Текст книги "Преподобный Серафим Саровский. Житие. Наставления"

На этом месте заканчивается мотовиловская рукопись. Глубину значения этого акта торжества Православия не моему перу стать выяснять и подчеркивать, да он и не требует свидетельства о себе, ибо сам о себе свидетельствует с такой несокрушимой силой, что его значения не умалить суесловиям мира сего.

Но если бы кто мог видеть, в каком виде достались мне бумаги Мотовилова, хранившие в своих тайниках это драгоценное свидетельство богоугодного жития святого старца! Пыль, галочьи и голубиные перья, птичий помет, обрывки совсем неинтересных счетов, бухгалтерские, сельскохозяйственные выписки, копии с прошений, письма сторонних лиц – все в одной куче, вперемешку одно с другим, и всего весу 4 пуда 25 фунтов. Все бумаги ветхие, исписанные беглым и до такой степени неразборчивым почерком, что я просто в ужас пришел: где тут разобраться?

Разбирая этот хаос, натыкаясь на всевозможные препятствия – особенно почерк был для меня камнем преткновения – я, помню, чуть не поддался отчаянию. А тут, среди всей этой макулатуры, нет-нет и блеснет искоркой во тьме с трудом разобранная фраза: «Батюшка о. Серафим говорил мне…» Что говорил? Что скрывают в себе эти неразгаданные иероглифы? Я приходил в отчаяние.

Помню, под вечер целого дня упорного и бесплодного труда я не вытерпел и взмолился: «Батюшка Серафим! Неужели же для того ты дал мне возможность получить рукописи твоего «служки» из такой дали, как Дивеев, чтобы неразобранными возвратить их забвению?» От души, должно быть, было мое восклицание. Наутро, взявшись за разбор бумаг, я сразу нашел эту рукопись и тут же получил способность разбирать мотовиловский почерк. Нетрудно представить себе мою радость, и как знаменательными мне показались слова этой рукописи: «А я мню, – отвечал мне о. Серафим, – что Господь поможет вам навсегда удержать это в памяти, ибо иначе благость Его не преклонилась бы так мгновенно к смиренному молению моему и не предварила бы так скоро послушать убогого Серафима, тем более что и не для вас одних дано вам разуметь это, а через вас для целого мира…»

Сергей Нилус[8]8
  Сергей Александрович Нилус (1862–1929) – выдающийся духовный писатель, орловский дворянин, духовное чадо старца Оптиной пустыни схиархимандрита Варсонофия. Автор книг «Великое в малом» (1903; в этой книге впервые была напечатана Беседа прп. Серафима с Н. А. Мотовиловым о цели христианской жизни), «Сила Божия и немощь человеческая» (1908), «Святыня под спудом» (1911), Оптинского дневника «На берегу Божьей реки» (1916) и «Близ есть при дверех» (1917).


[Закрыть]
Великая Дивеевская тайна

Об участи верных христиан

(Записано Мотовиловым в ночь с 26-го на 27-ое октября 1844 года)

Однажды я был в великой скорби, помышляя, что будет с нашей Православной Церковью, если современное нам зло все более и более будет размножаться, и, будучи убежден, что Церковь наша в крайнем бедствии как от преумножающегося разврата по плоти, так равно, если только не многим более, от нечестия по духу чрез рассеваемые повсюду новейшими лжемудрователями безбожные толки, я весьма желал знать, что мне скажет о том батюшка Серафим.

Распространившись подробно беседою о св. пророке Илии, он сказал мне на вопрос мой, между прочим, следующее:

«Илия Фесвитянин, жалуясь Господу на Израиля, будто он весь преклонил колена Ваалу, говорил в молитве, что уж только один он, Илия, остался верен Господу, но уже и его душу ищут изъяти… Так что же, батюшка, отвечал ему на это Господь? – «Седмь тысяч мужей оставих во Израили, иже не преклониша колен Ваалу». – Так если во Израильском царстве, отпадшем от Иудейского верного Богу царства и пришедшем в совершенное развращение, оставалось еще седмь тысящ мужей, верных Господу, то что скажем о России? Мню я, что в Израильском царстве было тогда не более трех миллионов людей. А у нас, батюшка, в России сколько теперь?»

Я отвечал: «Около 60 миллионов». И он продолжал:

«В двадцать раз больше. Суди же сам, сколько теперь у нас еще обретается верных Богу! Так-то, батюшка, так-то: ихже предуведе, сих и предызбра, сих и предустави; ихже предустави, сих и блюдет, сих и прославит. Так о чем же унывать-то нам!.. С нами Бог! Надеющийся на Господа, яко гора Сион, и Господь окрест людей Своих… Господь сохранит вхождение твое и исхождение твое отныне и до века, во дни солнце не ожжет тебе, ниже луна нощию».

И когда я спросил его, что значит это, к чему говорит он мне о том:

«К тому, – ответствовал батюшка о. Серафим, – что таким-то образом хранит Господь, яко зеницу ока Своего, людей Своих, то есть православных христиан, любящих Его и всем сердцем, и всею мыслию, и словом, и делом, день и нощь служащих Ему. А таковы – хранящие всецело все уставы, догматы и предания нашей Восточной Церкви Вселенской и устнами исповедающие благочестие, ею преданное, и на деле во всех случаях жизни творящие по святым заповедям Господа нашего Иисуса Христа».

В подтверждение же того, что еще много на земле Русской осталось верных Господу нашему Иисусу Христу, православно и благочестно живущих, батюшка о. Серафим сказал некогда одному знакомому моему – то ли о. Гурию, бывшему гостиннику Саровскому, то ли о. Симеону, хозяину Маслищенского двора, – что однажды, быв в духе, видел он всю землю Русскую, и была она исполнена и как бы покрыта дымом молитв верующих, молящихся ко Господу…

В одной из бесед своих с Мотовиловым прп. Серафим, говоря о духовном состоянии последних христиан, оставшихся верными Богу пред концом мира, поведал нечто весьма важное на подкрепу остатку исповедников Христовых:

«И во дни той великой скорби, о коей сказано, что не спаслась бы никакая плоть, если бы, избранных ради, не сократились оные дни, в те дни остатку верных предстоит испытать на себе нечто подобное тому, что было испытано некогда Самим Господом, когда Он, на Кресте вися, будучи совершенным Человеком, почувствовал Себя Своим Божеством настолько оставленным, что возопил к Нему: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? – Подобное же оставление человечества благодатию Божиею должны испытать на себе и последние христиане, но только лишь на самое краткое время, по миновании коего не умедлит вслед явиться Господь во всей славе Своей и вси святии Ангели с Ним. И тогда совершится во всей полноте все от века предопределенное в Предвечном Совете».

Великая Дивеевская тайна

8-я глава книги «На берегу Божьей реки»

Поведаю теперь то, что я хранил доселе в сердечной памяти своей и чему, думается мне, еще не выходили Божьи сроки. Если не обманывает меня внутреннее извещение-предчувствие, сроки эти исполнились, и настало время явить миру верующих и неверующих сокровенный доныне и мною скрываемый умный бисер, подобно которого мир еще не ведал со дней греческого императора Феодосия Юнейшего. Воскрешение Лазаря известно каждому христианину. О воскресении же седми отроков знают весьма немногие и потому, прежде объявления великой Серафимовой тайны (назову ее «Дивеевской» – по месту ее обретения), я вкратце сообщу неосведомленным сказание о седми отроках.

Эти седмь благородных отроков: Максимилиан, Ексакустодиан, Иамвлих, Мартиниан, Дионисий, Иоанн и Антонин, – связанные между собою одинаковою воинскою службою, тесною дружбою и верою, во время Декиева гонения на Ефесских христиан (около 250-го года) скрылись в горной пещере, называемой Охлон, близ города Ефеса в Малой Азии. В пещере этой они проводили время в посте и молитвах, приготовляясь к мученическому подвигу за Христа. Узнав о местопребывании юношей, Декий велел завалить вход в пещеру камнями, чтобы предать исповедников голодной смерти.

По истечении 170-ти лет, в царствование Феодосия Младшего (408–450 года), истинного защитника веры, вход в пещеру был открыт, и блаженные юноши восстали, но не для мучений, а для посрамления неверующих, отвергавших истину воскресения мертвых. По извещении об этом великом чуде царь Феодосии прибыл с сановниками своими и со множеством народа из Константинополя в Ефес, где обрел юношей этих еще в живых и поклонился им как дивному свидетельству свыше о будущем всеобщем воскресении.

По свидетельству церковного историка Никифора Каллиста, царь был в общении с ними семь дней, беседовал с ними и сам прислуживал им во время трапезы. По прошествии тех дней юноши вновь уснули сном смерти уже до Страшного Суда Господня и всеобщего воскресения. Святые мощи их прославлены многими чудесами.

Сказание это, независимо от церковного предания, имеет свидетельство и исторической своей достоверности. Святой Иоанн Колов, современник этого события, говорит о нем в житии прп. Паисия Великого (19 июня). Марониты-сирийцы, отколовшиеся в VII веке от Православной Церкви, чтут в своей службе святых отроков. Они находятся в эфиопском календаре и в древних римских мартирологах. История их известна была Магомету и многим арабским писателям. Григорий Турский говорит, что эти мужи до сего дня почивают в том самом месте, одетые в шелковые и тонкие полотняные одежды. Пещера отроков доныне показывается близ Ефеса в ребрах горы Приона. Судьба их мощей неизвестна с XII века, в начале которого игумен Даниил видел их еще в пещере. По вере моей, чудом прп. Серафима спасенный в 1902 году от смерти, я в начале лета того же года ездил в Саров и Дивеев благодарить преподобного за свое спасение и там, в Дивееве, с благословения великой дивеевской старицы игумении Марии и по желанию Елены Ивановны Мотовиловой, я получил большой короб всякого рода бумаг, оставшихся после смерти Николая Александровича Мотовилова, с разными записями собственной руки его, и в этих-то записях я и обрел то бесценное сокровище, тот «умный бисер», который я называю Дивеевской Тайной – тайной прп. Серафима Саровского и всея России Чудотворца.

Передаю обретенное словами записи:

«Великий старец батюшка Серафим, – так пишет Мотовилов, – говоря со мной о своей плоти (он плоти своей никогда мощами не называл), часто поминал имена благочестивейшего государя Николая, августейшей супруги его Александры Феодоровны и матери, вдовствующей императрицы Марии Феодоровны. Вспоминая государя Николая, он говорил: «Он в душе христианин».

Из разных записок – частью в тетрадях, частью на клочках бумаги – можно было предположить, что Мотовиловым была приложена немалая энергия к тому, чтобы прославление преподобного было совершено еще в царствование Николая I, при супруге его Александре Феодоровне и матери Марии Феодоровне. И велико было его разочарование, когда его усилия не увенчались успехом вопреки, как могло тому казаться, предсказаниям Божьего угодника, связавшего прославление свое с указанным сочетанием августейших имен.

Умер Мотовилов в 1879 году, не дождавшись оправдания своей веры.

Могло ли ему или кому-либо другому прийти в голову, что через 48 лет после смерти Николая I на престоле Всероссийском в точности повторятся те же имена: Николая, Александры Феодоровны, Марии Феодоровны, – при которых и состоится столь желаемое и предсказанное Мотовилову прославление великого прозорливца прп. Серафима?

В другом месте записок Мотовилова обретена была мною и следующая ВЕЛИКАЯ ДИВЕЕВСКАЯ ТАЙНА:

«Неоднократно, – так пишет Мотовилов, – слышал я из уст великого угодника Божия, старца о. Серафима, что он плотью своею в Сарове лежать не будет. И вот однажды осмелился я спросить его:

– Вот вы, батюшка, все говорить изволите, что плотию вашею вы в Сарове лежать не будете. Так нешто вас Саровские отдадут?

На сие батюшка, приятно улыбнувшись и взглянув на меня, изволил мне ответить так:

– Ах, ваше Боголюбие, ваше Боголюбие, как вы! Уж на что царь Петр-то был царь из царей, а пожелал мощи св. благоверного князя Александра Невского перенести из Владимимра в Петербург, а святые мощи того не похотели.

– Как не похотели? – осмелился я возразить великому старцу. – Как не похотели, когда они в Петербурге в Александро-Невской Лавре почивают?

– В Александро-Невской Лавре, говорите вы? Как же это так? Во Владимире они почивали при вскрытии, а в Лавре под спудом – почему же так? А потому, – сказал батюшка, – что их там нет. – И много распространившись по сему поводу своими Богоглаголивыми устами, батюшка Серафим поведал мне следующее:

– Мне, ваше Боголюбие, убогому Серафиму, от Господа Бога положено жить гораздо более ста лет. Но так как к тому времени архиереи так онечестивятся, что нечестием своим превзойдут архиереев греческих во времена Феодосия Юнейшего, так что главнейшему догмату веры Христовой и веровать уже не будут, то Господу Богу благоугодно взять меня, убогого Серафима, до времени от сея привременной жизни и посему воскресить, и воскресение мое будет, аки воскресение седми отроков в пещере Охлонской во дни Феодосия Юнейшего.

«Открыв мне, – пишет далее Мотовилов, – сию великую и страшную тайну, великий старец поведал мне, что, по воскресении своем, он из Сарова перейдет в Дивеев и там откроет проповедь всемирного покаяния. На проповедь же ту, паче же на чудо воскресения соберется народу великое множество со всех концов земли, Дивеев станет Лаврой, Вертьяново – городом, а Арзамас – губернией. И, проповедуя в Дивееве покаяние, батюшка Серафим откроет в нем четверо мощей и, по открытии их, сам между ними ляжет. И тогда вскоре настанет и конец всему».

Такова великая Дивеевская благочестия тайна, открытая мною в собственноручных записях симбирского совестного судьи Николая Александровича Мотовилова, сотаинника великого прозорливца, чина пророческого – преподобного и богоносного отца нашего Серафима Саровского и всея России Чудотворца.

В дополнение же к тайне этой, вот что я слышал из уст 84-летней дивеевской игумении Марии. Был я у нее в начале августа 1903 года, вслед за прославлением прп. Серафима и отъездом из Дивеева царской семьи. Поздравляю с оправданием великой ее веры (матушка, построив Дивеевский собор, с 1880 года не освящала его левого придела, веруя, согласно дивеевским преданиям, что доживет до прославления Серафима и освятит придел в святое его имя); поздравляю ее, а она мне говорит:

– Да, мой батюшка, Сергей Александрович, велие это чудо. Но вот будет чудо так чудо. Это когда крестный-то ход, что теперь шел из Дивеева в Саров, пойдет из Сарова в Дивеев, а народу-то, как говаривал наш угодничек-то Божий прп. Серафим, что колосьев будет в поле. Вот то-то будет чудо-чудное, диво-дивное.

– Как это понимать, матушка? – спросил я, на ту пору совершенно забыв тогда уже мне известную великую Дивеевскую тайну о воскресении преподобного.

– А это – кто доживет, тот увидит, – ответила мне игумения Мария, пристально на меня взглянув и улыбнувшись.

Это было мое последнее на земле свидание с великой носительницей дивеевских преданий, той 12-ой начальницей, «Ушаковой родом», на которой, по предсказанию прп. Серафима, и устроился с лишним 30 лет после его кончины Дивеевский монастырь, будущая женская Лавра.

Через год после этого свидания игумения Мария скончалась о Господе.

Предсказание преподобного Серафима о возрождении России

(Запись графини Натальи Владимировны Урусовой)

«Я знаю о пророчестве прп. Серафима о падении и восстановлении России; я лично это знаю. Когда в начале 1918 года горел Ярославль и я бежала с детьми в Сергиев Посад, то там познакомилась с графом Олсуфьевым, еще сравнительно молодым. Он для спасения каких-то документов, должных быть уничтоженными дьявольской силой большевизма, сумел устроиться при библиотеке Троице-Сергиевой Академии. Вскоре он был расстрелян. Он принес мне однажды для прочтения письмо со словами: «Это я храню как зеницу ока». Письмо, пожелтелое от времени, с сильно полинявшими чернилами, было написано собственноручно св. прп. Серафимом Саровским – Мотовилову. В письме было предсказание о тех ужасах и бедствиях, которые постигнут Россию, и помню только, что было в нем сказано и о помиловании и спасении России. Года я не могу вспомнить, так как прошло 28 лет, и память мне может изменить, да и каюсь, что не прочла с должным вниманием, так как год указывался отдаленно, а спасения хотелось и избавления немедленно, еще с самого начала революции, и думается, что это был 1947 г., во всяком случае, в последних годах XX столетия. Простить себе не могу, что не списала копию с письма, но голова была так занята и мозги так уставали в поисках насущных потребностей для детей, что этим только успокаиваю и оправдываю свою недальновидность… Письмо помню хорошо».

Торжество 19 июля 1903 года

29 января 1903 года Святейший Синод Российской Православной Церкви вынес свое решение: «Благоговейного старца Серафима, почивающего в Саровской пустыни, признать в лике святых, благодатию Божией прославленных, а всечестные останки его – святыми мощами». Этим, собственно, актом и начинаются дни подготовительные к торжеству открытия мощей, совершить которое было поручено митрополиту Петербургскому Антонию, с сонмом особо назначенного духовенства.

Митрополит Петербургский Антоний прибыл в Саров к 3-му июля, и в этот день гроб с останками прп. Серафима был перенесен с места его упокоения в больничную церковь прпп. Зосимы и Савватия, в алтаре которой и предположено было совершить омовение честных мощей о. Серафима. Надо заметить, что это перенесение не ускользнуло от взора скопившихся уже в Сарове богомольцев и произвело на всех глубокое впечатление. Гроб был установлен посредине храма. Митрополит Антоний, по неотступной просьбе усердствующих паломников, благословил допускать на некоторое время народ ко гробу преподобного. Затем гроб был внесен через северные двери в алтарь, и здесь было совершено омовение и переложение мощей в новый кипарисовый гроб. Участие в омовении принимали: архимандрит Серафим (Чичагов), ключарь Тамбовского кафедрального собора священник Т. Поспелов, иеромонах Саровский, благочинный монастыря, под личным руководством митрополита Антония и в присутствии князя Ширинского-Шихматова и князя М. С. Путятина.

Присутствовавшие при открытии крышки гроба свидетельствуют, что честные мощи преподобного были завернуты в момент погребения в монашескую мантию, а на голове его возложен был войлочный куколь. Отец Серафим лежал в гробу на дубовых стружках, отчего все содержимое в гробу, ввиду дубильных свойств, и самые честные мощи, и седые волосы на голове, бороде и усах, и все одеяние преподобного: белье, холщовый подрясник, мантия, епитрахиль и куколь, – все окрасилось в один цвет, напоминающий корку черного ржаного хлеба…

Известно также, что с самого начала омовения честных мощей в алтаре стало распространяться ясно ощутимое всеми присутствующими благоухание, запах цветов гвоздики и свежего липового меда.

Июльский день был ясный, солнечный, жаркий, и церковные окна были открыты настежь. Думалось, что где-нибудь поблизости косят траву и этот аромат производится скошенными цветами и свежим сеном. А владыка-митрополит, проходя по церкви, обратился к присутствующим даже с такими словами: «Братие, а какое же это у вас мыло, что-то уж очень душистое?» Но оказалось, мыло было то самое, которое привез для целей омовения ключарь Тамбовского собора и то самое, которое в России называлось «грецким» и употреблялось для омовения престолов при освящении храмов. Тогда владыка-митрополит осенил себя крестным знамением и всем присутствующим стало ясно, какое благоухание разливалось по церкви.

После переложения святых мощей прп. Серафима в новую гробницу митрополит Антоний на некоторое время отбыл из Сарова. За время его отсутствия заканчивались все строительные и разные другие работы. Для богомольцев были выстроены вне стен обители целые корпуса и лавки для продажи съестных припасов.

Чрезвычайно пеструю и живописную картину представляли все эти богомольцы, пришедшие насладиться духовным торжеством. Здесь собрались представители всей нашей матушки России. А какое множество людей собралось сюда в надежде на благодатную помощь и исцеление. Пишущий эти строки не раз видел случаи чудесного исцеления по молитвам к о. Серафиму.

Саров в эти дни жил напряженною жизнью. Всюду крестные ходы, ежедневные богослужения, непрерывные панихиды, молебны, люди говели, исповедовались, приобщались. А 17-го июля распространилось известие о скором прибытии в Саров Государя. Тысячи богомольцев расположились по пути царского следования плотною стеною. Взоры всех устремлены на величественный Саровский лес, откуда прежде всего должны показаться экипажи с августейшими путниками. Около 5-ти часов вечера начался трезвон во все колокола, а через полчаса могучее «ура» многотысячной толпы народа огласило окрестности. Приехал государь и тотчас же проследовал в собор и в церковь прпп. Зосимы и Савватия, чтобы поклониться честным останкам преподобного, а на следующий день он исповедовался и приобщался Святых Тайн.

Торжество прославления началось 18-го июля в 6 часов вечера благовестом в большой колокол, созывающим богомольцев ко всенощному бдению, на котором прп. Серафим впервые стал ублажаться в лике святых.

Владыка-митрополит со славою проследовал в Успенский собор, за ним вскоре вошли туда их императорские величества и встали около правого клироса. Богослужение отправлялось уже по вновь составленной службе прп. Серафиму Саровскому. Начинается лития… Все зажигают свечи, и крестный ход направляется к церкви прпп. Зосимы и Савватия за святыми мощами прп. Серафима. Гроб устанавливается на носилках и поднимается высоко над головами всех. Момент трогательный и незабываемый. Плавно, благоговейно входит крестный ход в Успенский собор… Всенощная продолжается, и при пении Хвалите имя Господне все служащие исходят на середину храма. Подносят государю и митрополиту на особом блюде ключи от крышки гроба. Слышится три мелодичных звонка, крышка гробницы открыта, все преклоняют колена, и неудержимый порыв молитвенного восторга слышится в могучем пении первого величания прп. Серафиму…

Это была всенощная духовного восторга, умиления и ощущения особой милости Божией к людям.

Богомольцы всю ночь подходили потом к гробу, прикладывались ко святым мощам, при этом было несколько случаев исцелений.

На следующий день, 19-го июля, поздняя литургия началась в Успенском соборе, в 8 часов утра. На малом входе, при пении: Приидите, поклонимся архимандриты подняли гроб со средины храма, обнесли его вокруг святого престола, а затем положили в уготованную раку. Когда же кончилась литургия, из собора последовал крестный ход. Гроб со святыми мощами несли государь император и их высочества. Народ так же, как и накануне, живою стеною стоявший по пути крестного хода, был охвачен сильным религиозным воодушевлением. Плач и рыдания раздавались повсюду… Саров в своем молитвенном торжестве наслаждался во всей полноте и принимал Духа Радости, Духа Страха Божия…

В этот же день вся Россия, весь русский народ, молитвенно был в Сарове, волны горячей молитвы верующих людей насытили Саровскую пустынь, Саровские леса благодатным утешением и радостию, которые составляли при жизни и после смерти о. Серафима самое существо его подвига. Прошло 35 лет. Много горя и лишений вынес на своем пути русский народ, но заветы о. Серафима освещают эти скорбные пути верующего человека, не дают ему пасть. Недаром к стенам св. Саровской обители приходят там, в России, и сейчас верующие люди, плачут там и получают утешение, недаром и здесь, в изгнании сущие, ублажают его святую память.

Протоирей Д. Троицкий.

(К 35-летию открытия мощей прп. Серафима Саровского. Париж, 1938 г.)