Текст книги "От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том I"

ДАНТЕ В ЛИТЕРАТУРЕ ФРАНЦУЗСКОГО РЕНЕССАНСА (XV – XVI ВВ.)

Было бы очень любопытно составить историю суждений критики о каком-нибудь произведении, стоящем в центре внимания всего человечества: «Гамлете», «Божественной Комедии», «Илиаде».

Анатоль Франс. «Сад Эпикура»

Нет нужды повторять, какую огромную роль сыграла культура итальянского Возрождения в развитии ренессансной культуры других стран, в том числе и Франции. «Итальянизм» был значительным течением в литературе большинства стран Европы, явившись важным фактором их развития. Причем преимущественное обращение к тем или иным памятникам литературы Италии не только говорит о поэтических достоинствах последних, но и характеризует с достаточной определенностью уровень развития возрожденческой культуры народа-рецепиента.

Споры вокруг творчества Данте характерны для всей эпохи Возрождения, на пороге которой стоит этот зачинатель новой литературы. Для одних он был живым наследием, опорой в политической и литературной борьбе, для других ассоциировался со Средними веками, т. е. с чем-то отжившим, даже враждебным. Подняться до понимания творчества Данте дано было далеко не всем и не на любом этапе развития культуры Возрождения.

Воздействие творческого наследия Данте было в XV – XVI вв. широко и всеобъемлюще, его отголоски мы найдем в литературе, в изобразительном искусстве и в политической мысли эпохи. Но воздействие это не всегда выливалось в прямые подражания (как это было, скажем, с влиянием Петрарки); безусловно входя в обязательный круг чтения гуманистов, Данте находил поклонников среди далеко не всех из них. Влияние Данте, или по крайней мере широкое знакомство с его творчеством, обнаруживается прежде всего на раннем этапе развития возрожденческой культуры, в период ломки средневековых представлений и создания новой литературы. Именно в этот момент «последний поэт Средневековья и первый поэт Нового времени» оказывается близким людям, переживающим свой «переходный период», как когда-то переживал его и Данте. Здесь достаточно сослаться на испанца Иньиго Лопеса де Мендосу, маркиза де Сантильяну[58]58
  См. о нем: Friederiсh W.-P. Dante’s fame abroad. Roma, 1950. P. 28 – 35; см. также: Sсhiff M. La bibliothèque du Marquis de Santilliana. Paris, 1905.


[Закрыть] (1398 – 1458), на далматинца Марко Марулича[59]59
  См.: Голенищев-Кутузов И. Н. Итальянское Возрождение и славянские литературы XV – XVI веков. М., 1963. С. 49 – 51; см. также: Diоnisоtti G. Marco Marulo traduttore di Dante // Miscellanea di scritti di bibliografi a ed erudizione in memoria di Luigi Ferrare. Firenze, 1952.


[Закрыть] (1450 – 1524) или на француженку Кристину Пизанскую (1364 – 1431). Но для Сервантеса, Ронсара или Яна Кохановского[60]60
  См.: Голенищев-Кутузов И. Н. Указ. соч. С. 288; Preisner W. Dante i jego dzieła w Polsce. Toruń, 1957. S. 37 – 39.


[Закрыть], представителей так называемого Высокого Воз рождения, творчество великого флорентийского поэта было если не чуждо, то не всегда понятно. И в этом была своя закономерность.

Изучение воздействия творчества Данте на французскую литературу, в частности на литературу Возрождения, было начато уже давно. Полтораста лет назад, в 1854 г., в Париже появилась книга Э.-Ж.-Б. Ратери «Влияние Италии на французскую литературу с XIII века до царствования Людовика XIV»[61]61
  Rathéry E.-J.-B. L’ i n fl uence de l’ltalie sur les lettres françaises depuis le XIII siècle jusqu’au règne de Louis XIV. Paris, 1854.


[Закрыть]. Уже в этой работе был поставлен вопрос о воздействии Данте[62]62
  Ibid. P. 108.


[Закрыть], но выводы Ратери основывались лишь на приблизительном знании материала. Серьезные публикации и исследования конца XIX и начала XX в. позволили более обстоятельно обрисовать сложную судьбу дантовского наследия во Франции. Были обследованы французские библиотеки, и в них выявлены многочисленные списки произведений Данте[63]63
  Auvrау L. Les manuscrits de Dante de bibliothèques de France. Essai d’un catalogue raisonné. Paris, 1892.


[Закрыть]; были опубликованы ранние переводы Данте на французский язык[64]64
  Morel C. Les plus anciennes traductions françaises de la Divine Comédie. Paris, 1897.


[Закрыть], увидели свет ряд произведений, отмеченных сильным влиянием автора «Божественной Комедии», прежде всего поздние произведения Маргариты Наваррской[65]65
  Lefranc A. Les dernières poésies de Marguerite de Navarre. Paris, 1896.


[Закрыть]. Поэтому вскоре же за небольшими исследованиями[66]66
  Hauvette H. Dante dans la poésie française de la Renaissance // Annales de l’Université de Grenoble. T. XI, 1898. P. 137 – 164. To же в его кн.: Études sur la Divine Comédie. La composition du poème et son rayonnement. Paris, 1922. P. 144 – 187.


[Закрыть] последовали обстоятельные работы[67]67
  Оelsner H. Dante in Frankreich bis zum Ende des 18 Jahrhunderts. Berlin, 1898; Соunsоn А. Dante en France. Erlangen – Paris, 1906; Farinelli A. Dante e la Francia, dell’età media al secolo di Voltaire, 2 vol. Milano, 1908.


[Закрыть].

Давно ушли в прошлое споры о том, был ли Данте в Париже. Некоторые исследователи продолжают сочувственно цитировать свидетельство Джованни да Серравалле («Dilexit theologiam sacram, in qua diu studuit tam in Oxoniis in regno Angliae quam Parisiis in regno Frantiae»)[68]68
  См.: Friederich W.-P. Op. cit. Р. 57.


[Закрыть], но большинство ученых отрицательно отвечает на этот вопрос и основное внимание уделяет воздействию Данте на французскую литературу.

Если представители старой школы видели «влияние» в любом сюжетном совпадении, сходном мотиве или построении образа, то современные исследователи (в частности, упоминавшийся американец В. Фридрих) свели, по сути дела, вопрос о влиянии Данте к оценкам творчества поэта литераторами других времен и народов. При таком подходе речь идет, естественно, уже не о влиянии, порой скрытом, сложном и даже спорном, а лишь о прямых упоминаниях Данте, суждениях о его творчестве. При такой методологии неразрешимой загадкой становятся некоторые литературные факты, например упоминание Вийоном некой Бьетрис в «Балладе о дамах былых времен» (было ли это простым совпадением, или французский поэт имел в виду героиню Данте – неясно)[69]69
  См.: Оеlsner Н. Dante’s Beatrice and Villon’s Bietris // Clipping from Literature. N-Y. 24 sept. 1898. P. 283.


[Закрыть].

Как увидим, история творческого наследия Данте в ренессансной Франции достаточно многообразна и богата фактами и является интересной стороной развития французской культуры этой эпохи.

В XIV в. во Франции еще плохо знали Данте. Для этого было немало причин, и одна из главнейших – политическая злободневность произведений поэта. Его оценка французской политики в «Монархии», оскорбительный намек на сомнительное происхождение короля Гуго Капета («Чистилище», XX, 54) сделали его книги в лучшем случае предметом яростных нападок. Так, кардинал Бертран де Пуайе запретил верующим в подчиненных ему областях читать произведения Данте[70]70
  Соunsоn А. Op. cit. Р. 4 – 5.


[Закрыть], а его дядя папа Иоанн XXII, француз по происхождению, якобы направил Филиппу Длинному послание, в котором запрещал устраивать в Парижском университете обсуждения произведений Данте[71]71
  Оеlsner Н. Dante in Frankreich. S. 3.


[Закрыть]. И хотя все это оказалось лишь легендой[72]72
  Farinelli A. Op. cit. Т. I. Р. 142 – 143.


[Закрыть], ее появление достаточно симптоматично.

XIV столетие не дало нам ни одного перевода Данте на французский язык[73]73
  В 1879 г. Э. Литтре сделал попытку перевести «Ад» на французский язык XIV в., но его опыт не встретил поддержки в литературных кругах.


[Закрыть]. Мешала этому и необычайная популярность замечательного памятника французской средневековой литературы – «Романа о Розе». В течение нескольких веков в «Божественной Комедии» видели лишь парафразу этой книги. Кроме того, если чтение латинских произведений поэта не представляло во Франции серьезных трудностей, то итальянский язык был тогда основательным препятствием для переводчиков. Даже в XV в. им в совершенстве владели немногие, и, например, Лоран де Премьефе при переводе «Декамерона» вынужден был обращаться к помощи итальянца Антонио д’Ареццо.

Правда, в произведениях французских писателей XIV в. пытались обнаружить если не прямое подражание Данте, то знакомство с его произведениями[74]74
  Так, влияние Данте видели в юношеском произведении Жана Фруассара «Espinette amoureuse». См.: Farinelli A. Op. cit. Т. I. Р. 145 – 146.


[Закрыть]. Однако эти сопоставления представляются весьма сомнительными.

Подлинная история воздействия Данте на французскую культуру начинается в XV в. творчеством поэтессы Кристины Пизанской.

Итальянка по происхождению, дочь болонца Томазо ди Педзано, врача и астролога Карла V, Кристина была привезена во Францию в трехлетнем возрасте и стала француженкой по воспитанию, вкусам и интересам. Однако культура Италии привлекала Кристину всю ее сознательную жизнь. Поэтому, решив выступить против непререкаемого авторитета «Романа о Розе», она обратилась к творчеству Данте. В одном из своих «Посланий о “Романе о Розе”, относящихся, очевидно, к 1402 г., Кристина писала, что тот, кто хочет прочесть описание рая и ада и услышать возвышенные разговоры о теологии, с большой пользой прочтет книгу Данте, которая не только ученостью, но и своей поэтичностью во многом превосходит «Роман о Розе»[75]75
  Hauvette Н. Études sur la Divine Comédie. Paris, 1922. Р. 151. См. также: Beck F. Les Epistres sur le Roman de la Rose von Christine de Pizan. Neuburg, 1888.


[Закрыть].

Но поэтесса не ограничилась защитой и пропагандой творчества автора «Божественной Комедии» – в ее собственных произведениях мы постоянно находим либо упоминания Данте, либо подражания ему.

Кристина видела в Равеннском изгнаннике замечательного эрудита и поэта и стремилась подражать Данте. Ее произведения обнаруживают неплохое для своего времени знакомство с сочинениями Овидия, Вергилия, Горация, Сенеки, Ювенала, Лукана, Цицерона, Валерия Максима и многих других.

В написанном в начале XV в. (ок. 1403) обширном стихотворном произведении «Chemin de long estude» Кристина рассказала в аллегорической форме о многотрудном пути к знанию, набрасывая одновременно причудливую картину мира. Не приходится удивляться, что дантовские аллегории были довольно широко использованы поэтессой. Так, описывая земной рай, или восхождение к Эмпирею, Кристина явно вдохновлялась поэмой Данте:

 
Mon corps, mes membres, mes yeux
Ja ne souffrissent de cilz lieux
La tres grant clarté reluisant.
Qui trop me fust aux yeux nuisant,
Et du tout aveuglast ma veue
La tres grant lueur qu’ay veue[76]76
  Christine de Pisan. Oeuvres poétiques. T. I. Paris, 1886. P. 77: «Мое тело, все его члены, и мои глаза больше не страдали от этого яркого сияющего света, который ослепил меня; сияние, которое я увидела, совершенно лишило меня зрения».


[Закрыть].
 

Это место французской поэмы можно сопоставить с одной из терцин «Рая» (XXVIII, 16 – 18):

 
Un punto vidi che raggiava lume
Acuto si, che il viso, ch’egli affoca,
Chiuder conviensi, per lo forte acume.
 

He меньше оснований сопоставить с одним из мест «Чистилища» (п. XXX) следующие строки из произведения Кристины:

 
...La melodie et le doulx son,
L’armonie et belle chanson
Que la font ces biau mouvemens
Celestiaux, aux tournemens
De ces cercles mesurez,
Qui sont si tres amesurez...[77]77
  Christine de Pisаn. Op. cit. Т. I. Р. 86 («...мелодия и приятные звуки, гармония и красивая песня зазвучали от этих небесных движений, от вращения этих кругов, которые столь хорошо рассчитаны...»).


[Закрыть]
 

Другие, более мелкие совпадения убеждают в том, что Кристина Пизанская писала свое длинное произведение под воздействием Данте, вдохновляясь его великой поэмой. Поэтесса говорит об этом в конце книги, пересказывая содержание начала «Ада».

Кристине Пизанской не раз случалось цитировать Данте в своих произведениях. Так, в «Livre de Mutation de Fortune», другой своей книге дидактически-энциклопедического характера, Кристина перевела начальные строки XXVI песни «Ада» – знаменитое обращение опального поэта к родной Флоренции, внеся в переводимый текст свое толкование и свою оценку:

 
Et Dant en parlant à Florance,
Où il avoit sa demourance,
En manière de moquerie
Lui dit que S’esjoisse et rie
Car sur terre et sur mer s’ebatent
Les elles et mesmes s’embatent
Jusqu’en enfer, en quel maison
A de ses citoiens foison[78]78
  Ibid. P. 102 («И Данте, говоря о Флоренции, где он когда-то жил, сказал в виде насмешки, что он радуется и смеется, видя, как над землей и морем трепещут ее крылья, и даже в аду полным-полно ее граждан»); см. также: Le livre de la Mutacion de Fortune par Christine de Pisan, publié d’après les manuscrits par Suzanne Solente. Paris, 1959. T. II. P. 16.


[Закрыть].
 

Понимание Кристиной Пизанской «Божественной Комедии» еще не было глубоким. Вместо подлинно трагического отношения поэта к родному городу, одновременно и нежно любимому и ненавидимому, отношения, исполненного гордости и презрения, Кристина передает лишь насмешку.

Мы не склонны безоговорочно соглашаться с рядом исследователей (Г. Эльснер, А. Оветт, А. Фаринелли), видевших в книгах Кристины, по крайне мере в двух ее произведениях, всеподавляющее влияние Данте, но нам представляется спорным и слишком скептический взгляд на этот вопрос А. Кунсона[79]79
  Кунсон писал (Указ. соч. С. 9): «...большая часть из шести тысяч стихов “Chemin de long estude” напоминает скорее аллегории Жана де Мена и наивный педантизм эпохи, чем дантевскую поэзию».


[Закрыть] или Вернера Фридриха, который писал, повторяя мысли своего французского предшественника: «Такие критики, как Эльснер, Фаринелли и Оветт, считают, что Кристина своим вдохновением во многом обязана Данте, и лишь Кунсон полагает, что кроме произведений Данте она копировала аллегории «Романа о Розе» и сентенции Сенеки и Боэция, а также, что ее произведения, несмотря на стремление сравняться с Данте, были полной неудачей»[80]80
  Friederiсh W.-P. Op. cit. Р. 59.


[Закрыть].

«Божественная Комедия» может быть в известном смысле поставлена в один ряд с произведениями визионерской средневековой литературы – так, по крайней мере, могла и воспринимать эту книгу Кристина. Однако на рубеже XIV и XV столетий визионерская литература во Франции развивается вне сферы воздействия «Божественной Комедии». Действительно, тщетно было бы искать влияния Данте и в «Паломничестве человеческой жизни» Гильома де Дегильвиля (1294 – 1355)[81]81
  См.: Wharey J.-B. A studi of the sources of Bunyan’s Allegories, with special reference to Deguileville’s Pilgrimage of man. Baltimore, 1904.


[Закрыть], и в «Видении старого пилигрима» Филиппа де Мезьера (1326 – 1405)[82]82
  См.: Jоrga N. Philippe de Mezières. Paris, 1896. P. 485 sq.


[Закрыть], и в «Видении» Пьера Мишо[83]83
  См.: Champion Р. Histoire poétique du quinzième siècle. Paris, 1923.


[Закрыть], хотя между их произведениями и «Божественной Комедией» Данте можно было бы провести параллели. Быть может, как полагал А. Кунсон[84]84
  Соunsоn А. Op. cit. Р. 13.


[Закрыть], как раз обилие произведений визионерской аллегорической литературы и ее давние традиции во Франции ослабили влияние Данте и его поэмы. Вместе с тем, в XV в. Данте не был во Франции абсолютным незнакомцем: во французских библиотеках сохранилось немало списков его поэмы[85]85
  См.: Auvrау L. Op. cit. Р. 24, 28, 39 – 40.


[Закрыть], его книги были в собраниях многих просвещенных людей того времени, например в библиотеке короля Рене[86]86
  См.: Lecoy de la Mаrсhe. Le Roi René. T. II. Paris, 1875. P. 189 – 190.


[Закрыть].

Упоминания Данте довольно часты. Причем смысл этих высказываний сводился либо к обвинению поэта в подражании «Роману о Розе», либо к спору с ним по политическим вопросам. Первую точку зрения с наибольшей прямотой выразил Лоран де Премьефе, переводчик Боккаччо. Сделав перевод латинского трактата Боккаччо о «делах достославных мужей», Премьефе решил снабдить собственным комментарием пассаж, относящийся к Данте; он писал: «Estant lors a Paris rencontra le noble livre de la Rose au quoi Johan Clopinel de Meung, homme d’esprit celeste, peigny une vraye mappemonde de toute choses celestes et terriennes... resolut contrefaire au vif le beau livre de la Rose, en ensuyvant tel ordre, comme fi st le divin poete Virgile au sixiesme livre que l’on nomme Eneide»[87]87
  Цит. по кн.: Hauvette Н. Études sur la Divine Comédie. P. 115 («Когда он был в Париже, ему попалась благородная книга о Розе, в которой Жан Клопинель де Мен, человек божественного разума, нарисовал подлинное изображение всего небесного и земного... и он решил переработать прекрасную книгу о Розе, следуя тому порядку, который использовал божественный поэт Вергилий в шестой книге так называемой Энеиды»).


[Закрыть].

Иное отношение к итальянскому поэту было у крупнейшего поэта начала XV в. Алена Шартье. В своем последнем, незаконченном, произведении «Утешение в трех добродетелях», написанном около 1428 г., Ален Шартье рассматривал Данте как политического писателя и подробно останавливался на его критике церкви.

Итак, в XV столетии влияние Данте во Франции ограничивалось по преимуществу теми кругами, в которых был довольно силен контакт с Италией, – это Кристина Пизанская, итальянка по происхождению, Лоран де Премьефе, первый переводчик Боккаччо на французский язык, наконец, король Рене и его окружение, теснейшим образом связанное с культурой Южной Франции, где особенно четко ощущается воздействие соседней Италии[88]88
  Очевидно, по заказу короля Рене пишется около 1454 г. известная картина, называвшаяся по традиции «Страшный Суд, или Божественная Комедия» (Вильнев-лез-Авиньон). Теперь эту картину чаще называют «Коронованием Богоматери» и приписывают кисти Энгеррана Картона (ок. 1410 – ок. 1466). Сюжет картины заметно отличается от большинства произведений на ту же тему; это не Страшный Суд и не коронование девы Марии, а, скорее, дантовское противопоставление ада и чистилища раю. Именно эта непохожесть картины Картона на другие произведения на тот же сюжет и заставила некоторых ученых увидеть в ней живописную иллюстрацию к поэме Данте (см., напр.: Farinelli A. Op. cit. Т. I. Р. 209 – 210). Между прочим, глубокой ошибкой было бы приписывать это произведение кисти Жана Фуке – художника, тяготеющего к фламандской школе. Подробное описание картины Картона дал Проспер Мериме в «Заметках о путешествии по югу Франции» (см.: Мериме П. Собр. соч. Т. 4. М., 1963. С. 96 – 97). См. также: Сhâtеlеt А., Thuilliеr J. La peinture française. De Fouquet à Poussin. Genève, 1963. P. 65 – 71; Sterling Ch. Le couronnement de la Vièrge par Enguerrand Quarton. Paris, 1939.


[Закрыть]. Воспринимался Данте во Франции XV в. как писатель в основном политический; лишь немногие увидели в творениях великого флорентинца подлинные красоты поэзии. Уже в ранний период так называемых «Итальянских войн» французских королей, начало которым было положено в 1494 г. Карлом VIII, картина постепенно меняется.

С началом нового века популярность Данте во Франции постепенно растет, чтобы достичь одной из своих вершин в последние годы царствования Франциска I. Все больше рукописей дантовской поэмы появляется в библиотеках[89]89
  См.: Farinelli A. Op. cit. Т. I. Р. 215 – 218; Auvray L. Op. cit. Р. 19, 24, 28, 39.


[Закрыть], например среди книг Шарля де Гийенна, брата Людовика XI, в библиотеках Клермонского графа Жана де Бурбона, Габриэль де ла Тур, графини де Монпансье, герцога Беррийского и многих других феодалов. В 1494 г. французский король Карл VIII привез из Флоренции роскошную рукопись, составленную из произведений Петрарки и Данте, а также «Жизни Данте», написанной Леонардо Бруни[90]90
  См.: Dеlisle L. Note sur un manuscrit des poésies de Pétrarque, rapporté d’Italie en 1494 par Charles VIII // Bibl. de l’Ecole de Chartes. T. LXI. Paris, 1900. P. 450 sq.


[Закрыть]. Этот кодекс занял почетное место в библиотеке Амбуазского замка.

Начало века отмечено первыми переводами «Ада» на французский язык. В инвентарий замка Коньяк, владельцем которого был граф Карл Ангулемский, перед рукописным томом произведений Боккаччо – «libvre de Jehan Boucasse, escript en parchemin et à la main historié et tourné à or et azur, couvert de veloux cramoisi, garny de fermoers, aux armes l’un de Monseigneur et l’autre de ma dame» – была внесена и книга Данте: «libvre de Dante, escript en parchemin et à la main, et en italien et en français, couvert de drap de soye broché d’or, auquel у a deux fermoers d’argent aux armes de feu mon dict seigneur: le quel libvre est historié»[91]91
  Цит. по кн.: Farinelli A. Op. cit. Р. 235 – 236 («Книга Жана Букасса, писанная от руки на пергаменте, снабженная иллюстрациями, выполненными золотом и лазурью, в переплете из малинового бархата с застежками, с гербами моего сеньора и моей госпожи... Книга Данте, писанная на пергаменте от руки, как по-итальянски, так и по-французски, в переплете из шелкового полотна, вытканного золотом, с двумя серебряными застежками и с гербом моего покойного господина; книга эта иллюстрирована»).


[Закрыть].

Однако трудно сказать, был ли это полный перевод произведения Данте или его части. А может быть, по-французски были написаны лишь заголовки – для удобства читающих. Рукопись эта до нас не дошла, поэтому первым переводом «Божественной Комедии» на французский язык следует считать так называемый «Туринский кодекс»[92]92
  Morel С. Op. cit. Р. 1 – 191; Stengel E. Philologisches Kommentar zu der französischen Übertragung von Dantes Inferno. Paris, 1897; Camus J. La première version française de l’Enfer de Dante // Giornale Storico della Letteratura Italiana. T. XXX – VII. 1901. P. 70 – 93; Counson A. Op. cit. Р. 20; Farinelli A. Op. cit. Т. I. Р. 236 – 242; Friederich W.-P. Op. cit. Р. 61 – 62.


[Закрыть] – иллюминованную рукопись, сильно попорченную во время пожара Туринской Национальной библиотеки и относящуюся приблизительно к 1500 г.[93]93
  А. Оветт был склонен датировать перевод несколькими десятилетиями раньше (Указ. соч. С. 158).


[Закрыть] Французский и итальянский текст «Ада» (а неизвестный переводчик перевел только его) написан на двух сторонах больших листов, сохранившихся неполностью (поэтому в тексте есть лакуны). Первые 31 лист иллюстрированы.

Анализ текста перевода заставляет предположить, что его автором был человек, близкий к литературным кругам конца XV в. Хотя последнее время автором перевода считают (напр., В.-П. Фридрих) француза, ранее, из-за итальянизмов и написаний отдельных собственных имен, предполагали, что переводчиком мог быть и итальянец, поселившийся во Франции. Итальянцы на французской службе были в те годы обычным явлением. Встречались среди них и поэты, например Джан Джорджо Алионе (? – 1529) из Асти. Между прочим, именно его выдвигали одно время в качестве автора анонимного перевода «Ада». В этом смысле Алионе был очень подходящей фигурой: он писал и по-итальянски и по-французски, был связан с французскими литературными кругами. Однако потом эта кандидатура была отвергнута, так же как и предположение, что автором перевода был итальянец. Итальянизмы могут быть объяснены переводческой неопытностью, а следы беррийского диалекта указывают на принадлежность автора перевода к центральным районам Франции.

Этот первый французский перевод Данте, отставший почти на три четверти века от испанского (1428) и каталанского (1429) переводов, отличается поразительной точностью. Его автор буквально переводил слово в слово. Генетическое родство языков, конечно, облегчало дело, но и создавало порой непреодолимые трудности. Поставив перед собой столь сложную задачу, переводчик редко подымался до поэтических вершин; перевод вышел тяжеловесным и неуклюжим, как, например, это место из XXVIII песни (ст. 118 – 135):

 
Pour certain vey, et semble anchor que je le voye,
Ung corps sans chief aller, si comme alloient ung tas
Des aultres de la trouppe ou n’y a ne bien ne joye,
Le chief trenché tenoit par les crains ce corps bas,
Pendu avec la main a guise de lanterne,
Et celluy regardoit vers nous disant: «Helas!»
De soy mesmes faisoit a soy mesmes lucerne[94]94
  Типичный пример итальянизма.


[Закрыть],
Et estoient deux en ung et ung en deux aussy.
Comme estre peult ce, sçait celluy qui sus gouverne.
Quant droit au pied du pont fuz ce pouvre corps cy, Leva le bras en hault avec toute la teste,
Pour approcher a nous ses parolles, ainsy
Disantz: «Hor myre et voy ceste peine moleste,
Toy qui en respirant va regardant les mortz,
Voy si tormente aucune est griefve comme ceste.
«Et affi n que de moy partes nouvelles hors
D’icy, saches que suis Bertrand de Borne, cilz
Qui jadiz au roy Jehan donnay les myens confortz»[95]95
  Morеl С. Op. cit. Р. 165 – 166.


[Закрыть].
 

Самым примечательным в переводе было употребление александрийского стиха и терцины. Проникновение во Францию этой сложной поэтической формы обычно связывают с интересом к «Триумфам» Петрарки[96]96
  См: Golenistcheff-Koutouzoff Е. La première traduction des Triomphes de Pétrarque en France // Mélanges... Henri Hauvette. Paris, 1934. P. 107 – 112.


[Закрыть], которые были впервые переведены в 1514 г. Первые французские терцины стал писать Жан Лемер де Бельж (ок. 1473 – ок. 1525), побывавший в Италии и увлекшийся творчеством Петрарки, а затем и Данте. Между прочим, как полагают некоторые исследователи[97]97
  Friederich W.-P. Op. cit. P. 61.


[Закрыть], первый перевод «Ада» вышел из-под пера одного из последователей Лемера. Это позволяет довольно точно датировать этот перевод. В одном из своих поздних произведений – в трактате «Согласие двух языков» (1513) – Жан Лемер де Бельж обращается к опыту Данте. В прологе книги представитель Франции восхваляет Жана де Мена, Фруассара, Алена Шартье, Мешино, Молине, Кретена и др., а итальянец противопоставляет им своих писателей, и в первую очередь автора «Божественной Комедии». В оценке Лемера Данте получает место великого зачинателя новой литературы Италии: «...maistre Jean de Mehun orateur François, homme de grand valeur et literature, donna premierement estimation a nostre langue: ainsi que feït le poëte Dante au langage Toscan, ou Florentin»[98]98
  Цит. по кн.: Counson A. Op. cit. P. 17 («...мэтр Жан де Мен, французский поэт, человек почитаемый и начитанный, первым возвеличил наш язык, так же, как поэт Данте – язык тосканский или флорентийский»).


[Закрыть].

В одном из стихотворных пассажей книги не без основания видели схожее с дантовским описание земного рая[99]99
  Friederich W.-P. Op. cit. P. 65.


[Закрыть]; точнее было бы говорить о том, что и Данте, и Лемер находятся в русле одной и той же традиции, а не о непосредственном подражании.

Первый анонимный перевод «Ада», созданный на пороге XVI столетия, так и не был опубликован; сохранилась лишь одна его рукопись (правда, она сделана не переводчиком, а писцом и имеет ряд исправлений, внесенных другой рукой[100]100
  Morel С. Op. cit. P. 77.


[Закрыть]), следовательно перевод этот не мог оказать большого воздействия на литературную жизнь своего времени.

В первой трети XVI в. популяризация творчества Данте во Франции связана с деятельностью нескольких литературных кружков и объединений. Важное место занимает среди них литературная группа Фонтене-ле-Конт (Пуату)[101]101
  Farinelli A. Op. cit. Т. I. P. 263 – 274; Fillon В. Recueil de notes sur les origines de l’Eglise réformée de Fontenay-le-Comte et sur ses pasteurs. Niort, 1888.


[Закрыть]. Душой кружка был Антуан Ардийон, настоятель местного аббатства августинцев, друг Рабле[102]102
  См.: Rabelais. Oeuvres completes. T. I. Paris, 1962. P. 240, 584.


[Закрыть] и многих гуманистов из Пуатье. Но самыми значительными фигурами в Фонтенеле-Конт были Андре Тирако (1488 – 1558), образованный юрист и литератор[103]103
  См.: Вrejоn J. Un jurisconsulte de la Renaissance A. Tiraqueau. Paris, 1937.


[Закрыть], и Жан Буше (1476 – 1558?), один из поздних представителей риторической школы[104]104
  См.: Hamоn A. Un grand rhetoriqueur poitevin J. Bouchet. Paris, 1901.


[Закрыть]. Тирако в своем латинском трактате «De legibus connubialibus et iure maritali» (1513) упоминает «Данте Флорентинца», а Антуан Ардийон в послании к Жану Буше говорит о «поэме Данте Алигиери». По некоторым сведениям[105]105
  Farinelli A. Op. cit. Т. I. P. 266.


[Закрыть], в библиотеке монастыря Фонтене-ле-Конт был экземпляр «Комедии» с комментариями Кристофоро Ландино. Жан Буше, охотно пользовавшийся терцинами, считал их изобретением Данте.

Думается, именно во время бесед с членами кружка Ардийона Франсуа Рабле слышал немало суждений о дантовской поэме. И хотя в книгах Рабле мы не найдем упоминаний Данте, в одной главе «Пантагрюэля» (гл. XXX) некоторые ученые[106]106
  Friederich W.-P. Op. cit. P. 71.


[Закрыть] увидали скрытую пародию на путешествие Данте по загробному царству; итальянский поэт был, несомненно, хорошо знаком французскому писателю.

Другим литературным центром, в котором распространялось увлечение творчеством Данте, был двор Франциска I. При этом монархе французская столица была переполнена итальянцами – учеными, художниками, писателями. Вполне понятно, что не один из них привез с собой в походном бауле или седельном мешке томик Данте. Так, один из итальянских гуманистов, Луиджи Аламанни (1495 – 1556)[107]107
  Hauvette Н. Luigi Alamanni, un exilé fl orentin à la cour de France. Paris, 1903.


[Закрыть], привез с собой том «Комедии» в черном кожаном переплете и, согласно рассказу Этьена Пакье, читал его французскому королю, объясняя текст. К сожалению, Пакье сообщает лишь один эпизод, хотя подобных чтений, очевидно, было несколько. Но не один Аламанни популяризировал Данте при французском дворе. Другой натурализовавшийся во Франции гуманист, Джакопо Минути, подарил Франциску в 1519 г. роскошный рукописный экземпляр «Божественной Комедии»[108]108
  Auvrау L. Op. cit. P. 112 – 114; Dorez L. Le manuscrit de Dante offert au roi Francois I en 1519 par Jacques Minut, President aux Parlements de Bordeaux et de Toulouse // Revue des Bibliothèques. Juillet – août 1903. P. 207 – 223.


[Закрыть]. Читателями Данте были историограф Франциска I Рене Масе и королевский печатник и поэт Жоффруа Тори; интересовалась автором «Комедии» и королева Клод де Франс, первая жена Франциска. Очевидно, именно благодаря ее содействию появился первый перевод «Рая» на французский язык[109]109
  Morel С. Op. cit. P. 589 – 603; Farinelli A. Op. cit. Т. I. P. 274 – 280.


[Закрыть]. Трудно сказать, когда этот перевод был начат; но к 1524 г. перевод был уже закончен (год смерти королевы Клод). Автором перевода был некий Франсуа Бергень. О нем известно лишь, что одно время он был секретарем или чем-то вроде мажордома дофинов герцогов Орлеанского и Ангулемского, а также их сестер Шарлотты, Мадлены и Маргариты[110]110
  Thomas A. Note sur François Bergaigne traducteur de Dante // Revue des Bibliothèques. 1892. P. 455.


[Закрыть].

Перевод Бергеня был значительно более популярен, чем анонимный перевод «Ада», хотя он также не попал в печать. По крайней мере три рукописи этого перевода известны, две из них подробно описаны в книге Люсьена Овре[111]111
  Auvray L. Op. cit. P. 129 – 136.


[Закрыть]. Одна рукопись принадлежала Канцлеру Франции Антуану Дю Пра, вторая – адмиралу Гульельму Гуффье, третья – королеве Клод де Франс.

Франсуа Бергень взялся за перевод самой трудной из кантик «Комедии». Быть может, ему было известно о существовании перевода «Ада», а может быть, таково было желание королевы. Так или иначе, он полностью перевел «Рай». Как и его предшественник, Бергень стремился к точности, он также выбрал терцины, но в качестве размера избрал десятисложник.

На рукописи, принадлежавшей королеве Клод, Бергень сделал надпись, в которой просил королеву «d’accepter ce petit don en excusant ses fautes, si aucunes у sont insérées»[112]112
  Цит. по кн.: Morel С. Op. cit. P. 603 («принять этот маленький дар, простив его погрешности, если таковые в нем окажутся»).


[Закрыть]. Бергень имел основания беспокоиться за качество своего перевода, который пестрит итальянизмами и несвойственными французскому языку оборотами. Переводчику не удалось не только проникнуть в сложный замысел Данте, но и передать образный строй его поэмы.

Тем не менее перевод «Рая» Данте, сделанный Франсуа Бергенем, явился важным этапом знакомства Франции с «Божественной Комедией». Важной отличительной чертой двух описанных рукописей (обе – в Национальной библиотеке, в Париже) были сопровождающие их иллюстрации, выполненные по рисункам итальянских мастеров конца XV в. и отличающиеся большой выразительностью. Правда, эти иллюстрации не повлияли на последующих иллюстраторов «Божественной Комедии» во Франции.

В окружении Франциска I был человек, который сумел понять великое творение Данте и – на закате жизни – испытал сильнейшее его влияние.

Это была родная сестра короля Маргарита, герцогиня Ангулемская, королева Наваррская. О ее увлечении Данте много писалось[113]113
  См.: Lefranс A. Les dernières poésies de Marguerite de Navarre. Paris, 1896. P. L V – L X I ; Paris G. Les dernières poésies de Marguerite de Navarre // Journal des Savants. 1896. P. 273 – 288, 356 – 368; Hauvette H. Études sur la Divine Comédie. P. 164 – 187; Farinelli A. Dante e Margherita di Navarra // Rivista d’Italia. 1902. P. 274 – 297; Counson A. Op. cit. P. 23 – 27; Farinelli A. Dante e la Francia. Vol. I. P. 317 – 356; Pellegrini C. La prima opera di Margherita di Navarra e la terza rima in Francia. Catania, 1920; Renaudet A. Marguerite de Navarre, à рrороs d’un ouvrage récent // Revue du Seizième Siècle. T. XVIII, 1931. P. 272 – 308; Clements R. Marguerite de Navarre and Dante // Italica. T. XVIII, 1941; Friederiсh W.-P. Op. cit. P. 68 – 71; Marguerite de Navarre. La Navire. Edition critique par R. Marichal. Paris, 1956. P. 39 – 43.


[Закрыть]. Немало спорили и о том, когда сестра Франциска обратилась к творчеству итальянского поэта. Маргарита знала его с детских лет, когда в библиотеке отцовского замка в Коньяке ей попадался манускрипт «Божественной Комедии», тот самый манускрипт, о котором нам уже приходилось писать. «Она читала Данте, – писал А. Франс, – упиваясь той атмосферой куртуазности, благоухание которой наполняет у великого флорентинца даже “Чистилище” и “Ад”. Вот она склоняется над цветным веленем книги и, забыв обо всем на свете, следит за Паоло и Франческой, чьи сплетенные в объятии тени витают над градом скорби»[114]114
  Франс А. Собр. соч. Т. 8. М., 1960. С. 306.


[Закрыть]. Как показал Карло Пеллегрини[115]115
  Pellegrini С. Op. cit. P. 18.


[Закрыть], уже в написанном терцинами «Диалоге в форме ночного видения» (1524) Маргарита проявила себя хорошо знакомой с дантовской «Комедией». Пройдет еще десять лет, и она, будто бы сетуя на скорбность Данте, напишет, обращаясь к Франциску I:

 
Oh! que je voy d’erreur la teste ceindre
A ce Dante, qui nous vient icy peindre
Son triste enfer et vieille passion
D’un ennuy pris![116]116
  Цит. по кн.: Nouvelles lettres de la reine de Navarre adressées au roi Francois I / Ed. F. Genin. Paris, 1842. P. 122 – 123 («О, какой ошибкой было увенчивать главу этого Данте, описавшего нам свой печальный ад и свою старую любовь, заставившую его страдать!»).


[Закрыть]
 

Абель Лефран понимал[117]117
  Les dernières poésies de Marguerite de Navarre. P. LVI.


[Закрыть], что условный упрек, брошенный любимому поэту, не помешал Маргарите «оставаться всю жизнь верной этой литературной симпатии», ибо «средневековым поэтом, к которому она чаще всего обращалась и больше всего любила, был, конечно, автор “Божественной Комедии”. Она глубоко знала его и любила цитировать как источник утешения»[118]118
  Les dernières poésies de Marguerite de Navarre. P. LV.


[Закрыть]. Действительно, ей случилось раз воскликнуть вслед за Франческой да Римини («Ад», V, 121 – 123):

 
Douleur n’y a qu’au temps de la misere
Se recorder de l’heureux et prospère,
Comme autrefois en Dante j’ai trouvé[119]119
  Цит. по кн.: Hauvette Н. Études sur la Divine Comédie. P. 165.
  Нет горше муки, чем воспоминанье
  О днях былого счастья в дни страданья.
  Об этом встарь у Данте я прочла.
  (Перевод Ю. Корнеева)


[Закрыть].


 

Если в «Ночном видении» уже можно было видеть «наиболее значительное и наиболее явное подражание «Аду»[120]120
  Dorez L. Francois I et la «Commedia» // Mélanges publiés à l’occasion du 6-e centenaire de la mort de Dante. Paris, 1921. P. 120; Marguerite de Navarre. La Navire. P. 10.


[Закрыть], то с еще большей очевидностью воздействие Данте обнаруживается в позднем произведении Маргариты Наваррской, в ее «Корабле», написанном в конце июня и июле 1547 г.[121]121
  Marguerite de Navarre. La Navire. P. 5.


[Закрыть], в Тюссонском аббатстве. Гастон Парис писал об этом произведении Маргариты: «Стиль его несет на себе явные следы недавнего чтения самого великого из новых поэтов, и это ясно чувствуется. Никогда еще Маргарита не давала своим мыслям, всегда несколько смутным и нечетким, выражения столь поэтичного и столь сильного, как в этой поэме. Интересно также отметить, что дантовское влияние особенно заметно в начале поэмы»[122]122
  Journal des Savants. 1896. P. 280.


[Закрыть]. В первых же ее строках, скажем мы:

 
Navire loing du vray port assablee[123]123
  Purg., VI, 77: Nave senza nocchiere in gran tempesta...


[Закрыть],
Feuille agitee de l’impetueux vent[124]124
  Par., XXVI, 85: Come la fronda che fIette la cima...


[Закрыть],
Ame qui est de douleur accablee,
Tire toy hors de ton corps non sçavant,
Monte a l’espoir, laisse ta vielle masse.
Sans regarder derriere viens avant[125]125
  Marguerite de Navarre. La Navire. P. 237 («Корабль, далекий от надежной бухты, листок, дрожащий под напором ветра, душа, низринутая в горе, вырвись из оков твоего неразумного тела, взлети к надежде, отбрось свою былую тяжесть и, не смотря назад, вперед иди»).


[Закрыть].
 

Подобных текстуальных сопоставлений можно сделать, однако, не очень много[126]126
  Marguerite de Navarre. La Navire. P. 252, 258, 276, 298.


[Закрыть]. Маргарита нашла у Данте лишь внешнюю форму выражения своего лиризма. Но одно это говорило о многом.

Поэма Маргариты посвящена иной теме – оплакиванию умершего Франциска. Однако характерен финал – он как бы весь залит божественным светом, приносящим измученной душе успокоение. В этом можно видеть воздействие Данте.

Обращение к итальянскому поэту в последние годы жизни, помимо чисто литературных, имело и иные причины: изменение отношения Маргариты к Реформации, которая начала отталкивать поэтессу все более явно проступающими чертами догматизма. И если, скажем, Рабле от реформаторства пришел к свободомыслию, то Маргарита отчасти вернулась к традиционной религиозности. И новый интерес к Данте явился следствием этого обращения.

В другом своем произведении – в «Темницах», написанных следом за «Кораблем» и завершенных, очевидно, в конце 1548 г., – Маргарита отказывается от дантовских терцин, но вдохновляется духом «Комедии». «Я не думаю, – писал А. Оветт, – что во всей французской литературе найдется еще один поэт, вдохновение которого столь бы приближалось к вдохновению Данте»[127]127
  Нauvette Н. Études sur la Divine Comédie. P. 166.


[Закрыть]. Вслед за Данте Маргарита создает аллегорическую картину жизни человека и его пути к божественной истине. Человек, в понимании королевы Наваррской, достигает истинной свободы, лишь пройдя через три «темницы» – любви, мирских иллюзий и науки. Каждой из этих трех «темниц» посвящено по одной книге поэмы. Вырвавшись из одной темницы, душа человека попадает в новую, более обширную и коварную. Человеческая душа обретет свободу, лишь преодолев стены самой крепкой из темниц – науки. Покинуть темницу любви помогает лирическому герою Маргариты неверность возлюбленной. Значительно труднее оказывается понять иллюзорность мирских радостей, олицетворением которых становятся наслаждение, почести и богатство. Мудрый старец помогает герою поэмы покинуть и эту темницу и открывает перед ним просторы науки. Но и они оказываются оковами для души, стремящейся к познанию божества. Лишь овладение всеми достижениями науки приводит к пониманию их иллюзорности и к истинному знанию.

В этой аллегории мало дантовского аллегоризма, и структура «Темниц» Маргариты Наваррской отличается от структуры «Божественной Комедии». Но образов, сцен, мыслей, навеянных чтением Данте, в поэме немало. Так, описывая во второй книге трех жестоких тиранов, подстерегающих человека, Маргарита говорит о сладострастии, гордости и корыстолюбии, олицетворяемых рысью, львом и волчицей, как и в I песне «Ада».

Мудрый старец, появляющийся во второй книге «Темниц», является прямой параллелью дантовскому Вергилию; описание этого старца, несомненно, напоминает описание Катона, сторожащего двери чистилища[128]128
  Purg. I. 31 – 39.


[Закрыть]:

 
...ung vieillart
Blanc et chenu, mais dispos et gaillart
De très joyeuse et agréable face,
D’audacieuse et grave et doulce grâce,
D’un marcher lent...[129]129
  Цит. по кн.: Dernières poésies... P. 162 («...старик, убеленный сединой, но бодрый и веселый, с лицом приятным и живым, со смелым, серьезным, но милым выражением лица, идет неторопливо...»).


[Закрыть]
 

Подобно тому как, создавая «Гептамерон», Маргарита вдохновлялась книгой Боккаччо, но не подражала ей, так и в «Темницах» она не стремилась создать некое подобие «Комедии». Творение Данте послужило французской поэтессе источником вдохновения, подсказало ей отдельные образы и аллегории.

Но главное заключалось в том, что Маргарита почувствовала прелесть дантовских терцин, попыталась понять грандиозный замысел флорентинца. Это говорит о том, что во Франции середины XVI в. отдельные литераторы поднимались до понимания Данте, что великий итальянский поэт в сознании французов занимал постепенно место рядом с Петраркой и Боккаччо.