Текст книги "Мы – чемпионы! (сборник)"

Андрей Меркин
Мы – чемпионы!

© Меркин А.Л., 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Моей любимой дочери Ане посвящается

От автора

Долго думал, стоит ли писать третью книгу.

Честно говоря, не было особого желания, ведь издатель и литературный агент не осыпали автора щедрыми гонорарами и ударными роялти. Но желание поделиться недосказанным всё-таки воспреобладало, и вот перед вами, дорогие друзья, третья и заключительная книга, повествующая о жизни и удивительных амурных похождениях автора-опездола, некоторые из которых так или иначе, каким-то мистическим образом, связаны с футбольной командой «Спартак-Москва».

Тешу себя дебильной надеждой, что опус получился весёлым и доставит вам, дорогие читатели, немало радостных минут.

Смех – это сама жизнь, попробую сейчас вам всем это доказать.

Не судите строго, что получился эдакий Декамерон.

Так вышло, просто поверьте мне.

Вперёд, за мной, в пучину хулиганства и мелкого беззлобного пакостничества.

Часть первая. Столичная штучка

И говно, да, Жень?

В дошкольном детстве, которое протекало в Сокольниках, было немало радостных и счастливых минут.

Как учила нас в то время партия – советские дети самые счастливые дети в мире.

Ага.

Счастье так и распирало наши детские неокрепшие души. Чаще всего оно материализовывалось в образе огромных тёток-воспиталок из детского садика, любящих нас, советских детишек, особенной, пронзительной и странной любовью.

– Меркин, ты уже покакал?

– Я не знаю…

– Так давай уже слезай с горшка, ты тут не один. Все детки должны какать.

Почему-то никелированных синих горшков с отбитой эмалью в садике катастрофически не хватало, и мы справляли большую нужду строго по очереди, согласно графику, утверждённому заведующей детским садиком, старой большевичкой Бурячковой Пелагеей Дормидонтовной.

После садика мама выпускала погулять во двор, где за нами присматривал пятиклассник Женя, который давал нам первые уроки устного народного творчества.

Собрав малолеток в кучу, он спрашивал, какие хулиганские слова мы знаем.

Все тянули руку и излагали свои познания в ругательствах и оскорблениях.

– Жопа.

– Правильно, молодец!

– Писька, – вворачивал я.

– Верно, – подмечал довольный Женя.

После таких экзерсисов жизнь казалась нам солнечной, а не хмурой.

Словарный запас великого и могучего русского языка рос не по дням, а по часам.

Когда мы уже собрались расходиться по домам, к нам, запыхавшись от бега, подскочил совсем маленький, лет четырёх от роду, Дима и выдал финальный аккорд ругательных слов.

– И говно!!! Жень, да, Жень?!

Пеле

Папа первый раз взял на футбол в 65-м году. Было мне от роду восемь лет.

Матч знаковый: СССР – Бразилия.

Народу было столько, что сидели на коленках и в проходах.

А внизу бегали живые Пеле и Гарринча во всей своей жёлто-зелёной красе.

Что скандировали?

«Шай-бу! Шай-бу! Мо-ло-дцы!»

Только вот не понятно кому всё это предназначалось. Думаю, по прошествии лет, что всё-таки бразильцам, а не Геше Логофету и Гиле Хусаинову.

Ещё запомнил тётку дородную, очевидно, торгашка – а с ней хач на золотых зубах:

– Слюшай! Этат Пиле, я его мама ебал!

– Тише ты, ёб твою мать, тут дети рядом!

И тётка, блеснув тоже не стальной фиксой, ласково протянула мне конфетку «Белочка».

Конфетку я тут же съел, а папа назидательно сказал:

– Вот видишь, сынок – и Пеле увидел, и тётя такая хорошая…

Хач в перерыве ушёл за пивом, а папа о чём-то долго шептался с «пятым номером» бюста.

Наследственно это у меня, ага.

Особенно сисястая одноклассница и другие пышногрудые девчонки, врать не буду.

Собакоед

Футбольная сборная Северной Кореи – это хорошо!

В 1966 году товарищ Ким Ир Сен закрыл их на год на хуй на базе.

Результат – 1/4 финала чемпионата мира в Англии и порванные жопы Италии и почти Португалии, если бы не Эйсебио.

Тогда вся советская страна притапливала, помимо наших, ещё и за корейских товарищей.

Помню, в пионерском лагере старшая пионервожатая, с пятым размером груди, торжественно объявляла на утренней линейке, интонацией подражая Левитану:

– Вчера корейские товарищи в упорной борьбе победили Италию 1:0, гол забил товарищ Пак Ду Ик. Ура, товарищи!

При этом «пятый номер» тревожно колыхался под ленинским пионерским галстуком – в такт моему неполовозрелому члену…

В том году было знаменитое ташкентское землетрясение, и в лагере было очень много детишек из Ташкента. И корейцы, как ни странно. Но обрусевшие и очень давно живущие в Узбекистане.

Одного мальчика поймали ночью вожатые, когда он пытался зажарить на костре пойманную и убитую им бездомную Жучку.

Причём собака была разделана по всем правилам поварского искусства.

Мальчик казался «переписанным» и выглядел на все семнадцать лет. И всё время тёрся елдой возле жопы аппетитной пионервожатой.

А вот нынешний внучок товарищ Ким Чен Ын вряд ли на футбольные чудеса сподобится – бомба важнее. Да и вожатых таких уже нет.

Эх-ма…

Старички-боровички

Они всегда стояли под табло в Луже.

И на трибуне тоже, особенно в холодную погоду.

А ведь приходилось в конце сезона и в минус играть.

Сейчас расскажу…

Последний домашний матч сезона 1971 года с «Кайратом». Как раз на ноябрьские праздники мороз ебанул, где-то минус пять-шесть градусов, да ещё и со снегом и ветром.

Ну а в школе каникулы – закончилась первая четверть. Оценки за четверть, как всегда, – одни тройки.

Поэтому денег категорически нет, но десять копеек на детский билет и мелочь на пивко нашёл всё-таки.

Была дилемма – поехать к сисястой однокласснице на Преображенку или пойти на футбол.

Путём героических и прямо-таки нечеловеческих усилий либидо засунул обратно и поехал на игру.

Играли днём, народу на стадионе очень мало, от силы две-три тысячи человек.

Да и те пьют водяру почти в открытую, но кастрюлей с пельменями нет – врать не буду.

Народ часто бегает в буфет, где берёт стаканчики с горячим чаем и запивает водяру этим самым горячим чаем!

Чудеса эпохи развитого социализма, ведь другого горячего жидкого или твёрдого в буфете нет и быть не может.

Всё уже спизжено и сгружено в мешки «лицам кавказской национальности».

Стаканчики серые, их ставят один в другой, по три штуки, но они всё равно проливаются. Чай тут же замерзает от холода.

Но тёртых мужичков не проведёшь!

Водяру льют в чистые стаканчики, а чаем запивают из других, которые уже почти расползались от разницы температур.

Классическая закуска – бутерброд с сыром, которым можно убить в прямом смысле этого слова.

Один мужичок даже сломал зуб, все ржут – а мужичок демонстрирует народу половинку коренного и радуется, что не надо идти к зубному.

Ему сердобольные дружки наливают за это лишний стакан. Мужичок давит лыбу и оголтело трясёт патлами из-под облезлой кроличьей шапки.

Наши в красно-белой форме и желают реабилитироваться за разгром в Сетубале. Идём на пятом месте.

Кайрат идёт на седьмом месте и тоже хочет подняться в таблице.

Уже на первых минутах Долматов, да-да, тот самый, заряжает метров с тридцати между ушей вратарю.

Йонас Баужа даже взглядом не повёл, редкостный мудак, мяч в сетке.

Мужички отмечают это дело водкой и зверски пытаются откусить хотя бы кусочек «пошехонского» сыра.

У «Кайрата» феерит воротчик Куралбек Ордабаев. «Спартак» сидит на воротах весь матч, но Вася Калинов два раза не забивает из убойной позиции.

Снег усиливается, восьмой номер Васи Калинова сливается с футболкой.

Второй тайм. Наши опять возят казахов, но катастрофически не прёт.

Но вот наш одиннадцатый номер – это Володя Редин, совершает слаломный прорыв в штрафную.

Свисток. Точка. Бьёт наш капитан Геша Логофет. Куралбек в одном углу – мяч в другом.

Наш гениальный Витя Папаев попадает в перекладину, метров с двадцати.

Штанга звенит на пустом стадионе. Мужички вздрагивают, но пьют дальше.

Такое впечатление, что водка не кончается, а Господь производит её из чая.

Судья добавляет несколько минут. Кажется, ничья, и народ тянется на выход. Ан нет!!!

Серёга Ольшанский, наш центральный защитник, совершает свой коронный прорыв, со смещением на фланг.

Володька Редин вытягивает ногу в шпагате, что твоя Майя Плисецкая – Ордабаев почти дотягивается до мяча, но тот, предательски прыгнув несколько раз на промёрзшем поле, медленно, как водка из серого стаканчика, заползает в ворота.

Гол!!! Судья показывает на центр, финальный свисток.

Обычно сдержанный Никита Павлович вместе с командой поздравляет героя матча.

Мужички прыгают от радости. Я тоже, хотя замёрз до самой жопы.

Самый уважаемый мужичок на радостях наливает мне, невесть откуда взявшийся, большой и жирный стакан портвейна. И вдогонку ещё один.

Счастлив, пьян, еду на Преображенку – домой боюсь…

Вележ из Мостара, или Адский коитус

Слив «Мостару» из Вележа в 74-м году был чисто несчастный случай и «югославские штучки».

Команда представляла югославский чемпионат, шла на первом месте. В предыдущем сезоне выиграла серебро.

У них выделялся рослый детина, в то время один из лидеров сборной Югославии Душан Баевич. В Москве он нам забил совсем необязательный голешник, но хоть и Женя Ловчев успел пропихнуть третий, этого, увы, как выяснилось позже, не хватило для общей победы.

Весь матч мы возили товарищей из братской Боснии и Герцеговины мордой об стол, могли забить штук пять-шесть, но подвело элементарное пижонство и распиздяйство.

Валера Гладилин два раза попал в крестовину, а Миша Булгаков и Саша Минаев мазали по пустым воротам.

Со стадиона ушёл в отличном настроении, был уверен, что пройдём южков.

Тогда все они были для нас южки, не то что теперь.

Ответку не показали, но был прямой репортаж по Маяку, который вёл Озеров.

Игру прервали почти на два часа, рухнула какая-то башня или световая опора якобы… После этого южки забили два мяча и довели матч до победы.

Они просто этим «номером» сбили нам всю масть и наступательный порыв.

После игры в Луже был обескуражен и поражён при виде мужика с огромным хуем наперевес.

«Старички-боровички» даже не успевали толком поссать, настолько поражало это…

А отдувалась, как всегда, сисястая одноклассница.

И надо ли говорить, дорогие друзья, что Преображенка содрогнулась при криках нашего совместного коитуса, да ещё и с особым цинизмом.

На другой день после матча в Мостаре, всё уже происходило у меня на квартире.

Предки были на работе, а мы с одноклассницей «задвинули» урок физкультуры.

Ну и правильно, физрук был мудак и болел за мусарню, что в Сокольниках было практически неслыханно-невиданно…

Дебют мой и «Спартака» в Кубке УЕФА

Егоровича первый раз увидел на весеннем представлении команды в Лужниках.

Николай Петрович рассказал, что Слава пришёл из «Металлурга» (Запорожье) и команда на него рассчитывает.

Высокий и здоровый детина, показалось, сможет заменить ушедшего Проскурина, у которого не сложилось.

Но «выстрелил» не Егорович, а на пару сезонов позже Саша Пискарёв, который пришёл одновременно с ним из «Текстильщика» (Иваново).

В 1971 году не пропустил ни одной домашней игры, поэтому отлично помню, как играл Егорович.

Почти все голы забивал на добивание, в стиле Герда Мюллера, иногда головой.

Начал за здравие, и казалось, что у него всё будет хорошо, но потом почему-то Никита Павлович стал ставить его в состав не на каждый матч, чередуя с Пискарёвым. Или один менял другого уже в ходе игры.

Саша был игрок более спартаковский, трибуны его быстро полюбили, но при живых Онищенко и Дерюгине пробиться в сборную тогда было нереально.

Особенно запомнился дебют «Спартака» в Кубке УЕФА и фееричный матч Егоровича.

Играли в середине сентября, народу было под сорок тысяч.

Судил судья из Норвегии, а одним из помощников на линии был Тофик Бахрамов, тогда были такие правила – помощники из страны хозяина поля.

Чехословацкая команда «ВСС Кошице» была на то время лидером своего чемпионата.

Было и несколько сборников – Поллак, Бомба, Десятник.

У нас был традиционный, почти чемпионский состав 1969 года, разбавленный Мирзоевым и Егоровичем.

Во втором тайме получившего травму Гешу заменил лысый Петров. А в конце игры, по концепции Симоняна, Пискарёв вышел вместо Егоровича.

Примерно на десятой минуте Коля Осянин дал шикарный пас вразрез и вывел Егоровича один на один.

В лучших традициях наших форвардов Слава засрал момент и пробил в руки вратарю.

Но быстро реабилитировался, и минуте на двадцатой Джема забил пенальти.

Егорович вовремя «подставился» – толчок в спину, и судья указал на точку. Силагадзе пробил под перекладину, был у него такой грузинский шик – и Егорович повис у него на плечах.

Есть первый гол Спартака в истории Кубка УЕФА!!!

Я на восточной трибуне тоже подпрыгнул от радости, а «старички-боровички» отметили это дело водочкой «коленвал».

Мне же, по малолетству, плеснули в серый, как моя жизнь, стаканчик портвейна – мутного и с осадком. Красно-белые весело, а игравшие в трёхцветной форме чехословаки уныло побрели к центру поля.

Витя Папаев приложился в перекладину, а Егорович не попал в пустые ворота на добивание.

Мирзоев вышел один на один – снова мимо кассы.

Перерыв.

В буфете столпотворение, но удаётся с боем взять бутерброд с сырокопчёной колбасой.

Дефицитный кусок продукции микояновского мясокомбината смачно пережёвывался тогда ещё молодецкими зубами.

Ну и пивко для полировки, как без него.

Второй тайм Егорович начал блестяще.

Серия передач в штрафной, Папаев гениально даёт на дальнюю штангу, и Егорович, в своём стиле, вколачивает мяч в сетку братского чехословацкого народа.

На трибунах шутят – вот вам и «До-то-го». «До – это “го”!» – юморят на секторе. Все ждут третьего гола.

И тут же пенальти в наши ворота. Коля Осянин срубает соперника, как топором.

На радостях несколько десятков чехословаков, очевидно, что из посольства, продолжают остервенело орать.

– «До-то-го!!!»

Анзор блестяще парирует удар Штафуры в угол и успевает отбить его же повторное добивание.

Соперник сломлен морально, Слава Егорович попадает в штангу, его тут же меняют.

Финальный свисток встречаю с литром пива, пополам с портвейном, в неокрепшем желудке.

А ведь завтра контрольная по математике, уже напросился сидеть с сисястой одноклассницей, чтобы списать – и не только…

Ответный матч транслировали по «Маяку». За счёт автогола «Спартак» прошёл дальше.

Так что «ВСС Кошице» не выручил и знаменитый тренер Венглош.

Уже в 1976 году он помог сборной и главному тренеру Ежеку выиграть золотые медали чемпионата Европы в Белграде.

В том чемпионате играл и Поллак. Но это уже совсем другая история, которую я подробно описал в своей первой книге.

Седьмая модель «Жигулей» и сумасшедший дом

Помимо самого футбола, заработки, и далеко не малые, приносил и так называемый «околофутбол».

В 1983–1984 годах мой хороший знакомый работал механиком по обслуживанию эскалаторов на станции метро «Спортивная».

«Входной билет» давал пятьсот рублей, деньги большие по тем временам.

После игр футбольного «Спартака», особенно в случае побед, «урожай» мелочи, сброшенной с эскалатора, составлял примерно двести рублей.

В смене было два механика, двадцать рублей надо было отдать старушкам-саботажницам из касс за обмен пятаков (самый популярный номинал монетки), двушек, алтынов и прочих гривенников на бумажные трёшки и пятёрки.

Этот же знакомый механик играл ещё и в «Спортпрогноз» на результат футбольных матчей высшей и первой лиг.

Покупал по 400–500 карточек и с помощью специального трафарета на кухне ночами вместе с женой заполнял их.

Играл профессионально. Я помогал ему как мог.

Благо дело, в то время игр с заранее известными результатами тоже хватало.

Мечтал он «доехать» в «десятку» – выиграть десять тысяч рублей, что давало право – вместо денег – приобрести вне очереди по государственной цене автомобиль «Жигули» седьмой модели.

И он «доехал»!!!

Мало того, толкнул очень удачно эти «Жигули» «тюбетейкам» за восемнадцать штук.

Но это не всё.

После этого он попал на «дурку». Дало о себе знать многолетнее зачёркивание карточек, перезвон по телефону со всем Союзом, с такими же «игроками».

Я навещал его в дурдоме, вид у товарища был печальный и ужасный. Но, как ни странно, через пару лет он «оклемался» и вышел практически здоровым человеком.

С бабками, но подорванной аминазином и прочими нейролептиками психикой.

Вот такой «околофутбол».

Стрельцов

По молодости много времени проводил со «старичками-боровичками» под табло в Луже.

Градация у них была одна – Стрельцов, Бобров, Федотов. Хотя и многие из них болели за «Спартак».

Также все сходились во мнении, что в 1958-м со Стрельцовым играли бы с бразильцами в финале.

И гипотетически даже в Чили в 1962-м.

Касаемо 66-го года, то всё есть в открытой прессе. Воспоминания Сабо, Пономарёва, Поркуяна, Кавазашвили и других.

Сборную Морозов принял от Бескова, и главной причиной отставки был проигрыш испанцам, гнев Хрущёва.

Но ходили упорные слухи, что Константин Иванович «пробивал» Эдика с перспективой на Англию-66, но добро не получил, а Морозов боялся это сделать.

Из личного общения с Анзором Амберковичем и Иваном Алексеевичем Варламовым понял, что со Стрельцовым был большой шанс не только обыграть немцев в полуфинале, но и с Англией за золото пободаться.

Большое видится на расстоянии, но такой тогда была держава, где всё решал отдел пропаганды ЦК партии.

Сейчас вышло много фильмов и книг про Стрельцова, но, правда, там больше о его «похождениях».

А о том, какой это был гениальный и великий игрок и как его скрутила система, – очень мало правды.

Уровень его игры до отсидки сопоставим с Пеле и Марадоной. И это не моё мнение, а Никиты Палыча и Сергей Сергеича – наших легенд.

Эдика видел только после отсидки, но хватило с лихвой.

Лучший футболист СССР 1967 и 1968 годов.

И это в его годы!

Гений был, конечно, чего уж там.

Мне в память врезался наш матч с торпедчиками, был на нём в Луже в 1968 году. 5:1, два Стрельцов и два Гершкович с подачи Эдика.

А ведь мы в том году серебро взяли.

Многие очень удивятся, но большой футбол не ограничивался в те годы рамками московского «Спартака».

Хотя от нас в Англии были только Корнеев и Хусаинов.

«О tempora, о mores!» © Марк Туллий Цицерон

Центральное телевидение СССР и футбол

Сам люблю совок, как говно в штанах – но что правда, то правда.

Главная редакция спортивных программ ЦТ всеми способами организовывала трансляции практически всех матчей команд СССР в еврокубках на первой и второй кнопках.

Большинство в прямом эфире, но была и запись – причём запись только вторых таймов.

И комментаторы зачастую сидели в Останкино или на Шаболовке.

Выездным был только Озеров. Спарре был не член партии и очень редко выезжал. А евреев Галинского, Дымарского и молодого тогда ещё некоммуниста украинца Маслаченко за границу категорически не пускали.

Одного еврея, а это был Рубин, пустили, и он тут же дал по тапкам в сторону США, после чего глава ЦТ СССР Лапин получил страшных пиздюлей в отделе пропаганды ЦК КПСС на Старой площади.

Из знаковых игр, на моей памяти, не было трансляции из Валенсии, со знаменитыми промахами Калашникова, бегущей строкой, смертью Далиды.

В особых случаях давали радиорепортажи на «Маяке», причём в прямом эфире и весь матч.

Так, после ухода Качалина, а было это после относительной неудачи на чемпионате мира 1970 года в Мексике, сборную принял Николаев, и его первый официальный матч в Никосии с Кипром транслировали по радио, Озеров комментировал.

Это был дебют Колотова за сборную, ещё как игрока казанского Рубина из второй лиги. Неслыханный случай по тем временам.

Также это была первая игра за сборную Виталия Шевченко из «Нефтчи».

Всё это имело замечательное продолжение в мае следующего года, когда оба забили по голу испанцам, а наша сборная одержала первую и последнюю победу над ними.

В 1971 году, также на «Маяке», комментировал Янн Яннович Спарре матч из Сетубала, трансляция началась в 24.00 по московскому времени.

Всё время говорил, что «Спартак» играет в белой форме, это было очень важно для радиослушателей.

На крайняк был «Голос Америки», где сбежавший «отщепенец» Рубин в прямом эфире глубокой ночью комментировал эпохальный хоккей из Лейк-Плэсида.

Вроде про поражение сборной сказали только вечером в программе «Время», а я уже утром в институте радостно рассказал всем про счёт 4:3.

Секретарь комсомольской организации сказал, что я агент мирового сионизма и провокатор – враг народа.

Редкостный был мудак!

Гуппи

Зимой 1981 года поехал на зимние студенческие каникулы в своеобразный Дом отдыха. Каково же было моё удивление, граничащее с истерикой, когда я узнал, что попал, самым мистическим образом, в тот же самый пионерский лагерь, где в далёком 1972 году впервые в жизни занялся сексом с молодой и прекрасной восемнадцатилетней студенткой, которая жила на вольных хлебах в пионерском лагере как дочка начальника лагеря. Я подробно написал об этом в первой книге, в главах «Дефлорация» и «Дефлорация 2».

Судьба свела меня тоже со студенткой, и ей тоже было восемнадцать лет, но мне не четырнадцать, как тогда, а двадцать три года, и студенток и тёток разных мастей и калибров к тому времени, перефразируя Есенина, повидал я и попробовал в тёмных углах немало.

Её звали Гуппи.

Не знаю, да так и не узнал, почему у неё было такое рыбье прозвище, но Мариной её никто не называл, а все друзья и подруги однокурсники называли её так, на что она радостно и весело отзывалась.

Весь этот своеобразный Дом отдыха был заполнен исключительно студентами, а тот же самый персонал, что кормил детишек в столовой летом, зимой потчевал тем же самым незамысловатым меню, где преобладали щи и каша – пища наша.

Иногда готовилось даже мясо, вкусом напоминающее подошву кирзача. А также компот из сухофруктов с одиноким фиговым листом, почему-то называемый в меню: «Компот домашний».

Очевидно, что все эти сухофрукты действительно находились дома, но у шеф-повара. Там же, собственно, где и вышеупомянутое мясо, прописанное в мятом листке меню химическим крандашом как «рагу домашнее с овощами».

Из овощей там была картошка мёрзлая галимая – первым и последним компонентом этого шедевра кулинарного исскуства.

Зато на столах на восемь человек на завтрак, обед и ужин всегда и без ограничений лежали огромные, размером с хуй негра, солёные огурцы.

Они пользовались особым спросом, их выносили с собой в больших количествах на закуску.

Со времён моего пребывания в пионерах в окрестных «сельпо» мало что изменилось, и тот же самый портвейн с той же самой водкой продавала пергидрольная Нюрка или Клавка с огромными сиськами наперевес.

Одна даже, о боже, узнала меня и назвала по имени, хотя прошло без малого десять лет. Оказывается, никто в таком молодом возрасте, как я тогда, не хватал её самым наглым образом за жопу и сиськи одновременно и даже – я не побоюсь этого слова – за манду.

По такому торжественному случаю Нюрка отпускала мне водяру хоть и из-под полы, как всем местным синякам, зато без переплаты – по государственной цене.

От непрозрачных намеков на секс, а по-русски говоря, на банальную еблю в подсобке винного магазина, и от самой разнузданной ебли я благополучно соскочил, ведь все мои мысли были только о Гуппи, и только о ней одной.

Всю жизнь, да нонешних седых мудей, чего греха таить, я был «однополчанином». Что, думаю, не редкость, несмотря на бравурные рассказы друзей-однокурсников о якобы немыслимых подвигах, совершаемых ими в гнусных общагах и на грязных матрасах, наперегонки с клопами, тараканами и прочими гадами, рискуя получить болезненный укус от ползучего инсектоида в жопу. А то и того хуже – в елду или яйца.

Но Гуппи!!!

Это было необыкновенное и, врать не буду, единственное такое приключение за мою такую насыщенную и долгую сексуальную жизнь.

Уже сейчас, дело прошлое, впоминая всё это как прекрасный эротический и художественный фильм, пытаюсь понять, но не могу – почему у меня с ней так всё это происходило? Ну честно, и поныне не могу уяснить, почему.

Что???

Что же происходило, дорогой читатель?..

А происходило вот что.

Распорядок студенческого Дома отдыха был прост и незамысловат, на все десять дней каникул.

Завтрак, катание на лыжах, Обед, катание на лыжах, Ужин, культурно-массовые мероприятия или попросту только набиравшие в ту пору силу дискотеки, приправленные водкой, портвейном и, чего греха таить, – бытовой еблей со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде ранних студенческих свадеб, разбитых сердец, декретных отпусков и прочей сопутствующей бадяги, вплоть до отчисления.

Гуппи ничем не выделялась среди прочих студенток: зелёные шаровары, шапочка с помпоном, румянец на щеках.

Задорная и весёлая, рыженькая, с милыми веснушками.

Обыкновенная, такая же, как все. Но и я, положа руку на яйца, тоже был не Ален Делон. А обыкновенное лицо некоренной национальности с наглой мордой.

После нашего знакомства прошло не более суток, как мы оказались в одной койке.

Жили почти все по два человека в комнате, и, по доброй традиции, мой сосед по комнате занялся её подругой, а я отправился ночевать к Гуппи.

Вот тут всё и началось.

Обычно после первой же палки я засыпал или уходил, в редких случаях дотягивая до второй, да и то уже под утро, или точнее – утром.

После первого же коитуса я почувствовал, что стояк продолжается.

И он продолжался и час, и другой. За неполных два часа я стал восьмипалчаниным. Восьми! Да!

Практически не вынимая.

Как, почему? Не знаю, ну не знаю до сих пор.

Причём Гуппи не проявляла практически никакой активности, а лежала неподвижно, повернувшись ко мне задницей, покрытой тоже рыжими веснушками.

Так продолжалось все волшебные почти что десять дней.

Днём мы ходили на лыжах, а по ночам я шпендефорил Гуппи, не вынимая елды. Практически до её, елды, посинения.

На лыжах я ходил в телогрейке зелёного цвета, подпоясанной солдатским ремнём. На голове же была ещё та армейская пилотка без звёздочки.

Пригодилось привезённое из армии барахло – ведь помимо парадной дембельской формы был ещё и армейский вещмешок, забитый под завязку, мама не горюй.

За это от студентов Дома отдыха я получил характерное погонялово. Солдат – так меня стали звать.

Острые на язык подруги прознали про наши ночные похождения, а может, это сама Гуппи расказала им про это – непонятно.

Но девчонки хохмили в полный рост и на вопрос, почему Гуппи не пришла сегодня на завтрак, отвечали с ехидным смешком:

– Она умерла под солдатом.

Но не умерла, конечно, а банально мочила харю до десяти утра после такого рапоясавшегося «многополчанина», как ваш покорный слуга.

Завтрак я старался не пропускать, старательно набивая рот кашей и хлебом, памятуя о здоровье хорошем. Которое мне ещё ох как понадобится в ближайшие дни, несмотря на грозные предостережения Горбатого из культового фильма «Место встречи изменить нельзя».

После каникул ещё несколько раз встречались с Гуппи у меня дома, но однажды, в самый разгар, зазвонил телефон, и я, дурак, поднял трубку.

Звонила одна из моих старых подруг и приглашала вечером на свидание, на что я – мудилкин, ответил немедленным согласием.

Гуппи всё это слышала, вспыхнула и немедленно – практически голая – соскочила с дивана и дала по тапкам в сторону родного Измайлова.

Догонять её и извиняться я не стал. И с тех пор больше никогда не видел.

Друзья-однокурсники из «Плешки» отнеслись к моим рассказам очень серьёзно, как ни странно.

Сказали, что мне дико повезло и такая женщина у любого мужчины бывает только один раз в жизни.

Как у Пушкина его знаменитая Болдинская осень. Но у меня, опездола, Марина-Гуппи никак не ассоциировалась с писаной красавицей Натальей Ивановной Гончаровой.

Только мой член, который Гуппи называла «бякочкой», не ассоциировался, а самым наглым образом взаимодействовал со сладким местом Марины. И как!!!

Думаю, что если бы Александр Сергеевич жил в наше время, то ещё бабушка надвое сказала, как бы он отнёсся к моим ночным бдениям.

А ещё однокашники-студенты назвали мудаком, и были абсолютно правы. Особенно чётко это понимаешь по прошествии сорока, без малого, лет.

Гуппи, Гуппи – где ты, Гуппи?