Текст книги "Игрожур. Великий русский роман про игры"

Эльфийский метод автостопа

Эльфийки оказались крупными тётками позднестуденческого возраста – после потрясений последних дней Гной уже не слишком ожидал увидеть полногрудых воительниц, одетых в три листика на каждую, но всё равно неприятно удивился. Танадриэль и Галадриэль отодвинули суетящегося Игорька и по-хозяйски прошли в комнату – прямо в уличных говнодавах, оставляя за собой цепочку грязных следов. Юрик впервые за всё это время с внезапной теплотой вспомнил маму и загрустил. Поймав Игорька за рукав, он шёпотом спросил:

– Игорёк, а чего-то они какие-то… Точно эльфийки?

Тот непонятно буркнул:

– Ты, это, скажи спасибо, что гномихи не пришли.

Гной промолчал, шокированный пронёсшимися перед его мысленным взором картинами.

Танадриэль гостила у настоящего геймера явно не впервые: она не глядя смахнула с дивана огрызки газеты «Московский комсомолец», тяжко опустилась на их место и начала скручивать пробку с бутылки «Амаретто», стоявшей на заменяющей праздничный стол табуретке. Игорёк попытался было что-то возразить (мол, «на десерт»), но эльфийка гоготнула:

– Не ссы, Боря, десерт натурой получишь!

Гной, давший было себе слово не лезть в разговор до выяснения ситуации, не удержался:

– Боря?..

Личность Игоря Шварцнеггера играла всё новыми неожиданными гранями.

– Я, это, Боромир, – буркнул журналист. Юрик решил в подробности пока не вдаваться.

Вечеринка тем временем набирала обороты. Боромир с Танадриэлью обсуждали каких-то неведомых общих знакомых, называя их «толчками» (с симпатией) и «кастрюльниками» (презрительно); в беседе часто всплывал некий «профессор», про которого говорили с уважением и придыханием – Гной удивился, что у эльфиек за их эльфийскими занятиями ещё остается время на учёбу (про Игорька таких иллюзий у него уже не осталось). «Амаретто» быстро закончился, ему на смену пришли две мутно-зелёные бутылки «плодово-ягодного вина «Извар». Гной, так толком и не пришедший в себя после редакционной пирушки, постановил себе с алкоголем временно завязать, но всё равно налил себе полстакана во избежание ненужных расспросов и издёвок бессердечного Игорька – так вот, судя по запаху, «Извар» был редкостной дрянью.

В других обстоятельствах Юрик бы давно уже отключился от негостеприимной реальности и перенёсся в сверкающую вселенную звёздного богатыря, но сейчас мешала одна тонкость. Галадриэль, вторая эльфийка, явно тяготилась происходящим, тоже не налегала на «Извар» и в полумраке геймерской норы казалась даже симпатичной. Не на уровне Алины Петрозаводской, прикидывал в уме Гной, но и не Бура, конечно, а так… Словосочетание «крепкий середнячок» неожиданно засветилось перед его мысленным взором.

– Это, аллё! Слышь!

Гной снова включился: Игорёк-Боромир настойчиво щёлкал перед его лицом пальцами.

– Дамы желают познакомиться!

Гной с надеждой покосился на Галадриэль, но та по-прежнему скучно смотрела куда-то в угол. Зато Танадриэль, к явному неудовольствию своего кавалера, бросала на богатыря призывные взгляды и даже кокетливо поддёрнула юбку, приоткрыв говнодавы и несколько сантиметров голеней – покрытых, как выяснилось, густыми рыжеватыми волосами. Гной сглотнул. Эльфийка сделала поощрительный жест бровями и глубоко затянулась сигаретой L&M.

– Я Гн… Юра, – услышал он свой голос.

– Танюха! – провозгласила Танадриэль. – А это…

– Галюха? – вежливо спросил игровой журналист.

– Вообще-то, Ольга, – хмуро ответила Галадриэль, по-прежнему глядя в сторону.

Гной понял, что его шансы на сколько-нибудь нестыдное завершение вечера только что окончательно улетучились, и от души глотнул «Извара». Портвейн (а это оказался именно он) оказался на вкус ещё хуже, чем можно было предположить по запаху; Гной подавился, закашлялся и с ужасом понял, что напиток вот-вот вырвется из него наружу – как сказал бы по этому поводу Фельдмаршал, налицо была тревожная тенденция. Гной выпучил глаза, надул щёки и вскочил. По крайней мере, в одном он сегодня преуспел: Ольга-Галадриэль впервые обратила на него внимание. Вскинулся и Игорёк.

– Это, Гной, ты чо?!

Юрик сделал успокаивающий жест и приставным шагом бросился в туалет, зажимая рот руками. Вслед ему нёсся конский хохот толкиенистов.

…Гной грустно блевал и думал, как стремительно и непостижимо изменилась его жизнь за какую-то жалкую неделю. Его не покидало ощущение, что достаточно посильнее ущипнуть себя за ляжку – и вокруг снова сгустится привычный класс, привычная Дина Зуфаровна, макароны-бантики… Тут журналиста скрутил новый спазм. А впрочем, продолжали своё течение Юриковы мысли, он УЖЕ победил, уже вырвался из беспросветного индустриального ада Западносибирска к профессиональным вершинам – и пусть дорога к ним оказалась чуть более кривой и засранной, чем представлялось сначала, но о такой траектории взлёта не могли мечтать ни каратист Костик Ким, ни изменщица Алина, ни уж тем более злобный уродец Лёша Корявый и его друзья-«академики»! Он с удовольствием придумал для Корявого безрадостное будущее: тупая жирная жена, беспросветная работа на каком-нибудь заводе, алкоголизм и скорая смерть – причём обязательно в канаве!..

Как выяснилось, снаружи туалета прошло заметно больше времени, чем внутри. В зале (Гной по инерции мысленно называл единственную комнату Игорьковой квартиры залом) больше не горел свет, зато оттуда доносились животные звуки; дверь на входе туда предполагалась, но давно была снята с петель и унесена неизвестно куда. Заглядывать на звук Гной не рискнул, поплёлся вместо этого на кухню попить воды.

Темень в квартире стояла непроглядная: все окна, как ещё вчера заметил Юрик, были зачем-то заклеены старой пожелтевшей бумагой. На кухне, впрочем, горела точка сигареты. Гной замер на пороге. Галадриэль, чуть подсвеченная тлеющим табаком, молча подняла на него глаза. Как вести себя в таких ситуациях, Юрик не знал, поэтому мотнул головой в сторону зала и задал риторический вопрос.

– А там… Чего такое?

Ольга-Галадриэль ответила неожиданно, но предельно чётко:

– Забудь, говнюк.

Гной молча сел на табуретку, взвизгнул и вскочил обратно – между сиденьем и его задом неожиданно обнаружилось что-то скользкое и неприятное. Юрик в ужасе ощупал и то и другое (мысль включить свет за всё это время ни разу не пришла ему в голову), ничего не понял, обнюхал пальцы и безотчётно их лизнул. Ольга издала сдавленный звук и шёпотом выругалась, но журналист немного успокоился: кто-то всего лишь забыл на табуретке полупустую пачку подтаявшего сливочного масла.

Звуки за стеной прекратились.

В кухню кто-то уверенно протиснулся; по запаху и характерным причмокиваниям Гной сразу определил хозяина квартиры.

– Ну вы это, чо тут? Кончили? – спросил знакомый голос.

Гной не успел ничего ответить – Игорёк щёлкнул выключателем, и перед журналистом предстало самое ужасное зрелище в его жизни. Абсолютно голый, не считая надетого на член дырявого носка, Игорёк дьявольски улыбался. Всё его тело было покрыто крупными волосатыми родинками, из подмышек торчали чёрные спутанные космы. Позади него, во мраке коридора, словно бы колыхалось глубоководное чудовище – Танадриэль выходила из зала, на ходу натягивая лифчик. Гной сглотнул, вскочил и выключил свет, но образы впечатались в его зрительную память – и, кажется, теперь уже навсегда.

– Да ладно, ты это, не стесняйся, – хохотнул геймер. – Дело житейское, как говорил товарищ Сталин!

Удивительнее всего в этой непростой ситуации вела себя Ольга. В её вселенной Игорька словно бы не существовало (Гной даже мимолётно в этом смысле ей позавидовал): за весь вечер она ни разу не посмотрела на него прямо, не обратилась к нему и не ответила ни на один его вопрос; её эльфийский разум словно бы соорудил магический кокон, в котором не было места подобному исчадию Мордора. Вот и сейчас, после мимолётного ужасного видения, Галадриэль спокойно встала, аккуратно обошла невидимого во мраке Игорька и обратилась к черноте коридора.

– Танюх, давай быстрей там, метро через полчаса закрывается, а на бомбилах из этой жопы не уедешь.

Чернота ответила утробным смехом демона сладострастия:

– За отсос откуда угодно уедем!

Гной поморщился и начал нервно счищать с задницы остатки масла. Игорёк милосердно скрылся, стало можно включить свет, эльфийки начали собираться. Юрик покосился на тлеющий в стакане окурок и принял уже не первое (да и, в общем, далеко не последнее) опрометчивое решение в своей жизни – украдкой затянулся.

На истерический кашель и подвывания звёздного богатыря в кухню заглянул Игорёк, уже одетый. Он оценил ситуацию, понимающе подмигнул обоими глазами и конспиративным тоном сказал:

– Ты это, нормально! Как чпокнешься, сига – это самое оно! Кузяво!

Гной протестующе захрюкал и замахал руками, но собеседник продолжил:

– Олька, она, это, бывшая моя. В лесу бухие поролись как-то после Изенгардской битвы. Нормально, это, исполняет!

Последовало гнусное движение тазом.

– Так что мы с тобой, это, теперь почти родственники!

Юрик ретроспективно понял, что сигарета была не такой уж плохой идеей – слёзы злобы и разочарования, катившиеся по его щекам, смешались со слезами от раздиравшего горло кислого дыма.

Эльфийки ушли, причём с Гноем не попрощался никто, зато Танадриэль долго и шумно тискала Боромира под равнодушным взглядом Галадриэли. Когда дверь за гостьями закрылась, Игорёк внезапно снова принял свой обычный суетливо-сосредоточенный вид. Он рыгнул, хлопнул в ладоши и пнул табуретку под Юриком.

– Давай, это, отдохнули и хватит, работать пора!

Гной вскинул брови. Час был поздний, метро уже явно закрылось (ему зачем-то вспомнился эльфийский метод автостопа), сам он так измучился, что хотел только рухнуть на диван и уснуть. Но не тут-то было. Жизнь игрового журналиста, как становилось понятно, по-настоящему начиналась только после полуночи. Игорёк хищно выдрал из стены шнур телефона, воткнул туда модем и дёрнул мышью. Экран выпуклого монитора осветился.

– Так, это, вареза щас поставлю, изошки там, порнушку… Порево, знаешь, как на Митьке берут, у-у-у… Инет ночью шаровой…

Гной по-прежнему не понимал половины слов, изрыгаемых новым соседом, но сам звук речи столичного игрового журналиста успокаивал, настраивал на позитивный лад.

– Опа, это, Поплавский намылил, ну-ка зырь!

Юрик хотел было спросить, что и кому намылил предводитель «Мании страны навигаторов», но Игорёк нетерпеливо притянул его к монитору и показал электронное письмо. Гной сощурился, пытаясь прочитать сообщение с неудобного ракурса, но необходимости в этом не было: геймер уже озвучивал послание редактора.

– Так, это, пропускаем, херня, херня, опечатки, херня, невовремя сданные статьи, говно, о! Смотри, про тебя… Так, это… «Мудаку этому, который новенький»… Это ты, гы-гы… «Выдай на своё усмотрение, дедлайн – послезавтра утро».

Красивое слово «дедлайн» закрутилось в голове Гноя, отбрасывая на внутренние стенки черепа разноцветные отблески. Всё было не зря. Наконец-то! Геймер тем временем продолжал бубнить:

– «Совсем говно сделает – пусть на хер идёт»… Ну, это у нас быстро… Бегом марш!

Игорёк покосился на соседа и прищурился.

– Это, а ещё он, смотри, что пишет.

Юрик вперился в экран.

«Сам там посмотришь, что сделает. Нормально будет – мне отправляй». Подписи с глазами в письме не обнаружилось. Гной понял, что только что попал к Игорьку в зависимость, граничащую с рабством. Игорёк, судя по выражению лица, тоже это сообразил.

– Щас это, подумаю, что тебе выдать… Надо, чтобы не накосорезил, а то волки там это…

Ударение в слове «волки» он почему-то сделал на последний слог. Гной хотел было что-то спросить про таинственных волков, но вместо этого подпрыгнул на месте: настойчиво затрезвонил дверной звонок. Игорёк передёрнулся.

– Пойди там это, открой. Танька забыла что-то, по ходу.

Юрик вздохнул и поплёлся в прихожую возиться с замками. Снова видеть похабных эльфиек не было никакой возможности. Стало, впрочем, окончательно ясно, что он втянут в гнусную Игорьковую орбиту всерьёз и надолго, и звёздному богатырю нужно будет приложить все недюжинные усилия, чтобы…

На пороге стояли два пузатых милиционера в полной выкладке, и вид их не предвещал ничего хорошего.

Над законом

Гной замер и молча уставился на ночных гостей. Те, в свою очередь, без особого интереса его разглядывали. Милиционеры были странно похожи, словно бы собраны на конвейере сломанным роботом – по одному чертежу, но из разных деталей: два шарообразных живота, две пары красных щёк, четыре крохотных глаза, спрятанных в жировых складках, обрамлённых, в свою очередь, серыми ушанками. От новых гостей пахло холодом, улицей и едой. У того, что слева, были усы-скобки; Гной мысленно называл такие «белорусами» в честь ансамбля «Песняры» – которого он, впрочем, в сознательном возрасте ни разу не слышал. Усатый первым и прервал молчание:

– Нарушаем, уважаемый?

Гной вопросительно вякнул. Включился второй милиционер – схема таких бесед явно была у них отточена годами практики.

– Соседи жалуются, шум, крики, блядей водите каких-то среди ночи. Документики, будьте так добры!

Разум Юрика не успевал регистрировать происходящее. Он зацепился за слово «соседи» и выглянул на зловонную лестничную площадку: выглядела она как покинутые даже супермутантами радиоактивные руины из игры Fallout 2; трудно было представить, что здесь вообще есть разумная жизнь, не говоря уже о недовольных шумом соседях. Милиционеры тем временем начали проявлять нетерпение.

– Ты что, блядь, глухонемой, что ли?

Усатый наклонился к Юрикову лицу, дохнул борщом и по слогам прокричал:

– ДО! КУ! МЕН! ТЫ! ПРЕ! ДЪЯ! ВИ!

Ах да, документы. По-настоящему Гной вспомнил об их отсутствии в первый раз с момента, когда жилистые мужчины из поезда украли его чемодан – и более неподходящего момента для этого трудно было придумать. Гной некстати вспомнил фразу из «Смертельного оружия» – про «всё, что вы скажете, будет использовано против вас в суде» – и проглотил язык. Усатый тем временем начинал уже не на шутку беситься.

На милицейские крики из зала пришёл Игорёк и повел себя самым неожиданным образом. Вместо естественного в таких обстоятельствах испуга и волнения он тонко захихикал и замахал руками.

– Это, дядь Вить, привет! Ты на него не смотри, он ебанько!

Юрик был в корне не согласен с такой оценкой, но против воли ощутил к геймеру острую благодарность – ситуация понятнее не стала, но, во-первых, он уже начал привыкать к диким фокусам, выкидываемым реальностью, а во-вторых, ему больше вроде бы ничего не угрожало.

Как скоро выяснилось, это был преждевременный вывод.

Крохотные рачьи глазки усатого окончательно спрятались в весёлых складках.

– Племяш, салют! Ты чо бузишь тут?

– Да я это, тут гости, друг с Сибири, дядь Вить…

Усатый отмахнулся от Игорькова бормотания и вдвинулся в квартиру. Убрать Гноя с дороги он даже не попытался: журналист сам увернулся с траектории туши; «сдриснул», как сказали бы уже бывшие одноклассники. Он вообще, кажется, испарился из милицейского измерения – гости синхронно стянули ушанки, обнажив один залысины, а второй довольно буйную для милиционера пегую шевелюру; пристроили на вешалку кители – это было, судя по всему, надолго.

– Жрать чо есть? – осведомился безусый у Игорька; тот замотал головой – эльфийки подчистую спороли их запасы.

Усатый тем временем заглянул в зал и принюхался.

– Гарик, ты блядей, что ли, реально приводил? Я думал, у соседа белочка опять. Тебя ж мать просила, ёб твою мать!

Эта парадоксальная речевая конструкция погрузила притихшего Гноя в лёгкий ступор; Игорёк тем временем путано оправдывался:

– Дядь Вить, это, я ж не водил, мы тут уроки…

– Да я вижу ваши уроки, дебилы, блядь, – дружелюбно заметил милиционер.

Он взял с табуретки пустую на три четверти бутылку «Извара» и допил её одним слоновьим глотком, после чего пнул носком ботинка валявшуюся на полу «Амаретто».

– Бабскую хуйню-то зачем жрёте? – он обратился к своему напарнику специальным начальственным образом: на ты, но по имени-отчеству: – Вот молодежь пошла, да, Вадим Семёныч? Мы такими не были.

Вадим Семёныч сокрушённо вздохнул и покачал вихрастой головой. Гноя не оставляло ощущение, что они отрабатывают давно обкатанный сценарий, где каждая реплика и каждый жест доведены до автоматизма долгими репетициями и последующими гастролями. Больше всего ему сейчас хотелось куда-нибудь исчезнуть, но на улице по такой погоде и в такое время был уже серьёзный шанс замёрзнуть насмерть, а в Игорьковой однушке спрятаться было решительно некуда. Здесь на него снова обратили внимание.

– Слышь, сибиряк, иди чайник хоть поставь.

Это было, кажется, первое не унизительное прозвище, которым Гноя называли с начальной школы. Он приосанился и пошёл было на кухню исполнять просьбу усатого, как тон гостя внезапно изменился:

– Стоять!

Гной замер, а Игорёк что-то взволнованно залопотал: он, судя по всему, неплохо знал, чем оборачиваются такие перепады дядьвитиного тона и настроения. Усатый рявкнул:

– У тебя чем жопа намазана, извращенец? Вадим Семёныч, ну-ка глянь там.

Юрик с досадой вспомнил про масло, на которое он сел впотьмах каких-то сорок минут назад. Казалось, что и эльфийки, и это досадное недоразумение произошли в прошлом году – причём с кем-то другим, а не с Юрием Черепановым по прозвищу Dark Skull.

Вадим Семёныч, бывший явно младшим усатого по званию, с неудовольствием присмотрелся к Юриковым штанам.

– Да хер его знает, товарищ майор, вазелин вроде…

Гной так возмутился этим предположением, что впервые с рокового звонка в дверь подал голос:

– Это масло!.. Сливочное!

Майор среагировал молниеносно – его трубный глас прозвучал так, что вот теперь наверняка проснулись даже те соседи, которых не разбудила вечеринка с эльфийками.

– В сракотан тут поретесь, уроды?! Гарик, матери звоню – в армию, блядь, поедешь!! В Чечню!! Я всегда говорил, что толку не будет с тебя, сучонок!

Вся эта гроза каким-то образом обрушилась на Игорька в обход Гноя – неожиданное ощущение. Но радоваться было рано. Майор переключился:

– Заговорил, великий немой? Документы давай твои посмотрим теперь.

Не успев толком продумать линию поведения (хотя когда он её в последний раз продумывал? Только перед Манёврами в классе), Гной неожиданно для себя огрызнулся:

– Вы не имеете права!

Все замолчали. Юрик понял, что сейчас обделается, и немного успокоился: после такого срама его наверняка оставят в покое. Дядя Витя, однако, кричать в ответ не стал и обратился к нему задушевно и, кажется, немного даже ласково:

– Не имеем, твоя правда! Мы же не оборотни какие, невинных граждан ни за что винтить. А скажи мне, Вадим Семёныч… Он выдержал паузу. Безусый преувеличенно внимательно сверлил глазами начальника. – …Не проходит ли у нас по ориентировкам такой парень? Что-то, я помню, вроде бы видел похожего.

– Как не проходит – проходит, товарищ майор. Педофила из лесопарка никак поймать не можем, а тут вроде все приметы сходятся!

Усатый сладко улыбнулся:

– Ну и отлично. Задерживаем до выяснения, документов у гражданина, судя по всему, не имеется. Посидит в КПЗ, а там и подснежник подходящий найдётся. Обеспечим с тобой, товарищ старший лейтенант, план раскрываемости по отделу!

Он продолжал говорить страшные вещи. Каждое слово, протолкнувшееся из-под усов, словно бы вбивало новый гвоздь в крышку Юрикова гроба. Каждое предложение сулило новый круг ада, по сравнению с которым даже гроб казался не такой уж плохой перспективой. Майор был чёрным колдуном, заклинания которого гвоздили Гноя, лишали сил, выпивали душу – причём явно походя, между делом. Впервые в жизни Юрик по-настоящему понял, что умрёт не когда-нибудь в далёком будущем, которого и вообразить-то себе трудно, а вот совсем уже скоро – может быть, счёт пошёл уже на дни. Осознание конечности собственного существования и присутствия в мире такого кромешного зла, как майор, сплелись в Юриковых мыслях тесным горячим клубком; он понял, что не сможет вынести больше ни секунды, что сейчас рванёт к двери прямо в чём был, проберётся к вокзалу, как-нибудь вернётся в родной дом…

– …а в камеру тебя определим к таким же пидорам, как ты, чтобы не скучно было, – закончил свой страшный рассказ майор и причмокнул губами от удовольствия.

Гной врос в пол, даже бежать уже не было сил. Дядьвитя ломал жизни походя, с наслаждением и не в первый раз. Неожиданно на помощь пришёл Игорёк, всё это время сокращавшийся где-то на периферии зрения.

– Дядь Вить, дядь Вить, я это, вспомнил, это!..

– «Это» да «это» через слово, дебил, блядь, необразованный, – прервал племянника усатый. – По-человечески говори. Что ты там вспомнил?

Вместо ответа Игорёк кинулся к окну и начал с треском отдирать примёрзшую раму. Повеяло могильным холодом. Вадим Семёныч выпучил глаза, рявкнул нечленораздельное и, пыхтя, начал выковыривать кобуру из собственных жировых складок. Майор внезапно развеселился.

– Вади-и-им Семёныч, ну ты что, совсем на службе озверел?.. Отставить! То ж кровиночка моя. Чего там у тебя, мудила грешный? – это уже кровиночке.

Тот выволок из-за подоконника заиндевевшую авоську, из которой извлёк бутылку. Гною, скрючившемуся в углу комнаты, не было видно, что в ней, зато усатый моментально осуществил лазерное наведение на цель.

– Оп-па! Водочка! И ты молчишь, племяш?! – он хохотнул, как Санта Клаус в рекламе: словно бы членораздельно, по слогам произнес «хо-хо-хо».

– Там ещё это, я вспомнил тоже, вареники в, этой, морозилке… С картофаном!

– Живём, а, Вадим Семёныч?! Говорил же, надо племяшку проведать, – тут он посмотрел на Юрика и добавил совсем другим, уже не дедморозовским голосом: – А ты, гражданин задержанный, тут будь и не рыпайся. Щас решим, что с тобой делать.

Менты увлекли Игорька на кухню: варить вареники и мыть стаканы. Гной на подкосившихся коленях сполз по стене и сел прямо на холодный грязный пол. Это, судя по всему, был финиш. От Корявого ушёл, от директрисы ушёл, от уголовников ушёл, а от пузатого весельчака не уйдёшь. Настойчиво лез в голову звёздный богатырь со своими мужественными советами, но Юрик гнал его прочь – соблазн отключиться от злого мира, готового вот-вот переломать его в своих жерновах, был велик, но нужно было срочно как-то выкручиваться. Сказать ужасному Дядьвите правду?.. Гной и сам, наверное, рассмеялся бы в лицо такому рассказчику. Перемешать правду (украденные документы) с полуправдой (ну, скажем, просто приехал к родственникам в Москву и потерялся) – слишком рискованно, врать он никогда особенно не умел, и эти монстры в момент поймают его на противоречиях, от чего будет только хуже.

Появился хозяин квартиры. Игорёк плюхнулся на пол рядом с сокрушённым Юриком и шёпотом забормотал:

– Нормально, Юрец, это… Дядьвитя щас бухнёт, добрый станет. Его мамка просила за мной присматривать… Это ж бабкина квартира, мамка с Дядьвитей её в дурку сдали… А мамка с пихарем своим живет, он меня ёбнуть обещал…

Чтобы сдёрнуть Игорька с его кошмарного генеалогического древа, Гной задал странный вопрос, почему-то не дававший ему покоя в последние несколько минут.

– А чего они, ну, не на службе? В форме ведь.

– Ты чо, Юрец, это, они ж не лохи по такому морозу шароёбиться… Это, тут тепло, побухать можно… Они тут часто зависают, это, прасек притаскивают…

Игорёк заметил вопросительно вскинутые брови Гноя.

– Ну это, проституток. А водяру они же сами и припёрли в прошлый раз, я, это, забыл просто.

Юрик вдруг понял, что за последние несколько минут хозяин ни разу не прибег к геймерскому суржику, и невольно ощутил прилив тепла. Игорёк всё-таки был единственным за последнюю неделю новым знакомым, который не только не замышлял никакой немедленной гадости, но и сразу предложил помощь и участие – в будущем всё могло измениться, но это будущее ещё неизвестно, наступит ли вообще. Словно бы в ответ на его мысли из-за стены донёсся взрыв милицейского гогота и громкий звон сдвигаемых рюмок. Гной вздохнул: он очень устал, но спать было страшно. Дело уже шло к неохотному зимнему утру – это был официально самый длинный день в его жизни. Но Игорёк продолжал мерно нашёптывать инфернальные истории из жизни своей родни, и Гной всё-таки заклевал носом.

…Вошли румяные милиционеры, пышущие водочным жаром и вроде бы действительно повеселевшие. Дядьвитя, с пола казавшийся огромным, как Годзилла, утёр рукавом лоснящиеся губы и шутейно погрозил родственнику пальцем:

– Сметанки, племяш, купи в следующий раз! А то варенички без сметанки как-то не то, не то…

Уменьшительно-ласкательные суффиксы, вдруг в огромном количестве прорезавшиеся в речи майора, вселили в Гноя робкую надежду на лучшее.

– Даже маслица почти нет, нашли огрызок, как из жопы вынутый.

Вадим Семёныч, и так-то немногословный, а от водки вообще онемевший, внезапно остро глянул на Юрика, хотел что-то сказать, но осёкся: от издевательств над беззащитными жертвами он явно получал куда меньше удовольствия, чем товарищ майор.

– Чего на полу сидите, лишенцы? Придатки застудите. Давайте спать, завтра в школу, га-га-га!

Собственная шутка так понравилась Дядьвите, что он повторил её в слегка модицифированном варианте и противоположной по смыслу:

– Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно!

Игорёк вежливо хихикнул, Гной тоже выдавил улыбку – казалось, страшный майор забыл о своих недавних угрозах и скоро уйдет из его, Юриковой, жизни насовсем. Но не тут-то было.

– А тебя, сибирячок, придётся оштрафовать за отсутствие регистрации!

Гной суетливо вскочил.

– Украли деньги… В поезде ограбили… Я заплачу… Квитанцию надо…

– Укра-а-али? – приподнял белёсые брови Дядьвитя, в котором снова забулькал милицейский кураж. – Какие негодяи! Надо заявление написать, доблестная милиция расследует!

Майор рыгнул варениками. Юрик протестующе замотал головой:

– Не надо… Не хочу заявление…

– Тогда пиши заявление об отказе о возбуждении дела! – вдруг рявкнул Вадим Семёныч.

– Погодь, товарищ лейтенант, погодь, – снова началось представление. – Ты чего так на гражданина насел? Денег нет – лучший друг всегда выручит, правда, племяш?

Игорёк отшатнулся и что-то было залопотал, но по красным огонькам, заплясавшим в милицейских глазах, моментально всё понял. Он сложно, в три приёма вздохнул и полез в недра дивана – там, оказывается, пряталась геймерская заначка.

– Давай там покопайся, блядь, ещё, – подогнал его Дядьвитя, после чего Игорёк резко выудил тощую пачку купюр и начал что-то отсчитывать. Ритуал этот тоже выглядел отработанным, потому что майор молча выдернул из геймерских пальцев все деньги и не глядя засунул куда-то в жирные подпиджачные недра. Племянник заискивающе улыбнулся.

– Дядьвить, это, мамке привет…

Майор хмыкнул.

– Бывай здоров, племяш, не безобразничай. А ты, сибирячок, не балуйся. А то у нас, знаешь, с планом раскрываемости-то не очень, не очень.

Не прощаясь и не сказав больше ни слова, милиционеры натянули форменные зипуны и скрылись в чёрном провале подъезда. Гной убедился, что за ними защёлкнулся замок, и выскочил в прихожую.

– Игорёк, спасибо!.. Я верну, заплачу!..

Тот смотрел на Юрика, неопределённо улыбаясь и теребя жидкий ус. Ситуация к этому не располагала, но Гной тут же постановил себе как можно скорее отпустить усы – без них игровой журналист, очевидно, не мог в полной мере считаться таковым. Наконец Игорёк заговорил:

– Ты это, вернёшь, конечно. Куда ты денешься. Иди, это, спать, а то дедлайн скоро.

Гной, конечно, не мог знать, что деньги у племянника Дядьвитя забрал бы в любом случае – просто тут подвернулся момент заодно и покуражиться. Не знал он и геймерских хитростей: Игорёк, как в квесте студии LucasArts, разложил по квартире несколько заначек как раз на такие случаи. И даже сам Игорёк не знал, что майора давно уже было не провести такими детскими фокусами – даже ни разу в жизни не играв в Full Throttle, Дядьвитя шутя разгадывал подобные паззлы по несколько штук в неделю. Про майора вообще лучше было знать поменьше – засыпая, Гной думал, что Дядьвитя наверняка был оболочкой, пустой куклой простоватого деревенского дядьки, внутри которой вились щупальца вековечного древнего зла. Даже не так – Зла…

Гной провалился в сон. Если бы он устал чуть меньше или выпил чуть больше, если бы он просто открыл вдруг глаза, то, во-первых, вся его дальнейшая жизнь сложилась бы иначе, а во-вторых, он наверняка заверещал бы от страха и обмочился. Когда он уснул и ровно засопел, из мрака коридора появился Игорёк, который остановился у изголовья дивана и уставился на спящего Гноя в упор. Геймер чему-то улыбался и шептал себе под нос, безотчётно мотая на палец волос из родинки.