Текст книги "Почему Россия не Америка. Версия 2.0"

1.5. Откуда берется в России валюта?

А откуда у нас в стране берется валюта? Источников только два: продажа сырья и иностранные кредиты. Все годы реформ в Центробанке шли так называемые «торги», в которых участвовали Центробанк и коммерческие банки. Но поток долларов шел на самом деле только в одну сторону: из Центробанка в коммерческие банки, а оттуда в обменники, в торговые фирмы или прямо за границу. Частный сектор только вывозил доллары! И челноки, и оптовые импортеры – это на самом деле мощный насос по откачке долларов за границу. Ввоз же долларов в страну шел со скрипом – частные экспортеры крайне неохотно сдавали государству его часть выручки, а свою часть старались оставить за границей.

Запомните цифру наших ежегодных поступлений – 40–50 млрд. долларов. И имейте в виду, отнюдь не все эти деньги поступают в казну. У нас совершенно официально экспортируют сырье частники, и государству поступает лишь часть валюты. Какая? Если бы знать. При этом официальный импорт товаров и услуг 30–35 млрд. долл. (их надо вычитать из экспорта), а сколько долларов вывозят «челноки» и туристы – Аллах ведает. Если чуть более конкретно, то за 1994 год, например, на счета предприятий и организаций России (частных и государственных) всего поступило 20 млрд. долларов. При экспорте 50 млрд.! В статистических справочниках не говорится, что из этих 20-ти попало в госбюджет. Доход от внешнеторговой деятельности считается почему-то в рублях – 19 167 млрд. рублей. Так как в тот год курс рубля вырос примерно с полутора тысяч до трех с половиной тысяч за доллар, то эта цифра может означать что угодно. Прикидочно это около 8 млрд. долларов, но ведь еще и расходы на внешнеторговую деятельность были, и немаленькие – около 2 млрд. долл. Итого прибыль госбюджета при экспорте на 50 млрд. долл. всего около 6 млрд. долл.!

За все время реформ нового источника валюты не появилось. Ведь зачем требовались инвестиции? Планировалось, что за их счет в нашей стране будут развернуты конкурентоспособные производства, часть продукции которых будет продаваться на внешнем рынке, и это даст валюту. Достанется, дескать, и инвесторам, и нам. Но как раз этого не произошло! Да, у нас производятся и «Дирол», и «Кока-кола», но не на внешний рынок. Вы думаете, у нас раньше не производились «западные товары»? Ничего подобного. У нас производилась и «Пепси-кола», и даже шились (на внешний рынок) «фирменные» джинсы. Почему их можно было встретить в Италии, но не у нас? Это отдельный вопрос, но, что касается инвестиций, то за период «открытости» инвестиции с целью производства товаров на экспорт к нам не хлынули.

Я хотел бы специально отметить, в этой книге вы не найдете ответов на вопросы типа: «почему при советской власти не выпускали жвачку?» или «почему в магазине не было колбасы?». Это отдельные, очень интересные темы. Эти проблемы в будущем обязательно дождутся своего исследователя, скорее всего, не меня. Но пока мы будем разбирать другую проблему – почему у нас в стране не увенчался успехом капиталистический эксперимент. А «ключиком» к этому разбору и послужит вопрос: «почему в производство на территории России не пошли иностранные инвестиции?».

Ведь мы в СССР свободно получали с Запада почти все, что угодно, кроме военных технологий. Как делать автомобили, стиральные машины и т. д. – от нас не засекречивалось.

Приобрели мы, например, систему цветного телевидения SECAM, строили нам и заводы наши «Жигули» – это «Фиат», стиральная машина «Вятка» делалась по итальянской технологии. Примеров масса, но вот на что никогда не удавалось раскрутить западных партнеров – это на оплату производства у нас в стране.

Так вот, оказывается, никто не против и сейчас продавать нам технологии или оборудование, полным-полно желающих строить у нас все, что угодно, есть и согласные организовать у нас производство. Как шутили раньше, «мы вам и коммунизм построим, только заплатите». И в долг готовы дать, под гарантии государства.

Но никто не хочет вкладывать в производство у нас свои капиталы. Все, что угодно, только не это! В чем же дело?

Дело вовсе не в политической нестабильности. Посмотрите на историю с 17-м августа: оказывается, множество акул и китов банковского бизнеса не побоялись вложить огромные, даже по западным масштабам, деньги в ГКО. «Дойче банк» (а это имя!) вложил в ГКО 40 % своих активов! Не боясь Зюганова! Значит, при фиксированном, заранее обещанном проценте вкладывали, и с удовольствием. А в производство – нет. И не в риске дело, все финансисты прекрасно понимали, что ГКО – чрезвычайно рискованное дело. Когда обещают 80 % годовых при разваливающейся экономике, и дураку ясно, что «пирамида» рухнет. Тем не менее, в ГКО играли банки и компании, названия которых, что называется, на слуху: «Брансвик» (Великобритания), «Чейз Манхеттен банк» (США), «Кредит Сюисс ферст Бостон» (США), «Меррилл Линч» (США), «Морган Гринфел» (Великобритания), «Морган Стэнлей» (США), «Соломон Бразерз» (США), «Смит нью корт» (Великобритания). И их вложения в ГКО в несколько раз больше, чем прямые инвестиции в производство за все время реформ! По минимальным оценкам – на 70 млрд. долл. по курсу до 17 августа 1998 года.

Видимо, потенциальные инвесторы не надеялись и не надеются, что наши предприятия принесут прибыль. А какие же у них основания так думать? Сразу скажу, основания есть.

Очевидно, что, вкладывая иностранные деньги, инвестор хочет получить прибыль, и тоже в иностранных деньгах, то есть в валюте.

То есть либо полученную продукцию можно будет продавать за границей, тогда она должна быть конкурентоспособной на мировом рынке, либо продукция будет продаваться у нас. В первом случае прибыль будет получаться за счет иностранного потребителя, и частично и мы будем ее получать в валюте. Во втором случае прибыль образуется внутри страны, за наш счет, а, так как инвесторы прибыль забирают себе, то мы платим им за эту продукцию валюту, заработанную нами другими способами – продажей сырья, например, или получением кредитов.

Если иностранцы собираются конкурировать на нашем, российском рынке, то на какую выручку они могут рассчитывать? Интересно, что об объемах «теневого» вывоза валюты пишут и говорят у нас часто, а вот о легальном – сколько инвесторы вывозят от нас прибыли, как-то умалчивают. Но наш платежеспособный рынок невелик – разница между экспортом и импортом в 1992–1994 гг. колебалась от 5 до 10 млрд. долл., да и в последующие годы она не выросла. Вот и все, на что могут рассчитывать иностранные инвесторы внутри России. Удивительно ли, что на освоение такого бедного рынка они не особенно и стремятся?

Но главное: если продукция конкурентоспособна только у нас, та ли это конкурентоспособность?

То есть даже в лучшем случае, если иностранец развертывает у нас производство конкурентоспособной продукции, то он продает ее нам же, конвертирует выручку в валюту и вывозит. Какой нам выигрыш? Ведь вместо притока валюты идет ее отток!

Намного ли «Золотая Ява» лучше нашей прежней «явской Явы»? А ведь за каждую пачку «Золотой» мы платим теперь компании Бритиш-Америкэн Тобакко, а за ту, старую, платили государству. Выручка за «Золотую» конвертируется в валюту и вывозится, а за ту – оставалась в стране. Якобы привлекая инвестиции, мы все равно платим валютой, как если бы покупали импортные сигареты.

Намного ли мороженое «За 48 копеек» фирмы Nestle вкуснее того, старого, настоящего «за 48 копеек»? Оно выпускается по той же технологии, на тех же заводах, из того же сырья и тем же персоналом. Но теперь мы за него платим валютой иностранным дядям и тетям, потому что производство и товарная марка принадлежат теперь иностранцам.

Но это лирическое отступление. Нас ведь иностранные инвестиции интересуют в том смысле, чтобы с их помощью развернуть в стране конкурентоспособное производство, то есть производство, продукция которого может быть конкурентоспособной в мире, а не только у нас в стране. Так почему же этого не происходит? Почему в Аргентину и Бразилию были вложения в сотни миллиардов, а нам – фига без масла?

Может быть, причины политические? Может, они русских не любят? Может быть. Но что если причины не морально-романтические, а экономические? Так давайте не будем гадать по ромашке. Давайте сделаем «инженерную прикидку».

1.6. Манок на инвестора

Из предыдущей главы мы знаем, как трепетно должны относиться инвесторы к вложению своего капитала. Чуть промахнулся и каюк.

Чем руководствуется инвестор при принятии решения? Примем в качестве аксиомы, что инвестиции делаются только исходя из экономической целесообразности, а изо всех возможных вариантов выбирается наивыгоднейший. Эта аксиома никем не оспаривается, и, видимо, она верна. Никакие другие соображения – политические, романтические, во внимание не принимаются. «Уговорить» нормального инвестора расстаться со своими деньгами нельзя.

Это приходится подчеркивать, потому что заинтересованные лица у нас упорно путают займы и инвестиции. Повторяю: инвестиции – не займы! Инвестициями рискует сам инвестор. А займы надо отдавать нам, и рискуем мы (мы – это российские граждане). И вернуть займы с процентами мы обязаны в любом случае, независимо от судьбы инвестиционного проекта. Поэтому займы нам давали.

Добавлю, что есть, увы, в современной российской политике люди, путающие понятия «инвестиции» и «подаяние убогим», или «инвестиции» и «тридцать сребреников». Ну, тут уж просто неприлично разъяснять разницу.

Так вот:

в конкурентной борьбе за инвестиции, если игра ведется по правилам свободного мирового рынка, почти любое российское предприятие заведомо обречено на проигрыш.

Попробуем если не математически точно, то наглядно доказать эту чрезвычайно горькую теорему. С ней нелегко примириться, но, не поняв проблему, решить ее нельзя, Сначала договоримся о понятиях. Под свободным мировым рынком понимаем ситуацию, когда товары и капиталы могут свободно перемещаться по всему миру, валюты свободно конвертируются, пошлины на границах невелики, или вообще ни пошлин, ни границ нет, и предприятия, независимо от формы собственности, торгуют самостоятельно.

Такое определение не очень научно, но, по сути, я думаю, правильно.

При этом курс обмена валют, если в нашей стране продолжает ходить своя валюта, разумный, правильный. То есть если батон белого хлеба можно купить в США за доллар, а у нас в стране за 5 рублей, то и обменный курс поддерживается – доллар за пять рублей.

Представим себе, с чего начинает инвестор, имеющий средства и желающий вложить их в производство?

Первое, что в этом случае делается, это подсчитывается возможный приход-расход. Если между приходом и расходом есть положительная разница, то предприятие оказывается прибыльным.

Так вот приход во всем мире оказывается примерно одинаковым. Готовая продукция стоит примерно одинаково во всем мире. Ведь рынок-то свободный! Если где-то можно продать что-то чуть подороже, туда этого навезут со всего мира, цена и подравняется.

А вот расход (затраты, издержки) в разных местах разный.

Выгодность производства определяется разницей между мировой ценой произведенного продукта и местными уровнями затрат на его производство. Например, на станции Беллинсгаузен в Антарктиде в принципе можно построить ткацкую фабрику. И хотя транспортировка туда хлопка и оттуда готовых тканей морем не очень дорога, все равно никто этого не сделал и не сделает. Дороговато эта ткань обойдется, а продать ее дороже только на том основании, что она антарктическая, вряд ли удастся.

Мировые цены на продукцию во всем мире примерно одинаковы, в этом вся прелесть свободного рынка. А вот местные условия в мире различны и постоянно меняются, поэтому капиталы и «перетекают» из одной страны в другую. Теперь уже точно известно, что направление перемещения капитала у нас в стране одно – за границу. Это может быть только в том случае, если затраты на производство выше, чем в других странах. Вот мы сейчас это и проверим.

В этом нам поможет редкий случай, мы можем сравнить расходы в сопоставимых ценах. Такое в нашей истории случается не часто, одна из проблем при проведении экономического анализа в советские времена в этом и состояла. Все сравнения того времени были спекулятивными, и беззубая советская пропаганда, и зубастая антисоветская – правды не говорили.

Наши цены нельзя было напрямую сравнить с мировыми, например, в советские времена можно было купить качественный фотоаппарат по цене трех тысяч поездок на московском метро, а в Англии этот же аппарат можно было купить за цену двадцати поездок на лондонском. Затраты на жилье и энергию у нас были незаметны, а колготки и электроника были относительно дороги. И вообще соотношение цен у нас сильно отличалось от мирового.

Вот поэтому в начале перестройки товары шли в обе стороны, и реальная картина сравнительной конкурентоспособности экономик была еще неясна. Когда границы уже открылись, но обмена валюты еще не было, тогдашнее челночничество включало в себя не только закупку ширпотреба в Турции. Раньше челноки также вывозили из страны дешевые у нас ликвидные (то есть такие, которые было легко продать) товары: фотоаппараты, поливитамины, титановые лопаты, электроинструменты и т. д., даже гвозди, а ввозили те, которые легко было продать у нас.

Опытным путем была найдена максимально эффективная комбинация – какой-то садовый насос, стоивший у нас в советское время 28 рублей, при вывозе за границу оборачивался двумя видеомагнитофонами. Естественно, так дешево он стоил у нас не потому, что затраты на производство у нас были малы, просто цена на него устанавливалась без нормального экономического расчета. Уверен, что, если эти насосы у нас сейчас производятся, то они и стоят как два видеомагнитофона.

Но вот уже несколько лет челноки только ввозят товары, а вывозят только доллары, при том, что доллары у нас не производятся! То есть вопрос о конкурентоспособности экономик решен рыночной стихией, и не в нашу пользу. И сейчас мы поймем почему.

Вернемся к оценке затрат на производство. При этом отрешимся от тех цен, которые мы помним по советским временам, те цены зачастую были унаследованы от старых времен.

Итак: во что обходится производство в нашей стране?

Из чего же складываются затраты на производство вообще? Наши хозяйственники издавна руководствуются специальным документом, именуемым «Положение о составе затрат по производству продукции (работ, услуг)…». Оно иногда слегка пересматривается. Так, сейчас действует новый вариант, утвержденный каким-то Е. Гайдаром в 1992 году. В этом «Положении…» затраты делятся на пять элементов:

– материальные затраты;

– затраты на оплату труда;

– отчисления на социальные нужды;

– амортизация основных фондов;

– прочие затраты.

Каждый из элементов в свою очередь состоит из многих возможных затрат, чего только не включают, например, «прочие затраты».

Но для простоты рассуждении немного перегруппируем элементы затрат.

1. Надо построить здание завода.

2. Надо купить оборудование, сырье и комплектующие.

3. Надо оплатить накладные расходы (отнесем сюда транспортные расходы и расходы на энергию).

4. Надо заплатить наемным работникам. 5. Надо заплатить налоги и кое-что еще.

Попробуем пройти по пунктам списка затрат и выяснить, где российские предприятия имеют преимущества перед предприятиями в других странах, а где уступают.

Хуже всего при решении любого вопроса беспредметность. Оказалось, что сделать шаг в решении проблемы можно, если рассматривать конкретную страну Россию. Но рассматривать не в отрыве от остального мира – необходим масштаб, необходимо сравнение с другими странами мира. И все становится ясно.

1.7. А где же мы живем?

Обмороженных больше, чем ошпаренных.

«Краткое описание климата России»[1]1
  А. Пляц, М, 1998 г.


[Закрыть].

Кто не знает, что мы живем в самой холодной стране в мире? Это знают все. Но все ли представляют, насколько она холодна?

Многие ли даже образованные люди поверят, что в столице Англии Лондоне растут пальмы и бамбук? Забавно, но со мной спорил по этому поводу человек, недавно вернувшийся из турпоездки в Англию, пока я не показал ему в его фотоальбоме его же собственную фотокарточку на фоне пальмы. Ну не заметил, бывает.

Если вы читаете английские детективы, то наверно заметили, что при описании классического английского поместья обязательно упоминается тисовая аллея. А в США группа самых престижных университетов – Гарвард, Йель, Стэнфорд, Принстон и т. д. называется «плющевой лигой» за их старые здания, увитые плющом. У нас эти вечнозеленые растения – тис и плющ, растут только в Крыму и на Кавказе. Если для США это не удивительно, многие слышали, что эта страна географически расположена южнее России, то про «ужасный английский климат» мы обычно думаем как-то по-другому. Как-то раз я встречал знакомых в Шереметьево в середине февраля, привозил им по их просьбе теплую одежду. В Москве было минус 20 градусов, а в Англии столько же, но плюс.

Мои приятели несколько лет пользуются своеобразным видом туризма – с отработкой части цены путевки. Так вот они ездили в Норвегию в мае… а собирали клубнику.

Как же это получается? Ведь Англия, а, тем более, Норвегия – северные страны?

Среднегодовая температура в России – минус 5,5 градусов Цельсия. В Финляндии, например, – плюс 1,5 градуса. Помню, в журнале «Охота и охотничье хозяйство» была как-то дискуссия, почему в Финляндии относительно много лосей (на единицу лесной площади), а у нас мало. Сначала валили, как водится, на социализм, пока не нашелся знающий человек, объяснивший, что в зоне тайги, северо-восток Финляндии – плотность лосей как у нас, а вот западная часть – зона широколиственных лесов. Там в основном лоси (да и финны) и живут, биологическая продуктивность леса и поля в этой зоне чуть не на порядок выше.

И средняя годовая температура еще не все. Есть еще такое понятие, как «суровость климата» то есть разность летней и зимней температур, да и разность ночной и дневной. Тут мы вне конкуренции. Ведь замерзает то человек зимой, пусть даже летом у нас и жарко.

Мы построили свое государство там, где больше никто не живет.

Это частность? Не совсем. По большому счету только это отличает нас от «нормальных людей», в остальном мы такие же дети Адама.

Интересно, что в Европе климатические пояса расположены несколько парадоксально. Климат становится более холодным не с юга на север, а с запада на восток, и иногда даже наоборот – с севера на юг, а точнее, с побережий вглубь континента. Обратите внимание: в Ленинграде теплее, чем в Москве, а ведь он километров на 400 севернее. А в Хельсинки зимой теплее, чем в Орле, хотя Хельсинки на 1000 км севернее. Под Вильнюсом в июне поспевает черешня, а в Московской области – нет, потому что вымерзает зимой. А широта та же! Вильнюс на 1000 км западнее, вот вам и своя черешня на рынках. В Латвии бедняки отказываются от отопления и горячей воды (из-за дороговизны). Холодно, конечно, но пока выживают. Попробуйте хотя бы даже в Курске на зиму отопление отключить! А ведь Латвия существенно севернее.

Западная Европа, по нашим понятиям, субтропики. Причина известна еще со школьной скамьи – Гольфстрим. Благодаря ему зима в Европе выше нуля, а весна начинается в январе-феврале, и почти всегда в одно и то же время. У нас же весна может наступить и в конце марта, и на месяц позже. Почему? Если нет с запада вторжений теплого воздуха, то прогрев идет только за счет излучения солнца. Оказывается, в этом случае в Подмосковье снег сходит в конце апреля, а если ветер с запада то в начале. В Западной Европе теплый ветер дует всегда, поэтому, к тому же, (внимание, садоводы и огородники) не бывает заморозков (!!!).

Вот что на эту тему пишут географы[2]2
  Здесь и далее цитаты по: Алисов Б. П. Климатические области зарубежных стран. М.,1950.


[Закрыть]:

«Западная и Центральная Европа… образуют Атлантико-Европейскую климатическую область, где ведущими факторами влияния выступает как атлантический морской, так и европейский континентальный воздух (прогретый, но не влажный). Вместе с тем на Западе Европы влияние Атлантики сильнее, и здесь не бывает крупных очагов континентального воздуха… Иначе говоря, здесь не бывает или почти не бывает длительных похолоданий или жары… частота вхождений атлантического воздуха и сила его влияния столь велики, что зимою изотермы в Европе, за исключением Севера, идут в меридиональном, а не в широтном направлении.

…Засухи здесь редкое явление. Среднегодовая сумма осадков в Западной Европе 500–1000 мм.

… Чем ближе к зиме, тем морской воздух теплее…»

Что значит, что «изотермы идут в меридиональном направлении»?

Это значит, что по суровости зимнего климата одинаковы: обитаемая часть Норвегии, юг Швеции, Дания, Нидерланды, Бельгия, Западная Германия (кроме Баварии), Восточная и Центральная Франция, север Италии, Хорватия, Албания, северная Греция, приморские районы Турции, Южный берег Крыма и побережье Кавказа. Средняя температура января там выше нуля. А ведь Норвегия больше чем на 3000 км севернее Греции!

Англия, Западная Франция, Испания, Португалия, юг Италии и Греции – еще теплее и между собой также примерно равноценны. В январе там плюс 5 – плюс 10 градусов.

Западная Европа представляет собой уникальный регион. Нигде на Земле нет места, расположенного так близко к полюсу и столь теплого.

Все США, сравнимые по климату с Западной Европой, географически находятся южнее Кубани. Нью-Йорк примерно на широте Сочи.

Столь милые нашему сердцу просторы малопригодны для жизни. Да, по территории мы до сих пор самая большая страна в мире. Но есть такое понятие, как «эффективная площадь», то есть территория, пригодная для жизни. Французский географ прошлого века Жан Элизе Реклю в своем труде «Земля и люди. Всеобщая география» назвал «эффективной» территорию, которая находится ниже 2000 метров над уровнем моря, со среднегодовой температурой не ниже минус 2 градусов Цельсия. Считается, да и весь опыт человечества это подтверждает, что лишь на эффективной территории возможна относительно нормальная человеческая деятельность.

Так вот по эффективной площади мы на пятом месте в мире, а не на первом. Лишь треть нашей земли – «эффективная». Но и наша эффективная площадь самая холодная в мире. Мы не Индия, не Китай, и даже не Канада.

Представьте себе природную среду, где человек без специальных защитных приспособлений неизбежно погибает через несколько десятков минут. Это не жерло вулкана, это наша страна зимой. Просто эти защитные приспособления называются «теплой одеждой» и «отапливаемыми помещениями». Оказавшийся на улице человек, так сказать, в своем натуральном обличье, имеет не больше шансов уцелеть, чем выпавший за борт корабля посреди океана.

Мы просто не замечаем той ситуации, в которой живем. Оленьих пастбищ в нашей стране (19 % площади) существенно больше, чем пригодных для сельского хозяйства земель (13 %), а нашей пашни (около 100 млн. га) едва ли хватит для самообеспечения России хлебом.

Сколько раз вы слышали, что Канада и Скандинавия такие же холодные страны, как Россия? Это совсем не так.

Даже Аляска по сравнению с Чукоткой – курорт. Когда наши казаки открывали Америку с нашей стороны, они руководствовались рассказами чукчей о земле, «где растут большие деревья». Там, откуда казаки отплывали, больших деревьев не было.

Не могу не отметить, что на наших обобщенных климатических картах, которые встречаются в школьных атласах, и Оймякон, и Ялта отнесены к одному климатическому поясу – «умеренному», обозначенному веселеньким светло-зеленым цветом. Понимаете, почему все вышеизложенное воспринимается немного странно?