Текст книги "Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы"

Крестьянство и национальный вопрос

Основную массу населения УССР (как и СССР в целом) составляло тогда крестьянство. Уровень урбанизации на украинских землях до революции был невысоким, что не было чем-то исключительным для всей России. Даже крупнейшие российские экономические и пролетарские центры, такие как Одесса, Харьков, Екатеринослав, горняцкие поселения Донбасса и Криворожья, представляли собой «острова» в многомиллионном крестьянском «море». Гражданская война усилила аграризацию населения. На 1920 г. из 26 миллионов человек, проживавших в УССР, городское население насчитывало 5 миллионов, что составляло менее пятой части от всего населения республики. Остальные четыре пятых (21 миллион) проживали на селе, причем подавляющая их часть занималась крестьянским трудом[449]449
  Население России в XX веке: ист. очерки. М., 2000. Т. 1. С. 105, 127.


[Закрыть].

Деревня (в том числе украинская) была для большевиков постоянной головной болью. Промышленный пролетариат был крайне малочисленным, разбуженное революцией село – крайне активным. Ожесточение гражданского противостояния, огромные запасы оружия, скопившиеся в деревне, не способствовали установлению спокойствия. Немало селян по отношению к большевикам было настроено настороженно. Коммунистическая доктрина вступала в противоречие с мелкособственническим характером крестьянства. Так, в ходе Гражданской войны отмечалось, что в некоторых губерниях «крестьяне стоят за советскую власть, но равнодушно не могут говорить о коммуне и коммунистах, видя в них разбойников и грабителей»[450]450
  Кульчицький С. Комунізм в Україні. Перше десятиріччя (1919–1928 рр.). Київ, 1996. С. 133.


[Закрыть]. Не стоит забывать и о национальном вопросе, который в начале 1920-х гг. активно будировался в республике.

Какие же настроения господствовали на селе во время и после ликвидации бандитизма и петлюровского подполья? Оставалась ли у украинского движения социальная база среди крестьянства? Насколько сильно было привержено последнее идеалам национального движения? Ответы на эти вопросы позволяют дать информационные сводки ГПУ и отчеты местных партийных организаций, поступавшие в ЦК КП(б)У. В ходе борьбы с подпольем и бандитизмом у ГПУ сложилась разветвленная сеть информаторов. Все интересующие власть сведения, вплоть до разговоров, становились известны спецслужбам.

Важную информацию можно почерпнуть также из материалов беспартийных крестьянских конференций, при помощи которых большевики стремились отвадить село от бандитизма и направить его энергию в мирное русло. Конференции тщательно готовились, на места рассылались циркуляры, в которых указывалось, какие задачи и вопросы должны быть рассмотрены (если речь шла о политике государства), оговаривался порядок их подготовки. Рассылались и тезисы для докладов. Перед конференциями вопросы обсуждались на партийных и комсомольских сельских ячейках, собраниях КНС. Но взять в свои руки ход конференций сельским коммунистам удавалось далеко не всегда. Да и в тех случаях, когда они протекали по утвержденному сценарию, страсти на них разыгрывались нешуточные. Интерес к конференциям со стороны населения был велик, и число присутствовавших на них местных селян (неделегатов) часто превышало число самих делегатов[451]451
  Мирошникова П. Т. Беспартийные крестьянские конференции – одна из форм партийно-массовой работы в деревне в годы восстановления народного хозяйства (1921–1925): по материалам Украины // Харьковский ун-т / Учен. зап. Харьков, 1962. Т. 128. С. 49–51. (Труды кафедры истории КПСС. Т. 10).


[Закрыть].

Прежде всего необходимо отметить, что настроения украинского села не отличались от настроений крестьянства других регионов страны. Сводки ГПУ показывают поразительное единство во взглядах на жизнь и политику государства у крестьян совершенно разных регионов СССР[452]452
  «Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину о положении дел в стране. М., 2001–2002. Т. 1–4, 6.


[Закрыть]. Так что недовольство властью не было чем-то особым, присущим только Украине. Конечно, имелась там и своя специфика.

Украинское село 1920-х гг. было политически и эмоционально весьма активным, причем эта активность с течением времени не снижалась, а лишь принимала другие, легальные, советские формы[453]453
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2180. Л. 32.


[Закрыть]. Хотя в основной своей массе крестьяне приняли новую власть, многие из них были настроены к ней весьма критически. «Кругом недовольство» – так охарактеризовал настроение селян С. Ефремов. «Дурной мужик наш, – говорил в беседе с его знакомым «оплот советской власти» – деревенский милиционер, – что уже его бьют, а он все спит и не просыпается». «Чухается, ужасается, а терпит», – поражался Ефремов[454]454
  Єфремов С. Указ. соч. С. 250.


[Закрыть]. Критика властей возникала на почве социально-экономической политики большевиков, а также разрухи, в которой после окончания Гражданской войны оказалась вся страна, и село в частности. Больше всего крестьян волновали вопросы землеустройства, кредитования, аренды, обеспеченности техникой и другие, связанные с сельским хозяйством, проблемы. На сходах, в частных разговорах, в письмах в государственные органы, в антиправительственных листовках и воззваниях выражалось недовольство высокими налогами, бывшими, по мнению крестьян, главной причиной их нелегкой жизни, и содержались требования их снижения[455]455
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 1124. Л. 1 об.


[Закрыть]. Характерно, что подобные взгляды на фискальную политику разделяли все социальные группы села. Зажиточным крестьянам не нравилась также монополия государства на внешнюю торговлю. По понятным причинам эти требования звучали заметно реже и имели место преимущественно во второй половине 1920-х гг., когда сельское хозяйство было уже более-менее восстановлено и по ряду показателей достигло довоенного уровня[456]456
  Там же. Д. 2336. Л. 63; Д. 3184. Л. 63. В 1925 г. общая посевная площадь достигла довоенного уровня, но урожайность продолжала оставаться низкой. Плохо обстояло дело и с зерновыми, производство которых достигло 98,7 % от довоенного уровня лишь к 1927 г., а товарная часть продукции зерновых так и не вышла на довоенный уровень. См.: Історія селянсьтва Української РСР. Київ, 1967. Т. 2. С. 97.


[Закрыть].

Помимо высоких налогов раздражала крестьян дороговизна жизни и отсутствие промтоваров. Сравнения с довоенными ценами были явно не в пользу советского строя. Например, крестьяне Белоцерковского округа жаловались, что за 15–20 довоенных рублей «можно было купить сапоги, шапку, теплую одежду, а теперь (1926 г. – А. М.) только шапку». Херсонские крестьяне с горечью отмечали, что пуд пшеницы стоил всего 92 копейки, в то время как метр ситца – 60. А происходил такой грабеж, по мнению селян, из-за отсутствия твердых цен на мануфактуру, тогда как закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию оставались твердыми и низкими[457]457
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2361. Л. 83, 131–131 об.


[Закрыть]. Пока на селе был представлен частный капитал, скупавший хлеб по более высокой цене, у крестьян еще оставался выбор. Скажем, в августе 1924 г. на Киевщине заготовительная цена за пуд пшеницы равнялась 60 копейкам, в то же время на рынке она поднималась уже до 75–80 копеек. Естественно, крестьяне предпочитали сбывать хлеб не через государственные конторы. В 1924–1925 гг. только на Киевщине частники заготовили 4 миллиона пудов, в то время как государство и кооперативы – лишь 1,5 миллиона[458]458
  Ганжа О. I. Опір селян становленню тоталітарного режиму в УСРР. Київ, 1996. С. 29.


[Закрыть].

Впрочем, деятельность частного капитала, который главным образом оказался в руках нэпманов-евреев, традиционно занимавшихся посреднической хлеботорговлей, тоже не нравилась селянам. На почве экономических затруднений росло недовольство нэпом, развивался антисемитизм. Характерным становилось отношение к нэпу как к политике, выгодной евреям. Государство тоже было недовольно конкуренцией со стороны частника и всячески ограничивало его деятельность, стремясь вытеснить его с рынка. Для крестьян борьба государства с частником носила двоякий характер. Но при всей их ненависти к нэпманам и перекупщикам она означала потерю прибыли от сбыта своей продукции. Вот почему по вопросу о величине закупочных цен село, несмотря ни на что, часто выступало единым фронтом[459]459
  Там же. С. 30.


[Закрыть]. Если кулаки и зажиточные середняки не желали терять прибыль, то беднякам и значительной части середняков, сдавших хлеб по заготценам, весной грозила опасность попасть в зависимость от своих зажиточных односельчан[460]460
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2310. Л. 53.


[Закрыть]. Все это приводило к тому, что широкие массы крестьян в политику смычки города и села не верили и готовы были в нее поверить лишь тогда, когда на деле начали бы получать изделия по довоенным ценам, а свою продукцию сбывать по более высоким[461]461
  Там же. Д. 2316. Л. 129.


[Закрыть].

На почве «ножниц цен», которые воспринимались крестьянами как «выкачка хлеба», возник и достиг значительного распространения феномен, получивший название ревности к городу. Вообще, противостояние «село-город» не было чем-то присущим только нашей стране. Но в силу особенностей национального развития (в том числе революции и Гражданской войны) этот феномен получил в СССР широкое распространение. «Ревность к городу», причем даже не к лавочникам-мещанам, а к его главному представителю – рабочему классу, выражалась во всем. Деревенские грамотеи подсчитали, что крестьяне несут дополнительные повинности и платят налогов больше, чем рабочие. Вызывали раздражение и более высокая зарплата рабочих, наличие у них оплачиваемых отпусков, лучшие условия жизни и труда и вообще их привилегированное положение в государстве[462]462
  Там же. Д. 2315. Л. 6; Д. 2239. Л. 11 об.


[Закрыть]. Рабочих обвиняли в том, что на промтовары держались высокие цены. Завидовали, что их детям было легче получить образование, поступить на службу. Им «везде доступно» – так формулировали крестьяне социальное неравенство, тогда как на крестьянской шее, говорили они, сидела целая армия «дармоедов» – «хлебный жук (вредитель), агроном, спекулянт, служащий, администратор» и евреи[463]463
  Там же. Д. 2316. Л. 8.


[Закрыть]. Венцом антирабочих настроений стало представление о том, что диктатура пролетариата – не прогрессивное явление, как это утверждали большевики, а социальный тормоз, препятствующий развитию страны.

Ревность к рабочим и зависть к горожанам отчасти были объяснимы крайне тяжелыми условиями, в которые была поставлена советская деревня. Вместе с тем крестьяне замечали (или хотели замечать) только внешнюю, яркую сторону городской жизни с нарядными витринами магазинов, модной одеждой, уличным освещением и автомобилями, которые звали, манили, подчеркивали бедность и беспросветность села. Изнанка города, причем даже не криминальная, а самая что ни на есть трудовая, оставалась вне их поля зрения.

О реальной жизни рабочих крестьяне узнавали тогда, когда попадали в город на работу или на организуемые государством ознакомительные экскурсии. И они приносили желаемые плоды. Так, некий экскурсант, дед-пастух Ф. Антоненко из-под Кривого Рога, побывав в Харькове на машиностроительном заводе, заявил, что раньше думал, «что и вправду рабочим заводов легко живется. Но теперь собственными глазами убедился, что это ложь, выдумки кулаков. Особенно тяжело там, где расплавляют железо: духота, жарища, нечем дышать». Старик «насилу… дождался, когда вышли на воздух»[464]464
  Icmopiя селянсьтва Української РСР. Т. 2. С. 127.


[Закрыть]. Ясно, что, вернувшись домой, он больше не поддастся на разговоры о том, что рабочим живется гораздо легче, и со стариковской прямотой всем и каждому будет их опровергать. Но господствующим на селе оставалось убеждение, что без крестьянства «не будет ни СССР, ни УССР, ни черта – без него жид и рабочий подохнут» и что крестьян власть обидела[465]465
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2239. Л. 48.


[Закрыть].

В переживаемых трудностях недовольные винили государство и партию. Звучали жалобы, что обещанную землю государство отняло, а коммунисты стали новыми помещиками, только еще худшими. «Крестьяне совсем не чувствуют, что они завоевали землю», – говорили крестьяне Бердянского округа. В другом регионе Украины, в Балаклейском районе на Изюмщине, было замечено стремление крестьян «к черному переделу, а также к захвату инициативы… по землеустройству» в свои руки[466]466
  Там же. Л. 12; Д. 2122. Л. 52.


[Закрыть].

Основной причиной своего «неполноправного» положения крестьяне считали неорганизованность, отсутствие собственного крестьянского профсоюза, который бы их защищал. Таковым они считали крестьянские союзы. Чаще всего за создание крестьянских союзов ратовали кулаки и зажиточные, хотя временами их в этом поддерживали и менее имущие соседи. Но в основном по вопросу о союзах люди с разным достатком занимали разные позиции[467]467
  Ганжа О. I. Указ. соч. С. 15.


[Закрыть]. Чаще всего в крестьянском сознании союз представлялся организацией, занимающейся закупками и сбытом сельскохозяйственной продукции, а также установлением на них единых, более высоких цен, при которых пуд стоил бы 1 рубль, а сапоги – 3, а не 15–40 рублей[468]468
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2316. Л. 67–67 об., 69.


[Закрыть]. Разговоры о селянских союзах не ограничивались только завалинками, но звучали на сходах, поднимались на собраниях, беспартийных конференциях. Через крестьян-отходников проникали они и в города, а также в армию[469]469
  Там же. Д. 2316. Л. 42; Д. 2006. Л. 23 об.


[Закрыть].

Дальше экономических мотивов в требовании создания союзов крестьяне в основном не заходили. Лишь изредка мотивировка переходила в политическую плоскость. Чаще всего политизация представлений о союзах происходила в городах и в армии. Там поговаривали о необходимости создания своей крестьянской партии, мотивируя это тем, что ВКП была для них «не своей»[470]470
  Там же. Д. 2336. Л. 67 об.


[Закрыть]. Если в начале 1920-х гг. любые политические мотивы увязывались с бандитизмом, то к середине десятилетия они приобрели уже советскую окрашенность. Например, встречались требования для справедливой защиты всех трудящихся учредить «в России» (очевидно, имелись в виду ВЦИК или ВУЦИК) «две палаты» – рабочую и крестьянскую[471]471
  Там же. Д. 2524. Л. 25.


[Закрыть]. Кое-где на почве недовольства величиной налогов сходы решали его не платить, а добиваться его снижения и учреждения крестьянского союза или созыва Учредительного собрания. Изредка звучали призывы использовать союзы для борьбы с рабочими и советской властью. За превращение союзов, равно как и беспартийных конференций, в законодательные съезды, отстаивающие права крестьян, ратовали в первую очередь кулаки[472]472
  Там же. Д. 2315. Л. 15; Д. 2336. Л. 78 об. – 79; Д. 2112. Л. 98.


[Закрыть].

Вообще, было бы неправильно говорить о крестьянских настроениях как о чем-то едином. Конечно, были и общие проблемы, одинаково волновавшие и богатых и бедных. К разряду общекрестьянских проблем относились недовольство «ножницами цен», антагонизм по отношению к городу. Но усиливающаяся дифференциация села приводила к тому, что у каждой социальной группы вырабатывались свои интересы, исходя из которых она реагировала на текущие события, а имущественный антагонизм стал обыденным явлением[473]473
  Там же. Д. 2112. Л. 101.


[Закрыть]. «Село – это несколько враждебных лагерей»[474]474
  Єфремов С. Указ. соч. С. 135.


[Закрыть], – замечал С. Ефремов. Основная борьба проходила между кулаками и незаможниками. Противостояние временами превращалось в настоящую войну, зачинщиками которой оказывались обе стороны[475]475
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2112. Л. 86–88; Д. 2316. Л. 24–26.


[Закрыть]. Бедные выступали за продолжение политики раскулачивания[476]476
  Их противники называли бедных «лодырями» и «бездельниками». Самих себя они изображали настоящими крестьянами-тружениками. Несомненно, в этих рассуждениях есть здоровое зерно. Но все же бедность далеко не всегда была следствием лени или нерадивости. А отношение народа к проблеме богатые-бедные недвусмысленно отражено в сказках – этих поистине кладезях народной мудрости.


[Закрыть], а зажиточная часть села лелеяла мечту о ликвидации КНС и возвращении изъятого ранее имущества. Комнезамы были надежной опорой советской власти во время Гражданской войны и помогли ей победить. Но к середине 1920-х гг. по причине своего радикализма, бюрократизации, а в ряде случаев и отрыва от сельского хозяйства они становились препятствием на пути налаживания необходимого советской власти союза с середняком и толкали последнего «в объятия» к кулаку. В середине 1925 г. ЦК КП(б)У был вынужден констатировать (правда, неофициально), что вместо союза незаможника с середняком фактически сложился союз середняка с кулаком[477]477
  Там же. Д. 1703. Л. 37 об.


[Закрыть].

По данным ЦСУ УССР, на 1927 г. кулацких хозяйств насчитывалось 204,5 тысячи, то есть около 4 % от числа всех хозяйств (правда, к их числу относили бывших кулаков и тех, кто служил у белых и петлюровцев). Из них (на 1929 г.) наемный труд использовали лишь 1,4 %[478]478
  Кульчицький С. Україна між двома війнами (1921–1939). Київ, 1999. С. 147.


[Закрыть]. Несмотря на немногочисленность, их влияние (причем не только в деревне) недооценивать нельзя. Кулаки активно стремились взять власть на селе под свой контроль. Будучи в политическом смысле «поразвитее» (в том числе и пообразованнее), они интересовались текущими событиями и демонстративно выдвигали общекрестьянские требования, пытаясь создать единый крестьянский фронт для борьбы с советской властью. Для этого использовались кампании по выборам в Советы (одно из главнейших проявлений активности в советских формах), экономические рычаги, церковь и т. д. И это им иногда удавалось[479]479
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2114. Л. 32; Танжа О.I. Указ. соч. С. 18, 19.


[Закрыть]. В ряде случаев обе противоборствующих стороны действовали не от своего имени, а через середняков. Кулаки боялись «засветиться» и навлечь на себя гнев государства, бедняки же, находясь в экономической зависимости от кулаков, опасались лишиться их помощи. Поэтому по мере экономического восстановления села и развития внутреннего конфликта укреплялся и выходил на политическую сцену середняк, от настроения и самочувствия которого зависели как состояние государства, так и позиции украинского национального движения на селе.

Различие интересов разных социальных групп наиболее четко прослеживается по отношению к войне. Угроза войны и новой интервенции на протяжении 1920-х гг. была темой номер один и порождала множество самых невероятных слухов[480]480
  Єфремов С. Указ. соч. С. 123, 126, 144, 166, 217, 218, 255–256 и др. Слухи были в основном о скорой войне, причем крестьяне переоценивали мощь западных стран, говорили, что у них есть «меч-кладенец» и «скатерть-самобранка» (ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2443. Л. 97).


[Закрыть]. Отчасти ожидание войны провоцировалось политикой большевиков, отчасти рождалось на почве домыслов и слухов. Почти во всех округах УССР кулачество надеялось на нее как на избавление от коммунистического режима. Кулаки заявляли, что не собираются воевать за советскую власть и посылать своих детей в армию. Они намеревались разобраться с ненавистными коммунистами, с КНС и вернуть отобранное имущество. Бедная часть села реагировала на угрозу войны прямо противоположно, видя в советской власти «свою» власть, защищающую их интересы. Некоторые незаможные крестьяне в случае войны планировали разобраться с кулаками. Угроза окончательного решения «кулацкого вопроса» иногда влияла на умонастроения зажиточной сельской верхушки в положительном для большевиков смысле (то есть когда кулаки выражали готовность защищать советскую власть)[481]481
  ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2316. Л. 46–47, 137; Д. 2443. Л. 96–97.


[Закрыть].

Середняки по вопросу о войне колебались. На их позицию влияла расстановка сил на селе и экономический контекст. Понятно, что большая часть середняков и бедняков выступала против войны: она принесет разруху, тогда как «вообще жизнь налаживается». Но в случае войны они были готовы защищать СССР[482]482
  Там же. Д. 2524. Л. 241, 242; Д. 2336. Л. 92; Д. 2316. Л. 14.


[Закрыть]. В западных приграничных округах настроения были более решительными: здесь крестьяне готовились отстаивать Союз и советскую власть, лишь бы не вернулись поляки. Основным движущим мотивом, из-за которого украинское село в большинстве своем приняло советскую власть и, несмотря ни на что, было готово ее защищать, было понимание, что хотя она и «не очень то», но лучше ее не будет и если она падет, то вернутся помещики. Уж лучше пусть будет советская власть, считали крестьяне, «чем панам руки целовать»[483]483
  Там же. Д. 2316. Л. 15, 18, 69–69 об.


[Закрыть], тем более панам-полякам.

Нельзя не упомянуть и об отношении крестьян к компартии. Отношение это было сложным, на него влияли социальные (антагонизм с городом), экономические (государственная политика), национальные (в основном антиеврейские) мотивы. Часто претензий непосредственно к партии не возникало, зато имелись они к представителям низовых партийных органов, которые обвинялись в злоупотреблениях, бесхозяйственности, искажении линии партии. Сказывалось и недовольство присылаемыми на село кадрами, не всегда знакомыми с крестьянской жизнью. Натянутые отношения возникали и по причине относительно небольшого числа коммунистов-крестьян. Партии не верили, боялись, как боятся всего неизвестного, и нередко она воспринималась как что-то враждебное, внешнее, пришедшее из города[484]484
  Там же. Д. 1124. Л. 20; Д. 2112. Л. 31, 40–42.


[Закрыть]. В то же время материалы конференций, обследования КНС и сельских Советов подчеркивали, что в целом крестьянство партии доверяло и видело в ней гарантию от реставрации помещичьей власти и землевладения.

Несмотря на некоторую отдаленность партии от села, крестьянство следило за внутрипартийной жизнью, но толковало ее по-своему. Особенно интересовались политикой кулаки. Середняки и бедняки в перипетиях внутрипартийной борьбы в основном разбирались слабее. Споры велись о том, кто из противоборствующих сторон – Сталин или оппозиция – хочет сделать «лучше» для крестьян. Исходя из этого крестьяне и определяли свое отношение к происходящему на властном олимпе[485]485
  Там же. Д. 2316. Л. 91, 94; Д. 2315. Л. 20 об.


[Закрыть]. Стоит отметить, что в большинстве случаев внутрипартийная политика не вызывала роста национальных чувств, разве что кроме антиеврейских.

На практике недовольство политикой партий в основном сводилось к разговорам, которые при всей своей внешней грозности были простым сотрясанием воздуха. Много было речей вроде того, что «полетел Николай, полетят и Троцкий, Рыков и другие, если будут нас душить такими налогами»[486]486
  Там же. Д. 2336. Л. 76–77.


[Закрыть]. Иногда антиправительственные разговоры сводились лишь к ругани власти, причем поводом к излиянию желчи могло стать все что угодно. Но хотя разговоры и являются свидетельством определенной настроенности той или иной аудитории, до реальных антиправительственных акций от них пролегала дистанция огромного размера. Разговоры все же не могут быть показателем того, как человек поведет себя в той или иной критической ситуации, например в случае войны или в другой кризисный для власти момент.

Итак, основная масса крестьянских требований вращалась вокруг социально-экономических проблем, лишь изредка, как в случае с крестьянскими союзами, упоминая о некоторой альтернативе существующей власти. Да и эти союзы в понимании основной массы крестьян должны были служить защитой их экономических интересов. Хотя нельзя исключать и того, что люди, требовавшие их создания, особенно представители сельской интеллигенции и те, что были «поразвитее», старались не афишировать их истинное предназначение. Бывший атаман В. Крук, оказавшийся, как и многие его товарищи, в ГПУ, показывал, что петлюровская эмиграция и заграница были заинтересованы в создании «крестьянских профсоюзов», поскольку с их помощью намеревались сплотить крестьянство, возглавить его и поднять восстание[487]487
  Там же. Л. 91 об.


[Закрыть].