Текст книги "Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы"

Для того чтобы разорвать порочный круг и не скатиться к банальному повторению «чубатых просвитян», нужно было внести в идеологию свежую струю, придать ей позитивность. Призыв «Геть від Москви!» не содержал в себе ничего нового и был просто кратким выражением сущности украинского движения и идейной заряженности украинского национального строительства. Если уж украинское движение было обречено «бежать» от России, то этому «бегу» надо было придать направленность и указать нравственные и иные ценностные ориентиры, то есть «бежать» следовало не от чего-либо, а к чему-либо. В контексте извечного культурно-философского и политического противопоставления Европы и России такой альтернативой российскому влиянию должны были стать не какие-то «исконные», «древние», «народные» украинские ценности, а европейские нормы и образцы в культуре, ментальности, экономике, языке, а затем, вполне возможно, и в политике (с этой точки зрения даже Коминтерн мог стать символом «цивилизованного» мира и его воплощения – Европы, альтернативным «российской» ВКП(б).

Итак, несмотря на различный подход к проблемам развития Украины, на взаимное неприятие между сторонниками «старого» и «красного» национализмов, различия между ними были тактическими, а стратегическая цель оставалась общая – превращение «Малороссии» в «Украину». Националисты «нового» типа создали модернизационную идеологию и придали ей (возможно, впервые в истории украинского движения) какую-то позитивную направленность, заключавшуюся, может быть, даже не столько в ориентации на «европейские» ценности как таковые, сколько в их использовании для достижения собственных идеалов. Украинское «мессианство», пусть «красное», ибо, лишь будучи коммунистическим, оно могло попытаться что-то принести миру, явилось следствием появления в украинском движении совершенно нового направления. Националисты «нового» типа имели больше шансов на успех в коммунистическом государстве. Только они реально могли встать у руля УССР и, внедрив в партийно-хозяйственную бюрократию свою идеологию или воспитав на ней новые кадры, стимулировать местнические и сепаратистские поползновения последней.

Конечно, это направление было лишь в начале своего становления. И все же, несмотря на это, большевики-интернационалисты были обеспокоены появлением концепций «украинского мессианства», пролетарско-европейской модернизации Украины, называя их носителей и приверженцев «наисерьезнейшим противником». Малочисленность последних (часть научной и художественной украинской интеллигенции, вузовской молодежи, некоторых сотрудников советских учреждений[838]838
  Там же. С. 19.


[Закрыть]) никого не должна была вводить в заблуждение.

Как известно, обществом руководит тот, кто выработает свою систему ценностей, утвердит ее в общественном мнении и сумеет распространить в массах. То обстоятельство, что «красные» националисты в количественном отношении заметно уступали националистам «старого типа», не уменьшало их значения. Хотя возможности влияния последних на настроение общества нельзя сбрасывать со счетов, они были ограниченны реалиями социалистического строительства. «Старые» националисты в качестве своей общественной опоры имели отживающие мелкобуржуазные слои, с каждым днем лишались ее и теряли перспективу. Возможности их влияния на массы, особенно на их передовую часть, на опору власти – пролетариат, партийцев, коммунистическую интеллигенцию – были ограничены. Гораздо больше их было у националистов «нового» типа, и они использовали это в полной мере, оказывая нарастающее влияние среди учащихся вузов, молодых партийцев, особенно тех, кто пришел из рядов национал-коммунистов[839]839
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2255. Л. 67, 68.


[Закрыть].

Дело в том, что с течением времени начала складываться ситуация, когда молодая коммунистическая интеллигенция, борясь с буржуазным влиянием на народные массы «старых», все больше оттесняла своих конкурентов – «просвитян» и прочие «буржуазные» элементы – от просвещения масс, идейного и практического руководства строительством украинской культуры. Затем, по мере углубления этого строительства, перед «красными модернизаторами» начали вставать новые задачи и определяться несколько иные приоритеты, которые начинали все больше и больше расходиться с тем курсом, который проводила в этом вопросе партия. В. Затонский с тревогой напоминал, что эти люди, отдав ликбез и начальное образование «идеологам-хуторянам», «почти монополизировали… создание новых ценностей в украинской культуре», через литературные журналы подавали «тонкую отраву в советской обертке», а в советских вузах готовили кадры для национального движения из числа молодой украинской интеллигенции. То есть начинали брать украинское национально-культурное строительство в свои руки[840]840
  Там же; Затонський В. Указ. соч. С. 19.


[Закрыть].

Именно этот принципиально новый этап развития украинского национального движения, выраженный в концепциях, родившихся в высшем слое украинской интеллигенции, заставил большевиков активно включиться в борьбу за овладение украинским национально-культурным процессом. К тому же подобные настроения стали появляться и в партии, причем главным образом не среди рядовой массы, а в кругах высокопоставленных коммунистов. Украинский национализм (его разновидность, поразившая партию, получила название национального уклона) был сведен большевиками в триединую формулу: «хвылевизм» (в культуре), «волобуевщина» (в экономике) и «шумскизм» (в партии). Чтобы иметь о последнем полное представление, следует обратиться к истории КП(б)У и посмотреть, оказывало ли на нее влияние национальное движение и если оказывало, то насколько сильно.

Глава 5
Украинское национальное движение и коммунистическая партия Украины

О национальных началах в КП(Б)У

Украинские настроения в партийных рядах появились с возникновения КП(б)У и отмечались на протяжении всех 1920-х гг. Большевики внимательно следили за малейшими случаями их проявлений. Отношение партийного руководства к тенденциям трактовать национальный вопрос на Украине как главный и самодовлеющий и к возникавшим время от времени партийным группам, стремящимся воплотить эти тенденции на практике, в целом было негативным на протяжении всего послереволюционного времени. Но реакция на них могла быть весьма разной, в зависимости от хода внутрипартийной борьбы в руководстве РКП(б) – ВКП(б) и проводимого в данный момент курса национальной политики.

Начиная с середины 1920-х гг. и в местном партийном руководстве, и в ЦК ВКП(б) все чаще начинает обсуждаться проблема проникновения национальных украинских настроений в партийные ряды. Например, в докладе специальной комиссии ЦКК ВКП(б) о результатах обследования практических мероприятий в области национальной политики на Украине за 1925–1927 гг. с тревогой указывалось на перегибы в проведении украинизации, которые выражались в украинизации всего и вся, украинизации, превращающейся из средства укрепления соввласти в самоцель. Причинами этого члены комиссии считали то, что проведение украинизации в значительной степени попало в руки мелкобуржуазного националистического элемента, преимущественно из числа украинской интеллигенции, а также слабое противодействие этому негативному явлению со стороны некоторых коммунистов, неспособных дать отпор «националистическим выходкам»[841]841
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2631. Л. 11, 12.


[Закрыть]. Более того, отмечалось, что недооценка классового момента при строительстве украинской культуры зачастую приводила к стиранию граней между этими коммунистами и беспартийной украинской интеллигенцией, установлению между ними «братского единства» в совместной борьбе против проявлений великодержавного шовинизма или, если брать шире, против элементов русскости в культуре, образовании, общественном сознании. Естественно, что такое единение было возможно на национальной, а не на коммунистической платформе и означало подчинение этих коммунистов воле и идеологии сторонников украинского движения. В отчете приводились примеры того, что «борьба против украинского национализма ведется не в должной мере» и, что самое главное, не затрагивая партию[842]842
  Там же. Л. 12, 13, 22.


[Закрыть].

То, что партии приходилось действовать в окружении «украинских элементов» и национальной интеллигенции, в полной мере пользовавшихся украинизацией для утверждения в народных массах своей идеологии, и под их постоянным давлением, для большевиков не было секретом и воспринималось как должное, как неизбежное условие борьбы с буржуазной средой. Но проникновение националистических настроений в партийные ряды, повторение некоторыми коммунистами почти слово в слово того, что думали и говорили их противники из национального лагеря, грозило неприятными последствиями. В центре их внимания находились проблемы национально-государственного состояния УССР, развития украинского языка, культуры, а также связанные с этим вопросы о взаимоотношениях Украины с РСФСР и СССР и о соотношении украинскости и русскости вообще. В условиях того времени это часто облекалось в неудовлетворенность тем, как проводилась украинизация.

В качестве характерного примера подобных настроений можно привести случай, произошедший на Изюмском окружном съезде (1927 г.). Депутат от Балаклейского района, военком 13-го отдельного батальона коммунист Решетняк в своем выступлении раскритиковал проводимую украинизацию, назвал ее слабой и поверхностной (охвачено лишь делопроизводство, а все важные вопросы решаются как и раньше, по-русски) и для наглядности сослался на проходящий съезд. Основная часть делегатов, в том числе крестьян (и беспартийных), не поддержала Решетняка. Но его слова все же нашли отклик у небольшой части присутствующих, в основном представителей интеллигенции (да и то в кулуарных разговорах). Коммунистическая фракция съезда осудила выступление Решетняка, но он от своего мнения не отказался[843]843
  Там же. Д. 2442. Л. 93.


[Закрыть].

Документы ЦК КП(б)У свидетельствуют, что случаи противостояния в низовых партячейках между коммунистами-украинцами и коммунистами-русскими встречались очень редко (гораздо реже, чем антиеврейские настроения). Скажем, в партколлективе Мерефянского района на Харьковщине имелось «разделение на украинцев и кацапов, на “наших” и “чужих”». Чем оно было вызвано этнокультурными стереотипами, местническими настроениями, желанием следовать букве украинизационных нормативных актов или же какими-то национальными моментами – доподлинно неизвестно. Известно лишь, что «украинская» часть ячейки требовала назначения «местного» секретаря[844]844
  Там же. Д. 2336. Л. 53 об.


[Закрыть].

Но наличие украинских настроений в компартии Украины не исчерпывалось недовольством некоторых рядовых коммунистов. Конечно, появление решетников и гадзинских и даже хвылевых и волобуевых было в КП(б)У не редкостью, особенно в середине десятилетия, но и не были они сколько-нибудь значительной (в количественном отношении) группой. Важнее было то, что такие настроения чаще присутствовали не в рядовой партийной массе, а среди ее руководителей и людей, занимавшихся вопросами национально-культурного строительства и потому имевших влияние в республике. В отчете упоминавшейся выше комиссии прямо говорилось, что «для некоторых ответственных работников-партийцев» (главные фамилии указывались) развитие украинского языка, культуры и т. п. «превратилось в самоцель»[845]845
  Там же. Д. 2631. Л. 31.


[Закрыть].

Каковы же были источники появления в КП(б)У таких настроений, как они туда проникали и в чем выражались – эти вопросы представляют немалый интерес. Вообще, изучать советское общество, в том числе историю национального движения, невозможно, не обратив взоры к партии. Во-первых, партия и государство в нашей стране оказались слиты друг с другом и представляли собой живую целостность, причем процесс слияния начался именно в 1920-х гг. А во-вторых, партия была как бы верхним «этажом», «крышей» советского общества, венчала его, испытывая сильное давление «снизу», со стороны населения.

При изучении взаимодействия украинского движения и коммунистической партии возникают определенные трудности. Прежде всего, оно не должно сводиться к описанию споров вокруг того или иного понимания украинского вопроса как борьбы чисто внутрипартийной, борьбы «генеральной линии партии» против «оппозиций» и «уклонов». Дело осложняется тем, что эти споры подогревались аппаратными интригами, облекались в аппаратные формы и потому выглядели таковыми или же действительно были проявлениями внутрипартийной борьбы. Борьбу с национальным движением в партии следует также вычленить из внутреннего развития республиканской и общесоюзной партийных организаций, хотя, вне всякого сомнения, перипетии, ход и результаты этой борьбы напрямую зависели от расклада сил в верхушке ВКП(б) и, конечно, от социально-экономического и политического состояния страны в целом.

И наконец, есть и еще одна трудность, но уже несколько иного плана. Если даже в известной степени абстрагироваться от сугубо внутрипартийной борьбы и сосредоточить внимание на ее национальной составляющей, можно скатиться к банальному освещению политики украинизации. Она интересна сама по себе и к тому же непосредственно касается нашего предмета, но отражает лишь одну сторону национальных отношений и национальной политики ВКП(б) – КГГ(б)У. Между тем украинское движение было представлено и в Коммунистической партии Украины, а деятельность его адептов, коммунистов-националистов (или, в зависимости от акцентов, националистов-коммунистов) была гораздо шире и многообразнее, нежели просто поддержка или критика официального курса партии в национальном вопросе.

С каких же позиций следует подходить к изучению деятельности украинского национального движения в КП(б)У, внутрипартийной борьбы и национальной политики? Это будет возможно сделать с тех же позиций, с которых мы исследовали развитие украинского движения в предыдущих главах, а именно с точки зрения строительства украинской национальной общности и в контексте противостояния украинского проекта всему русскому. Поскольку партия являлась составной частью советского общества (все 1920–1930-е гг. проходили под знаком ее утверждения в данном качестве), то противоборство украинского и общерусского начал имели место и в ней. Конечно, противостояние по этому национальному (в нашем контексте, а не в привычной трактовке этого термина, которому больше соответствует термин «межэтнический») принципу было в ней не таким явным, как вне партии; оно было сознательно или даже неосознанно закамуфлировано коммунистическим мировоззрением или же коммунистической риторикой. Однако это противостояние в значительной степени питалось теми же корнями, что и противостояние украинскости и русскости в «миру» – вне партии.

Можно сказать больше. В беспартийной среде, в слое научной и творческой интеллигенции, «ответственной» за выработку и распространение национальных идеологий, в 1920-х гг. не было противостояния национальных проектов в чистом виде, как это имело место раньше, поскольку проект большой русской нации вместе со старой Россией сошел со сцены. Но хотя украинский проект и стал осязаемой реальностью, и был близок к своему воплощению, он продолжал сталкиваться с определенными трудностями, мешавшими его реализации. Главным препятствием (помимо относительной слабости движения и его поражения в Гражданской войне) было постоянное сопротивление (в основном скрытое, хотя порой и сильное) тех групп и слоев общества, которые, даже не будучи великороссами, в той или иной степени сохраняли общерусское сознание, идентичность, являлись носителями русского языка, культуры, мировоззрения или же не считали строительство особой украинской национальной общности чем-то нужным или важным. То есть, если отвлечься от конкретики и оперировать символами, на пути украинского движения стояла общерусскость, имевшая, как выяснилось, глубокие и прочные корни.

Но в 1920-х гг. это противодействие носило статический характер, было инерцией от полученного ранее импульса развития. Никаких активных форм, альтернативных украинскому национальному строительству, послереволюционное общество уже не могло ни выработать, ни предложить. Эти функции, наряду с прочими вопросами идеологии, взяла в свои руки партия. Все, что хоть как-то касалось выработки курса национальной политики, становилось ее прерогативой. Любые попытки не то что отстаивать, но даже высказывать иные взгляды на перспективы национального развития страны, своей основой предполагающие русскую систему ценностей, пресекались на корню, а непослушные карались как «великорусские националисты» и «белогвардейцы». Например, большевиками были уничтожены многие представители малороссийской интеллигенции – сторонники идеи общерусского единства. По целому ряду причин русская общественность утратила способность и возможность вырабатывать самостоятельные проекты и даже предъявлять на это право. Последние рефлексии в этом направлении нашли свое выражение в сменовеховстве, которое означало то же самое примирение с существующей действительностью, с правом большевиков решать судьбу России и стремление видеть в большевизме хотя и необычную, но в глубине своей все же русскую власть.

В отличие от российских коллег украинская общественность (носители украинской идентичности) продолжала сохранять свое видение стоящих перед ней целей, равно как и путей их достижения. Создание национальной «Украины» оставалось альфой и омегой их деятельности, и они были не только готовы отстаивать ее право на существование и развитие, но и не собирались уступать кому-либо инициативу в работе на этом «национальном поле». Именно этим обстоятельством объясняется то соперничество, которое вели друг с другом большевики и украинская интеллигенция вплоть до начала 1930-х гг.

Партия тоже стала ареной борьбы идентичностей. Но в отличие от послереволюционного общества в ней имелись и даже получили довольно большое распространение подходы к решению национального вопроса иного, наступательного плана, нацеленные на модернизационное преобразование общества. Преобразованию должно было способствовать то или иное решение национального вопроса вообще и соотношение украинскости и русскости в частности, или же коммунистическая перестройка непременно увязывалась с отказом от всего национального. И хотя данные теории или просто укоренившиеся взгляды не являлись проектами национального строительства в полном смысле этого слова, они имели с ними несомненное сходство, особенно если постараться просчитать возможные результаты их воплощения в жизнь. Имелись в партийной среде и «украинские» проекты национального строительства (их в большей мере можно относить к таковым), обладавшие как национальной, так и социальной, коммунистической мотивацией.

Вот с этой точки зрения подспудного или открыто декларируемого противостояния двух национальных начал, двух идентичностей, пусть и прикрытого коммунистической фразеологией, и следует подходить к изучению украинских настроений в КП(б)У и в соответствии с этим вести изложение конкретных фактов и событий. Объем информации по внутренней борьбе в компартии Украины, по сюжетам, связанным с выработкой курса национальной политики, крайне велик, поэтому следует отбирать только те факты, которые являются наиболее характерными и важными, в противном случае этим проблемам пришлось бы посвятить отдельную работу (и не одну). Какие же силы в партии выступали носителями указанных проектов и систем ценностей и кто именно представлял в ней украинское течение? Для того чтобы разобраться в этом вопросе, надо вернуться к началу 1920-х гг. посмотреть, что же представляла собой КП(б)У.

Не будет преувеличением сказать, что она не была монолитной организацией. В ней имелись течения, группы, отдельные лица, придерживавшиеся собственных точек зрения на важнейшие вопросы текущей политики, разумеется в рамках общей идеологической линии. Такого единства не было и в РКП(б) – ВКП(б). «Единственно правильная» линия только завоевывала себе право на «непогрешимость». Но «плюрализм» в КП(б)У подогревался в значительной степени благодаря национальному признаку. Здесь речь идет не об этническом происхождении членов партии, а о соотношении в ней русского и украинского начал. Третий элемент – еврейский, широко представленный в партии на этническом уровне, в национальном плане тяготел к русской культуре и языку. Те же представители политических кругов еврейского народа, в мировоззрении которых национальный вопрос занимал центральное место, объединялись вокруг буржуазных или даже левых и коммунистических партий, но с ярко выраженной национальной еврейской окраской (Бунд, Еврейская коммунистическая партия). Следует остановиться на некоторых вопросах, связанных с национальной ориентированностью партийной организации.

В 1920-х гг., особенно в начале десятилетия, была широко распространена теория «двух корней», из которых якобы происходила КП(б)У. Эта теория была изложена коммунистом М. Равич-Черкасским, автором книги по истории КП(б)У. Он считал историю компартии Украины «суммой двух историй: украинского пролетариата и русского пролетариата на Украине», а саму компартию – великим историческим синтезом «двух великих параллельных движений, охватывавших огромные массы рабочих двух национальностей»[846]846
  Равич-Черкасский М. История Коммунистической партии (большевиков) Украины. Харьков, 1923. С. 5.


[Закрыть]. Это означало, что революционное движение на Украине развивалось по двум отдельным направлениям – общерусскому (пришлым) и украинскому (коренным населением). Первое направление представляли российские социал-демократы, большевики, а второе – украинские левые группы и партии (социал-демократы, эсеры). Соответственно, и революций на Украине было две – общероссийская и национальная украинская. В конце Гражданской войны оба революционных течения слились, образовав единую КП(б)У, которая стала наследницей и выразительницей обоих течений.

Мы остановились на изложении концепции «двух корней» потому, что она в том или ином виде надолго закрепилась в теоретических посылках и аргументации адептов украинского движения, действующих на «коммунистическом поле», и у коммунистов-националистов. В настоящей работе не имеет смысла подробно разбирать и анализировать эту концепцию, как и выяснять происхождение большевизма на Украине. Это, кстати, уже было сделано на рубеже 1920–1930-х гг. Концепция М. Равич-Черкасского была объявлена ложной, извращающей основные вехи развития марксизма и пролетарской революции на Украине, охарактеризована как теоретическое обоснование национального уклона, а сам он в 1932 г. был исключен из партии и вскоре репрессирован[847]847
  См. об этом: Костюк Г. Сталінізм в Україні (генеза і наслідки). Київ, 1995. С. 17.


[Закрыть]. Отметим лишь, что весьма спорно говорить о пролетариате на Украине как о каких-то двух, развивавшихся порознь и шедших к социализму отдельными путями, русском и украинском отрядах. Так же спорно утверждение о слиянии «двух великих параллельных движений», так как революционное движение было одно – общероссийское, а украинские группы при этом равнозначными партнерами не были, уступая главным и единственным представителям именно пролетарской революции – РСДРП, РКП(б) – КП(б)У.

Но было бы также неправильно вслед за украинскими националистами того времени и их более поздними единомышленниками считать КП(б)У «филиалом» российской компартии на Украине, чужим и инородным, якобы не имевшим там корней. На проходившем в Москве в июле 1918 г. I съезде КП(б)У состоялось объединение большевистских организаций Украины в единую, «автономную в местных вопросах, Коммунистическую партию Украины со своим Центральным Комитетом и своими съездами, но входящую в единую Российскую Коммунистическую партию с подчинением в вопросах программы общим съездам и в вопросах общеполитических – ЦК РКП»[848]848
  Коммунистическая партия Украины в резолюциях. Киев, 1976. Т. 1. С. 24.


[Закрыть]. Но, несмотря на известную долю подчинения центру (а если смотреть с иных позиций, что более правильно с исторической точки зрения, – известную долю самостоятельности), как и на то, что многие работники прибывали на Украину из Великороссии, корни у нее все же были в украинских землях, и многие коммунисты, особенно рядовая масса, – местные жители. Однако, будучи партией общероссийского масштаба, РКП(б) и КП(б)У как ее часть мыслили и действовали не с украинских, а с общероссийских позиций. В то время само существование особого украинского национально-политического организма было делом вовсе не таким уж очевидным. Да и революция 1917 г. во всей Российской империи была российской, а не суммой национальных революций, и оценка событий 1917–1920 гг. на Украине как «украинской революции» правомерна лишь с точки зрения одного из участников этих событий – национального движения, что уже само по себе говорит о пристрастиях и мировоззрении авторов подобных концепций.

Правильнее будет сказать, что левые украинские группы вливались в единое коммунистическое движение, возглавляемое КП(б)У, естественно привнося в него что-то из своего идеологического багажа и заставляя партию корректировать свою линию в национальном вопросе. И это косвенное влияние было подчас весьма сильным. Выходцы из украинских партий левого спектра как раз и составили основной контингент тех коммунистов, кто продолжал разделять и развивать украинские настроения. Вообще, от левого украинского политического спектра, представляемого Украинской социал-демократической рабочей партией (УСДРП) и Украинской партией социалистов-революционеров (УПСР), постоянно откалывались группы, переходившие в общероссийское революционное движение, в частности в социал-демократию. Здесь уместно привести характеристику этого процесса, данную ему М. Равич-Черкасским. «История украинского марксизма, – писал он, – это история расколов в УСДРП, освобождение марксистов из шовинистического плена и выход на широкую дорогу международного социализма»[849]849
  Равич-Черкасский М. Указ. соч. С. 40.


[Закрыть]. Под украинским марксизмом М. Равич-Черкасский имел в виду деятельность украинских пролетарских масс, хотя правильнее это назвать историей развития левых и социал-демократических течений среди украинской интеллигенции. Впрочем, главное было подмечено верно. Но вот насколько эти группы «освобождались» из «шовинистического плена» и порывали с идеологией украинского движения – вопрос непростой.

Процесс перехода в российскую компартию имел и обратный эффект: украинские партии после этих отколов сильно правели и все больше в их идеологии и практике становилось национального и все меньше – социалистического и коммунистического. Гражданская война показала, что середины между большевизмом, представленным РКП(б) – КП(б)У и украинским национальным движением, получившим пусть и не совсем точное, но емкое название «петлюровщины», нет. И это со всей наглядностью подтвердила судьба украинских левых партий – боротьбистов и укапистов.