Текст книги "След Фафнира"

Часть вторая
…И КОРАБЛЬ ПЛЫВЕТ

Судно без парусов? Это нонсенс!

Наполеон Бонапарт

Глава восьмая
ДОМ В КВАРТАЛЕ ТАМПЛЬ

Французская республика, Париж

3 апреля 1912 года

По прибытии на Восточный вокзал столицы Франции вам достаточно взять экипаж, наслаждаясь видами старого города проехать по Страсбургскому бульвару, затем свернуть на бульвар Сен-Мартен до площади Республики, поворот направо к старому Тамплю…

На углу Рю дю Тампль и Рю де Гравилье любой желающий увидит большую синюю вывеску с выведенными золотом буквами: «Банковский дом Монброн ле Пари». Вывеска украшает светло-бежевое четырехэтажное здание, постройки времен императора Наполеона III. Первые два этажа заняты весьма обширной «конторой» – управлением крупного и процветающего банка, – а два верхних отданы под резиденцию мадам Жюстин де Монброн, владелицы и бессменной хозяйки, шестнадцать лет возглавляющей беспокойный муравейник, доставшийся в наследство от безвременно почившего супруга.

И банк, и жилище расположены исключительно удобно. Центр города, чтобы добраться до Лувра, Пале Ройаля, Консьержери или Сорбонны достаточно приказать подать экипаж, и через десять минут вы окажетесь в самом сердце Парижа, тем более что улица Тампль прямиком упирается в набережную Сены, откуда открывается чудный вид на воспетый изрядным числом литераторов и поэтов собор Парижской Богоматери.

Однако сегодня мадам де Монброн не рассчитывала на приятную прогулку или поездку в салон Вердюрен, много лет назад ставший любимым местом отдыха. Мадам изволила заниматься бумагами – третье апреля, среда, день, предназначенный Господом для трудов, но вовсе не для отдыха.

Дел предостаточно: разобраться с прошениями о крупных ссудах, в том числе и правительству. Написать письма управляющим филиалами банка, как в самой Франции, так и за границей. Вежливо напомнить некоторым должникам, что сроки уплаты неумолимо подступают: «Досточтимый мсье, апреля двенадцатого сего…». И так далее. Мадам Жюстин предпочитала сама руководить банком, благо хватало и цепкости и разума. Нельзя оставлять дело семьи Монбронов только на совесть господ директоров – они, безусловно, справляются, однако лучше самой знать о том, что происходит в недрах финансового предприятия, раскинувшего щупальца по всей Республике, южной Германии и Балканам. Филиалы банка были открыты даже в Санкт-Петербурге и Киото, столицах отдаленных восточных империй.

Посему госпожа Жюстин устроилась на высоком стуле перед бюро, аккуратно коснулась пером чернильницы и принялась за скучную, однако необходимую работу. Вклады, депозиты, векселя на суммы с шестью и более нулями, переводы из банка в банк, ссуды, заемные письма, отчеты, депеши из налогового департамента – бесконечный лабиринт цифр, привычный слог куртуазно-сухих официальных оборотов, бланки дорогой рисовой бумаги с эмблемой банка – французская лилия на фоне монограммы «МПБ» в овальном гербовом щите.

– Мадам! Мадам! – горничная, совершенно позабыв любые правила приличия, взъерошенной голубицей ворвалась в кабинет хозяйки. Наткнулась на ледяной взгляд и смущенно запнулась.

– Ванесса, кажется я ясно приказывала не отвлекать меня до полудня, – хозяйка не повышала голоса, однако любезно-стальной тон не предвещал нарушительнице порядка ничего хорошего. – А сейчас девять утра. Выйдите!

– Т-там… – заикнулась горничная и попятилась. Глаза большие и напуганные. – Там привезли молодого мсье… Господина Робера!

– Визит моего сына вовсе не означает, что можно пренебречь… Постойте, Ванесса, что значит «привезли»? Кто привез?

– Вам лучше спуститься и взглянуть, честное слово, мадам!

Жюстин на миг замерла, охваченная нехорошим предчувствием. С пера на бумагу упала капля темно-синих чернил, сделав жирную кляксу. Мадам де Монброн опомнилась, взяла себя в руки, бросила испорченный лист в корзину, встала и решительно направилась к дверям. Бледная Ванесса поспешала вслед, не говоря ничего.

Здание имело два парадных входа – один для служащих и посетителей банка, второй, со стороны улицы Гравилье, оборудованный замечательным электрическим лифтом, вел в обширные жилые покои. Там-то и толпилась часть домашней прислуги во главе с экономкой – пожилой, крупнотелой и смахивающей на деревенскую молочницу мадам Борж. Лакей и незнакомый хозяйке молодой человек помогали некоему темноволосому мсье снять отвратительный грязный пиджачок, от которого за несколько шагов несло прокисшим потом и почему-то угольным дымом.

Поодаль выстроились рядком четыре малопривлекательные личности, на коих заинтригованная внезапными событиями мадам де Монброн не обратила особого внимания. Но высокий мсье в измятом и порванном одеянии, которое и сюртуком-то было сложно назвать, преградил хозяйке дорогу, взял Жюстин за руку и с дворянским изяществом поднес ее к губам. Мадам была так поражена, что даже не успела вырвать пальцы из ладоней подозрительного типа.

– Мсье, что вы… – опомнилась Жюстин, но сразу умолкла. На госпожу сверху вниз почтительно взирал старый друг семьи, бывший соученик Робера, Джералд Слоу, лорд Вулси. Обычно такой элегантный и величественный Джералд выглядел сегодня хуже любого оборванца из квартала Марэ!

– Господи, сударь, что с вами…

– Госпожа де Монброн, – снова поклонился Джералд, ничуть не растерявший врожденной обходительности. – Я счастлив видеть вас в добром здравии. Распорядитесь послать за доктором для Робера.

– Доктором? – задохнулась Жюстин, приложив руку к груди, под воротничком платья. Перевела взгляд на возлюбленное чадо, попиравшее принесенный лакеем мягкий стул.

Чадо выглядело скверно. Серо-землистая кожа, испарина на лбу, отсутствующий взгляд. Волосы жирные и взлохмаченные, бородка клочьями – не брал в руки бритву не менее четырех дней. Изумительно нечистая рубашка, левый рукав срезан, а предплечье замотано грубой серой тряпкой с расплывшимся кровавым пятном буро-коричневого цвета.

– Мы сделали Роберу инъекцию морфия, – снова заговорил Джералд, – поэтому он несколько сонлив… Мадам?

Жюстин, будучи хорошей и любящей матерью, увидев единственного сына почти при смерти, была готова упасть в обморок. Но здравый рассудок госпожи банкирши оказался сильнее эмоций.

– Мадам Борж, немедленно отправьте человека к доктору Лавалю, – распорядилась хозяйка и повернулась к лакеям. – Господа, я жду от вас действия, а вовсе не бессмысленности в движениях! Перенесите господина Робера в его спальню! Джералд, вас и ваших друзей не затруднит помочь? Ванесса, немедленно принесите кувшин с кипяченой водой. Скажите на кухне, чтобы приготовили горячего вина! Боже, ну что за сцена!..

Завертелась тихая деловая суета, которой умело руководила мадам. Полубессознательного Робера доставили в спальню, разобрали постель, раздели и уложили. Грязные вещи было приказано сжечь, причем тотчас, чтобы избавиться от возможного нашествия дурных насекомых. Молодого мсье напоили моментально приготовленным глинтвейном, что никак не могло повредить его здоровью – при ранении красное вино полезно. Сопровождавшие Робера господа, из которых Жюстин узнала только Тимоти О’Донована (редкостного ветрогона, по мнению мадам), пытались проявлять максимум участия, но более мешались под ногами, нежели помогали.

Прибыл семейный доктор – пожилой сухощавый мсье Морис-Рене Лаваль, пользовавший еще отца нынешнего пациента, скончавшегося одиннадцать лет тому назад от быстротечной чахотки. Господин Лаваль выгнал всех из спальни, оставив при себе только ассистента, и занялся больным, беззвучно проклиная неумех, бинтовавших Роберу пораженную руку.

– Лорд Вулси, может быть, вы объяснитесь? – Жюстин, лихорадочно одергивая пурпурно-фиолетовые кружева на манжетах платья, вымеривала быстрым шагом из края в край затененный кремовыми шторами кабинет, куда был приглашен для беседы Джералд. – Эти ужасные костюмы, вонь и грязь, мой сын… Надеюсь, он не стрелялся на дуэли? Я знала, что вы едете путешествовать по Германии, но ожидать такого?.. Что же произошло? И умоляю, не щадите мои чувства – я приму любую правду. А кто приехал с вами? Прежде я была знакома только с мсье Тимоти! Ужасно невоспитанный юноша, но ради дружеских чувств со стороны Робера, я была готова терпеть любые выходки и непристойности… Джералд, я жду!

Усталый и перенервничавший милорд выдерживал паузу, обдумывая ответы и попутно оглядывая комнату мадам. Застекленные изящные шкапы с бумагами и книгами, рабочее бюро орехового дерева, девственно-чистый стол темно-бордового сукна, украшенный только ошеломляюще огромным чернильным прибором русского малахита – вероятно, со времен смерти Монброна-отца им не пользовались, оставив в качестве своеобразного памятника почившему дворянину, безоговорочно принявшему в ранней молодости известный постулат о том, что и потомку старинного рода не грех заниматься коммерцией… Да, как давно это было – 1874 год! Год основания банка «Монброн ле Пари».

Мадам Жюстин в свои сорок шесть ничуть не выглядела старухой – она, насколько знал Джералд от самого Робера, была низкого рода, из мелких торговцев, возвысившихся после революции 1848 года и во времена Второй империи. Невысока, темноволоса, почти не пользуется косметическими ухищрениями, одевается богато, но без вульгарности, присущей нуворишам, – она будто сошла со страниц романов Оноре де Бальзака, ничуть не утратив бальзаковского буржуазного обаяния и ухватистости современной парижанки, знающей, какова цена денег. Особенно больших денег. Только сына избаловала до невозможности.

– Джералд? Вы меня слушаете?

– Да, мадам. Вы просите правду?

– Я разве выражалась недостаточно ясно, милорд?

– Извольте, я расскажу правду. Но это… – лорд Вулси подавил грустный смешок, вспомнив, как достопамятный отец Теодор произносил несколько дней назад похожие слова. – Я могу просить об одолжении? Никому и никогда не рассказывать о том, что вы сегодня услышите?

– Вы совершили нечто противозаконное? – немедленно осведомилась Жюстин. Она остановилась прямо напротив Джералда и уперлась в него взглядом небольших колюче-карих глаз. – И вовлекли в это Робера?

– Частично вы правы, миледи. Чтобы объясниться, я буду обязан представить вам наших общих друзей, которые подтвердят мой рассказ.

Мадам де Монброн без колебаний дернула за шнурок звонка. Раскрылась дверь, явив на пороге горничную.

– Ванесса, доктор Лаваль закончил?.. Нет? Тогда пригласите в кабинет наших гостей.

– Позвольте, – Джералд, обтрепанный и пропахший дорогой, обрел былую чопорность, едва в кабинет зашли четверо его сопровождающих. – Джентльмены, мадемуазель, я счастлив познакомить вас с госпожой Жюстин де Монброн, матушкой нашего общего друга Робера.

Мадам снова, более тщательно, оглядела нежданных постояльцев. Один другого краше! Небритые, выглядящие предельно утомленными, господа весьма юных лет (с точки зрения Жюстин…) и красивая темноглазая девица, державшаяся, в отличие от прочих «друзей Робера», с видимой уверенностью и даже некоторой надменностью.

– Господин Карл Шпилер, – монотонно рекомендовал Джералд. – Доктор медицины, из Вормса. С Тимоти вы, мадам, знакомы…

Тим, словно вспомнив, чему его учили в Британии, чмокнул ручку Жюстин, получив в ответ безразличную, фальшиво-доброжелательную улыбку банкира.

– Господин Ойген Реннер, – продолжал милорд, кивая на привлекательного, но выглядевшего чрезмерно простецки, парня. Однако тот раскланялся как человек из общества. Жюстин заметила, что если здесь и есть истинно благородные люди, то это лишь сам Джералд и беловолосый немец. Впрочем, ничего удивительного – в дворянских семьях Германского рейха частенько рождаются дети, наделенные варварским обаянием и дикой красотой их предков, всего полторы тысячи лет тому назад ходивших в звериных шкурах. – И теперь познакомьтесь с мадемуазель.

Только теперь? Ах, да… Древние английские традиции, весьма отличные от благородных уложений материка, не исправишь – самую важную персону, будь таковой даже король, представляют в последнюю очередь. А в любом современном обществе Франции главнейшая персона – дама.

– Евангелина Чорваш, Австро-Венгерская империя.

– Я буду очень рада, если мадам де Монброн будет называть меня Евой, – сказала девица, на коей красовался мужской шоферский костюм из коричневой кожи. Жюстин заметила, что левая ладонь до крайности эманципированной барышни туго перевязана бинтом. – Я рада, мадам.

– Чорваш? – Жюстин на миг задумалась, вспоминая. – Ева Чорваш? Дочь господина Фердинанда Чорваша? Венгерского банкира? Вы собираетесь объехать вокруг света на автомобиле, верно? Я только вчера читала в газете!

– Собиралась объехать… – потупила взгляд Ева. – Боюсь, предприятие на грани срыва, мадам.

– Я рада вас видеть, – наконец-то улыбнулась госпожа де Монброн. Впрочем, ее улыбка была дарована только Евангелине. – У вас поранена рука, милая?

– Чепуха, оцарапало пулей. Это не страшно. Будет достаточно перевязать вечером.

Данный ответ настолько поразил Жюстин, что она бросила молниеносный взгляд на Джералда и прочих мужчин, сурово потребовав:

– Мадемуазель, почтенные мсье, рассаживайтесь как будет удобно, – новый рывок за шнур колокольчика. – Ванесса, вино гостям, мне и молодой даме – кофе!

– Я, с вашего позволения, тоже выпью вина, – хладнокровно бросила Ева горничной. – Будьте добры, дорогуша, принесите бутылку «Мадам Клико». Нет, лучше две! Надо выпить за удачу, которая нам сопутствовала!

Жюстин покосилась на Еву с ошеломленным недоумением, однако подтвердила:

– Ванесса, поспешите. И… И фрукты, наверное… Обед, как всегда, вовремя.

Знаменитое «Клико» еще не было доставлено в кабинет, когда ворвавшийся лакей сообщил, что мадам де Монброн срочно просят спуститься. Доктор, закончивший свои таинственные манипуляции с мсье Робером хочет переговорить с госпожой. Жюстин коротко извинилась и вышла.

– Что будем говорить? – спросил у Джералда Тимоти. – С мамашей Робера держи ухо востро…

– Правду, – непреклонно отозвался милорд. – Мадам Жюстин не сможет нас предать. Хотя бы из-за любви к сыну. Пускай я разучился доверять даже самому себе, но сейчас нам требуется влиятельный союзник…

* * *

Откровенная беседа днем не состоялась – Жюстин надолго осталась с Робером, погрузившимся в болезненное полубредовое состояние. Начиналась горячка, пусть многоопытный мсье Лаваль и приложил все знания и усилия: сквозная огнестрельная рана была вычищена, зашита и наново перевязана. К счастью, пуля не задела кость и ветви нервного ствола. Одна беда – молодому Монброну разорвало крупный сосуд, много часов не перестававший кровоточить. Требовалось благодарить доктора Шпилера, умело наложившего жгут, но вот перевязать поврежденную жилу лигатурой в «полевых» условиях возможности не было и Робер потерял не меньше пинты крови.

Так или иначе, концессионеры, по прошествии далеко не самых лучших в своей жизни суток, добрались до столицы Франции и нашли относительно безопасное убежище. Если недоброжелатели и попытаются как-либо навредить компании лорда Вулси, то для этого придется приложить много усилий – дом на улице Тампль охраняется как полицией, так и частными агентами, нанятыми мадам де Монброн ради пущего спокойствия клиентов банка. Со времен Бонапарта квартал почитается спокойным и даже во многом аристократическим, а если не терять внимательности и осторожности, после неприятных германских приключений, Париж покажется самым безопасным местом на свете.

Ванна, чистое белье, приличная одежда и хороший обед – что иное требуется джентльмену после утомительного путешествия? Распоряжениями хозяйки, а далее и экономки, оригинальным визитерам предоставили гостевые комнаты (самая лучшая, разумеется, досталась мадемуазель Евангелине, с видом на сквер Тампля). Джералд тотчас строго-настрого приказал шторы не раскрывать и к окнам не подходить, а уж тем более не появляться на балконах. Возле парадной лестницы и лифта всегда обязан находиться один из концессионеров, причем с оружием – конкуренты, как это следует из событий на границе, отбросили шутки в сторону и начали прибегать к опасным крайностям. Однако хуже всего то, что в семь с четвертью вечера на Восточный вокзал прибывает поезд, а с ним и злополучный ящик.

Джералд рассуждал таким образом: если дипломатический груз беспрепятственно миновал рубежи Франции и по дороге не произошло неких событий, связанных с гибелью пассажиров или работников железной дороги, получить сокровища дракона будет нетрудно – милорд хранил выданную господином консулом бумагу, обязывавшую сотрудников Британской миссии в Париже передать ящик лорду Вулси. Требуется лишь подтверждение из Лондона, а затруднений в получении такового не возникнет. Другое дело, если «ручной демон» по дороге развлекался в свойственной ему кровавой манере. Будет много полиции, репортеров, да и некоторые другие заинтересованные стороны могут прислушаться к шуму, который непременно поднимется. А встречи с указанными «заинтересованными сторонами» следовало избегать всеми силами. Благо опыт теперь имеется.

Вдобавок, привозить сокровище Фафнира в дом Робера просто опасно! Неизвестно, что может учудить обитающий в драгоценностях Бургундских королей монстр – пожар, взрыв газовых труб, очередную резню или нечто иное. Вполне достаточно припомнить одну ночь в сравнительно небольшом Страсбурге, и станет очевидно – проклятие найдет в миллионном Париже достаточно жертв, чтобы утолить растущую с каждым днем жажду разрушения.

Как поступить?..

* * *

– Значит, ваш «отдых на Рейне» скрывал совсем иную цель? Кладоискательство? Никогда не могла бы предположить, что столь солидные и образованные господа решатся на авантюру в жюльверновском духе!

– Да, мадам. Весьма многие люди живут мечтами. Свою мы осуществили… И теперь мечта навязчиво преследует нас.

– То, что вы рассказали, настолько… Настолько необычно!

– Вы хотели сказать – фантастично и нереально? Остается лишь сожалеть, что в эпоху просвещения и науки человечество позабыло о своем прошлом. А события минувшего, особенно дурные, имеют свойство повторяться.

– Я раньше слышала много занимательных историй и далеко не каждая оказывалась ложью или была чересчур приукрашена фантазией рассказчиков. Я верю вам, Джералд. Итак, клад, обладающий невероятной ценностью, как в золоте, так и в контексте историческом, у вас в руках и вы сумели вывезти ценности в Республику. Не терзайтесь угрызениями совести – сокровища принадлежат как Германии, так и Франции, при Меровингах и Шарлемане[19]19
  Шарлемань – император Карл I Великий (768–814).


[Закрыть] мы были единым государством, говорить о воровстве нелепо.

– Таким образом можно оправдать и мэтра Шлимана… Троянское золото две тысячи с лишком лет назад принадлежало грекам, а не туркам, на чьей территории оно было найдено.

– Это, милорд, малозначащие частности. Я говорю о другом. Рассуждения о сверхъестественном тоже пока оставим… А вот объяснять ваши несчастья в окрестностях Страсбурга происками сил инфернальных, я бы не решилась. Это были люди. Живые люди, с револьверами и четким приказом, который по случайности не был исполнен. Зачем вы обратились к социалистам? Ведь знаете, какова эта публика!

– Мне обещали, что переход через границу будет быстрым, тайным и беспрепятственным! И я заплатил деньги, наконец!

– Забудьте о деньгах, Джералд. Вы их потеряли, но вполне сумеете компенсировать столь невероятные затраты. Любая монетка эпохи Меровингов стоит в двадцать раз дороже номинального веса в золоте. Ваш, отчасти шокирующий, рассказ о «Сионском Приорате», древних рукописях, указавших на клад, возможная связь этого странного аббата с политиками-радикалами? Тут найдется о чем подумать, право… Вывод я могу сделать простой и досадный: вы наступили на ногу не мифическому «Приорату», именем которого вас так напугал аббат Теодор, а запрещенным политическим организациям, имеющим сокрытые от общества в глубокой тени власть и силу. Сумасшедшим, наподобие Робеспьера, способным вновь поставить на Гревскую площадь гильотину ради эфемерного «всеобщего счастья». Демагогам, кучке авантюристов, заботящихся только о собственных амбициях и смущающих ради призрака власти умы простаков. Я читала сочинения мсье Карла Маркса и представляю, каковы будут последствия очередной революции… У господ радикалов нет национальности, вероисповедания, своей страны, для них не существуют границы или моральные барьеры. Два года назад меня пытались шантажировать господа из этого круга, и только мои приятельские отношения с министром Клемансо и городским префектом полиции избавили банк от разорения. Жаль, что государство сумело защитить семью де Монброн лишь частично.

– Частично? Простите, я не совсем понимаю…

– Я обратилась в частные сыскные агентства и к людям, чей образ жизни и действий не одобряется уголовным правом, – поверьте, эти рыцари в лохмотьях куда надежнее любого жандарма. За сравнительно малые деньги я надолго обрела спокойствие. До сегодняшнего дня, милорд. Вы теперь собираетесь уехать в Североамериканские штаты?

– Очень надеюсь…

– Я устрою билеты на пароход как можно быстрее. Робер останется в Париже, мальчик не сумеет за несколько дней оправиться от раны.

– Благодарю, мадам.

– Не за что благодарить, Джералд. С сегодняшнего дня дом будут охранять гораздо бдительнее – полагаю, парижское дно еще не оскудело талантами.

– Мадам, неужели вы действительно прибегаете к услугам человеческого отребья?

– Такова жизнь, сударь. Моя цель – сохранить жизнь себе и сыну, сохранить предприятие и в свое время передать его наследнику. Затраты меня не волнуют, тем более что они оправданы. Между прочим, слышите удар на часах? Ваш золотой поезд прибыл ровно сорок минут назад.

– Посылку примут сотрудники британского посольства, останется лишь забрать ящик и переправить на пароход. На вокзал де ль’Эс отправился мсье О’Донован, проследить.

– Что ж… Идите, Джералд. У меня еще запланировано несколько встреч по делам банка и я буду занята…

Милорд, привычно коснувшись губами тонкой ладони Жюстин де Монброн, молча вышел и побрел к свои комнаты.

* * *

«…Ужасающая катастрофа на Восточном вокзале, не виданная доселе в нашей столице, вызвала немыслимую панику среди пассажиров, готовившихся к отъезду в города Германии и Швейцарии. Жандармерия и полиция, как это обычно и случается, не сумели предотвратить давку на выходе из вокзала и лестницах, отчего пострадали несколько дам и малолетних детей, сбитых с ног и затоптанных устрашенной внезапным бедствием публикой. Известно, что в госпиталь „Сен-Антуан“ доставлено множество раненых.

В момент отправления поезда Париж-Базель на железнодорожные пути вокзала под полными парами ворвался курьерский состав, направлявшийся в Париж из Страсбурга и мчавшийся с умопомрачительною быстротой не менее чем в шестьдесят километров в час. Машинист, вероятно, будучи бессознательным (а, возможно, и пьяным), не уменьшил скорости и разогретый паровоз ударился о платформу перрона, после чего раздался невероятной силы взрыв котла локомотива, разрушивший часть ажурной крыши вокзала и поразивший осколками десятки людей.

В клочья был разорван вагон базельского экспресса, стоявшего на соседнем пути, в котором уже находилось большинство купивших билеты пассажиров, рассчитывавших на приятный отдых в курортах альпийской Гельвеции. Счет погибших идет на десятки, среди пострадавших имеются дамы и дети семейств, направлявшихся в Швейцарию.

Подробности необычайного крушения и фотографические картины места трагедии представляются нашим мужественным репортером Клодом Флери и фотографом Валери Руассаком, остававшихся на загроможденном обломками перроне Восточного вокзала вплоть до прибытия двух отрядов конной жандармерии и префекта д’Абевиля…»

(Выдержка из статьи утреннего издания «Journal le Matin», Париж, от 4 апреля 1912 года).