Текст книги "След Фафнира"

Глава двенадцатая
НОЧЬ ПОД ЗОЛОТОЙ ЗВЕЗДОЙ

Северная Атлантика,

Ночь с 14 на 15 апреля 1912 года

– Да закрывайте же водонепроницаемые двери, черт побери! После столкновения переборки могут деформироваться, тогда ничто не поможет!

Мистер Мэрдок, второй помощник капитана изо всех сил надавил на рычаг, приводя в действие электрическую цепь, захлопывающую десятки тяжелых стальных дверей в переборках шестнадцати отсеков, котелен и машинных отделений корабля.

– Держать курс! – заорал Джералд на бледного как смерть рулевого, готового инстинктивно крутануть штурвальное колесо. – Никаких поворотов! Держать!.

– Вот сейчас, вот сейчас… – бормотал Робер. – Господи Иисусе!

– Хватайтесь за что-нибудь!

…Удар оказался настолько силен, что в рубке вылетела часть стекол. Людей швырнуло вперед, мистера Мади едва не выбросило в переднее окно – спас его Хаген, успевший поймать офицера за хлястик черной морской шинели. Ткань выдержала.

Несмотря на то, что команда «Полный назад!» ушла в машинное отделение две минуты тому, остановить лайнер и даже замедлить его ход настолько быстро оказалось невозможным. «Титаник» на скорости в двадцать с половиной узлов протаранил форштевнем плавучую ледяную гору.

Над носовой оконечностью судна взлетел колоссальный фонтан осколков льда, засыпавших палубы, металл треснул, как ореховая скорлупа, передняя мачта с «вороньим гнездом», в котором находились двое впередсмотрящих, подломилась у основания и рухнула прямо вперед.

Чудовищный грохот можно было сравнить только с одновременным залпом нескольких сотен тяжелых пушек, удар грома прокатился над штилевой Атлантикой на много километров вокруг. Электрическое освещение моргнуло и погасло на несколько мгновений, показавшихся наиболее жуткими для все участников разворачивающейся драмы. В большинстве кают сдвинулась мебель, попадали люстры и перевернулись столики. К счастью, ни один из двадцати девяти огромных пятиметровых котлов, приводящих в действие паровые машины корабля, не сорвался с основания и не лопнул, а поскольку тревога уже была объявлена, механики сразу начали закрывать заслонки паропроводов.

Налетев на айсберг всей массой, «Титаник» на один миг «встал на дыбы» – это определение для судна водоизмещением в пятьдесят три с небольшим тысячи тонн звучит скорее как неудачная метафора, но кратковременный дифферент на корму составил почти шесть градусов. Затем нос вновь погрузился в воду, породив волны высотой в десять футов, корабль буквально отбросило от ледяного монолита и он начал самопроизвольно разворачиваться кормой влево, в то время как полуразрушенный айсберг перевернулся подводной частью вверх и двинулся по течению вправо, пройдя больше чем в сорока метрах от борта лайнера.

Мэрдок, без лишних указаний понявший, что надо делать, подал сигнал «Стоп машина!». Пройдя по инерции триста метров «Титаник» остановился.

Еще через полминуты страшно изуродованная носовая часть корабля обломилась и мгновенно затонула. Визжал пар, выпускаемый из машин через предохранительные клапаны.

– Господин Мэрдок, что это было?!.

Каюты старших офицеров располагались рядом с мостиком и разбуженный толчком невероятной силы капитан Смит в незастегнутом кителе с четырьмя нашивками ворвался в рубку как раз в тот момент, когда в воду падали части обшивки форштевня. На посторонних он поначалу не обратил внимания.

– Айсберг, сэр… – второй помощник, как и все прочие, с трудом сохранял самообладание. – Лобовое столкновение. Судно очень серьезно повреждено.

– Водонепроницаемые двери?

– Они уже закрыты, сэр.

Для лучшего капитана компании «Уайт Стар» Эдварда Смита это был страшный удар – он нес ответственность не только за самый крупный корабль мира, но и за жизни двух тысяч двухсот человек, находившихся на борту. Смит замер, глубоко вдохнул, обвел взглядом рубку, засыпанную битым стеклом, шагнул к обзорным окнам и что-то прошептал в бороду – носа у корабля не было…

– Кто эти люди? – капитан Смит наконец осознал, что на мостике царит вопиющий непорядок. – Мистер Мэрдок, вы слышали мой вопрос?

– Они первыми увидели лед, сэр, – отчеканил второй помощник, бросив мимолетный взгляд на Евангелину. – И очень помогли нам…

– Что-о? – капитан отказывался верить, за времена его службы никогда ничего подобного не происходило и не могло произойти! – Вы…

«Исполняйте свои обязанности, сэр… – тихий и уверенный девичий голосок прозвучал в голове капитана. – Необходимо тотчас послать сигнал бедствия… Не обращайте на нас внимания, корабль в большой опасности…»

Капитан Смит, первый после Бога, подчинился. Не мог не подчиниться.

– Мистер Боксхолл, найдите судового плотника и определите размер повреждений, – приказал Смит. – Мистер Мади, немедленно возьмите на себя руководство палубной командой, нельзя допустить паники! Старшего и первого помощников ко мне!

Смит взглянул на кренометр, показывающий угол наклона судна маленький прибор, расположенный перед компасом, определил, что «Титаник» накренился на три градуса на правый борт и прошептал «Боже мой…» Затем, повинуясь безмолвному приказу, повернулся к незнакомому рыжеволосому парню с револьвером в руке.

– Вот что, любезный… – капитан вынул из кармана кителя блокнот, быстро набросал карандашом несколько строчек и вручил листок Тимоти. – Где находится радиорубка, знаете?

– Знаю, сэр.

– Это сообщение должно быть передано в эфир безотлагательно. Непременно дождитесь ответа хотя бы от одного судна.

– Слушаю, сэр…

Мистер О‘Донован стремглав ринулся к боковому трапу, прыжками через три ступени оказался на палубе С, нырнул в коридор и едва не вышиб дверь помещения, в котором обосновались радиотелеграфисты фирмы «Маркони». Оба оказались на месте – напуганные, растерянные, но вполне работоспособные.

– Срочно, от капитана, – рявкнул Тим без всяких предисловий и протянул бумажку, на которой значилось:

«CQD. MGY[24]24
  CQD – принятый в 1912 г. на радиостанциях фирмы «Маркони» сигнал бедствия (CQ – общий вызов, D – danger (опасность). MGY – Позывные «Титаника». Принятый в 1906 году всеобщий сигнал SOS радисты «Маркони» не использовали.


[Закрыть]. Пассажирское судно „Титаник“ компании „Уайт Стар лайн“. Получили крайне тяжелые повреждения в результате столкновения с айсбергом. Не исключена возможность затопления судна. Просим немедленной помощи. Координаты 41 градусов 46 минут северной широты, 50 градусов 14 минут западной долготы».

Сразу все поняв и не задав ни одного вопроса, радисты занялись делом. В холодную звездную ночь над Атлантическим океаном посыпались сигналы азбуки Морзе. Шесть раз подряд, потом еще шесть раз. Старший радист Филлипс некоторое время слушал эфир, затем начал записывать ответы, приходящие от услышавших отчаянный призыв кораблей, прямиком на бланк поздравительной телеграммы, какие использовались для доставки сообщений богатым пассажирам.

Ушедший далеко к востоку «Олимпик» немедленно развернулся и на полной скорости отправился к «Титанику» по переданным координатам. Откликнулись «Эйшиан», немецкий «Франкфурт», русская «Бирма», «Маунт Темпль», «Карпатия» и «Вирджиниан». Отозвалась единственная станция на суше – мыс Рейс – радиотелеграфисты пообещали передавать сигнал о помощи непрерывно. Не взирая на кажущуюся пустынность, северная Атлантика вовсе не была безлюдной, в радиусе ста пятидесяти миль от места катастрофы находились не меньше двенадцати кораблей.

После удара о ледяную гору прошло всего двадцать минут. Схватив заполненный мелким почерком бланк, Тимоти пулей вылетел на палубу и едва не сбил с ног папашиного друга – американского магната Джона Джейкоба Астора.

– Тим О’Донован? Откуда? – даже весьма дисциплинированные пассажиры первого класса пребывали в волнении, но Астор не утратил ни внимательности, ни хладнокровия. – Ты-то что здесь делаешь?

– Сэр, может попозже? – Тим сбросил с лацканов своего пиджака руки миллионера. – Через часик, а?

– Ты можешь сказать, что происходит?

– Потом, мистер Астор, потом!

Тимоти огляделся и прикусил губу. Поднятые с постелей леди и джентльмены высыпали на палубу – еще бы, грохот слышали, наверное, на Луне, а столкновение было настолько тяжелым, что на судне не осталось ни единого целого бокала. Есть повод для смятения, да еще какой! Впечатлений добавляет низкий гул пара, который сейчас выбрасывается через первые три трубы парохода. Обстановка невероятно мрачная – люди взбудоражены, некоторые женщины плачут, со стороны палуб второго и третьего классов доносятся резкие выкрики матросов, пытающихся поддерживать порядок.

Раздались три выстрела в воздух – потом Тимоти узнал, что оружие применил первый помощник Лайтоллер, отгоняя самых перепуганных и нетерпеливых от трапов на шлюпочную палубу: капитан Смит пока не отдал приказа спускать спасательные шлюпки.

С трудом прорвавшись на мостик и не обнаружив там капитана, Тим отдал записи радиотелеграмм слегка ошалелому офицеру Мади и сразу подошел к столпившимся около входа в коридор концессионерам, сейчас старавшимся быть как можно незаметнее и не мешать команде исполнять свой долг. Отсутствовал только Хаген.

– Что? – выпалил Тимоти. – Тонем? Сколько времени осталось?

– Пока неизвестно, – милорд, призвавший на помощь истинно британскую стойкость и невозмутимый, словно прадедушка-пират, выглядел вполне достойно, однако Евангелина была близка к обмороку – слишком тяжело далось ей «волшебство». Чувствовавший себя в тяжелых житейских ситуациях не слишком уверенно доктор Шпилер не отходил от девушки, а Монброн…

Робер, наоборот, ощущал, что настал его звездный час. Куда только подевался робкий и плаксивый юнец, только-только получивший разрешение всесильной мамы чуточку пожить самостоятельно? Орлиный взгляд, грудь колесом, уверенный голос. Любые распоряжения шестого помощника, мистера Мади исполняются незамедлительно и в точности – мсье де Монброн на этот вечер превратился в адъютанта господина младшего офицера, спасибо Хагену и Еве. Морок пока не рассеялся и Робер (он сбросил пиджак и нашел куртку старшего матроса) теперь исполнял роль вестового, резвым колобком шныряя между верхними палубами и разнося с мостика распоряжения офицерам, пытавшимся предотвратить всеобщую панику.

– Дифферент на нос четырнадцать градусов, – быстро сказал Джералд, – Пока не увеличивается. Отвалились носовая оконечность, первый водонепроницаемый отсек и большая часть второго. Третий затоплен, в четвертый поступает вода… Электрогенераторы работают. В самом худшем случае, «Титаник» затонет только через несколько часов.

– Где Хаген?

– Ушел вместе с капитаном, конструктором судна мистером Эндрюсом и остальными вниз. Сейчас решается самое важное – как долго мы продержимся. И, конечно же, надо выяснить, что сталось с Фафниром…

* * *

Беспокойство концессионеров нарастало лавинообразно. После выхода «Титаника» из Куинстауна вплоть до вечера 14 апреля на борту произошло достаточно странных событий, дававших понять о том, что дракон вышел из полулетаргического состояния последних дней.

Число мелких аварий на абсолютно новом корабле превзошло все разумные пределы, но о большинстве из них капитану и старшим офицерам не докладывали – им необязательно было знать про замыкания в электровентиляторах на нижних палубах или прорыве водопровода в ресторане первого класса. Куда более неприятным оказалось неожиданное отключение коммутатора, обеспечивающего телефонную связь мостика с другими помещениями и постами судна (исправить удалось за два часа); в тот же день разошелся сварной шов в одной из цистерн для питьевой воды, начало подтапливать подпалубный отсек, в котором находились динамо-машины, а это могло привести к самым тяжелым последствиям – корабль остался бы без электричества! Течь устранили с трудом, поскольку трещина оказалась на уровне палубы G и добраться до нее оказалось непросто.

Не обошлось и без несчастных случаев – обварился паром кочегар, миссис Бишоп упала с лестницы и сломала руку, двоих работников судовой пекарни ударило током из-за неправильного обращения с плитой, их пришлось отправить в лазарет. Казалось бы, ничего необычного, всякое может случиться, но Джералд и остальные были уверены: все это неспроста.

Ночами в котельных видели блуждающие огоньки, но это явление списали на статическое электричество. Полтора десятка пассажиров обратились к доктору О‘Лафлину, руководившему медицинской частью корабля, с жалобами на кошмарные сны, причем сновидения были одинаковыми: багровый огонь. Лорд Вулси вечером 12 числа, задержавшийся в курительном салоне, несколько раз подряд слышал мнение о том, что «Титаник» производит «странное впечатление». Вроде бы обслуживание на высочайшем уровне, развлечений – от бассейна с подогретой морской водой и турецких бань до гимнастического зала – предостаточно, но все равно чувство неясной тревоги не оставляло даже самых беззаботных толстосумов наподобие мистера Астора или крупнейшего американского книгоиздателя Генри Харпера.

Евангелина, она же мадемуазель Анна Медковец, свои апартаменты покидала только для того, чтобы погулять по шлюпочной палубе. Другие пассажиры смотрели на девушку в шляпке с плотной вуалью с любопытством, однако назойливость в высшем обществе считалась неприличной и попытки познакомиться с таинственной леди прекратились на второй день плавания. К тому же Ева упорно делала вид, что говорит только на «болгарском», роль которого успешно играл венгерский язык и посмеивалась, читая корабельную газету «Атлантик дейли бюллетин» – из двенадцати полос большую часть занимали научные или посвященные искусству статьи, отпечатанные еще в Англии, но две первые страницы с обзором последних известий, принимаемых радиотелеграфистами, печатали на борту, в маленькой типографии. Европейские агентства продолжали мусолить тему «исчезновения» Евы Чорваш и предполагали, что следы похитителей ведут на Балканы, в аннексированную Австро-Венгерской империей Боснию…

В другое время Еве было не смеха: она долгое время общалась с Ойгеном, уже способным достаточно внятно озвучивать мысли и знания Хагена. Мажордом бургундских королей вполне освоился в незнакомом мире далекого будущего и сожалел только об утраченном исконном богопочитании: его шокировали не достижения технического прогресса, а то, что люди не ходят ежедневно к мессе и причастию, утратили уважение к старшим и вообще позабыли Бога. Оттого-то в жизни вашей строгости нет и благочиние не блюдется…

Хаген оказался настоящим кладезем знаний о чудесах древности и Ева наконец-то получила возможность расспросить человека, для которого «волшебство», драконы и чудовища были такой же реальностью, как для автомобиль или аэроплан для самой Евангелины. Хаген не просто верил в существование «волшебного», он твердо знал, что мир гораздо глубже и многообразнее, чем принято считать в рациональном ХХ веке.

– Кримхильда Бургундская все-таки вышла замуж за кесаря Юстина после смерти его первой жены, Софии… – с необычной для парня из захолустного автро-венгерского городка обстоятельностью повествовал Ойген о делах давно минувших. Впрочем, Евангелина понимала, что сейчас разговаривает с совсем другим человеком. – Она передала троим детям кровь Меровея, что с ними случилось потом я не знаю, но потомки второй жены не могли наследовать кесарю и он одарил их землями, назначив дуксами провинций…

– Причем не исключено, что эти земли были в Мезии или Дакии, – задумчиво сказала Ева. – Теперь там находится моя страна. Говоришь, я похожа на ту самую Кримхильду?

– Очень, – кивнул Ойген.

– А все Меровинги владели некоей магией? Что же это получается, валашские князья, Цепеши, могли оказаться потомками Кримхильды и Юстина?.. Невероятно! Значит, я получила способности Первых Королей? По праву крови?

– Выходит, так, – пожал плечами Ойген. – Сразу два совпадения: внешность и владение волшебством, случайным это быть не может…

– Получается, ты мой дальний родственник?

– Настолько дальний, что и представить невозможно. Нас разделяют десятки поколений и пятнадцать столетий. И, конечно, Проклятие Фафнира.

– Минутку, – Ева замотала головой. – Я-то здесь при чем? Клад принадлежал Зигфриду, потом братьям моей далекой прабабки, затем золото Нибелунгов выбросили в Рейн и ты стал их стражем, верно?

– Верно. С меня Проклятие снято – я добровольно отказался от сокровищ и похоронил их в реке. Братья-короли и Кримхильда были против. Вернее, только Гуннар и Геберих. Младший, Хильдебер, поддержал меня и тоже избавился от тяготеющей над ним воли дракона – он потом долго правил… Достаточно сознательно отказаться от клада Фафнира и ящер оставит тебя в покое, понимаешь? Кримхильда и двое старших братьев не нашли сил сделать это. А грехи отцов падают на их потомков.

– То есть ты хочешь сказать, – очень медленно начала Ева, – что над моей семьей на протяжении полутора тысяч лет висит этот дамоклов меч?..

– Чей меч? – не понял Ойген. – Хотя это неважно. Ты скорее всего права. Судьба недаром свела тебя с сэром Джералдом и его друзьями. Они стали новыми владельцами клада Нибелунгов и вернули к жизни дракона, а дракон нашел тебя. Лорд Вулси, возможно, пересилит себя и откажется от клада, но вот другие… Уолтер Роу, археолог никогда бы это не сделал, я видел его безумный взгляд, сокровища получили над ним неограниченную власть, как над Зигфридом. Поэтому я убил его.

– Ты?? – Ева была наслышана о событиях в монастыре.

– Та моя часть, которая именуется Хагеном. Ойген ничего об этом не знал, поэтому и оказался вне подозрений. Хаген взял этот грех на свою душу.

– Боже мой… Ты снова убил Зигфрида! И во второй раз пытаешься избавить королей Бургундии и их сестру от Проклятия… Ну и история! Что касается меня, я не желала и не желаю в будущем владеть этим чертовым кладом! Я отрекаюсь от него за себя и за Кримхильду!

– Ты сказала, – торжественно произнес бургундский мажордом. – Слово – это великая сила, посредством Слова создана Вселенная…

Облегчения Ева не почувствовала – ничего не изменилось. Сила Фафнира расползалась по кораблю и остановить бесплотного ящера было невозможно, равно как нельзя взять в руки дым от костра. Однако ничего особо пугающего пока не происходило. Тимоти верно догадался, «Титаник» был ящеру не по зубам, дракон пока ограничивался мелкими пакостями. Через офицера Мади Роберу удалось выяснить, что в носовом угольном бункере пятой котельной произошло самовозгорание угля, но тлевший пожар быстро погасили. Грузовой отсек, где покоился клад, находился через переборку от угольной ямы и это вновь наводило на грустные размышления…

И Евангелина, и Ойген отметили, что после захода солнца на воздухе становится необычно холодно, но Джералд сначала не воспринимал их предупреждения всерьез. Весна, северные широты, Атлантика – ничего особенного! Хорошо, но почему в таком случае температура падает настолько резко? На закате ртутный термометр в каюте милорда показывал плюс двенадцать, а ровно пять минут спустя, когда солнце скрывалось в водах океана, уже минус три? Разве так бывает?

– Это паранойя, – уверенно заявил Курт Шпилер. – Самая настоящая паранойя! Господа, всем нам прямая дорога в лечебницу для буйнопомешанных, это я вам как врач говорю! Мы видим угрозу в любых, самых банальных событиях! Ночной морозец? Фафнир виноват! Сломался замок в каюте? Снова Фафнир! Если так пойдет дальше, начнем шарахаться от собственной тени!

– Холод – признак колдовства, – серьезно сказал Ойген. – Нечеловеческого колдовства. Доктор, он здесь, дракон среди нас… Только его никто не видит.

– А это что по-вашему? – глаза Шпилера округлились и он сделал два шага назад. Господа концессионеры повскакивали с кресел.

Отлично знакомый по событиям в Вормсе клубок золотистого огня висел за широким окном каюты, но не рядом с корпусом судна, а в отдалении – похожее на шаровую молнию Нечто летело над океаном вровень с разогнавшимся до скорости в двадцать два узла кораблем. Хорошо, что было очень поздно, большинство пассажиров спали, а немногие оставшиеся слушали музыку в салоне – оркестр играл мелодии из «Сказок Гофмана»…

Яркий шарик вдруг рассыпался рванувшимися к палубе искрами, огоньки проникли в каюту прямиком через стекло, не обратив никакого внимания на преграду, завертелись в вихре и начали обретать физическую форму. Ойген оставался спокоен, только жестом дал знать остальным, чтобы не шевелились. Похоже, Фафнир решил поговорить…

На этот раз Проклятие не стало принимать облик карлика Альбриха, который был хоть отчасти человекоподобен. Его новое воплощение походило на безобразного тролля с грязно-белой шкурой, холодными синими глазами-щелями и похожими на осколки льда когтями на толстых лапах.

«Только бы никто не вошел, – отрешенно подумал Джералд. – Шум поднимется…»

Фафнир смотрел только на Ойгена и говорил только с ним – речь его началась тяжело, голос походил на низкое гудение, отдельных слов было не разобрать. Ойген отвечал на похожем гавкающем наречии – вероятно, языке древних бургундов или сикамбров. Сцена выглядела сюрреалистически, все понимали, что подобных тварей попросту не может существовать, однако Фафнир был вполне материален: ворс ковра под широкими ступнями «тролля» заиндевел и покрылся сияющими в свете ярких электрических ламп льдинками. Евангелина с трудом сдерживалась – от страшилища волнами исходила скверная, разрушительная сила, вызывавшая головокружение и тошноту.

Беседа продолжалась очень недолго, Фафнир исторг последний залп клокочуще-рыкающих звуков и в одно мгновение распался на сноп голубых светлячков, бесследно растворившихся в ковре и цветных плитках паркета.

– Что он хотел? – выдавил Джералд.

– Ровным счетом ничего, – Ойген только руками развел. – Фафнир обвинял. По большому счету он очень несчастен, как всякое существо, не отыскавшее свое место в этом мире… Дракон обозлен и разгневан, он жаждет мести.

– Мести за что? – уточнила Ева.

– Да за все! За свою смерть от руки Зигфрида, за то, что мы… вы пробудили его от тысячелетнего сна, за украденные сокровища, за упущенные в прошлом возможности. Фафнир пришел объявить войну.

– Кому? – не выдержал доктор. – Нам?

– Нет, людям. Всем людям. Демон считает виноватыми в своих бедах потомков Адама и Евы, Господь подарил тварный мир нам, не появись человек, «серые ангелы» остались бы единственными его повелителями! Дух Разрушения набрал достаточно силы, чтобы начать эту войну и теперь станет убивать куда более жестоко. Он не остановится перед самыми колоссальными жертвами… Сколько осталось идти до Нью-Йорка?

– Почти двое суток, – немедленно отозвался милорд. – Наступило четырнадцатое апреля, корабль должен оказаться в гавани поздно вечером пятнадцатого или утром шестнадцатого. Сейчас поворачивать в сторону Рейкьявика бессмысленно, мы на равном расстоянии от берегов обоих континентов и Исландии! Да и капитана убедить мы не сумеем – Эдвард Смит никогда не поверит в откровенную чушь про драконов и проклятия!

– Убедить? – Ойген взглянул на Евангелину. – Убедить можно кого угодно и в чем угодно, мы с Евой поспособствуем, наведем морок – «волшебству» подвластно многое! Остается понять, как и когда Фафнир нанесет первый удар. Вы заметили, ящер обрел способность воплощаться в любые тела, только что он выбрал облик хримтурса, ледяного великана… Это должно быть неким намеком, символом, знаком – древние боги никогда ничего не делают просто так, все их действия подчинены определенным законам.

– Лед, ледяной великан, холод, мороз… – быстро перечислил доктор. – В древнегерманской мифологии эти понятия всегда ассоциировались со смертью, точно так же, как солнце и тепло с жизнью. Никто не заметил, корабль не сменил курс? Фафнир вполне способен сломать компас, обмануть команду и направить нас к берегам Гренландии, к ледяным полям…

– Нет-нет, чересчур сложно, – сказал лорд Вулси в ответ. – Даже если сломается навигационное оборудование, остаются проверенные методы – любой морской офицер прекрасно ориентируется по звездам и умеет пользоваться секстаном! Судно идет точно на запад, мы бы почувствовали поворот. Да и солнце садилось прямо курсу! Ойген, ты ведь в состоянии следить за перемещениями Фафнира?

– В меньшей степени, чем Евангелина. Мое «волшебство» немного другое, я забираю силу из окружающего мира, а Ева может использовать ее в определенных целях.

– Где сейчас Фафнир? – Джералд развернулся на каблуке и посмотрел на мадемуазель Чорваш. – Что он делает?

– Вернулся в свою резиденцию, – усмехнулась Ева. – В ящик с кладом. Драконы любят поваляться на ложе из своих сокровищ, этот не исключение.

– И вы сумеете распознать, когда он оттуда выберется?

– Пожалуй, да. Я поняла, как он воплощается, как концентрирует силу в одной точке. Если Фафнир вновь обретет материальное тело, я это почувствую.

– Спим по очереди, – решил милорд. – Крайне желательно оставаться вместе в одной каюте, места предостаточно. Впрочем, если вы, мадемуазель, возражаете…

– Ничуть не возражаю, я устроюсь в малой гостиной. Плевать на приличия и условности, обстоятельства обязывают. Очень жаль, что мы отпустили Робера и Тимоти.

– Остается надеяться, что до утра Фафнир не предпримет… э… никаких активных действий, – сказал доктор Шпилер. – Между прочим, половина третьего. Я продержусь еще полтора часа, потом разбужу Ойгена. Думается, завтрашний день станет решающим…

* * *

Получи Робер де Монброн другое воспитание, из него получился бы один из самых выдающихся шпионов своего времени. Наследник Мадам Жюстин от природы был награжден редким талантом вызывать доверие людей, он сразу располагал к себе аристократов и богачей, простые рабочие наподобие Ойгена Реннера считали мсье Монброна «деловым и честным хозяином, который не обманет, как другие наниматели», банкирская закалка научила его аккуратности и изощренной хитрости. Но главнейшим даром была удивительная, почти нереальная способность выуживать крупицы истины из самых разрозненных сведений и объединять их в далеко идущие выводы.

Подружившись с шестым помощником Мади, Робер обычно завтракал в его компании – за обширным столом присутствовали еще четырнадцать человек, пассажиры первого класса, двое конструкторов верфи «Харленд энд Вольф», наблюдавших за первым путешествием своего детища, и судовой доктор, но мсье Монброн перебрасывался с ними ничего не значащими доброжелательными фразами и в основном расспрашивал офицера о событиях на корабле, отсеивая малозначительное и накрепко запоминая важное.

– Ничего экстраординарного не случилось, – Робер вальяжно развалился в шезлонге и щурился от утреннего солнца. О событиях минувшей ночи ему из осторожности не рассказали, мало ли какой будет реакция впечатлительного молодого человека? – Вечером корабль пройдет точку поворота на юго-запад, мы минуем эту… Как ее? Да, Ньюфаундлендскую банку и по прямой направимся к Нью-Йорку. С нескольких судов, идущих нашим курсом, пришли сообщения о плавучих льдах, встречено несколько крупных айсбергов, но все они появлялись значительно севернее…

– Что-что?.. – вдруг оживился доктор Шпилер. – Плавучие льды?

– Офицер Мади сказал, что «Титаник» быстро минует опасный район. Кроме того, посмотрите на море… – Монброн эпическим жестом указал на широкое окно каюты. Вокруг корабля лежал спокойный ярко-лазурный океан, яркое солнце поднималось к зениту. – Прекрасная видимость, идеальная погода, хотя обычно в это время года случаются штормы. Ну чего тут опасаться, скажите?

Ключевые слова «плавучие льды» оценили только те концессионеры, которые участвовали во вчерашней встрече с Фафниром. Ассоциация возникла незамедлительно – едва беззаботный Робер ушел на палубу играть в малый крокет, Джералд взял на себя ответственность высказать общие мысли:

– Вам не кажется, что напрашивается прямое сравнение: «ледяной великан», «ледяная гора»? Я видывал крупные айсберги, некоторые из них могут быть размером с наш корабль! Ойген, не на это ли обстоятельство намекал дракон?.. Вот что, давайте-ка сегодня быть крайне внимательными! Когда придет Тимоти, отправим его на шлюпочную палубу, наблюдать за морем. Ева, что с Фафниром?

– Сидит на месте и делает вид, будто его здесь совсем нет.

– Ойген?

– Я извещу, если что-нибудь случится.

– Доктор Шпилер, не откажите в любезности, погуляйте до обеда на носу корабля. В моем багаже есть два цейссовских бинокля, один я отдам вам – следите за горизонтом.

– Джералд, вы полагаете, что экипаж корабля неспособен самостоятельно заметить опасность?

– Капитан и команда об этой опасности не знают, а мы знаем. Господа, мадемуазель, я успокоюсь только когда «Титаник» окажется в гавани Нью-Йорка!

* * *

14 апреля казалось обычнейшим спокойным днем. Поутру одетые в парадную форму капитан, старпом, старший стюард и старший механик провели осмотр судна – такая процедура в соответствии с неистребимыми традициями британского флота проводилась на трансатлантических лайнерах каждое воскресенье и являлась больше символом, чем необходимостью. Потом в ресторане первого класса провели воскресное богослужение по обряду англиканской церкви, а после обеда пассажиры вновь были предоставлены самим себе: хочешь отдыхай, хочешь развлекайся.

Погода стояла великолепная, как и в течение всех минувших дней. Полнейшее безветрие, солнце, волнения на море не наблюдалось. Ход судна почти не ощущался, по палубам можно было гулять с такой же уверенностью, как по Пикадилли. Наблюдения за горизонтом ничего не дали: доктор и Тимоти один раз заметили дым парохода, шедшего встречным курсом, только и всего. Очень заметно похолодало и находиться на палубе без теплого пальто было решительно невозможно.

Тревогу подняла Ева в половине одиннадцатого вечера. Фафнир воспрял от обычной полудремы и…

– Дракон покинул корабль, – быстро сказала Евангелина. – Его здесь нет. Нигде. Минуту назад был, а теперь исчез!

– То есть как? – ошеломленно спросил милорд. – Куда в таком случае он подевался?

– Фафнир где-то неподалеку, – подал голос Ойген. – Давайте выйдем из каюты и оглядимся.

Вечер был великолепен. Над Атлантикой раскинулся черно-синий небесный купол, рассеченный рекой Млечного пути, звезды были невероятно крупными и яркими, их свет не могли затмить даже яркие лампы, горевшие на палубах.

– Он где-то впереди, – нахмурившись, сказала Ева, указав прямо по курсу корабля. – И очень высоко в воздухе. Расстояние порядочное, я его почти не вижу… Десяток-другой километров, не меньше.

– Что же Фафнир там делает? – озадачился Робер. – Пустота, океан… Зачем он подался в открытое море?

– Готовит для нас ловушку? – предположил доктор. – Помните, что дракон учудил на Рейне? Создал водоворот, который утопил полицейские катера!

– Вы представляете, каких размеров должен быть водоворот, способный утянуть на дно «Титаник»? – фыркнул Тимоти. – Сто миль в окружности, двести? Это ящеру не под силу, каким бы могучим он не был!