Текст книги "«…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)"

Во вторник же выезжаю к тебе с поездом в 8 ч[асов] 25 [минут] вечера. Наверно, в четверг тебя увижу. Я буду рад и счастлив, если ты встретишь меня в Симферополе.

Милая моя, зачем ты меня не хочешь понять?

Я не под настроением пишу тебе письма, и в них нет загадок. Мое отчаяние в жизни имеет прочные, а не временные причины. Есть в жизни живущие и есть обреченные.

Я обреченный. Кто меня мог так обидеть? Маша, мне нужна ты, а не женщина вообще. И если тело, то тоже твое – […] я, наверно, очень сжился с тобой в половом отношении. Но это всё же второстепенное по сравнению с тем, что я без тебя никак не могу писать – теряю вдохновение, выражаясь вульгарно. Да, ты права, что надо писать для себя. Халтурить я совсем не могу. Но мое горе и мое счастье в том, что я пишу для себя и для тебя. И потом, писать могу, когда ты рядом живешь. Душа должна быть верна себе и спокойна, а в такой тревоге, в какой я живу без тебя, она бесплодна.

Ты говоришь, где меня хвалят. Муся, ведь это чепуха. Хотя мне говорил Молотов, очень скупой на похвалы ко мне человек (в педагогических целях), что над «Епиф[анскими] шлюзами» плачут. Это глупость, конечно.

Сейчас только звонили из Совкино (отрывали от письма), чтобы завтра я зашел поговорить о сценарии из жизни сектантов[321]321
  Результат переговоров неизвестен. Среди известных сценариев Платонова 1927–1928 гг. нет текста о сектантах.


[Закрыть]. Дадут денег вперед – буду работать, а иначе откажусь.

Ты удивлена, почему меня отовсюду «гонят».

Мария, у нас в Центросоюзе сокращают сразу.

300-400 чел[овек], я попадаю не потому, что я персонально плох, а что сокращают целиком тот отдел, где я нахожусь[322]322
  После XVIII сессии совета Центросоюза, посвященной обсуждению итогов работы потребкооперации за 1926 – первую половину 1927 г., началась реорганизация аппарата (см.: Сессия совета Центросоюза // Известия. 1927. 22 июня. С. 3); вопрос о реорганизации Центросоюза слушается в правительстве (Известия. 1927. 3 июля), и Платонов попадает под сокращение.


[Закрыть]. Да ты не бойся, вшинка моя! Я и сам не хочу служить. Я никогда не служил в канцеляриях – это так тяготит меня. Дело такое поганое и ненужное, и т. д. Я служить вообще не буду. С «Мол[одой] гвард[ией]», вероятно, подпишу договор на роман в 15 лист[ов][323]323
  См. выше прим. 2 к п. 126. Договор на роман не выявлен. Летом 1927 г. Платонов начинает работать над повестью «Строители страны», текст которой после его прочтения Литвиным-Молотовым перерабатывается в роман «Чевенгур».


[Закрыть].

1000 р[ублей] получу в июле и августе. Остальные 1300 р[ублей], в октябре. Затем 450 р[ублей] по «Сокр[овенному] чел[овеку]» в сентябре. Разве так необходимо и выгодно служить.

Может, с Совкино что выйдет. Разумно ли сидеть по 6–7 ч[асов] в день за 150 р[ублей] в м[еся]ц?

На роман дал план. Он понравился.

Меня больно уязвило то место в первом письме, где ты говоришь о Пироговой[324]324
  Пирогова – неустановленное лицо.


[Закрыть]. Неужели, если я правильно понимаю, ты заплакала, что твоя подруга – жена богатого начальника верфи? А ты, дескать, жена босяка. Милая, «начальник верфи»[325]325
  Здесь и далее в кавычках – цитаты из письма Марии Александровны.


[Закрыть] это должность, а не достоинство человека. Это всего-навсего служба. И я бы мог быть не меньшим. Неужели женой поэта быть так низко, что стоит завидовать жене бюрократа. Наверно, тут дело в другом – твоя старая, неизвестная мне любовь оказалась.

Вчера послали с Валентиной тебе костюм. Гюлизар я сам придумал (кто мне мог советовать?)

Мне казалось, что ты в этой роли будешь лучше.

А роль Гюлизар[326]326
  О Гюлизар см. п. 123.


[Закрыть] теперь большая. Но пока ничего еще нет – с Совкино, я тебе писал, затяжка. Приеду – расскажу. И т. д.

Вырезок еще нет[327]327
  Имеются в виду отзывы на вышедшую книгу «Епифанские шлюзы». В 1927-м их было не так много, как ожидал Платонов; всего 3 рецензии – в журнале «Книга и профсоюзы» (№ 7–8, июль-авг.), «Смене» (№ 212, сентябрь) и ленинградской «Красной газете» (веч. выпуск, 12 октября); републ. Е. Антоновой (см.: Страна философов, 2005. С. 527–531). Рецензентами дебютной книги прозы Платонова выступили малоизвестные в литературной среде люди. Главным издателем Платонова в 1927 г. остается Г. З. Литвин-Молотов (основные договоры заключаются с одноименными редакцией и журналом «Молодая гвардия», гонорары выписываются не без покровительства влиятельного члена редколлегии Госиздата). Не совсем понятно, почему опытный редактор и издатель не организовал кампанию поддержки и рекламы 1-й книги выводимого им в московский свет писателя. Укажем лишь на одну из возможных причин – крайне напряженную внутриполитическую ситуацию в связи с выступлениями партийной оппозиции, к которой веснойлетом 1927 г. примкнули некоторые известные литераторы и критики. Всесоюзный дебют Платонова прошел незамеченным.


[Закрыть] литературная Москва отдыхает. В августе начнут съезжаться – вот тогда. Да это неважно.

В четверг я буду целовать тебя в Симферополе!

Приедем в Москву – снимем на август дачу. Как мне легко, когда я пишу тебе письмо. Ты как атмосфера для моего душевного дыхания – уехала, и мне нечем дышать.

Изменишь мне, оставишь меня – всё будет кончено, и я не встану тогда.

Мне скучно без тебя в Москве, как в Тамбове. Я не знаю, куда девать себя. Хожу купаться в купальню, сижу в нашем скверике на Театральной[328]328
  Театральная площадь.


[Закрыть] – но всюду – скучно.

Какие мотовелогонки?[329]329
  См. выше прим. 8 к п. 124.


[Закрыть] Ни разу не были. Еще странно: почему ты до 9-го не получала писем? Я тебе их написал штук 8! А ты мне не хотела долго писать. Зачем это разрушение человека?

Маша, если правда, что ты сможешь полюбить меня, когда я стану лучшим, то я благодарен и за то. Но ты говоришь, ты жалеешь, что я не нужен тебе буду, когда надорвусь. Тогда «дряхлость будет верностью». Ты жалеешь, что тратишь молодость на перевоспитание такого хулигана. Я постараюсь, чтобы ускорить это дело и доставить тебе быстрое счастье, сколько оно зависит от меня. Но не надо жалеть меня, хотя я люблю твою теплоту. Сопьюсь, окоченею и выброшусь с четвертого или шестого (обязательно четного: иначе не умрешь) этажа. Это будет несомненно. Надо ждать удачного часа и копить в себе горе. Как хороши слова «вечная память» и навсегда уставшее сердце.

Вчера я нечаянно задремал с книгой в 7 вечера. И сквозь сон слышу на улице слепого гармониста. Он играл что-то похоронное, но очень хорошее. Я давно не слышал никакой музыки.

Скажи Тотке, что опустел без него наш бедный дворик и в убыток торгуют ларьки – нет главного покупателя. Я буду рад, если ты зажмуришься и будешь только здороветь. Не волнуйся там, Маша, – тебя предадут твои ухажоры, а Тотка пойдет беспризорным. Я не регистрирован с тобой, но я тебе муж, а Тотке – отец. Подожди меня – пройдет несколько дней, и я буду сжимать тебя в своих объятиях.

Если бы знала меня настоящего – ты бы была довольна.

Скоро буду. Поговорим и отдохнем немного. Привезу лучшую книжку – я ее выбрал в типографии для тебя.

Этой осенью выйдут у меня еще 3 книжки, а с «Епиф[анскими] шлюзами» – 4.

Целую твои соленые губы и ласкаю милую грудь. Обними Тотика – и прощай до близкого хорошего дня.

Твой Андрей. 14/VII.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 489–491. Публикация Н. Корниенко.

{129} В ЦК Союза сельскохозяйственных и лесных рабочих.

19 августа 1927 г. Москва.

В ЦК Союза с[ельско]х[озяйственных] и л[есных] рабочих.

Ссылаясь на предложение председателя ЦК н[ашего] Союза, просьба выдать мне 300 (триста) руб[лей] для выезда из ЦД специалистов.

А. Платонов.

19/VIII-27.

P.S. Выезд будет совершен в течение 2-х недель со дня разрешения ЦК денег к выдаче и через 2 дня с момента получения денег[330]330
  На обороте документа неустановленным лицом сделана запись: «Срок выезда считайте с 20-го августа».


[Закрыть].

А. Платонов.

Печатается по первой публикации: Страна философов, 2003. С. 648. Публикация Е. Антоновой и Л. Аронова.

{130} Неизвестному лицу.

Август 1927 г. Москва.

В 1926 г. в феврале м[еся]це на Всероссийском мелиоративном совещании после предложения ЦК Союза с.-х. и лесных рабочих я был избран постоянным представителем в ЦК Союза – от 4000 мелиораторовспециалистов, работающих в стране[331]331
  Платонов был избран в состав ЦК Союза 20 февраля 1926 г. на Первом Всероссийском мелиоративном совещании, которое состоялось в ходе работы V Всесоюзного съезда сельскохозяйственных и лесных рабочих.


[Закрыть]. Мое избрание на съезде прошло единогласно. Присутствовало 150 делегатов. Я уехал в провинцию, где жил и работал. Меня еще должен был утвердить президиум ЦК Союза. В апреле м[еся]це 1926 г. я получаю телеграмму за подписью председателя ЦК т. Анцеловича, вызывающую меня на работу в ЦК[332]332
  Телеграмма от 6 апреля 1926 г.: «Воронеж, ГЗУ, Платонову. Выезжайте работы земсекции. Анцелович» (Страна философов, 2003. С. 638).


[Закрыть]. Предварительно, до отъезда с совещания домой в провинцию, я был в ЦК – говорил с секретарем ЦК и зав[едующим] орготделом.

Мне этими людьми было заявлено, что мне выдадут подъемные и обеспечат квартирой.

Я спокойно уехал сдавать должность в провинции. После телеграфного вызова председ[ателя] ЦК я выезжаю в Москву на службу, вместе с семьей.

Приезжаю и начинаю работать. Мне временно дали комнату в Центр[альном] доме специалистов сел[ьского] и лесн[ого] хоз[яйства]. Я удовлетворен.

Уезжая из Москвы, за два месяца до своего окончательного переезда в Москву, я подробно говорил с секретарем ЦК Куликовым[333]333
  Куликов Василий Павлович (1892-?) – член президиума ЦК Союза, заведующий тарифно-экономическим отделом; работал в ЦК до ноября 1926 г.


[Закрыть] и зав[едующим] орготделом Казаковым[334]334
  Казаков Александр Степанович (1896-?) – член президиума ЦК Союза, заведующий орготделом; секретарь «Всеработземлеса» до июня 1929 г.


[Закрыть] о том, кто я и т. д.

Тогда же я заполнил в ЦК соответствующие подробные анкеты[335]335
  2 экземпляра анкеты датированы 29 марта 1926 г. (см.: Там же. С. 642–645).


[Закрыть]. Председателя ЦК не было. Но и секретарю ЦК, и зав[едующему] орготд[елом], кроме анкет, я всё передал о себе. Всё было записано и сказано устно.

По образованию я электрик. А по стажу – мелиоратор-гидротехник (5 лет работы в должностях производителя работ и губернского мелиоратора; объем работ, выполненных мною или под моим руководством, равен в рублях – около 3 мил[лионов] руб[лей]; число построенных сооружений – больше тысячи).

За два месяца до приезда в ЦК – в том же ЦК имелась анкета, что я по теоретическому образованию – электрик и лишь практической работой нажил себе звание мелиоратора и приобрел известность в специальных кругах настолько, что мне 4000 специалистов доверили свои профессиональные интересы.

ЦК знало обо мне всё это. И дало телеграмму с приглашением. Я приехал в Москву с семьей из 4 чел[овек][336]336
  В одном из экземпляров анкеты в графе «Семейное положение» написано: «Женат; на иждивении: жена, ребенок, маленькие брат и сестра жены (сироты) – 4 человека» (Там же. С. 642).


[Закрыть], порвав с провинцией.

В ЦК меня назначили зам[естителем] ответств[енного] секретаря Ц[ентрального] бюро землеустроителей (землеустроители и мелиораторы объединены в одну секцию инж[енерно]-техн[ических] сил).

Прослужил я ровно 4 недели, из них 2 просидел в Центр[альной] штат[ной] ком[иссии] РКИ, защищая штатные интересы своих интересов[337]337
  Платонов утвержден в должности заместителя ответственного секретаря земсекции с 1 мая решением президиума ЦК Союза от 5 июня 1926 г. В марте 1926 г. Платонову была поручена штатно-бюджетная работа. РКИ – Рабоче-крестьянская инспекция; в сферу ее деятельности входили вопросы руководства и управления деятельностью учреждений, борьба с должностными преступлениями и бесхозяйственностью. Центрально-штатная комиссия, в которую входил Платонов, работала в тесной связи со структурно-штатной инспекцией РКИ и подготовила нормативные документы по штатам землеустроителей на 1926–1927 гг. – для краев, губерний и уездов, провела работу по установлению оплаты землеустроительных работ и т. п. Как следует из выступлений руководителя Центрального бюро землеустроительной секции, работа комиссии в апреле-мае направлялась главным образом на подготовку к бюджетно-штатной кампании текущего года (см.: Землеустроитель. 1926. № 6. С. 78; № 7. С. 78).


[Закрыть].

Я только что начал присматриваться к работе своего профсоюза. Я был производственник, привык и любил строить, но меня заинтересовала профессиональная работа. Что я производственник, что я небольшой мастер профсоюзной дипломатии, было хорошо и задолго известно ЦК и записано в анкетах[338]338
  В анкете Платонов указал, что он является членом Союза сельскохозяйственных и лесных работников с 1921 г., но профсоюзной работой никогда не занимался, являлся членом Бюро секции землеустроителей всего 3 месяца, с февраля по апрель 1926 г. (Страна философов, 2003. С. 644).


[Закрыть]. Но меня все-таки сорвали из провинции и поставили на выучку.

А через 2 недели фактической работы в ЦК выгнали. А я занимал выборную должность[339]339
  Согласно Положению о секциях специалистов сельского и лесного хозяйства, Центральное бюро секции избирается Всесоюзной конференцией сроком на 2 года, до следующей Всесоюзной конференции (см.: Землеустроитель. 1926. № 8. С. 77).


[Закрыть]. Меня избрал съезд специалистов. С этим не посчитались. Я остался в чужой Москве – с семьей и без заработка. На мое место избрали на маленьком пленуме секции другого человека[340]340
  Платонов был смещен с должности на пленуме Всероссийского секретариата секции землеустроителей 18 июля 1926 г. После его увольнения на должность заместителя ответственного секретаря земсекции с 1 августа был назначен А. Тираспольский (Страна философов, 2003. С. 647; см. письма из Тамбова, с. 171, 211, 213 наст. издания).


[Закрыть]. Причем избрание происходило при полном отсутствии мелиораторов. Присутствовал один я! Было человек пятнадцать землемеров, которые механически избрали одного мелиоратора – раз он полагается, а кого – всё равно.

Это называется профсоюзной демократией! Коллектив инженеров-мелиораторов, узнав о такой неожиданной моей судьбе, остался крайне недовольным. Некоторые внесли предложение о выходе из такого союза всем коллективом, но другие заявили, что так будет только хуже для меня, потому что ЦК подумает, что это я смутил специалистов. И эта мысль была оставлена.

Чтобы я не подох с голоду, меня принял НКЗ на должность инженера-гидротехника[341]341
  Платонов был принят на работу в Отдел мелиорации и водного хозяйства НКЗ 21 октября 1926 г., на должность инженера-гидротехника.


[Закрыть]. В ЦК Союза я получал около 200 р[ублей].

Одновременно началась травля меня и моих домашних агентами ЦК Союза (я жил по-прежнему в Центр[альном] доме специалистов). В этом Доме живут приезжие люди. Бывают мелкие пропажи вещей. Тогда, зная, что я без работы, что я продаю татарину вещи, меня и моих домашних людей называли ворами, нищими, голью перекатной и т. д. Это делали служащие ЦДС. Они, конечно, знали, что я специалист, что я выбран на Всероссийском съезде и что они находятся в Центр[альном] доме, назначенном для специалистов. Ничто их не останавливало и не сдерживало; они, наверное, питались поддержкой высоких кругов профсоюза. У меня заболел ребенок, я каждый день носил к китайской стене продавать свои ценнейшие специальные книги[342]342
  Китайская стена – современный район Китай-города. В районе Китайгородской стены (Старая площадь, между ул. Ильинкой и Никольской) располагались торговые лавки, в том числе букинистические (в 1926 г. началась реконструкция этого района, в 1934-м Китайская стена была снесена). См. об этом в неоконченном рассказе «Административное естествознание»: «Во мне торжествовала скорбь от безработицы. Я продавал свои бесценные технические книги наглым букинистам под Китайской стеной и покупал булки пятилетнему сыну, который признавал только сытую социальную гармонию, а не безработицу. Однажды сын запросил бычков в томате – это грозило сносом остаткам моей технической энциклопедии» (Архив. С. 32).


[Закрыть], приобретенные когда-то и без которых я не могу работать. Чтобы прокормить ребенка, я их продал.

Меня начали гнать из комнаты. Заведующий Домом слал приказ за приказом, грозил милицией и сознательно не прописывал, хотя раз брали мои документы. Но потом оказалось, что это – нарочно и меня не прописали, чтобы иметь право выбросить с милицией в любой час.

Я стал подумывать о самоубийстве. Голод и травля зашатали меня окончательно.

Я обратился в ВЦСПС к т. Мельничанскому[343]343
  Мельничанский Григорий Натанович (1886–1937) – советский партийный и профсоюзный деятель, член президиума ВЦСПС, председатель ЦК текстильщиков, член ЦИК, юрист.


[Закрыть]. Тот выслушал меня, и сказал, что лишать комнаты меня ЦК не имеет права, и позвонил Анцеловичу, председателю ЦК. Тот тоже выслушал меня и посоветовал самому найти выход (!).

Так и закружилась моя судьба. Никто не хотел принять во мне участия, только инженеры из НКЗема сочувствовали и поддерживали меня, даже давая без отдачи деньги взаймы, когда я доходил до крайнего голода[344]344
  Речь идет об инженерах-мелиораторах Отдела мелиорации и водного хозяйства НКЗ, с которыми Платонов был связан в пору работы воронежским губернским мелиоратором.


[Закрыть]. Но они были совершенно бессильны и не имели влияния на ход профсоюзных дел.

Затем я уехал в Тамбов[345]345
  В Тамбов Платонов уехал 7 декабря 1926 г. (см. п. 99). 3 декабря 1926 г. ответственный секретарь земсекции И. Волков наложил на письме Платонова от 2 декабря (перед отъездом в Тамбов) с просьбой оставить за его семьей комнату в ЦДС «по крайней мере» на 3 месяца «после моего отъезда из Москвы» резолюцию, которой его семье разрешалось жить в ЦДС еще 3 месяца и 7 дней, до 10 марта 1927 г. (Страна философов, 2003. С. 640, 648).


[Закрыть]. Туда меня направил НКЗем. В Тамбовской губ[ернии] большие работы в связи с восстановл[ением] с.-х. ЦЧО. Положение там было грозное. Меня считали хорошим мелиоратором и послали. Семью я оставил в Москве – ее обещали 3 м[еся]ца не трогать. В Тамбове обстановка была настолько тяжелая, что я, пробившись около 4 месяцев, попросил освободить меня от работы, т[ак] к[ак] не верил в успех работ, за которые я отвечал, но организация которых от меня мало зависела.

Это было расценено чуть не как саботаж. А между тем мешала всему делу как раз Тамбовская секция землеустроителей (при ГО[346]346
  ГО – губернское отделение профсоюза.


[Закрыть] профсоюза). Об этой секции великолепно знал ЦК. Он посылал туда для обследования своих людей. Ответств[енный] секретарь секции за что-то был отдан под суд и т. д. Но всё фактически оставалось попрежнему. Тамбовские инженеры-мелиораторы, с которыми я работал, вполне разделяли мою точку зрения, разделял ее и НКЗем. Но я бился как окровавленный кулак и, измучившись, уехал, предпочитая быть безработным в Москве, чем провалиться в Тамбове на работах и смазать свою репутацию работника, с таким трудом нажитую.

Я снова остался в Москве без работы и почти без надежды.

Меня снова начали гнать из комнаты, назначая жесткие сроки. Замучившись, я послал председателю ЦК своего Союза большое письмо[347]347
  Письмо, о котором идет речь, не выявлено.


[Закрыть], где просил разрешить мою судьбу окончательно. В письме я доказал совершенно точно, что виновато ЦК, и пусть виноватый, а не жертва, окупает свою вину. Я просил одного, чтобы меня не лишали крова, т[ак] к[ак] я занят поисками хлеба, что я доведен до последнего отчаяния травлей – или пусть мне дадут денег на переселение. О переселении куда-нибудь за счет ЦК мне когда-то говорили в ЦК.

Скоро я лично встретил председателя ЦК, и он мне заявил, что все равно я должен оставить жилище, но тут же сказал, что ЦК может мне дать пособие в размере «месячного оклада 200 р[ублей] и выше» (буквально)[348]348
  См. п. 129.


[Закрыть].

Я стал искать себе какое-нибудь жилище в Москве за «200 р[ублей] и выше». Нигде не оказалось такой комнаты. Минимум нужно было 700 р[ублей] – на окраинах, грязные каморки. Я написал короткое письмо председателю ЦК[349]349
  Письмо, о котором идет речь, не выявлено.


[Закрыть], начав его ссылкой на слова председателя.

В письме я написал, что меньше чем за 700 р[ублей] жилища не найти и – или прошу выдать мне эти деньги, или не гнать из комнаты. Больше я ничего не могу поделать. Я обескровлен окончательно.

И на том покончить дело. Уступать я – после всего пережитого, – принципиально не хотел и решил бороться до конца. Я был слабый, но правый, ЦК сильно, но неправо. Я решил испытать, победит ли слабая правда сильную неправду.

С письмом я послал жену. Ее принял председатель ЦК. В его комнату пришло еще человека 4 людей – все мужчины. Жене моей 23 года. Она подает письмо. Председатель читает и начинает кричать: он (то есть я) нахал, шантажист, мы его исключим из Союза, это спецовское нахальство[350]350
  Спец – распространенное в 1920-е гг. название специалиста, чаще всего употреблялось в отношении выходцев из непролетарской среды.


[Закрыть] и т. д. А в письме говорилось, что за 200 р[ублей] нельзя найти жилища, а можно за 700 р[ублей], и начиналось оно, повторяю, с обещания денег самим председателем при личном моем свидании с ним.

Он разорался на молодую испугавшуюся женщину, совсем не ожидавшую такой встречи. Присутствующие сотрудники ЦК ему помогали добивать женщину.

– Вы скажите спасибо, что я вас принял еще! – кричит на женщину председатель.

Жена моя выходит из кабинета, рыдая. Председатель продолжает публично умываться за мой счет, называя меня, десять раз крестить последними словами. Кому это нужно было? Как не стыдно пятерым здоровым мужикам доводить молодую непосредственно не причастную к делу женщину!

Но это ясно – почему. Они чувствовали себя виноватыми и громогласно убеждали себя в собственной невиновности.

Разве это не последней марки издевательский мучительный бюрократизм? Разве это люди и товарищи?

Это палачи. Я сам уйду из Союза, где такой председатель. Они привыкли раздумывать о великих далеких массах, но когда к ним приходит конкретный живой член этой массы, они его считают за пылинку, которую легко и не жалко погубить.

Неужели нет нигде защиты? Профсоюз считает это пустяковым делом или дает такой отпор, что остается пропасть из общества и из жизни.

Я прошу вашей защиты. Пусть председатель ЦК большой работник, но человек он, по-моему, очень маленький. И я ему не сдамся.

Я специалист, а не «спец», я не меньше пролетарий, чем председатель ЦК. Мое прошлое: сын слесаря (отец жив и работает 30 лет[351]351
  Отец Платонова Платон Фирсович Климентов (1870–1952) – слесарь Воронежских железнодорожных мастерских (см.: Ласунский. С. 17–20).


[Закрыть]); до 1917 г. я тоже был рабочим: литейщиком и электромонтером. А за революцию выучился и стал «спецом» (по-моему, это контрреволюционное слово).

Я все равно не уступлю себя и найду компенсацию за такую травлю и оскорбления.

Прошу у вас помощи. Андрей Платонов.

Адрес: Москва, Бол[ьшой] Златоустинский пер[еулок], 6, Центр[альный] дом специалистов.

Впервые: Архив. С. 591–595. Публикация Н. Корниенко. Печатается по автографу: ИМЛИ, ф. 629, оп. 4, ед. хр. 81, л. 1–6. Датируется условно – концом августа.

Адресат – не указан (оставлено чистое место). Возможные инстанции, в которые Платонов мог отправить письмо с открытыми обвинениями в адрес председателя президиума ЦК Союза сельскохозяйственных и лесных рабочих и кандидата в члены президиума ВЦСПС: ЦКК-РКИ, председателю президиума ВЦСПС М. П. Томскому.

Платонов составил подробный план письма:

«1) Выборы.

2) Предупреждения: электрик, непрофработник.

3) Мотивы увольнения: электрик анкета и личн[ые] слова непрофработник.

4) Отказ от квартиры – непрописка по распоряжению ЦК (Анц[елович]) в теч[ение] 6 м[еся]цев. Несколько предупрежд[ений] о выселении с милицией на улицу. Безработица. Голод. Продажа вещей. Травля.

5) Невозможн[ость] отстоять себя и нелегальн[ое] проживание: все послед[ствия] отсюда.

6) «Мужик». Травля семьи.

Вор. Нищий. – Сильная поддержка – родств[енники] Анц[еловича], связи, моя беззащитность.

7) Единств[енный] выход: смерть и устранение себя».

(Архив. С. 591. В пункте 6 рукой Марии Александровны дописано выражение, использованное в письме: «голь перекатная».)

{131} В Управление делами ЦК Союза сельскохозяйственных и лесных рабочих.

9 сентября 1927 г. Москва.

В Управление делами.

ЦК сел[ьско]хоз[яйственных] и л[есных] рабочих.

Ссылаясь на свои переговоры с т. Мартыновым[352]352
  Мартынов – неустановленное лицо; очевидно, сотрудник аппарата управления делами Союза.


[Закрыть], сообщаю, что мой выезд из помещения ЦДС состоится в ближайшие дни, т[ак] к[ак] мне удалось вчера уладить дело со службой.

Но выезд может состояться только при исполнении тех условий, о которых мы в свое время договорились с т. Мартыновым, причем гостиница для задерживающейся в Москве семьи должна быть оплачена за месяц, т[ак] к[ак] двухнедельная оплата, о которой было условлено, не может устроить меня (из простого расчета времени, потребного для выезда меня одного, приискания квартиры на новом месте и т. д.).

Настоящее сообщение вызвано тем, что 3 дня назад мною получена повестка в суд[353]353
  Повестка не сохранилась. Из заявления Платонова от 7 сентября 1927 г. на имя народного судьи Бауманского района Москвы следует, что судебное дело было открыто и слушание назначено на 13 сентября. В заявлении Платонов вновь подробно излагал историю его выселения из ЦДС: // «Центр[альный] Комитет Союза с.-х. и лесных рабочих предъявил ко мне иск о выселении меня из Центр[ального] дома специалистов. // Я ознакомился с содержанием искового заявления ЦК-та и приложения к нему и хочу дать краткое разъяснение существа дела – до начала его разбора в судебном заседании. // В феврале 1926 г. на Всероссийском съезде мелиораторов имело место заявление представителя ЦК-та профсоюза – истца о необходимости избрать на Съезде лицо, которое бы служило постоянным представителем мелиораторов – членов Союза – в ЦК Союза (в секции землеустроителей, мелиораторов и геодезистов). // Всероссийский съезд мелиораторов таким представителем единогласно избрал меня. Я тогда работал в провинции. // Через 2–3 месяца я по телеграфному вызову председателя ЦК оставляю службу в провинции и квартиру и переезжаю с семьей на постоянное жительство в Москву. // Предварительно я имел переговоры в ЦК, который мне гарантировал квартиру как лицу, едущему на выборную должность. // В Москве я несколько дней жил в гостинице за счет ЦК. Затем меня поместили в Центр[альный] дом специалистов, где я и сейчас проживаю. Мне было сказано: «Временно вы поживите здесь, а потом мы вас поместим во вновь строящийся дом ЦК». // Мне было все равно, поскольку заботу о моем жилище взял ЦК-т профсоюза, и я жил спокойно. // Через четыре недели фактической работы в ЦК-те меня снимают с должности и увольняют – вопреки всем принципам демократизма, вопреки даже собственным заверениям, ранее данным. Это событие не составляет предмета судебного процесса, и поэтому я его далее не излагаю. // Сейчас же, после увольнения (с работы, на которую я был избран Всероссийским съездом специалистов-мелиораторов!), мне предложили немедленно оставить занимаемую мною комнату в Центр[альном] доме специалистов. // Я очутился без работы, с семьей (4 человека) и в чужом мне городе. Начался страшный год голода и безработицы. // С тех пор прошло более года. И только половину этого срока я имел службу. Остальное время бедствовал. // Учреждение, заставившее меня столько пережить, теперь добивается последнего – лишить меня жилища, накануне зимы, с семьей и когда я тоже не имею службы и постоянного заработка. // В свое время председателем ЦК мне было устно заявлено, что пока в Центр[альном] доме специалистов живут другие семьи, я тоже имею право там жить. Теперь в этом доме живут несколько семей – за последний месяц имелись случаи даже новых въездов на жительство. А меня, несмотря на обещание лидера профсоюза, выселяет ЦК того же самого профсоюза. // Председатель ЦК подчеркивает мое полное право на пребывание в доме, пока там живет хоть один человек или одна семья постоянно, а секретарь того же ЦК подписывает исковое заявление о выселении. И это происходит в то самое время, когда дом фактически заселяется семейными людьми (сейчас в доме живут 4 семьи, кроме моей). Причем, ни одна эта семья не принадлежит специалисту, а дом называется «Центр[альным] домом специалистов сель[ского] и лесн[ого] хоз[яйст]ва». Нo эти семьи ни одну не трогают – выселяют лишь меня. // Приложенное к исковому заявлению приложение – мое обязательство о выезде – имеет следующую историю. Условия моей жизни в доме таковы, что я не знал, куда мне деться. Параллельно меня мучила безработица. В мае-июне у меня явилась перспектива работы. Центральное бюро землеустроительной секции вызвало меня на свое заседание, выслушало меня и предложило: все это дело может рассудить только сам ЦК-т, говорите с ним сами… Жить в доме было трудно – особенно для членов моей семьи, сталкивавшихся со служащими дома. Твердо надеясь на получение заработка в ближайшем будущем, желая избавить свою семью от придирок и зная фактическое бессилие Центр[ального] бюро в моем деле – я дал заявление. Это заявление должно пониматься как доказательство моей доброй воли расстаться с ЦК мирным путем. Оно, заявление, давалось мною именно Центр[альному] бюро секции, а не ЦК. И сам ответств[енный] секретарь Центр[ального] бюро просто хотел умыть руки (больше он действительно ничего не мог сделать) и даже сказал на заседании Бюро: «А про всё остальное говорите с ЦК». Под «остальным» я понял компенсацию своих бедствий, причиненных мне действиями ЦК. Я охотно тогда дал заявление – обязательство, чтобы освободить бессильных людей, и твердо надеясь, что я уберусь через 2 м[есяц]а из дома. // Потом надежды на работу исчезли – я физически, при самой большой доброй воле, не мог двинуться с места и, к сожалению, нарушил обязательство. Но опять-таки подчеркиваю, я давал обязательство не истцу, ЦК-ту, а Центр[альному] бюро секции землеустроителей, чтобы успокоить людей, не имевших в деле решающего значения. // По профессиональной этике Центр[альное] бюро должно прислать на заседание суда своего юриста для защиты моих интересов, но едва ли он прибудет. Меня, вероятно, будет защищать юрисконсульт месткома писателей, т[ак] к[ак] я последнее время живу на литературный заработок – издаю книги в «Молодой гвардии». // Только это я хотел разъяснить и добавить к той картине добивания человека, заключительная часть которой – выселение на улицу целой семьи – предстанет на суде 13/IX, как иск Ц[ентрального] к[омите]та» (Архив. С. 596–598. Публикация Н. Корниенко).


[Закрыть], – и мне неясно – остаются ли в силе те условия, о которых мы договорились с т. Мартыновым, или нет.

Ответ на это просьба сообщить сегодня – хотя бы по телефону.

Если условия, в связи с судом, отменяются, то я вынужден сегодня же отказаться от службы и выезда и ожидать суда. Если условия остаются в силе, то деньги мне должны быть выданы в понедельник – 12/IX, а день оставления квартиры должен остаться 14/IX[354]354
  Управление делами в ответном письме отказалось принять предложение Платонова, настаивало на выплате 300 рублей и немедленном выезде до 13 сентября – назначенного дня судебного разбирательства. Материалы дела Платонова в Бауманском суде в настоящее время не выявлены. Очевидно, что в конце концов конфликтующие стороны нашли решение и семья Платонова освободила комнату в ЦДС.


[Закрыть].

А. Платонов.

9/IX-27.

Печатается по первой публикации: Страна философов, 2003. С. 649. Публикация Е. Антоновой и Л. Аронова.

1928

{132} М. А. Платоновой.

Июнь 1928 г. Москва.

Муся!

Если тебе там очень хорошо, то все-таки не советую там оставаться. Не писал тебе потому, что ты должна приехать и ни одно письмо тебя не застанет. Но вот прошла неделя, а тебя всё нет. В Москве наступила жара, я хожу купаться, работать можно только вечерами, днем – ад на чердаке. «Кр[асная] новь» еще не вышла[355]355
  В 6-м (июньском) номере «Красной нови» печатается рассказ «Потомок рыбака» (с пометой «Из повести») – фрагмент романа «Чевенгур».


[Закрыть] (судьба меня жмет нарочно тогда, когда я ее уже не боюсь). Виделся со Шкловским[356]356
  Шкловский Виктор Борисович (1893–1984) – прозаик, критик, сценарист, один из ведущих теоретиков кино. Платонов знаком с В. Шкловским с июня 1925 г., когда тот в качестве корреспондента газет «Правда» и «Гудок» посетил Воронеж и встречался с губернским мелиоратором «товарищем Платоновым», который прочищает реки и борется с наступлением пустыни (Шкловский В. Третья фабрика. М., 1926. С. 129–130). Отношения писателей возобновляются после возвращения Платонова из Тамбова, в пору его работы над сценарием «Песчаная учительница» (о взаимоотношениях Платонова и Шкловского см.: Галушкин А. К истории личных и творческих взаимоотношений А. П. Платонова и В. Б. Шкловского // Воспоминания. С. 172–183; комментарии Д. Московской к рассказу Платонова «Антисексус» – Сочинения I (1). С. 558–559, 568–569). В библиотеке Платонова того времени находились следующие книги В. Шкловского, сохранившиеся в архиве писателя (фонд Платонова в ОР ИМЛИ): ««Тристрам Шенди» Стерна и теория романа» (Пг.: ОПОЯЗ, 1921); «Эпилог» (Пг.: ОПОЯЗ, 1922), «Zoo. Письма не о любви, или Третья Элоиза» (Л.: Атеней, 1924), «Гамбургский счет» (Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1928), «Сентиментальное путешествие» (М.: Федерация, 1929). В фонде также находится книга А. П. Мюллера «Быт иностранных художников в России» (Л.: Асаdemia, 1927), имеющая непосредственное отношение к общению Платонова и Шкловского этого времени. На титульном листе имеется подпись Шкловского с датой: «1927/V». Майская дата может свидетельствовать, что Платонов встречался со Шкловским сразу после возвращения из Тамбова и тот читал повесть «Епифанские шлюзы» еще в рукописи. Книга, несколько страниц которой посвящены историческому прототипу героя «Епифанских шлюзов» – Джону Перри, в некоем смысле является ненаписанной рецензией Шкловского на повесть «Епифанские шлюзы», в которой ее автор демонстративно отступил от исторического «факта», придумав не соответствующий исторической реальности трагический финал жизни героя (1927 г. проходит в ЛЕФе под знаком утверждения «теории факта» и борьбы с литературным пассеизмом). На титуле обложки книги Мюллера сделана запись Платонова, корреспондирующая с содержанием публикуемого письма: «Эта книга подарена мне высокоуважаемым трагическим маэстро жизни и кинематографии В. Б. Шкловским, и притом даром и навеки. Привет изобретателю формализма – бюрократизма литературы! Аллилуия и аминь! 1928 /год моей смерти./ Андрей Платонов» (ИМЛИ, ф. 629, оп. 5, ед. хр. 255).


[Закрыть] все-таки чужой он мне человек.

С Горьким еще не встречался[357]357
  28 мая 1928 г. А. М. Горький возвращается из-за границы, где он находился с октября 1921 г., и активно включается в общественнолитературную жизнь. // Горький открыл Платонова еще в 1927 г., ознакомившись с книгой «Епифанские шлюзы»; упоминает его имя среди новых фигур «молодой русской литературы» (письма Е. Д. Кусковой, С. Н. СергеевуЦенскому, И. А. Груздеву, Д. А. Лутохину и др.). Из воспоминаний Платонова «Первое свидание с А. М. Горьким» следует, что летом 1928 г. он встречался с Горьким: «Алексей Максимович Горький жил тогда в Машковом переулке; он только что приехал в Москву из заграницы». В «Летописи жизни и творчества А. М. Горького» (Вып. 3. 1917–1929. М., 1959. С. 618) указано, что по приезде в Москву Горький «с вокзала едет на квартиру Е. П. Пешковой – Машков пер., д. 1, кв. 16». Другими свидетельствами о встрече Платонова с Горьким летом 1928 г. не располагаем.


[Закрыть]: неохота афишировать себя – особенно теперь, когда Малашкин[358]358
  С. И. Малашкин являлся одной из колоритных писательских фигур первого советского десятилетия: входил в Пролеткульт, затем в группы «Молодая гвардия», «Перевал»; одновременно являлся членом РАППа, постоянно выступал там на различных заседаниях; в 1927 г. выдвинул программу учебы пролетарских писателей у Бальзака. Платонов был знаком с Малашкиным, его имя он вспоминает в письме Н. Замошкину от 14 июня 1927 г. (см. п. 121). Пик популярности Малашкина приходится на 1927–1928 гг. и связан с читательским успехом повести о любви комсомольцев «Луна с правой стороны, или Необыкновенная любовь» (опубликована в журнале «Молодая гвардия» в 1926 г.); повесть выдержала более 10 изданий, имела большой круг подражателей в среде комсомольских писателей, широко обсуждалась на страницах центральной печати. Через год подобные обвинения («старый писатель») последуют из того же пролетарского лагеря в адрес М. Шолохова; не исключено, что в письме М. Шолохова от 29 марта 1929 г. (см.: Шолохов М. Письма. М., 2003. С. 29) в списке его обвинителей назван не А. Г. Малышкин, а именно С. И. Малашкин. В фонде Платонова ОР ИМЛИ хранится книга С. Малашкина «Мускулы» (1919) с постраничными ироничными комментариями Платонова.


[Закрыть] и другие распускают про меня слухи (в «Кр[асной] нови» и др. местах), что я работал писателем еще до войны, что я «очень талантлив», но… и т. д. Следовательно, мне уже лет 40 и я в литературе старый прохвост. Мне сначала было очень тяжело. Оказывается, зло это большая сила. В воскресенье были Металлов[359]359
  Металлов Яков Михайлович (1900–1976) – литературовед, журналист, переводчик с немецкого, земляк Платонова. Знаком с Платоновым с Воронежа начала 1920-х гг.; один из активных участников воронежского Коммунистического союза журналистов и литературной жизни города; в 1924-м «от журналистского клана» рекомендовал Платонова в партию (см.: Ласунский. С. 125–126, 213).


[Закрыть] и Келлер, просидели у меня до часу. Если я сейчас двинусь к Горькому (что он меня сам пригласил, то никто не помнит), то на меня насплетничают черт знает чего. А я Горького не особенно люблю, – он печатает плохие статьи[360]360
  На четвертый день по возвращении в Москву (1 июня) в правлении ВСП состоялась встреча Горького с писателями, на которой он выступил с изложением проекта издания журнала «Наши достижения». Как свидетельствует запись в дневнике присутствовавшего на встрече Н. Ашукина, писатели (а ВСП представлял в основном попутчиков, противостоящих РАППу) без восторга отнеслись к этому горьковскому проекту: // «Узнав, что сегодня в правлении Союза писателей будет Горький, пошел. О посещении его почему-то не было известно всем членам правления. […] Встретили Горького аплодисментами. Он быстро прервал хлопки, с каждым здороваясь. Сам во главе стола. Минут десять разговор не вязался. Спрашивали его, что думает о пролетарской литературе, о том-то и о том-то. Но Горький сразу ввел разговор в определенное русло. // – Вот что, товарищи, – сказал он, – давайте говорить о журнале. Журнале советской интеллигенции. // Говорил он на эту тему около часу, затем рассказывал о пионерах, о том, какую «чудесную ему сказали речь», на что Огнев заметил: // «Это, Алексей Максимович, что – речи мы все научились говорить»» (РГАЛИ, ф. 1890, оп. 3, ед. хр. 76, л. 87–87 об.) // В июне-июле 1928 г. Горький печатает в центральных газетах («Правда» и «Известия») статьи, проникнутые духом беспощадной борьбы с русским и мировым мещанством, в которых развивает идеи глобального проекта создания «второй природы» – человека, культуры и страны. К явно «плохим» (Платонов) может быть отнесена статья Горького «О наших достижениях» (Известия. 1928. 1 июля). К программе Горького по собиранию и изданию неоспоримых «достижений» Страны Советов отнеслись скептически не только многие писатели, но и рабочие-корреспонденты «Рабочей газеты»; откровенные иронические аллюзии на горьковский проект журнала «Наши достижения» становятся сюжетообразующими в пьесе «Дураки на периферии» (подробно об этом см.: Корниенко Н. Драматургическое и киносценарное наследие А. Платонова: проблемы эдиции, текстологии и комментирования // Страна философов, 2011. С. 443–447).


[Закрыть] (без тебя – последние) и т. д.

Ты извини, что я пишу лишь об этом, но у меня нет сейчас других тем и событий. Малашкиных и прочих буду есть в открытую, т[ак] к[ак] не я, а они пошли на меня войной. Вечерами бывает очень хорошо, хожу за ВАИ[361]361
  ВАИ – Всероссийская ассоциация инженеров (ул. Ильинка, д. 6).


[Закрыть] в поле. Об остальном не беспокойся – Новиков уехал в Самарскую губернию[362]362
  Скорее всего, речь идет о командировке; А. Новиков, как и Платонов, в это время сотрудничает с «Крестьянской радиогазетой».


[Закрыть] на 3 недели, одновременно с тобой, и пить пиво мне не с кем. Все-таки дважды я пил пиво, но в одиночку – у нас в Стрешневе[363]363
  С осени 1927 г. (после выселения из ЦДС) Платоновы снимают жилье в районе Покровского-Стрешнева.


[Закрыть], в столовой. Что там делает Тотик: не изменился он к лучшему и не скучает ли по дому?

Приезжай немедленно и вези ребенка. Как-нибудь проживем и на чердаке. Теперь у Тотки, после двух картин[364]364
  Имеются в виду гонорары за фильмы, поставленные по его сценариям.


[Закрыть], будет маленький «капитал» на его воспитание.

Целую обоих чертенят. Твой Андрей.

P.S. С «Нов[ым] миром» условно помирился: обещали «компенсацию»: печатание без поправок и пр[очего].[365]365
  См. п. 133, 135.


[Закрыть].

Печатается по первой публикации: Архив. С. 494. Публикация Н. Корниенко.

Печатается по автографу: ИМЛИ, ф. 629, оп. 3, ед. хр. 10, л. 1–2. Датируется условно по содержанию письма.

После выселения из ЦДС семья Платонова долгое время не имела постоянного жилья в Москве. В 1928 г. Платоновы живут в районе Покровского-Стрешнева (ул. Щукинская, дом 13), затем в июне съезжают в Ленинград; в июле-августе Платонов находился то в Москве, то в Ленинграде, а Мария Александровна с сыном, очевидно, оставалась в Ленинграде (см. письма Н. Замошкину, п. 135); осенью (в сентябре-октябре) Платоновы жили в Москве у Б. Пильняка (2-я ул. Ямского поля, д. 1а).

{133} В редакцию журнала «Новый мир».

11 июня 1928 г. Москва.

В редакцию журнала «Новый мир».

В №ре шестом напечатан мой рассказ «Приключение». Я за него несу только часть ответственности, потому что он значительно изменен редакцией – в отношении размеров и внутренного чувственного строя[366]366
  Рассказ «Приключение» представляет фрагмент из романа «Чевенгур» (первые эпизоды из поездки Дванова по губернии). При публикации большому сокращению и произвольной перемонтировке подвергся текст о Петропавловке (1-й эпизод), также была проведена большая правка унификационного характера. Приведем некоторые примеры (вычеркнут сокращенный текст Платонова, дважды подчеркнутое – редакторский вариант): «…она не столько текла продольно, сколько ширилась расплывалась болотами. Над болотом стояла уже ночная осенняя тоска. […] птицы улетели в глушь гнезд…»; «В этом затухающем, наклонившемся мире В этой глуши Дванов разговорился сам с собой. Он любил беседовать один в открытых местах, но, если бы его кто услышал, Дванов застыдился бы, как любовник, захваченный в темноте любви со своей любимой. Лишь слова обращают текущее чувство в мысль, поэтому размышляющий человек беседует. Но беседовать… Беседовать…»; «Природа все-таки деловое событие – основа дела…»; «… мочливые молчаливые трясины…»; «Он не потерял ясного сознания и, когда катился вниз, слышал страшный шум в населенном веществе землие, прикладываясь к нему поочередно ушами катящейся головы к которой на ходу прикладывались поочередно его уши»; «Природа не упустила взять от Дванова то, зачем он был рожден в беспамятстве матери создан: семя размножения, чтобы новые люди стали семейством» и т. д. (Новый мир. 1928. № 7. С. 136–138; Платонов А. Чевенгур. М., 1991).


[Закрыть].

Андрей Платонов.

11/VI-28.

Просьба обязательно напечатать эти четыре строчки в 7 №ре «Нов[ого] мира»[367]367
  Письмо Платонова не будет опубликовано.


[Закрыть].

Впервые: Волга, 1989. № 8. С. 163. Публикация Е. Литвин. Печатается по автографу: РГАЛИ, ф. 2569, оп. 1, ед. хр. 335, л. 3.

{134} А. М. Ступникеру.

30 июня 1928 г. Москва.

Тов. Ступникер.

Напечатать, по-моему, нужно поскорей – в июльском номере. Не надо ни править, ни спорить – пускайте всё так[368]368
  Платонов, очевидно, рассчитывал на бесспорное принятие рассказа к публикации (в 1927 г. в «Молодой гвардии» напечатаны повести «Епифанские шлюзы» и «Ямская слобода»). Рассказ в журнале прочитали, один из отзывов вписан на титульном листе: // «К сожалению, – трудно не спорить с некоторыми «организационнофилософскими» построениями автора. А. Платонов поехал к себе на родину, увиделся с хорошими людьми, разволновался, – написал хороший очерк, но сгоряча, вместо того чтобы размахнуться по бюрократу, – размахнулся и по кое-каким вещам, по которым не надо бы размахиваться, – пох[оже], что «в условиях пролет[арской] диктатуры» именно они-то и могут помочь вывести бюрократизм. Жаль, что Платонов этого недооценивает…» С данной внутренней рецензией очерк был возвращен Платонову. Очевидно, в октябре, когда Платонов жил у Пильняка, он показал тому отклоненный журналом рассказ. Под названием «Че-Че-О (Областные организационно-философские очерки)» и в новой редакции рассказ был опубликован в № 12 журнала «Новый мир» за 1928 г. В качестве авторов указаны А. П. Платонов и Б. А. Пильняк. Развернувшаяся в печати критика рассказа подтвердила правоту безымянного рецензента «Молодой гвардии», не рекомендовавшего рассказ к публикации. Рапповская критика квалифицировала рассказ как «политически-реакционное выступление»: «Вместо того чтобы указывать конкретные факты бюрократизма в госаппарате, Пильняк и Платонов в очень неприятном тоне подсмеиваются над областным строительством» (Классовая борьба обостряется // На литературном посту. 1929. № 1. С. 69. Подпись: Н. Н.). Осенью 1929 г. рассказ «Че-Че-О» оказался в центре полемики Платонова с критиком В. Стрельниковой (опубл.: Воспоминания. С. 246–254).


[Закрыть]. Через 3 дня я вам позвоню.

Привет.

А. Платонов.

30/VI-28.

Печатается по автографу: ИМЛИ, ф. 629, оп. 3, ед. хр. 34, л. 1. Ступникер Александр Максимович (1902-?) – журналист, редакционный работник; в это время – заведующий редакцией журнала.

«Молодая гвардия». Сохранилась записка Ступникера Марии Александровне от 24 октября 1949 г. (на бланке журнала «Огонек»): «Уважа-емая Мария Александровна. Рассказ Андрея Платоновича, как всегда, написан хорошо. Всё оторвано от сегодняшней действительности и перенесено в какой-то условный мир. Поэтому в «Огоньке» напечатать его невозможно. Прошу передать привет Андрею Платоновичу. [Подпись]» (ИМЛИ, ф. 629, оп. 4, ед. хр. 21, л. 1).

Письмо-записка Платонова выполнено на титульном листе машинописи рассказа «Областные организационно-философские очерки» (название рассказа «Че-Че-О» в автографе). Возможно, Платонов предлагал в журнал первую редакцию рассказа (автограф хранится в фонде Платонова ОР ИМЛИ).

{135} Н. И. Замошкину.

18 июля 1928 г. Ленинград.

Уважаемый тов. Замошкин!

Одну из тех двух рукописей или сразу две, соединенные в одну[369]369
  Очевидно, речь идет о публикации фрагментов романа «Чевенгур», которые Платонов с начала 1928 г. представлял в столичные журналы («Молодая гвардия», «Красная новь», «Новый мир»). В № 6–7 «Молодой гвардии» (задняя обложка) анонсируется публикация фрагментов повести «Чевенгур»; летом фрагмент-рассказ «Сочельник коммунизма» читается в «Красной нови», 20 сентября редколлегия принимает решение отклонить рассказ Платонова (см.: РГАЛИ, ф. 3256, оп. 1, ед. хр. 417, л. 25–26). В 1928 г. «Новый мир» (№ 6) уже напечатал фрагмент романа – рассказ «Приключение» (см. п. 132). В июне 1928 г. в «Новый мир» могли быть представлены рассказ «Два рассказа из жизни города Чевенгура» или другие («Путь в Чевенгур», «Прочие в Чевенгуре»), которые тематически также можно объединить в мини-цикл. Первые «два рассказа» («Ребенок в Чевенгуре» и «Смерть Копенкина») Платонов в 1929 г. отдаст в «Красную новь». На машинописи рассказа «Путь в Чевенгур» сохранилась редакторская виза с датировкой 11 июня: «Прочитать у автора др. отрывки – это не самый [нрзб] лучший» (ИРЛИ, ф. 780, ед. хр. 34, л. 169). В августе в редакции читался уже другой фрагмент романа – рассказ «Двое людей»; поддержал публикацию рассказа Н. Замошкин («Без всякого увлечения я склонен считать этот рассказ большим произведением советской литературы»), против публикации высказался В. Соловьев: «Копаете не ко двору и не ко времени» (Воспоминания. С. 217).


[Закрыть], я прошу напечатать не позднее сентябрьской книги журнала «Н[овый] м[ир]». Но перед заверстыванием в журнал надо обязательно рукопись или гранки ее показать мне (как мы с вами условились)[370]370
  Платонов, очевидно, не хотел повторения истории с публикацией рассказа «Приключение». См. п. 133.


[Закрыть].

Если это случится до 5/VIII, до пятого августа, то пришлите мне всю эту вещь по адресу: Ленинград, Орловский пер[еулок], д. № 2, ком[ната] 402, Л. Н. Ховановой – для А. Платонова.

Если (всё может быть!) редакция «Нового мира» раздумала печатать мои рукописи, то их надо возвратить мне[371]371
  «Новый мир» отказался от публикации представленных рассказов, рукописи были возвращены Платонову.


[Закрыть].

После 5/VIII я буду уже в Москве.

Если случайно увидите Бор[иса] Андр[еевича] Пильняка[372]372
  Пильняк Борис Андреевич (1894–1937) – прозаик. В июле 1928 г. Пильняк находился на Кавказе. В сентябре-октябре 1928 г. Платонов жил в доме у Пильняка, где были написаны пьеса «Дураки на периферии» и новая редакция рассказа «Че-Че-О» (см.: Пильняк Б. Письма: в 2 т. Т. 2. М., 2010. С. 355–356). В № 12 «Нового мира» за 1928 г. был опубликован рассказ «Че-Че-О», очевидно, благодаря настойчивости Б. Пильняка, постоянного автора журнала, выступившего соавтором рассказа Платонова (автограф рассказа выполнен Платоновым, Пильняк взял на себя редакторскую работу).


[Закрыть], то скажите, что я его помню и соскучился по нем, но его нет, наверно, в Москве.

До свидания. Андр. Платонов. 18/VIII 28 г.

Впервые: Волга. 1989. № 8. С. 163. Публикация Е. Литвин. Печатается по автографу: РГАЛИ, ф. 2569, оп. 1, ед. хр. 335, л. 4–4 об.

{136} Н. И. Замошкину.

20 июля 1928 г. Ленинград.

Уважаемый тов. Замошкин!

Прошу сообщить, когда будет (в каком №ре) моя рукопись напечатана[373]373
  См. п. 135.


[Закрыть]. Мне, как Вы знаете, нужно ее еще просмотреть. Мне очень желательно, чтобы рукопись пошла в сентябрьском №ре. Ввиду болезни я пишу Вам письмо, т[ак] к[ак] не могу пока приехать в Москву.

Мой адрес:

Ленинград, Моховая, 42, кв. 3, д-ру Блюменау, для Платонова.

Ваш Андрей Платонов.

20. VIII.28.

Печатается по автографу: РГАЛИ, ф. 2569, оп. 1, ед. хр. 335, л. 6.