Текст книги "Вестники времен"

«Лоншану теперь точно конец, – убежденно подумал Гунтер. – С помощью церкви, которую канцлер долго обижал, Джон поднимет лондонцев и прихожан из окрестных поселков еще до наступления полуночи. Даже если нам не удастся освободить Годфри или он погибнет, во главе бунта встанет Джон, которого, вдобавок, поддержат дворяне. Вот лиса, принц ведь отлично знает, что может взять власть в стране и без помощи Годфри, а останавливает принца только страх перед старшим братцем (вдруг Ричард заступится за Лоншана!) и матушкой Элеонорой. А так – он за спиной Годфри, наместника, архиепископа, правителя королевства, сидящего сейчас на алтаре захолустной церкви и не смеющего носа наружу высунуть – мигом схватят и упрячут подальше да поглубже… Для свержения хапуги-канцлера нужен был лишь толчок, и его сделали мы с Мишелем. Можно гордиться – не прожил в двенадцатом веке и месяца, а уже участвую в делах, связанных с судьбами монархий! Хуже другое – тот ублюдок, о котором предупреждали и Лорд, и отец Колумбан, святой ирландский отшельник, тоже наверняка не мается бездельем…»

– Милорд, – неожиданно заговорил сэр Мишель, только что припрятавший за пазухой полученные от Джона пергаменты с приказами. – Ваше высочество, я все же просил бы вас поостеречься. Думаю, Гвидо де Лузиньян не зря предупреждал об опасности. И потом, не позабудьте, убийством угрожают не только вам, но и государыне Элеоноре и другим членам королевской семьи…

– Об этом – после, – рубанул ладонью воздух принц. – Письма Гвидо обсудим, когда станем пировать в Тауэре. А сейчас, господа, в дорогу. У каждого есть дело… Гисборн, распорядитесь, чтобы Шевалье де Фармеру и его оруженосцу подали свежих лошадей и верните им оружие.

* * *

Безмятежная убежденность в собственных безнаказанности и безопасности сильно подвели канцлера Англии Уильяма де Лоншана. Внешне дела в столице обстояли просто идеально: принц Джон, у которого не было сколь-нибудь серьезных должностей в государстве, выступать против королевского любимца не смел, побаиваясь Ричарда; большинство влиятельных, способных держать в руках оружие дворян отбыли с королем на берега Средиземного моря, и подчиненной Лоншану гвардии могли противостоять лишь отдельные бунтари, расправиться с которыми было бы проще простого. Новый архиепископ пребывал в монастыре, окруженном верными канцлеру войсками. Оставалось и дальше сохранять в тайне от епископата и дворян нахождение Годфри на острове, да силами шерифских отрядов усмирять редкие вспышки недовольства.

Ричард и Элеонора далеко, вернутся они весьма нескоро, а потому Лоншан чувствовал себя единственным обладателем власти на английских землях. Однако выстроенная им пирамида казнокрадства, обмана и вероломства начинала рушиться, точно крепостная башня, разбитая метким выстрелом из катапульты…

За принцем канцлер не следил, считая Джона неспособным к действиям в ущерб человеку, облеченному доверием грозного Ричарда. Но даже если бы соглядатаи Лоншана надзирали за замком Винчестер, то доклады вряд ли бы отличались особой оригинальностью. Ничего подозрительного – сразу после полудня дворец принца покинул всадник, направившийся вверх по Темзе, через западные ворота к Оксфорду; позже поодиночке выехали несколько молодых дворян из свиты принца – гонцы с приказами находившимся в городе или близ него отрядам Йорка, Ланкастера и Монмута; сам принц, окруженный двумя десятками всадников охраны, среди которых выделялись шестеро угрюмых сарацин в восточных одеждах и с саблями наголо, поехал к Вестминстерскому аббатству. Находился он там вплоть до заката, а внимательные нищие, собиравшие мзду на ступенях собора, отметили странное оживление среди благочестивого клира Лондона – до вечерней службы Вестминстер посетили настоятели почти всех городских храмов, аббаты монастырей и даже четверо епископов…

Трое верховых на сытых, застоявшихся горячих конях выехали из ворот Винчестера ближе к вечеру. Вслед за ехавшим впереди Гаем Гисборном поспешали сэр Мишель и Гунтер, разодетые в плащи с гербом принца Джона, нацепленные поверх кольчуг. Гай провел своих новых знакомцев через Тауэр-бридж и центр Лондона к южным городским воротам. У каждого при себе имелась бумага за подписью принца Джона, дающая возможность беспрепятственного проезда через все заставы стражи, в пределы любого королевского земельного владения или любой город Англии.

«Даст Бог – все получится, – думал германец, покачиваясь в мягком новеньком седле и рассеянно оглядывая толчею на лондонских улицах. – Ну почему я в прежние времена никогда не обращал внимания на этот отрезок истории Англии? Насколько было бы проще, знай я хоть по книгам обстоятельства авантюры, в которую мы с Мишелем влипли… Но никакого переворота с участием принца Джона не было – вот уж это я точно помню! Так что и книги вряд ли бы нам помогли…»

Сэра Мишеля, как истинного, хотя и немножко безалаберного рыцаря, сомнения не терзали. Норманн был твердо уверен в победе. Сколь трудным не стало бы освобождение Годфри, сын барона де Фармер, впервые в жизни взявшийся за настоящее дело, не подведет своих сюзеренов. Годфри или Джону не придется стыдиться за рыцаря Англии Мишеля де Фармер! Зря, что ли, принц подарил ему и Гунтеру одежду со своим гербом?!.

Далеко на востоке, над проливом собирались грязновато-серые кучевые облака, со стороны моря потягивало пахнущим солью и водорослями ветерком. Чувствовалось, что ближайшей ночью над Лондоном разразится летняя гроза.

Глава четырнадцатая
Феодально-демократическая революция

Ночь на двадцать четвертое августа выдалась беззвездная, темная и ветреная. Порывы холодного ветра хлестали по кронам столетних дубов и буков, окружавших дорогу на Дувр, в чаще коих, как шептались в деревнях, еще обитали боги сгинувших кельтов-язычников, а белобородые друиды-отшельники и поныне клали требы самым древним и великим деревьям втайне от христианских священников… Страшно человеку такой ночью. Кажется, будто среди теней колеблющегося на ветру единственного факела, вставленного в кольцо на стене маленькой хибарки, пляшут чужие, принадлежащие ночи и дьяволу силуэты ведьм и неведомых чудовищ… Хорошо, что дорожная застава Чатемского шерифства состоит из трех человек – не в одиночестве сидеть в темноте среди враждебного, холодного леса.

Дорожные стражи спали попеременно, и вот сейчас, в глухой предутренний час, старший заставы Том Хоттин, продрогший до костей за время бдения при дороге, разбудил сменщика, валлийца по имени Беннет. Последний должен был дежурить до утра, пока помощник шерифа не пришлет смену.

– Кому это нужно? – недовольно ворчал Беннет, затягивая пряжку плаща. – Нет, ну скажи – кому приспичит гулять по дорогам ночами, когда всякий добрый католик отдыхает перед новым днем?

– Иди, иди, подыши свежим воздухом, – подтолкнул не торопящегося валлийца Том. – Я и так отстоял больше положенного. Дай поспать хоть немного… А ну тихо! Что это?

Сквозь дощатые стены придорожной хижины до слуха насторожившихся стражей донесся отдаленный глухой гул, усиливавшийся с каждым новым мгновением. Словно ревело штормовое море, накатывая на берег очередной сокрушительный вал… Том и Беннет растерянно переглянулись, но все же схватили копья и, позабыв о спящем третьем сотоварище по службе, кинулись прочь из хибарки, к едва серевшей в темноте полосе дороги.

Этот отрезок широкого тракта был прямым и днем отлично просматривался в обе стороны. Сейчас двое всерьез перетрусивших стражников могли лишь различить, что с севера, со стороны Лондона, к заставе споро приближаются несколько желтоватых огоньков, и оттуда же доносится невнятный рокот, все больше начинающий походить на перестук множества десятков копыт.

А далеко над лесом, в черном небе над долиной Темзы, посверкивали голубые и белые длинные искорки молний, привнося в разворачивающийся перед глазами чатемцев спектакль несколько демонический характер.

Вскоре стало понятно, что по дороге к Дувру сквозь ненастную ночь мчится большой конный отряд.

– Иисус и святой Томас! – Беннет, медленно отступая к придорожным зарослям, перекрестился дрожащей рукой. – Том, это же Дикая Охота! Спаси нас, Господи…

Оба чатемца, не сговариваясь, бросились прочь с тракта, проломились сквозь колючие кусты, оставляя на шипах клочки одежды, и замерли в тени, сжимая вспотевшими ладонями оружие.

Земля заметно подрагивала, стало возможно различить приглушенное фырканье и тяжелое дыхание лошадей, позвякивание сбруи, доспехов и оружия, отблески огня ложились на пустую, гладкую дорогу. Беннет ошибся – Дикая Охота всегда скачет бесшумно и без живого пламени… К Дувру быстрой рысью шла тяжелая рыцарская конница.

Крупные боевые кони, с облаченными в полную броню всадниками неслись друг за другом, по две пары в ряд. За первой четверкой другая, третья… У некоторых людей в руках были факелы, которые Беннет издали принял за болотные огоньки, иные скакали в глухих, посверкивающих красноватыми бликами начищенных шлемах и с поднятыми к темному небу тонкими копьями. Над головами виднелись укрепленные на пиках узкие вымпела, изображения на которых различить было невозможно.

Боевой отряд числом не меньше чем в полную сотню мечей миновал неприметную сторожку на Лондонском тракте и канул в темноту. Но долго еще тишину ночного леса беспокоил удаляющийся гул копыт, бьющих по утоптанной земле и мелькали огненные точки факелов…

– Что делается в веселой Англии, – покачивая головой, прошептал Том Хоттин, осторожно вылезший обратно на тракт. Он вместе с Беннетом настороженно смотрел вслед исчезнувшему вдалеке отряду. – Может, опять к аббатству святого Мартина гвардию гонят? Что ж такое могло приключиться в святой обители?

Великаны-дубы, поднимавшие кроны по краям дороги, не ответили на вопрос озадаченного человека, а лишь еще громче зашумели резной листвой, мятущейся под налетавшим ледяным ветром.

* * *

Столь неожиданно и быстро придуманный принцем Джоном план переворота осуществлялся без каких-либо затруднений или внезапных препон со стороны потерявшей бдительность государственной службы канцлера Лоншана. Ко времени, когда солнце коснулось дальних лесов Корнуолла и медленно уползало за горизонт, несколько рыцарских отрядов, пришедших из Лондона или в обход города по проселочным дорогам из окрестных замков, встретились возле небольшой каменной часовни, выстроенной на развилке дорог, ведущих к Чатему и Мейдстоуну. Подъезжавших дворян приветствовали трое людей с гербом Плантагенета на плащах, а невысокий и широкоплечий здоровяк, известный под именем Гая Гисборна, подзывал к себе командира каждой группы и что-то долго объяснял, показывая небольшие исписанные листки пергамента. Двое рыцарей или оруженосцев, стоявших рядом с Гаем, в разговор не вступали, а просто переглядывались и порой ухмылялись.

Когда сэру Мишелю захотелось поближе познакомиться с поддерживающими принца и архиепископа рыцарями, и он, куртуазно раскланиваясь, представлялся сам и представлял своего оруженосца, Гунтер понял – здесь собралась самая знатная молодежь Англии. Отцы и старшие братья этих дворян ушли с Ричардом на юг, и теперь гордые фамилии Ланкастеров, Йорков, Монмутов и Фитц-Аллейнов представляли младшие сыновья, возрастом зачастую не превосходившие сэра Мишеля. Настрой был самый боевой – после разъяснений Гисборна и письменных приказов принца Джона изрядно обиженные на Лоншана за поборы и притеснения английские дворяне безоглядно рвались в драку и остановить их не могла даже угроза смерти на плахе, вполне реальная в случае, если переворот провалится. Джон безошибочно определил, на кого можно положиться. Одно было плохо – за половину дня не удалось собрать и полутора сотен бойцов.

Начинало темнеть, когда со стороны Оксфорда примчался гонец, сообщивший Гисборну, что шериф Оксфордский вместе с наспех собранным ополчением движется к Лондону и отряд, которому поручено освободить графа Клиффорда, может отправляться – к утру дорога, ведущая к южным воротам столицы, будет занята и взята под охрану. Гай Гисборн спешно роздал последние команды, выставил в голову колонные тяжеловооруженных дворян, а замыкающими конных лучников, приказал запалить несколько факелов и, кликнув сэра Мишеля с Гунтером, выехал вперед.

– Добрые рыцари! – хрипло возгласил Гисборн. – За ночь, к рассвету, мы должны достичь Дувра и оказаться под стенами обители святого Мартина. Если констебль Дуврский не подчинится приказу короля и не уведет своих людей от обители, нам придется дать бой. Запомните все: наша цель – спасти жизнь святейшего архиепископа!

Гунтер ожидал восторженных криков, но даже самые молодые рыцари и оруженосцы промолчали. Только некоторые угрожающе тряхнули копьями.

Короткий, но довольно опасный марш к Дувру начался с последними закатными лучами. Гисборн, сэр Мишель и германец двинулись впереди колонны, за ними шло копье Ланкастеров и герцогских вассалов, бывших на службе у сеньора, вслед, вначале медленно, а затем все быстрее и быстрее, рысили прочие…

Часа через три безостановочного пути Гунтер молился лишь об одном: пусть это поскорее кончится! Мало того, что они с Мишелем почти не спали двое суток и за данное время получили колотушек на несколько лет жизни вперед, так вдобавок и поесть как следует ни разу не удалось! В животе бурчало, голова была тяжелая, бедра жутко устали (попробуй, поезди столько на лошади, не отдыхая хоть изредка!), а глаза слипались. В таком состоянии вылететь из седла и оказаться затоптанным идущими вслед – дело само простое…

Сэр Мишель чувствовал себя не лучше, однако вида старался не подавать, хотя и зря – кто в кромешной тьме разглядит недовольное и усталое выражение на лице? Рыцарь иногда перебрасывался одной-двумя фразами с Гаем, принимая у него факел, когда у Гисборна уставала рука – словом, пытался избавиться от головной боли, терзавшей норманна с того момента, как подлец-Понтий бесчестно разбил бутылку о его голову.

Гунтер, прислушивавшийся к разговорам Гая и Мишеля, выяснил интересные для себя подробности: оказывается, Гисборн, которому вот-вот должно было исполниться девятнадцать лет, служил у принца Джона по вассальной обязанности и, благодаря личному тщанию и сообразительности, быстро приобрел доверие королевского брата, став начальником над немногочисленной стражей замка Винчестер. О возвращении в родной Ноттингам Гай пока вовсе не помышлял, а собирался рано или поздно двинуться в Святую Землю и снискать славу рыцаря Креста и верного паладина веры Христовой.

«Жаль, они не знают, сколь плачевно закончатся крестовые походы, – с досадой думал Гунтер. – А если Гай всерьез рассчитывает пойти в Палестину, то его планы вскоре будут порушены. Вопрос только один – кто и как скоро назначит Гисборна помощником ноттингамского шерифа?.. А там, глядишь, и Робин из Локсли, доселе в Англии неизвестный, объявится… Предупредить Гая, что ли?»

Отряд ни разу не останавливался передохнуть, лошади и люди начинали уставать. Едва небо начало чуточку сереть, и в предрассветных сумерках стало возможно хоть что-то рассмотреть, выяснилось следующее: старое аббатство находилось совсем рядом, в полумиле, у подножия пологого холма, наполовину покрытого ясеневой рощей, наполовину засеянного неубранной пока пшеницей. Дорога, как запомнил сэр Мишель, огибала бугор справа, минуя монастырские поля на его южном склоне, и выводила напрямик к стенам обители.

Снова выслушав предупреждение норманна о расположившихся возле ворот монастыря солдатах Дуврского констебля, Гисборн, подняв руку, остановил колонну и собрал представителей отдельных отрядов посоветоваться. Решено было свернуть с тракта, подняться на холм и выстроиться на границе рощи и пшеничного поля – в этом случае можно будет атаковать солдат Роджера Крэндона и Риченды сверху, по склону. Бертран Ланкастер, успевший прежде повоевать на стороне Генриха II в недавних Аквитанских войнах, предложил сразу напасть на собранную Ричендой гвардию, однако Гисборн, поразмыслив, отказался от подобной идеи – принц повелел по возможности избегать кровопролития. Тем более у стен почитаемой обители.

Около часа ушло на то, чтобы все шесть с половиной десятков ратников заняли указанные Гаем позиции на широкой вершине холма. Гунтер все надивиться не мог – ну откуда даже самый сопливый юнец, большую часть жизни проведший в родительском замке в дикой глуши, знает все тонкости военного искусства? Сэр Мишель, выслушивая короткие приказы Гисборна, только согласно кивал – план был весьма неплох, и, имея столь внушительные силы, можно было запросто победить в возможной схватке. С флангов Гисборн выставил спешившихся лучников, по двадцать с каждой стороны – лучники, прикрываясь наползающим утренним туманом, тихо двинулись вперед, чтобы встать в полете стрелы от стен обители, – а центр составляла главная сила – цепь конных рыцарей с копьями.

Когда-то Гунтеру казалось, что двадцать всадников – сила совершенно незначительная. То ли дело тысяча или две! Однако, оглядев приготовившихся к бою рыцарей, германец понял, что глубоко ошибался. Даже столь немногочисленная конница может смести пешего противника подчистую, особенно при внезапном ударе.

– Поле вытопчем, – огорченно заметил сэр Мишель, вглядываясь в грязно-серую туманную дымку, за который скрывался монастырь. – И вообще будет смешно, если сэр Роджер из Дувра одумался и увел своих головорезов обратно в город.

– Представляю, – ухмыльнулся Гунтер. – Годфри сейчас спит себе, десятый сон видит, и вдруг просыпается оттого, что на мирный монастырь прет размахивающая железом орава… Тихо, к нам Гай едет.

– Ну, друзья мои, – довольно бодро сказал Гисборн, подведя лошадь к скакунам сэра Мишеля и Гунтера. – Давайте спустимся вниз и попробуем выяснить, как обстоят дела у благочестивой братии. Глядишь, зря копья острили… Да, кстати, шевалье де Фармер, вы и ваш оруженосец без шлемов и щитов… Не рискуйте зазря…

Быстро сообщив Ланкастеру, что они втроем отправляются к монастырю осмотреться или искать встречи с представителями Дуврских властей, Гисборн пришпорил лошадь и поскакал через поле вниз по склону. Следовавшие за ним норманн и германец отметили, что оба отряда лучников успели занять отведенные по плану Гая места и теперь выстроились далеко справа и слева.

Туман был не ахти – скорее, просто изморось, сквозь которую стены обители, приземистая колокольня церкви и крыши хозяйственных построек просматривались уже с сотни шагов. Но точно так же было видно, что, несмотря на ранний час, у ворот аббатства царит странная кутерьма, движутся всадники и мелькают огоньки факелов. Стали слышны отдельные возгласы, больше напоминавшие военные команды, короткие вскрики. Похоже, дело было неладно и Риченда де Лоншан, повинуясь строжайшим приказаниям брата, решила взяться за Годфри всерьез, не побоявшись недовольства или гнева святой церкви. Как видно, посланный принцем Джоном отряд подоспел как нельзя вовремя.

Рвение Риченды де Лоншан и верность родственным узам при других обстоятельствах заслуживали бы всяческого уважения. Лишь много позже, когда улеглась суматоха вокруг необычного приезда архиепископа, сэр Мишель и Гунтер с неподдельным изумлением узнали, что канцлер возложил всю ответственность за захват Годфри именно на сестру, и леди Риченда взялась за дело с хваткой опытного полицейского, не оглядываясь на возможные последствия, без колебаний или сомнений. Она, как впрочем, и сам Уильям де Лоншан, была уверена – какое бы преступление не совершилось, оно останется невозбранным. Тем более, что канцлер держит в руках церковь и всегда отыщет епископа, готового отпустить любой грех…

Принц Джон был прав, отправив к монастырю святого Мартина большой вооруженный отряд. По оценке внимательно осмотревших место событий сэра Мишеля и Гисборна, под стенами бенедиктинской обители находилось не меньше пяти-шести десятков пеших воинов, а сгрудившиеся возле ворот всадники – числом около пятнадцати – по всей видимости, были рыцарями.

Самое интересное, что створки монастырских ворот были наполовину открыты, а устав ордена святого Бенедикта запрещает держать их отпертыми до восхода солнца. Прибывшие ночью странники могли войти в монастырь только через калитку.

– Что они делают? – сдавленно проговорил сэр Мишель, присматриваясь. До ворот оставалось не больше пятидесяти шагов и было отлично видно, что к створкам, подгоняемые грозными окриками, направляются несколько десятков солдат, выставив перед собой короткие копья.

– Боже мой! – вскричал Гисборн. – Констебль все же решился на захват обители силой! Давайте быстрее!

Гай направил лошадь к гарцевавшим неподалеку дворянам, рассчитывая найти среди них констебля или человека, его замещающего. События у ворот монастыря уже начинали походить на настоящий бой – солдаты пытались расчистить дорогу пиками, а святая братия взялась за колья да дубины, отвечая святотатцам тем же. Раздавались крики, ругань, перемежаемые призывами к святым и звуками ударов.

– Именем его высочества принца! – выкрикнул Гисборн, оказавшись рядом с ждущими исхода свалки рыцарями. – Я старший над стражей дворца Винчестер и послан сюда принцем Джоном. Кто здесь главный, кто командует?

Слова Гая произвели мало впечатления. Его окинули придирчивыми и недоверчивыми взглядами, некоторые же просто не обратили внимания на вассала принца – в основном все наблюдали за сражением между монахами и пешими воинами у ворот монастыря. Там бились всерьез – появились первые раненые, а, возможно и убитые.

– Сэр, – быстро проговорил Мишель, приблизившись к Гисборну. – Если дело настолько серьезно, скачите к нашим. Мы с Джонни попытаемся пробиться к архиепи…

– Кто спрашивал человека, распоряжающегося здесь? – прозвучал холодный и надменный женский голос. Госпожа Риченда де Лоншан, в мужской одежде, нелепо сидевшей на ее полном теле, окликнула Гая. В предутренних сумерках даже Гунтер, прекрасно запомнивший эту женщину, не смог ее узнать. – Кто помянул имя светлейшего принца?

Несколько мгновений Гай, сэр Мишель и Гунтер ошеломленно взирали на подъехавшую Риченду, сопровождаемую несколькими латниками, и, прежде чем она снова открыла рот, пытаясь что-то сказать, Гисборн выхватил пергаментный свиток, украшенный висящей на шнурке красной печатью и протянул его восседавшей на белой кобыле даме. Гай, невзирая на происходящее в нескольких шагах побоище, оставался любезен, хотя голос его звучал несколько надорвано:

– Сударыня, мое имя Гай Гисборн, рыцарь из Ноттингамшира. У меня срочный приказ его высочества принца Джона. Прочтите и подчинитесь воле принца!

«Сейчас она наверняка узнает нас с Мишелем, – смятенно подумал Гунтер. – Натравит своих псов, а беднягу Гисборна пошлет куда подальше…»

Почти так и вышло. По счастью, уставшая и злая, а оттого утерявшая внимательность Риченда, выглядевшая в полумраке мужеподобной и жестокой, не опознала людей, устроивших невиданную панику в порту Дувра. Зато Гисборн получил сполна:

– У меня приказ канцлера, – холодно бросила дама, смотря вовсе не на посланника принца, а в сторону монастырских ворот. Створки распахнулись во всю ширь, солдаты оттеснили благочестивых братьев в освещенный факелами и кострами двор, на звоннице кто-то из монахов начал бить в колокол. Низкий, тягучий звук поплыл в воздухе, наполняя его тревогой. – Я обязана задержать преступника, угрожающего трону и королю! Убирайтесь, сударь.

– Но его высочество… – начал было Гай, однако получил решительный отпор со стороны Риченды:

– Принц, насколько мне известно, не занимает государственных должностей, а пока в стране нет короля, государством правит канцлер и наместник. Уезжайте!

Риченда развернула лошадь, показывая, что разговор окончен, и поскакала к воротам. Проход во двор теперь был свободен, и какие-то дворяне из свиты сестры канцлера вовсю командовали выстроившимся напротив распахнутых створок пешими десятками, закрывавшими плотной шеренгой вход в монастырь. Драка во дворе продолжалась – братья-бенедиктинцы могли постоять за себя и святую обитель, однако значительно уступали солдатам коннетабля в умении.

– Это не англичане, – вдруг быстро сказал Гисборн. – Наши никогда не осмелились бы войти в монастырь святого Мартина с оружием! Черт возьми, шевалье, вы слышите их речь? Это проклятые наемники из Фрисландии! В Дувре стоит две сотни фризов, вот их и послали на это гнусное дело! Быстрее к нашим, надо начинать атаку!

Сэр Мишель быстро огляделся, странно медля, и вдруг соскользнул с седла, ударил лошадь ладонью по крупу, отгоняя прочь, и, жестом приказав Гунтеру сделать то же самое, крикнул Гаю:

– Мы попробуем пробиться к Годфри! А вы немедля отправляйтесь на холм и ведите рыцарей! Давайте же, сэр Гай!

Гисборн только махнул рукой, пригнулся к седлу и, пришпорив лошадь, поскакал прочь. Никто из осаждавших монастырь не глянул в его сторону – все были уверены, что не найдется ни единого человека, способного противостоять констеблю Дувра и сестре господина канцлера. О большом отряде рыцарей и лучников, притаившихся неподалеку, подчиненные Роджера Крэндона и леди Риченды не подозревали.

Царившая вокруг суматоха позволила сэру Мишелю и оруженосцу подбежать незамеченными к самим воротам. Плащи с английским гербом, почти точь-в-точь похожие рисунком на длинные туники гвардии, отлично маскировали – никто из занятых дракой с монахами фрисландцев, гвардейских десятников или немногих рыцарей не обратил внимания на двоих чужих людей. Риченда же въехала во двор и зачарованно наблюдала за дракой.

– Про-очь, негодяи! – высокий старческий голос перекрыл шум маленького сражения и крики нападавших. Отец Теодерих в белоснежной праздничной сутане стоял на крыльце храма, держа в одной руке серебряное распятие, а другую подняв над головой. – Не боитесь церкви – бойтесь Господа!

Около двух десятков монахов в черных рясах сгрудились возле крыльца, защищая пожилого аббата. Здесь же Гунтер, подошедший вместе с рыцарем совсем близко, разглядел знакомую худощавую физиономию отца приора, теперь сжимавшего в правой руке короткую дубинку. Наемники-фризы окружили монахов, постепенно сжимая в полукольцо, однако атаковать не решались – все-таки это порог храма, а на его ступенях стоит величественный, пускай и разъяренный, святой отец.

– Ну что такое? Вперед! – раздался позади голос Риченды. – Быстро!

Никто из солдат не пошел вперед. Церковь есть церковь, и заслужить погибель души не хотелось даже диким фризам, набранным в охранявшее остров войско, пока большинство англичан находились в крестовом походе. Наемники выставили перед собой копья и нерешительно переглядывались.

Тут сэра Мишеля осенило. Они с Гунтером стояли сразу за спинами солдат, окруживших крыльцо храма, а пробиться вперед силой было бы невозможно. Поэтому рыцарь, шепнув германцу: «Иди за мной и молчи!» растолкал локтями ряд наемников, выкрикивая при этом: «Пустите, я пойду первым!»

Норманн пробирался через строй несколько оторопевших (какой дурак тут желает погубить душу?) солдат напрямик к отцу приору в надежде, что строгий священник узнает прежних гостей. Сейчас следовало как можно скорее пробиться в храм, к Годфри… Гисборн и его рыцари должны появиться совсем скоро.

– Сатанинское отродье! – приор занес было дубинку для удара, но выскочившая вперед строя солдат парочка, как показалось священнику, была ему очень знакома. Сэр Мишель, быстро подмигнув святому отцу, чуть поклонился и быстро проговорил по-латыни:

– Пропустите нас в церковь, помощь пришла.

Приор отступил на шаг назад, помедлив лишь мгновение, зыркнул на стоявшего поодаль монаха – высоченного и широкоплечего детинушку, чтобы впустил нежданных спасителей – а когда сэр Мишель и Гунтер быстро прошли на крыльцо, снова сомкнул строй, выставив вперед себя столь непривычное святым братьям оружие. Отец Теодерих, не сдвинувшийся с верхней ступени и на единый фут, окинул обоих дворян подозрительным взглядом, но, узнав, кивком приказал идти в храм.

– Бестолочи! – в спины германца и сэра Мишеля ударил крик Риченды, сумевшей разглядеть, что солдаты пропустили к церкви каких-то людей. – Задержите их! Немедля!

Наемники качнулись было вперед, однако святые братья угрожающе выставили перед собой колья, а отец Теодерих снова поднял крест и громко посулил интердикт первому же, осмелившемуся ступить на церковный всход.

Освещенная сотнями свечей церковь встретила норманна и Гунтера пронзительной тишиной. Толстые стены приглушали доносящиеся со двора возгласы, а десяток окруживших алтарь монахов молились совершенно беззвучно. Святейший архиепископ Кентерберийский Годфри стоял перед алтарем на коленях, сложив ладони на груди, и шепотом читал раскрытую латинскую Библию.

– Милорд! – тихо позвал сэр Мишель архиепископа, подойдя ближе. Монахи воззрились на рыцаря и стоявшего у него за спиной германца с подозрением. – Милорд, мы вернулись!

Годфри встрепенулся, поднял глаза на звук и расплылся в радостной улыбке.

– Шевалье де Фармер! Не прошло и суток, а вы снова здесь! Вы пробились к принцу?

– Да, да, конечно, – закивал рыцарь, попутно размышляя, как бы подойти к Годфри и поцеловать ему руку. Архиепископ находился за алтарным возвышением, а вход туда мирянам возбранялся. – Мы привели ополчение дворян, милорд. Завтра… Тьфу, то есть сегодня после полудня принц ждет вас в Лондоне.

– В Лондоне… – вздохнул архиепископ. – Слышите? Осада не снята. Просто счастье, что люди Лоншана не решаются войти в храм. В противном случае я бы давно сидел в Дуврском замке. Где же ваше ополчение, сударь?

– Они на холме, – подал голос Гунтер. – Сэр Гай Гисборн из этого… Ноттингама поехал к рыцарям и должен их вот-вот привести. К тому же у нас почти полсотни лучников…

Шум раздался у самого входа в храм, послышались невнятные ругательства на смеси норманно-французского, английского и латыни. Следующая сцена выглядела настолько дико, что и монахи, остававшиеся с Годфри, и Мишель с Гунтером застыли, раскрыв рты, не в силах даже пошевелиться.

Видимо, Риченда смогла заставить самых отпетых разбойников из своей маленькой армии разогнать братьев-бенедиктницев, охранявших проход в церковь, и теперь стало видно, что старенький отец Теодерих, чей силуэт четко вырисовывался в широком дверном проеме, изо всех сил молотит какого-то фрисландца большим серебряным распятием, и невнятно выкрикивает формулу отлучения. На фриза крики святого отца впечатления не производили (надо полагать, наемник просто не понимал латинских речений). Солдат сильно отпихнул отца Теодериха, стукнул его в грудь тупым концом копья так, что аббат мешком повалился на каменные плиты пола и махнул рукой, подзывая своих.