Текст книги "Суворов. Победитель Европы"

Полковая артиллерия (как и лазарет, в котором для перевозки медикаментов, больных и раненых имелись 8 подвод) была приписана к штабу. При небольшом штате в 32 человека – сержант, капрал, канониры, возницы-фурлейты и для защиты орудий фузелёры, – она могла быстро перемещаться (для чего, помимо колёсных пушечных лафетов, имела 8 колёсных ящиков, а также 30 лошадей) и весьма эффективно использоваться в бою. Две 3-фунтовые полевые пушки довольно точно били прямой наводкой, а два 8-фунтовых единорога одновременно служили гаубицами и палили картечью. К ним полк имел по 240 ядер и разрывных гранат плюс 120 зарядов картечи. Всего полковой унтер-штаб насчитывал 113 человек, из которых больше трети могли сражаться.

Солидный запас прочности имела и рота: в Суздальском полку их было 2 гренадёрских и 10 мушкетёрских. Согласно приложенной к «Полковому учреждению» «Табели, сколько в роте и полку каких чинов по штату содержать определено», в гренадёрской было 165, в мушкетёрской – 145 человек, из них 136 рядовых гренадёр и 116 мушкетёров.

Каждую роту возглавлял капитан: единоначальник, отвечающий за всё. Этот «слуга царю, отец солдатам», обязанный помнить всех подчинённых по именам и свойствам, проводил учения и вёл роту в бой со шпагой (символом своего статуса) на боку и фузеей (солидным оружием) в руках. В случае гибели или при отлучке капитана его мог мгновенно заменить один из субалтерн-офицеров в чине поручика, а его – подпоручик (в роте гренадёр их было два, в мушкетёрской – подпоручик и прапорщик). Это было тем легче сделать, что каждый суворовский субалтерн должен был командовать капральством, причём один из них – капральством самого ротного[41]41
  Ротный командир должен был иметь «своё» капральство, в котором бы велось его хозяйство и пребывал старший сержант. Субалтерн же, «по определению ротного командира, собственно для своего упражнения и охоты к начальству, когда при роте, командует одним капральством».


[Закрыть].

Суворов – удивительный случай – не нашёл субалтернам специальных занятий, чтобы их детально прописать. По его словам, субалтерн-офицер «примером благородного своего поведения, полным знанием службы и попечительным исполнением оных ободряет и поощряет всякого из своих подчиненных к наблюдению своей должности, содержанию себя в непорочных поступках и делает вообще всех на себя надежными» – как на возможного заместителя ротного, «чего ради ему о должности ротного командира на всякий час весьма сведущим быть должно». Для этого субалтерн должен всегда иметь при себе (в копиях) ротные документы, какие были у командира.

Однако если вражеский снайпер вдруг выкосит, целясь по нагрудным бляхам-горжетам, всех ротных обер-офицеров (от капитана до прапорщиков), для полка и даже пострадавшей роты это не станет катастрофой: всеми вопросами управления, предписанными «Полковым учреждением» капитану, включая командование в строю, ведал и старший сержант. Он имел в точности тот же круг текущих обязанностей и ту же документацию, что у командира, только зачастую более свежую, ибо получал сведения первым и передавал распоряжения в войска сам (лично или через вестовых). Именно он «ведает ротные письменные дела и правит ими один», «наряды делает поспешно во все места, куда повелено, а именно кого куда нарядить – рапортует своего капитана».

Старший сержант, заботящийся в роте обо всех, включая больных в лазарете, помнит местоположение и занятие каждого «наизусть», и контролирует всё, включая сферы деятельности ротных обер-офицеров. В отличие от них старший сержант, «по его многоделию, капральством не правит». Он является авторитетом во всех экзерцициях, идёт на парад и в бой с фузеей, повесив трость – знак своей власти – за специальную петельку на пуговицу мундира. Но настоящее место старшего сержанта – в ротной квартире, где недельными сменами сидят, прислонив к стене фузеи без штыков, вестовые от каждого капральства. Компанию им составляют два ротных барабанщика, флейтист, цирюльник, мастеровой, плотник и 4 извозчика с лошадьми, готовые везти, куда нужно, колёсный ящик с ротными палатками и ящик с 6-дневным запасом продовольствия.

Можно быть уверенным, что где старший сержант – там центр роты, хотя бы её капитан скакал по своим делам туда и сюда. Даже когда полк расположен на квартирах в сельской местности, да так широко, что между капральствами одной роты 10 и больше вёрст, старший сержант не теряет управления. Просто в этом случае вестовой, прошедший от него со своей фузеей до родного капральства, неся за лацканом левого рукава письменное распоряжение, должен получить смену: в обратный путь капрал пошлёт другого вестового. (Картина, невероятная для других европейских армий, где к такому вестовому нужно было приставить двух охранников, чтоб не сбежал, и унтер-офицера, чтобы следить за охранниками.)

Не будет преувеличением сказать, что в старшем сержанте Суворов видел прочный фундамент порядка в роте, даже когда капитана нет или – о, ужас! – в неё прислан капитан извне, аж из другой роты. «Когда капитан будет куда командирован и роту примет у него другой офицер, то хотя бы тот офицер не первый случай и его роты был, однако как также и тот потом откомандирован быть может, и ротой напоследок по недостатку в ней офицеров будет командовать офицер другой роты, того ради старший сержант, как он при роте всегда безотлучен, с отсутствия своего капитана должен наблюдать весь порядок правления роты и хозяйства, как было при капитане, дабы когда тот в роту возвратится, во всём на нём не только за какое ослабление порядка, но и за различие в правлении роты (разве по обстоятельству времени та перемена учинена будет полковым командиром) строго не взыскал».

Тоже мне открытие, скажете вы, вспомнив роль старшего сержанта в современной нам армии. Да, особых отличий нет, но полезно помнить, что за эту роль мы в немалой мере обязаны Суворову. Он указал, чтобы «старшему сержанту быть о правлении роты весьма знающему, в поступках благонравному, в исправлении своей должности повелений полковых и его ротного командира неутомленному, и от оного содержанным быть в отличности против прочих нижних начальников». Что же, «отличность» сохраняется…

Кандидатом в старшие сержанты был младший сержант. Это – унтер-офицер на все руки, и в командовании капральством, и в караулах, и «за офицера командируется во всякую отсутственную команду и в отлучки». Но главное – он «о должности старшего сержанта весьма сведущ, дабы по произведении того в офицеры или по какой чрезвычайной отлучке он тотчас в его должность вступить мог».

Ротное хозяйство старшему сержанту помогали содержать в порядке каптенармус, ведавший имуществом, в том числе оружейным, и фурьер, занимавшийся продовольствием. «Каптенармус и фурьер всегда при роте при их должностях, разве чрезвычайно куда от полка наряжены будут, и в строю не при плутонгах (стрелковых шеренгах. – Авт.)[42]42
  О каптенармусе специально сказано: «В строю он плутонгом не командует и взвода не ведёт, но только в своем месте оный замыкает. Чего ради строевого знания, кроме его места в строю, ротный командир и старший сержант довольного строевого знания на нём не взыскивают… Однако всегда приборен, опрятен, смел и поворотлив».


[Закрыть]. Ибо в недостатке сержантов и капралов во взводах и плутонгах место их (занимают) экзерцирмейстеры (инструкторы по строевой подготовке из рядовых. – Авт.), а когда их в строю довольно, то экзерцирмейстеры как рядовые».

Каптенармус «помощника при роте, кроме правящего должность фурьера, не имеет. И когда ему какие вещи починить, исправить и вычистить следует, требует людей в помощь от старшего сержанта. В случае его болезни или чрезвычайной отлучки старший сержант, ведая по его табели сам всё, может на время определить вместо него правящего должность фурьера, которой на его убылое место, если того достоин, повышается».

В свою очередь фурьер, готовясь к повышению в каптенармусы и вникая в его дела, получал в помощники солдата, «грамотного из старых рядовых, не из дворян». Этот ветеран освобождался от обязанностей, кроме строевых и караульных, прежде всего от учений.

Фурьер «имеет при себе краткую о провианте ведомость… знает, как занимать полковой лагерь, разделять и располагать по квартирам… и имеет при себе квартирную ведомость по капральствам, если (полк стоит) в квартирах. Принимает и раздает провиант, ведомость к его требованию исправную сочинить умеет и ведет неошибочную о его расходе записку. Ежедневно по утрам рапортует по своей должности старшего сержанта и ротного командира и получает от них приказы… Еженедельно подает старшему сержанту о провианте краткий рапорт, который он в подлиннике отсылает к полковому квартирмейстеру при семидневном к полку рапорте».

Каптенармус, к повышению в должность коего готовился фурьер, «с убылых и отлучных (солдат) вещи содержит в крайнем бережении, целости и чистоте. В квартирах оные в ротном цейхгаузе разобраны по званиям с ярлыками – чья всякая вещь. Ружья и тесаки на приделанных подполках разложены, при них привешены портупеи, перевязи с сумами, мундирные вещи, чтоб особливо сии последние моль не поела, и шляпы хранит от сырости, остерегаясь взыскания от ротного командира и старшего сержанта при посещении от них цейхгауза и вещей. По получении от старшего сержанта, попорченное ружье или тесак, буде оное ему исправить при роте невозможно, отправляет для починки к полковому казначею. А вместо той вещи отдает на время в капральство другую такую вещь с убылых и отлучных». Выдача амуниции и замена неисправного оружия упоминаются Суворовым как обычные события в жизни роты.

В своей важной должности каптенармус «при роте всегда безотлучен, разве особливо зачем в штаб позван будет. Когда позван будет к полковому казначею, то с дозволения ротного командира и старшего сержанта немедленно к нему явится». Дело в том, что хозяйственные дела полка, при единоначалии полковника, ведал именно полковой казначей.

Суворов, используя свой хозяйственный опыт, тщательно контролировал еженедельную отчётность по полку. Он составил «Форму семидневным рапортам», «Форму табели о вещах», «Форму ротным ведомостям о провианте» и «Форму арматурному списку в роте, какой каптенармусу всегда иметь должно». Бесценны суворовские таблицы и ведомости: «Сколько каким чинам по штатам обыкновенного годового жалованья офицерам рационных, а нижним чинам амуничных денег в год иметь положено»; «Табель, сколько в роте и полку каких чинов по штату содержать определено»; «Сколько в гренадёрской и мушкетёрской роте и во всем полку вещей по штату содержать определено и на какие сроки»; «Оружейным вещам»; «По штату на артиллерийских чинах вещей иметь велено» и «Сколько состоит полковой артиллерии». В помощь составителям отчётности Суворов приложил к «Полковому учреждению» таблицу умножения.

Вооружение, амуниция и продовольствие (которым занимался в штабе полка квартирмейстер и провиантмейстер) контролировались по двум вертикалям: полковник (с помощниками) – капитаны (адъютант – старшие сержанты) и казначей с квартирмейстером и др. – каптенармус с фурьером. Но если бы даже все эти вертикали вдруг поломались, полк не вполне потерял бы боеспособность, потому что со многими из вопросов продовольствия и ремонта снаряжения и вооружения могли справиться в капральствах.

* * *

Правление капральства уподобляется правлению роты, так же как это последнее правление – полковому. Через сие очевидно капралу, какому достойному человеку и сколько ему в знании военного дела искусному, в поступках же его во образец своим подчиненным благочестивому, трезвому, постоянному, честолюбивому, порядочному, трудолюбивому и хозяйственному быть надлежит.

Капральство – ещё один краеугольный камень русского пехотного полка. Для Суворова и в реальной жизни это была самостоятельная и сильная учебная, боевая и хозяйственная единица. 30 мушкетёров или 35 гренадёр составляли автономный отряд, с помощью которого Суворов вскоре будет громить изрядные толпы бунтовщиков и держать в повиновении большие районы Польши. Да и в последующих войнах количество противников будет неизменно разбиваться о качество организации русского капральства.

Параграф «О должности капрала и командира в капральстве» – едва ли не самый большой в «Полковом учреждении». С точки зрения Суворова, командование капральством – это мечта всякого настоящего солдата. «Посему можно ли в сие звание определять людей по прихотям и не имеющих сих дарованией?! – риторически вопрошал полковник. – А дабы те достойные люди по их охоте к повелению для незабвения состояния его всегда им довольствовались, то по произведении кого из них в унтер-офицерской чин не отнимать у него капральства, но оставить при нем командиром, или по изволению ротного командира поручить ему в команду оное капральство».

Из ротных офицеров, с сочувствием к бедолаге пишет Суворов, «один старший сержант, по многодельной его должности, сравниваемой с полковым адъютантством, командовать особо капральством времени иметь не может». Тогда как ротный командир имеет капральство под своим «смотрением», да и его субалтерн берёт себе под команду капральство. Получить «своё» капральство может сержант и (как помощник ротного) даже воспитываемый капитаном подпрапорщик из дворян! «Помилуй Бог!» – хочется воскликнуть словами самого Суворова, – ведь капральств в роте всего четыре!! Как же в них «умещался» весь этот сонм обер– и унтер-офицеров?

Элементарно: унтер-офицеры могли быть субалтернами обер-офицера; все они красиво рапортовали друг другу и отдавали команды в строю, а в остальном – лишь присматривали за правильным исполнением устава и инструкций в жизни капральства. Суворов так и отмечал: командование «без хозяйства», так как истинным хозяином этой лакомой военной единицы был капрал из рядовых, обыкновенно – из бывших крепостных крестьян.

«Капрал был почтён в капральстве, как капитан в роте, – с гордостью писал Суворов Веймарну о порядках в Суздальском полку. – Имел своего ефрейтора и экзерцирмейстера, производим был с возможнейшим соблюдением старшинства, по достоинству, без рекомендации… Всякий имел честолюбие!» Капрал, должность которого была завидной даже для обер-офицеров, был в своей боевой единице полновластным хозяином.

Суворов подчёркивает это, объясняя условность командования капральством со стороны офицеров и унтер-офицеров. «Командующей капральством унтер-офицер, – пишет он, – ежедневно поутру и ввечеру о всём происходящем в капральстве получает рапорты от самого капрала, а в небытность его – от ефрейтора без ружья, и отдает ему приказ, какой за благо рассудит».

Однако вертикаль власти нормально работает и без офицеров: «получаемые (из роты) через старшего сержанта наряды и приказы для поспешности капрал или ефрейтор исправляет без доклада, только унтер-офицеру о исполнении рапортует!» В этой ситуации Суворов сам задался вопросом: что же делают при капральстве офицер и унтер-офицер? И ответил так: «Главное дело командующих капральством обер-офицера и унтер-офицера состоит в том, чтоб иметь смотрение в капральстве, дабы в нём недреманно, рачительно и подробно наблюдаемо было всё повеленное в главах сего Учреждения».

Наличие наблюдателей не меняло того факта, что именно капрал, который «от капральства своего безотлучен», был ответственен за обучение рекрутов, внешний вид и подготовленность солдат, амуниции и вооружения, за наряды и караулы, обеспечение жизни в лагере и на квартирах. На нём лежали заботы о постоянных тренировках в боевой подготовке и о сохранении бравого вида солдат, даже если об этом уже позаботился старший сержант.

«Самое сие, что сказано о рекруте, – пишет Суворов, – (капрал) весьма наблюдает и на старом рядовом, дабы оный не обленился и старший сержант на нём бы того строго не взыскал. Больше в том надзирает над прибывшим из отлучки, особливо если в ней долго состоял, и хотя таковой от старшего сержанта как должно свидетельствован, однако должен сам его ещё свидетельствовать».

В ведении капрала находились все детали жизни солдат. «Без его дозволения ни один рядовой от капральства отлучиться не может». Он «наблюдает за рядовыми, чтоб они ежедневно мыли водой лицо и руки, чесали волосы, оправляли косу, переделывали на висках (букли)… башмаки или сапоги переменяли с одной ноги на другую, чтоб они не сносились и в ходьбе ног не потерли, и Богу поутру одевшись и спать ложась молились по учрежденным при полку молитвам».

Капрал «для знака начальства ходит с тростью, а когда с ружьем, то есть в карауле и строю, имеет оную на пуговице», как унтер-офицер. О замещении его должности Суворов заботится особо, имея для этого у себя в полку неофициальные чины, в штатном расписании и денежных ведомостях отсутствующие: ефрейтора и экзерцирмейстера (заместителя капрала и солдата-инструктора). «Ефрейтор у капрала всегда его капральства экзерцирмейстер, – пишет полковник. – Того ради экзерцирмейстеру, дабы, особливо когда он грамоте умеет, по его достоинству получал освободившийся в полку капральской чин, о всей капральской должности, её правилах и правлении надлежит быть заблаговременно знающему и искусному».

«Сколь же вредно порядку, – подчёркивает полковник важность этой должности, – если ротный командир слабым каким смотрением попустит экзерцирмейстера впасть в какую распутность!» Этот опытный и надёжный солдат, хотя и имеет нештатные звания ефрейтора и экзерцирмейстера, ходит «всегда с тростью», на караулах и в командировках «всюду очередует с капралами, только не в отлучку свыше недели, а в караул свыше месяца. Старший сержант наблюдает, чтоб при командированиях всегда при капральстве один из них, то есть капрал или его ефрейтор, при капральстве оставался». Здесь мы вновь видим запас прочности, ещё не отражённый в «Табели о рангах», но уже внедрённый в Суздальском полку (и, судя по последовавшему признанию ефрейторского чина, не только в нём).

Экзерцирмейстеров в роте было не четыре (по числу капральств), а пять: один солдат-инструктор был «ротным», помогающим старшему сержанту, то есть своего рода старшим ефрейтором. Суворов обязан был дать ему преимущество в производстве над остальными, причём не только в капралы, но и в старшие сержанты: «Ротный экзерцирмейстер, коли грамотен и исправно себя поведет, имеет линию к произведению перед экзерцирмейстерами в капральствах, и по классам (чинам «Табели о рангах». – Авт.) достигнуть может в старшие сержанты. Он всегда при старшем сержанте, а в отлучки, кроме маловременного в очередь с капралами караула, от роты не командируется, и то когда в нём дела нет, ибо по всегдашней почти в нём нужде он и в капральстве не правит».

При таком способе производства капрал, при необходимости, мог грамотно командовать строем не только капральства, но и роты. Не остановившись на этом, Суворов требует, чтобы каждый солдат мог выполнить, при отсутствии в команде старших по званию, функции мелд-ефрейтора, то есть ситуативного и. о. капрала. «Для употребления ж в мелд-ефрейтеры надлежит, чтоб каждый при капральстве рядовой к тому званию искусен был, в чём старшему сержанту и ротному командиру капрал ответствовать должен!»

Капрал отвечал и за набожность солдат, обучая их молиться, и за нравственность, отучая пить в кабаках, а главное – за немалое хозяйство капральства. Часть его, впрочем, принадлежала самим солдатам, объединявшимся (свободно, но по совету капрала) в артели, чтобы вскладчину вести быт и готовить пищу из отпущенных фурьером через капрала продуктов. Покупали солдаты продукты и сами, имея право расходовать свои деньги свободно.

Артель была не боевой, неформальной, но важной единицей полка, а её староста – нижним звеном командной системы. Хотя за артелью надзирал капрал, Суворов счёл необходимым поручить контроль за её правильным функционированием ещё ротному командиру (что значило – и старшему сержанту). Он не забывал лично контролировать этот важный институт в своём полку, потом – в своей бригаде, дивизии, корпусе и армии. Хрестоматийные сценки, когда великий полководец угощается варевом из солдатского котла или когда солдаты потчуют Александра Васильевича кусочком сыра, как раз характеризуют его неформальный способ инспектирования артелей.

«В лагере, – гласит “Полковое учреждение”, – также и в квартирах где случится, ротному командиру в артелях наблюдать добрый порядок и крайне надзирать, чтоб рядовым в провианте, никогда по неумеренному или порочному употреблению оного не случилось недостатка; хлеб гораздо бы выпекали, сколько им их содержание дозволит, всякой день ели тёплое варение; если что в медном котле варено, то варить столько, чтоб на один завтрак стать могло, дабы не омеденело, а на ужин варить свежее, а когда выедят, того же часа котел чисто песком вычистить; каша бы доварена и не сыра была; это весьма служит для соблюдения здоровья. Староста артельной должен быть честный и благочестивый человек, довольно признанной таким от ротного командира, и от всей артели содержан быть в почтении».

Инициатива солдат, начиная с их забот о благосостоянии артели, командованием приветствовалась. То, чем впоследствии прославится Суворов – требованием, чтобы «каждый воин понимал свой манёвр» и в любой ситуации сам знал, что ему делать, – было заложено ещё в Суздальском полку, где каждый нижестоящий должен был проявлять инициативу (например, отвечая за отсутствующего командира в качестве мелд-ефрейтора), учиться выполнять функции вышестоящего и стремиться к повышению в чине.

Минимальной мерой поощрения пестуемого Суворовым военного честолюбия было производство из мушкетёров в гренадёры, две роты которых считались в полку элитными. «В гренадёры, – вспоминал он в 1771 г., – брали из мушкетёр заслуженных, беспорочных, с аттестатом от ротного командира, несмотря на рост… Следственно и тут честолюбие для обоих званий! С весьма малым прибавлением из разумных рекрутов». По правилам, в гренадёры следовало определять рекрутов самого высокого роста, но Суворова это не устраивало. Он предпочитал, чтобы мушкетёры, ревнуя к гренадёрам, старались показать себя лучше этой элиты или попасть в неё, а гренадёры желали бы удержать своё превосходство.

* * *

От немогузнайки много, много беды! За немогузнайку офицеру арест, а штаб-офицеру от старшего штаб-офицера арест квартирный.

Итак, по убеждению Суворова, хороший полк воспроизводил себя сам. При этом продвижение по службе способных, честных и трудолюбивых вело к непрерывному совершенствованию полка. Бедой, которую Суворов всеми силами старался предотвратить, было появление в полку не обученных «в тонкость» офицеров из других частей и скорое, без должной выучки, производство в чины дворянских детей. Этой опасности полковник поставил заслон, повелев таких «нестроевых» переучивать с нуля: капралов 6 недель, унтер-офицеров 8, а дворянских детей – полгода и больше. Неспособных к командованию дворян, как показывают данные по другим полкам, командиры могли держать в нижних чинах десятилетиями.

«Определённого в роту унтер-офицера или капрала из других полков и корпусов, – пишет он, – ротный командир свидетельствует и в незнании каком исправляет. Но как случается, что такой определён бывает из писарей и других нестроевых и невоенных чинов, так хотя бы он был сержант и старше прочих, поступает с ним как с рекрутом (то есть отдаёт в солдатскую учёбу от “А” до “Я”. – Авт.)».

Пройдя обучение рядового, а затем унтер-офицера, чужак мог быть определён в капральство ефрейтором. «Когда по свидетельству ротного командира он правление капральством довольно знать будет; обучает его при роте всей капральской должности в карауле. А как уже во всём принадлежащем до должности капрала искусен будет, обучает его содержанию караула как унтер-офицера и определяет его командиром в капральстве как унтер-офицера». Затем переведённый в полк унтер-офицер три недели учился командовать караулами в полку, потом направлялся подчинённым в дальние караулы. Только через полгода он мог употребляться наравне со старыми полковыми унтер-офицерами.

Раздел «Полкового учреждения» о подпрапорщике посвящён вопросу военного воспитания дворян, поступавших в Суздальский полк молодыми, даже в «нежном» возрасте, хуже того – безграмотными. Такого дворянина следовало в первую очередь научить читать и писать. Затем его должен взять под опеку сам ротный: «и при себе с помощью старшего сержанта обучает ласково и исподволь во всём принадлежащем до частей экзерциции, убранства и чистоты, содержанию в целости, исправности и чищению вещей, точно как рекрута, дабы после, будучи начальником, сам тому других без дальных справок обучать мог».

«Как рядового» дворянского юнца учили строевой подготовке, «стоянию на карауле и на часах». После этого капитан «определяет его в капральство, коим сам командует, и отдает своему ефрейтору на руки для приучения к той должности. И когда по его свидетельству найдётся он до правления капральством знающим, то поручает ему капральство за капрала. После наряжает его в ротный караул за капрала при том же ефрейтере, причём он от него должен обучаем быть всем правилам должности при всех случаях караульного капрала. При том же ефрейторе (юноша) обучается содержанию караула как унтер-офицер».

На следующем этапе капитан «поручает ему командовать своим капральством как унтер-офицеру, ефрейтор будет при нём за капрала, а капралу, если будет при капральстве, поручает пока иное какое при роте дело или определяет капрала на время в другое капральство».

По выучке на должность младшего сержанта, командующего капральством, капитан «посылает его сперва субалтерном, потом главным командиром в ближние при роте отлучки». Затем, «не отлучая его от командования капральством, приучает его к правлению должности каптенармусской, сочинению табели и знанию по ней вещей и их сроков, так же что и до арматурного списка и ротного цейхгауза». Наконец, капитан «приучает его к знанию и правлению фурьерской должности, сочинению ведомостей о провианте и удовольствию им нижних чинов».

Когда дворянин «попечением своего ротного командира всему предписанному обучен будет, тогда оный его под надзором того ж ефрейтора командирует в полковой караул несколько раз, вторично за рядового, причем он стоит на часах как рядовой и отправляет мелд-ефрейтерство, потом за капрала, напоследок за унтер-офицера». Полностью обученный таким образом на должность унтер-офицера юноша, сдав экзамен полковнику, мог получить должность подпрапорщика.

Целью не менее чем годового обучения и воспитания подпрапорщика было, во-первых, определить его место в строю, во-вторых – научить командовать самостоятельно, в дальних и длительных отлучках от полка. Однако Суворов находил и это недостаточным. Юноша должен был послужить субалтерном у старшего сержанта, изучив и его «многодельную должность», и роль ротного обер-офицера. Это касалось именно учёбы: производство подпрапорщика из унтер-офицеров капитанского капральства в младшие сержанты (через должность каптенармуса или без неё), в сержанты и обер-офицеры (начиная с прапорщика) производилось по его заслугам.

Но как поступить, «ежели дворянин по особому случаю, недовольно ещё обучась этим должностям, произведён будет в подпрапорщики или и в сержанты, или тем чином в роту прислан, малознающий или вовсе незнающий, как то случается из невоенной службы?» На этот вопрос у Суворова ответ был один: любой дворянин, даже с офицерским чином, «всю сию школу пройти и служить за рядового и капрала должен, пока попечением ротного командира он во всех тех званиях усмотрен будет искусным, и до тех пор он от полка и роты не командируется». То есть внутри роты и полка, где все знают, что он ещё не настоящий офицер, хоть и носит офицерскую форму, дворянин – если учится – терпим; но позорить мундир, выступая недоучкой вовне, он не должен!

* * *

Ни в какой чин не производится, пока по-российски читать и писать довольно не обучится.

Борьба с неграмотностью в армии была в то время серьёзной проблемой. Суворов знавал неграмотных капралов и даже младших сержантов! Это при том, что значительная часть приказов, в том числе распоряжений старшего сержанта, отдавалась письменно, и письменной была почти вся отчётность.

Маловероятно, пишет Суворов о младшем сержанте, чтобы он получил чин, если «он российской грамоте не обучен», однако такое случается. Тогда его должен обучить ротный командир, и сам сержант должен стремиться «к сему просвещению», иначе «будет сам себе препятствием к производству его впредь в офицеры». «Если он неграмотный, – констатирует “Полковое учреждение”, – то на вакансию старшего сержанта (производится) грамотный из капралов, которой ту должность исправить может».

Поскольку честолюбие должно было пронизывать весь полк и побуждать каждого рядового мечтать о повышении в ефрейторы, капралы и сержанты, то учиться грамоте должен был каждый солдат. Поэтому в своём полку Суворов обязан был устроить солдатские школы. По обычному сценарию в них учили закону Божию и молитвам, читать, писать, считать и петь по нотам. Для начального обучения служила обыкновенно псалтирь. Сам полковник, как всякий грамотный солдат, знал молитвы и псалмы, умел петь и при случае сам пел в церковном хоре, неожиданно для его комплекции – басом.

Школы в то время были заботой не только Суворова. Их учреждением и развитием в Новгородской губернии, в которую входила Старая Ладога, занимался губернатор Яков Ефимович Сиверс (1764–1781), знакомый с Суворовым по Семилетней войне. Получив в ведение целый край, Яков Ефимович энергично взялся за его улучшение: строительство каналов и путей сообщения, разведку и добычу полезных ископаемых, развитие промыслов и ремёсел, защиту крестьян от произвола. Его идеи, изложенные в отчётах и проектах, как и идеи Суворова, получали распространение: они вошли в новые губернские инструкции и Полное собрание законов Российской империи.

Посетив Ладогу в 1766 г., через два с небольшим года после назначения Суворова в Суздальский полк и через год с лишним после перебазирования полка на постоянные квартиры в Старой Ладоге (в октябре 1764 г.), Сиверс нашёл там образцовое полковое хозяйство. Полк стоял по обывательским квартирам, но полковые плотники[43]43
  Профессиональных плотников в полку было 12, по одному в роте.


[Закрыть] с помощью солдат уже возвели церковь, школы (при одной из которых был устроен театр, где играли полковые кадеты, видимо, из дворян), конюшни на 183 лошади, сараи для 50 полковых повозок и 4 пушек. Наносив и насыпав земли, солдаты разбили на бесплодной прежде почве сад. В стремлении к усовершенствованиям Суворов не уступал Сиверсу и другим современным ему российским преобразователям[44]44
  См.: Иловайский Д. И. Граф Яков Сиверс. Биографический очерк // «Русский Вестник», 1865. № 1–3.


[Закрыть].

Если в американских колониях Британии век Просвещения вёл к бунту против короны, а во Франции – к революции, то в России быть просвещённым означало стремиться к улучшению жизни на посту, который человек занимал. Со временем Сиверс займётся постройкой каналов в масштабе страны, а Суворов будет обустраивать дорогами, храмами и школами земли Крыма и Кубани, Финляндии и Новороссии.

Этот преобразовательный порыв, стремление использовать любую возможность для усовершенствования действительности, напрасно связывают с деятельностью масонов. Да, строительство совершенного общества было в программе различных «псевдотайных» обществ, как было оно и у иезуитов, пытавшихся строить «идеальные» государства (например, в Парагвае). Но связывать общественное стремление к строительству и социальным преобразованиям с подобными организациями нельзя потому, что они никогда не были созидательной силой.