Текст книги "Рассказы о Петре Первом"

Приложения

I. Челобитная А. К. Нартова императору Петру I, 1723 года⁹.

Всепресветлейший, державнейший император и самодержец всеросийский Петр Великий, отец отечествия, государь всемилостивейший! Вашему императорскому величеству работал я, нижайший раб, с прошлого 17[0]9-го года в Москве, на Сухоревой башне; послe умершего такарного мастера Егана Блеера отдано мне было под охранение такарные машины; а в 712-м году взять я в Санктпитербурх в такарню вашего величества и обретаюсь доднесь при всякой такарной работе; а в 716-м {Так в подлиннике, но это показание ошибочно: посылка Нартова за границу состоялась в июне 1718 года.} году послан я был, нижайший, по вашему императорскому величества указу во окрестные государства для такарных машине и протчих в тому принадлежащих дел, и провезены оные дела в Санктпетербурх, а вашего императорского величества жалования определено мне толко по триста рублев на год против корабельных подмастерьев; а ныне я, нижайший, отправляю дела после такарного мастера Юрья Курносова, а жалования ему давалося в год по четыреста по пятьдесят рублев, також ему была пища и с напитками толикое же число, итого в год девять сот рублев; а в нынешнем 1723-м году марта 5-го дня но имянному вашему императорскому величества указу повелено после умершего мастера Зингера делa ево ведать п отправлять мне, нижайшему, а вашего императорского величества жалования получал он Зингер в год по тысяче рублев, да кормовых денег на месяц по сор[ок]у по четыре рубли; да мне ж приказано, чтоб зделать машину, что свинец тянуть; а оные вышеозначенные дела подщуся отправлять с великим прилежанием и со усердием без замедления: и вышеписанным жалованием доволствоватца мне ни по которой мере не возможно, понеже я, нижайший, имею себе немалую нужду, что ныне живу в чюжей квартире, а за квартиру ис кабинета вашего императорского величества денег не выдают другой год; такожде к своему двору к строению и на протчие домашние нужды заимывал денег и имею на себе долгу с семсот рублев, а заплатить мне оного долгу ныне нечем, понеже оные должники хотят меня заарествовать. Всемилостивейший государь, прошу вашего императорского величества да повелит державство ваше мне нижайшему учинить вашего императорского величества жалования против машинного мастера Aнисима Малерова, понеже он получает вашего императорского величества жалования в год по штисот рублев; також и вышеозначенные долговые заемные денги должником моим и за квартиру, в которой я ныне живу, дабы повелено было заплатить ис кабинета вашего императорского величества. Вашего императорского величества нижайший раб, механик такарных и резных дел мастер Андрей Нартов, марта в день 1723 году. Челобитную писал по прошению оного мастера Андрея Нартова главной артиллериской концелярии копеист Федор Шестаков. Андрей Нартов.

II. Доношение А. К. Нартова в Канцелярию Академии Наук, 1754 года¹⁰.

В канцелярию академии наук доношение.

В присланном ко мне сего 1754-го года февраля 22 дня указе, по которому, в силe имянного Ее Императорского Величества указа, велено подать мне в реченную канцелярию академии наук, к сочинению генеральной ведомости о службе моей к подаче в герольд-мейстерскую контору и всех обретающихся при делах Ее Императорского Величества гражданских чинах, состоящих в генералитетских, штаб– и обер-офицерских чинах и рангах по имянно, со определенным жалованьем, и по каким указам, и в которых местах, и сколько кому от роду лет, и у кого сколько имеет быть мужеска полу детей, и в каковы лета, и где на смотрах явлены и ныне в службах или в учениях находятся, и сколько за кем мужеска полу душ людей и крестьян и в которых уездех.

Того ради канцелярии академии наук при сем моем предписанном доношении во избежание нижеописанными пунктами предлагаю.

1.

При благополучном царствовании блаженные и вечнодостойные памяти государя императора Петра Великого взят я был, по именному Его Величества указу, в 714 году из ведомства адмиралтейской московской канцелярии в Санкт-Питербурх ко двору Его Величества и определен в лабораторию к механическому искусству механиком, которой чин состоит в paнге по табели прапорщичьем, и со определенным жалованьем по триста рублев на год, и был по 718-год.

2.

В том же 718-м году послан я был, по имянному ж блаженныя и вечно достоиные памяти государя императора Петра Великого указу, в ыностранные европеиские государства был по 720‑й год, а в том же году возвратясь по силе имянного указу в Санкт-Питербурх и будучи при дворе Его Величества по прежнему при своей механической должности безотлучно, за что соизволил усмотреть прозорливыми отчами блаженные и вечно достойные памяти государь император Петр Великий и указал имянным своим указом наградить меня прибавкою жалованья по шестисот рублев на год.

3.

В 726 году, во дни благополучного царствования блаженные и вечнодостойные памяти Ее Императорского Величества, государыни императрицы Екатерины Алексеевны, имянным указом послан был я в Москву с генералом Волковым на монетные дворы для переделу монеты двух миллионов и к произведению мною к наилутчему механическим искусством в действо произведены к монетному делу многие машины.

4.

В 729-м году, в царствование блаженные и вечнодостойные памяти государя императора Петра Второго, по присланному ко мне из государственной военной коллегии указу, отправлен был по должности моего механического искусства на Сестрорецкие заводы для переделу в монету двадцати тысящей пудов красной меди.

5.

А в 733 году, при жизни блаженные и вечно достойные памяти государыни императрицы Анны Иоавновны, имянным указом за подписанием собственные руки, пожалован я из механиков ассесором и определен в присутствие на монетные дворы в Москву, во учрежденную вторую экспедицию, с прежним моим окладом по шестисот рублев на год, и сверх означенной должности велено быть мне при литье большого Успенского колокола.

6.

В 735-м году, по изоустному указу блаженные и вечно достойные памяти государыни императрицы Анны Иоанновны, взяты токарные куриозные махины со инструментами от двора их величества под охранение в ведомство академии наук с находившимися при том учениками н мастеровыми людьми; потом и я из Москвы взять с монетных дворов из второй экспедиции, по имянному ж указу, в том же 735-м году и определен по должности моего искусства в лабораторию к механическим токарным махинам н инструментам, притом и данные мне под команду ваходившиеся тогда ученики и мастеровые люди, и был при академии наук с окладом моим при учрежденной экснедиции ассесором и жалованья получал из положенной академической суммы по шестисот рублев на год и брал по 746 год.

7.

В 746-м году, за изобретенные мною касающияся до артеллерийского военного снаряда разных инвенциев, чего в Poccии еще не бывало, из приращениев Ее Имиераторского Величества интересу, за что и пожалован я, имянным Ее Императорского Величества за подписанием собственные руки указом, коллежским советником с прибавкою годового денежного жалованья по тысяче по двести рублев на год, получая из штатс-конторы, и по ныне и при положенных на меня, в силу имянного Ее Императорского Величества указу, трудах с неусып-ным моим рачением и по присяжной моей должности нахожусь всегда безотлучно при академии наук, при главной артиллерии и фортофикации, при адмиралтейской коллегии и в протчих по насланным указом местах, что по искусству моему касаться может, исправляю и но ныне.

8.

В 747-м году, по указу правительствующего сената, будучи я при присутствии господ сенаторов, при его превосходительстве, генерале и ковалере Александре Борисовиче Бутурлине и при его сиятельстве, тайном советнике и кавалере князь Иване Васильевиче Одуевском и при протчих членах и мастерах, при Кранштатском канале у рассмотрения лесов и камней, и между оным усмотрено мною: к пусканию в большой канал воды надлежить к слюзным воротам сделать пятники к подпятники по учиненным от меня прожектам, и были представлены к лутчему рассмотрению в правительствующий сенат, которые paссмотрев, повелено было, по присланному ко мне изь пра-вительствующего сената указу, велено где надлежит, за присмотром моим и по показанным от меня моделям, делать, которые и сделаны и утверждены ныне к тем слюзным воротам.

9.

А от роду я, Андрей Костентинов сын Нартов, имею cебе шездесять первой год. И детей у себя имею двух сынов, а имянно: Стефан Андреев сын Нартов, в службе Ее Императорского Величества в aртиллерийском корпусе при осадной poте подпорутчиком, а от роду ему тридесятой год; Андрей Апдреев сын Нартов в кадетском корпусе в студентском клаccе, а на смотре был в правительствующем сенате; от роду ему седьмой на десять год.

10.

Сверх вышеписанного имею у себя крестьян, пожалованных мне по имянному Ее Императорского Величества за подписанием собственные руки указу в746-м году в вечное владение в Новгородцком уезде, в разных пятинах, в усадищах Крючкове сто пятьдесят три души, а людей имею при себе набранных из вишепоказанного числа крестьян из подушного оклада одиннадцать человек, за которых по тамошней переписи, и в числе душ крестьян подушный оклад за них платится.

Андрей Нартов
Достопамятные повествования и речи Петра Великого

Я собирал повествования о Петре Великом и pечи сего [славного] монарха, слыша оные либо устно от самого государя, или от достоверных особ, в то время живших; и находясь при его императорском величестве более двадцати лет и нося милость его, бывал я самовидцем упражнений и бесед его; следовательно, о вероятии сих сказаний никто да не усумнится.

Андрей Нартов.

действительный статский советник,

Петра Великого механик и токарного искусства

учитель. Императорской Академии Наук

и канцелярии главной apтиллерии

и фортификации член.

Писано мною сие по кончине его величества и кончено в 1727 году.

1.

Первое путешествие государя Петра Первого в чужия государства.

Слыхал ли кто, или читал ли кто в каких-либо преданиях. чтоб какой самодержец при вступлении своем на престол, оставя корону, скипетр и поруча правление царства ближним вельможам, предпринимал отдаленное странствование по чужим государствам единственно только ради того, чтоб просветить, во-первых, себя науками и художествами, иметь свидание самоличное с прочими государями, устно с ними о взаимных пользах говорить, утвердить дружбу и cогласие, познать правительства их, обозреть города, жилища, изведать положение мест и климатов, примечать нравы, обычаи н жизнь европейских народов, полезное от сего перенять, потом подобное водворить в отечество свое, преобразовать подданных и соделать себя достойным владетелем пространной монархии? Пример неслыханный, но в России самым делом исполненный!

Усердие о благе и чрезвычайная любовь к отечеству воспламенили в великой душе двадцатипятилетняго царя Петра Алексеевича такое похвальное желание. Сего ради, учредя он великое посольство к европейским державам и сокрыв величество сана своего, дабы его не познали, поместил себя при том частною особою в лице простаго дворянина и в путь при послах Лефорте, Головине и Возницыне 1697 года марта 9-го дня из Москвы отправился. Путешествие оного было чрез Лифляндию и город Ригу, чрез курляндскую Митаву, оттуда в прусскую столицу Кенигсберг, где курфирст Фридерик III, потом король Прусский, оказал отличные посольству почести, и государь с курфирстом восстановил искреннюю приязнь; тут же, во-первых, его величество делал потребные примечания к наставлению своему, ходил смотреть видения достойное, посещал ремесленников, осматривал работу и рукоделие их, познакомился в университете с учеными людьми, требовал мнения их о заведении наук в Poccии, и потом с удовольствием отправился в посольстве чрез Бранденбургские и Люнебургские области и чрез Вестфалию к Амстердаму. Но, приближаясь к голландским границам, оставил он посольство свое и сам поехал наперед в Амстердам, который желал с нетерпеливостию видеть. Прибыл он туда за пятнадцать дней прежде посольства, имея с собою несколько молодых дворян, в числе коих находился царевич Сибирский да Меншиков, где осмотрев зрения заслуживающее, удалился немедленно в Сардам в нанятом судне, которым в одежде матросской управлял сам, и, пристав к берегу, выскочил первый на землю, чтобы веревкою привязать свое судно, дабы тем менее могли его узнать. С бывшими при нем вошел он в первый вольный дом; а как сии одеты были по-русски, то скоро вольный дом наполнился любопытствующими зрителями. Его величество, убегая толпы народной, пошел в особую комнату, приказав переводчику между черни проведать, что про него говорят. Сказано ему было, что ведают уже о том, что Poccийский государь находится в свите великого посольства; а он, имея от государя повеление, уверил при сем народ, что они не в числе том, а особо посланные сюда учиться корабельному строению. На другой день его величество нарядился с бывшими при нем так, как одеваются ватерлантские жители, в короткой бострок красного боя и широкие брюки (штаны) белого холста; а как он прежде путешествия своего довольно уже голландский язык разумел, то сие и помогло ему удовлетворять любопытство свое в тех вещах, о которых он спрашивал или которые видел и знать желал. Здесь обучался он корабельному строению, здесь работал, яко простой плотник, и с товарищами пил и ел вмecте; здесь имел знакомство с лучшими рукодельщиками и в часы отдохновения учился токарному искусству, а в Амстердаме, с лучшими художниками, с мореходцами и с знатными купцами обходясь, получал от них разные сведения. Получа он в знании корабельного строения изрядные успехи и купя себе одно судно, называемое буер, сделал сам складную мачту, на две части разбирающуюся, каковой до сего не бывало и никто оные не выдумывал. Сия новоизобртенная мачта почтена была таким искусством в мастерстве, которое обрелo ему право принятым быть в обществе корабельных строителей, в котором записан был под именем Петра Михайлова; но ему гораздо приятнее было, когда друзья его называли сардамским корабельщиком или мастером Питером. На сем-то буере разъезжал он в Амстердам и по другим местам, правя оным сам, и молодые дворяне его по неволе принуждены были иногда претерпевать страх, ибо отважный и небоязливый государь в самый сильный штурм хладнокровно по воде странствовал. Между прочими особливого благополучия в знакомстве удостоены были бургомистр Витсен в мореплаватель Мус.

Петр I в Голландии. Художник Даниел Маклиз

Сколько его величество ни скрывал о себе в Сардаме, однако тайность сия открылась чрез одного голландца, получившего письма из России. Монарх тотчас приметил по принужденному обхождению товарищей своих и по их почтению, чего несколько месяцев не было, и которое ему оказывать начали, что особа его была уже им известна; досадовал он на сие несказанно, видя, что они с тех пор обращались с ним не столь уже откровенно; сего ради просил их, чтоб они на царское достоинство его не смотрели и почитали бы его так, как прежде, говоря им прямо по голландски сие: «Если хотите быть моими друзьями, так обходитесь со мною не как с царем, а как с своим товарищем, – инако лишите меня удовольствия быть вашим учеником, ради чего я нарочно сюда приехал. Я ищу не почестей, но полезных знаний. Оставьте все цкремонии; мне свобода тысячу раз милee, нежели несносное принуждение, которое Сардамцам не сродно». Таким-то образом царь Петр Алексеевич продолжал после свободные труды свои и в Голландии получил знания во многих науках, а особливо в математике, архитектуре и инженерстве, поселя о себе удивление во всем свете¹¹.

2.

Царь Петр Алексеевич по приезде своем с посольством в город Ригу, желая видеть городские здания и крепость, яко первые предметы чужестранные, любопытства достойные, ходил с Меншиковым и с прочими молодыми дворянами кругом по валу и осматривал местоположение и укрепления оной. Губернатор граф Далберг, который от подчиненных Шведов был о сем уведомлен, тотчас возымел подозрение, приносил Лефорту, первому Российского двора послу, за сие жалобу, яко бы они крепостные строения карандашом срисовали, требуя от него с угрозами, чтоб он российским путешественникам сие делать запретил; сам же он приказал шведским офицерам и стражам за ними строго присматривать и близ городского вала не пускать. Лефорт, учтивым образом извиняясь пред ним, что посольство о сем ничего не ведает, велел градоначальнику сказать: буде в свете посольства находящиеся знатные дворяне кругом вала ходили, то происходило оное не с умысла ухищренного, а ради единой прогулки и позволительного, как кажется, любопытства путешествующим в чужие края видеть славную крепость, которой Россияне никогда не видывали, и если, как примечает посол теперь, сие не угодно господину губернатору, то уверяет, что сего впредь не воспоследует. Лефорт не приминул того же вечера донести о том неосновательном неудовольствии его величеству. Государь, услышав такое странное требование, весьма дивился неучтивому поступку Далберга, почел явным себе притеснением и обидою и с досадою Лефорту отвечал: «Так мнe теперь запрещают смотреть Рижскую крепость? Хорошо! Пойдем же отсюда скоpеe вон; видно, Швед нас не любить, но я со временем увижу ее ближе и, может быть, откажу в том королю Шведскому, в чем ныне отказывает дерзновенно мне Далберг». Такой суровый поступок губернатора Далберга, чиненные Россиянам угрозы и разного рода притеснения и, наконец, воспящение свободного им входа в город были явным оскорблением не только посольства, но и лица царского, от чего после воспоследовал разрыв соседственные дружбы и восстала ужасная война между обоих государств, которая кончилась к великому вреду Швеции и к бессмертной cлaве Poccии¹².

Портрет Александра Даниловича Меншикова. 1716–1720 гг.

Неизвестный художник

3.

Его величество хаживал в Сардам после работы с товарищами в один винный погреб завтракать сельди, сыр, масло, пить виноградное вино и пиво, где у хозяина находилась в прислугах одна молодая, рослая и пригожая девка. А как государь был охотник до женщин, то и была она предметом его забавы. Чрез частое свидание познакомилась она с ним, и когда государь там ни бывал, встречала и провожала его приятнo.

Жанровая сцена.

Художник Хореманс, Ян Йозеф Старший

В воскресный день по утру случилось ему зайти туда одному; хозяин и прочие были тогда в церкви; он не хотел пропустить удобного времени, которого было довольно, для того что предики и служба продолжалась часа три; сел, завел с нею полюбовной разговор, приказал налить cебе покал вина, который принимая одною рукою, а другою обняв ее, говорил: «Здравствуй, красавица, я тебя люблю!» Выпив, поцеловал ее, потом поподчивал тем же вином ее, вынул из кармана кошелек, полный червонцов, отсчитал десять червонцов и подарил девке на ленты. Девка, приняв подарок, смотрела на него пристально и продолжала к нему речь свою так: «Я вижу, ты, Питер, богат, а не простой человек!» «Я прислан сюда от Московского царя учиться корабельному мастерству», отвечал он. «Неправда! Я слышала, здесь говорят, что ты царь». «Нет, милая девушка, царя не плотничают и так не работают, как я; я от утра до вечера все на работе». «Это не мешает; сказывают, что ты учишься для того, чтоб после учить свой народ». «Ложь, душа, не верь!» Между тем прижимал он ее к себе крепче, а она продолжала любопытствовать и убеждала, чтоб он сказал ей истину. Государь, желая скopеe беседу кончить, говорил: «Любовь не разбирает чинов, так ведай, я – московский дворянин». «Тем хуже и неприличнеe для меня», отвечала она: «вольного народа свободная девка не может любить дворянина; я сердца своего ему не отдам». При сем слове хотел было он ее поцеловать, но она, не допустив, пошла от него прочь. Государь, видя, что иначе разделаться с нею не можно, как сказать яснее, удержал и спросил ее: «А сардамского корабельщика и Русского царя полюбила ли бы ты?» На сиe улыбнувшись, весело вдруг сказала: «Это, Питер, дело другое. Ему сердца не откажу и любить буду». «Так люби же во мнe и того, и другого, только не сказывай никому, буде впредь видеться со мною хочешь» – что она ему и обещала. Потом он дал ей пятьдесят червонцов и пошел с удовольствием домой. После сего, во все пребывание свое в Сардаме, когда надобно было, имел ее в своей квартире и при отезде на приданое пожаловал ей триста талеров. Картина сего любовного приключения нарисована была масляными красками в Голландии, на которой представлен его величество с тою девкою весьма похожим. Сию картину привез государь с собою и в память поставил оную в Петергофском дворце, которую и поныне там видеть можно¹³.

4.

Царь Петр Алексеевич, по получении довольного практического знания в Голландии морских производств, в начале 1698 года восприял намерениe отправиться в Англию, дабы корабельному строению и флотским обращениям обучиться там основательнее. Король Английский Вильгельм III прислал адмирала Миттеля с эскадрою в Голландию для отвезения его величества с посольством в Лондон. Государь прибыл благополучно в Гарвич, а оттуда в Лондон, где приготовлен быль для него и для посольства его великолепный дом близ pеки в Эрк-Бильдинге, который он оставил посольству, а сам, с малым числом любимых людей, переехал жить в Депфорд, в квартиру Эвелина, по близости корабельной верфи, для того, чтобы удобнее видеть ему cтроениe кораблей, иметь обхождение с мастерами и научиться у них конструкции военных и купеческих судов, при чем часто сам монарх руками своими трудился. Маркиз Кармартен и Деан, первый– командующий на морe, а другой – искусный корабельный мастер, были те особы, с которыми младый государь имел всегдашнее обхождение, и от которых он получал удовлетворительные к знанию сведения. Между тем монарх часто видался и говаривал дружески с королем, осматривал в Лондоне зрения достойное, примечал нравы жителей, правление, беседовал с художниками и учеными людьми; в корабельщицком платье захаживал в кофейные домы и к ремесленникам, а чтоб не признавали его, нашивал шляпу распущенную и низко на брови сдвинутую. Но ничто не произвело в нем толикого утешения и удовольства, как то, что король приказал адмиралу Митшелю еxaть с царем в Портсмут и, в присутствии его величества, находивщийся флот в Спитеаде показать на море и учинить примернoe корабельному сражение и прочия эволюции. Возвратясь из Портсмута, ездил в Оксфордскии университет, собирал модели для отечества своего, бывал в церквах во время службы и церемониальных обрядов и после посещал apxиeпиcкопa Кантербургскаго. Король подарил Петру Алексеевичу прекрасную яхту новую, о двадцатичетырех пушках вооруженную, на которой государь отправил в город Архангельской принятых в службу свою морских англинских офицеров, художников, мастеровых и корабельщиков, между коими находился и славный математик господин Фергусон, которого у нас в России неправильно называли Фрафорсоном, и который первый учредил математическую, навигационную и астрономическую школу. Наконец, царь Петр простясь с королем, великолепно с посольством угощен был у герцога Леедса {Герцог Леедс – один из тех, с которыми царь Петр имел обхождение.} в доме его в Вимблетоне на Темзе и после на трех яхтах, присланных от короля, под прикрытием нескольких военных кораблей, адмиралом Митшелем паки в Голландии с принадлежащими почестями препровожден. Прощаясь с сим адмиралом, подарил его величество ему портрет свой, богато алмазами украшенный, сказав: «Я вручаю вам, господин адмирал, свой портрет с тем, чтобы вы, помня меня, яко друга, оный носили; а ваш портрет повезу я теперь с собою в Poccию в благодарном моем сердце; я прошу вас, господин адмирал, прислать малеванный портрет ваш, который вы мне обещали, в Москву, с тем при том изображением, как вы флотом, показывая его мне, командовали». По-том, прижав рукою адмирала к груди своей, поцеловал его в лоб и, имея на глазах слезы, с сожалением от себя отпустил.

Сиe происшествие и прочие слышал я от графа Матвеева, который в Лондоне послом находился, то-есть, то, что только с государем случилось в Англии¹⁴.

5.

Царь Петр Алексеевич во младых летах, в 1698 году, будучи в Лондоне, познакомился через Меншикова, который неотлучно при нем в путешествии находился и в роскоши и сладострастии утопал, с одною комедианткою, по прозванию Кросс, которую во время пребывания своего в Англии иногда для любовный забавы имел, но никогда однакож сердца своего никакой женщине в оковы не предавал, для того чтоб чрез то не повредить успехам, которых монарх ожидал от упражнений, в пользу отечества своего восприятых. Любовь его не была нежная и сильная страсть, но единственное только побуждение натуры. А как при отъезде своем с Меншиковым послал к сей комедиантке пятьсот гиней, то Кросс, будучи сим подарком недовольна, на скупость Российского царя жаловалась и просила его, чтоб он государю о сем пересказал. Меншиков просьбу ее исполнил, донес его величеству, но в ответ получил следующую резолюцию: «Ты, Меншиков, думаешь, что и я такой же мот, как ты! За пятьсот гиней у меня служат старики с усердием и умом, а эта худо служила своим передом». На сие Меншиков отвечал: «Какова работа, такова и плата»¹⁵.

Граф Андрей Артамонович Матвеев.

Мастерская Риго, 1706 год

Открытый лист, с которым Пётр I путешествовал за границей

под именем Петра Михайлова. 1697.

6.

Апреля 12-го скрытно был государь в парламенте; там видел он короля на троне и всех вельмож королевства, сидевших купно на скамьях. Прослушав некоторыхь судей произносимые pечи, которых содержание государю переводили, его величество к бывшим с ним Россиянам сказал: «Весело слышать то, когда сыны отечества королю говорят явно правду, сему-то у Англичан учиться должно»¹⁶.

7.

Король Английский Вильгельм, приметя беспримерную охоту царя Петра Алексеевича к морским подвигам, приказал в удовольствие его представить флоту примерную морскую баталию. Из многочисленных кораблей составленный флот в присутствии его чипил разные эволюции и довел сим государя до такого восхищения, что будто бы он от радости, не постыдясь, после сего командовавшему адмиралу при прочих флотских офицерах сказал, что он на сей случай звание английского адмирала предпочитает званию царя Российского. Толико влюблен был царь Петр в морскую службу!

Но я знаю достоверное, понеже я слышал из уст монарших, что он сказал так: «Если бы я не был царем, то желал бы быть адмиралом великобританским»¹⁷.

8.

В 1698 году, в мае месяце, Петр Первый, прибыв из Англии паки в Голландию, пред отъездом своим оттуда вздумал еще раз повеселиться на мopе; сего ради, имея при себе Меншикова, отправился на судне в город Гардервик, лежащий на берегу моря. На возвратном пути к ночи восстала такая ужасная буря, что корабельщики потеряли надежду ко спасeнию и в страхе ожидали бедственного поглощения. Но государь, мужеством огражденный, ободряя их, показывал вид бесстрашия и смеючись им говорил: «Слыхали ль вы когда-нибудь, чтоб какой царь утонул в море? Не бойтесь, кормило в моей руке». Наконец, по претерпении штурма, благополучно приехал в прежнее пристанище и, возвратясь в жилище, обняв Лефорта, который в посольстве главным находился, с радостию сказал: «Благодарю Бога, что еще вижу тебя, друга моего; Провидение хранит меня для отечества везде.

Посольство состояло из следующих особ: первый был генерал-адмирал Лефорт, вторый – боярин Федор Алексеевич Головин, генерал кригс-коммиссар и наместник Сибирский, и третий – Прокофий Богданович Возницын, думный дьяк или статский секретарь, бывший прежде во многих посольствах. В свите посольской находился сам царь Петр Алексеевич, молодой князь Слбирский, происходящий от древних царей Сибирских, несколько молодых дворян, которых его величество с собою взял из знатных фамилей яко аманатами верности их отцов, да около семидесяти солдат гвардиии. Начальником сих дворян был князь Черкасский, бывший потом канцлером; при чем находился и Меншиков, которого государь любил отлично. Посольство сие отправилось из Москвы в 1697 году через Ригу, где его величество с Меншиковым и с прочими свиты своей осматривал укрепления Kpепости, что подало шведскому губернатору графу Далбергу подозрение, почему и приказано было их туда не пущать; присматривали за ними и делали им разные препятствия и неучтивости, а сие самое и было после причиною воспоследовавшей войны с Карлом XII¹⁸.

9.

Во время пребывания Петра Великого в Лондоне случилось ему видеть на площади Фоксала английских бойцов, сражающихся друг с другом лбами, из которых один побивал всех. Возвратясь к себе в дом, рассказывал о таком сражении прочим россиянам и спрашивал: нет ли охотников из гвардейских гренадеров, при свите находившихся, побиться с силачом лондонским? Вызвался один гренадер мочной, плотной, бывалый в Москве часто на боях кулачных и на себя надеявшийся; он просил государя, чтоб приказано было сперва посмотреть ему такой битвы, что было позволено. Гренадер, преметя все ухватки их, уверял государя, что он первого и славного бойца сразит разом так, что с Русскими впредь биться не пожелает. Его величество улыбнувшись говорил ему: «Полно, так ли? Я намерен держать заклад, не постыди нас». «Изволь, государь, смело держать, надейся, я не только этого удальца, да и всех с ним товарищей вместе одним кулаком размечу; ведь я, царь государь, за Сухаревою башнею против кулашной стены хаживал. Я зубы с челюстьми и ребры Англичанину высажу». Спустя несколько дней, его величество, oбедав у герцога Леедса, завел разговор о бойцах, которых он видел, и сказывал ему, что гренадер его первого их витязя победит. Прочие лорды, уверенные о силе и мастерстве пoбедитeля своего, против которого никто стоять не мог, осмелились предложить: не угодно ли государю подержать заклад, что Англичанин верх одержит? «А сколько?» спросил государь. «Пятьсот гиней!» «Пятьсот гиней? Добро! Но ведайте, господа, что мой боец лбом не бьется, а кулаком обороняется». К сражению назначен быль сам Кармартена, сына Леедсова. Его величество, бывшие при нем Россияне, Кармартен и Деан (сей последний был искусный корабельный мастер, которых обоих государь любил, и они всегда при нем находились) и прочие лорды прибыли туда. Явились два бойца; Англичанин богатырским своим видом, при первом на соперника своего взгляде уверял уже почти каждого зрителя, что сия есть для него малая жертва. Все думали, что гренадер не устоит. Тот вызывал соперника своего, но гренадер, поджав руки, стоял прямо, не спускал с ратоборца глаз и ожидал его к себе. Зрители смотрели со вниманием. Англичанин, по обыкновению, нагнув шею, устремил твердый лоб свой против груди гренадерской, шел его сразить, лишь только чаяли произведенная лбом удара, как вдруг увидели, что гренадер, не допустив его до себя, в миг кулаком своим треснул Англичанина по нагбенной шeе в становную жилу столь метко и проворно, что шотландский гигант пал на землю и растянулся. Зрители вскричали: «гусе, гусе!» ударили в ладоши, поклонились государю и заклад заплатили. При сем его величество, оборотясь к своим, весело сказал: «Русской кулак стоить английского лба; я думаю он без шеи». Тотчас сраженному бойцу пущена была кровь; думали, что он умрет, но он очнулся. Побоище тем кончилось, и слава бойца сего сим случаем погибла. Его величество весьма старался, чтоб английского бойца вылечили; сего ради, подозвав к себе лекаря и наказывая о излечении, дал врачу двадцать гиней; из выигранного заклада пожаловал победившему гренадеру двадцать гиней, Англичанину бойцу – двадцать гиней, бывшим с ним гренадерам – тридцать гиней, черни бросил пятьдесят гиней, а достальные деньги отослал в инвалидный дом. Потом государь приказал тут же всем своим гренадерам прежде бороться, а после между собою сделать кулашной бой, чтоб показать лордам проворство, силу и ухватки русских богатырей, чему все собрате весьма удивлялось, ибо все находившиеся при Петре Великом в путешествии гренадеры выбраны были люди видные, рослые и сильные и прямо похожи были на древних богатырей¹⁹.