Текст книги "Политическая социология и история"

Поскольку роль родовых отношений в новой (административной) иерархии представляет собой важную исследовательскую проблему не только для Индии, но и для России (достаточно вспомнить, напр., основные положения государственной школы – Соловьева, Кавелина, Чичерина о переходе родовых отношений в государственные), то вопрос заслуживает более подробного рассмотрения.

Поскольку происхождение кастовой системы, как и родовых отношений на Руси, не вполне ясно исследователям, вопрос этот стал предметом широкого обсуждения в научной литературе. Для социологов, в частности, касты и механизм их действия всегда были очень интересны, так как их анализ дает возможность представить в чистом виде общество, подразделенное на совершенно замкнутые и не переходящие друг в друга слои. Особенностью каст является то, что они строятся, с одной стороны, по признаку родства (на основании рождения), а с другой – по признаку профессиональному (брахман, воин, ремесленники и т.д.), причем существует всего пять основных каст, которые в свою очередь имеют много мелких подразделений.

Основными характерными свойствами и признаками каст являются (по мнению И. Карве) следующие: 1) касты – это эндогамные группы; 2) касты ограничены в своих действиях определенными районами; 3) касты имеют устойчивые традиционные образцы поведения, которые навязываются советом старейшин членам касты; 4) касты редко взаимодействуют с другими кастами без наличия веских на то причин; 5) касты имеют обычно наследственные занятия, которые, однако, не являются их исключительной принадлежностью; 6) касты организованы по иерархическому образцу.

Уже сам перечень основных свойств каст показывает, что они представляют собой уникальный пример простой закрытой группы, чем, вероятно, объясняется их роль в процессе управления, влияние на административно-бюрократический аппарат и необыкновенная устойчивость к переменам. В этом смысле известным аналогом кастам может служить любая закрытая система, напр., средневековые цеха, сословия феодального общества, а точнее отдельные наиболее четкие их подразделения, в истории России – боярство как правящая олигархия, члены которой были связаны общими родственными узами, а весь институт в целом – крайне враждебно относился к изменениям.

Одной из важнейших особенностей кастового строя (в отличие от других аналогичных или близких социальных структур) является, по мнению большинства ученых, его необыкновенная устойчивость в истории: это институт, который сквозной линией проходит через всю историю Индии с древности до настоящего времени. Причина этой устойчивости кроется в прочности рамок, внутренней гомогенности, а также атомарности структуры каст, что позволяет говорить о них как о монадах общества. В результате, между кастами совершенно отсутствовала мобильность, а ее появление связано с развитием капитализма и урбанизации.

Кроме того, внутри более крупных социальных объединений, охватывающих несколько каст, хорошо прослеживается традиционное соперничество между ними.

Как и в других странах при переходе от традиционной организации власти к рациональной, родовые, общинные и прежде всего кастовые перегородки были наиболее основательным препятствием для создания бюрократической администрации в подлинном смысле слова.

Монолитность кастовой организации, ее иерархичность, разработанность инфраструктуры делают ее идеальным объектом для изучения с точки зрения теории организаций. Взятые таким образом касты являют типичный пример закрытых или заблокированных социальных структур, механизм регулирования которых не позволял членам касты выходить из нее или как-либо взаимодействовать с представителями других каст. Данное обстоятельство в немалой степени способствует иерархической организации общества и власти в нем. Подобная иерархия имеет пирамидальный характер, подразделяется на практически независимые друг от друга страты и социальные группы, каждая из которых предстает как кирпичик в едином здании, которое существует лишь как целое. В этой перспективе информативно обращение к проблеме изменения традиционных социальных структур под воздействием внешней среды и реального исторического процесса. Феномен изменения в этом обществе также связан с его характером. Оно меняется в некоторых аспектах, в то время как в других оно не меняется вовсе. Некоторые черты изменяются, в то время как другие остаются практически неизменными. Можно, следовательно, констатировать, что в отличие от ряда других традиционных структур кастовый строй не уничтожается автоматически с развитием бюрократического начала. Разложение кастовой системы шло скорее в соответствии с общим экономическим и социальным движением общества и, в частности, с развитием коммуникаций, средств сообщения всякого рода, распространением образования, грамотности, газет, доступности путешествий и пр.

Серьезный удар по традиционной организации общества нанесли реформы Акбара, когда весь государственный аппарат был перестроен по военному образцу, причем четких различий между личными слугами государя и государственными чиновниками не проводилось. В результате введения в 1574 г. Табели о чинах (или системы мансабдарства) и подразделения всего чиновничьего аппарата по 33 рангам военные и гражданские должности были выведены из-под влияния кастового строя, хотя действие его сохранялось на всем протяжении существования империи.

Перестройка самого правящего класса представляет значительные трудности для реформаторов, когда дело идет об изменении руководящих принципов организации, а не только о так называемых «косметических», т.е. частичных, мелких нововведениях. В этом отношении перспективным представляется сближение в сравнительной перспективе таких механизмов социального регулирования как система каст в Индии, а отчасти в Египте, социальная организация Инков, основанная на общинном делении, система местничества в России, базировавшаяся на иерархии родственных отношений. Данные традиционалистские системы социального (прежде всего административного) регулирования имели своим коренным пороком то, что тормозили, а то и вовсе исключали (как касты) социальную мобильность, обрекая государственность на стагнацию. При такой организации власти выдвижение новых людей в аппарат управления не могло иметь систематического характера, а зависело от случайных соображений. К их числу относятся война, фаворитизм, уникальные способности или необычные обстоятельства. Так в империи Инков, когда в ходе гражданской войны элита была практически полностью уничтожена одним из претендентов (Атахуальпой), а затем повторно – испанцами, социальная мобильность резко возрастала. Имея более открытый характер, нежели другие, элита империи Инков находилась, однако, в исключительно привилегированном положении. Ее члены, в отличие от остальной массы населения, обладали правом не только на коллективную, но и на частную собственность, которая имела форму пожалований со стороны Инки за службу и выражалась в предоставлении чиновникам земель, жен, одежд, ценных изделий, лам и пр. атрибутов привилегированного статуса. Со временем, когда административная власть стала даваться не только родственникам Инки, но и талантливым представителям знати, они стали получать высокие чины в провинциальной администрации за выслугу и достижения по службе, однако никогда не достигали уровня родственников государя. Тот факт, что в основе социального регулирования, распределения материальных благ, статуса и престижа представителей олигархии лежали родственные связи различных кланов, показывают историко-антропологические исследования мифологии рассматриваемого общества по методу К. ЛевиСтросса. Аналогичные исследования предпринимались по кастовому строю, где их основой служили свидетельства законов Ману и мифологии индусов.

В империях Востока бюрократическая администрация вырастала объективным путем из сложной системы дворцового управления и была генетически связана с ней. Мы видели, как соотносились чины и должности в Египте, Византии, империях Великого Могола и Инков. Более жесткую градацию чиновного деления находим в Китае, где уже в ранний период происходит консолидация бюрократии на базе сближения дворцового, гражданского и военного управлений. Характерна при этом структура власти в Северном Китае в период «пяти династий». Бюрократия этого времени (Х–ХII вв.) была, конечно, вполне традиционалистской: имел место личный характер власти, а должности руководителей ведущих ведомств при дворе и в армии предоставлялись либо родственникам императора, либо его доверенным лицам. Примечательно, что политическая деятельность не зависела прямо от военной карьеры: правильнее било бы сказать, что контроль над армейскими подразделениями со стороны тех или иных деятелей зависел от их статуса при дворе и именно этот статус давал им политическую власть.

Одним из признаков традиционного характера является то, что вообще власть придворных (а особенно такой специфической группы как евнухи) была очень велика. Как в центре, так и на местах существовала четкая градация (или Табель) возможных рангов, в соответствии с которой распределялись придворные должности. Эти должности носили, впрочем, скорее придворный или церемониальный характер, чем были бюрократическими в собственном смысле слова. В то же время существовало функциональное подразделение должностей по ведомствам – финансовому, охраны и другим, важным для провинциального управления. Существовал, кроме того, императорский секретариат, где были сосредоточены важнейшие административные функции, исполнение которых возлагалось на глав бюрократических ведомств – министров.

Как и перед всякой другой, перед китайской бюрократией стояли уже на раннем этапе ее деятельности вопросы финансового контроля, учета, проверки исполнения принятых решений. Важным вопросом являлось наблюдение и подчинение государству армии – важнейшей опоры власти, но одновременно силой, осуществляющей военные перевороты и смены династий.

Пример Китая хорошо показывает возможность рационализации и бюрократизации аппарата управление даже в рамках традиционной организации власти. Не случайно китайская бюрократия с самых ранних времен имела строгую систему чиновного деления, выражавшуюся в своеобразной Табели о рангах, созданной еще до нашей эры. Уже в этот период (эпоха Шан-Инь, Чжоу и Цинь) наряду с аристократией, занимавшей ведущие посты, появляется все больше представителей новой знати. Если первоначально правителями областей были родовитые сановники, напр., наследственные цины, то к концу Чжоу появляются влиятельные чиновники из низших слоев населения (в том числе торговцев, ремесленников и пр.).

Рационализация управления на традиционной основе привела к появлению в Китае разработанной системы мандарината – едва ли не наиболее дифференцированной системы административного регулирования самого аппарата управления.

Особое место в изучении проблем организации бюрократии занимает исламская традиция административных реформ, представленная прежде всего институтами Османской империи. Это было, используя веберовскую терминологию, патримониальное государство, характерной чертой которого являлось сильное сопротивление зарождению социальных классов и сословий, наличие служилой бюрократии (первоначально, как и везде – писцов). То же подтверждает анализ всей административной машины во главе с султаном – главой всей духовной и светской власти, освященной традицией и обычаем. В Османской империи существовало три основных вида службы: военная (сейфие), бюрократическая (калемие) и духовная (ильмие). Это разделение, конечно, условное, поскольку не существовало четкого разграничения военных, административных и религиозных функций государства – они тесно переплетались и дополняли друг друга. Следует подчеркнуть, что в этом – коренное отличие османского государства, к примеру, от европейского. Однако, «люди пера», как можно назвать профессиональных бюрократов, до ХVIII в. редко занимали пост губернатора провинции или садразама – это была «монополия» военных. Тем не менее с конца ХVII в. большое число профессиональных бюрократов появляется в избранном кругу пашей. По-видимому, это было отражением соперничества между бюрократией и военными, а также растущей профессионализации государственного аппарата.

Османская бюрократия, как и византийская, обладала характерным свойством – высокой социальной мобильностью, что было связано с ее происхождением и развитием. Действительно, все посты в государстве (по крайней мере формально) были открыты любому, действовал принцип меритократии (выдвижения за заслуги), хотя со временем (на рубеже ХVII–ХVIII вв.) должности отцов все чаще стали переходить к детям и тем самым проявилась тенденция к наследованию должностей. Исследователи указывают, что высокие темпы и масштабы социальной мобильности, связанные с открытым характером османской бюрократии, имеют корни в организации правящего класса. Служилый характер правящего класса и его полная зависимость от государства делал его практически лишенным какой-либо корпоративной сословной автономии. Это был социальный слой, экономическое, а, следовательно, и социальное положение которого полностью контролировалось государством. Открытость правящего класса и связь его со службой государству вела к тому, что меритократия становилась важным принципом административной и военной организации, а верхушка общества представляла собой социальный слой, связанный (как и повсюду) родственными узами, а также (особенность Турции) способом продвижения и типами карьеры, которые специалисты объединяют выразительным термином – «мобильность типа лампы Аладина».

Бюрократическая служба в Османской империи, как и в других странах, была одновременно и средством, и целью проведения реформ, реагировала на все крупные перемены административного аппарата. Первая и наиболее крупная из таких перемен произошла в З0-е годы XIX в., так как в предшествующий период даже в ходе реформ Селима III, изменению подлежало прежде всего войско, а не государственный аппарат. Чиновничество перестало носить традиционное название – «калемийе» – «люди пера», – которое можно перевести также как «чиновные люди», а стало называться – «мюлькие», чиновничество, в результате чего они стали больше ассоциироваться со служащими центральных бюро в Стамбуле, что сделало их статус более соответствующим бюрократии западных государств того времени. Тогда же (в 30-е гг. ХIХ в.) произошли некоторые организационные перемены: государство, первоначально ориентированное на религиозную войну, главными силами в котором было войско и церковь, постепенно включалось в орбиту рационализации и модернизации, что вело к бюрократизации общества и аппарата управления.

Весь процесс развития Сиятельной порты и ее канцелярского ведомства является, по мнению специалистов, свидетельством бюрократизации и рационализации, дифференциации функций, постепенного отхода от традиционных принципов организации, причем все указанные тенденции имели место в рамках традиционной системы.

Исследования позволяют сделать некоторые наблюдения о составе аппарата управления по ряду основных признаков. Так, структура бюрократии по этнорелигиозному признаку дает возможность выявить достаточно устойчивую монополию греков на должностях переводчиков, по крайней мере в течение ряда веков. Греки специализировались на этих должностях и постепенно достигали большого влияния как в самой Турции, так и в ее христианских провинциях. Их монополия сохранялась вплоть до антитурецкого восстания в Греции и стала характерной чертой канцелярской и дипломатической службы.

Должностная стратификация выражалась в наличии писцов низшего уровня и заведующих бюро, которые соотносились между собой примерно как подъячие и дъяки. Рекрутирование чиновничества носило не рациональный, а патримониальный характер, все зависело от того, насколько котировался патрон данного служащего при дворе. При продвижении по службе (мобильность) решающую роль играла протекция и способности, благодаря которым чиновник мог быть переведен в центральный аппарат, а затем – в Диван (при везире). Доходы низших представителей бюрократии шли не столько от земельных владений, сколько от вознаграждений за службу и даров от населения, что ставило их в более зависимое социально– экономическое положение от государства.

Чиновники высшего ранга получали совершенно иной статус, престиж и благосостояние. Дослужившись до титула паши, чиновник получал очень высокий ранг и входил в состав патримониальной элиты канцелярского ведомства, ему полагались особые церемониальные отличия, ключевые посты. Однако все это – статус, материальные блага, возраставшие возможности влияния на ход дел, считает К. Финдлей, – являлись отнюдь не результатом принадлежности к высшему уровню канцелярской службы, а скорее соответствовали растущей политизации бюрократической элиты. Все дело объяснялось по существу довольно просто: близостью чиновника к султану, который и был реальным центром власти.

Поэтому стержнем социальной мобильности являлась служба, а двигателем – само правительство, центральная администрация.

В Турции, как и в Византии, существовала специальная организация социальной мобильности в управленческом аппарате: каждый год производилось переутверждение всех высших чиновников государства, чаще всего сохранявшее их на прежнем месте, но иногда сопровождающееся их повышением или понижением в должности. Это был отработанный механизм рекрутирования и одновременно контроля высшей администрации со стороны султана и его аппарата, существовавший длительное время. Данный механизм служил и другим целям. Система годичных назначений служила своего рода катапультой, забрасывающей представителей бюрократии в правящую элиту, а кроме того – средством перераспределения материальных благ. Указанная тенденция выражалась в существенной дифференциации окладов представителей высшей и низшей категорий бюрократии.

В отличие от элиты, которая в деспотическом государстве всегда была нестабильна и не имела четких принципов комплектования, средние и низшие слои бюрократии постепенно приобретали более определенный облик, начиная соответствовать своему функциональному назначению. В рамках патриархальной организации бюрократия стала приобретать черты обособленного социального слоя – гильдии или цеха, члены которого были связаны между собой служебной дисциплиной, устойчивой иерархией, этикой и пр. В результате уже в недрах традиционной организации власти появляется организация нового типа, которая постепенно оказывается сильнее, чем породившая ее предшествующая административная система.

Социальная стратификация феодального общества Японии, при всей ее специфике, позволяет установить ряд сходных черт формирования бюрократии.

Как показал японский историй К. Ямамура, уже сразу после установления режима Токугава самураи из военных стали превращаться в бюрократию, а основным источником их дохода (как и дворянства) стала государственная служба. По своему социальному положению самураи находились между придворной аристократией (дайме), представители которой занимали примерно 60 высших постов, и остальной служилой массой государева двора. Эти несколько тысяч самураев были резервуаром и костяком офицерского корпуса в армии и бюрократии в госаппарате, структура и функции которых были четко установлены в 1660 г.

Общая структура сословия самураев была следующей: они условно могут быть подразделены (и разделялись современниками) на три основных категории – высших, средних и низших, а более дробное деление хотя и существовало, на практике было не вполне четким и мало способствует классификации в современных научных трудах. Экономическая и социальная стратификация как бы сливались, переходили друг в друга, хотя в основе обоих лежали различные принципы, лишь на время примиряемые в рамках местничества и служилых отношений.

При переходе от традиционного к бюрократическому режиму важную роль играет социальная мобильность. Для японского общества эпохи сегуната, где социальные перегородки между классами и внутри них были очень велики, мобильность не могла дать быстрых и заметных результатов без преодоления традиционных ограничений. Самурайство, как и другие сословные группы, не могло достичь высоких темпов мобильности, более того, в течение первых двух столетий существования режима Токугава вертикальная мобильность не только не возрастала, но уменьшалась.

Экономическая мобильность также практически отсутствовала (ибо зависела в значительной степени от мобильности другого рода – социальной, продвижению по службе), в результате чего имущественное положение самураев становилось хуже с ростом буржуазных отношений. С этим важным аспектом положения самурайства Ямамура связывает даже некоторые демографические явления развития данного слоя – сокращение рождаемости, поздние браки и т.д., что, по его мнению, было непосредственно связано с жизнью в больших городах, где стоимость жизни непрерывно дорожала, а доходы самураев оставались прежними. Указанные изменения не могли не сказаться на психологических свойствах служилого сословия, деформируя известный дух самурайства, который поддерживался теперь не столько реальным значением данного слоя в военной области (войны не было 250 лет), сколько соответствующим правовым регулированием, обособлявшим его от других классов.

Такой (вполне традиционный) характер социальной организации вполне определенно сказывался на темпах и общей направленности процесса бюрократизации административного аппарата, развитии бюрократии в особый социальный слой. Мобильность в госаппарате, как и повсюду в социальной структуре, была весьма низкой, продвижение по службе, особенно на высших постах, шло медленно и назначения никогда не обходились без поддержки влиятельного лица. В ходе распределения ключевых должностей сказывалась борьба различных аристократических кланов за власть и влияние. В дальнейшем распространение получили различные меры социального регулирования, в частности – принцип ротации чиновничества. Характерной чертой бюрократии режима Токугава стало то, что чиновники не задерживались на своих постах, а переходили с одного на другой в строго определенном порядке – день в день по намеченной шкале. Одним из недостатков такой системы являлся формализм, стремление действовать лишь в рамках инструкции и не более того, что вело к окостенению аппарата, а также развитию негативных явлений (протекционизма, коррупции, групповщины).

Интересно проследить, каким образом традиционные феодальные отношения влияли на формирование бюрократии и каковы были результаты этого влияния.

Политическую основу режима Токугава составлял принцип феодальной лояльности вассала своему сеньору: образовавшаяся таким образом иерархия находила выражение в идеологии, а также конфуцианском образовании, которое само по себе становилось средством социальной мобильности. Согласно логике построения общества, оно четко разделялось на две категории людей – «простонародье» (к которому относились крестьяне, купцы, ремесленники и пр.) и правящий класс (самураи), причем переход из первого состояния во второе был крайне затруднен, практически невозможен. Лишь к концу сегуната можно констатировать процесс анноблирования богатого купечества (получения его представителями самурайских рангов). Такая ситуация все более переставала соответствовать реальной расстановке сил и вступала в противоречие с тенденциями к модернизации и европеизации страны, основными условиями которых была ломка феодальных структур, расширение социальной мобильности.

Мы рассмотрели основные тенденции социальной стратификации и социальной мобильности на примере развития бюрократии ряда традиционалистских обществ. Было показано, как традиционные родовые, кастовые и сословные отношения влияют на процесс рационализации управления, соответствующие изменения структуры чиновничества, постепенно превращающегося в самостоятельный и весьма влиятельный социальный слой. Экономические, социальные и политические параметры этого процесса могут, таким образом, эффективно исследоваться на основе теории социальной стратификации, позволяя объяснить многие существенные черты его развития.