Текст книги "На другой стороне улицы"

На другой стороне улицы
Андрей Иванович Пажинский

© Андрей Иванович Пажинский, 2023

ISBN 978-5-0059-6138-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На другой стороне улицы.

Тонкий, розовый лучик просочился сквозь серое облако, пробился через оконное стекло, и запутался в старомодных кружевах занавески. Потом окунулся в ароматную волну свежесваренного кофе и трепетно заиграл звёздочкой пушинки: то норовящей приземлиться, то, взлетающую вслед за моим дыханием…

Ах, какое замечательное начало дня! Всё-таки как приятно, вот так проснуться в хорошем настроении, потянуться и, никуда не торопясь, насладиться напитком, приготовленным умной машиной. Да, да, именно машиной, а то ведь из меня бариста так себе. И что не говори, а удобно, и вовремя, и вкусно.

Капучино, джем и тёплый, пусть и из микроволновки, круассан, как обычно, восхитительны! Но сегодня душа просила чего-то особенного, и мне показалось, что для полноты ощущений, здесь явно просится музыка. И я добавил к ним, мою любимую, «El Condor Pasa». Её воздушная мелодия робко поплыла из динамиков, почти так же, как дымка из моей чашки. Кристально чистые звуки свирели удивительно нежно вплелись в свежесть утра, и гармония превратили холостяцкий завтрак в маленькую нирвану. Но когда, запах, вкус и музыка слились в наивысшей точке наслаждения, образуя одно сплошное удовольствие, во входную дверь требовательно постучали. От этого ужасного диссонанса звуков, хрустальный замок гедониста моментально разрушился на мелкие кусочки.

Виновником тому был почтальон, который столь рано доставил мою посылку.

Разочарование от прерванного завтрака моментально сменилось радостью, поскольку это прибыл мой долгожданный заказ, новейшая фотокамера.

Прежде чем совершить покупку, я долго присматривался, взвешивая все «за и против», и вот, наконец-то, решился. Думаю, что кому-то, не связанному с профессиональной фотографией, это может показаться излишеством. Особенно после того, как он узнает цену моего приобретения. И даже может быть он укорит меня этим, но скажите пожалуйста, на что ещё тратить заработанное, молодому, креативному представителю богемы, как не на любимое дело?

Конечно, согласен, камера недешёвая, но и не простая, а именно то, что называют «мечтой фотографа».

Но и это удовольствие продлилось недолго. Я ещё не успел вскрыть упаковку, как телефонный звонок секретаря редактора поспешил мне напомнить о назначенной встрече.

С владельцем журнала, он же его главный редактор, у меня сложились добрые отношения, благодаря чему я периодически получал интересную работу, а журнал в свою очередь эксклюзивные фото. Такой простой симбиоз осуществлял не только позволял на взаимовыгодное сосуществование, но и стимулировал творчество свободного художника. За что я, конечно, был ему безмерно благодарен. Сегодняшнее приглашение, давало мне повод надеяться на новое задание, и как следствие на новый чек. Как любит повторять мой приятель, что деньги зло, но без них никуда.

Прошло совсем немного времени с момента звонка, и вот я уже на бульваре, в центре нашего города. Здесь в старинном здании, до самой крыши, укутанным плотной шубой зелёного плюща размещалась редакция журнала.

В его пустом, просторном парадном, на дверях лифта, красуется, аккуратная пластиковая табличка: «Временно не работает». Из-за поистине музейной тишины, царящей кругом, невольно пришла мысль, может и персонал редакции, тоже «не работает». Но я тут же вспомнил, что таков был его фирменный стиль, столь отличный от всех других, известных мне редакций. Стиль настолько тишайший, что табличка с дверей лифта, действительно могла бы показаться не менее актуальной, и для всего журнала. Но это только при первом взгляде, а на поверку, за каждой дверью идёт напряжённая работа, и там, в поте лица своего, трудится команда высококлассных специалистов. Верстается тираж, правки, вклейки и прочее, то, с чем я, потребитель конечного результата, знаком лишь понаслышке.

Широкая мраморная лестница, с золотыми инкрустациями и бордовой ковровой дорожкой, привычно ведут меня на верхний, третий этаж. Здесь в конце коридора, в кабинете, с высоченными потолками, массивной мебелью, и картинами в толстых рамах, меня ожидает сам господин редактор.

Хозяин кабинета, ещё нестарый человек, но старой формации, так и говорящий про себя, что он приверженец old school. Что, впрочем, совершенно не мешало ему на фоне антикварной мебели пользоваться современной оргтехникой и вести дела не хуже любого дельца с Wall Street. Его журнал? Он не блистал огромным тиражом, но, благодаря оригинальному содержанию, на ногах стоял достаточно прочно и в будущее смотрел уверенно. Смею надеяться, что мои работы сыграли в том не последнюю роль, даже при том, что я числюсь у них фотографом нештатным.

– Вот-что друг мой, – обратился ко мне хозяин кабинета со свойственной ему некоторой театральностью.

– Как вы отнесётесь к небольшой поездке в Грецию? Я знаю вашу оригинальную манеру фотографии, у меня к вам будет интересное, на мой взгляд, предложение. Всего неделю, другую работы под жарким солнцем Эллады. Как всегда, мы платим ваш обычный гонорар, и конечно, все связанные с поездкой расходы, они тоже за счёт журнала.

Что нам нужно? А нам нужен небольшой исторический альбом, но не нафталиновый материал из учебника, а, так сказать, новое – старое. Что-то особенное, не затёртое, но про ту самую родину Гомера и Аристотеля… Надеюсь вы меня понимаете?

Конечно, я его понимал. Понимал, ведь я и сам планировал подобную поездку, а тут, такая удача, и не напрягаясь в финансах, я вдруг получаю три в одном. Как говорится, мечта поэта. Опробую новую камеру, развлекусь, да ещё и заработаю. Но, как положено в таких случаях, виду не подал и пообещал, что ради журнала перестрою все свои планы. После чего, к нашему обоюдному удовольствию, мы скрепили договор крепким рукопожатием.

Вечером, жёлтое такси доставило командированного к гостеприимным воротам аэровокзала, для того чтобы утро следующего дня он встретил в международном аэропорту «Афины».

Но страна олимпийских богов встретила не совсем так, как ожидалось. Для того чтобы добраться до моря, мне предстояла автобусная поездка в обществе молчаливых, если не сказать угрюмых попутчиков из числа местных жителей. Что, зная обычаи Средиземноморья было крайне непривычно и рождало чувство неуютности. Многочисленные баулы и корзины пассажиров, естественно тоже, не добавляли комфорта в мою поездку, но это ничто по сравнению с её продолжением в море. Там, когда маленький баркас натужно сотрясаясь своим стареньким корпусом, боролся с волной, мне вообще пришлось делить соседство даже не с человеком, а с обычным гусем. Гусака от чего-то очень заинтересовала пряжка на рюкзаке, которую он безуспешно домогался вплоть до самого прихода на остров. Его же хозяйка всячески делала вид, что не замечает повышенного внимания назойливой птицы к моей персоне…

Но так или иначе, а я, успешно пережив дорожные невзгоды, достиг своей цели: прибыл на остров, и остановился в заказанной гостинице.

Пережевывая бутерброд, я по привычке подвёл итоги проделанного пути, и пришёл к интересному выводу, что для того, чтобы добраться до указанного редактором места, у меня ушёл почти весь день. И, пожалуйста, вот вам парадокс современности: можно пересечь четверть земного шара за какие-то часы, и в то же время убить целый день на сотню километров местных дорог. Что поделать, если где-то жизнь пролетает с космическими скоростями, а где-то замёрзла и не собирается оттаивать.

На пленэре…

Обжигающее солнце, но жара почти не чувствуется, так как дыхание моря свело на нет все старания средиземноморского светила. Вот уже больше часа я брожу в поисках колоритных исторических развалин, и при этом совершенно не ощущаю, никакого дискомфорта. Шумит прибой, лениво перекрикиваются чайки, и я согласен бить ноги и дальше ради желанной возможности запечатлеть, что-нибудь «новое – старое».

И мои поиски были вознаграждены. Вознаграждены после того, как я взобрался на огромный камень, как будто специально установленный здесь, для удовольствия искателей эффектных фото. С этого природного постамента открылась дивная панорама. Длинная береговая полоса жёлтого песка, с одной стороны, смешивается с белой пеной накатывающих волн. С другой она упирается в крутой, будто подрезанный гигантским ножом торт, скалистый берег. Голубая дымка над водной гладью справа, и знойное, миражное марево над камнями слева. За густой зеленью кустов, между свечками кипарисов, виднеются остатки полуразрушенного строения. Мрамор его коринфских колонн, некогда отполированный, сейчас был совершенно матовый. Тем не менее даже иссечённый вековыми ветрами, благородный камень по-прежнему сохранял былое величие; то, что в него когда-то вложили древние мастера. Колонны, вокруг ступеней амфитеатра стояли словно строй старых воинов, израненных, но не сломленных. А над ними, в тёмно-синем величии неба проплывали огромные, ослепительно белые облака.

И была в том такая завораживающая красота, та, что сродни магии горящего огня и текущей воды, что было совершенно невозможно оторвать от неё взгляд. И то ли от родившегося ощущения близкого чуда, то ли от живого прикосновения к истории, в сознании вспыхнуло чувство немого восторга, переросшего в творческий азарт.

Вот выбран нужный ракурс, камера готова, но не успел я сделать и пары снимков, как солнце положило на землю гигантскую тень. Пришлось оторваться от видоискателя, и как раз в этот момент впереди, на камне совершенно пустой ступени, что-то мелькнуло, передёрнулось как картинка в ненастроенном телевизоре и в миг пропало.

Не торопясь, и словно боясь вспугнуть это что-то, я спрыгнул с камня и направился к заинтересовавшему месту. Шаг, второй…, третий… На краю ступени, от прошумевшего в ветвях кипариса порыва ветра неожиданно взлетел, завихрился и опал столбик мелкого песка. Ещё шаг, и кисть моей руки коснулась чего-то упругого, и как чистое стекло совершенно прозрачного. Не поверив своим ощущениям, я ткнул кулаком от бедра в пространство перед собой. Раздался хлюпающий звук и рука, а вслед за ней и я, потеряв равновесие, подался вперёд. Я не вошёл, а как будто влился во что-то. Похожее ощущение испытываешь в бассейне при прыжке с трамплина, в тот момент, когда погружаешься в воду.

И что? Что-то изменилось? Да ровным счётом НИЧЕГО. А что следовало ожидать? Хотя нет… Колонны, их как бы стало больше? Но нет, ровно столько же. Вот только они стали, как будто выше; да выше, и они не разрушены, а, скорее, не достроены. Точно! Стой, а ведь и мрамор-то тоже совсем не такой. И рельеф береговой линии не совсем такой каким он был только что. В более густой растительности появилась тропа. По тропе идёт босоногий мальчик, ведущий за верёвку ослика. Взгляд на море, и здесь всё не так, к берегу подходит маленький, почти как лодка кораблик, а на его носу красуются огромные раскосые глаза. Потеряв ветер, в бессилии повис его вертикально полосатый парус и глазастое плавсредство двигалось благодаря дружным взмахам длинных вёсел с обоих бортов.

Моей психике пришлось испытать полнейший шок от увиденного. Ведь, судя по кораблю, по отсутствию линий электропередач, и по изменённым окрестностям, я вижу не что иное, как эти же места, но только много, много лет назад; даже не лет, а что наверняка, веков. Пока мои глаза договаривались с сознанием, мальчик с осликом подошли достаточно близко. Я окликнул его, но ни мой голос, ни взмах руки, на мальчика не возымели эффекта. Он продолжал идти и абсолютно никак не реагировал на мои действия. После нескольких неудачных попыток докричаться, стало понятно, что скорее всего, он меня просто не видит. Когда мальчик поравнялся со мной, и находился на расстоянии вытянутой руки, я вновь окликнул его, но с тем же результатом. Только и успел подумать, что он глухой, как до меня дошло. Я то тоже ничего не слышу. Захотел остановить проходящего, дотронуться до его плеча, и тоже не смог, такая же субстанция, как на входе, отбросила мою руку назад. Сильнее ткнуть я, честно говоря, побоялся.

Что же это получается? Я нахожусь внутри какой-то временной линзы? Позади настоящее, а впереди прошлое. Линза, которая подобно биноклю позволяет рассмотреть, но не то что далеко в расстоянии, а то, что далеко в годах. Кто бы мог подумать, что такое возможно. Тут же догадки последовали одна за другой, а может быть строители амфитеатра выбрали это место неслучайно? А может быть, и древние зрители приходили сюда тоже не случайно? А может быть не только посмотреть трагедии Эсхила или комедии Аристофана, но, и чтобы вникнуть в картины прошлого, или даже будущего. Да, наверное, не зря именно здесь построен этот амфитеатр. Наверное, была тут, была, та самая «жемчужина», ради которой сюда приходили люди. Вот тебе и мифы о пифиях оракулах, ноги-то у этих сказаний видать растут из этого места. Может быть, может быть, может, если это не шутки моей психики.

И тут меня осенило ещё раз! Я не могу общаться с тем миром, они меня не видят, но я-то вижу, а значит и объектив моей камеры тоже! Вот и проверю и себя и камеру. И если получится, то и пусть это будет всего несколько кадров, столько, сколько позволит радиус линзы, но зато какие это будут кадры! И главное, что они будут – настоящие!

Фотоаппарат стрекотал как пулемёт, делая по несколько дублей одного и того же кадра, переходил на видео, снова возвращался в фото. Он расстреливал карту памяти до тех пор, пока у меня не появилось чувство необъяснимой тревоги. Чувство захватило и быстро переросло в панику. Никогда ранее я не замечал за собой и признаков клаустрофобии, а тут, меня как захлестнуло. Меня так замутило, что голова закружилась, а древний пейзаж покачнулся, изогнулся и поплыл кривым зеркалом. И тогда, не дожидаясь продолжения иллюзиона, я, зажмурив глаза ринулся назад. Обратный выход, как ни странно, оказался совершенно беспрепятственным, а когда свежий воздух современности ворвался в лёгкие, то с ним стали возвращаться и трезвое мышление, и обычное для меня спокойствие.

Но видимо, или вид у меня был настолько отрешённый, или ещё что-то не так, а только, я, как сквозь какую-то пелену, услышал обращённый ко мне оклик:

– Мистер, с вами всё в порядке?

Обратившийся ко мне худой мужчина, был скорее всего из местных жителей. Кроме характерных внешних национальных признаков, за это говорили его речь, простая одежда, и густая, седая щетина на впалых щеках, что было нормой для островитян.

– С вами всё в порядке? Я могу вам чем-нибудь помочь? – продолжал спрашивать он. И видя моё рассеянное состояние, он ещё раз, медленно повторил свой вопрос.

– Я могу вам, чем-нибудь помочь?

– Да, спасибо, я, у меня… да, всё хорошо.

– Вы уверены? Может вас проводить? – не успокаивался он.

Съёмок для меня на сегодняшний день было уже более, чем достаточно, а перспектива возвращаться одному, мне показалась не очень, то привлекательной, и я, не без удовольствия, согласился на его эскорт.

Мой сопровождающий, как выяснилось в пути, носил настоящее греческое имя Петрос. Как и все его предки, он жил на острове с самого рождения. На вопрос, чем он занимается, в ответ ничего вразумительного не прозвучало. По его словам, всем понемногу, как, впрочем, и многие другие местные жители. К примеру, вот сейчас, он надеялся заработать, выступая в роли экскурсовода и нужно сказать, что не очень хорошего. Не желая слушать его неуклюжие комментарии, я перехватил инициативу, и направил разговор в интересную для меня тему местного амфитеатра.

– Скажите, Петрос, а что не бывает у вас каких-нибудь особенных случаев, ну тех, когда никто происходящее объяснить не может, или что-то странное? – задал я провокационный вопрос. Мне казалось, что после произошедшего со мной, таинственное здесь можно ждать на каждом шагу, и я продолжил.

– Миражи, или какие-то необычные видения? – продолжил, заглядывая в его глаза. – Может тому есть свидетели? Я, знаете, работаю в журнале и мог бы за беседу с таким человеком неплохо заплатить.

Семена моей провокации упали на благодатную почву. Петрос сразу оживился и сказал, что сам, ничего такого не видел, но за некоторую плату готов свести меня с нужным человеком. А после того, как тысяча драхм перекочевали из моего, в его карман, не ахти какие деньги, всего-то доллара три, не больше, маршрут возвращения резко изменился.

– Вам нужен Костас, это он у нас знаток всего такого. Не знаю почему, да и скажу, что никто не знает, но так уж сложилось, что если где-то, что-то, то Костас обязательно там. Ну, а если найдут вещь какую старинную: монету или ещё что, то он обязательно скажет, что это, откуда, и даже сколько стоит. Можно сказать, что он наш местный историк или антиквар что ли. Я думаю, что его кладовой любой музей может позавидовать. Где и как он её пополняет не скажу, и никто не скажет.

Разжигал интерес мой проводник.

– Петрос, а он, что раскопками занимается? Археолог, что ли?

– Говорю же, никто не знает! По крайней мере с тех пор, как он у нас появился, я его с лопатой ни разу не видел.

– Ага, значит он не местный.

– А ведь верно вы заметили, в наших местах он недавно, может лет семь, восемь, не больше. То, что не старожил, это точно.

За разговором мы вышли на узкую улочку, мощёную жёлтым кирпичом. Такую крутую, что нужный нам дом возвышался над остальными крышами, словно сторожевая башня над крепостью. Соседние жилища, контрастируя синими орденами окон и дверей на белых мундирах стен, встали рядом с ним, как строй офицеров перед генералом на гарнизонном смотре.

Подойдя ближе к нему Петрос, оставил меня, а сам ушёл договариваться об аудиенции. С улицы мне было видно, как после стука дверь приоткрылась и он буквально просочился в образовавшуюся щель.

Тогда стоя в ожидании, я и предположить не мог к чему приведёт последующее знакомство, а просто спрашивал сам себя, что кого я ожидаю увидеть за этой дверью? Ну не Птолемея или царя Мидаса, конечно, но и не Аристотеля Онассиса. А пока я размышлял дверь в доме гостеприимно распахнулась и улыбающийся Петрос широким жестом предложил мне войти.

– Господин фотограф… Я – Костас Павлидис, с вашего позволения, местный археолог, историк и антиквар. – представился, поднявшийся мне навстречу, невысокий, крепкий мужчина лет сорока пяти.

– Калиспэра, – я блеснул знанием языка, желая хозяину доброго вечера, а в ответ получил, слегка покоробивший меня, панибратский «Яа». Заметив мою реакцию на ответ, хозяин, как бы извиняясь продолжил:

– Мы тут, понимаете, люди простые, так сказать, без городского лоска, общаемся на «ты». Так что извините и разрешите узнать, что «вас» привело в дом скромного островитянина?

– Как же, «простой». У самого, вон на левой руке, перстень с огромным изумрудом, на шее – массивная золотая цепь. Не антиквар, а итальянский мафиози какой-то. Да и дом, и внутренняя обстановка у него полная противоположность своей пуританской наружности. Роскошная мебель, большой мягкий ковёр на полу, шикарные гобелены на стенах – всё, это совсем не вяжется с понятием скромность. Простой, как же, вот Петрос тот, действительно, прост. Тут не нужно использовать приёмы дедукции, чтобы понять обратное сказанному. То, как Костас меня встретил, как держал себя с Петросом, его манера вести разговор – всё, это убедительно подтверждало, что он отнюдь не простой человек. Так думал я, а в слух сказал.

– Вы простой? Не сказал бы. Вот этот, простой, и свои деньги уже отработал. – Я кивнул на Петроса, который повинуясь жесту хозяина выходя аккуратно закрывал за собой дверь.

– Что? И ваши тоже? Вот пройдоха, – рассмеялся Костас, а успокоившись продолжил:

– Он, как и многие местные, приводит ко мне туристов. Ну, и получает за то, так сказать, комиссионные. Те, в свою очередь, или приносят свои находки, или, что чаще, наоборот, я им предлагаю что-нибудь из своей коллекции. Вот вы с чем пришли? Ну, показывайте, показывайте, что там у вас: черепушки, монетки, может купить что-нибудь хотите или ещё что?

– Ещё…

– Ну давайте, давайте, я весь во внимании.

Пару секунд поколебавшись, я достал камеру и включил отснятый материал. После демонстрации фотографий и видео наступила длительная, как мне показалось, напряжённая пауза. После которой, нервно сглотнув и совершено, утеряв прежний, игривый тон, Костас каким-то грудным голосом буквально выдавил:

– Как это? Где? Откуда это у вас?

Честно говоря, я ожидал любую другую реакцию, только не эту. Было очевидно, что антиквара совершенно не удивили фото из древности. Причиной паузы были не они, а то, каким образом эти изображения оказались в моём фотоаппарате.

– Собственно, именно это я и хотел бы узнать. Что это? Откуда? То есть, где я это снял, мне известно. Непонятно другое: как это стало возможным? Судя по вашей реакции вам это не в новинку. Поэтому и потому что Петрос характеризовал вас как специалиста широкого профиля, способного ответить, на любой вопрос, связанный с местной историей, я и хочу узнать именно ваше, на то, мнение.

Мои вопросы долго оставались без ответа. Нервное напряжение нарастало.

– Что это, как это… Как это тебя угораздило туда полезть? Что, на острове других мест нет? И что теперь прикажешь мне делать? Что? – Заистерил, забыв про учтивость, ещё несколько минут назад, хозяин этой жизни, а сейчас ничтожество, скулящее, как побитая собака. Теперь передо мной стоял совершенно другой человек, растерянный, и загнанный в тупик.

Крайне интересно было наблюдать эту странную метаморфозу; тем более, что причины этого эмоционального взрыва мне были совершенно не понятны.

Некоторое время Костас пытался взять контроль над нервами, пыхтел, вздыхал, играл желваками, а справившись, наконец-то выдал.

– Я, конечно, понимал, что долго так продолжаться не может, что если я про это узнал, то и другие могут. Ещё удивляюсь, что при том обилии посетителей острова никто до сих пор не наткнулся на это.

Тут уже я не выдержал, и перейдя на «ты» чуть ли не закричал.

– Да что же, в конце концов, такое это «Это»?! Что за «окно в Париж»? К чему такая реакция? И успокойся, я тебя ни в чём не обвиняю, и за контрабанду или ещё там за что, садить не собираюсь!

Моя контратака на антиквара моментально возымела своё действие. Он остановился, немного удивлённо, как мне показалось, посмотрел, а после глубоко вздохнул и уже медленно и тихо продолжил.

– Не знаю. Мне никто не говорил, а вывески, как ты видел, там нет… Я много думал о природе происходящего, что да как. Всяко крутил, и насколько правильное направление взял, я тоже не знаю. То, что у тебя в камере заснято – «прошлое», это надеюсь понятно. Как? Я рассуждал так. Предположим, мы живём в какой-то временной трубе. Она гнётся, поворачивает, опускается и поднимается, мы этого не замечаем, мы внутри. Теперь представь эту трубу снаружи, огромную, длинную, переплетённую, как нитки в клубке. И в каком-то месте части этой трубы находятся очень близко друг от друга, так близко, что стенки протёрлись и через образовавшийся свищ можно перейти из одного времени в другое.

– Что, перейти? Ты хочешь сказать, что ты был в другом времени? Был и молчал?

– Ну расстреляйте меня за это! Расстреляйте! Подумаешь не сказал, а скажи я и что? В лучшем случае меня бы ждала палата на пару с каким-нибудь Наполеоном, а в худшем я бы просто пропал. Лежал бы где-нибудь на дне моря с бетонным тазиком на ногах, рыбок кормил. Когда ты узнаешь больше, тогда поймёшь, как это знание может быть опасно, и во что ты вляпался. Но вместе с опасностью, ты даже не можешь представить, какие перспективы открылись передо мной, какие просторы во многих смыслах!.. И, как результат тому, моя сегодняшняя, круто изменённая жизнь. Даже «круто» не то слово, я стал другим человеком. Я поменял всё, абсолютно всё! Пожалуй, только одно имя сохранил!

Костаса прорвало, видимо сказывался замок молчания и теперь, перестав чувствовать во мне врага, он воодушевленно избавлялся от груза информации, копившегося много лет. Чем только этот авантюрист не занимался, что он только не делал. У меня, на какое-то мгновение, сложилось такое чувство, что он просто обезумел от открывшихся ему возможностей. Он поставлял из прошлого времени амфоры с маслом и вином, он приторговывал антиквариатом. Антиквариатом для нас и совершенно обычными вещами для прошлого. Зная, что в древности были очень популярны всякого рода оракулы, пифии, он и сам стал подобием пифии. Только в мужском обличии. Предсказывая будущее, он просто рассказывал знакомую ему со школьной скамьи историю. За что получал подношения из прошлого и на то жил, и жил, надо сказать очень неплохо…

Из его рассказа я понял, как мне повезло. Совсем не ожидая, я попал на человека, который знал о моём вопросе больше всех на острове. Больше того, он был не просто знающим, он был единственным в мире.

Предвидя нескончаемость историй переходов, мне пришлось резко прервать его словесный поток.

– Всё, это замечательно и, при всех положительных перспективах, я не хочу составлять тебе конкуренцию. Единственное от чего бы я не отказался, так это от того, что… Понимаешь, мне нужна хотя бы одна хорошая фотосессия оттуда. Сможешь мне её организовать, и я молчу до скончания века. И ни одна живая душа про тебя не узнает. Ты как, не против?

Недолго раздумывая, Костас согласился, и мы закрепили соглашение рукопожатием. Более того, антиквар не только согласился просто провести, но и вызвался сопровождать меня на той стороне времени. Как странно это звучит: «На той стороне», будто речь идёт не о вековой давности, а о другой стороне улицы. И чтобы её перейти, нужно только по сторонам посмотреть.

Костас, как бывалый контрабандист, теперь попавший в свою среду, стал подчёркнуто деловым и абсолютно спокойным. Без лишних разговоров, не затягивая время, он назначил переход на утро следующего дня. Так как будто предстоял не переход во времени, а вылаза в супермаркет. Просто, завтра утром встречаемся и идём.

Много позже я удивлялся собственному авантюризму, этому, совершенно несвойственному для меня поведению. А тогда, тогда я сразу согласился с назначенным временем, при этом совершенно не представляя, что меня может ждать, там, на «другой стороне улицы».

Как и договаривались ранним утром, почти ночью, когда, наверное, можно было посчитать минуты, оставшиеся до рассвета, я и Костас подошли к амфитеатру. Никого. Никого, если только не считать увязавшегося за нами бродячего пса. Он поскуливает, старательно виляет хвостом, и пытается заглянуть в глаза в надежде получить что-нибудь на свой собачий завтрак. Но этого свидетеля мы не стали брать в расчёт. Несмотря на то, что кругом было совершенно безлюдно, мы, всё-таки прислушиваясь выждали некоторое время, а потом быстрым шагом проследовали к знакомому нам обоим месту.

На ходу мой проводник заявил, что переход работает не постоянно, а как бы колеблется, словно маятник, он то уходит, то возвращается.

– Переход, понимаешь, он похож на качающуюся люльку, как у «чертового колеса». – пояснял Костас.

– Когда, она подведёт к твоим ногам, и тебе, заходя, остаётся только сделать шаг. Для нас, нужно сделать два шага, войти и сразу же выйти с другой стороны.

Видимо именно это свойство перехода и послужило причиной моей неожиданной клаустрофобии в тот момент, когда я задержался на линии времён.

Для меня его откровение о нестабильности стало таким неожиданным, что на фоне общих переживаний, это вылилось в очень неприятный нервный озноб.

– Ну ты… ты меня успокоил, са… самое время за минуту до перехода узнать про риск при движении этих твоих труб. Что, если они вообще передвинутся и перекроют проход не протёртой, как ты говоришь, стороной? Что, если он потом качнётся как-нибудь не так, да и не встанет на старое место? Что если?

Оказалось, что Костаса такие мысли просто не посещали, от того он никогда не переживал об этом и всегда возвращаясь в настоящее. Причём возвращался он в тот же час и ту же минуту, из которых вышел, а всё время, проведённое на другой стороне, для него ничего не стоило. От того-то его отсутствие и было никому не заметным. Много мы замечаем изменений в тот момент, когда, к примеру моргаем? По сути дела, учитывая этот факт, он мог совершенно не бояться чужих глаз. Однако, на всякий случай, старался каждый раз переход проводить, как сейчас, без свидетелей.

Когда мы подошли совсем близко, то по каким-то, известным только ему, признакам, Костас определил готовность перехода. Он взял меня за локоть и, слегка подталкивая, шагнул вместе со мной через первую временную границу, и не задерживаясь, сразу через вторую.

С дуновением тёплого ветерка, которого не было ранее, ко мне пришло осознание совершившегося перехода.

Не давая толком оглядеться, Костас сразу потащил меня с открытого места в небольшую заросшую густым кустарником лощинку. Там он нравоучительным тоном на правах знатока стал пояснять:

– Ты только представь, что будет, если нас в таком одеянии кто-нибудь заметит! Это конечно не средневековье и до сожжения колдунов и ведьм ещё не додумались, но зачем собак дразнить. На всякий случай я приготовил кое-что из местной моды. Так что будь готов при необходимости быстро переодеться. Надеюсь, как носить хитон тебе известно?

– Если что, поможешь. Вот только отсиживаться я здесь не собираюсь, не для того переходил. Я что-то не додумался спросить тебя раньше, а что мы тут будем делать. Надеюсь, у тебя, как у знатока, есть идеи? Я-то не в курсе, что у вас здесь, да как.

– Тут, знаешь ли, как повезёт. Хотя, по-моему, тебе уже повезло. Вот смотри, вон там, слева…

– Где?

– Да вон, слева от того большого кипариса.

Рассмотреть то, что происходило у дерева мне помог телеобъектив фотокамеры. А когда мощная оптика вывела изображение на экран видоискателя, то там проявилась изящная молодая женщина.

Резко контрастируя светлым одеянием на чёрном фоне растительности, в алом свете разгорающейся зари, она поражала невероятным совершенством. Её движения были похожи на своеобразный танец. Она то глубоко прогибала спину, то высоко поднимала руки, обращая к небу раскрытые ладони так, словно поднимала на них какое-то невидимое блюдо. Закинула назад голову, и тяжёлая волна распущенных волос разметалась по её обнажённым плечам. Её хитон, шитый из почти прозрачной ткани, практические не скрывал прелестей женской фигуры. Словно уложенное искусным художником, полотно мягко струилось по телу, подчёркивая красоту его изгибов. Края ткани ниспадали красивыми воланами и, при каждом движении высоко обнажали правые ногу и бок. И если бы не тонкий пояс, охватывающий тело чуть выше талии, то её хитон при любом резком движении, мог бы распахнуться окончательно.