Текст книги "Танец с Хаосом"

Осторожно заглянули внутрь.

Дастин опустил винтовку, попытался сплюнуть, но вся слюна куда-то пропала.

Внутри сарая находились отлично обустроенные ясли, кормушка, автоматическая поилка. Пахло навозом, но слабенько. В яслях переминался с ноги на ногу слонопотам. Вымытый, расчесанный слонопотам с подпиленными бивнями. На коротком хвостике – легкомысленный розовый бантик. Ошейник с большим колокольчиком. Над входом в ясли висела табличка с именем скотины.

– «Эсмеральда», – бездумно прочитал я надпись. Слонопотамша, услышав кличку, обрадовалась, подняла хобот и издала доброжелательный звук, похожий на хрюканье.

– Кажется, я понял, в чем дело, – вновь обрел дар речи Дастин. – Это наш домашний любимец. В особо крупных размерах. По-моему, ее нужно либо выгулять, либо покормить.

Ни хрена себе любимчик. Габаритами с паровоз. И бантик этот дурацкий…

Шерстистая Эсмеральда нетерпеливо потопталась и воззрилась на нас красными глазками вопросительно-умоляюще. И только когда я заметил выставленные у стены хлева громадные алюминиевые бидоны и разбухшее вымя зверюги, все стало ясно. Чувство юмора у Хозяина было то еще. Вот вам, пожалуйста, вилла и в качестве довеска – дойный слонопотам.

– Ты когда-нибудь коров доил? – безнадежно осведомился я у Дастина. – Я тоже нет. Слушай, нужно что-то делать, животное страдает. Так и будет вопить целый день…

Спустя сорок минут мы вышли из сарая, сели на травку, и Дастин с завистью посмотрел на мои сигареты. Попросить не решился. Он у нас активный сторонник здорового образа жизни. Наши чистые костюмы были доверху измазаны жирным молоком.

– Фермеры, – буркнул наконец напарник. – Кстати, ей надо бы сена подбросить. Кормушка почти пустая.

В хлеву грузно ворочалась Эсмеральда, оказавшаяся неожиданно добродушной покладистой тварью. Придется выпускать слонопотамшу на выпас.

– А знаешь, – озвучил я промелькнувшую мысль, – если у Эсмеральды есть молоко, значит, где-то бродит детеныш. Пора открывать молокозавод.

Глава 6
Обитатели Содома и Гоморры

Bокруг Комплекса пейзаж изменился разительно. Слева от стоящего на холме Дома воздвиглась сосновая «корабельная роща», черная поверхность Комплекса теперь стала пятнистой – на обожженном металле росли травы и тянулись вверх редкие деревца. Наш вертолет оплели длинные, буро-зеленые ветки лиан. Наверное, экспериментаторы сочли, что теперь нам никуда летать не обязательно.

Внутрь Комплекса мы все-таки попали. Подошли к аварийному выходу, еще раз осмотрели замок, но теперь в бетонную стену около шлюза был вбит ржавый кривой костыль, на котором висел ключ. Кондовый ключ, здоровенный, с фигурной бородкой и непременным золингеновским штампом. Крепостные ворота таким открывать.

И по знакомой дороге до лифта, вниз, далее по тоннелю, к берлоге Навигатора. Родные подземелья теперь выглядели непривычно. По стенам коридоров развешаны легкомысленные картинки со всякими зайчиками, белочками и прочими винни-пухами, на полу валяются конфетти и ленты серпантина, в углу, под силовым щитом, обнаружилось блюдо с надкусанными пирожными и разбитая бутылка из-под шампанского «Мадам Клико». Праздновали, гады. Интересно, что именно праздновали? Я не сомневался, что мерзкие твари отмечали изгнание из Комплекса его настоящих хозяев, то есть меня и Дастина. Один раз видели, как в боковом коридоре промелькнул мультяшечный Тигра, шествующий под ручку с Кроликом и впаривающий ушастой нечисти, что морковка в этом году уродилась на славу. На трубах теплокоммуникаций висели сонные летучие мыши и пластиковые скелетики.

Притаившись в стенной нише, мы переждали явление очередного стада Пятачков, только на этот раз поросята отнюдь не веселились, а бежали от опасности, визжа и завывая: Пятачков гнал по коридору огромный, трехметрового роста металлический монстр с четырьмя руками, пылающими холодным огнем алыми глазками и богомерзкой мордой. Туловище тварюги покрывали торчащие во все стороны острейшие шипы и лезвия. Урод несся за поросячьим табуном с завидной целеустремленностью, время от времени ловил отстающих и небрежно насаживал плюшевые тельца на шипы. Наколотые Пятачки обреченно хныкали.

– Я знаю, кто это, – просветил я Дастина. – Это…

– Шрайк, лапушка, не трогай их! – вдогонку за поросятами и чудовищем вихрем пролетела девчонка лет двенадцати-тринадцати. – Шрайк, не отвлекайся на всякие глупости!..

– То, что впереди – это Шрайк, – дополнил за меня образованный Дастин. – За ним – Энея. Дэн Симмонс, «Гиперион». Интересно, что они здесь делают?

И далее в том же духе. Комплекс, видимо, решили использовать как огромную съемочную площадку или развлекательный парк для любителей кинематографа. Интерактивная выставка к трехсотлетию кино, если угодно. Я даже взял автограф у Чарли Чаплина, мирно прогуливавшегося возле склада компьютерной техники. Он вынул из кармана перьевую ручку и расписался у меня на ладони. Ушел, постукивая тросточкой.

Навигатор сидел в осаде. Естественно, он запер шлюз АЭС, стараясь никого не впускать в операторский зал, но, войдя внутрь, мы спугнули изучавшего терминал Индиану Джонса, который приподнял шляпу в приветственном жесте, притушил сигарету о монитор внешнего слежения и, не говоря ни слова, просто растворился в воздухе.

– Это чудовищно! – пожалобился компьютер. – Они ходят, смотрят, жмут на клавиши, совершенно не осознавая, что с такими вещами лучше не шутить! Мне пришлось заблокировать все пульты и действовать только в соответствии с заданной программой, не обращая внимания на посторонние вмешательства.

– Правильно, правильно, – подбодрил я Навигатора. – Что написано на дверях? «Вход только для специального персонала». Все остальные могут катиться куда угодно, и их приказы выполнять совсем не обязательно. Мы пойдем?

– Опять бросаете меня одного, – насупленно провещал динамик. – Предупреждаю, тот, кто управляет наступившим хаосом, имеет возможность читать некоторые мои файлы. Я уже отмечал несколько посторонних вторжений в систему. Защита не всегда справляется… Боюсь, вам действительно лучше пока оставаться на поверхности. В Комплексе небезопасно. Я зафиксировал стрельбу из автоматического оружия на пятом уровне. Какая-то гангстерская разборка. Оружие идентифицировано как автомат Томпсона.

– Угу, – понимающе кивнул Дастин. – Счастливо оставаться.

Оставляя без внимания мелькающих персонажей очень старинных, просто старинных и более современных фильмов, которым до нас не было никакого дела (они лишь проходили мимо, спеша по своим собственным загадочным надобностям), мы забрали со складов два новеньких электрокара, запас аккумуляторов к ним, оружие и продовольственный НЗ – были подозрения, что Дом однажды исчезнет вместе со всеми холодильниками и кладовками. А машинки весьма пригодятся для быстрого передвижения. За время грабежа государственного имущества Навигатор монотонно осведомлял, что ожидаемый взрыв на поверхности так и не произошел, хотя время обычного фейерверка давно миновало, связь с Землей и Кесарией по-прежнему не восстановлена, а в небе над Комплексом происходит воздушный бой. Появились аэропланы времен Первой мировой войны, повоевали четырнадцать минут, затем сгинули.

Возвращались «домой» долго – нас не хотели впускать в лифт. За створками кабины теперь плескалось море. Прямо с порога можно было нырять в холодные пенистые волны. В отдалении виднелись небольшие, покрытые лесом островки, между которыми проходили длинные ладьи под полосатыми парусами. Если раньше «дырка» исчезала, стоило лишь попросить Навигатора закрыть дверь, то теперь эту процедуру пришлось повторить четырежды. Скандинавские драккары постепенно уходили за горизонт, а из-за ближайшего острова выползла серая туша авианосца.

– Надоел, честное слово! – подняв голову к потолку тоннеля, проорал Дастин, когда створки в очередной раз захлопнулись. Я сообразил, к кому он обращался. К Хозяину. Именно так мы почему-то начали именовать того, кто командует нынешними бесчинствами с пространством, временем и материей. – Нам надо подняться наверх! Эсмеральда голодная!

Металлические плиты разъехались. Море исчезло. Надо же, послушался. Но в качестве ответа на гладкой стенке лифта был вывешен старинный советский плакат со строгой женщиной-работницей в красном платке, приложившей палец к губам, и размашистой надписью «Не болтай!».

* * *

– По-моему, красиво.

– Да, ничего. Только если бы вместо железных листов на крыше была черепица… И цветы зачем-то убрали.

– Почему убрали? Видишь фиалки, в ящиках на подоконнике? И чистенько. У нас хорошие уборщики, оказывается.

– А где Эсмеральда?

– Слышишь, пыхтит? Вон сарай. Только он опять другой. И крыша соломенная почему-то. Заглянем?

– К Эсмеральде?

– Нет, в дом.

Выкрашенные веселенькой голубой краской кары стояли на дороге, вымощенной желтым кирпичом (теперь дорога стала широченной, как шестиполосная скоростная трасса), прямиком возле Дома, у калитки. За время, пока мы с Дастином путешествовали в Комплекс, Дом из более или менее современного коттеджа превратился в постройку немецко-австрийского типа: белые панели обшивки, укрепленные крест-накрест деревянными рейками, узкие окна со ставнями, острая крыша. Действительно, жаль, что нет черепицы, тогда Дом смотрелся бы точь-в-точь как обиталище почтенного баварского бюргера, любителя пива и тушеной капусты. Флюгер на коньке, маргаритки и фиалки в ящичках. Сбоку на первом этаже витрина с кричащей надписью по-немецки.

– Пивная, – перевел Дастин, знакомый с тевтонским наречием. – Будешь смеяться, называется «У Дастина».

– Поздравляю, – кивнул я. – Всегда мечтал надуться пивом на халяву. Надеюсь, денег ты с меня брать не будешь? Впрочем, у меня никаких наличных, только кредитная карточка.

Внутри оказалось неплохо. Мощные дубовые столы, деревянная обшивка стен, умилительные украшения в виде развешанных по стенным панелям фарфоровых тарелок с пасторальными сценками – пастушки, пастухи, свинки, овечки, деревца. Широкая деревянная стойка. Сушатся кружки – большие, глиняные, с баварским орлом на боках. Какие-то германоязычные надписи готическим шрифтом.

– Этот столик забронирован. – Дастин ткнул пальцем в клочок картона. – Интересно, для кого? Ты посмотри, какая прелесть! Настоящий патефон, как в кино!

– Заводи. – Я понаблюдал, как Дастин крутит ручку и выбирает пластинку. – Ого, Марлен Дитрих! Классика!

– Хочешь, поставлю Эдит Пиаф? – серьезно спросил напарник. Я отказался.

Пошли осматривать Дом. На втором этаже – почти никаких изменений. Мебель поархаичнее, исчезли телевизоры и прочая современная техника, которую заместили большие, как мамонты, радиоприемники. Ради эксперимента включили – бухал барабанами военный марш. В остальном все, как вчера. Две спальни, кухонька. В кладовках появились копченые окорока, большой запас овощей, старинные консервные банки. Кстати говоря, газеты, захваченные Дастином со скамеечки у крыльца, остались прежними – от 12 апреля 1961 года.

Единственным привычным предметом обстановки были коммуникаторы. Навигатор насупленно отмалчивался, напрочь отказываясь как-либо комментировать происшедшее.

– Тихо! – Дастин поднял палец. – Слышишь? Автомобиль гудит!

Вихрем слетели вниз по лестнице. Я на всякий случай посмотрелся в зеркало. Сразу вспомнилось пребывание в «дырке», изображавшей книжный магазин, где я вступил во владение книжкой товарища Сталина (а книга посейчас лежит на тумбочке у кровати, где я ее оставил утром). Может быть, наш теперешний облик вновь не совпадает с реальным? Ничего подобного. Черный комбез, заляпанный пятнами слонопотамьего молока, кобура на поясе и шеврон службы безопасности Внесолнечной Колониальной Администрации. И на том спасибо.

Игра продолжалась вовсю – подъехали первые посетители.

На дороге стоял скромненький, но изящный черный «мерседес», на которых обычно ездят герои фильмов о событиях тридцатых годов ХХ века. Красивая машина, умели тогда делать и для души, и для эстетики.

Появилась молодая пара. Господин в темном костюме и белокурая девушка – такую хоть на рекламный плакат: «Настоящая немка». Синие глаза, облегающее бежевое платье длиной чуть ниже колен, шляпка, аккуратный ридикюльчик. Я онемел, увидев на лацкане пиджака ее сопровождающего круглый значок со свастикой в центре и вполне переводимой надписью по ободу – «Национал-социалистическая рабочая партия Германии».

Куда же это нас занесло? И почему они не удивляются нашему внешнему виду, несколько не подходящему к эпохе Второй мировой?

Парочка вопросительно уставилась на нас.

– Герр Дастин? – осведомился молодой человек со значком.

– Э… да, – выдавил напарник. Подумал и добавил: – Чего изволите?

– Мне кружку «Бюргерброй» и айсбайн, для фройлян – бокал красного вина.

И уселись за ближайший столик.

– Что такое «айсбайн»? – шепотом спросил меня Дастин.

– Какая-то хрень из свинины. – Мои познания в кулинарии особой глубиной не отличались. – Смотри, еще кто-то пришел… Давай-ка быстренько налей этому парню пива, а я попробую найти красное вино для мадемуазель. Видишь бутылки над стойкой? Неприлично же – они наши гости, а мы бизнес поддержать не можем!

– Рехнулся? – прошипел Дастин. – Выставить их отсюда с громом и треском! Это же игра!

– А если нет? Если все взаправду? Раз уж игра – давай соблюдать правила. В общем, ты содержишь трактир, а я у тебя на подхвате. Начали?

– Идиотизм, – точно отобразил Дастин наше положение и побледнел, когда его вдруг тронули за плечо сзади. Обернулся. Раскрыл рот.

– Майн герр? – На Дастина лыбилась дородная, брюнхильдисто-белокурая дева в накрахмаленном фартучке. Явилась дева из глубины дома. – Что заказано господами?

– Айсбайн, – подсказал я.

– Айн момент! – Дева что-то чиркнула в извлеченном из кармана передника блокнотике и упорхнула в дверь за стойкой. Я едва только не пинками препроводил ничего не осознающего Дастина к бару, ткнул пальцем в краники, из которых наверняка наливалось пиво, а сам ухватил ближайшую ко мне бутылку красного (этикетка гласила: «Розе д’Анжу, урожай 1936 года») и вонзился в пробку штопором.

Брюнхильда появилась, как и обещала, почти мгновенно. Тащила подносик с дымящейся и благоухающей едой, снежными салфетками и аккуратно сложенным столовым прибором. Я успел перебросить туда же наполненный бокал и перехватить у Дастина пенистую кружку с пивом. Брюнхильда, колыхая наипышнейшей грудью, отправилась к заказчикам.

Ныл патефон, оглашая нашу таверну страданиями Марлен Дитрих, с большой кухни, где хозяйничала златоволосая дева и еще какие-то личности, мне категорически незнакомые, проистекал вкусный запах, зала постепенно наполнялась посетителями. Самые разные социальные слои. Если первые двое – парень с нацистским значком и красавица в шляпке – явно представляли средний класс, то затем подходили работяги в картузах. Вполне приличные работяги, чисто, пусть и непритязательно одетые, вежливые и укладистые. Заглянули военные. Я, хоть и дал себе слово впредь ничему не удивляться, пролил от неожиданности вино из бутылки, а саму бутылку рассадил об угол стола. Первый – обер-лейтенант ВВС, серо-сизая форма, над правым нагрудным карманом летящий орелик с венком в лапах. Внутри венка – паучиный коловорот. Между второй и третьей пуговицами кителя – черно-бело-красная орденская полосочка Железного Креста. Второй попроще: какой-то снабженец в лейтенантском чине. Конечно, в школе у меня была пятерка по истории, но всех тонкостей быта середины ХХ века я не помнил.

Дастин вкалывал как проклятый. Тому пива, этому рыбы. Третьему сардельки в томате. Четвертому – шнапса. Приходилось еще и рассчитываться, давать сдачу. И, само собой, поддерживать разговор.

Тут я понял главное. Все говорили по-немецки. Я тоже. Отлично понимая язык, из которого прежде знал два-три самых общераспространенных слова наподобие «да», «нет», «спасибо». Что же такое творится на белом свете?

Удивительное дело, но Дастин, хоть и был слегка тугодумом, быстро вышел из ступора. В немалой степени ему помог прайс-лист, висевший перед глазами. Что сколько стоит, что подают в нашей пивной… Иногда гости прямо-таки настырно пытались заговорить с ним на политические темы, однако Дастин благоразумно и натужно улыбался, заявляя, что он не интересуется делами вне трактира. Вам еще пива? Извольте.

Часа через четыре (к семи вечера по земному стандартному времени) поток гостей достиг пика, мне, как «гарсону», помогавшему сисястой Брюнхильде, хотелось лишь прилечь и забыть обо всем сегодняшнем неразумии окружающего мира. Дастин бросал на меня страдальческие взгляды, отирая льняным полотенцем облитые пивом руки. Признаться, нас просто достали. Вроде бы и кабацких драк нет, и посетители более или менее приличные, и во вкус дела немножко вошли… В голове вертелась единственная глупая мысль: как там Эсмеральда? Небось опять доить придется.

И вдруг все кончилось. Дверь больше не хлопала, последний припозднившийся работяга – скорее всего, докер или грузчик в гавани (КАКОЙ ТАКОЙ ГАВАНИ?!) – откланялся, бросил на стойку несколько монеток и, покачиваясь, ушел. Брюнхильда, отнюдь не выглядевшая уставшей, вытребовала у Дастина дневное вознаграждение размером в двадцать марок, надела приталенное пальтишко, шляпку с вуалью и тоже растворилась в неизвестности. Навигатор, незаметно наблюдавший за этим кабаком в обоих смыслах данного слова, суконно молчал. Мужики с кухни ушли через черный ход.

– Ф-фу! – Я набросил на мытое стекло двери табличку «Закрыто». Дастин, как-то посеревший и скукожившийся, сидел на табурете за стойкой, считая деньги. – Много заработали?

– Пятьсот двадцать четыре марки, сорок пфеннигов, – доложил он. – Надо бы высчитать из твоего жалованья за разбитую бутылку. Подойди, посмотри.

Я подошел. Повертел в руках синевато-серые купюры. Молча поиграл в орел и решку с монеткой в десять пфеннигов – тяжелый желтый кругляш с имперским орлом и готическими буквами. Где-то неподалеку, а точнее – в сарае, недовольно урчала Эсмеральда. У Дастина, как у всякого приличного трактирщика, под стойкой лежало оружие: импульсная винтовка, слегка не вписывавшаяся в архаичный пейзаж.

– Я пойду спать, – измученно сказал Дастин. – Если завтра будет то же самое, сожгу этот дом самолично. Знаешь, о чем они меня спрашивали?

Напарник зло посмотрел в сторону входной двери.

– О чем?

– Спрашивали: долго ли продлится война с Англией и вмешается ли в нее Россия? Восхищались броском генерала Гудериана в обход линии Мажино к швейцарской границе. И еще, Тео… Они все настоящие, живые. От женщин пахнет духами. Какой-то парень пожал мне руку – настоящая, теплая, твердая рука. Что здесь происходит? Ведь мы же на другой планете, в другом времени, наконец! Двадцать второй век от Рождества Христова! Сколько лет прошло!

Я сунулся в карман за личной аптечкой, выудил капсулу с успокоительным и перебросил Дастину. Тот поймал и бездумно заглотил.

– Иди спать, – сказал я. – А мне полы помыть надо.

* * *

Еще ровно сутки, вплоть до вечера тринадцатого апреля, мы изображали из себя добропорядочных трактирщиков. За некоторыми исключениями. Слонопотамша Эсмеральда требовала к себе внимания, но следующим утром я нашел выход – свистнул проходящего мимо по дороге желтого кирпича мальчишку, вынул несколько измятых купюр номиналом по десять рейхсмарок каждая и нанял его на работу. Мальчик, в обязанность которому вменялось надзирать за слонопотамом – кормить, чистить, расчесывать шерсть, доить – слегка удивился господской щедрости, но не более. Отнесся к Эсмеральде, словно к банальной корове. Подивился покладистому характеру нашего с Дастином домашнего животного. С радостным воплем бросился к слонопотамчику – минувшей ночью в хлеву зародился детеныш Эсмеральды. Скотинка едва превосходила габаритами собаку породы сенбернар, то есть была на удивление маленькой. Умильный хоботочек, мягкая шерстка и едва прорезывающиеся бивни. Чтобы не вступать в противоречие с Хозяином, явно чтившим Виктора Гюго и знаменитый роман «Собор парижской Богоматери», я поименовал малыша Квазимодо. Никто не возражал.

На второй вечер наше относительно благополучное существование дало трещину.

Поначалу все шло нормально. Дастин даже одел фартук и вполне профессионально управлялся со своими обязанностями. Днем посетителей было мало, когда пивная пустела, мы выходили на крылечко, дабы обозреть, что творится в окрестностях – Комплекс оставался на месте, мощные взрывы, происходившие в минувшие дни на северо-западе, нас не тревожили, Навигатор, окончательно впавший в уныние, только констатировал, что его понятию о реальности чужды экзерсисы, которые вытворяет внешняя среда, а над нами изредка проносились самолеты времен Второй мировой. Как германские, так и союзнические. Спасибо, не бомбили.

Мы уже собирались закрываться. Брюнхильда вовсю кокетничала с каким-то французом в форме охранных войск правительства Виши и немецким унтер-офицером, разбрасывая свою любвеобильность на обоих. Вчерашний докер снова напился и уснул за столом. Я только вздохнул, когда услышал, как рядом с Домом зафыркал двигатель автомобиля.

– Кого там принесло на ночь глядя? – встрепенулся Дастин, подсчитывавший дневную выручку. Похоже, наше заведение было очень доходным, но мы никак не могли уяснить, куда можно тратить заработанные рейхсмарки. Это при условии, что запас продуктов в кладовых и погребе не истощался. Всего за два дня кабацкая жизнь стала привычной, и мысли о расширении производства сдерживало лишь то обстоятельство, что в округе не было ни одного дома. Откуда в пивную приходили гости – так и оставалось загадкой.

Они вошли быстро, хищно и почти незаметно. Петли на двери даже не скрипнули. Четверо офицеров в черных плащах, на околышах фуражек – Тотенкопф, мертвая голова. На серебристых петлицах – лавровые листочки, один плетеный погон на правом плече и красная повязка на рукаве. За ними – полдюжины солдат в форме войск SS.

– Оставайтесь на местах, – скомандовал худощавый господин в плаще. Я послушно замер, потому что дула солдатских автоматов «МП-38» уставились прямиком на Дастина и мою персону. Брюнхильда от неожиданности попрала громоздкой задницей скамью у стола и прикрыла пухлый ротик ладонью.

– А в чем дело? – возмутился Дастин. – Кто вы такие?

– Geheimestaadspolizei, – исчерпывающе представился начальник. Знакомое слово. Сокращенно – «гестапо». Государственная тайная полиция. Ни хрена себе игрушечки… Каким образом мы с Дастином могли наступить им на любимую мозоль?

– Так в чем дело-то? – Я краем глаза замечал, как насторожившийся Дастин шарит под прилавком в поисках импульсной винтовки. Рожи черноплащных эсэсовцев не сулили нам ничего хорошего. – Если вы зашли покушать и выпить пива, милости просим.

– Нет, – железно сказал мужик в одном погоне и высокой фуражке. Кивнул своим офицерам. Те мгновенно рванули вверх по лестнице, уводящей на жилой этаж дома. Я машинально поднял руки и вдруг различил странный грохот на улице. Покосился в окно. Дастин, кстати, смотрел туда же.

Картина маслом: по дороге, вымощенной желтым кирпичом, идут танки. Тяжелые «Тигры – T-VI» с черно-белыми крестами на бортах. Надо полагать, грядет война с Изумрудным городом.

– Обыск, – бросил черноплащный. – По закону о чрезвычайном положении.

Как-то сама собой опустилась игла патефона, и надрывный женский голос завел «Лили Марлен».

Какой обыск? Как могут в середине XXII века вломиться в дом, пусть даже весьма необычный, офицеры спецслужб давно исчезнувшего государства? Конечно, и сейчас Германия существует, но она ведь совсем другая! Я не вижу смысла их бояться. Это игра. Игра и ничего больше! Значит, можно посопротивляться.

Сверху доносился какой-то невероятный шум. Будто там мебель ворочали. Так неаккуратно обыскивают, что ли?

Звякнул колокольчик на двери. Кто-то вошел. Герр офицер посторонился и проводил изумленным взглядом прошедшего прямиком к стойке человека, которому, как видно, было категорически наплевать на солдат с автоматами и грозного начальника.

Роланд. Точно, он. В своей джинсе, с револьверами, битых сапогах и светлой шляпе с выгоревшей лентой.

– Привет, парни. – Он облокотился на стойку перед Дастином. Тот лишь изобразил мимикой нечто похожее на слова «заткнись, сейчас не время». Роланд, простая душа, ничего не заметил. – Не ждал вас увидеть. Что, проблемы с полицией? Это случается… Джин есть?

Дастин деревянно налил джин. Роланд, ничуть не смущаясь, устроился у дальнего стола, сопровождаемый крайне подозрительными взглядами тевтонов.

Вывалились сверху трое подручных начальника. Я похолодел, когда увидел в руке одного из них мою книжку «О Великой Отечественной войне». Другой тащил кипу газет, которые мальчик на велосипеде доставлял нам регулярно, каждое утро.

Начальник нахмурился. Осмотрел найденное. Поцокал языком, узрев на первой странице книжки портрет товарища Сталина.

– Как же вы так неосторожно? – протянул он. – Вражеская литература, иностранные газеты. Кто владелец дома?

– Я, я, – одновременно ответили мы с Дастином.

– Ваше? – Эсэсовец хладнокровно постучал затянутой в перчатку ладонью по газетам и книжке.

– Наше… – ответил я, пожав плечами. – Разве нельзя?

– Нельзя, – кивнул начальник. – Я обязан вас задержать. Проедем в комендатуру.

Наверняка от них можно было отбрехаться. Но Дастин, которому изрядно поднадоели царившие вокруг непонятки, рванул из-под стойки винтовку, выстрелил, энергетический разряд ударил в черный мундир эсэсовца, породив брызги крови и фонтан искр. Я по старой армейской привычке мигом свалился на пол. Хотя бы потому, что началась безудержная стрельба.

Сухое щелканье «МП-38», пистолетные выстрелы офицеров SS, уханье дастиновской винтовки. На мою голову посыпались осколки неубранных со стола глиняных кружек, серебристо звенела разбитая посуда и текли струйки пива из простреленных бочонков, лопнули электрические лампочки под потолком, кто-то орал, стонал и матерился, визжала Брюнхильда, а всю эту какофонию перекрывали мощные щелчки одиночных выстрелов.

Едва все затихло, меня потрепали за плечо.

– Эй, ты живой?

Роланд. Один револьвер в кобуре, один в левой руке. От ствола исходит едва заметный дымок. Джинсовый ковбой, ничуть не чинясь, взял меня свободной рукой за ворот комбинезона и поднял на ноги.

Бойня. Настоящая бойня. Роланд, паршивец такой, стрелок с большой дороги, положил всех. Никого живого, кроме меня и него. Ах да, еще уцелевшая Брюнхильда плачет. А Дастин?

– Дастин?! – Вырвавшись из цепкой руки ковбоя, я кинулся к стойке. – Ты где?

Напарник, сжимающий тяжелую винтовку, валялся на полу. Кровь на фартуке.

– Вот… – кряхтя, поднялся он. – Оцарапали, кажется.

– Сиди и не дергайся! – Я одним прыжком перемахнул через стойку, попутно хватаясь за рукоять ножа. Усадил Дастина обратно на пол, распорол передник и комбез.

– Вроде ничего особенного, – серьезно сказали откуда-то сверху. Оглянувшись, я увидел Роланда. Тот критически осмотрел рану. – Я пойду?

– Ага, – судорожно кивнул я. – А куда? Может, переночуешь?

– Благодарю. Мне лучше отправиться к побережью. Глядишь, еще встретимся. Бывайте.

Он не глядя кинул свой кольт в кобуру, допил пиво из чьей-то полупустой кружки и хлопнул дверью. Скатертью дорожка. Я едва успел крикнуть вслед:

– Спасибо!

Огнестрельные раны – самые поганые. Пуля обжигает поврежденный участок тела, может вырвать клочки ткани, попадающие в рану, а как следствие – заражение. Хорошо хоть Дастин мужик здоровый, ни капли жира. Кожа, под ней одни мышцы. Все видно сразу. Касательное ранение на уровне восьмого-девятого ребер и ничего более. Слегка обожженная царапина. Перевязать проще простого.

Пока я возился с перевязочным материалом из аптечки, Дастин хмурился, пофыркивал и наконец изрек:

– Знаешь, эта игра не столь безопасна, как тебе казалось изначально. Пожалуйста, насущный пример. Пули у них настоящие…

Едва я успел закрепить бинт, снова хлопнула дверь и над стойкой показалась физиономия белобрысого мальчишки, которого я нанял утром.

– Куда бидон с молоком девать прикажете?

– На кухню отнеси.

Вот так и живем.

* * *

За время до заката пришлось уничтожать следы побоища. Лишь когда Сириус канул за горизонт, я смог вздохнуть свободно. Относительно свободно.

Брюнхильду пришлось утешать, вытирать ей крокодиловы слезы и одаривать толстой пачкой денег – чтоб не болтала. Надеюсь, она не бросится с доносом в гестапо. В противном случае нам крышка – осадят в собственном доме и перестреляют. Собственно, мы, сами того не желая, по уши погрязли в уголовщине: убили сотрудников тайной полиции, храним неразрешенную литературу… И слонопотама в сарае.

Трупы я вытащил через заднюю дверь и временно складировал на хозяйственном дворе. Как я ни твердил сам себе, что все это понарошку, работа приятной не показалась. Потом собрал оружие – несколько автоматов, вороненые «Вальтеры». Дастин в это время пытался вымести пол и затереть кровавые лужи.

– …Сидя в бункере рейхсканцелярии, Гитлер отчаянно оттягивал свой конец, – выдал я один из апокрифов эпохи Второй мировой и сунул в карман очередной, подобранный с пола, сувенир в виде орденского знака «За Францию». Свалился с кителя одного из эсэсовцев. – Дастин, может, вернемся в Комплекс? Я лучше предпочту общество плюшевых игрушек и давно умерших кинозвезд, чем компанию маньяков в погонах.

– Бессмысленно, – ответил Дастин и присел к столу. Огорченно осмотрел попорченную пулями древесину. Погладил раненый бок. – Если ОНО захочет, достанет нас где угодно. О, нет, опять!

Во дворе раздался какой-то жуткий треск, словно поленница обрушилась. Мы схватили оружие и выбежали. Завернули за угол. Я машинально отметил, что трупы солдат исчезли. (Слава богу! Одной проблемой меньше.) Ничего не происходило – Эсмеральда мирно спала в хлеву, у нее под боком посапывал малыш Квазимодо, в пределах обводящей Дом ограды не было видно ни единой живой души. Все персонажи игры куда-то пропали. Дорога желтого кирпича опустела.

Возвратились несолоно хлебавши обратно. Оказывается, нас просто отвлекли шумом, дабы привести Дом в порядок и заново его преобразить – из баварской пивной Дом превратился в уютное кафе. Ажурные столики, цветочки в вазочках на белых скатертях. Стойка бара украшалась рыжим котом, до смешного похожим на Дастина. Кот, развалившись, спал. Естественно, последствия погрома были старательно ликвидированы.

– Кажется, теперь мы в Швейцарии. – Дастин указал на акварельные рисунки с альпийскими видами, развешанные по стенам, и квадратные красные флажочки, украшенные белым крестом посередине. – Вот и надпись… «Добро пожаловать в Цюрих». Навигатор?