приходов УАПЦ, действовали петлюровские банды и проживали их бывшие участники. Там отмечались разговоры о самостийности Украины, пелись песни со словами «Ще не вмерла…», а вокруг сел рылись окопы и дежурили дозорные[1116]1116
  Там же. Л. 43, 50, 63.


[Закрыть]
. Как всегда, вместе с крестьянскими выступлениями поднял голову и уголовный бандитизм: начались грабежи, поджоги, убийства.

На волне экономических затруднений и недовольства коллективизацией и раскулачиванием оживилась деятельность подпольных групп и кружков. Но, как и в начале 1920-х гг., подпольная деятельность украинских националистов и крестьянские волнения оставались самостоятельными явлениями, имевшими свои корни, побуждающие мотивы и цели. Как и раньше, «коноводами» и основным контингентом этих групп становились представители интеллигенции и «бывшие». По мере развития кризиса подполье пополнялось и за счет крестьян, особенно тех, кто уже имел в прошлом опыт подобной деятельности. Националисты стремились подчинить недовольных своему влиянию, объединить их в группы с тем, чтобы крестьянский протест против мероприятий советской власти проходил организованно и имел характер борьбы против «московской оккупации»[1117]1117
  Там же. Л. 41.


[Закрыть]
. Противодействие коллективизации, борьбу за возвращение частной собственности они увязывали с «освобождением» Украины от большевиков и решением национального вопроса.

Органами безопасности был раскрыт ряд подпольных организаций националистического толка (подробнее см. в следующем разделе). Все они, помимо требований передачи земли крестьянам, отмены «нового крепостного права», введения свободной торговли, выступали за свержение коммунистического строя, за восстановление УНР и выход Украины из состава СССР. Хотя и социальные, и национальные требования присутствовали одновременно почти всегда, характер подобных организаций зависел от социального состава участников, а главное, от того, что было основой основ их существования, – национальный вопрос или сугубо крестьянские интересы. Некоторые из них в УНР видели возможность для удовлетворения своих требований[1118]1118
  Там же. Л. 8; Д. 2800. Л. 230–232; Д. 3021. Л. 8.


[Закрыть]
. Другие же, и их было большинство, считали национальный вопрос главным, а его разрешение – своим приоритетным заданием.

Причиной появления на свет организаций первого типа ГПУ считало «озлобленность кулачества» (хотя в данном случае все же точнее говорить о крестьянском недовольстве), «выросшую на почве последних мероприятий на селе» (имелся в виду хлебозаготовительный кризис 1927–1928 гг. и последующая коллективизация). По своему составу и выдвигаемым требованиям такие организации были крестьянскими. Например, раскрытая в январе 1930 г. в Кременчугском округе «кулацко-петлюровская» организация Штаб войска Украинского, созданная в августе 1929 г. как ответ на политику большевиков на селе, в своей программе приоритет отдавала экономическим вопросам – введению частной собственности на землю, созданию крестьянских союзов, уравнению крестьян в правах с рабочими. «Крышей» для преобразований должна была стать УНР, которую следовало создать путем восстания и интервенции. Национальный вопрос должен был быть разрешен таким образом, «чтобы интересы украинского народа не были ущемлены», а все должности занимались исходя из процентного состава населения[1119]1119
  Там же. Д. 3192. Л. 16–21.


[Закрыть]
. Другие организации выражали крестьянские интересы лишь частично, будучи зеркалом политических настроений националистической интеллигенции.

Иногда бандитизм приобретал комичные формы. Так, в селе Кустовцы Шепетовского округа некий местный бандитский атаман Семен, очевидно, после обильных возлияний, решил идти походом, да не куда-нибудь, а прямо на Москву. Поскольку он был неграмотным, но отнесся к операции со всей серьезностью, то первым делом направился в сельскую школу, где по карте земных полушарий пальцами отмерил расстояние от его родных Кустовцов до Москвы. Вышло немного – всего 2 вершка. Решив, что через четыре дня он будет у стен столицы, Семен кликнул свое войско. По зову «батьки» явилось около 350 вооруженных человек. На Москву Семен решил двигаться непременно через село Онацковцы, где старостой была некая Дунька. «От нее там нам помощь будет», – обосновал свое решение «вождь» шепетовских повстанцев и двинулся в поход[1120]1120
  Там же. Д. 3184. Л. 107. Украинская националистическая историография об этой «славной» странице в истории «украинского освободительного движения», по-видимому, не знает, иначе непременно представила бы поход очередной «украинско-московской войной» или проявлением высоких патриотических чувств и ненависти к «большевистско-московским угнетателям».


[Закрыть]
.

Настоящий эпизод, при всей его кажущейся несерьезности, между тем служит интересным свидетельством ценностных ориентаций и мышления крестьян (в данном случае шепетовских). Весьма показательно политическое мироощущение того же Семена и его людей, даже во время антигосударственного выступления подсознательно признававших Москву «своей» столицей и действовавших именно в советской, а не в «национальной украинской» системе координат. Дойти до Москвы «народным мстителям» было не суждено. О дальнейшей судьбе Семена, Дуньки и их «армии» сводки ГПУ умалчивают, но, судя по тому, что «летописание» этого похода составили именно чекисты, можно с уверенностью утверждать, что «спасли» столицу СССР от «веселого» налета именно они.

Но смешными эти пьяные выходки нам кажутся сейчас. Тогда все выглядело по-другому. Социальное напряжение в 1930 г. достигло наивысшего накала. Оно отличалось обоюдной жестокостью сторон и обоюдной убежденностью в правоте своего дела. Сводки ГПУ пестрят сообщениями о той атмосфере, в которой осуществлялись преобразования в деревне. Например, в том же селе Онацковцы, где атаманшей была Дунька, озверевшая толпа избивала уполномоченного РИК, беспартийного крестьянина Волошина, и всячески издевалась над ним. Его бросали в воду, ставили на колени, заставляли целовать землю и креститься, а «одна беднячка подняла подол и принудила» его в присутствии гогочущей толпы (не иначе как в затылок уполномоченному смотрел обрез или в бок упирались вилы. – А. М.) целовать себе половые органы. В соседнем районе такие же «люди» повесили молодую девушку-комсомолку, а затем отняли у одной матери и утопили трехнедельного малыша – ребенка их односельчанина-активиста[1121]1121
  Там же. Л. 107.


[Закрыть]
. Это всего лишь несколько примеров «борьбы против коллективизации», хотя таких изуверских убийств, избиений коммунистов, комсомольцев, активистов, членов их семей (в том числе малолетних детей), издевательств над ними[1122]1122
  Там же. Д. 3066. Л. 13.


[Закрыть]
можно привести бессчетное количество, потому что такие случаи в начале 1930 г. стали массовым явлением. И точно так же можно приводить сотни примеров произвола, издевательств, несправедливого раскулачивания, высылок, арестов, расправ над крестьянами – кулаками, середняками и просто теми, кто чем-то не угодил какому-нибудь официальному или полуофициальному лицу.

Однако десять лет советской власти не прошли даром: село не просто противостояло городу, но и раскололось изнутри. Стала другой экономическая и политическая обстановка, изменилось и сознание крестьянства, причем всех его имущественных групп. Село 1930 г. не было похоже на село десятилетней давности и, конечно, не способно на мощное восстание или хотя бы на более-менее широко распространенный политический бандитизм. Вот почему после появления знаменитой статьи И. Сталина о головокружении от успехов, введения нового устава сельскохозяйственной артели и своевременных действий по пресечению волнений антисоветская активность пошла на спад и к концу года практически не давала о себе знать[1123]1123
  Там же. Д. 3184. Л. 29, 67.


[Закрыть]
. Всплеск эмоций зимы – начала весны 1930 г. стал последним, и в дальнейшем коллективизация не встречала организованного отпора (хотя недовольство, отказы работать в колхозах и пассивное сопротивление еще имели место[1124]1124
  Подкур Р. Указ. соч. С. 102.


[Закрыть]
).

Итак, основой крестьянского недовольства опять, как и во время революции 1905 г. и в годы Гражданской войны, стали социально-экономические причины. Нелишне напомнить, что аналогичная ситуация наблюдалась но всему СССР, и Украина здесь не была чем-то особенным. Например, более активное сопротивление коллективизация встретила на юге европейской части СССР, особенно в ряде казачьих районов Дона и Кубани[1125]1125
  Кукушкин Ю. С. Осуществление сельскими советами политики ликвидации кулака как класса // Вестн. МГУ. 1966. Сер. 9. История. № 4. С. 26–27.


[Закрыть]
. Спецификой коллективизации на Украине может считаться то, что там недовольство и протесты в отдельных случаях облачались в националистические одежды. В то же время связь между экономическими проблемами и национальным вопросом в 1930 г. прослеживалась гораздо слабее, чем десять лет тому назад. Националисты оказались не в состоянии увлечь своими идеями широкие слои населения. Крепче стало государство, национальные и сепаратистские лозунги находили у крестьян гораздо меньший отклик. Большевики прочно удерживали влияние в массах. И это партия могла поставить себе в заслугу.

И все же колхозный строй утвердился пока поверхностно. Причиной было не только крестьянское недовольство, хотя его тоже не нужно сбрасывать со счетов. Главное заключалось в другом. Резкий переход (к тому же насильственный) к новому типу хозяйствования и управления, в какой бы отрасли или стране он ни осуществлялся, обязательно в течение некоторого периода сопровождался бы падением производства, хозяйственными затруднениями и т. п. Спустя некоторое время этот переход завершается сам собой. Но набиравшая обороты индустриализация требовала все новых и новых средств. Пока их могла дать только деревня. Учитывать эту неизбежную закономерность, отказываться от утвержденных планов, как и от методов их достижения, никто не собирался. И выкачивание ресурсов из деревни продолжилось, что обернулось крайне тяжелыми последствиями. В связи с этим необходимо коснуться такого непростого вопроса, как голод 1932–1933 гг.

«Голодомор» или голод?[1126]1126
  Подробнее см.: Марчуков А. А был ли «голодомор»? Или непопулярные мысли об одном политическом брэнде // Россия XXI. 2004. № 6. С. 124–143.


[Закрыть]

В современной украинской историографии возобладала точка зрения на голод как на «голодомор». Сразу подчеркнем, что «голод» и «голодомор» слова хотя и однокоренные, но имеющие принципиально разный смысл. И дело не просто в масштабах катастрофы. «Голодомор» – это не просто «сильный голод». «Голодомор» – это идеологическая концепция, инструмент воздействия на массовое сознание. Под ним понимается целенаправленное, сознательное уничтожение голодом украинского народа как народа и, что еще важнее, как народа украинского. Иными словами, «голодомор» хотят представить как геноцид-этноцид, который осуществлялся московским руководством при помощи или самоустранении от активного сопротивления этому украинской партийной верхушки[1127]1127
  Голодомор 1932–1933 років в Україні: причини і наслідки: Міжнародна наукова конференція. Київ, 9–10 вересня, 1993: матеріали. Київ, 1995; Голод-геноцид 1933 року в Україні: історіко-політологічний аналіз соціально-демографічних та морально-псіхологічних наслідків: міжнародна науково-теоретична конференція. Київ, 28 листопада 1998 року: матеріали. Київ; Нью-Йорк, 2000. Из «неукраинских» работ см. также: Авторханов А. Империя Кремля. Советский тип колониализма. Вильнюс, 1990. С. 79; Семенникова Л. И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. М., 1994. С. 557.


[Закрыть]
. При этом либо прямо утверждается, либо подразумевается, что геноцид стал частью новой национальной политики большевиков на Украине и являлся не чем иным, как истреблением «соли» и «кости» украинского народа – украинского крестьянства.

Эта точка зрения не нова и «путевку в жизнь» получила еще в украинской эмиграции. Впрочем, эмиграция была лишь средой, в которой варилась концепция. Не меньшую роль в создании теории «голодомори» сыграли ее солидные заокеанские покровители[1128]1128
  Украинская эмиграция подъедалась вокруг американских университетских центров, научные программы которых финансировались государственными структурами США и крупными корпорациями. Повышенный интерес к вопросу проявил и конгресс США, создавший в 1986 г. специальную комиссию по расследованию этого «коммунистического холокоста», как любят его называть украинские националисты. В настоящий момент это оружие направлено против тех, кто не считает последние 300 лет и советский период в особенности «черной дырой» и «потерянным временем» в истории Украины.


[Закрыть]
. «Голодомор» стал оружием в идеологической войне против СССР, «работавшим» и на социальном («тоталитарное» государство, «неэффективная командная экономика»), и на национальном («русский империализм угнетает свободолюбивые народы») поле. Представление о «геноциде-голодоморе» стало краеугольным камнем «символа веры» «национально сознательных украинцев» и государственной идеологии современной Украины, при этом ему отводится двоякая роль. Во-первых, «голодомор» должен обозначить врага (как реально-материального, так и метафизического, некое «абсолютное зло»), сыгравшего роковую роль в жизни Украины и украинской нации. И во-вторых, внедрить в коллективное сознание украинцев чувство невинной жертвы, а врагу в его собственных глазах и глазах мирового сообщества привить комплекс вины, наложить на него моральные и материальные обязательства. «Голодомор» призван стать мощным консолидирующим фактором, призванным духовно и идейно объединить украинскую нацию. Но что же было на самом деле?

В 1930 г. была отменена частная торговля. Ведение хлебозаготовок было полностью сосредоточено в руках государства. Успешному проведению заготовительных кампаний должно было способствовать то, что нормы накладывались не на двор, а на колхоз. В 1930–1931 гг. заготовительная кампания прошла успешно. Трудности начались в следующем, 1932 г. Нормы продолжали оставаться высокими, в то же время производительность труда заметно упала. Причиной тому были объективные трудности, связанные с переустройством сельского хозяйства, организацией производственного процесса в колхозах, разрушением, как правило, крепких хозяйств раскулаченных крестьян.

Не менее горькие последствия имели отказы крестьян работать в коллективных хозяйствах, забои скота, в том числе быков (в то время основной тягловой силы), а если говорить языком спецслужб – саботаж (опять-таки, это явление было характерно отнюдь не только для Украины). В этом отношении весьма красноречивы воспоминания украинского диссидента, генерал-майора П. Григоренко. Диссидентом он стал гораздо позже, а в пору мятежной юности и в зрелые годы был правоверным коммунистом. В 1930 г. Григоренко как уполномоченный ЦК был направлен на село для организации заготовок. «Но то, что я увидел, – писал он, – превзошло все мои худшие ожидания. Огромное, более 2000 дворов, степное село на Херсонщине – Архангелка – в горячую уборочную пору было мертво. Работала одна молотарка в одну смену (8 человек). Остальная рать трудовая – мужчины, женщины, подростки – сидели, лежали, полулежали в “холодку”. Я прошелся по селу – из конца в конец – мне стало жутко. Я пытался затевать разговоры. Отвечали медленно, неохотно. И с полным безразличием. Я говорил: “Хлеб же в валках лежит, а кое-где и стоит. Этот уже осыпался и пропал, а тот, который в валках, сгинет”. “Ну, известно, сгинет, – с абсолютным равнодушием отвечали мне”»[1129]1129
  Григоренко П. В подполье можно встретить только крыс… М., 1997. С. 90.


[Закрыть]
.

И хлеб гнил. Естественно, все это было прекрасно известно не только Григоренко. Конечно, саботировали работу и губили урожай далеко не все крестьяне. Долг перед землей и трудовая совесть были выше личных обид и имущественных споров. Однако такие факты имели место, и, говоря о причинах голода 1932–1933 гг., о них тоже забывать не стоит.

В результате целого комплекса обстоятельств весной 1932 г. в 44 районах Украины начался голод, но уже к лету он прекратился. Однако к этому «звоночку» ни центральное, ни местное руководство не прислушалось. Первоначальный план на 1932 г. предусматривал сдачу 400 миллионов пудов хлеба. За снижение норм поставок началась борьба. Руководство КП(б)У настаивало на необходимости снижения плана, центр шел на это неохотно. Хотя нормы несколько раз снижали, они продолжали оставаться высокими. В 1932 г. удалось заготовить лишь 136 миллионов пудов, а из 23 270 колхозов план смогли выполнить только 1403[1130]1130
  Кульчицький С. Україна між двома війнами. С. 175.


[Закрыть]
. К февралю 1933 г. был заготовлен уже 261 миллион пудов. Но делалось это в условиях введения карточной системы и падения экспорта сельскохозяйственных товаров. План «дожимали» самыми крутыми мерами – обысками спрятанного хлеба, штрафами за его несдачу (другими продуктами), репрессиями председателей колхозов и вышестоящих начальников в том случае, если они не «выдавали» норму и пытались оставить часть хлеба для облегчения положения крестьян. Например, в декабре 1932 г. по этой причине было арестовано и осуждено руководство Ореховского района Днепропетровской области[1131]1131
  Там же. С. 177. В 1930 г. в УССР прошла административная реформа. Существовавшие с 1925 г. округа были ликвидированы и вместо них образованы 484 сельских района и 18 городов-субъектов. В 1932 г. на их месте было создано 5 областей.


[Закрыть]
. Но ситуация продолжала оставаться тяжелой: в октябре в республике вновь начался голод, свирепствовавший до конца 1933 г. и унесший тысячи людей.

Существует много различных оценок потерь населения УССР от голода 1932–1933 гг. Большая их часть является результатом не серьезного исторического подхода, а плодом идеологической борьбы, грязной политической спекуляцией на памяти умерших от голода. Потери в 10, а то и 15 миллионов человек, о чем нередко пишут и говорят на Украине[1132]1132
  Цифры 10 миллионов человек и более порой встречаются в научных работах, но чаще присутствуют на страницах более массовой литературы, на волнах радио– и телеэфира, которые имеют гораздо больше возможностей для воздействия на массы и формирования соответствующего общественного мнения. Утвердились они и в учебной литературе, причем в ловкой форме. В ней дается широкий «коридор» потерь – от 3 до 15 миллионов человек – якобы для иллюстрации разброса мнений. Не нужно объяснять, что в глаза бросается именно большая цифра.


[Закрыть]
, конечно же являются надуманными[1133]1133
  Некоторые цифры и оценки см., например: Косик В. Голод-геноцид 1932–1933 років // Голодомор 1932–1933 рр. в Україні… С. 54–55; Кравченко Б. Соціальні зміни і національна свідомість в Україні XX століття. Київ, 1997. С. 150–151.


[Закрыть]
. Вообще, подсчет потерь населения УССР (а именно так и надо ставить вопрос, а не украинского населения, как пытаются внушить «историки голодомора») вызывает определенные трудности. Они заключаются, с одной стороны, в установлении того, что будет считаться потерями (только ли прямые или с учетом последующих демографических волн), как отличить умерших от голода от умерших по другим причинам, а с другой – в наличии исходного статистического материала. Несмотря на свою высокую точность, статистика никогда не может дать идеально выверенную картину действительности. С большой долей уверенности можно сказать, что немало крестьян, которых относили к умершим, продолжали жить и трудиться в городах.

В настоящее время наиболее взвешенными и обоснованными можно считать данные, полученные украинским историком С. В. Кульчицким, уделявшим этой проблеме значительное внимание. Он полагает, что в 1932 г. потери населения УССР от голода составили примерно 150 тысяч человек, а в 1933 г. – от 3 до 3,5 миллиона. Это прямые потери. С учетом снижения рождаемости исследователь получил цифру около 5 миллионов[1134]1134
  Кульчицький С. Україна між двома війнами. С. 183.


[Закрыть]
. Но поскольку вторая цифра – величина все же условная, следует исходить из числа прямых потерь – 3–3,5 миллиона человек.

Нелишне будет отметить, что голодом были поражены не только УССР, но и Россия, ее наиболее хлебные районы – Среднее и Нижнее Поволжье, Северный Кавказ, а также юг Центрально-Черноземной области, Южный Урал, часть Сибири, ряд территорий современного Казахстана (а тогда автономии в составе РСФСР). Всего в СССР в областях, охваченных голодом, проживало около 50 миллионов человек[1135]1135
  Ивницкий Н. Голод 1932–1933 гг.: кто виноват? (По документам «кремлевского архива») // Голодомор 1932–1933 pp. в Украпп… С. 36, 44.


[Закрыть]
, голодало не менее 30 миллионов крестьян. То есть голодало и умирало от голода не только украинское крестьянство[1136]1136
  Население России в XX веке: ист. очерки. М., 2000. Т. 1: 1900–1939 гг. С. 266, 275–276.


[Закрыть]
. Да и в УССР этому страшному испытанию подверглись представители всех народов, проживавших в ней. Но самое главное заключается в другом. Даже С. В. Кульчицкий – известный специалист в данном вопросе – своими исследованиями, желая или не желая того, наносит удар по родившейся за океаном теории «голодомора». Анализируя статистику ЗАГСов за 1933 г., он приходит к выводу, что смертность в городах имела приблизительно естественный характер, а на селе была повышенной. Иными словами, люди умирали не по национальному признаку, а по месту проживания[1137]1137
  Кульчицький С. Україна між двома війнами. С. 183.


[Закрыть]
.

В 1920-х гг. социальная структура украинского общества претерпела коренные изменения, превращавшие его из общества сельского типа в общество индустриальное. Уровень урбанизации украинцев за 1920–1930-е гг. вырос до 29 %. В абсолютных цифрах число украинцев-горожан увеличилось с 2,5 миллиона (в 1926 г.) до 6,8 миллиона человек (в 1939 г.), и этот процесс продолжал развиваться. Стремительно пополнялся украинскими кадрами и рабочий класс. Например, в 1930 г. 80 % шахтеров Донбасса были выходцами из украинских сел[1138]1138
  Кравченко Б. Соціальні зміни і національна свідомість в Україні XX століття. С. 149, 156, 169.


[Закрыть]
. Но никто эти миллионы не морил «голодомором», хотя сделать это было проще: ведь в отличие от сельского жителя горожанин всецело зависит от того, что сможет купить в магазине. Наоборот, ради того, чтобы обеспечить их продуктами, хлеб и другое продовольствие выколачивались из русских, польских, молдавских, греческих, болгарских и прочих сел, где также от голода гибли люди. Кстати, о русских. По данным переписи 1926 г., в УССР проживало 2 667 166 русских (тех, кто до революции обозначался как «великороссы»). Из них на селе (согласно переписи 1920 г., за несколько лет картина не претерпела существенных изменений) – 896 432 человека, то есть 35,9 % от всего русского населения УССР[1139]1139
  См.: Русское население на национальных окраинах России XVII–XX вв. М., 2000; Національні відносини в Україні у XX ст.: Зб. док. і матеріалів. Київ, 1994. С. 133.


[Закрыть]
.

Но вернемся к «этноциду». Придя к заключению, что люди умирали по месту проживания, С. В. Кульчицкий делает вывод: «В границах Украины геноцид целил своим острием не в украинцев как таковых, а в сельское население»[1140]1140
  Кульчицький С. Україна між двома війнами. С. 183.


[Закрыть]
. Оставим в стороне утверждение о «геноциде». Не будем останавливаться и на вопросе о том, был ли голод сознательно спровоцирован большевистским руководством, задумавшим (а не просто использовавшим) «террор голодом» в качестве метода создания колхозного строя, или же он явился результатом форсированной, если угодно, бесчеловечной политики, преследовавшей цель максимального обеспечения нужд индустриализации любыми средствами. Даже если гипотетически предположить, что высшее партийное руководство страны сознательно доводило и довело дело до голода в южных, юго-восточных и юго-западных регионах СССР, то логичнее это было бы назвать не гено-, а «классоцидом» – местью крестьянству, оказавшему весьма упорное сопротивление коллективизации, жестокому[1141]1141
  Впрочем, по результатам своих разрушительных действий для крестьянства эта жестокость вполне сопоставима, скажем, с огораживаниями в Англии. Разница лишь в том, что коллективизация, раскулачивание, голод, приведшие к гибели нескольких миллионов человек и тысячам сломанных судеб, оказались чрезвычайно сжатыми во времени, в то время как огораживания, стоившие английским крестьянам не меньше жертв, горя и страданий, растянулись на десятки лет. Если же говорить о подрыве советского села, то еще вопрос, что нанесло его самочувствию больший ущерб – сама ли коллективизация или дальнейшая политика по отношению к деревне. И действительно ли были вызваны настоятельной необходимостью последующие хрущевские «реформы» сельского хозяйства, а затем и ликвидация так называемых «неперспективных деревень» (от которой, кстати, пострадала именно Нечерноземная Россия – «имперская метрополия», по выражению разномастных окраинных националистов). Одно надо отметить с сожалением: к крестьянству коммунисты относились с недоверием и неприязнью, а в лучшем случае как к «дойной корове».


[Закрыть]
, но действенному средству принуждения к работе в колхозах. Хотя до сих пор не представлено убедительных, прямых доказательств того, что власти намеревались целенаправленно уничтожить часть населения СССР и ставили перед собой эту задачу.

Правда, «реверанс» правящей идеологии С. В. Кульчицкий все-таки был вынужден сделать, заявив, что у «геноцида» все же была «национальная подкладка». Эта «подкладка» якобы присутствовала в тексте постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 14 декабря 1932 г. «О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Западной области»[1142]1142
  Там же. С. 183–184.


[Закрыть]
. В этом постановлении, подписанном И. В. Сталиным и В. М. Молотовым, помимо прочего говорилось, что на Северном Кавказе (имелась в виду Кубань) и Украине были допущены ошибки в проведении украинизации, а контроль за теми, кто эту украинизацию осуществлял на практике, был пущен на самотек. Благодаря этому «националистические элементы», петлюровцы и прочие получили легальное прикрытие для антисоветской работы. Особенно плотно они облепили прессу и школу. От северокавказских властей требовали в ближайшее время перевести делопроизводство в советских и кооперативных органах, прессу, а с осени 1933 г. – и преподавание в школах на русский язык. Далее союзное руководство предлагало ЦК КП(б)У «обратить серьезное внимание на правильное проведение украинизации» и вычистить контрреволюционные элементы из партии и советских органов[1143]1143
  «По решению правительства Союза ССР…» Депортации народов: документы и материалы. Нальчик, 2003. С. 94–95.


[Закрыть]
.

Это постановление вроде бы и стало свидетельством наличия «национальной подкладки». Но, как можно убедиться, оно не содержит ничего, что могло бы служить не только прямым, но даже косвенным доказательством «этноцида» украинского народа. Максимум, что можно предположить, основываясь на нем, – это то, что власти постарались воспользоваться удобной ситуацией для внесения корректив в проведение национальной политики. Заметим, не пересмотреть курс на создание украинской нации в целом, а именно внести в него коррективы. Скорее, в этом постановлении сквозит желание найти виновного в сопротивлении коллективизации, голоде и трудностях пятилетки и сделать его ответственным за просчеты и неудачи. На роль «козлов отпущения», помимо властей на местах, вполне подходили украинские националисты всех политических расцветок, от жовто-блакитных до ярко-красных, которые уже давно стали порядком поднадоедать советскому руководству. Нелишне отметить и то, что в целом ряде случаев действительно прослеживалась прямая связь между состоянием сельского хозяйства и проводимой национальной политикой. Причем нагляднее всего это было заметно на примере территорий РСФСР, где проводилась украинизация. Именно в тех районах Кубани, где работали сотрудники Наркомпроса УССР и активисты «национального возрождения», воспитывавшие население в национально-украинском духе, антисоветская деятельность в начале 1930 г. была наиболее упорной[1144]1144
  Єфименко Г. Національно-культурна політика ВКП(б) щодо Радянської України (1932–1938). Київ, 2001. С. 132.


[Закрыть]
.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 | Следующая
  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации